Глава 20

Всю неделю Пол провел, не вылезая из квартиры, и только в воскресенье выбрался с Джеком в Принстон. Литании психиатра напугали его: до какой степени полиция станет руководствоваться его мнением? Неужто копы примутся допрашивать каждого сорокалетнего мужчину, чью жену в недавнем прошлом убили преступники? Сколько в Нью-Йорке таких как он?

Пистолет – вот единственная улика. Пол постоянно возвращался к этому пункту своих размышлений. Пистолет необходимо спрятать. Но недалеко: без револьвера легко можно стать жертвой нападения наркомана. Без оружия он снова будет со страхом бродить по улицам, выверяя каждое движение, каждый шаг. Это был единственный город на свете, в котором в гетто собирались нормальные, законопослушные граждане. Потому что в большинстве кварталов вечером просто невозможно ходить; да и днем лучше без оружия не появляться.

Лучше рискни. Все веселее, чем трястись от страха.

– Мне звонил Джордж Эн, – сказал Генри Айвз. Он смотрел так, словно впереди был очень яркий свет: голова вниз, а глаза кажутся узенькими щелочками.

Пол нагнулся вперед, положив локти на колени. Он почувствовал, как все мышцы и нервы начали непроизвольно дергаться, а рот поехал куда-то набок. Мне конец, подумал он, я что-то изгадил.

Улыбочка Айвза не таила ненависти, но Пол почуял холодок. Над бровью патрона задергалась и забилась пульсом вена, словно он с трудом сдерживал клокочущую ярость. Пол волевым усилием заставил рот закрыться и глубоко задышал носом.

После паузы доведшей Пола до полуобморочного состояния, он услышал спокойный четкий голос Айвза:

– Что ж, Пол вы провели тщательную работу с Компанией “Джейнчилл”. Джордж вам глубоко благодарен. Сейчас он снова едет в Аризону, чтобы закончить слияние Амеркона с “Джейнчилл”. Он попросил меня высказать вам его поздравления – все мы знали в каком вы находились напряжении. Нужны большие силы, чтобы держаться так, как держались вы.

Пол с облегчением выпрямился; с трудом ему удалось расслабить мышцы лица, чтобы привести их в порядок и выразить признательность.

– Если честно, – продолжил Айвз и его брови резко нахмурились, – мы за вами наблюдали, хотели посмотреть как вы справитесь. Признаюсь, что были такие, которые говорили, что это во рос времени, когда вы начнете принимать за завтраком по три “мартини” и пошлете работу к чертовой матери. Лично я всегда считал, что вы замешаны из лучшего теста, но позволил своим партнерам подождать и проверить все самолично. И сейчас могу смело сказать, что вы прошли испытание отлично.

Испытание? Пол с непроизвольным замешательством произнес:

– Да ну-у?

– Сегодня утром мы собирались в офисе у мистера Грегсона. Я предложил вас в качестве равноправного партнера фирмы. И рад сообщить вам, что проголосовал за вашу кандидатуру единогласно.

Пол откинул голову назад: он был полном обалдении.

Голос Айвза понизился до родственного полушепота:

– Мы все думаем, что вы это заслужили, Пол. – Он с трудом поднялся и, обойдя стол, пошел навстречу Полу, сияя и протягивая ему руку.

Ночью Пол перечитал интервью с психиатром в “Нью-Йорке”. Он купил себе номер на станции метро с тем же самым ощущением, что в детстве покупал запрещенные дешевые журнальчики приключений: вороватая торопливость, липнущие к ладоням монетки.

Психиатр отказался в своем заключении неприятным образом близким к правде. Насколько простираются его предположения? Что же я за чудовище?

Он рассматривал себя в зеркале. Лицо выглядело ужасно: под глазами просматривались неприятные и нездоровые мешки и отвислости.

