Постепенно разум вернулся к нему, дыхание упорядочилось. Он приподнялся на локте и вгляделся в колдовские голубые глаза. Это совершенное создание только что было в его объятиях? Но тепло, в которое он все еще был укутан, ее тело, пылающее под его взглядом!.. Нет, это не мираж и не бред больного мозга. Он увидел, что она улыбается и в глазах ее сияет восхищение. Она просто лучилась. Какое-то время он не осмеливался нарушить тишину.

– Мне кажется, что я умер и родился заново, – произнес он наконец. – Ты подарила мне величайшее сокровище, любимая. Спасибо тебе.

Он хотел лечь рядом, но она не отпустила.

– Еще рано, – прошептала она. – Пожалуйста, останься.

Он долго смотрел в ее глаза, затем рассмеялся.

– Тебе понравилось, счастье мое? – спросил Кейн. И неожиданно почувствовал, что снова возбудился. Надо же! Ведь они только что пережили нечто сказочное!

– Я побывала в раю. А мне говорили, что это нечто такое, что женщинам приходится терпеть!

Она мягко рассмеялась над глупостью подобного заявления и просунула руку между их телами.

– Ты снова полностью во мне! – изумилась и восхитилась она одновременно.

– Утром тебе будет больно. Не стоит нам сегодня повторять это.

– И ты смог бы уйти?

– Боже, ни за что! – Он резко вонзился в нее.

– Я очень надеюсь, что… утром… у тебя… вот тут вот… появятся… огромные… синяки! – шептала она в ритм его толчкам и щипала его.

Ее голубые глаза смеялись. Лицо раскраснелось и покрылось испариной, но на губах сияла счастливая улыбка.

Его движения убыстрились. Губы мучили и доставляли неизъяснимое удовольствие ее соскам. И она почувствовала бесконечную, ничем не стесненную свободу и возжелала заставить его ощутить такие же всепоглощающие желание и любовь, какие испытывала она сама. Она помогала ему все глубже вонзаться в себя, словно хотела навечно удержать в себе, приковать его цепями тепла.

И вот ее тело вновь рассыпалось на тысячи маленьких фрагментов. И пока ее сотрясали сладостные конвульсии, он замер, чувствуя, как волны экстаза омывают ее. Она вскрикнула от накатившего блаженства, которое превзошло даже то, что они пережили совсем недавно. Наконец он, не сдерживаясь больше, пролился в нее горячей струей жизни. И в эту самую последнюю секунду он пережил такое неистовое блаженство, покорил такую вершину страсти, которая поразила даже много чего повидавшего Кейна.

Его теплое дыхание согрело ее щеку. И он потрясенно прошептал ей на ухо:

– Ты лучше, гораздо лучше всего того, о чем мне мечталось. Такое чувство, словно после долгих скитаний я наконец-то вернулся домой.

Он медленно соскользнул с нее. И тут же положил голову к ней на грудь.

Любовь переполняла сердце Ванессы. Теперь, когда она узнала, какое это счастье, она навсегда прогонит голодное выражение из его глаз.

– Я не слишком тяжел для тебя?

– Я бы хотела оставить тебя здесь навсегда.

– Но я уже почти сплю.

– Отдыхай, любимый. Я обниму тебя.

Она потянулась за одеялом и укрыла их обоих. Она все еще не могла привыкнуть к теплу распростертого на ней тела. Одеяло как бы отгородило их от всего остального мира, закутало в собственный кокон. Никогда еще Ванесса не ощущала себя в такой безопасности! И она теперь точно знала: никому и ничему не отнять у нее Кейна!

Ванесса открыла глаза и увидела Кейна, с бесконечной нежностью смотревшего на нее. Его пальцы запутались в огненных локонах, разметавшихся по подушке. Он потянулся и убрал пару прядок с ее лба.

– Доброе утро, любимая. – Кейн приподнял руку, приглашая ее поудобнее устроиться в его объятии. Она тут же воспользовалась приглашением и прислонила голову к его плечу.

– Мне должно быть стыдно. Моя щетина исцарапала твою нежную кожу.

Он поцеловал ее в макушку, а его ладонь, проникшая под одеяло, уютно устроилась на ее гладком животе.

– Тебе больно?

– Не знаю. Я же еще и пальцем не успела пошевелить.

Она натянула одеяло повыше на грудь.

– К чему цеплять замок на дверь сарая, когда лошадь уже угнали, милая? – засмеялся он.

– Ты, как всегда, прав. – Она сдвинула одеяло до талии и усмехнулась.

