– Я практически не слышу ничего, кроме слухов, господин президент. Например, я слышал, что взрывы устроили русские, что Белый дом готовится к войне, что армия только делает вид, что входит в города для защиты населения, а на самом деле, как утверждают многие, войска должны нанести во всей стране одновременный удар по радикалам, арестовать всех подозрительных и бросить их в концлагеря. Я слышал о Клиффорде Фэрли, о японцах и о…

– Достаточно, – спокойно перебил президент. – Вам попадались какие-нибудь слухи о кампании против Холландера?

– Я бы назвал это скорее пожеланиями.

– Недавно в этом кабинете мне посоветовали его убить и свалить вину на радикалов, – заметил Брюстер. – Что вы об этом думаете?

– Такая мысль не приходила мне в голову.

– Энди, мне вряд ли стоит говорить вам, что будет со страной, если в четверг Уэнди Холландер сядет в это кресло.

– Я очень живо себе это представляю.

– Есть способ этого избежать, – сказал президент и прищурился на Би сквозь дым сигары, чтобы посмотреть, как он это воспримет. – Естественно, я говорю не об убийстве.

Би нахмурил брови и задумчиво подвигал челюстями:

– Вы хотите объявить его непригодным? Об этом подумывают многие.

– Я сомневаюсь, что это сработает.

– Я тоже. Но вы сказали, что нашли выход?

– Энди, я хочу получить от вас обещание, что наш разговор останется в этом кабинете до тех пор, пока я сам не предам его гласности. Могу поклясться, что речь идет о национальной безопасности, – если чему-то и надо присваивать статус «совершенно секретно», то именно этому разговору. Вы можете дать мне слово?

– Почему мы должны держать это в секрете, господин президент?

– Потому что, если Холландер узнает об этом слишком рано, он найдет возможность нас обойти. Наши шансы будут гораздо выше, если мы сможем застать его врасплох.

– Если я правильно понимаю, нам потребуется согласие конгресса.

– Да. Я дам вам список лиц, с которыми я уже переговорил. Только с ними вы сможете обсуждать эту тему. Завтра утром я собираюсь устроить частную встречу лидеров обеих палат, и на ней мы все обсудим вместе, но перед этим я хочу поговорить с каждым из вас с глазу на глаз.

– Если так, то я не вижу причин отказываться, господин президент.

– Значит, вы даете мне слово?

– Даю. – Он слегка улыбнулся. – Оставляя в стороне вопрос, чего вообще стоит слово «политика».

– Ваше слово всегда кое-чего стоило, Энди. Вы чертовски упорно боролись против меня, и вам не откажешь в искусстве закулисной борьбы, но я не помню, чтобы вы когда-нибудь сознательно нарушали свои обещания.

Весь этот разговор отдавал излишней мелодраматичностью в духе президента Брюстера: при всей своей репутации прожженного политика он оставался на редкость старомодным в своих взглядах. Его представления о мужественности и честности относились к викторианской эпохе. Брюстер был джентльменом, а это выглядело очень странно в мире, где подобные качества считались ненужными или даже подозрительными.

Президент откинулся на спинку кресла:

– Думаю, мне не нужно делать вступительного слова и объяснять, почему крайне нежелательно, чтобы в этот четверг Уэнди Холландер вселился в Белый дом со всеми своими чемоданами. В этом пункте мы в вами согласны, не так ли?

– Целиком и полностью.

– Тогда я хотел бы заметить, что человек, который займет этот кабинет, должен быть введен в курс дела по многим очень важным административным и политическим вопросам, а на это уже не остается времени. Я приложил все свои усилия, чтобы ознакомить с работой Декстера Этриджа, но теперь его нет, и вместо него на нас свалился Уэнди Холландер. Вы на Холме уже не первый год; может быть, вы помните дебаты по поводу билля о преемственности власти, который обсуждался в шестьдесят шестом голу?

– Очень смутно.

– Тогда был поставлен вопрос, что мы должны делать, если в случае чрезвычайных обстоятельств, – например, в результате ядерной атаки и разрушения Вашингтона, – вся линия преемственности будет уничтожена. Говорилось, что надо создать какую-то законодательную базу для военных, чтобы они могли временно осуществлять власть в стране в условиях чрезвычайной ситуации. Помните?

– Да. Это предложение не прошло, потому что никто не хотел принимать закон, который давал бы власть в руки генералам.

