Глава 1

У стола Берты Кул сидел посетитель. Это был богач, случайно попавший в трущобы, где ему все противно, даже сам воздух.

Когда я вошел в кабинет, Берта приветливо улыбнулась, а посетитель посмотрел на меня так, словно заранее приготовился увидеть нечто отвратительное.

Берта была сама любезность — значит, об оплате они еще не говорили.

— Знакомьтесь, мистер Шарплз, это мой партнер Дональд Лэм, — сказала Берта. — Выглядит он не очень солидно, зато ума ему не занимать. Дональд, это мистер Шарплз, горнопромышленник из Латинской Америки. Он пришел к нам по делу.

Вертящийся стул издал резкий металлический звук, когда Берта, устраиваясь поудобнее, навалилась на него всей своей тяжестью. На ее губах по-прежнему играла улыбка, но по глазам я видел, что требуется моя помощь.

Я присел.

— Мне это не нравится, — глядя на меня, недовольно произнёс Шарплз.

Я промолчал.

— По-моему, ваша коллега считает, что мною движет праздное любопытство, — продолжил Шарплз нарочито обиженным тоном, но лицо его оставалось невозмутимым, как у тех, кто говорит: «Я не люблю брать последний кусок с тарелки», а затем этот кусок преспокойно съедает.

Берта попыталась что-то сказать, но я взглядом дал понять, чтобы она помолчала. Наступившая пауза тяготила Берту, и она, не выдержав, начала:

— Но ведь мы для этого и существуем…

— Речь идет не о нас, — перебил Шарплз тем же холодным тоном. — Речь идет обо мне.

— Разумно, — сказал я.

Шарплз резко, словно на пружине, повернулся, но не прочел на моем лице ничего, кроме вежливого интереса…

Очередную паузу прервал скрип стула, на котором сидела Берта. Но Шарплз больше не обращал на нее внимания — он смотрел на меня:

— Я уже рассказал обо всем вашей коллеге. Придется повторить специально для вас. Согласно завещанию покойной Коры Хендрикс — я один из двух опекунов ее наследства. Наследников тоже двое — Ширли Брюс и Роберт Хокли. Вам известны завещания такого рода?

— Да, — ответил я.

— Дональд — дипломированный юрист, — поспешила вставить Берта.

— Почему же он не работает по профессии? — съязвил Шарплз.

Берта хотела ответить, но я опередил ее:

— Я понял, что в законодательстве есть лазейка, зная о которой убийца может избежать наказания.

— Вы имеете в виду состав преступления? — спросил Шарплз с видом знатока.

— Вы правы. Я счел это несправедливым, но вышестоящим инстанциям не понравились мои соображения.

— И что же, законодательство не изменилось?

— Увы.

Тон Шарплза стал иным. Теперь в нем слышалось уважение, смешанное с любопытством.

— Может быть, когда-нибудь вы расскажете об этом подробнее? — спросил он.

Я покачал головой:

— Однажды я совершил ошибку. И начальству это не понравилось. Вот и все.

Какое-то мгновение Шарплз молча смотрел на меня, а затем продолжал:

— По условиям завещания опекуны до истечения срока опеки вольны выделять наследникам такую сумму, какую считают нужной. А срок опеки истечет, когда младшему из них исполнится двадцать пять лет. Тогда все должно быть разделено поровну. — Снова помолчав, Шарплз многозначительно добавил: — Это налагает на вас особую ответственность.

— И как велико наследство? — спросила Берта. Шарплз даже не повернул головы в ее сторону.

— Это не имеет прямого отношения к делу, — бросил он через плечо.

Стул под Бертой снова заскрипел.

— Так на чем мы остановились? — спросил я.

— Мне нужна ваша помощь.

— Чем же мы можем помочь?

— Дело весьма деликатное. — С этими словами Шарплз мрачно уставился на меня.

Я молчал.

Опять скрипнул стул — Берта, бросив на меня короткий взгляд, склонилась над столом.

Нарушить молчание пришлось Шарплзу.

— Должен сообщить вам кое-что о тех, кто имеет непосредственное отношение к делу, — начал он. — Кора Хендрикс скончалась скоропостижно. Близких родственников у нее не было. Ширли Брюс — дочь ее давно умершей двоюродной сестры. Осиротевшую девочку Кора Хендрикс взяла к себе. Было это всего за несколько месяцев до того, как она умерла сама. Что касается Роберта Хокли, то он ей вообще никакой не родственник. Он сын близкого друга Коры, который умер на год раньше ее. — Шарплз откашлялся. — Роберт Хокли, — продолжил он тоном судьи, оглашающего приговор, — молодой человек весьма сомнительного поведения. По правде сказать, просто дикарь. Он упрям, невоспитан, подозрителен, в нем так и клокочет дух противоречия. — Уловив на моем лице тень сомнения, Шарплз добавил: — Я отвечаю за свои слова.

— Игрок?

— Естественно.

— И ему нужны деньги, — заметил я.

— Естественно.

— И вы их даете?

— Мы выделяем Роберту Хокли довольно скромную сумму, мистер Лэм. То, что он от нас получает, едва превышает минимум, определенный завещанием.

— Ну а мисс Брюс?

— О, — Шарплз заметно смягчился. — Мисс Брюс совсем другое дело. Это весьма сдержанная, воспитанная, красивая девушка, и она не бросает денег на ветер.

— Блондинка или брюнетка?

— Брюнетка. А собственно, зачем вам знать?

— Просто так.

Шарплз внимательно посмотрел на меня.

— Ее внешность не имеет к делу никакого отношения… Нам очень не хотелось бы обделять Роберта Хокли. Мы могли бы давать ему больше…

— Но он игрок. И каждый полученный цент ставит на карту. Не так ли?

Шарплз задумался, а затем медленно произнес:

— Роберт Хокли — своеобразный молодой человек. Когда мы отказались давать столько, сколько он хотел, он занял денег и открыл небольшое авторемонтное предприятие.

— Ну и как у него идут дела?

— Не знаю. Я пытался навести справки, но ничего не смог выяснить. Вообще-то я сильно сомневаюсь, что такой человек может чего-либо добиться. Угрюмый, замкнутый…

— Он служил в армии?

— Нет. Признали непригодным по состоянию здоровья. Меня это очень огорчило. Ведь, окажись он в армии, многие наши проблемы решились бы сами собой. К тому же армейская дисциплина, по всей вероятности, благотворно повлияла бы на него.

— Но его ведь могли убить, — заметил я. Шарплзу мои слова не понравились. Он повернулся к Берте.

— Не знаю, что заставило меня прийти сюда… Берта улыбнулась.

