Глава 4

Я сел в свой видавший виды джип, вставил ключ в зажигание, включил двигатель и, не сводя взгляда с Фредди, который все это время стоял не шелохнувшись в проеме распахнутых настежь парадных дверей, принялся прокручивать в уме встречу с Мадонной. В итоге я пришел к выводу, что провел свою партию на уровне. Правда, до наших с Джоанной похорон оставалось не так уж много времени, хотя и не мало, если удастся отпущенные на поиски убийцы сорок восемь часов потратить оперативно и с наибольшей отдачей.

Я помахал Фредди на прощанье, но на его тупой физиономии не отразилось никаких эмоций.

Пока я выбирался из поселка, где обитали некоронованные короли бизнеса и индустрии развлечений, я старался не думать о случившемся и даже не строил никаких планов. На душе было неспокойно. Не скажу, что мною овладела полная беспомощность, но почему-то вдруг захотелось напиться. Я даже подумывал, не купить ли пару литров текилы. Был уверен, что Джоанна меня поймет, но потом оставил эту мысль, потому что вспомнил о несовместимости благоразумия с алкоголем. Да и женщина, бросившаяся ко мне за помощью в отчаянную минуту, кроме снисходительной жалостливости, ничего другого по отношению ко мне испытывать не будет. Ладно, выпью, если все закончится благополучно. А пока, как говорится, мысленно поднимаю свой бокал за успех безнадежного дела! И ведь какие благие намерения посещали меня на прошлой неделе! Мечтал отправиться в путешествие по странам и континентам, горевал, что столько хороших книг не успел прочитать, старых друзей лет десять не видел. Можно было бы поехать куда-либо с Джоанной. Как она там?

Сразу вспомнилось все, что связывало нас. Память сердца немедленно подкинула воспоминание о ее милой манере, запрокинув голову, заливаться смехом над моими остротами. Вообще-то я жизнелюб, терпеть не могу ныть и канючить. Джоанна тоже. Мы обожаем радоваться жизни и очень подходим друг к другу. Н-да!..

Мне вдруг показалось, будто она полулежит на заднем сиденье и даже посмеивается. Я оглянулся...

Этого только не хватает! Так и спятить можно... Надо думать о том, как выбраться из передряги, в которую мы с ней попали. В жизни есть еще кое-что, что необходимо совершить, и мы уйдем из нее не раньше, чем выполним свое предназначение.

Я бросил взгляд в зеркало заднего обзора и оторопел. Меня догонял семиместный универсал...

Майк Фаррелл приподнялся на локтях, сел и поморщился.

— Башка просто чугунная! — произнес он страдальческим голосом.

— Пройдет! — бросил я и, подумав, добавил: — А помимо головы есть какие-либо нарекания?

Майк вздрогнул, весь сразу как-то съежился, повернулся и уставился на меня воспаленными глазами:

— Не пойму, что с головой, даже глазами больно двигать...

— Упал, стукнулся о пол головой, вот и больно...

— Упал, стукнулся головой... — передразнил он меня. — Врезал мне да еще мою пушку заграбастал! — Он усмехнулся, будто железом по стеклу провел.

Майк дотронулся до макушки, охнул и, расстегнув пуговицы на рубашке, полой вытер пот с лица. В помещении было душно и жарко. Я заметил, что он не сводит глаз с пистолета у меня в руке. Что ж, пусть помнит о том, что мы поменялись ролями!

— Майк, скажи, что все-таки произошло с Айелло?

— Клянусь всеми святыми, не знаю!

— А каким образом сейф оказался выхолощенным подчистую?

— Господи, откуда мне знать, откуда?

— Тогда объясни, почему ты трясешься и клацаешь зубами, как отбойный молоток?

— Башка у меня трещит, вот почему!

Майк вздохнул, перевел взгляд на окно. С величайшей осторожностью привстал, снова охнул. Покосился на меня. Он был напуган, осторожен и, видимо, мне не доверял. В мешковатых брюках он выглядел каким-то тщедушным, жалким и напоминал циркового клоуна. Должно быть, в тюрьме здорово исхудал.

— Крейн, — сказал Майк после паузы, — в сейфе было столько деньжищ, что на них можно купить авианосец. Может, они думают, я их себе взял?

— Откуда же тебе известно, что там были деньги? — спросил я спокойно и иронично, но Майк этого не заметил.

— Мне Айелло показывал, что было в сейфе, — заметил он мрачно.

