Капитан Мастро сказал:
– В подобном образе мыслей скрыта большая опасность. Когда к вам с целью ограбления заходит вооруженный грабитель, и вы начинаете сопротивляться, то страшно рискуете. Большинство этих людей рецидивисты, которые ничего не боятся. Если вы не так круты, как они, и не умеете, как следует, обращаться с оружием, то наверняка, проиграете в этой жутковатой игре, ставка которой – ваша жизнь. Мы официально пропагандируем политику непротивления и рекомендуем всячески воздержаться от применения оружия, даже если вы решите защищаться. Слишком уж легко человека ранить или убить. Несколько долларов из кассы не стоят жизни ее владельца.
Мы тут же попытались узнать, как обстоят дела с кривой роста преступности, после появления в городе линчевателя, но, к сожалению, капитан отказался назвать и прокомментировать эти цифры.
– Любой ответ на данный вопрос сейчас неуместен и несвоевременен, – сказал он. – Чересчур много факторов влияют на эти данные.
Пол принес чашки с кофе в комнату. Ирен голая вышла из ванной, стряхивая с плеч капельки воды. Кончики ее волос были мокры. Она улыбнулась – очень тепло, и все еще сонно.
– С Новым Годом.
– Ага. – Она выронила полотенце и обняла Пола. Кожа после душа была туго-туго натянута. В каждой руке у него были зажаты чашка с блюдцем: он аккуратно поставил их на стол и обнял Ирен. Потом медленно и нежно поцеловал.
– Благодарю тебя, моя дорогая, за то, что сделала меня долгое-долгое время счастливейшим из всех.
Она высвободилась и подошла к своим вещам; Пол смотрел, как ее маленькие кругленькие ягодицы колышутся в такт шагам.
Потом сказал:
– Я тут кофе принес.
– Лучше пусть остынет. Стоит выпить чашку горячего, как мне тут же захочется закурить.
После того, как Пол принял душ и оделся, они вместе сели на кухне и принялись вылавливать из розетки кусочки грейпфрута.
Пол сказал:
– На работе я могу не появляться до понедельника. У нас. таким образом, есть пять дней. Почему бы куда-нибудь не съездить? Как насчет Нового Орлеана?
– Это было бы чудесно. Я никогда прежде там не бывала. Но, к сожалению, я завтра и в пятницу должна быть в суде.
– Что ж, отложим на другое время.
– Я об этом тебе обязательно напомню. – Она оттолкнула ногтем газету. – Снова Мастро. Черт, если дельце с этим линчевателем затянется, он станет популярным копом в этой стране. И может выставить свою кандидатуру на президентских выборах.
– А какой он человек?
– Нормальный, Неплохой полицейский. Голова на плечах и, что немаловажно, он умеет ей пользоваться. Бюрократом его не назовешь, его эта чаша минула. Но пока не разгорелась эта заварушка с линчевателем, о нем никто, за исключением профессионалов не слышал. Теперь же он почувствовал вкус к тому, чтобы быть знаменитостью и попытается выжить из этого все, что только возможно. Черт, как курить-то охота! Как ты можешь читать утреннюю газету без сигареты?
– После первых десяти или пятнадцати лет начинаешь привыкать. Что еще остается.
– Толстяк.
Пол осторожно попытался перевести разговор в интересующее его русло:
– Во вчерашней газете было написано, что ему удалось идентификация оружия линчевателя. Мне так показалось, – это можно было прочесть между строк, что он знает много больше, чем выдает публике и репортерам.
– Они специально хотят произвести подобное впечатление. То есть, чтобы линчеватель считал, что кольцо вокруг него смыкается. На самом же деле они сейчас так же далеки от разгадки, как и в самом начале. У полиции вообще нет ни одной мало-мальски порядочной зацепки.
– А как же насчет этих свидетелей?
– Они видели кого-то в машине! С пистолетом в руке, а кругом визжали пули. Они смотрели на него сквозь грязное стекло, из ярко освещенной комнаты, когда он находился на плохо видимой стоянке, в тридцати футах от них. Что можно разглядеть при этом?
– Как ты считаешь, полицейские думают, что действует один человек, или целая организация?
– Они ничего не думают, и ни во что не верят.
– Сам-то я полагаю, что действует всего один парень, – сказал Пол. – Судя по всему, он довольно умен. Потому, что вполне может, чтобы сбить с толку полицию, использовать два или три разных пистолета...