— Знаете, посещение частных детективов чем-то похоже на посещение турецкой бани. Попав туда впервые, испытываешь неловкость. Но потом, побывав там во второй, третий раз, входишь во вкус и понимаешь, что именно этого тебе и не хватало.

Шарплз вроде бы снова обрел самоуверенность.

— Мне нужна информация. Сам я не могу ее получить, — сказал он.

— Для этого существуем мы, — подхватила Берта.

— С Ширли Брюс тоже не все так просто, — продолжил Шарплз. — Но здесь совсем другие проблемы. Дело в том, что юридически мы имеем право выдавать каждому из наследников столько, сколько считаем уместным. Например, одному десять тысяч долларов в месяц, другому вообще ничего. Сами понимаете, это нарушило бы баланс… Короче, я хочу сказать, что мы вправе выделять одному из наследников больше, а другому меньше.

— На сто двадцать тысяч долларов в год, — заметил я.

— Не надо понимать столь буквально, мистер Лэм. Это всего лишь пример.

— Так я и понял, мистер Шарплз.

— Теперь вам ясно? Я кивнул.

— Ширли Брюс — решительная молодая девушка. У нее свои правила и убеждения. Самое удивительное, что она наотрез отказалась принять хоть на цент больше, чем мы даем Роберту. Так что мы попали в сложное положение…

— Вы хотите сказать, что Ширли возвращает вам деньги? — спросила Берта.

— Увы, это так.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Берта.

— Я тоже, — сказал Шарплз. — Но она считает это правильным. Не хочет, чтобы ей оказывали предпочтение. Считает, что наследство должно быть разделено поровну, и ей плевать на наше право выдавать деньги по своему усмотрению.

— А у вас есть такое право?

— Да, пока младший из наследников не достигнет двадцати пяти лет… И пока не истечет срок опеки.

— Выходит, когда Роберту Хокли исполнится двадцать пять, вы должны будете отдать ему половину оставшихся денег?

— Нет, когда двадцать пять лет исполнится Ширли. Роберт на три года старше, и ему будет уже двадцать восемь. К этому сроку мы либо сразу выделим ему половину всех средств, либо учредим пожизненную ренту, половина которой будет причитаться ему.

— То есть все поделите поровну, не так ли?

— Да, но мы можем выбирать: дать наличными или учредить пожизненную ренту.

— И это все, что вы можете?

— Да.

— Но пока срок опеки не истек, вы имеете право выделять деньги наследникам по своему усмотрению?

— Вот именно.

— Так что же вам от нас нужно?

— Понимаете, — замялся Шарплз, — мне трудно объяснить, что за человек Ширли Брюс… Это очень решительная молодая особа…

— Вы это говорили…

Неожиданно Шарплз переключился на другую тему:

— Вы знаете Бенджамина Наттолла?

— Владельца ювелирного магазина?

— Да.

— Не знаком, но слышал о нем.

— Кажется у него очень дорогой магазин? — вступила в разговор Берта.

— Он имеет дело с драгоценностями самого высокого качества, — ответил Шарплз. — Предпочитает изумруды. Большая часть наследства Коры Хендрикс — золотые прииски в Колумбии… Вы разбираетесь в изумрудах?

Глаза Берты загорелись.

— Лучшие в мире изумруды добывают в Колумбии, — пояснил Шарплз. — Колумбийское правительство полностью контролирует их добычу, устанавливает ее размер, правила огранки и продажи. Неизвестно, чем именно определяются решения правительства — это государственная тайна. И если кто-то сумеет выяснить конъюнктуру, можно сказать, что ему крупно повезло.

— То есть? — поинтересовалась Берта.

— Гм, представьте себе, что на несколько лет добыча изумрудов прекращена… Правительство Колумбии будет утверждать, что это в интересах государства. Если вы сможете войти в доверие к кому-либо из членов правительства, то, пожалуй, вам покажут запас изумрудов — вот, дескать, тут все, а теперь добыча стоит очень дорого, и приходится ждать более благоприятной конъюнктуры…

— Ну и что? — спросила Берта.

— Дело в том, — продолжал Шарплз, — что неизвестно, действительно ли увиденное вами — весь запас изумрудов. Выяснить же это невозможно. Вам показывают какие-то камни, разложенные по полкам. Поди разберись…

— Кора Хендрикс владела не только золотыми приисками, но и месторождениями изумрудов? — уточнил я.

— Вовсе нет. Не торопитесь с выводами, молодой человек, это может привести к ошибкам. Мы работаем с гидравлической техникой на золотых приисках, расположенных весьма далеко от изумрудного пояса. Но у меня хорошие связи в деловых кругах Колумбии, и я разбираюсь в конъюнктуре изумрудов.

— А при чем здесь Наттолл? — спросил я.

— Я довольно часто бываю в Колумбии, и, как уже сказал, там у меня есть деловые связи. Второй опекун, Роберт Кеймерон, бывает там еще чаще. Кое-что я знаю сам, кое-что — от Кеймерона. Сплетни, слухи — все это может пригодиться. А Наттолл — специалист по изумрудам, и потому нуждается в такого рода информации.

— И вы с ним откровенны?

— Не совсем. Бывают сведения конфиденциального характера, ну а со сплетнями и различными слухами я его знакомлю. Мы по-своему близки, хотя он очень ловок и скрытен, короче, хитер как черт. Что ж поделаешь — приходится.

— У вас с ним какие-то общие деловые интересы?

— Нет. Отношения чисто дружеские.

— Тогда при чем здесь он? Шарплз откашлялся.

— Два дня назад я виделся с Наттоллом. Естественно, речь зашла об изумрудах. Он сказал, что недавно приобрел для продажи интересную изумрудную подвеску — камни редкой глубины цвета. Хочет отдать их в переогранку, а оправу переделать.

Шарплз снова откашлялся и положил ногу на ногу.

— Ну-ну? — Берте не терпелось узнать, что дальше.

— Наттолл показал мне эту подвеску. Я узнал ее. Я узнал бы ее из тысячи, хотя видел давно. Когда-то она принадлежала Коре Хендрикс и была завещана Ширли Брюс.

— Наттолл взял ее, чтобы переделать и переогранить или для продажи?

— Для продажи. Переделать подвеску — его идея.

— И что же?

— А то, что я хочу знать, почему Ширли отдала подвеску ювелиру. Если ей нужны деньги, то зачем и сколько.

— А вы не хотите спросить об этом у нее?

— Нет, если она сама не рассказала мне, не могу же я приставать с такими вопросами. Да и, может быть, все не так просто…

— Что вы имеете в виду?

— Ну, а если на нее оказали давление…

— Шантаж?

— Мне не нравится это слово, мистер Лэм. Лучше говорить о давлении.