— Если не секрет, при каких обстоятельствах? — спросил я, подходя к окну. — И знаешь ли ты, сколько стоит авианосец?

— Знаю. Миллиона два... Нет, пожалуй, три.

— Это же такая уйма деньжищ!

— Не веришь? Честное слово, я видел пачки долларов своими глазами. Очень хочется тебе об этом рассказать...

— Почему мне?

— Потому что ты и Джоанна... мы трое... я вот думаю, если мы втроем раскинем мозгами, то непременно найдем выход.

— А ты, однако, весьма осведомлен обо всем, — заметил я.

— Послушай, Крейн, во-первых, я не убивал Айелло, а во-вторых, денег не брал...

— Так. Ну, рассказывай...

— Сначала ты скажи, зачем поехал к Мадонне. Может, уже на него работаешь?

— Нет, не работаю.

— Я должен поверить тебе на слово?

— Речь сейчас не обо мне. Откуда ты знаешь, что в убийстве подозревают именно тебя?

— А кого им еще подозревать, если я был связан с ними?

— Неужели?

— Представь себе...

— Может, все-таки расскажешь?

— Это долгая история...

— Ничего, я терпеливый. Надоест — дам знать...

Проглотив ком в горле, Майк Фаррелл сцепил пальцы и, не отводя взгляда от пистолета, спросил:

— Думаешь, мы не в силах помочь друг другу?

— Ничего не могу сказать, пока не узнаю все в подробностях.

— А я почему-то уверен, что мне ты сумеешь помочь! — громко прошептал Майк. — Мне больше не на кого рассчитывать.

— Усвой одну простую вещь — если сам о себе позаботишься, тогда можно и на других рассчитывать.

— Правильная мысль, но, к сожалению... Я всю жизнь сам пробиваю себе дорогу, а что толку? — Он старался перехватить мой взгляд, но это ему не удавалось. — Ладно, слушай. Придется начать с самого начала, а иначе лучше вовсе не рассказывать. Сегодня утром я попытался подвести итог и понял, что должен кому-то обо всем рассказать. Начну, пожалуй, со своего призвания. Не возражаешь?

Я промолчал, а он повел плечами и тяжело вздохнул:

— Я был хорошим саксофонистом и никогда не был замешан ни в каких аферах. Однажды даже создал небольшой оркестр. Точнее — квартет. Мы играли в клубах, во всяких забегаловках. Заработки у нас были пустяковыми, но все кругом говорили, что у меня талант, и я был убежден, что все наладится. Тогда мне казалось, что если вкалываешь по двенадцать часов в сутки, если виртуозно владеешь саксофоном, то непременно пробьешься. Я ждал, что не сегодня завтра появится какой-нибудь импресарио и станет меня уговаривать записать пару дисков на студии «Коламбия». Мы работали как проклятые. Я подбадривал свой коллектив, говорил, что мы в одно прекрасное утро проснемся знаменитыми. Ребята мне верили. И представь себе, мы стали зарабатывать неплохие деньги, нас приглашали играть в дорогие клубы. Я был тогда молодой. Женился на Джоанне. Ей было всего девятнадцать. Представляешь, она была сама невинность, девственница... Мы играли джаз, все было тип-топ! И вдруг от меня уходит кларнетист, а спустя какое-то время на Тихоокеанское побережье уезжает клавишник. Ну, думаю, не беда! Беру в оркестр двоих идиотов, не способных отличить трубу от гобоя. Ничего, играем! И тут в городе прямо мор какой-то начался. Сорокалетние трубачи отваливали один за другим по разным причинам. Один умер от туберкулеза, другой стал алкоголиком, третий в дистрофика превратился... Я за голову схватился: неужели впереди у меня два десятка лет беспросветной нужды и борьбы за существование? Куча долгов, привычка топить огорчения в стакане, а то и того хуже — избавляться от забот с помощью наркотиков... Кошмар, безнадега! Надо было что-то предпринимать, и немедленно... Хотя бы ради Джоанны. Крейн, ты следишь за мыслью? Или я объясняю, что такое радуга, слепому?

Я заметил, что, рассказывая свою историю, Майк оживился. Похоже, звук собственного голоса успокаивал его. Пусть выговорится, подумал я, возможно, поймет, что куда как приятней жить с легким сердцем.

— Продолжай! — кивнул я. — Мне понятны твои переживания.

— Короче, я вдруг осознал, что молодость уходит, а я — никто, то есть так ничего и не добьюсь. Я Джоанну без памяти любил. И страдал. Неужели ей уготована такая безрадостная жизнь? Моя жена достойна лучшего...