– Это-то меня и убивает, – согласилась Ирен. – Похоже, что и Вика Мастро тоже. Видишь ли, конечно, он хочет наколоть линчевателя – это однозначно, – потому что понимает, как это важно для его карьеры. Но не собирается особо спешить. Прежде, чем он поведет линчевателя в Городской Суд в наручниках, ему необходимо высосать из дела как можно больше паблисити и сделать себе солидную рекламу.
– А ты считаешь, что он действительно поймает линчевателя?
– Естественно. Рано или поздно, но он совершит промах. На самом деле он уже его совершил – в тот вечер, когда пристрелил парня с мачете. Порез может быть сильным. А копы прочесывают все больницы и опрашивают всех докторов с частной практикой в радиусе сотни миль. И они вполне могут его отыскать. И если на этот раз кончик не отыщется, тогда подождем следующего, который не замедлит произойти. У линчевателя положение незавидное: ведь ему достаточно допустить одну-единственную ошибку, которая обязательно станет роковой. Одну – и ему конец. Полиция может позволить себе допускать все ошибки в мире, а правой оказаться лишь единожды.
– Звучит очень сурово, как приговор. Как неизбежность.
– А это и есть приговор. Вопрос времени, когда его вынесут.
– А что если линчеватель на какое-то время затихнет или переедет в другой город?
– Не знаю, – проговорила Ирен. – Меня больше интересует, что будет, если его поймают?
– Что ты имеешь в виду?
– Для большинства здешнего населения этот человек своего рода герой. Что произойдет, если мы попробуем его судить?
– Теперь понятно.
– Могут произойти демонстрации, даже бунты. В этом городишке возможно все что угодно. Суд над линчевателем в Чикаго может превратиться в неуемную политическую игру.
– Забавно. Хотел бы я узнать, чем все это закончится. Пол вздохнул. – Еще кофе?
Глава 27
В четверг утром Пол забросил Ирен в ее офис и отправился на юг, в трущобы. Полдня он патрулировал улицы, стараясь отыскать в приграничных районах города следы преступлений, но сильный холод удерживал людей в домах, и в половине третьего Пол поехал обратно в центр, чтобы осуществить следующую часть своего плана.
Он вырезал полдюжины объявлений из раздела газеты, где рекламировалась продажа недвижимости и, наконец, обнаружил ту контору, что отвечала его требованиям. Она была расположена в Лупе возле перекрестка Раш и Гран-Авеню. Там находился гараж, несколько магазинчиков быстрого обслуживания, бар, порномагазинчик, на углу парковка, а за ней разваливающееся здание.
Объявление привело его к трехэтажному зданию, покрытому толстым слоем копоти. Узкий проход между двумя складами вывел его к лестнице, где Пола встретил управляющий – лысоватый, с нависшими пейсами человек; ему были необходимы стрижка, бритье и диета, в которой не присутствовало бы пиво. Он отвел Пола на верхний этаж.
Офис занимал единственную комнату. Два грязных окна выходили на Гран-Авеню. Предполагалось, что офис сдается с мебелью, то есть в нем находился стол такой древности и дряхлости, что можно было подумать, будто его выволокли со свалки, хрупкое креслице на колесиках с протершейся обивкой, погнутый металлический шкафчик для бумаг, лампа с гибкой “шеей” на столе, на полу ветхий ковер. Ни в лампе, ни на потолке не было даже намека на патроны, зато на столе какая-то добрая душа оставила полрулона туалетной бумаги. Здесь находился также шкаф для одежды, в нем – две проволочные вешалки, а на матовой поверхности стеклянной витрины осталась полустершаяся надпись, по которой можно было установить, что предыдущим владельцем конторы являлась компания по внедрению новинок. На столе также находился черный телефон, но управляющий сообщил Полу, что его нужно подключить. Рента составляла восемьдесят долларов. Пол подписал именем своего шурина договор на шесть месяцев и вручил управляющему сто шестьдесят долларов за охрану и в качестве первого взноса за месяц. Перчаток Пол ни разу не снял. Управляющему он объяснил, что контора ему нужна для получения и рассылки корреспонденции, потому как бизнес у него маленький: изготовление поздравительных карточек. Мужчина не проявил к. этому сообщению ни малейшего интереса. Он только дал Полу ключи от входной двери, от двери офиса и от туалета в конце коридора.
