– Да, – ответил я, отметив про себя странное обращение «гражданин». Прежде он называл меня «господином», что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?
– Что же?
– Одежду, – улыбнулся я. – Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.
– Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, – утешил меня Варшавский. – Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?
– Насколько я понимаю, вы здесь главный.
– Да, почти так, – согласился профессор. – Правда, я главный по лечению… Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?
– У вас разная есть? На выбор? – спросил я.
– В общем-то да, – не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.
– Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.
Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.
– Ваша одежда утрачена, – скорбно объявил Варшавский. – Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?
– Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку – хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.
– Какого цвета джинсы? – уточнил профессор.
– Синие, пожалуй, – вздохнул я. – Можно цвета хаки. Какие будут.
– Свитер?
– Да любой. Что-нибудь модное, раз вы исполняете все желания…
– Модное? – недоверчиво переспросил профессор.
– Ладно, классическое, – смягчился я. Мало ли какая нынче мода? Может быть, с дыркой на пупке ходят?
– Вам все принесут в ближайшее время, – пообещал Варшавский. – Тем более, ничего особенного вы не просите.
– А размеры? – спросил я.
– Размеры ваши нам отлично известны, – объявил профессор. – И впредь, если будут какие-то бытовые проблемы, приглашайте, пожалуйста, коменданта. Меня вызывайте в случае ухудшения здоровья и навязчивых идей…
Профессор тонко дал понять, что всякой ерундой он заниматься не склонен. Обиделся, наверное. Ну и ладно. Нужно было представить мне сразу весь персонал. А Инна, понятное дело, вопрос с одеждой решить не могла.
* * *
Не прошло и получаса, как в коридоре послышались шаркающие шаги. Я сел на кровать и с интересом посмотрел на вошедшую.
– Одежу вам принесла, – объявила женщина лет семидесяти в синем халате. – Вот оно как, значит. Меряйте, если что не по нраву – обратно пришлете. Позовете Нину, я и приду.
– Спасибо, Нина. Вы комендантом здесь будете?
– Уборщица я, – ответила женщина. – Комендант в отъезде на два дня, мне ключи оставил. Что убрать надо будет – тоже меня зовите. Из деревни я, с севера. Приятно на такого человека, как вы, посмотреть. Да…
– И мне на вас посмотреть приятно, – улыбнулся я. – Только чем же я вам понравился? Мы ведь незнакомы еще.
– Обращением, – довольно улыбнулась женщина. Старого обращения теперь и не встретишь, разве что в деревнях. Да и ели вон – костей и корок на пол не бросали, жир изо рта на скатерть не тек. Редкость по нынешним временам…
Я слегка удивился, что хороший тон заключается уже в том, что не бросают корок на пол, но решил, что пожилая женщина слегка преувеличивает.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил я ее.
Пакет с одеждой я унес в пустую комнату. Переодеваться на виду у дежурного, следящего за пациентами во все глаза, не хотелось.
Варшавский не поскупился. Он прислал мне синие и темно-зеленые джинсы очень приличного качества. Три рубашки – в синюю, зеленую и бежевую клетку, два свитера – один тонкий, золотистый, другой потеплее, синий. И вполне приличные черные туфли. В отдельном мешочке лежали носки и трусы.
Этикетки на одежде ни о чем мне не говорили. Таких фирм я не знал. Но странного в этом ничего не было. Мало ли какая одежда есть в мире!
Я оделся, отдав предпочтение зелено-золотым тонам. Расчесался. И остался собой доволен. Внутренний голос, однако, тут же оборвал самодовольные нотки моего бодрствующего сознания:
– Попал неизвестно куда, а радуешься приличным тряпкам! Думай, что с тобой происходит!
Но думалось не очень хорошо. Я включил телевизор.
По программе «Природа» показывали крокодила, подстерегающего жертву в мутной воде. Крокодил лежал, подобно заиленному бревну. Камера ездила вокруг, рептилия лениво косила глазом в объектив. Жертва долго не появлялись, и крокодил, наверное, размышлял – не схватить ли ему оператора.