– Совершенно верно. Конгресс не захотел в письменном виде оформить то, что теоретически допускалось на словах. Главный аргумент был тот, что если такая ситуация когда-нибудь возникнет, то генералы естественным образом выйдут на передний план и никакого письменного разрешения им не потребуется. Все с этим согласились, и билль не прошел. Но мысль, заложенная в основу законопроекта, была не такой уж глупой, Энди. Любой случай, когда страна лишается одновременно президента и вице-президента, можно рассматривать как чрезвычайную ситуацию, потому что ни один из тех, кто стоит вслед за ними в списке преемников власти, не подготовлен к принятию президентского поста и не ознакомлен со сложными обязанностями главы государства, административной структурой, международными переговорами и тому подобными вещами. Приведу вам пример. Допустим, что хозяином этого кабинета стал Уэнди Холландер, – оставим на минуту вопрос о его политических взглядах, – и предположим, что пять часов спустя Египет, решив воспользоваться моментом, введет свои войска в Израиль. Холландер не только не будет знать о том, какие секретные переговоры мы все это время вели со странами Ближнего Востока, он вообще не будет иметь никакого понятия о механизме международной дипломатии и о том, какие военные шаги следует предпринимать в подобных обстоятельствах. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, сэр. Но то же самое относится к любому преемнику из списка.

– За исключением того, кто уже занимал президентское кресло раньше, – сказал Брюстер. – Кто знает все тонкости и нюансы.

Би слушал очень внимательно.

– Я говорю о человеке, который был избран президентом на предыдущий срок. Понятно, что в следующий четверг я буду подпадать под это определение. Конфликта с конституционным правилом об избрании более чем на два срока не будет, поскольку я не переизбирался на второй срок. Я делаю это предложение с учетом той угрозы, которую представляет для нас Уэнди Холландер, но мне кажется, что оно довольно здраво само по себе и его можно сделать постоянным правилом. Конечно, я не стану биться об заклад, что конгресс не пожелает все вернуть обратно, как только мы избавимся от Уэнди.

Кабинет президента был утеплен на время зимних холодов, и в спертом воздухе запах сигары Брюстера казался особенно тяжелым. Президент лезет напролом, подумал Би, но продолжал слушать, не делая никаких комментариев.

– Я попрошу конгресс внести поправку в закон о наследовании полномочий президента, которая позволит мне сохранять свой пост до того времени, пока его не займет Клифф Фэрли. Альтернативой этому является Уэнди Холландер – и я до глубины души уверен, что его президентства наша страна не переживет.

– Вы серьезно думаете, что вам удастся убедить в этом конгресс, господин президент?

– Я говорил с лидерами обеих партий в обеих палатах – большинство встали на мою сторону. Хочу вам напомнить, что практически каждый конгрессмен и каждый сенатор по своим политическим взглядам стоит левее Уэнди. А для многих из них это расстояние очень велико.

– Мне хотелось бы услышать, кто вам отказал и по каким причинам.

– Разумеется, я дам вам их имена. Я предоставлю вам полный список как тех, кто согласился, так и тех, кто отказался. Я сделаю это еще до того, как вы покинете этот кабинет. Но сейчас у меня нет времени разбирать с вами поименный список. Я надеюсь, что вы это понимаете, Энди.

У Би мелькнуло смутное подозрение, что президент сказал бы то же самое, даже если бы это не соответствовало истине, – как полицейский, который говорит преступнику, что его напарник уже дал показания. От Говарда Брюстера этого можно ожидать.

– Господин президент, предположим, что конгресс вас поддержит. Предположим, что на вашем пути не встанет Верховный суд и вы получите одобрение у всех, естественно, кроме Уэнди Холландера и его компании. Что тогда произойдет? Что вы станете делать дальше?

– Работать на своем посту так же, как работал последние четыре года.

– Я спрашиваю вас не об этом.

– Вы хотите знать, что я намерен делать с радикалами и расколом в обществе?

– Да.

– У меня нет для вас немедленного ответа, Энди. Эту проблему мы должны решать все вместе. Одно могу вам обещать – я никогда не сделаю того, что сделал бы Холландер.

– А что, по-вашему, он сделал бы на вашем месте?

– Вы хотите сказать, что под тяжестью ответственности он станет более благоразумным?

– Возможно. Такие вещи случались.

– Энди, я поверю в это только тогда, когда вы принесете мне письменное свидетельство за личной подписью Уэнди. А иначе мы не можем рисковать.

Пепел на сигаре президента вырос уже на два дюйма. Брюстер аккуратно стряхнул его в пепельницу.

– Не разочаровывайте меня, Энди. Ваш голос все решает.

– Я всего лишь конгрессмен, господин президент.

– Вы самый уважаемый республиканец во всей палате. Я хочу, чтобы в этой борьбе вы стали республиканским лидером. Организовали своих приверженцев, выставили против оппозиции лучших ораторов, отслеживали голосование.