— Разве это не одно и то же?

Шарплз промолчал.

— Так что же вы хотите от нас? — поинтересовалась Берта.

— Узнать, во-первых, как попала подвеска к Наттоллу. Думаю, это не просто: ювелиры умеют хранить тайны клиентов. А во-вторых, зачем Ширли деньги и сколько именно.

— Каким образом я смогу познакомиться с мисс Брюс? — спросил я.

Я представлю вас.

— А как быть с Наттоллом?

— Понятия не имею. Это ваша забота.

— Может быть, пойти к нему в магазин и поинтересоваться, есть ли в продаже изумрудная подвеска такого-то типа? — предложила Берта.

— Не говорите глупостей! — прервал ее Шарплз. — Один шанс из ста, что Наттолл Покажет вам подвеску. А если и покажет, вам все равно не удастся узнать, как она к нему попала. Это не простое дело, мисс Кул.

Берта откашлялась.

— Обычно мы берем аванс…

— Это не в моих правилах.

— Без аванса мы не работаем, — вмешался я. — Выпишите, пожалуйста, чек на пятьсот баксов и нарисуйте подвеску.

Шарплз молча смотрел на меня. Берта протянула ему ручку.

— Спасибо, не надо, — отказался Шарплз. — Чтобы нарисовать ювелирное изделие, нужен карандаш. Иначе не передать игру света…

— Ручка нужна, чтобы подписать чек, — твердо сказал я.

Глава 2

Ювелирный магазин Наттолла напоминал ледяной дворец. Вошел я в него через автоматически раскрывающиеся двери. Я знал, что стоит нажать определенную кнопку, и двери эти станут непреодолимым препятствием на пути нежеланного гостя.

Изысканно одетый молодой человек с безупречными манерами придирчиво окинул меня взглядом и вышел навстречу.

— Наттолл на месте? — спросил я.

— Не знаю. Утром я его не видел. Если он здесь, что передать?

— Скажите, что его спрашивает Дональд Лэм.

— По какому делу?

— Я детектив.

— В этом я почти не сомневался, — улыбнулся молодой человек.

— А я не сомневался, что вы не сомневались, — парировал я.

— Зачем вам мистер Наттолл?

— У меня к нему небольшое дело.

— Какое?

— Недавно была заложена одна вещица. Она меня интересует.

— Вы ищете ее у нас?

— Да.

— А зачем она вам?

— Для дела.

— Вы не могли бы ее описать?

— Я хотел бы поговорить с вашим шефом.

— Минутку. Подождите, пожалуйста, здесь. Слово «здесь» он произнес так, будто приказал мне стоять по стойке «смирно».

Я закурил. Молодой человек быстро направился к телефону, что-то проговорил в трубку, затем так же быстро вышел через служебную дверь. Вскоре он вернулся.

— Мистер Наттолл уделит вам несколько минут. Мы поднялись по широкой лестнице, прошли через приемную, где сидела секретарша, и оказались в просторном кабинете. Мягкое освещение, ковер и удобные кресла создавали атмосферу особой, изысканной роскоши.

Человек, сидевший за письменным столом, неприязненно посмотрел на меня. Таким взглядом обычно встречают налоговых инспекторов.

— Наттолл, — представился он.

— Лэм.

— Документы у вас с собой?

Я протянул свое удостоверение.

— Что вам угодно?

— Меня интересует изумрудная подвеска.

— Какая? — Ни один мускул не дрогнул на его лице. Я достал из кармана листок с рисунком Шарплза и положил на стол.

Наттолл, внимательно рассмотрев рисунок, заметил:

— Разве вы не знакомы с порядком розыска вещей такого рода?

— Это не совсем обычное дело.

Наттолл продолжал рассматривать рисунок. После минутной паузы он сказал:

— Ничего подобного у меня не было и нет. Зачем вы пришли?

— Мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в изумрудах.

— В некоторой степени. Но такой подвески у меня нет, да я никогда и не видел ничего похожего.

Я протянул руку за листком. Наттолл еще раз глянул на него и вернул мне.

— Вы говорите, эта подвеска нужна для дела, которым вы занимаетесь?

— Да.

— Вы не могли бы сказать, что это за дело?

— Зачем? Вы же не видели подвеску?

— Она может попасть ко мне.

— Если попадет, позвоните в полицию.

— Зачем мне брать на себя такую ответственность?

— Можете сослаться на меня.

— Мистер Лэм, я не привык проявлять подобного рода инициативу. Если вам нужно, сообщите в полицию сами.

Я сложил листок с рисунком и засунул в бумажник.

— Мой клиент, мистер Наттолл, пока еще не обратился в полицию. Пока еще.

— Если бы вы были чуть более откровенны, мистер Лэм, я, возможно, постарался бы как-то помочь вам…

— Но вы же не видели подвеску.

— Нет. До свидания, мистер Лэм.

Я вышел из кабинета и спустился по лестнице. Автоматически раскрылись двери, пропуская меня на улицу. Затылком я чувствовал враждебные взгляды продавцов.

Берта ждала меня, сидя в нашей служебной машине, которую поставила за углом. Она была в своих лучших мехах, в ушах — бриллиантовые серьги. Она с трудом сдерживала волнение.

— Теперь твоя очередь, Берта. Не забудь: как только кто-нибудь поднимется к Наттоллу, подашь мне знак. Помни: ты просто капризная покупательница. У этих продавцов наметанный глаз. Малейший промах — и тебя вычислят.

— Не вычислят. Я знаю, как с ними разговаривать, — прервала меня Берта, вышла из машины и направилась к магазину. Я переставил машину поближе к его дверям и стал ждать…

Минут через десять в магазин вошел мужчина. Вообще-то я предполагал увидеть женщину, но незнакомец заинтересовал меня.

Вскоре появилась Берта. Достав из сумочки носовой платок, она вытерла нос.

Я завел мотор.

Незнакомец вышел из магазина не сразу. Он был сильно взволнован. Попытался поймать такси, но свободных не было видно, и он отправился пешком. Я ехал за ним на небольшом расстоянии; к счастью, он ни разу не обернулся. Наконец, он зашел в какую-то контору. «Питер Джеррет, посредник» — гласила табличка на двери.

Минут через двадцать у этих дверей появился великолепно одетый мужчина лет за пятьдесят. От него веяло уверенностью и каким-то особым спокойствием. Недолго побыв в конторе, он вышел и сел в роскошный синий «бьюик». Я записал номер — 4—Е—4704. Можно было поехать за ним, но я решил не рисковать. Да и зачем? Такие господа не ездят на угнанных машинах. Я вернулся в нашу контору и посмотрел списки автовладельцев. «Бьюик» с номером 4—Е—4704 был зарегистрирован на имя Роберта Кеймерона, проживающего по адресу: 2904, Гризвелл-Драйв. Имя оказалось мне знакомым: это был второй опекун наследства Коры Хендрикс.