Пол сказал, что предыдущая его контора сгорела, и поэтому он детально расспросил о пожарных выходах. Управляющий показал ему черные лестницы, пожарные выходы вели к стальной двери в задней части здания.
Она выходила на узенькую аллейку, заставленную мусорными баками: изнутри дверь открывалась беспрепятственно, но снаружи внутрь без ключа было не попасть, с той стороны двери не было ручки и, кроме того, возле замка были напаяны стальные пластины, которые должны были предохранить здание от взлома или попыток вскрыть замки пластиковой карточкой или проволокой.
Оставшуюся часть дня Пол потратил на завершение своего прикрытия: заказал дешевые канцелярские принадлежности, несколько резиновых печатей, подержанную пишущую машинку, пачку клейких эмблем для надписей, а также скрепки, шариковые ручки, большие плотные конверты. Затем Пол прошел по Стейт-Стрит и накупил на двадцать долларов поздравительных карточек.
Остановившись у телефона-автомата, Пол набрал номер телефонной компании, объяснил, в чем проблема, дал номер своего Шурина в Нью-Джерси и попросил, чтобы подключили его телефон в здании, где находилась контора. Представитель компании пообещал, что в понедельник утром все будет сделано.
Родилась “Нойзер Студиос”. К половине пятого Пол вернулся в свою новую, засиженную мухами контору и разложил купленные вещи: все делал аккуратно, надев резиновые перчатки, купленные заранее в универсаме. Поздравительные карточки Пол разложил по конвертам и засунул их в железный шкафчик. Потом поставил машинку на стол и ввернул лампочки, предварительно сделав патроны.
Эта затея вместе с охраной и арендой обошлась ему почти в триста долларов, и все только лишь для того, чтобы иметь место для хранения оружия.
Держать пистолеты у себя в квартире или в машине он больше никак не мог. Начав работать на Чилдресса, он будет почти на целые дни оставлять квартиру и машину без присмотра. Стоит команде Мастро заподозрить его хоть в чем-то – и шансов попросту не останется; и машину, и квартиру обязательно обыщут.
Если же расследование идет полным ходом, то полиция наверняка допрашивает торговцев оружием: конечно, в Чикаго может быть десятки тысяч “сентенниалов”, но стоит добраться до Трюэтта в Висконсине, и копы узнают, что некий Роберт Нойзер купил у него два пистолета. Тогда начнут охотиться за этим самым Нойзером. Обнаружат, что у Нойзера контора на Гран-Авеню, обыщут кабинет и отыщут пистолеты.
Но связать Нойзера с Полом не смогут. Просто потому, что он не оставит ни одного отпечатка пальца ни в кабинете, ни в здании.
Ни на пистолетах.
Он вычистил, смазал и вытер оружие самым тщательным образом. Вытер и инструменты для чистки и коробку, положил все вместе в нижний ящик стола. Потом подумал и переложил в ящик железного шкафчика. Замков на нем не было, и всегда была возможность ограбления: могли и украсть оружие, да-да... Но на самом деле Полу это не причинило бы особого вреда, а если грабитель воспользуется украденным оружием, то это даст полиции нужную зацепку и зажжет для них зеленый свет.
В любом случае Пол всегда мог купить себе новый пистолет.
Вернувшись на улицу, он увидел, что уже стемнело, и поток машин здорово поредел. Пол вывел из гаража машину и поехал на север, к квартире Ирен.
Глава 28
“Чикаго, 3-е января.
Двенадцатилетний подросток, ученик шестого класса, выстрелил и ранил своего учителя, когда тот отругал его за плохое поведение в классе”.
* * *
“Чикаго, 3-е января.
Когда грабитель, держащий одну руку в кармане, пригрозил водителю чикагского автобуса пристрелить его, если он не отдаст ему кассу с выручкой, шофер сам выстрелил в него.
Оказалось, что грабитель не вооружен.
Грабитель не опознан. Он умер в городской больнице, не приходя в сознание после сделанной операции”.
– Он сказал, что у него в кармане пистолет, сообщил водитель, Джеймс Суит, 31 года, живущий по 3108 Зап. Пляж, – И мне вовсе не хотелось стать еще одной жертвой бандитского нападения.
Автобусная компания довела до нашего сведения, что по законам временные работники не имеют права носить оружие.
– Но уж лучше я буду живым безработным, чем работающим трупом, – сказал Суит. – Между жизнью и работой я выбираю первое.