На канале с художественными фильмами шел ковбойский фильм. Пышногрудые девушки, танцующие в салуне, были весьма привлекательны. Я посмотрел на них и загрустил. Вспомнил об Инне – надо же, каких симпатичных медсестер держат в этом странном санатории! И Инна появилась, катя перед собой столик с обедом.
Увидев меня, девушка сделала шаг назад и широко открыла глаза.
– Что случилось? – спросил я.
– Ничего… – Она потупилась. – Я принесла обед.
И все-таки что-то было не так. Иначе почему она от меня шарахнулась?
Обед был еще лучше завтрака. Бутылка красного вина, селедочница с разделанной селедкой, картофельное пюре с отбивной, овощной салат, несколько кусков сыра, поджаренный хлеб.
– Не составишь мне компанию? – спросил я.
– Что вы, что вы! – Девушка густо покраснела. – Кушайте!
– Покушать-то я покушаю, а вот пить одному – это алкоголизм. Только не нужно говорить, что на работе нельзя!
– Нельзя. – Инна снова уставилась в пол.
– А мне нельзя одному.
– Желание гостя – высший приоритет, – выдала вдруг девушка. – Но здесь только один бокал!
– Не беда. В ванной я видел стакан, – заметил я.
Девушка сорвалась было за ним, но я усадил ее на стул и принес посуду сам. Налил вина, быстро отложил на тарелку с сыром несколько кусочков селедки, кусочек мяса, немного зелени и пододвинул Инне.
– За твое здоровье, – предложил я. – Потому что мне, как я понял, уже ничего не грозит.
Я поднялся, собираясь выпить, и тут девушка попыталась тоже вскочить на ноги.
– За женщин пьют стоя, – объяснил я. – Они при этом сидят.
Инна приосанилась и посмотрела мне в глаза, подняв бокал. Я улыбнулся и выпил свой бокал до дна. Девушка с аппетитом пригубила вино, попробовала сыра, закусила селедкой. Скорее всего, она еще не обедала.
– Как все вкусно! – воскликнула она. – А вина такого я вообще ни разу в жизни не пробовала.
– По-моему, обычное красное вино, – удивился я. – Впрочем, я не знаток. Может, и правда какой-то элитный сбор?
Глаза девушки задорно заблестели.
– Хорошо вам говорить… Обычное красное вино… А я вообще красного никогда не пила. Только один раз – белое.
– Кто же тебе мешает? Девушка вздохнула.
– Возраст, наверное.
– Ты настолько молода? Инна промолчала.
– А что ты обычно пьешь? Воду?
– Всякие газированные коктейли с ароматизаторами. Вы, наверное, таких и не пробовали никогда. Гадость в основном.
– Почему же я коктейли не пробовал? – удивился я. – «Отвертку» пил.
– О! – рассмеялась девушка. – У вас хороший вкус!
– Не надо издеваться. И вообще, можешь говорить мне «ты», – предложил я. – Мы уже давно знакомы. И я не так стар, как может показаться.
– Тридцать лет, – отрапортовала девушка.
– Ну, тридцать мне было до всех этих событий, – повернул я разговор в интересующее меня русло. – Я ведь еще в коме лежал…
– А, в коме… Это не важно, – протянула девушка, но вдруг спохватилась и закрыла себе рот ладошкой. – Давайте не будем об этом, ладно? И вообще, я такая пьяная… Меня теперь с работы уволят. Скажут, объедаешь нашего гостя.
– Я им не позволю. Только говори мне «ты».
– Хорошо, Евгений, – торжественно заявила Инна, поднявшись. – Ты не представляешь, какая это честь для меня!
– Да какая тут честь? – рассмеялся я.
– Еще бы – известнейший писатель, – начала она и задумалась, не зная, как сформулировать мысль дальше. – Можно сказать – легенда…
Я рассмеялся еще громче.