– Вы хотите сражаться в открытую?

– Да, как только дело дойдет до открытой схватки. Возможно, я глупый старый консерватор, но, если времена меняются, я способен это заметить… Нижняя палата не потерпит закулисной возни. Сейчас любят играть в открытую, и я знаю многих, кто во что бы то ни стало потребует публичной схватки. А в такого рода борьбе мне трудно найти человека лучше вас. Вы сделаете это, Энди?

Би взглянул на свои часы. Половина шестого. Не только президент, но и сами обстоятельства требовали немедленного решения: у него не было времени посидеть и подумать.

– У нас очень плохие шансы, господин президент. Осталось всего два дня. Если Холландер начнет тянуть резину, все пропало.

– Вы должны помочь мне собрать необходимое большинство. А в том, что Холландер начнет тянуть, можно не сомневаться.

– И вы действительно думаете, что в оставшееся время нам удастся набрать две трети голосов?

– Я верю в это.

– Но вы не хотите раскрывать карты до завтрашнего утра.

– В девять мы соберем небольшой совет. Я хочу, чтобы на этом собрании вы встали и сказали несколько слов в мою поддержку. На заседании будут присутствовать только те, кто согласился с моим проектом, поэтому вам не придется вести дискуссию; но мне нужно, чтобы все мои сторонники видели друг друга, чтобы удостоверились, какой широкой поддержкой мы располагаем. Это лучший способ убедить их в успехе дела. В середине дня начнется заседание конгресса. Это будет особенная сессия, возможно, она продлится до глубокой ночи. В случае успеха к этому времени мы должны иметь необходимые нам голоса; крайний срок – утро среды. Вам с Филиппом Крэйлом и Уинстоном Дьерксом надо подготовить парные комплекты законопроекта одновременно для обеих палат, чтобы потом не тратить время на переговоры между палатой и сенатом. Как только это будет сделано, Перри Хэрн соберет закрытую пресс-конференцию в Белом доме. Однако официальное объявление нужно сделать только после того, как конгресс закончит голосование, иначе все правое крыло в стране поднимет шум, и мы получим массу проблем, которые нам не нужны. На публику все это свалится, как снег на голову, но тут уж ничего не поделаешь. Думаю, что, если мы сможем на несколько часов придержать прессу, это смягчит удар.

Би было не по себе; он чувствовал что-то похожее на физическую слабость.

– Господин президент, видимо, у меня нет другого выбора, как дать свое принципиальное согласие. Но что, если мы сделаем попытку и проиграем? Тогда раскол в стране станет еще глубже, чем сейчас.

– Разве ситуация будет лучше, если мы вообще ничего не предпримем? Чего вы хотите – пирровой победы последних защитников Конституции?

– Нам придется затронуть интересы многих могущественных кругов.

– Я рад, что вы говорите «нам», Энди.

– А что насчет Верховного суда? Вдруг он опротестует решение конгресса?

– На каком основании? Конгресс имеет право вносить поправки в собственные законы.

– Но вопрос касается Конституции и тех жестких ограничений, которые она вводит на президентский срок. Фактически вы просите конгресс продлить свое пребывание на посту президента сверх законной нормы. Суд может взглянуть на дело с этой точки зрения.

– Я так не думаю. Все, чего я прошу, это оставить меня временным исполнителем до того момента, как мое место займет законно избранный президент. Члены суда должны это понять.

– Они могут понять и кое-что другое, господин президент. Клифф может не вернуться. Вполне вероятно, что его уже убили.

– В таком случае, Энди, я останусь президентом на еще один четырехлетний срок. Думаю, что это было ясно всем, с кем я разговаривал. Вам придется с этим согласиться. Но у вас еще есть выбор между мной и Холландером. В конечном счете, все сводится к этому. – Президент наклонился вперед и поставил оба локтя на стол. – На вашем месте я бы не беспокоился о суде. Я уже проконсультировался с главным судьей. Знаю, что это выглядит не совсем корректно, но мне нужно было прикрыть этот фланг. Правовая база для позиции суда достаточно проста. Конгресс полномочен утвердить на вакантное место президента любого гражданина, если кандидат удовлетворяет обычным требованиям Конституции – по возрасту, месту рождения и т. д. Если конгресс захочет, он может поставить во главе списка любое лицо, хоть младшего почтальона со станции Бенд, штат Орегон. Я еще понимаю, что мне могли бы возразить, будь я президентом уже два срока, но ведь дело обстоит иначе. И я не прошу продлевать срок моего пребывания в этом кабинете. Новый закон вступит в силу только после полудня двадцатого января, а к тому времени я уже уйду в отставку. Это будет новая администрация. Можно сказать, что я выйду через заднюю дверь и снова войду через переднюю, хотя закон при этом будет соблюден.