Суит сообщил, что купил пистолет, как только впервые услышал о линчевателе.
Грабитель залез в автобус 46-го маршрута, которым управлял Суит, на Уэстерн-Авеню, около Эдиссона, и, как только двери захлопнулись, принялся стращать водителя. В салоне больше не было пассажиров. Суит тут же нажал кнопку тревоги, которой оснащены все автобусы компании “ЧТА”, но ни один полицейский не принял сигнал и не откликнулся.
– У меня не оставалось выбора, – пожал плечами Суит. – Ключа в кассе у меня нет. Отдать всю кассу я не мог. Да даже если бы мог, с какой стати я бы стал это делать?
Суит работал водителем семь лет.
– С каждым годом становится все труднее и труднее, – объяснял он. – Сейчас каждый день шоферы подвергаются нападениям.
Грабитель, которому по виду нельзя дать больше двадцати, не опознан, и сейчас проводится идентификация его отпечатков пальцев.
Суита, по словам представителя автобусной компании, не собираются отстранять от работы или увольнять – это дело будущего, а пока идет следствие.
Уголовных обвинений выдвинуто не было.
Глава 29
Суд по делам несовершеннолетних округа Кук был расположен в длинном приземистом мрачном современном здании – прямоугольном и безобразном; пятиэтажка подобного типа могла оказаться и фабрикой, и заводским управлением, и лепрозорием. Здание находилось в самой вершине квартального треугольника и было наискось перечеркнуто диагональным разрезом Огден-Авеню.
Шоссе 66 вливалось в Огден-Авеню: по нему неспешно катили тяжелые грузовики. Пол свернул и припарковался на Хэминтон Авеню возле бокового входа в суд по делам несовершеннолетних.
Небо застыло и стало похожим на оловянную тарелку. Шедший в декабре снег сохранился только на обочинах да в парке, где его не месили ногами и колесами. В промежутках, машина останавливалась и приходилось ждать. Пол включал обогреватель и, наконец, натопил салон и кресла до такой степени, что до них стало противно дотрагиваться, и потом он вновь ждал, пока холод не проберется сквозь закрытые наглухо окна.
На сидении рядом лежали газеты, он просматривал их не спеша, лениво переворачивая листы и наблюдая уголком глаза за выходом из здания суда. Из радиоприемника неслась какая-то странная тягучая музыка, но Полу было все равно, он не пытался поймать что-нибудь другое: таким образом, он как бы находился в чьей-то компании и, не изнывая от одиночества, мог преспокойно думать об Ирен.
Пол сделал несколько необычных приготовлений. Замазал передний и задний номер машины маслом и грязью до такой степени, что цифры стало не различить. Купил эдакую русскую ушанку: когда такую штуку натягиваешь на лоб, то лица становится практически не разобрать. Нацепил огромные солнцезащитные очки типа тех, что носят мотоциклисты, с зеркальными стеклами. А к верхней губе приклеил кустистые усы, купленные в театральном магазинчике. Он понимал, что, начав действовать в дневное время, он подвергается риску быть замеченным. С этим нельзя было ничего поделать, но ему хотелось, чтобы возможные свидетели запомнили шапку-ушанку, мотоциклетные очки и усы.
Очки и ушанка лежали на сидении под газетами. Автоматический пистолет двадцать пятого калибра лежал в кармане брюк, а “сентенниал” под сидением машины, откуда его можно было быстро достать.
Мимо пробралась патрульная полицейская машина и остановилась возле входа в здание суда. Коп и человек в гражданском деловом костюме вывели из машины двоих подростков и направились во внутрь; через несколько секунд коп вернулся и уехал. Пол взглянул на часы – 9:45.
В последующие четверть часа в здание вошли еще несколько человек. Пол наблюдал за ними безо всякого интереса, все его мысли были поглощены Ирен. Она продолжала рисоваться ему в самых соблазнительных позах, смеющаяся, покачивающая бедрами при ходьбе; он представлял ее глаза, в глубине которых затаилась озорная искорка любопытства.
Она была той женщиной, которую он мог полюбить, если все еще был способен любить.
Пол все наблюдал, как люди входили и выходили; наконец, где-то в половине одиннадцатого из здания вынырнули двое угрюмых мальчишек, с неохотой бредущих за жирной усталой женщиной. Она могла вполне быть их матерью, а их вполне могли отпустить ей на поруки: маленького росточка, на вид не больше тринадцати четырнадцати лет, но в атавистических чертах их лиц отчетливо читалась страсть к насилию.