– Если человек, выпустивший три книги, известнейший писатель…
– Три книги? – переспросила медсестра. – Нет, что вы… Впрочем, я опять болтаю лишнее! Я пойду…
– Счастливо, – улыбнулся я. – Приходи чаще. Девушка ушла, не очень твердо ступая – словно и вправду напилась допьяна. Я выпил еще стакан вина, съел все мясо и взглянул на экран телевизора, где закончился ковбойский фильм и началась «Бриллиантовая рука». Изображение вдруг на секунду померкло, и на экране высветилась мигающая надпись:
– Воронов, беги оттуда! Беги в город!
Потом фильм вернулся на экран, а я подумал – уж не померещилось ли? Хотя мне и не хотелось больше смотреть телевизор, я остался у экрана. И примерно через двадцать минут мое терпение было вознаграждено. Изображение снова погасло, а на экране появилась надпись:
– Карточку с деньгами найдешь там, где покупал ананас во время своего последнего приезда в Москву. Под днищем мусорной урны. Код активации соответствует дню, когда ты сломал ногу.
При всей бредовости сообщения я восхитился советом. Даже если послание будет перехвачено, вряд ли многие знают, где я покупал ананас за год до поездки на злополучный день рождения. И день, когда я ломал ногу в седьмом классе. В биографии о нем не пишут, а сам я его запомнил на всю жизнь.
Откуда, однако же, все это известно анонимному доброжелателю, хотел бы я знать? Собственно, когда я покупал этот ананас, то был один. И никому потом об этом не рассказывал. Выходит, за мной тогда был «хвост»? Странно. И еще более странно будет, если я действительно найду какую-то карточку в нужном месте.
Я сделал вид, что вообще не смотрю на экран, а разглядываю собственные туфли. Искоса я все же поглядывал на телевизор. Но больше никаких сообщений на экране не увидел.
* * *
Бежать я намеревался и без советов неведомых, хорошо осведомленных доброхотов. Чем быстрее – тем лучше. «На воле», как оказалось, у меня были доброжелатели. Стало быть, нужно выбираться из «госпиталя», ехать домой. А там уже смотреть что почем.
– Надо примерить и синие джинсы, – сказал я вслух словно бы про себя, а на самом деле – для наблюдавшего за мной дежурного. Взял пакет и вышел из спальни. По дороге незаметно прихватил с собой столовый нож – на всякий случай.
В ванной я забрал и положил в пакет электробритву на аккумуляторах, одеколон, зубную щетку и пасту. Банальное воровство, но все это мне еще может сильно пригодиться. Особенно если домой нужно будет добираться кружными путями.
Подумав, я вернулся в комнату за стулом. Мне, как больному, тяжело примерять одежду без мебели! И неудобно – снятые вещи даже некуда положить!
Но на самом деле переодеваться я, конечно, не собирался. Поудобнее взяв стул за две ножки, двумя другими я ударил в стекло. Неплохо бы и осмотреться! Лишний звон, лишний шум – да всегда можно оправдаться, что стекло я локтем зацепил.
Однако же стекло не вылетело со звоном. Оно лишь треснуло в нескольких местах и стало мягким, как разбитый триплекс[1]. Я аккуратно расширил ножкой стула отверстие. Всего несколько кусочков стекла упали вниз, не наделав много шума. А я наконец увидел «волю».
Высокое здание располагалось в густом сосновом лесу. На горизонте виднелись дымы большого города. На улице стояло лето, что отчасти подтверждало версию, будто со мной не все было в порядке. Да только насчет десяти лет не очень верилось.
Моя палата находилась примерно на высоте десятого этажа. Не очень-то спрыгнешь, из окна не спустишься. Разве что можно вылезти на крышу. Но этот вариант оставим напоследок. Собственно, зачем мне на крышу?