– Ах ты, нахалка! – нежно упрекнул ее Кейн. – Мы могли бы съездить навестить священника уже сегодня, дорогая. Незачем ждать до воскресенья.

– Но и спешка нам ни к чему. От того, что мы совершим обряд, ты не станешь моим мужем больше, чем уже есть. Мы поженимся в воскресенье. Тетя Элли ждет этого дня с нетерпением.

– А ты?

Она повернула голову и коснулась губами теплой кожи на его груди.

– Я буду с нетерпением ждать каждой ночи.

– Я так надеялся, что ты скажешь именно это. Спасибо за то, что сделала меня счастливее, чем это возможно.

– Спасибо тебе… за то, что благодаря тебе я узнала: соединение с любимым – самый драгоценный дар Господа.

– Я принес с кухни теплой воды, чтобы ты ополоснулась. Не торопись, еще пройдет много времени, пока все проснутся.

– Сначала поцелуй меня. И чтобы это заняло у тебя не меньше десяти минут.

Часы летели, как во сне. Атмосфера счастья светлой пеленой накрыла всех обитателей дома. Клей отправился на охоту. Джеб и Джон расчищали заросли возле дома, используя срубленные ветки для ремонта изгороди. Элли составила сразу несколько списков: того, что необходимо сделать в первую очередь, того, что нужно купить, и, наконец, что надо не забыть сделать в самый последний момент. Она поручила Генри и Мэри Бэн распаковать красивую посуду, привезенную ими из Спрингфилда, а затем заставила их снять тяжелые бархатные портьеры в гостиной и вывесить их на улице, чтобы проветрить.

Прежде чем покинуть кухню после завтрака, Джон подал Элли знак выйти вместе с ним. Он вложил ей в ладонь несколько золотых монет.

– Когда поедете в город, то купите, пожалуйста, Мэри Бэн туфли и все остальные финтифлюшки. Этого хватит?

– Этого более чем достаточно. Одной монеты хватит с лихвой, еще и останется на отделку для платья.

Элли вернула ему все монеты, кроме одной десятидолларовой.

– Джон, я не знаю, как вы относитесь к Генри, но хотела бы заверить вас, что он всегда будет нежен и ласков с Мэри Бэн. Он, конечно, не самый смышленый зять, тут уж ничего не поделаешь, зато в нем нет ни грамма злобы или подлости.

– Я в этом никогда и не сомневался, мэм. Моя малышка настолько битая жизнью, что сама в состоянии разобраться, что к чему. Просто жуть, какой она всегда была одинокой. Судя по ее редким высказываниям, ее ма под конец совсем свихнулась от горя. Сами понимаете, что Генри значит для нее. И, по-моему, они будут дополнять друг друга так, как и нужно для жизни.

– А для вас у нас всегда открыты двери. Хочу, чтобы вы знали: мы очень надеемся, что вы пробудете с нами как можно дольше.

Джон снял с головы шляпу и застенчиво почесал затылок.

– Спасибо на добром слове, мэм. Я вообще-то очень рассчитывал на такое приглашение. Потому что решил остаться здесь.

Он снова нахлобучил шляпу.

– И мне вот что еще пришло в голову. Займусь-ка я сразу же моим старым фургоном. Вычищу его как следует и подправлю кое-что, чтобы вам, леди, не стыдно было отправиться в нем в город. Я и сам подумываю поехать с вами и купить новый костюм к свадьбе Мэри Бэн.

На крыльцо вышел Кейн.

– Только не ходи внутрь, Джон, иначе женщины тут же впрягут тебя в работу. Нам лучше сегодня не попадаться им на глаза, иначе нас просто затопчут и не заметят. Там все кипит и бурлит. Ванесса пыталась заставить меня прогладить ленточки к ее шляпке. Тут-то я и вспомнил, что у меня уйма дел. Например, надо размять ноги.

– Только не разминайте их чересчур долго или далеко, – предупредила Элли и пошла в дом.

Навстречу выскочил Генри.

– Не убегай, сынуля, ты мне нужен, чтобы принести с чердака один из матрасов.

– Мне некогда, ма. Я должен посоветоваться с Кейном.

– Тогда прогуляйся со мной до ворот и обратно. Я собрался размяться. Все только и стараются усадить меня за работу.

– Ну и переполох! Правда, Кейн? И мы скоро поженимся! В один и тот же день!

Они медленно пошли вдоль дороги к воротам.

– Да-а, слегка, конечно, ошеломляет.