Майк замолчал и нахмурился. Я тоже молчал. Не было у меня желания беседовать с ним по душам.

Майк растянул губы в ухмылке и, покачав головой, продолжил:

— В довершение ко всему начался массовый рок-н-ролльный психоз. Длинноволосые просто осатанели. Бум-бум-бум! Никакой мелодики... Лупит ударник что есть мочи, все стоят, раскачиваются, будто заведенные... Чума, одним словом! А я музыкант от бога... И тут выясняется, что только в «Красной мельнице» рок-н-ролльщиков на порог не пускают. Я, конечно, со своими ребятами туда, и как будто бы все путем. Но нет!

В один далеко не прекрасный вечер встречают меня пятеро мордоворотов и метелят по-страшному, из чего я делаю вывод, что они не дадут мне зарабатывать по сотне баксов в неделю и придется подыхать с голоду.

Майк засмеялся. Смех получился неестественным. Мне даже показалось, будто он зарыдал.

— Понимаешь, Крейн, я тогда впервые столкнулся с вымогательством. Длинноволосые сказали, что ничего не имеют против, если я стану отдавать им половину заработка. Я их послал куда подальше. Но однажды вечером ко мне домой заявился Айелло и говорит, что я могу спокойно работать у него в «Красной мельнице», но в другом качестве. Я согласился. Опускаться на дно жизни мне не хотелось. Я как-то там побывал и скажу, народу на дне полным-полно и все готовы друг друга сожрать. Короче, вручил я своим парням уведомление об окончании срока действия договора, и мы расстались.

— Ну и кем же ты стал работать у Айелло?

— Носильщиком...

— Носильщиком? — переспросил я.

— Ну да! В полиции за мной ничего не числилось — никаких приводов, никаких задержаний. Я оказался идеальным кандидатом. Копам и на ум не приходило останавливать меня для проверки. Зачем, если за мной никакого криминала не числится? А я, между прочим, в конце каждого месяца с сумкой, полнехонькой баксов, отправлялся то к одному толстопузому политикану, то к другому и вручал толстенные пачки денег — плату за оказанные услуги, другими словами, выдавал векселя, по которым рано или поздно придется платить.

— А конкретно? Какие услуги оказывали Айелло?

— Этого я не знаю.

— Ладно! — Я подумал и решил, что настаивать не надо. Рассказ еще не завершен, поэтому ответ на мой вопрос еще появится. — Продолжай.

— В общем, работаю я на государственной службе, получаю приличные деньги, но однажды происходит кое-что такое, что выводит меня из себя.

Майк украдкой посмотрел на меня, пытаясь определить по выражению лица, что мне известно об этом весьма деликатном происшествии. Я решил Майку помочь:

— Мне известно, что произошло между Айелло и Джоанной.

— Ничего себе, а? И все живы, заметь! Мерзавец был уверен, что я шуметь не стану, он думал, что я сломлен и промолчу.

И оказался прав. Как-никак, Джоанна была моей женой, и я не хотел выставлять ее в плохом свете. Ну и, конечно, в этом ее поступке была и моя вина. Она любила веселые компании, а я мог гарантировать ей лишь серенькую, скучную жизнь. Не хочу сказать, будто ей это приключение сошло с рук. Я задал ей хорошую трепку, а с Айелло даже не поговорил. Зачем? Любой разговор между мной и им перерос бы в крупный скандал, после чего меня закатали бы под асфальт. Но однажды я не сдержался, выпил лишнего и стал чихвостить Айелло. И мерзавец-то он, и подонок, каких мало... Ну а Пит Данжело не растерялся и принял меры, которые вышли мне боком.

— Пит Данжело слышал, как ты крыл Айелло?

— Да нет! Подслушал... При нем я, конечно, попридержал бы язык.

— И что было дальше?

— А дальше спустя какое-то время ни с того ни с сего у меня дома появляется парочка копов с ордером на обыск. Я в изумлении хлопаю глазами, а они — в туалет, вытаскивают из сливного бачка пластиковую упаковку чистого героина весом около килограмма и заявляют, будто я отпетый наркодилер. Ну, само собой, меня арестовывают, и сразу становится ясно, что кое у кого появилось желание упрятать меня за решетку. Разумеется, по ложному обвинению.

— Это что же, героин подложили полицейские?