Из проделанной мной дыры в стекле была виден главный вход – широкие стеклянные Двери, к которым вели десять высоких ступенек. Рядом с дверями стояла стеклянная будка, в которой дежурил охранник. Бетонная дорожка уводила куда-то за здание. Туда на моих глазах проехал грузовик довольно странной обтекаемой формы. Наверное, позади здания был еще и запасной, служебный выход.
Вооружившись этой ценной информацией, я направился к лифту. Не боги горшки обжигают. Дождусь, когда кто-то приедет, если не смогу вызвать лифт сам. И воспользуюсь карточкой этого приехавшего. Если, конечно, это будет не Инна.
* * *
Коробочка рядом с лифтом, в которой имелась тонкая щель для карточки, выглядела неприступной. Ни болтиков, ни съемных панелей… Монолитный кусок металла, вмурованный в стену.
Я поковырял штукатурку вокруг – нет, не отодрать коробку от стены, а то можно было бы замкнуть контакты накоротко. Наверное, она заделана и не штукатуркой вовсе, а каким-то сверхпрочным бетоном. Или твердой смолой.
Не надеясь добиться какого-то определенного результата, а скорее от безысходности я сунул в щель нож. Коробка тихонько пискнула, а в шахте глухо загудел лифт. Совпадение? Или мои манипуляции кто-то заметил? Собственно, чего мне бояться? Я ведь не арестант!
Нож я, однако, спрятал в задний карман джинсов. А пакет положил на пол. Посмотрим, кто сюда приедет и зачем.
Лифт подошел секунд через двадцать. Открылись двери. Кабина была пуста.
Я поспешно шагнул внутрь. Вместо кнопок – такие же рады щелей, как и для вызова лифта. Используя полученный опыт, сунул нож в самую нижнюю. Можно, конечно, подождать, пока кто-то вызовет лифт. Но кто его вызовет и куда? И что я ему скажу по прибытии? Лучше самому управлять событиями.
Двери закрылись, кабина пошла вниз. Рассматривая панель управления, я сообразил, что отправил лифт на нулевой этаж, а не на первый. Что ж, это еще лучше – из подсобных помещений всегда проще выбраться во двор.
Лифт остановился, и из-за разъехавшихся створок мне стала видна компания каких-то панков с ярко раскрашенными волосами, разгружавших виденный мной сверху грузовик. Яркие белые коробки из пластика громоздились вдоль стен. Из грузовика доставали такие же.
Самая разумная тактика – не вступать в разговоры. Я был в цивильной одежде, а не в арестантской робе. Поэтому молча прошествовал мимо странных грузчиков в широко распахнутые ворота и по бетонной дорожке начал углубляться в парк, лежавший позади здания. Подальше от главного входа и дороги. Естественно, я не оглядывался. Шел по своим делам. Меня никто не окликнул. Да и зачем я мог понадобиться грузчикам? У них были свои дела.
Отойдя метров триста, я уронил пакет и нагнулся за ним. Это дало возможность посмотреть назад. Погони не наблюдалось. Здание еще можно было увидеть, но вряд ли кто-то следил за мной из окна. Я свернул в лес и ускорил шаг.
* * *
Проблуждав по лесу около двух часов, я начал понимать бесперспективность своего побега. Документов и денег у меня не было. Средств связи – тоже.
Где нахожусь, я не имел представления. Предположительно – в Подмосковье. Но в каком именно Подмосковье? Места эти я знал только теоретически. Когда-то бывал в Долгопрудном, когда-то проезжал на поезде мимо бесчисленных дач. Надо пробираться в столицу, но каким образом? В какую сторону?
Между тем солнце неуклонно опускалось к горизонту. Вот оно коснулось верхушек дальних деревьев, и в лесу стало почти темно.
Что происходит сейчас в нашем санатории добровольно-принудительного содержания? Меня хватились? Ищут? Что ж, ищите, ищите. Вряд ли найдете в такой чаще. На месте ведь я стоять не буду. И с каждым пройденным километром площадь поиска расширяется все сильнее. Ведь вы не знаете, в какую сторону я иду! Я и сам этого не знаю!