Глава 3

У нотариуса я получил краткую справку о наследстве Коры Хендрикс. Умерла она в 1924 году. Над ее имуществом была установлена опека. Опекунами стали Гарри Шарплз и Роберт Кеймерон. Все это я уже знал от Шарплза. Но при разговоре со мной он упустил одну деталь: срок опеки мог истечь и до того, как младший из наследников достигнет двадцати пяти лет, — в случае смерти обоих опекунов. «Это несколько меняет дело», — подумал я.

Когда я вернулся в наше агентство, Элси Бранд оторвалась от машинки и улыбнулась мне.

— Берта на месте? — спросил я.

Элси кивнула.

— У нее кто-нибудь есть?

— Новый клиент.

— Шарплз?

— Да.

— Не знаешь, почему он пришел?

— Не знаю. Он здесь минут двадцать. Берта как раз обедала, и он ее ждал.

— Он чем-то недоволен?

— Похоже.

— Ладно, разберемся, — сказал я и, посмотрев на Элси, добавил: — По-моему, ты слишком серьезно относишься к своим обязанностям.

Элси рассмеялась:

— С тех пор как ты настоял на прибавке моего жалованья, стоит на минутку оторваться от машинки и Берта буквально испепеляет меня взглядом.

— Не бойся. Она только кажется строгой, сердце у нее золотое.

Я открыл дверь кабинета.

Поскольку Шарплз уплатил аванс, Берта уже не улыбалась ему и вообще была весьма сдержанна. Увидев меня, она прервала очередную фразу и воскликнула:

— А вот и Дональд! Спросите у него.

— Слушаю вас, мистер Шарплз, — сказал я, закрывая дверь.

— Что вы там наговорили Наттоллу? — мрачно спросил Шарплз.

— А что случилось?

— Наттолл позвонил мне. Как я понял, он был очень взволнован. Спрашивал, не рассказал ли я кому-нибудь о той подвеске.

— И что вы ему ответили? Что никому не рассказывал.

Что ж, тогда не о чем беспокоиться.

— Нет, мне кажется, Наттолл что-то заподозрил.

— Я выяснил, кто продал ему подвеску, — бросил я.

— Что?

— Я выяснил, кто продал Наттоллу подвеску, — повторил я.

— Не может быть… Чтобы владелец такого магазина…

— Подвеску продал Роберт Кеймерон.

— О Боже! Да вы с ума сошли!

— Кеймерон действовал через посредника, и посредник этот — Питер Джеррет.

— Господи, с чего вы взяли?!

— У нас свои методы, мистер Шарплз, — вмешалась Берта. — Уж не думаете ли вы, что мы даром едим свой хлеб?

— Поймите, это абсурд, — стал убеждать Шарплз. — Во-первых, я хорошо знаю Наттолла. Это человек определенных правил, и он будет хранить тайну сделки, ни за что не расскажет, у кого купил подвеску. Для владельца столь респектабельного магазина такое просто невозможно. Во-вторых, я хорошо знаю Боба Кеймерона — это мой старый приятель. В любом случае он обязательно посоветовался бы со мной. И, наконец, в третьих, я очень хорошо знаю Ширли Брюс. Она доверяет мне. Я для нее словно родственник. Она даже называет меня «дядя Гарри», и действительно она мне как племянница. А вот у Кеймерона с Ширли отношения весьма прохладные. Нет, я вовсе не хочу сказать, что она его невзлюбила, просто между ними соблюдается некая дистанция. Если бы Ширли понадобилась помощь, она обратилась бы ко мне.

— Вы, кажется, собирались познакомить меня с ней, — заметил я. — Когда же?

— Не раньше, чем поговорю с Бобом. Уверен, тогда вы поймете, как сильно ошиблись!

— Его адрес: 2904, Гризвелл-Драйв. Когда вы к нему поедете?

Шарплз посмотрел на часы и встал.

— Прямо сейчас. И если окажется, что вы совершили ошибку — а я уверен, что Боб здесь ни при чем, — вы не получите ни цента по моему счету.

Берта захотела было что-то сказать, даже рот раскрыла, но передумала. Я знал, что едва Шарплз успел подписать чек, как она уже отослала его в банк.

— Готов поехать с вами, мистер Шарплз. — Я тоже встал.

Глава 4

Едва машина тронулась с места, я обратился к Шарплзу:

— Как вам кажется, не лучше ли спросить у самой Ширли Брюс об этой подвеске? Если, конечно, эта подвеска принадлежала ей.

— Только не сейчас, — отрезал Шарплз.

Я ждал, что он объяснит, почему не сейчас, но он не стал продолжать. Некоторое время мы ехали молча.

— Еще не было случая, чтобы Боб сделал что-то, не посоветовавшись со мной… — вдруг сказал Шарплз.

Я никак не отреагировал на эти слова.

— Ширли — очень хорошая девушка. И мне не хотелось бы ее беспокоить. Может быть, это и не понадобится? К тому же я не хочу, чтобы она думала, что я вмешиваюсь в ее личную жизнь.

— Насколько я понял, вы стремитесь узнать, почему она продала подвеску?

— Да.

— И вы говорите, что не намерены вмешиваться в ее личную жизнь?

— Я не хочу вмешиваться. Я хочу знать. И этим должны заниматься вы. Именно за это я вам плачу.

— Понятно, — сухо заметил я.

— До чего же я кажусь нелепым! — воскликнул Шарплз с раздражением.

Подождав, пока он немного успокоится, я сказал:

— В конце концов, если она решила обратиться за помощью к Кеймерону, стоит ли волноваться? Он ведь порядочный человек.

— Боюсь, что за этим что-то кроется. Иначе она бы мне все рассказала. Ведь кто ей Кеймерон? Совершенно чужой человек. Она должна была, понимаете, должна была сначала посоветоваться со мной.

Мы проехали кварталов восемь — десять, пока я прервал молчание:

— Может быть, расскажете мне подробнее о Кеймероне?

— Нет. Я хочу, чтобы вы были свидетелем нашего с ним разговора. И вы сами все поймете.

— Вы ставите себя в неловкое положение, — заметил я. — Вдруг вы поссоритесь. Зачем вам свидетель? Да и я буду чувствовать свое присутствие неуместным.

— К черту вашу дипломатию! Плевать я хотел на ваши чувства! Надо покончить со всем этим поскорее.

— Не уверен, что ваша прямота поможет прояснить ситуацию. Как бы то ни было, мне надо знать хоть кое-что о Кеймероне.