Вся троица подошла к автобусной остановке и стала ждать. Когда машина отъехала, Пол выверну за ней вслед, выключил радио и нацепил ушанку и защитные очки.
Затем они пересели на другой автобус, следующий на юг, в Эшлэнд, и Пол последовал за ними. Он находился в двух кварталах от автобуса, когда мамаша с детишками вылезли и свернули в боковую улочку, меся снег ногами.
Их поглотил небольшой домишко, и Пол в течении часа сидел, почти не шевелясь и ожидая, когда ребята выйдут на улицу. Наконец, они вышли и сразу же присоединились к трем другим мальчишкам, и впятером они отправились в парк. Один из парней тащил большой кусок твердого зеленого пластика с загнутым вверх острым краем – сани. Перекидываясь снежками, компания забралась на вершину тщедушной горки, и тут все стали воевать за право катится первым; потом трое кучей повалились на сани и поехали вниз, пластик подпрыгивал на неровностях, и двое парней выпали из еще несущихся саней, приземлились на тощие зады, и покатились вниз.
Озлобившись на самого себя за то, что так обманулся, Пол запустил мотор и поехал прочь.
Он грустно позавтракал гамбургером, и ему снова на ум пришла Ирен, ее готовка была непритязательной на вкус, но Пол вновь открыл для себя, что в трапезе самое главное то, с кем ты ее разделяешь.
К часу дня он снова был на своем посту возле здания суда для несовершеннолетних. Сюда он приехал потому, что во взрослом суде больше появляться не смел: если его засекут и сопоставят время посещения с совершением очередного убийства, как в прошлый раз было с Краббом, Ирен может обо всем догадаться.
Если четырнадцатилетний парень обвинялся в изнасиловании и убийстве, то максимум, что он мог получить – это восемнадцать месяцев в спецшколе, которые на самом деле превращались в семь или восемь от силы, так как заведения были страшно перегружены. Может быть, мягкость и снисходительность законов для несовершеннолетних объяснялась тем, что эти законы писались давно, и его следовало защищать и оберегать: в то время ребенок был просто ребенком. Но теперь уличные подростки опустились до омерзительных гнусных жестокостей. Подростковые дела пестрели увечьями, убийствами, изнасилованиями и звериными надругательствами над людьми. И единственное предназначение закона в данном случае заключалось в том, чтобы уверить этих зверенышей, что они могут совершать свои паскудства, не боясь наказания.
Нападавшие на Эстер и Кэрол были детьми; никто, правда, не знал, так ли это, но они были мальчишками, не мужчинами. Молодняка следовало остерегаться в первую очередь – опаснее их не было. Пол читал где-то, что главным преобразователем является время.
Редко встречается сорокалетний налетчик; – с возрастом в их души закрадывается страх.
Только после двух часов Пол, наконец, понял, что сидел тут не зря.
Пареньку было лет семнадцать-восемнадцать. Он припарковал свою полуразвалившуюся машину за автомобилем Пола, возле пожарного гидранта и пошел через улицу, пиная размякший снег ногами. Высокий и стройный, в джинсовой куртке и черных штанах, он носил довольно нахальную шляпу, которую сейчас оставил в машине. “Я мороза не боюсь”, – как бы говорил он всем своим видом.
Для ответчика в этом суде он был слишком стар, следовательно, приехал, чтобы кого-то отсюда забрать. Пол стал ждать его появления из здания суда.
Люди маленькими группками выходили на улицу: родители и дети, серьезные или же, напротив, встревоженные тем, что увидели в этом холодном черном здании.
Мотор машины Пола работал в полную силу, и салон уже сильно прогрелся, когда из суда вышел знакомый парень с еще одним, одетым практически одинаково с первым, правда, второй был несколько меньше ростом и выглядел моложе, но черты его ли, второй был несколько меньше ростом и выглядел моложе, но черты его лица кривились. Оба перешли улицу, засунув руки в карманы штанов, не говоря ни слова, – глаза их матово поблескивали будто подернутые невидимой пленкой, – абсолютно безо всякого выражения: глаза и глаза, обыкновенные органы чувств.
Парни залезли в свою машину. Пол услышал, как заскрипели ржавые двери, когда их открывали. Потом раздался хрип и, выдав облачко вонючего газа, машина прогромыхала мимо, постреливая выхлопами.