Выйдя к небольшому ручью, я снял туфли и джинсы, прошел метров двести по дну, вышел из воды на противоположный берег и резко изменил направление движения. Маловероятно, что меня будут искать с собаками. Да если и так, что они учуют – запах моих новых туфель? Но перестраховаться не мешало.
Солнце зашло. Небо стало серым, мрачным. Что ж, если пойдет дождь, меня точно не найдут. Правда, ночевать в лесу будет неуютно. Ну да ладно…
Я уже выработал план действий на завтра. Рано или поздно я выйду на железнодорожное полотно. По километровым столбикам определюсь, в какой стороне Москва. И сяду на электричку. Или даже пойду вдоль железной дороги. А в столице разберусь, что к чему. Постараюсь найти друзей, родственников. Да и рядом с одной из станций метро, в известном только мне месте меня должна ожидать кредитная карточка. Если, конечно, сообщение, что появилось на экране телевизора, не было галлюцинацией.
Определившись с планом, я выбрал елку погуще, под которой росла трава помягче. Выбирать пришлось на ощупь – в лесу стало совсем темно. Сменив красивый бежевый свитер на теплый синий, я улегся на нагревшуюся после жаркого дня землю и заснул. Снилась мне всякая дребедень. Огромные лаборатории, резервуары с ледяной и кипящей водой, мерцающие тысячами огней панели, компьютерные экраны. От этих снов на душе становилось тоскливо. Просыпаясь, я тоже не находил покоя.
* * *
Под утро стало совсем холодно. Поэтому с первыми лучами солнца я поднялся, слегка размялся, побрился без зеркала позаимствованной в институте бритвой и побрел вперед. Хотелось есть, хотелось пить. Я уже не надеялся добраться до столицы, решил сдаться в руки первому попавшемуся милиционеру. Авось мое похищение организовала частная лавочка, а не государство. Хотя в доброжелательных милиционеров я не очень-то верил, может быть, они все же отправят меня домой.
Не исключено, что меня давно уже ищут. Родственники, друзья, коллеги… Не мог же я просто так пропасть на несколько месяцев? В то, что прошло десять лет, как утверждал Варшавский, я не верил. Так не бывает. Зачем только он придумал эту ерунду? Да затем, чтобы удержать меня на месте!
Елки стали реже, и я, как и надеялся, вышел к железнодорожному пути. Точнее, увидел путь с холма. Проблема заключалась в том, что на путь нельзя было выйти – он был обнесен трехметровым бетонным забором с колючей проволокой наверху. И вместо двух рельсов на бетонном полотне лежал лишь один!
Зрелище железной дороги с одним рельсом мне совсем не понравилось. Я успокоил себя тем, что это, наверное, знаменитая монорельсовая дорога Москва – Санкт-Петербург. Ее вроде бы собирались строить. Вот, наверное, частично уже и построили.
Раздалось шипение, переходящее в оглушительный свист, и по рельсу вдруг скользнула красно-голубая тень. Если это был поезд, то он несся со скоростью не меньше четырехсот километров в час. Я не смог даже разглядеть, сколько в нем вагонов!
Солнце карабкалось выше, а я шагал вдоль бетонной ограды. Поймают здесь – еще примут за террориста. Хоть я и без взрывчатки и без оружия, такие объекты лучше обходить стороной.
Свист и гул земли за оградой раздавались еще два раза. Суперэкспресс на Питер ходил подозрительно часто. А потом забор вдруг сразу закончился, и я оказался около станции. Высокое стеклянное здание, несколько будочек. Людей по утреннему времени маловато. На перроне – компания броско одетых молодых людей с крашеными волосами да два крепких мужика – то ли военные, то ли милиционеры, то ли охранники… Не разберешь – форма непонятная.