— Думаю, тут поработали Айелло с Питом Данжело. Джоанны в городе не было целую неделю, так что они воспользовались ее отсутствием.

— А когда Джоанна вернулась, что они ей сказали?

— Много чего... Мол, вытащат меня из тюрьмы, помогут, хотя она уверяла их, что я к наркотикам не имею никакого отношения и ни в чем не виноват.

— И что дальше?

— Айелло стал проявлять такую активность, такую отзывчивость, что я даже не ожидал. Приходил ко мне в дни свиданий и все уверял, что они выручат меня из беды. Ну и вот с моего согласия организация нанимает адвоката по уголовным делам, и тот, выступая в суде, признает меня виновным. Мне дают семь лет. Айелло клянется могилой матери, что в тот самый день, когда я выхожу на свободу, он устраивает меня на работу с высоким жалованьем, а во время моего отсутствия до Джоанны никто пальцем не дотронется. В общем, мне затыкают рот и дают понять, что Джоанна у них вроде бы как заложница.

Добряк, благороднейший Айелло... Вчера я первым делом кинулся к нему, чтобы напомнить о заверениях, что все будет честно, без обмана.

— Значит, ты, выйдя из тюрьмы, сразу решил ехать к нему?

— Ну да! Ничего другого мне не оставалось. — Майк грустно улыбнулся.

— Фаррелл, хоть убей, не могу понять, почему ты тогда не протестовал. Почему не добивался пересмотра дела? В конце концов, можно было раскрутить эпизод с обыском, произвести расследование, по чьей наводке полицейские пришли к тебе в дом. Нельзя же быть таким безучастным! Почему руки опустил, почему не оказал никакого сопротивления?

— Потому что сразу понял главное: начни я права качать — меня давно бы уже не было в живых. Они могут все. Подсадят, к примеру, в камеру соседа, а тот через какое-то время убивает меня и поднимает гвалт, будто я покончил жизнь самоубийством. А Джоанну я вообще не имел права подставлять, она со мной и так натерпелась. Словом, в тюрьме я вел себя тише воды, ниже травы и приобрел репутацию безропотного молчуна. Кстати, Тони Сенну организация в свое время отмазала. Он как-то раз собирал дань с букмекеров, а один из них уперся, мол, не даст ни цента, так помощники Сенны ему голову проломили. И представь себе, в это время проезжал полицейский патруль. Коп, как водится, арестовал Тони прямо на месте преступления и довел дело до суда, а потом, к изумлению потерпевшего, заявил, будто тот споткнулся, упал и сам себе голову пробил. Букмекер в отпаде, а судьи выносят подсудимому условное наказание, поскольку тот, видите ли, оказался случайно замешанным в деле... Дали взятку кому надо, и все! Гуляет Тони Сенна на свободе, а ты говоришь, почему я правды не добивался.

Майк вытянулся на кушетке во всю свою длину и уставился в потолок. Я подошел к окну, привалился к подоконнику.

— Стало быть, вчера, едва появившись в городе, ты отправился с визитом к Айелло. Так?

— Так, но не совсем! Где-то после пяти выхожу я из автобуса в центре города и думаю: хорошо бы договориться с кем-либо, кто подбросит меня до резиденции Айелло. Туда, как тебе известно, автобусы не ходят. Айелло говорил, что сразу даст мне деньжат. Я ему поверил. Да и зачем ему было врать! И только я подумал, не махнуть ли в горы пешедралом, как натыкаюсь на Тони Сенну. Он занят делом — собирает оброк, то есть у одних берет, другим отдает. Двоим полицейским при мне денежки отстегивал.

— Он тебя сразу узнал?

— А как же! Давай, говорит, присоединяйся! Мы вместе продолжили обход. Многие меня узнавали, поздравляли с выходом на волю, желали успехов. Потом мы встретились с Данжело, и он повез нас к Айелло на своем «мерсе». Между прочим, дорогой он мне все уши прожужжал насчет продажи какой-то подержанной тачки. Я, конечно, помалкиваю, твержу, что мне надо повидать Айелло, и все тут. Тогда он спрашивает, как мне сиделось и не обзавелся ли я в тюряге какими-либо полезными знакомствами. А сам весь из себя такой прикинутый, ну прямо кинозвезда. Пока меня тут не было, все, как я посмотрю, размордели, обустроились. Вот легализуют игорный бизнес — миллионерами станут!

— А откуда тебе известно про легализацию игорного бизнеса?

— Сенна и Данжело всю дорогу обсуждали этот вопрос. Кто «за», кто «против» и всякое разное...