– Мне уже не надо беспокоить тебя по любому пустяку, Кейн. Теперь у меня есть Мэри Бэн. Она объясняет мне абсолютно все, что мне хотелось бы знать. И она рассказала мне, что такое бордель и почему тот пьяный ковбои орал, что его яйца чуть ли не лопаются. Мэри Бэн знает все-все об этом.

– Я рад за тебя, Генри. Она чудесная девушка и станет тебе замечательной женой.

– Но кое-что не дает мне покоя, Кейн. Мэри Бэн велела мне не волноваться по этому поводу, говорит, что это ерунда, но меня это все равно беспокоит. Понимаешь, она такая крошечная. Она вообще едва достает мне до плеча. Вот я и думаю. Ведь когда я… э-э… завожусь, то… становлюсь… огромным. Как бы не повредить ей… что-нибудь…

– А ты уже говорил с ней об этом?

– Конечно. Мы говорим обо всем.

– Если она велела не волноваться, то и не переживай.

– Как же мне не переживать? Я же боюсь сделать ей больно!

– Кажется, я видел у твоей мамы горшок с мазью? Отложи себе немножко в стаканчик и спрячь в своей комнате. Если боишься, что Мэри Бэн все равно будет больно, то смажь себя чуточку мазью, тогда тебе удастся проскользнуть туда намного легче.

«Боже милостивый, – подумал Кейн. – Снова мне приходится разглагольствовать на эту тему. Наверное, именно это отцы объясняют своим сыновьям».

– Смазать где?

– Себя… Есть еще кое-что, что я должен сказать тебе. Этого Мэри Бэн может и не знать. Когда все будет происходить, ты должен убедиться, что Мэри Бэн получает столько же удовольствия, сколько и ты.

– А как это понять?

– Постарайся не торопиться. Сдерживай себя. Ей понадобится гораздо больше времени, чтобы завестись, чем тебе, понимаешь? Стоит дать себе волю, как ты выплеснешься, и на этом все закончится. Так что тяни, пока сможешь.

– Я так и сделаю, Кейн. Потому что очень хочу, чтобы Мэри Бэн была счастлива. Я хочу этого больше всего на свете.

Они дошли до ворот и повернули к дому. Генри немного помолчал.

– Мэри Бэн рассказала мне, что однажды застрелила человека, защищая свою ма. И сказала, что убьет любого, кто посмеет обидеть меня. Так что я должен постараться суметь защитить и себя, и ее. Я просто обязан, Кейн. Я должен много работать и построить хороший дом для нее и моей ма.

Кейн заглянул в полные муки глаза Генри и понял, что он прекрасно осознает свою неполноценность. Кейн остановился и положил руку ему на плечо.

– Можеаш обосноваться здесь. У меня нет ни капли сомнения, что у тебя все получится, Генри. Ты очень добрый и хороший человек. Ты не ленив и умеешь сосредоточиться на поставленной цели. С такой женой, как Мэри Бэн, ты добьешься гораздо большего, чем удается большинству мужчин.

– Ты правда так считаешь? – Генри радостно улыбнулся. – Как жаль, что я не был знаком с тобой раньше, Кейн!

– Мне тоже. Но это не важно. Я рад, что знаком с тобой сейчас.

Кейн сидел на кухне, когда острая боль пронзила его желудок, и он почувствовал, как вверх поднимается волна дурноты. Ему пришлось торчать в доме почти весь день: Элли и Ванесса зорко следили за тем, чтобы он не перенапрягся. Пока все энергично носились по дому и все так и горело у них в руках, он пил чашку за чашкой черный кофе, чтобы хоть чем-то занять себя. Теперь этот кофе горьким комком стоял в горле. Он поставил кружку на стол, надел шляпу и пробормотал что-то невразумительное насчет лошади.

– Кейн? – позвала его Ванесса, когда он был уже у двери.

Элли тут же заметила загнанное выражение лица Кейна.

– Он ненадолго отлучится в сарай, детка. Ты не поможешь мне повесить портьеры на место?

Кейн быстро добрался до сарая и прошел к стойлу Рыжего Великана. Постоял там, вцепившись в перекладину так, что побелели пальцы, и попытался отдышаться и прогнать дурноту. Проклятие! Проклятие! Проклятие! Он почти перестал думать о своей болячке в последние дни. Да и приступы не возобновлялись. Шериф испытал подобное несколько раз, прежде чем умер в дьявольских муках. Сначала этакое обманчивое счастье, чувство, что болезнь ушла и оставила тебя в покое, а затем – бах! Это было как-то связано с тем, что рак закончил грызть одно место и делал передышку, прежде чем приняться за другое.