Монорельсовый путь отгорожен решетчатым заборчиком метра в полтора высотой. В нескольких местах – проемы с турникетами. Турникеты закрыты основательными шлагбаумами. Надо полагать, когда кто-то вставляет в щель кредитную карточку или проездной билет, проход открывается.
До станции я добрался. Но как уехать? Да и в какой стороне Москва? Желания сдаться милиции я теперь не испытывал. Может быть, обратиться к молодым людям? Скорее всего, они безобидные неформалы. Почему бы и не спросить их, что это за станция, как отсюда уехать в Москву? Странно, вообще говоря, что название станции на стеклянном вокзале не написано…
Я подошел к молодым людям. Три парня, одна девушка. Лица какие-то туповатые. Зато одежда по попугайски броская. Один парень с сережкой в носу, девушка – с тремя серьгами в ухе и одной в губе. Волосы – ярко окрашенные. У двоих парней жесткие патлы торчат в разные стороны, у третьего стрижка короткая. Почти лысый. Девчонка – с мелкими косичками.
– Привет, мужики! В какой тут стороне Москва? Я в лесу заплутал, не пойму, куда вышел?
Все четверо уставились на меня, будто бы я спросил у них что-то крайне неприличное.
– А ты, типа, кто? – спросил после паузы высокий бритый молодой человек в ярко-зеленой куртке.
– Типа, журналист, – я пожал плечами. – Искал деревню Потаповку, да что-то не нашел. Не туда, видно, водила подбросил.
Молодые люди вошли в состояние еще большего ступора. Девушка как-то странно начала прижиматься к широкоплечему детине в ярко-красной безрукавке, со стальной, местами ржавой цепью на шее.
– А ты, типа, чего от нас ищешь? – спросил третий, худой очкарик в оранжевой рубашке с беспорядочными малиновыми пятнами.
Я отметил как неологизм выражение «чего от нас ищешь». Впрочем, в остальном лексика молодых людей не отличалась разнообразием.
– Москва где? – спросил я твердо и прямо. – И как эта станция называется?
– Что-то я не врубаюсь, – подключилась к диалогу девушка. – У тебя что, навигатор не работает? И идентификатора нет?
– Об елку разбил, – объяснил я.
– Эй, граждане полицейские! – проорал высокий парень мужикам в форме. – Тут неизвестный без идентификатора отирается!
Такого резкого «стука» от хулиганствующей молодежи я не ожидал. Это же надо – жалуются на обидчика в милицию! Почему он, однако, зовет мужчин «полицейскими»? Я не в России? Или за то время, пока я лежал в отключке, милицию все-таки переименовали, как и собирались? Действительно, какая она милиция? Известно ведь, что милиция суть добровольные народные формирования по поддержанию общественного порядка. А у нас – какая же милиция?
Лица полицейских тем временем приобрели заинтересованное выражение.
– Который? – спросил один из них подходя.
– Вот этот? – ткнул другой зачехленной короткой дубинкой мне в бедро.
И попал бы, если бы я не успел отклониться!
– Проверьте, что за птица, – предложила девушка. – Может, он радикал замаскированный?
– Ваш идентификатор? – сурово спросил старший полицейский. На его погонах было по три полосы, а на погонах его товарища – только две.
– В лесу потерял, – ответил я.
– А только что говорил, что об елку разбил! – наябедничал толстый парень. – Как можно разбить идентификатор? Только молотком!
– Пошутил, – оправдался я.
– Сейчас не время для шуток! – сурово заявил младший по званию полицейский. – Опасность терактов, высокий уровень преступности! Пройдемте, гражданин!
– И мужиками нас называл, – наябедничал очкарик. – Какие мы ему мужики? Мы – граждане! Это он – неизвестно что за личность! Может, даже радикал!
– Он за все ответит, – равнодушно пообещал старший полицейский.
– Вот как дать бы ему! – вклинился вдруг в разговор высокий, слегка подскакивая.
– Остерегитесь, гражданин, – предупредил зарвавшегося юнца полицейский, направляя дубинку в его сторону.