— Ладно, слушайте, — согласился Шарплз. — Бобу Кеймерону пятьдесят семь лет. Начинал он на Клондайке, потом старательствовал в пустыне, скитался по Юкатану, Гватемале, Панаме. Наконец, застолбил себе местечко в Колумбии. В Медельине познакомился с Корой Хендрикс. Вы были в Медельине?

— Я сыщик, а не турист.

— Чудесный город. Хороший климат — перепад температур никогда не превышает пяти-шести градусов, будь то день или ночь, лето или зима. Круглый год в среднем семьдесят пять градусов по Фаренгейту. Замечательные люди — гостеприимные, приветливые, воспитанные. Красивые здания, уютные зеленые дворики…

— Вы тоже там бывали?

— Конечно, мы с Бобом работали там. Вот и познакомились с Корой Хендрикс. Не в самом Медельине — на одном из приисков.

— А Ширли Брюс?

— Она выросла там. Кажется, будто я впервые увидел ее только вчера, хотя прошло уже… Да, если не ошибаюсь, прошло двадцать два года с тех пор. Кора поехала по делам в Штаты. И как раз в это время в автокатастрофе погибла ее двоюродная сестра. А муж сестры — отец Ширли — умер от сердечного приступа за несколько месяцев до этого. Сама Кора никогда не была замужем. Осиротевшую Ширли она привезла в Колумбию, воспитывать ее помогала жена управляющего прииском. Для всех нас девочка стала родной.

— Вы все работали на одном прииске?

— И да, и нет. Мы с Бобом занимались гидравликой на соседних шахтах.

— А когда умерла Кора Хендрикс?

— Месяца через три-четыре после того, как привезла из Штатов крошку Ширли.

— После ее смерти управление прииском перешло к вам?

— Не сразу. Мы с Бобом поехали в Штаты уладить дела с наследством. Вернулись примерно через год — путешествовать было не так просто, как теперь, — и были изумлены, когда узнали, что в своем завещании Кора назначила нас опекунами. Что можно сказать о нас тогдашних? Молодые искатели приключений, и только. Кора была гораздо старше нас. Этакая высушенная временем старая дева. Очень хитрая, скрытная, никогда о себе не рассказывала. Иногда я начинал думать, что Ширли — ее дочь. Как иначе объяснить такую любовь к девочке? Впрочем, не стоит об этом. Если Ширли заподозрит что-либо, это будет для нее потрясением. Черт возьми, я, кажется, рассуждаю вслух, старый дурак! Надеюсь, Лэм, у вас хватит порядочности не болтать обо всем этом? Знайте, если до Ширли дойдут какие-то слухи, я проломлю вам голову.

— Вы не пытались разыскать родственников по линии той самой двоюродной сестры?

— Честно говоря, нет. Коры не было в Колумбии около года. Вернулась она с ребенком. Мы с Бобом заподозрили было неладное, но Кора рассеяла наши подозрения, рассказав о своей трагически погибшей родственнице, — кажется, это была даже не двоюродная, а троюродная сестра. Вы думаете, что объявился кто-то из родственников по той линии и стал шантажировать Ширли? Едва ли. Как это все же странно: Ширли понадобились деньги и она мне ничего не сказала!

— Так что же Кеймерон? Вы так ничего и не рассказали о нем…

— Не хочу я о нем говорить. И вообще, Лэм, я не уверен, что ваше присутствие при нашей встрече необходимо. Не знаю, получится ли у нас с Бобом разговор начистоту…

— Дело ваше. Но Кеймерон спросит, откуда вам известно, что подвеска попала к Наттоллу через него. Что вы ответите?

— Вы правы. Что ж, раз уж вы влезли в это дело, вам его и распутывать…

— Как вам угодно.

— Придумайте что-нибудь. Например будто вы работаете на какую-нибудь ассоциацию ювелиров, которая прослеживает путь некоторых драгоценностей к прилавку. У вас получится убедительно. Только, ради Бога, не проговоритесь, что я вас нанял.

— Клянусь головой, все будет о’кей.

— Ну что ж, рисковать головой — ваша профессия, — улыбнулся Шарплз. — За риск я вам и плачу. И еще: если уж вам придется иметь дело с Бобом Кеймероном, будьте осторожны с Панчо.

— С Панчо? Это собака?

— Нет, ворона.

— Зачем она ему?

— Не представляю. Никогда не мог понять, почему Боб приручил эту птицу. От нее столько беспокойства и шума, да к тому же грязи. Конечно, я стараюсь не подавать виду, что она мне противна. Ну вот мы и приехали, мистер Лэм. Признаться, мне как-то не по себе — ведь я шпионю за старым приятелем. Но надо все-таки разобраться. Не скажу, что это приятно, да никуда не денешься.

Машина остановилась у белого оштукатуренного дома под красной черепичной крышей. Вокруг зеленая лужайка, обсаженная аккуратно подстриженными кустами. Чуть поодаль — гараж на три машины. Судя по всему, владелец — человек весьма обеспеченный.

Шарплз поспешно вышел из машины, поднялся на крыльцо, привычным жестом нажал кнопку звонка, потом дернул ручку двери. Она была не заперта, и он предложил мне пройти вперед.

— Лучше будет, если сперва войдете вы, мистер Шарплз. Я ведь не знаком с хозяином.

— Да-да, вы правы, Боб наверху, в мансарде. Он проводит там все свое время. Под коньком крыши сделано отверстие, так что эта чертова ворона может свободно летать куда ей хочется. Сюда, Лэм, здесь лестница.

— Кеймерон женат?

— Нет. Живет один-одинешенек, если не считать прислугу-колумбийку. Она служит у него много лет. Интересно, дома ли она? Эй, Мария! — крикнул он. — Мария! Да есть тут кто-нибудь?

В ответ мы услышали только эхо.

— Наверное, пошла в магазин, — сказал Шарплз. — Ну что ж, поднимемся.

Вдруг откуда-то сверху раздалось пронзительно и скрипуче:

— Вор-р-р! Вор-р-р! Вр-р-рун!

Шарплз чуть не подпрыгнул.

— Проклятая ворона! Голову ей оторвать! Угораздило Боба завести себе такую подружку.

Мы поднялись в мансарду. Шарплз шел впереди.

Я услышал, как хлопают крылья, и снова раздалось хриплое карканье — мимо пронеслась черная тень птицы. Она улетела куда-то за стропила, но шум крыльев не смолкал.

Шарплз шагнул вперед и замер.

— О Боже! — воскликнул он.

На полу лежал человек. Тот самый респектабельный господин, которого я видел у конторы Джеррета. Он лежал в луже крови, сжимая в левой руке телефонную трубку, а сам аппарат свисал со стола на проводе.