Пол позволил им скрыться из виду и, когда машина завернула, за угол, после этого поехал следом.
Развалюха—“меркюри” вроде бы сначала двигался с какой-то определенной целью в определенном направлении, но потом оказалось, что парни безо всякой нужды проезжают по одним и тем же улицам, разворачиваются и срезают углы в тех же самых местах. Может быть, пытаются обнаружить слежку? Но Пол без всяких сложностей ехал за ними, следовал на один два квартала сзади, позволяя транспорту беспрепятственно вторгаться между их машинами. Его автомобиль ничем не выделялся, краска на кузове несколько поблекла и выцвела и была покрыта потеками масла и следами выхлопных экскрементов.
Может быть, парни решали, чем заняться, а скорее – развлечься. Внезапно Пол поймал себя на мысли, что жаждет, чтобы они просто отправились в кино. Его это поразило, но тем не менее он не испытывал никакого желания совершать насилие.
“Меркюри” впереди потянулся к школьному двору. Подъезжая к перекрестку, Пол замедлил движение, включил мигалку поворота, указывая, что хочет повернуть налево. Ему захотелось бросить это занятие, вернуться в офис, снять с себя маскировку, вытащить из кармана оружие, отправиться домой, принять душ и надеть любимый твидовый костюм. Они с Ирен были приглашены сегодня на ужин к Хэрри Чизему – старому преподавателю права.
Он уже наполовину вывернул влево, когда увидел, что “меркюри” подрулил к обочине и замер возле дальнего конца спортплощадки, на той самой улице, с которой Пол только что вывернул. Тогда Пол остановился в переулке и принялся наблюдать за происходящим сквозь частую сетку, которой была обнесена площадка. Парни вылезли из машины и пошли вперед. Мимо площадки толпами неслись ребятишки, выскакивающие из здания школы. В руках они тащили книжки, а пар облачками окутывал их лица. Только что закончились дневные занятия, и ребятишки спешили по домам.
Двое тощих подростков стояли возле проволочной ограды, вцепившись пальцами в перчатках в переплетения, оглядываясь и наблюдая за ребятней, пересекавшей площадку.
Что-то они задумали. Что-то мерзкое.
Пол натянул резиновые перчатки, одел ушанку, нацепил защитные очки и, запустив мотор, объехал три стороны квартала за школой и медленно приближался теперь к последнему повороту. Отсюда открывался вид на главные ворота, из которых вываливалась ребятня. Он увидел, как двое парней в джинсах отцепились от проволочного заграждения и направились к воротам, Они пристроились за парочкой девятилетних девчонок и перешли на другую сторону улицы, пока толстая баба в форме регулировщицы сдерживала поток автомобилей.
Когда открылось движение, Пол миновал перекресток и въехал в улочку, что находилась впереди. Перед ним маячили подростки в джинсах, а перед ними – девочки, которые свернули на огромную, но почти пустую автостоянку, на которой были раскиданы кучи мусора, несколько трухлявых машин дожидались здесь своего смертного часа, – девочки срезали углы, чтобы поскорее попасть домой. До самого конца квартала расстилалась замусоренная и безлюдная земля. Парни в джинсах внимательно наблюдали за девчонками, которые перебегали через пустырь. Когда Пол поравнялся с ними, они уже сошли с асфальта и пошли за девятилетками.
Пол нажал на акселератор и быстро добрался до дальнего угла: он хотел объехать весь квартал к тому времени, как девочки обогнут площадку. Мчась по узенькой улочке, Пол перегнулся через сидение и опустил правое стекло; потом сделал еще один правый поворот и, замедлив ход, достал из-под сидения “сентенниал”. Руки в резиновых перчатках начали вариться в горячем поту.
Пол поставил рычаг в нейтральное положение и позволил машине беззвучно катиться по дороге, наклонившись вперед, он старался разглядеть выползающий из-за поворота пустырь.
В тени стены стояли двое парней в джинсах. Девчушки, распластавшиеся по кирпичной стене, были загнаны в угол и напуганы до смерти.
Длинный – шофер – поднял руку вверх и словно бы щелкнул пальцами. Но Пол увидел, что в руке блеснуло лезвие открывшегося ножа.