И ненавязчиво, но твердо взял меня под руку. Другой вытащил из кобуры на поясе устройство, в котором я заподозрил электрошоковую дубинку. Впрочем, та, которой меня пытались ткнуть до этого, была такой же. Только в длинном привинчивающемся чехле.
– Куда пойдем-то? – осторожно спросил я. – Личность выяснять?
– Что ж ее выяснять, когда у тебя и идентификатора нет? – спросил старший полицейский. И как-то странно подмигнул.
Теперь мне стало совсем не по себе. Может быть, они меня сейчас отведут к бетонной ограде да и шлепнут из табельного оружия? Странно как-то все. Явные хулиганы, зовущие для защиты полицию и оживающие, лишь оказавшись под ее защитой. Немногословные и суровые полицейские со странным подмигиванием…
Мои тяжкие раздумья прервал приятный звук – цокот каблучков по бетонному перрону. Я медленно, чтобы не спровоцировать охранявших меня полицейских, оглянулся и увидел Инну. Девушка, очевидно, заметила меня еще раньше и теперь догоняла нашу живописную группу – журналист Воронов без некоего идентификатора, конвоируемый стражами порядка. Я улыбнулся знакомой медсестре.
– Граждане, граждане! – запыхавшись обратилась девушка к полицейским. – Я из «Института К», а вы задержали нашего пациента!
Инна так и сказала – «Институт К», словно название института было настолько секретным, что произносить его вслух не рекомендовалось.
При этом старший полицейский, державший меня, дернулся, словно случайно ухватился за змею. Младший же коротко бросил:
– Документы!
Девушка подала ему небольшую пластиковую карточку, которую полицейский поспешно засунул в щель устройства, болтавшегося у него на поясе.
– Код доступа «А», ассистент главного врача, – коротко сообщил он своему напарнику.
– Не будем связываться, – буркнул мой конвоир, торопливо отпуская мою руку.
Второй тоскливо посмотрел на меня, на Инну, но спорить не стал. Похоже, этот тип надеялся получить взятку.
Стражи порядка не сказали ни «вы свободны», ни чего-то еще. Просто развернулись и пошли по перрону в противоположную сторону, будто бы никогда с нами не встречались.
– Пойдемте, Евгений! – сказала Инна.
– Куда?
– Обратно в институт! Там вас все ищут, с ног сбились! Персонал не отпускали всю ночь!
– Если меня ищут с таким рвением, то тем более не должны найти, – с усмешкой сказал я. – Что это за контора, на которую вы работаете, милая девушка?
– «Институт К», – тихо прошептала Инна. – Вам лучше не знать, чем он занимается.
– Пока что я и не хочу этого знать. Мне надо в Москву. Ты мне поможешь?
– Да! – неожиданно легко согласилась девушка.
И тут компания молодежи, которая спустила на меня полицейских, вдруг начала подавать признаки жизни.
– Что, дружка себе нашла, герла? – обратился крепыш к моей знакомой.
– А он и лыка не вяжет! – расхохоталась девица.
– И нас мужиками называл! За это с вас причитается! – развязано заявил очкарик.
– Платить будете деньгами или натурой? – захохотал высокий.
Инна испуганно оглянулась на меня. Наверное, в ее понимании сидевшие на перроне хулиганы были отчаянным бандитьем. Полицейские теперь словно бы и не видели нас. А я хорошо знал и такие компании, и правила их поведения. Лишь некоторые моменты мне были неясны. В частности, чего они так перепугались вначале и почему так обнаглели сейчас? Приняли дозу? Поняли, что я не тот, за кого они меня сочли вначале?
Я отстранил девушку немного в сторону и назад. Слегка развел руки, повернув открытые ладони к крашеным молодым людям. Сделал вдох и выдох. В голове зашумело. Перед дракой у меня всегда идет слишком большой выброс адреналина в кровь.
