Глава 4

Альта вышла из дома примерно без четверти десять.

Пока дворецкий открывал для нее двери гаража, я пулей выскочил на улицу и понесся вниз. Если я в чем-то и силен, — это спринт.

Берта Кул ждала меня в машине. Я сел радом с ней и приказал:

— Включи мотор, пусть он работает. Когда мимо промчится двенадцатицилиндровый автомобиль, дай полный газ. Поедешь с выключенными фарами.

— Тогда веди лучше ты, Дональд.

— Нет времени пересаживаться. Поехали.

Берта включила зажигание и отъехала от тротуара. Тотчас же мимо нас промелькнула, как огненная вспышка, машина Альты Эшбьюри.

— Вперед! — скомандовал я. — Гони во всю прыть!

Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке, схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад. Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку на руль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Как раз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроиться позади нее.

Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.

Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко, словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуя включить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в поток транспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать, стараясь держаться слева от цели и позади нее.

Берта все еще извинялась, голос ее дрожал:

— Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешь прав. О, почему ты не заставил меня слушаться!

Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.

Но Берта продолжала гнуть свою линию:

— Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня.

Много лет мне приходилось биться за существование.

Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяла себе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду.

Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего? Тратить деньги. — Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, я снимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на них куплю.

Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят или восемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Если годами живешь трудно, тяжело, в нужде, и деньги слишком много значат для тебя, что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.

— Я преодолел, — возразил я.

— Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того, ни другого. Ее дело — оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебе скажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда не было, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишься снова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если сумею справиться с ним, я не согнусь — я сломаюсь.

— Ладно, — сказал я. — Забудь.

— Куда она направляется, дорогой?

— Не знаю.

— Что она намерена делать?

— Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили ста долларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь по крайней мере развязаны руки.

— Дональд, ты меня раньше никогда не подводил.

Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который нас выручал.

— Помолчи, — огрызнулся я. — Я пытаюсь делать это сейчас.

Это было нелегкое занятие — следовать за Альтой в потоке транспорта. Все, что требовалось ей, — это плавно нажимать на педаль газа, и машина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось за ней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, не упуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.

Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то же самое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарным гидрантом.

— Припаркуемся здесь, — сказал я Берте. — Если нас зацапают, — не удержался я от колкости, — предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходы на такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой.

Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либо туда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся ее преследовать. Если направится в твою сторону — я не пойду за ней. Тот, кто останется без дела, возвращается к машине и ждет.

— Хорошо, дорогой. — Берта была кротка, как овечка.

Вылезать из машины — для Берты всегда тяжелый труд. Она и тут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей. Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.

Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появилась Альта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем и затаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить.

Она часто оглядывалась, но завернув за угол, решила, очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди квартала находился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет через вестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Я наблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился на четвертом.

Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимися волосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одного коммивояжера кусок пеньковой веревки — ею пользовался палач в Сан-Квентине[2]. Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинный облик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницы скромно опущены — ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из тесной кладовки в гостиную.

— Послушай, сестренка, — обратился я к ней. — Я торговый агент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзмент корпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле, проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаю его по имени.

Отозвалась она голосом, резким и хриплым, как у политика после выборов:

— Мне-то что до этого?

Я вытащил из кармана десять долларов — из денег на экстренные расходы.

— Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, — объявил я.

Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнула по прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.

— Но ответ должен быть правильным.

Она наклонилась ко мне:

— Том Хайленд, вот кто вам нужен.

— В каком номере он живет?

— Двадцатый, на седьмом этаже, — не очень уверенно сказала она.

— Повтори еще разок.

Она надулась, задрав нос и подбородок.

— Ну, что ж, в таком случае… — протянул я, свертывая банкнот и пряча его в карман. Она взглянула на лифт и вновь склонилась ко мне, прошептав:

— Джед Рингоулд, четвертый этаж, номер девятнадцать. Только ради Бога, никому ни слова о том, что я вам сказала. И не вламывайтесь к нему без стука. Его красотка только что поднялась наверх.

Я отдал ей десятку.

Портье пристально смотрел на меня, поэтому я еще немного покружил вокруг киоска.

— Что с ним такое? — поинтересовался я.

— Ревность, — ответила она с гримаской.

Я постучал по прилавку рукой в перчатке.

— О’кей, — сказал я, — дайте мне парочку пачек вот этих.

Взяв сигареты, я приблизился к конторке портье.

— Покер вконец измотал меня. Хочу улизнуть на пару часиков и поспать, а затем вернуться к игре. У вас есть что-нибудь подходящее, скажем, на четвертом этаже?