“... на общую картину преступности, как две таблетки аспирина на больного бешенством волка”. А вот это неверно. Город свихнулся на нем – эффект получился потрясающий, средства массовой информации едины в своем мнении на этот счет. О нем только и говорят. Полицейские открыто утверждали, что принимают действия линчевателя. А в сегодняшнем “Пост” напечатана статья о пуэрториканкском пареньке-наркомане с огромным количеством приводов – зарезанном в аллее позади школы Бэдфорда-Стювсанта. Это сообщение добавило мощи к недавнему рапорту о человеке застреленном тремя пулями, выпущенными из двадцатидвухкалиберного пистолета на Восточной Девяносто седьмой улице человеке два раза отсидевшем за вооруженное ограбление; в его кармане обнаружили заряженный автоматический пистолет. Газетчики издевались: “Неужели тридцать второй калибр стал линчевателю чересчур тяжел? Может он его продал?” Но эти убийства не имели к Полу ни малейшего отношения; просто люди последовали его примеру.

Выполнена ли моя миссия? Пол тут же подумал обо всех бесчисленных ковбоях всех бесчисленных вестернов, только и желавших, что – стрелять, стрелять...

В этом не было смысла. Стрельба хороша для “мыльных опер”, когда в конце все плохие парни спокойненько погибают. Не эти – те так и останутся на улицах.

И всегда там будут. Нельзя остановить всех. Не это не оправдание для него. Нельзя так просто сдаться. Самое важное – и по – настоящему важное – это знать, что не сдаешься ни при каких условиях. Возможно, что побед не было, вполне возможно, что оставались только выжившие, а в конце – концов все обернется растекшимся воском использованной свечки. Или, что все его действия имеют значение лишь для него одного, а всем остальным на них – плевать. Но разве это что-нибудь меняет?

Он позвонил Джеку.

– Ты говорил с полицейскими? А в больницу звонил?

– Да, па. Никаких изменений ни там, ни там. Боюсь, придется привыкать жить с этим грузом.

– Похоже на то.

Повесив трубку он потянулся за двусторонней курткой и перчатками. Дотронулся до пистолета в кармане и проверил время – одиннадцать десять.

И вышел из квартиры.

Глава 21

Из-под деревьев Центрального Парка Пол оглядел дешевенькие магазинчики и домишки Сто десятой улицы. Похоже, что наркоты использовали примерно половину из этих зданий в качестве мишеней своих оргий.

Холодный ветер ударил прямо в нутро: Пол отвернулся, прислонив лицо к плечу, и взглянул в сторону Гарлема. Машины двигались резкими рывками, приноравливаясь к перемежающимся огням светофоров.

Пол пошел по парку, держась под сенью деревьев. Свет, исходящий из высотных домов двигался вместе с ним, пропадая где-то в листве. Пол вышел на Пятую, пересек ее в северном направлении, а затем повернул на восток по Сто одиннадцатой, мимо Мэдисон-Авеню и дальше, по темному, вонючему кварталу к баррикаде, образованной поставленными на столбики кирпичей грузовиками, перегораживающими Парк-Авеню словно Берлинская стена... Так ему показалось.

Пол повернул на север и вошел в гетто: справа была стена, за которой проходила железка, слева – паршивые провалы вонючих парадных. Он никогда не бывал здесь ночью; несколько раз ему приходилось проходить по этой улице днем, да и то, не проходить, а проезжать в такси или на поезде. Здесь все казалось не соответствующим этому городу – Нью-Йорком тут и не пахло: здания низенькие, приземистые, движения – никакого, да и пешеходов тоже. Даже пьяных, обычно спящих на ступенях домов не видно – понимают должно быть, что заснуть здесь, все равно, что самому себе глотку перерезать. Этот район казался полной противоположностью Таймс Сквер, но здесь точно так же пахло злом. Ледяной ветер нагнетал темноту; случайные снежные хлопья вертелись в стылом воздухе; звуки шагов гулко отдавались от тротуара и булыжной мостовой, и Полу показалось, что он – единственный выживший в какой-то катастрофе, обследует мертвый заброшенный город.

Он заметил их на крыше четырехэтажного здания смутный силуэт, тень движущейся группы людей: трое или больше, он не мог с уверенностью сказать. Они подошли к самому краю и перегнувшись, уставились на улицу. Люди напомнили Полу пассажиров на пересадочной станции метро, заглядывающих в туннель, чтобы посмотреть не приближается ли поезд. Тут он понял, что и эти высматривают тоже самое – поезд.

Он слыхал об этой игре: опасной и дерзкой.