Только во время приступов он снова начинал верить, что умирает. В остальное время в нем теплилась слабая надежда, что ему удастся перехитрить старуху с косой. Но, как утверждали специалисты, смерть при такой болезни неизбежна. Лечения пока так и не придумали. Хотя ему приходилось читать о чудесных выздоровлениях вопреки всем прогнозам. Кейн немного поразмышлял на эту тему. Может ли выздоровление наступить благодаря вере? Может ли вера в Бога спасти от рака? Или какая-то другая сила помогает организму собраться и кинуть все на борьбу с болезнью?

В прошлую войну тяжело раненные часто выживали. Возможно, им помогала сила воли? Или же у них было нечто столь драгоценное, ради чего стоило жить? У него была воля, но хватит ли ее, чтобы победить болезнь?

Пока он размышлял, боль сама собой стихла и перешла в слабое жжение в желудке. Ладно, спасибо и на этом, хотя ясно, что болезнь просто затаилась в организме. Испарина покрыла его лоб. Он чувствовал себя выжатым, словно лимон. Кейн опустил голову, от всего сердца желая, чтобы болезнь оставила его в покое.

Если он даже умрет сегодня, вдруг подумалось ему, то ему и так досталось счастья больше, чем остальным смертным. Ванесса… Ванесса… его сладкая чудная женщина. Он почти не закрывал глаз всю прошлую ночь. Проспал только как убитый целый час. Остальное время он пролежал без сна, держа ее в объятиях и пытаясь представить ее с увеличивающимся день ото дня животом, в котором растет его сынишка. Или дочка. Какая жалость, что ему не дано увидеть этого. И того, как в ее волосах засеребрятся отдельные нити, затем появятся целые седые прядки. Он бы так хотел стариться рядом с ней, сидеть по вечерам на крылечке, держа ее за руку, и вспоминать, как она отколошматила одного забияку лопатой, а затем продолжила его воспитание, чуть не разбив о его глупую голову дуло своего ружья. Он хотел бы рассказывать своим внукам, как она щеголяла в бриджах во время переезда через прерию, в то время когда на это решились бы считанные единицы женщин. Но больше всего он хотел каждую ночь засыпать рядом с ней, держа ее в своих объятиях, даже когда источник страсти иссякнет. Дверь сарая тихо скрипнула. Он поднял голову и увидел застывшую в дверях Ванессу на фоне косых лучей солнца. Она быстро подошла к нему. Он протянул руку и обнял ее.

– Ты в порядке?

– Конечно, в порядке. Я зашел навестить Рыжего Великана.

– Я вдруг испугалась, что у тебя заболело плечо или бок. Прошлой ночью ты совсем забыл о своих ранах.

– Ты не понимаешь, моя сладкая, но глупая женщина, что это была самая невероятная ночь в моей жизни. И я жажду повторить ее сегодня же.

Последние слова он уже прошептал ей на ухо. Она обхватила его за талию, стараясь не задеть рану, и уткнулась лицом в его рубашку.

– Кейн? Я начинаю сходить с ума, стоит тебе отойти туда, где я не могу найти тебя взглядом. Я так боюсь! Пожалуйста, скажи мне, почему мы не можем быть вместе? Я умираю по сорок раз на дню от этой неизвестности. Скажи, кто-то собирается свести с тобой счеты? Но отчего ты вдруг стал таким фаталистом? Это совершенно на тебя не похоже! Ведь ты вел себя совсем иначе, когда нам угрожал Тэсс! Я так надеюсь… и молюсь, что… ты доверишься своим друзьям и они помогут тебе, если ты считаешь, что мы вдвоем с этой проблемой не справимся. Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь, это же такая пытка – ничего не знать!

– Любимая… ты обещала мне не терзаться из-за этого. – Кейн едва выдавливал из себя слова. – Пожалуйста, я умоляю тебя, не мучь себя и меня понапрасну. Если бы я был уверен, что тебе станет от этого легче, то обязательно рассказал все без утайки.

Он прижал ее и погладил по волосам.

– Я не могу обещать тебе не мучиться.

Беспомощность, любовь, обожание, которые она увидела в его печальных глазах, буквально ошеломили ее. Она обняла его и нежно потерлась губами о его подбородок.

Я люблю тебя. И не важно, сколько миль проляжет между нами, дорогой. Ты просто всегда помни, что я тебя люблю.