— Семьдесят первый номер.

— Где он находится?

— Угловой.

— Не подойдет.

— Двадцатый?

— Братец, я немного суеверен в отношении чисел, — сказал я. — Четвертый этаж, двадцатый номер — звучит неплохо, только это четное число. Не свободны ли семнадцатый, девятнадцатый или двадцать первый?

— Могу предложить двадцать первый.

— Сколько?

— Три доллара.

— С ванной?

— Конечно.

Я вынул и положил на конторку три доллара. Он нажал кнопку звонка и позвал:

— Бой!

Из лифта вышел мальчик. Портье вручил ему ключ и обратился ко мне:

— Вам следует зарегистрироваться, мистер… э?..

— Смит, — представился я. — Джон Смит. Запишите. Я иду спать.

Мальчик, заметив, что я без багажа, посмотрел на меня искоса. Я протянул ему двадцать пять центов:

— Возьми, паренек, и улыбнись.

Он обнажил зубы, нажал на кнопку лифта и поднял меня на четвертый этаж.

— Работаешь всю ночь? — поинтересовался я.

— Нет. До одиннадцати.

— А как же лифт?

— Переходит на автоматику.

— Послушай, сынок, — вновь обратился я к нему, — я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я долго просидел за картами и очень устал.

— Повесьте табличку на дверь, и никто вас не побеспокоит.

— Есть в отеле игроки? — осведомился я.

— Нет, но если вы хотите хорошенькую…

— Нет, — сказал я.

Вероятно, он решил, что я еще передумаю, и потому несколько помедлил, вытаскивая картонку с надписью:

«Прошу не беспокоить». Затем опустил тяжелые шторы и включил свет в ванной.

Избавившись наконец от него, я повесил картон на наружную ручку двери, запер дверь и закрыл ее на задвижку, везде выключил свет. Потом подошел к внутренней двери, ведущей в девятнадцатый номер, и, встав на колени, принялся за работу. На руках у меня были легкие перчатки.

Самое подходящее место, для того чтобы просверлить отверстие в двери комнаты отеля, — это обычно верхний угол нижней филенки. Дверь здесь тоньше, и маленькая дырочка не привлекает к себе внимания. Нож, имеющий в комплекте серповидное лезвие, может в случае нужды использоваться как сверло.

Вооруженный таким ножом, я сверлил дверь, чувствуя себя грязным соглядатаем. Но человек вынужден чем-то зарабатывать себе на хлеб, тем более когда он зависит от Берты Кул. Угрызения совести не помешали мне быстро просверлить дырочку и прильнуть к ней глазами.

Альта сидела на кушетке и плакала. В большом кресле напротив нее курил мужчина. Слезы девушки, казалось, ничуть не трогали его. Я почти не видел мужчину.

Виднелись только его ноги до бедер и иногда — попадавшая в поле зрения рука, двигавшаяся с зажатой в ней сигаретой вверх и вниз и ложившаяся на подлокотник.

Наконец Альта перестала плакать. Я видел движение ее губ, но не слышал слов. Девушка не казалась рассерженной или возмущенной, скорее подавленной.

Мужчина, по-видимому, тоже ненадолго включился в разговор. Затем дернулась рука с зажатой в ней сигаретой. Секундой позже появилась другая рука, державшая конверт. Мужчина протянул его Альте. Та взяла конверт, даже не глянув, что находится в нем. Альта, похоже, очень спешила. Она открыла сумочку, вытащила оттуда продолговатую тоновую бумагу и отдала мужчине, опустившему ее в карман пиджака.

Альта поспешно встала, попрощалась и затем исчезла из моего поля зрения.

Мужчина, как видно, старался побыстрее выпроводить гостью. Он поднялся, быстро пересек комнату. Дверь отворилась и захлопнулась. Она была расположена прямо напротив лифта. Я услышал дребезжание поднимающегося лифта, звук отворяющейся и закрывающейся двери.

Мужчина вернулся к себе в комнату.

Я поднялся с колен, отряхнул брюки и внезапно заметил, что дверь между номерами не заперта на задвижку. Медленно и беззвучно я стал поворачивать ручку дверного замка. Повернув ее до отказа, слегка нажал на дверь и несильно ее толкнул. Дверь чуть-чуть подалась.

Следовательно, все это время она не была заперта. Это уже кое-что значило. Сначала я решил распахнуть ее и войти в соседний номер, но потом передумал. Я притворил дверь, тихонько повернув ручку так, чтобы не щелкнул замок, и запер ее на задвижку с моей стороны.