Пол придвинулся вплотную к домам, туда, где были гуще тени и застыл на углу. Он стоял не прислоняясь к стене, в глубине квартала, не видимый из-за тусклого фонарного света и наблюдал за крышей дома возле т образного перекрестка. Ему показалось, что где-то вдали громыхает приближающейся поезд, но быть может ему послышался отдаленный городской шум.

Смотря на крышу, Пол стал разделять группу на отдельных персонажей. Подростки: трое мальчишек или парней и по крайней мере одна девица, мелькавшая тут и там. Похоже, они бродили по крыше туда-сюда от края к краю, перенося какие-то вещи и складывая на другом конце.

Боеприпасы.

Он услыхал смутный наглый смех.

С угла они казались ему малюсенькими, и расстояние до парапета крыши измерялось сотнями футов, но Пол знал, что это всего лишь обман зрения и до малолеток каких-нибудь семьдесят футов: ширина улицы и половина высоты здания, если строить равносторонний треугольник, а линия видения Пола выстраивала гипотенузу.

Он никогда ни в кого не стрелял с такого расстояния: он припомнил разговоры о том, что попасть в кого-нибудь снизу по восходящей крутизне очень сложно. Поэтому следовало быть крайне осторожным.

Значит четверо: это тоже следовало принять во внимание. В кармане куртки он пальцами пересчитал запасные патроны – десять. Плюс пять в барабане револьвера. Не так уж много можно промахиваться: по каждой мишени следовало выпустить не больше трех пуль.

Пол подошел поближе к углу и огляделся. Паутина пожарной лестницы лепилась к стене противоположного здания. Но тут же отбросил эту мысль как чересчур рискованную: его могли заметить во время перехода улицы.

И тут ему в голову пришла другая идея. Он снова отпрянул в тень и принялся выжидать.

Поезд приближался. Пол увидел как трое парней подняли руки, в которых были зажаты какие-то предметы и уперлись ногами в низкий парапет, шедший по всему периметру крыши. Грохот оглушал и когда Пол повернул голову, то он увидел, что по верху каменной стены шарят прожектора надвигающегося поезда. Земля начала трястись под ногами. Поезд шел параллельно улице, и Полу были видны головы в окнах; он перевел взгляд на крышу и заметил, что парни бросают свои ракеты и гранаты: камни, кирпичи, цементные обломки. Некоторые были так тяжелы, что парни едва могли их поднять. Большие падали сразу вниз, но Полу был прекрасно слышен грохот и царапанье камней по крыше и боковинам поезда, также как и звон разбивающегося стекла. Задело ли кого-нибудь из пассажиров поезда?

Еще стекло. Кирпич отскочил от мчащегося поезда и пулей отлетел на середину улицы. Девушка на крыше тоже кидала свои бомбы; пол аккуратно всех пересчитал и обрадовался, что банда состоит всего из четырех человек.

Звон стекла. Послышался дикий крик. Последний вагон; поезд ушел, унося в кильватере грохот и визг.

Он взглянул на крышу и увидел, что ребята исчезли. Тогда Пол подбежал к ближайшему углу и выглянул настолько, чтобы увидеть пожарную лестницу через улицу.

Они спускались. Бежали по металлической лестнице от площадки до площадки. Их смех был похож на выскабливание металлического корыта.

Пол подождал пока первый не дойдет до нижней площадки. Парень своим весом обогнул последнюю лесенку и поехал на ней вниз: заржавелая лестница скрипела и крякала. В неверном свете фонарей Пол хорошенько прицелился, положив стрелковую руку на левое запястье и когда парень обернулся к остальным, чтобы что-то крикнуть – медленно и плавно спустил курок: пистолет издал легкий щелчок, перешедший в грохот выстрела и голова мальчишки завалилась набок от попадания пули.

Остальные увидели это, но не поняли причины по которой вожак упал и поэтому продолжили спуск. Пол ждал: время могло подождать: банда не знала, что он их поджидает.