– Есть еще мнение общественности, господин президент. Примет ли вас нация?

– Думаю, что да, если им все объяснит такой человек, как вы, Энди.

Наступила пауза. Би стряхнул с себя оцепенение:

– Могу я быть с вами откровенным?

– Конечно.

– Если закон позволяет сделать президентом кого угодно, то почему это должны быть именно вы?

– Потому что я единственный, кто сможет получить достаточно поддержки. Как вы думаете, если вы придете в конгресс и попросите избрать вас президентом, они сделают это за сорок восемь часов?

– Нет, – признал Би. – Уверен, что нет. Это показалось бы слишком бесцеремонным. Но выбранный вами путь тоже довольно груб.

– Это единственный путь, который может привести к успеху. Сейчас только я способен выиграть эту схватку, заручившись поддержкой обеих партий и палат. Только я досконально знаю все внутренние и внешние дела государства. Я тоже буду с вами откровенным, Энди. Это чисто практический вопрос. Вы не можете позволить себе рассуждать о моей амбициозности или ваших опасениях. Все, что вам нужно решить, это кто будет сидеть в этом кресле в четверг после полудня – я или Уэнди Холландер.

11.40, североафриканское время.

Лайм прошел в кормовую каюту. Чэд Хилл сидел у портативного радиоприемника. Бино был где-то у причала или в придорожном баре, под наблюдением трех спрятанных агентов: он знал, что если попытается подать Бен Криму какой-нибудь знак, ему несдобровать. Золотые соверены играли роль пряника; возможно, такой приманки окажется достаточно. Если нет, Лайм проиграет еще один раунд. Остается лишь надеяться на успех.

Чэд Хилл слушал диктора, описывавшего прибытие вашингтонской семерки в аэропорт Женевы. Лайм представил себе эту сцену – толпа вооруженных полицейских и агентов, как в Нюрнберге перед началом суда над нацистскими преступниками. Семерка бросила вызов безопасности Соединенных Штатов, и вот теперь те же самые силы безопасности должны были защищать террористов от разъяренной толпы. Копы были от этого явно не в восторге, их чувства отчасти передавались и диктору.

– Господи, – пробормотал вдруг Лайм и уставился на Хилла. – Там наверняка будет и Бен Крим. А в Финляндии мы далиу казание арестовать его. Надо срочно это отменить, не то они схватят его в Женеве.

Хилл спокойно ответил:

– Я уже об этом позаботился.

Хорошо иметь рядом человека с головой на плечах. Чэд Хилл молча протянул Лайму завернутый в бумагу сандвич. Тот сел на койку и стал есть, стряхивая с колен крошки и слушая радио.

Разумеется, дело не обойдется без Бен Крима. Он будет там, чтобы иметь информацию из первых рук. Возможно, у него есть поддельная журналистская аккредитация. Стурка, кажется, имел неисчерпаемый источник фальшивых документов на все случаи жизни.

– Есть новости с юга?

– Нет. И вряд ли скоро будут. Здесь летает слишком много самолетов нефтяных компаний. Кто сможет вспомнить, не пролетал ли над ним четыре дня назад гидроплан Бино?

Все равно им надо было попытаться. Если они потеряют Бен Крима, у них останется лишь этот след.

Принесли кофе из бара Бино. Лайм с жадностью выпил две чашки. Напиток был слишком горячим и обжег ему язык.

– Если Бен Крим сейчас в Женеве, ему потребуется не меньше пяти часов, чтобы добраться сюда. А скорее все восемь или десять – я не знаю прямых рейсов между Женевой и Алжиром. – Он взглянул на Чэда Хилла. Его ногти были обкусаны до мяса. – Пойду на воздух.

Лайм вышел из каюты, направился в конец палубы и остановился у кормы, глядя на тусклые огни таверны, гребни спокойных волн и рассыпанные по небу звезды. Воздух был тихим и теплым. Дул нежаркий ветер, приятно овевавший тело.

Он посмотрел на часы. Уже за полночь. Новый день, вторник. В Вашингтоне сейчас еще вечер понедельника. Это создавало довольно любопытную проблему. Предположим, они найдут Фэрли. Предположим, они освободят его в одиннадцать часов утра по местному алжирскому времени. Это будет в четверг. Допустим, они доставят его в американское посольство в Мадриде или Танжере, и посол примет у него присягу ровно в полдень. Но в Вашингтоне в это время будет только шесть утра. Кто тогда должен считаться президентом? Фэрли или Брюстер?

А еще можно попробовать сосчитать, сколько ангелов поместятся на булавочной головке.