Вперед выступил тот, что был помоложе, выступил медленно, обдуманно-угрожающе, момент был зловещий. Зубки парня обнажились в неровно-садистской улыбке, тем самым он еще больше драматизировал разыгрываемую сценку. Он наклонился и, схватив край пальто девочки, что казалась несколько повыше, резко задрал его вверх, сжимая материю в кулаке и рукой придавливая девятилетку к стене. Девочка носила высокие, доходящие до середины бедер гольфы и грязно-белое бельишко. Парень потянулся к резинке трусов.
Пол аккуратно прицелился. Парни сконцентрировали свое внимание на жертвах, они не замечали ничего. Шофер, тот, что стоял с ножом, подвинулся ближе к маленькой девочке и, схватив за горло, придушил, чтобы та пикнуть не смела. Второй в это время рвал трусики своей жертвы. Он все еще задирал ее пальто и юбку, заставляя ее придерживать одежду подбородком.
Что-то заставило Пола на сей раз прицеливаться ниже обычного.
Первая пуля, выпущенная Полом, ударила под коленку.
“Сентенниал” вновь нацелился. Пол, перегнувшись через пассажирское сидение, опираясь рукой на окно, балансируя кулаком на металле. Тот, что повыше, резко повернулся, потеряв ориентацию, отбросила его приятеля на него, но Пол успел выстрелить в него как раз в тот момент, когда он развернулся к нему в анфас, пуля попала в икру и по тому, как дернулась нога, Пол понял, что кость раздроблена.
Оба насильника с перебитыми ногами грохнулись на землю.
Девочки, вытаращив от испуга глаза, распластались по стене, они вовсю пытались разглядеть лицо Пола.
На земле же тот парень, что повыше, крутился по кругу, как недобитый жук, взвывая от боли. Его приятель казался в ступоре: его рот раззявился от шока, и едва двигались губы.
Внезапно схватив свою меньшую подружку за руку, старшая потащила ее прочь. Через мгновение они в панике бежали обратно через пустырь к людной улице, оставив учебники на снегу.
Пол поднял стекло и выпрямился, потом развернулся.
Глава 30
– Коли дадите ему возможность, так Чилдресс вас живьем съест, – сказал Хэрри Чизем.
– Меня уже предупреждали. – Пол краем глаза уловил улыбку Ирен. – Но в любом случае поедание будет не слишком скучным.
– Контора у них развивающаяся, – согласился старик, – Ну, что? Кто-нибудь еще кофе хочет? Отлично. – Он разлил напиток из серебряного кофейника, его рука немного тряслась от старости. Столовая, как и сам дом, была уникальна. За пятьдесят лет, кроме проводки, здесь ничего не прибавилось. Казалось бы, обычный каркасный, без претензий дом, но построен он был во времена, когда люди умели жить шикарно и со вкусом отдыхать, в его солидности был заложен комфорт, а в тяжелый полутьме драпировок и деревянной мебели особый стиль и благородство, все вокруг дышало покоем.
Ирен взглянула на часики. За последние четверть часа она уж несколько раз проверяла время.
– Не хочу показаться жлобкой, прости мне нужно посмотреть эту программу.
– Ты постоянно талдычишь о какой-то там программе. Вот уж не подозревал, что тебе так нравится сидеть, уткнувшись носом в телевизор.
– Будут передавать интервью с Кевендером. Он будет поджаривать Вика Мастро. Хочется посмотреть, как будет выкручиваться наш самый популярный коп.
– В какое время она начнется?
– В девять.
– У нас еще куча времени. Прекрати, пожалуйста, смотреть на часы через каждые полминуты.
Холодный резкий ветер свистел за окнами. Во всем доме звенели стекла. В очаге потрескивал веселый огонек. Чизем налил всем коньяк и раздал бокалы; затем провел всех в гостиную и усадил Ирен в удобное кресло перед телевизором. Это был древний прибор – сплошное ореховое дерево и малюсенький экранчик, врезанный в него, с парой потускневших “заячьих ушек” наверху.
Ирен махнула рукой в сторону Пола, приподняв бокал на дюйм; от этих маленьких знаков внимания ему на душе становилось теплее, он кивнул ей и улыбнулся, прежде чем пригубить бренди.
Чизем медленно опустился в деревянное откидное кресло.
– И сколько их на этой неделе вы выпустили на свободу?
Ирен ответил очень сухо:
– Неделя была короткой. Так что на сей раз публика получила всего лишь половину обычной дозы.