— Стало быть, вопрос окончательно еще не решен, да?

— Как я понял, пока не решен. Выборы в местные органы власти на носу. Кажется, в этом вся заковырка. Айелло, конечно, шикарно живет... То есть жил. — Майк помолчал. — Когда мы приехали на виллу, я речи лишился. Огромный домина, грандиозный... Бассейн, лужайки, цветники всякие, сногсшибательный вид, в смысле — обалденная панорама... Неплохо они там устроились. Сенна сказал, километрах в двух от виллы Айелло особняк Мадонны. К тому времени, как мы приехали, уже солнце садилось. Данжело сразу в бассейн. Ныряет, плавает, демонстрирует свои мускулы... Короче, распушил хвост перед какой-то блондинкой. Та пила мартини в шезлонге у края бассейна.

Майк задумался. Похоже, он пытался выстроить в определенном порядке свои впечатления и дальнейшие события. А может, соображал, что мне известно о взаимоотношениях между покойным Айелло и Джоанной. Хотя меня эта проблема не интересовала ни с какой стороны. Бабник был этот Айелло. Это знали все.

— Короче, веселье шло своим чередом, — продолжил Майк. — Айелло опрокидывал стакан за стаканом. Джуди Додсон то и дело подносила ему и даже прикуривала сигары. — Перехватив мой недоуменный взгляд, Майк заметил: — Эту блондинку, как оказалось, зовут Джуди Додсон. Сексапильная такая стервочка! Все при ней... И почти голехонькая. Довольно распространенный тип... Понимаешь, о чем я?

Я кивнул.

— Айелло сразу предложил мне выпить за исполнение желаний, а потом начал куражиться. Мол, все тип-топ и все путем и лучше некуда. Дескать, пристроил к своей «Красной мельнице» целое крыло, где будет казино, как только дадут добро отцы города.

— А Пит Данжело и Тони Сенна, что они?

Майк приподнялся, спустил ноги на пол.

— А они все разговаривали по телефону. Потом, когда стемнело и стало прохладно, все пошли в дом. И вот тут Айелло приглашает всех в библиотеку и показывает свой сейф. Огромный такой железный шкаф, во всю стену. Он его открывает, и мы все заглядываем внутрь. И даже эта блондинка, Джуди Додсон. Деньги были в пачках. Я прикинул на глазок число упаковок. Приблизительное количество купюр достоинством, скажем, в сто баксов в каждой умножил на число пачек — получилась сумма порядка трех миллионов. Не слабо, да? На боковых пачках стояли железные ящики с ключиками. Что в них было, я не знаю, но мне они бросились в глаза. Айелло любит, в смысле любил, похвастаться, но открывать их не стал, потому что вдруг сказал, чтобы все замолчали, что пришла пора рассчитаться со мной, так как семь лет тому назад судья попался просто зверь. И я загремел, а они вот теперь убедились, что я верный человек, надежный и преданный. Отсидел свое, нигде слова не вякнул и достоин вознаграждения.

Майк замолчал, привстав, вытащил из кармана бумажный сверток, схваченный резинкой.

— Сколько он отвалил? — поинтересовался я.

— Тут пять штук. Купюры в двадцать и пятьдесят баксов, — произнес Майк с усмешкой и сразу убрал деньги. — Потом Айелло хлопает меня по плечу, велит сохранять спокойствие и говорит, что непременно подыщет какую-либо стоящую работу на днях или раньше... В это время в разговор вмешивается Данжело и начинает меня подначивать, мол, я завтра трепану в городе, как тут меня обласкали. Я, конечно, отвечаю, что я не тупой и прекрасно понимаю, что молчание — золото. После этого Данжело и Тони Сенна сваливают, а мы — я, Айелло и Джуди Додсон — идем их провожать. Сенна и Данжело садятся в «мерс» и уезжают. И тогда Айелло вручает мне ключ от семиместного универсала и говорит, что теперь машина моя. Короче, сажусь я в эту громадину и отчаливаю. А Джуди Додсон остается. Я качу в город, останавливаюсь у «Красной мельницы», принимаю пару стаканов, и тут ко мне в голову забредает мысль, что все они держат меня за чудака на букву "м" и полное ничтожество, что я им на дух не нужен и хорошей работы мне не видать как своих ушей. Но этого мало! Я уже почти уверен, что тачку мне подарили для того, чтобы вместе с ней спихнуть с какого-нибудь обрыва... Представляешь? И буду я лететь и кувыркаться! Я, наверное, псих ненормальный, дурак неумный, но тут я мчусь к Джоанне, мечтаю излить ей свою душу, а она мне от ворот поворот... Я, конечно, довольно шумно проявил себя, но потом до меня дошло, что она тут ни при чем, и я уехал.