Все спрыгнули вниз и сгрудились вокруг распростертого ничком товарища, и Пол снова спустил курок и увидел, как один из группы грохнулся на землю с перебитым позвоночником и когда он еще падал, Пол успел послать и вторую пулю в его направлении, понимая, что это напрасно, что тот моментально умер, и смотря как снаряд выбивает кусок кирпича из стены. Третий горкнул за пожарную лестницу, проявив недюжинную сноровку, а девица шмыгнула к ближайшей парадной. Пол услышал ее крик:

– Достань этого говнюка! – И тут же тот парень, который еще секунду назад прятался под лестницей, выскочил на тротуар и, молча выхватив из кармана нож, помчался огромными прыжками в сторону, откуда раздавались выстрелы.

Сколько патронов осталось: два или один? Пола охватил внезапный ужас, и он понял, что придется ждать, чтобы подпустить его на расстояние вытянутой руки, чтобы ни за что не промахнуться. Парень приближался кошмарно, как во сне: быстро и беззвучно. Пол отлично видел его полыхающие жесткие испытующие глаза, губы приподнимающиеся в освобождающем зубы оскале, огромные ноздри, напрягшиеся словно бицепсы... И тогда Пол выстрелил и крутящееся веретено свинца выбило в лице парнишки прямо под его правым глазом темный дискообразный провал. Вопль парня был воплем уже мертвого человека, когда он налетел на Пола и опрокинулся вместе с ним на землю. Взмокнув от ужаса Бенджамин быстро выкарабкался из-под тела, чувствуя как лезвие ножа полоснуло его по кисти; пистолет выкинуло из руки и он покатился по тротуару, а Пол откинулся назади оперся на стену, перегнувшись напополам и прижимая к животу ужаленную, горящую огнем кисть, лицо взмокло от пота, а дыхание с присвистом вырвалось сквозь сжатые зубы. Парень приподнялся, вцепившись ему в плечо, но Пол отпихнув его, схватил пистолет и выстрелил бандиту еще раз в лицо.

Патроны кончились, он знал теперь точно, и откатив барабан, вытряхнул на ладонь и спрятал в карман гильзы, обшаривая глазами противоположную сторону улицы – там только два трупа. Куда, черт побери, подевалась девка?

Потом услышал убегающие шаги; где-то хлопнула дверь, и он заморгал.

Ушла. Он трясся, ставя заряженный барабан на место. Теперь надо хорошенько подумать.

Не могла она хорошо его рассмотреть, на свет он не выходил. А уж лица точно не разглядела – в этом он был абсолютно уверен.

Оказывается, он в спешке опустил гильзы мимо кармана, а на них его отпечатки пальцев – он не мог перезаряжать пистолет в перчатках. Пол опустился на колено и принялся подбирать пустышки, долго не мог найти пятую, но потом увидел ее в трещине между камнями. Запихнув их теперь уж точно в карман, он взглянул на парня, полоснувшего его ножом. Тот истекал кровью, льющейся на дорогу. Этот подобрался совсем близко и видел Пола в лицо, следовало убедиться, что он мертв. Пол выстрелил ему в голову еще раз.

Даже если те двое под лестницей не умерли, они все равно его не видели; пора была убираться отсюда: что если девочка вызвала полицию?

Пол развернулся и пошел на юг: он был иссушен жестокостью.

Пройдя половину квартала, он обернулся и увидел полицейского.

Коп стоял, застыв под фонарем, но по повороту его головы Пол понял, что он его видел. Бенджамин застыл: в его руке, о чем он абсолютно позабыл, лежал револьвер. Он знал, кто он такой. И ждал, пока тот заговорит и вытащит свой пистолет. У него и мысли не возникло выстрелить в полицейского, хотя револьвер оттягивал руку. Полицейские не созданы для того, чтобы в них стреляли. Они созданы совсем для другого.

Коп поднял одну руку и сняв фуражку вытянул руку вверх. А потом медленно повернулся и встал молча к Полу спиной.

До Бенджамина медленно доходило, что именно хотел этим сказать полицейский. Наконец его сердце тяжело заухало как сова в груди, и он пошел на юг, шмыгнув за угол. Выглянув из-за поворота, он увидел, что коп не двигался. Тогда Пол нырнул под грузовика воздвигнув между полицейским и собой свою Берлинскую стену, а потом вышел на Третью Авеню и пошел к центру города, а затем поймал такси, в котором и доехал до дома.