— О Боже! — снова простонал Шарплз.

Лицо его стало белым, губы дрожали. Видно было, что он пытается, но никак не может совладать с собой.

— Это Кеймерон? — спросил я.

Шарплз вдруг выскочил из комнаты, добежал до лестницы и рухнул на верхнюю ступеньку.

— Да, это он. Поищите что-нибудь выпить, Лэм, прошу вас. Я сойду с ума.

— Опустите голову к коленям, — посоветовал я. — Это улучшит кровообращение. Постарайтесь не потерять сознание.

Последовав моему совету, Шарплз глубоко задышал. Я вернулся в мансарду.

Судя по всему, смерть настигла Кеймерона, когда он, сидя за столом, говорил по телефону. Падая на пол, он не выпустил трубку, хотя не исключено, что ее вложили ему в руку уже после убийства. Я огляделся. На столе лежали какие-то письма. Вертящийся стул, на котором, очевидно, сидел Кеймерон, валялся поодаль.

Тут в комнату вернулась ворона. Села на подсвечник, склонила голову набок и уставилась на меня блестящими бесстыжими глазами.

— Вор-р-р, — каркнула она.

— Вр-р-рун, — прокаркал я в ответ.

Ворона раскрыла крылья, и из ее горла вырвалось нечто, похожее на хохот.

В углу комнаты висела стальная клетка. Большая — в ней, наверное, уместился бы орел. Дверка клетки была отворена и прикручена проволокой к прутьям.

На столе что-то блеснуло. Подойдя к нему, я увидел точь-в-точь такую подвеску, как та, которую нарисовал Шарплз, но без изумрудов — их вынули из золотой оправы.

Здесь же, на столе, лежал пистолет двадцать второго калибра, а пустая коробка из-под патронов — на полу. Я наклонился, понюхал ствол и ощутил запах пороха, — значит, стреляли совсем недавно.

В поле моего зрения вдруг попало нечто захватившее меня — какое-то необычное сияние. Его излучал большой изумруд удивительной чистоты. Никогда прежде я не видел такой сказочной красоты камня. Очень хотелось его потрогать, но я сдержался.

Еще на столе лежали тонкие кожаные перчатки. Должно быть, Кеймерона. Когда он выходил от Джеррета, я заметил, что его руки были в перчатках.

Причина смерти не вызывала сомнений — Кеймерона закололи, ударив в спину чем-то острым, по всей вероятности кинжалом. Лезвие прошло под левой лопаткой прямо в сердце. Орудия убийства я не обнаружил.

Шарплз по-прежнему сидел на верхней ступеньке, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Что же теперь делать? — застонал он, увидев меня.

Я положил руку ему на плечо.

— У вас есть два пути.

Он тупо уставился на меня. Казалось, мышцы его лица полностью утратили упругость. Оно походило на свежий хлеб — ткнешь пальцем, останется след.

— У вас есть два пути, — повторил я. — Или вы сообщаете в полицию об убийстве, или исчезаете отсюда и ничего никому не говорите. Если вся ваша скорбь притворна, лучше поскорее уйти, а если убийство друга действительно потрясло вас, звоните в полицию.

— А вы разве не обязаны сообщать в полицию о событиях такого рода?

— Обязан.

— Так в чем же дело? Звоните. Можете считать, что вам повезло: наверное, вас наградят за сообщение.

— Не наградят. Позвонить-то я позвоню, но называть свое имя, а также имя того, кто здесь со мной, я вовсе не обязан.

И тут Шарплз сразу перестал трястись. Передо мной снова был уравновешенный, сдержанный и уверенный в себе бизнесмен.

— Как вы полагаете, меня вызовут в полицию?

— Возможно.

— И спросят, где я был в то время, когда произошло убийство?

— Скорее всего.

— Ладно. Сообщим в полицию. Думаю, сейчас мне лучше убраться отсюда, чтобы не добавлять отпечатков своих пальцев.

— Добавлять?

— Ну мало ли что… Вдруг я случайно до чего-нибудь дотронулся…

— Если это так, то я вам не завидую. Он мрачно взглянул на меня.

— Тут неподалеку аптека. Можно позвонить оттуда, — предложил я.

— Вы помните, что в течение последнего часа я все время был с вами, Лэм?

— В течение последних двадцати минут, — поправил я.

— Но до этого я был у мисс Кул.

— Об этом пусть помнит она.

Глава 5

Мне нравилось, как работает сержант Сэм Бьюда. Я прекрасно знал, что, едва Шарплз выйдет, Бьюда, вооружившись увеличительным стеклом, примется рассматривать отпечатки его пальцев, изучать почерк. Но пока что сержант являл собой воплощенную учтивость.

Он внимательно выслушал Шарплза о том, что Боб Кеймерон был его компаньоном… что шел сюда по делу и пригласил меня зайти тоже, поскольку со мной у него было… другое дело.

Сержант Бьюда хотел было о чем-то спросить, но промолчал. Он посмотрел на меня и, так как по выражению моего лица было крайне трудно что-либо понять, снова повернулся к Шарплзу, который интересовал его гораздо больше. Обо мне ему и так все было известно.

— Вы давно его знали? — спросил Бьюда.

— Много лет.

— Вы знали его друзей?

— Конечно.

— А врагов?

— У него не было врагов.

— По крайней мере один враг у него был, — заметил Бьюда. — Тот, что побывал здесь полтора часа назад.

Шарплз промолчал.

— Кто вел хозяйство Кеймерона?

— Мария Гонсалес.

— Сколько времени она здесь служила?

— Много лет.

— Конкретнее.

— Ну, лет восемь, может быть, десять.

— Она делала всю работу по дому?

— Убирала, иногда выполняла разовые поручения. У Кеймерона не было другой постоянной прислуги.

— А что, он редко устраивал званые обеды?

— Думаю, он вообще их не устраивал.

— А где сейчас эта Мария Гонсалес?

— Не знаю, может быть, отправилась в магазин. Или просто вышла по своим делам.

— А давно у него эта ворона?

— Три года.

— Она говорящая?

— Знает несколько слов.

— Кеймерон надрезал ей язык?

— Нет. Если надрезать язык, ворона лучше говорить не станет. Это все предрассудки.

— Откуда вы знаете?

— Боб мне сказал.

— Как она к нему попала?

— Нашел в поле едва оперившуюся. Принес домой, стал кормить и в конце концов привязался к птице. Видите там, на крыше, круглое отверстие — это специально для вороны.

— А куда она летает?