Это был скверный отель с потертыми коврами и выцветшими кружевными занавесками. Прореха в белом покрывале на постели была заштопана. Дверь между номерами была плохо подогнана и плохо закреплена. Пока я разглядывал ее, ручка медленно повернулась. Кто-то пытался открыть дверь, но не повторил попытку.

Я вышел в коридор, сунул ключ от двери в карман и постучал в девятнадцатый номер.

Я услышал скрип стула, шаги.

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Лэм, — ответил я.

— Я вас не знаю.

— Послание от шефа.

Он открыл дверь и с порога уставился на меня.

Это был крупный, на вид добродушный парень, уверенный в своей физической силе. Густые брови срослись на переносице. Глаза глубокой охряной окраски казались почти черными. Чтобы смотреть ему в лицо, мне приходилось слегка задирать голову.

— Кто вы такой, черт возьми? — спросил он.

— Скажу, когда войду.

Он пропустил меня в комнату.

— Садитесь, — пригласил он, устроившись в кресле, где сидел во время свидания с Альтой. Он положил ноги на стул, собрался закурить и полюбопытствовал:

— Как, вы сказали, ваше имя?

— Дональд Лэм.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Конечно, мы ведь никогда не встречались, — согласился я.

— Об этом можете не говорить. У меня прекрасная память на лица. Вы сказали, у вас поручение ко мне?

— Да.

— От шефа?

— Да.

— Кого вы имеете в виду?

— Шефа полиции.

В этот момент он зажигал сигарету, и спичка дрогнула. Он не смотрел на меня, пока не сделал глубокой затяжки, затем его охряные глаза повернулись в мою сторону.

— Выкладывай.

— Послание касается состояния вашего здоровья.

— У меня прекрасное здоровье. И таким останется.

Ну, черт возьми, что за поручение?

— Не получайте денег по чеку.

— По какому еще чеку?

— Тому, который вам только что вручили.

— Вы чертовски нахальны.

— Дружище, — сказал я, — вы уже получили по чекам наличными двадцать тысяч долларов через посредство «Этли эмьюзмент корпорейшн». Двадцать кусков — это многовато. Сейчас в правом кармане у вас еще один чек. Как только вы отдадите его мне, я уберусь отсюда.

Он впился в меня глазами так пристально, словно я был редкостной тропической рыбкой, плавающей в аквариуме.

— Любопытно, — сказал он. — Да кто вы такой, черт побери?

— Я уже говорил вам, кто я такой и чего хочу. Итак, что вы намерены предпринять?

— Я намерен через десять секунд вышвырнуть вас отсюда.

Он вскочил с кресла и распахнул дверь.

— Вон!

Я тоже поднялся и выбрал место, где мог бы использовать красивый прием — выбросить правую руку вверх, изогнуться и перебросить его через свою голову.

Он подкрадывался ко мне очень осторожно.

Я выжидал, двигая правой рукой.

Однако то, что произошло затем, нисколько не походило на мои упражнения с Хашитой. Он рванулся и приблизился ко мне сбоку. Одна рука схватила меня за воротник пиджака, вторая — за бедро. Я пытался сопротивляться, но с таким же успехом мог бы стараться сдвинуть с рельсов тяжело груженный состав. Я вылетел из комнаты так стремительно, что у меня засвистело в ушах. Я выбросил вперед руку, чтобы смягчить удар тела о противоположную стену коридора, но вместо этого ухватился за край почтового ящика, находившегося возле лифта. Мой противник настиг меня здесь, оторвал от ящика, развернул и дал мне пинка левой ногой.

Я узнал теперь, как чувствует себя футбольный мяч после хорошего удара по нему.

Удар был так силен, что я по инерции пролетел футов двадцать, прежде чем растянулся на животе и услышал, как Рингоулд вернулся к себе и запер дверь. Я захромал по коридору, завернул за угол в поисках лестницы и, не найдя ее, побрел назад.

До поворота оставалось еще футов двадцать, когда прогремели три выстрела. Секунду или две спустя кто-то пробежал в другой конец коридора.

Я заковылял быстрее. Прямоугольный луч света падал на распахнутые настежь двери девятнадцатого номера. Я, взглянул на часы — одиннадцать шестнадцать.

Мальчик-лифтер уже закончил дежурство и ушел, включив автоматику.

Я нажал кнопку и, как только лифт начал подниматься, на цыпочках вошел в номер.