– Ну, кого я обидел? Подходи сюда, – предложил я, стараясь улыбнуться как можно неприятнее.
Нехорошие улыбки мне всегда удавались. Компания сразу завяла. Желающих выходить на бой один на один или всем вместе не нашлось.
– Тогда сидите тихо и не жужжите, – мрачно приказал я.
Сделал угрожающий жест в сторону развязной молодежи и демонстративно повернулся к хулиганам спиной. Инна их видела – я пойму, даже если кто-то вскочит бесшумно и бросится на меня сзади. Успею обернуться.
– Скоро поезд? – безразлично спросил я у своей знакомой.
В это время раздался свист, шум и блестящий состав затормозил у станции.
– Поехали быстрее, – предложила Инна. Голос ее прерывался. – Я возьму билет по своей карточке.
Она быстро засунула в щель турникета карточку, которую только что предъявляла полицейским, набрала что-то на клавиатуре рядом, и шлагбаум отошел в сторону. Мы вошли в большой вагон с мягкими креслами. Занята была примерно половина мест. Публика – самая разная. Старушки с кошелками, деды с садовым инструментом. Обычные, может быть, чересчур легко одетые люди. И ярко раскрашенная, вычурно вырядившаяся молодежь. Впрочем, молодых людей в вагоне было маловато.
– Садись! – приказала девушка.
Едва мы успели опуститься в кресла, как нас вжала в них приличная перегрузка. Состав набирал скорость очень быстро.
* * *
Путешествовать в «бешеной электричке», как я окрестил про себя монорельсовый экспресс, оказалось удовольствием ниже среднего. Скоростной разгон, от которого уходило в пятки сердце и кружилась голова, торможение, весьма напоминающее экстренное, – и так каждые две минуты. Меня наизнанку выворачивало.
С трудом оглядевшись по сторонам, я заметил, однако, что мало кто испытывает серьезные неудобства. Некоторые читали ярко раскрашенные книжки, другие смотрели на экраны, вмонтированные перед креслами, а третьи даже жевали. Старушки шептались между собой.
Инна, удобно расположившись в своем кресле, поглядывала на меня со смесью интереса и восторга.
– И ты совсем их не испугался? – спросила она.
– Полицейских? – уточнил я. – Да как тебе сказать… Приятного, в общем-то, мало…
– Да нет, я об этой банде! Их четверо, а ты один!
– Да хоть пятеро, – улыбнулся я. – Они же показушники. Молодые беззубые щенки. Побежали жаловаться полицейским, когда я вышел из леса без идентификатора. Кстати, что это такое? У вас в институте такие документы?
– Не только в институте. Везде, – ответила Инна. – А насчет молодежи ты зря. Они могли и не отвязаться так легко. Наркоманы, скорее всего. Но приняли тебя за настоящего гладиатора…
Девушка осеклась и испуганно уставилась на меня.
– А что, я очень похож?
Сравнение с бойцами древних римских амфитеатров меня только позабавило. Похоже, девочка боялась меня обидеть. Но, по-моему, на гладиатора я походил меньше всего. Особенно в этом мягком, домашнем синем свитере. И с тщательно спрятанным столовым ножом в заднем кармане.
– Нет, что ты, – соврала Инна, глядя мимо меня.
Но было ясно – похож, и даже очень. Именно по ее притворно-вежливому тону.
Состав подбирался к Москве, а я уже понимал, что и вправду прошло порядком времени с тех пор, как я отключился на приятном банкете в сосновом бору.
Пусть вокруг института терлись подозрительные личности. Пусть там в ходу идентификаторы и прочие электронные средства доступа и расчета. Но и все вокруг было слишком необычным. И станции. И люди. И средства передвижения. Я словно бы попал в другую реальность.
Дома – огромные башни из зеркального стекла. Между ними – стеклянные трубки-мостки. Огромные платформы, неизвестно для чего поднятые к самому небу. Колышущиеся толпы ярко одетых людей внизу.