— Неподалеку. Насколько мне известно, где-то здесь живет Дона Грэфтон, дочь шахтера. У нее есть вторая клетка для Панчо. Кеймерон хорошо знал эту девушку. Вообще, он очень часто ездил по южноамериканским шахтам и был знаком с их персоналом гораздо лучше, чем я.

— А при чем здесь ворона?

— Понятия не имею.

— Я тоже.

— Вы спросили, куда летает ворона, — я вам ответил…

— А где она сейчас?

— Не знаю. Когда мы вошли, она была здесь, летала по комнате. А когда появились вы, улетела. Может быть, она у дочки Грэфтона?

— Вы знаете адрес этой девушки?

— Нет.

— У Кеймерона был с ней роман?

— Нет, что вы! Он был уже не в том возрасте.

— Он старше вас?

— Да, на два года.

— А что, вы уже не заводите романов?

— Как сказать… Во всяком случае, я ни с кем…

— Никогда?

— Практически никогда.

— У Кеймерона были любовницы?

— Не знаю.

— А как вам кажется?

— Мне не хочется говорить на эту тему.

— Зачем вы к нему приехали?

Шарплз даже глазом не моргнул.

— Хотел поговорить об одном деле, в котором Боб был тоже заинтересован.

Бьюда сунул руку в карман и достал подвеску.

— Вам знакома эта вещь?

— Первый раз вижу.

На меня Бьюда демонстративно не обращал никакого внимания. Я взял сигарету, закурил. После небольшой паузы сержант снова обратился к Шарплзу:

— Попрошу вас составить список лиц, с которыми у Кеймерона были деловые связи.

— Хорошо.

— Пожалуй, все, — сказал Бьюда. — Подумайте на досуге, не упустили ли вы что-либо в своем рассказе, и, если вспомните что-то заслуживающее внимания, свяжитесь со мной. А сейчас составьте список этих людей и пометьте, пожалуйста, какого рода дела были у Кеймерона с каждым из них. Ну а потом можете уйти.

— А мне как быть? — спросил я.

— Вы можете уйти хоть сейчас. В случае чего я найду вас.

— Нет-нет. Пожалуйста, Лэм, останьтесь, — попросил Шарплз. — Вы мне нужны, чтобы…

— Чтобы составить список, не так ли? — перебил Бьюда заговорщицки и вышел из комнаты.

Когда Шарплз заканчивал составлять список, вернулась Мария Гонсалес, худощавая темноволосая женщина лет пятидесяти. Судя по всему, она плохо понимала английский.

В руках она держала тяжелую сумку, набитую продуктами. На пороге ее встретил полицейский и отвел наверх к сержанту Бьюде.

Казалось, она никак не могла понять, что произошло. Шарплз отложил ручку и обратился к ней на чистейшем испанском.

Я посмотрел на полицейского, охранявшего вход. Будь я на месте Сэма Бьюды, мне бы не понравилось, что двое свидетелей разговаривают на непонятном для меня языке. По выражению лица полицейского было видно, что он тоже не знал испанского. Его глаза выражали скуку, он все время косился на часы, словно прикидывая, когда же, наконец, удастся пообедать.

Шарплз и Мария Гонсалес продолжали возбужденно говорить по-испански. За это время вполне можно было бы рассказать всю биографию Кеймерона — от дня рождения до дня смерти.

Вдруг Мария вскрикнула и заплакала. Достала из сумочки носовой платок, стала вытирать слезы. Словно о чем-то вспомнив, подняла на Шарплза полные слез глаза и снова разразилась потоком испанских слов.

Казалось, Шарплзу что-то не понравилось. Как бы защищаясь, он поднял левую руку и что-то произнес приказным тоном.

Женщина запнулась и снова зарыдала.

Шарплз закончил составлять список и спросил меня:

— Что мне теперь делать?

Я указал на стоящего у двери полицейского:

— Дайте список ему. Скажите, что это для Бьюды. Шарплз последовал моему совету.

— Ну, теперь, кажется, можно идти, — сказал я и направился к двери.

Шарплз посмотрел на полицейского. Тот махнул рукой. Мы оба были свободны.

На полдороге к двери Шарплз вдруг остановился и повернулся к служанке.

— Не надо, — тихо сказал я. — Не искушайте судьбу. Если вы сейчас вернетесь и начнете опять болтать по-испански, даже самый тупой полицейский заподозрит неладное.

— Что вы имеете в виду? — с негодованием воскликнул Шарплз.

— Что вам не надо тут задерживаться. Пойдемте.

Мне не нравятся ваши намеки, процедил Шарплз сквозь зубы, однако задерживаться не стал и быстрым шагом вышел из дома.

Глава 6

Мы сели в машину.

— Лэм, поедемте к Ширли Брюс, — сказал Шарплз. — Я хочу, чтобы о смерти Кеймерона она узнала от меня. И надо же, наконец, разобраться с этой проклятой подвеской.

— Я к вашим услугам, только помните: оплата у нас почасовая.

Рука Шарплза дрожала, когда он включал зажигание. Ему с трудом удавалось переключать передачи. На перекрестке он чуть было не проехал на красный свет и, резко затормозив, задел бампером какую-то машину.

— Может быть, сесть за руль мне? — предложил я.

— Да, пожалуй. Я немного не в себе.

Мы поменялись местами и продолжили путь. У богатого многоквартирного дома Шарплз попросил остановиться.

— Мне пойти вместе с вами? — спросил я.

— Да, пожалуй.

Ширли Брюс радостно выбежала навстречу Шарплзу. Меня она даже не заметила. Он пытался держаться с достоинством, но тщетно.

— Ах, дядя Гарри! — Ширли бросилась ему на шею с поцелуями. Далеко не сразу бедному Шарплзу удалось высвободиться из объятий и произнести:

— Мисс Брюс, хочу представить вам э-э… моего друга мистера Дональда Лэма.

Мне редко доводилось видеть таких красавиц, как Ширли Брюс. Она могла бы с успехом подвизаться в качестве фотомодели. Казалось, все в этой жгучей брюнетке безупречно: и фигура, и личико, и ноги. Чуть вздернутый нос и маленький пухлый рот придавали ее лицу особую прелесть.

Носовым платком она стерла губную помаду со щек Шарплза, потом стала приводить в порядок себя. Привычными движениями красила помадой губы и быстро-быстро щебетала:

— Ах, дядя Гарри, как давно я вас не видела! Когда же вы были у меня в последний раз? Вы совсем себя не жалеете — все работаете и работаете. Зам надо отдохнуть. Давайте съездим развеемся! Что с вами? Вы так плохо выглядите! Что-нибудь случилось?

Шарплз откашлялся, достал портсигар и беспомощно посмотрел на меня. Я понял, что начать надо мне.

