Я спешил домой через Парк победы. По осенней слякоти. Зажав под мышкой старый портфель. Поминутно поправляя очки. Мне было зябко. Я грезил, как ворвусь в тепло квартиры и, скинув одежду, залезу в горячую ванну. Потом, конечно же, сяду в кресло напротив аквариума, и буду наблюдать.
      В сумерках вдруг зашевелились крупные тени, шагнули на дорожку. От неожиданности я едва не вскрикнул. Их было двое. Кряжистые и пахнущие перегаром, как пара канистр со спиртом, стриженные под машинку, в спортивных костюмах. Вряд ли в парке проходили спортивные сборы – у этих ребят явно были совсем другие увлечения.
      Парк Победы пользовался у нас в городе самой дурной репутацией, многие всерьез считали его родиной сотрясения мозга. Черт меня дернул срезать дорогу.
      – Слышь, чалый, – гаркнул один, – баблосом не порадуешь?..
      – Да-да, сейчас, – я засуетился, принялся копаться в карманах серого пиджачка, вытащил на свет смятую десятирублевку, подслеповато вгляделся в нее, и протянул грабителям. Ладонь заметно дрожала.
      Один из «спортсменов» брезгливо поморщился и вдруг шагнул вперед и ударил мне по руке снизу вверх. Десятирублевка полетела в грязь. Я попятился, оглянулся… Бежать?! Как это унизительно. Но что я могу им противопоставить? Вон какие крепкие и плечистые парни. Наверное, качают мышцы, закалены в уличных драках. А я не занимался спортом с университетских времен. Да и от физкультуры меня, в конце концов, освободили из-за слабого здоровья и зрения. Не припомню, чтобы я когда-нибудь по-настоящему дрался. В школе получал тумаки и затрещины, но отвечать опасался.
      – Ну, чего, б…, долго мы вольтаться будем?! Давай сюда портфель.
      – Н-нет, – я замотал головой.
      – Чего-о-о?
      – Тут нет никаких денег. Здесь вся моя работа. Бумаги. Вам, право, все это совершенно ни к чему… Я…
      Договорить я не успел. Они стремительно надвинулись, будто створки разведенного моста на пролетающий по Неве катерок. Сомкнулись на мне. Я обхватил портфель обеими руками:
      – Не отдам!
      – А я говорю, давай сюда! – взревел один из них. Размахнулся и съездил мне по скуле. Я на время потерял ориентацию в пространстве, упал и погрузился локтями в липкую грязь. Едва успел нащупать в кармане прибор, когда эти бандерлоги, ухватив меня за одежду, рывком поставили на ноги. 
      – Ну, что, – проговорил, дыша перегаром, один из грабителей, – бу…
      И исчез. Только черная куртка накрыла пустые штаны и кроссовки. Его подельник испуганно заозирался, по-прежнему держа меня за ворот.
      – Не понял, – проговорил он, позвал: – Сеня? – И потащил меня за собой к ближайшим кустам. Там, само собой, никого не оказалось. – Сеня-а-а, – позвал он снова, на сей раз куда более жалобно. – Ты чего, попутал, Сеня?! – пробормотал он.
      – Простите, вы не могли бы меня отпустить? – попросил я.
      Грабитель воззрился на меня с таким видом, будто только что увидел.
      – Я не понял, – снова сказал он. – Где он?
      – Не знаю. Вероятно, убежал.
      Мой собеседник поспешно отдернул руки, отряхнул их, будто внезапно осознал, что имеет дело с прокаженным.
      – Ты кто такой? – спросил он, тупо глядя на меня маленькими черными глазками.
      – В каком смысле? Вас имя и отчество интересует?
      – Черт! – Грабитель сплюнул и ломанулся прочь через кусты, – ему явно было некомфортно со мной наедине, – а я щелкнул замками портфеля и полез за фонарем…
      Сеня пытался скрыться, метался, как беглый заключенный под светом прожектора. Но я поймал его и посадил в контейнер для перевозки. Аккуратно, чтобы ненароком не сломать крошечные ручки и ножки.
      Я назвал это место – Заповедник крохотных существ. Здесь было уже четыре превосходных экземпляра. Правда, всех их следовало перевоспитать – в обычной жизни они были людьми злонамеренными и бесполезными. Теперь каждого из них я по-своему любил, как Бог любит свои создания. Начальник лаборатории Шашечкин, бездарный ученый, присвоивший себе множество научных открытий, в том числе и моих. Лора, бывшая жена, стерва изменяла мне с каким-то тонкоголосым смазливым художником. Не желая наблюдать этого хлыща в непосредственной близости от своей уменьшенной супружницы, я спустил любовника в унитаз и не испытал при этом не малейших угрызений совести. Бог тоже порой бывает жесток. На то он и Бог. Местный алкоголик, Глушев, на нем я впервые испытал Прибор. Попав в Заповедник, он остепенился и теперь вел размеренный образ жизни простого крестьянина. Хотя поначалу ему пришлось несладко – абстинентный синдром, вызванный долгими годами употребления сивухи, растянулся на целую неделю. Я даже капнул на него спиртом из пипетки – пусть опохмелиться, настолько жалким было зрелище его страданий.