— Хорошенькое дело! Стало быть, ты уехал... Куда, если не секрет?

— В «Красную мельницу», куда же еще...

— Там закрываются в час, — сказал я и посмотрел на него в упор. — Где ты провел остаток ночи?

Майк ответил не сразу.

— В общем... — Он поморщился. — Короче, «Красная мельница» заканчивает работу, я покупаю у них бутылку виски и заруливаю в горы. Сколько времени потребовалось, чтобы накачаться и стать необыкновенно храбрым, трудно сказать, но то, что я поехал к Айелло, — это точно. После доверительной консультации с бутылкой принял решение поговорить с Сальваторе по душам...

Майк замолчал, а я смотрел на него и думал о том, что алкоголь до добра никого не доводит. Прошла минута, прежде чем Фаррелл вновь заговорил:

— Крейн, хочешь — верь, хочешь — нет, но было что-то около четырех, когда я тормознул перед поворотом на виллу Айелло. Я видел, что оттуда прет «кадиллак», и встал в сторонке. Соображаю, что я все-таки, как-никак, поддатый и как бы чего не вышло. Свет вырубил, стою... Луна светит. Мимо проносится «кадиллак» розового цвета... Розовый «кадиллак»... Вот, думаю, модник придурочный! На номер я внимания не обратил. Конечно, если бы знал, что меня ждет... Ну, подъезжаю к дому, дверь открыта... Вхожу. Ищу Айелло — его нет нигде. Захожу в библиотеку и глазам своим не верю. Сейф нараспашку и пустой. Кругом все разбросано. Я мгновенно протрезвел. И почему-то сразу уловил запах серы. Подумал еще, что так всегда пахнет после выстрела. Меня даже пот прошиб. Куда, думаю, Айелло подевался? В общем, сажусь я в универсал и еду к Эду Бейкеру. У него собственный домик как раз рядом с университетом. Приезжаю... Там Тони Сенна и еще пара лбов. Режутся в карты... Они иногда сутками не встают из-за стола. Я взял с тарелки пару бутербродов, выпил пива, пошел на веранду, повалился на кушетку и заснул как убитый. Когда проснулся, слышу, Тони и Эд возятся возле универсала. Я выглянул в окно, вижу — откидывают сиденья, вытаскивают коврики. Выхожу к ним, а Сенна как раз транзистор включил. Последние известия... Диктор говорит, что обнаружен труп Сальваторе Айелло. Я обмер. Вот, думаю, что они искали в универсале. Пятна крови, наверное. Тут Тони оборачивается, смотрит на меня такими глазами, что я и описать не берусь. В это время звонит Данжело. Скорее всего, он. Больше некому. Тони молчит и кивает. А я иду в туалет и слышу, что Сенна и Бейкер собираются к тебе. Говорят, надо проверить. Возможно, Джоанна и Крейн обчистили сейф. Как только они уехали, я сразу в универсал и сюда.

— Почему именно сюда?

— Здесь и раньше неделями никого не было, а теперь, решил я, и подавно. Бывало, после загулов я здесь восстанавливался.

— Слушай, Фаррелл, три миллиона баксов — это ведь огромные деньжищи! Откуда они взялись?

— Как откуда?! Рэкет... Все, что отбирают, хранят в этом сейфе. В банк сдавать опасаются. Налоги, то да се... Короче, когда содержимое сейфа достигает четырех миллионов, вот тогда только начинаются банковские операции. Огромные мешки грузятся в бронированный автофургон, оснащенный электронной системой охраны. Обычно ценный груз сопровождают Айелло, Данжело и трое телохранителей. Приезжают в Лос-Анджелес, обменивают наличность в разных банках на чеки и аккредитивы. Разумеется, под вымышленными именами. И проделывается все это в течение десяти — двенадцати дней. Иногда всего неделю. Ну а потом прямая дорога в Швейцарию. В одном только Цюрихе нашу верхушку дюжина банков обслуживает. Кажется, счета открыты на имя Винсента Мадонны, хотя сам он ни разу этих денег и в руках не держал. По-моему, Данжело и Айелло билеты заказывали всегда до Цюриха и на один и тот же рейс.