— Мисс Брюс, — сказал я. — Мы принесли печальную весть.

Рука с тюбиком помады замерла. Ширли в недоумении уставилась на меня.

— Что случилось?

— Сегодня погиб Роберт Кеймерон. Пудреница, которую было взяла Ширли, выскользнула из ее рук, и пудра рассыпалась по ковру.

— «Погиб»?

— Да.

— Как это погиб?

— Его убили.

— Убили?

— Да.

— Но кто?

— Это и предстоит выяснить. Когда вы отдали ему подвеску?

— Какую подвеску?

— Ту, которую вы получили в наследство от Коры Хендрикс.

— Изумрудную?

— Да.

— О Господи!

В разговор вступил Шарплз:

— Скажите правду, Ширли. Вам были нужны деньги? И вы попросили Боба Кеймерона продать подвеску? Почему же вы не обратились ко мне?

Она посмотрела на Шарплза с недоумением:

— Деньги?

— Ну конечно. Иначе зачем продавать подвеску?

— Но мне не нужны деньги. Просто она мне не нравилась — какая-то старомодная. Вот я и попросила мистера Кеймерона продать ее. Ведь у него большие связи…

— Когда это было? — спросил Шарплз.

— Дайте вспомнить… Это было…

— Позавчера? Вчера? — перебил Шарплз. Ширли широко раскрыла глаза:

— Да что вы, это было три-четыре месяца назад. Да-да, именно четыре месяца назад.

— И что же, такая задержка…

— Какая задержка?

Шарплз растерянно посмотрел на меня.

— Что сделал мистер Кеймерон с подвеской? — спросил я.

— Он продал ее. Некто Джеррет занимается посредничеством в таких делах, он и помог продать. За довольно приличную сумму…

— Какую? — спросил Шарплз. Ширли покраснела:

— Мне бы не хотелось сейчас говорить… Но это были хорошие деньги. Мистер Кеймерон советовался с лучшими ювелирами.

— На что вы потратили деньги?

Она протянула вперед палец, украшенный кольцом с огромным бриллиантом:

— Мне надоели изумруды. Я купила это кольцо, а оставшиеся деньги положила в банк.

Шарплз снова беспомощно посмотрел на меня.

Я подмигнул, чтобы его ободрить, но он не заметил этого. Пауза затягивалась. Пришлось мне прервать молчание:

— Мистер Шарплз, можно я задам мисс Брюс один вопрос? Скажите, часть этих денег досталась Роберту Хокли?

На лице ее отразилось негодование. Щеки зарделись, глаза сверкнули.

— Какое вы имеете право задавать такие вопросы?! Это вас не касается!

Шарплз хотел было что-то объяснить, но запнулся.

Ширли поджала губы и вполоборота повернулась ко мне. У меня было ощущение, что меня с силой вытолкнули в коридор.

— Дядя Гарри, но почему его убили? — спросила Ширли. — Он был такой добрый, милый, умный, так заботился о других. Кому он мог мешать?

Шарплз подтверждающе кивал.

Ширли быстро подошла к нему, села рядом на подлокотник, погладила по голове и вдруг заплакала.

Тушь текла по щекам Ширли, но она не вытирала лица. Эти темные ручейки напоминали мне окна в фабричном районе, когда первые капли дождя начинают смывать с них толстый слой пыли.

— Берегите себя, дядя Гарри, — проговорила она сквозь слезы. — Теперь у меня никого не осталось, кроме вас.

Ее слова поразили Шарплза.

— Почему вы так говорите, Ширли?

— Потому что я люблю вас, дорогой Гарри, и потому что я… я так одинока!

— Скажите, Боб вам ничего не говорил? — спросил Шарплз. — Вам не показалось, что ему угрожает опасность?

Она покачала головой.

— Не понимаю. Ничего не понимаю. — Шарплз обнял девушку, похлопал ее по плечу и встал. — Мне надо идти. Дела. К тому же я обещал отвезти мистера Лэма в его агентство.

Ширли вежливо попрощалась со мной. От ее гневной неприязни не осталось и следа.

Она ласково смотрела на Шарплза, а он пятился к двери, не в силах оторвать взгляд от девушки. «Интересно, — подумал я, — когда Шарплз приходит к ней один, он тоже не отвечает на поцелуи?»

— Пожалуйста, Гарри, не исчезайте, — попросила Ширли, когда мы были уже у двери. — Приходите как можно скорее.

— Конечно, конечно, дорогая, — ответил Шарплз.

— Скажите, мистер Шарплз, — спросил я, едва мы вышли, — она принципиально отказывается получать от вас больше денег, чем вы даете Хокли?

— Принципиально.

Я задумался. Если это действительно так, непонятно, зачем Ширли устраивать дешевый спектакль, демонстрируя любовь к опекунам. Если же Роберт Хокли — игрок, мот и вообще никудышный парень, а Ширли Брюс — прекрасная юная леди, и потому опекуны оказывают ей предпочтение, распределяя наследство, то тогда имело смысл заверять в своей любви «дорогого дядю Гарри».

— Однако у нее роскошная квартира, — заметил я. Он кивнул.

— У нее есть другие источники дохода, кроме наследства?

Он был так взволнован, что даже не догадался уйти от ответа.

— Конечно, есть. Не знаю, правда, насколько они велики.

Я понял, что из Шарплза можно сейчас кое-что вытянуть.

— Сколько вы ей выдаете?

— Примерно пятьсот долларов в месяц.

— А Роберту Хокли?

— Столько же.

— Этого вполне хватило бы на жизнь.

— Хватило бы, не будь он мотом. Вот и пришлось ему заняться ремонтом машин. Роберт ведь весь в долгах. Очень надеюсь, что необходимость трудиться наставит его на путь истинный.

— А откуда получает доходы мисс Брюс? Она ведь не работает?

— Конечно, нет.

— Вклады?

— Да. Вы знаете, она бывает иногда очень жестокой. Вбила себе в голову, что со мной может что-то случиться. С чего бы это? Не подумайте только, что я из тех, кто рисует себе жизнь в розовом цвете. Нет, жизнь весьма непредсказуема, и удар настигает тебя, когда ты меньше всего ожидаешь… Я подвезу вас, Лэм. И хватит разговоров. Давайте помолчим.

Когда машина остановилась у нашего агентства, Шарплз заговорил снова:

— Я зайду к вам через некоторое время. Надо бы кое с чем разобраться.

— Хоть сейчас.

— Я имею в виду финансовую сторону.

— Я тоже.

— Следовало бы разобраться с чеком на пятьсот долларов.

— Боюсь, что разбираться уже поздно, — заметил я.

Он нахмурился.

— Мистер Шарплз, — спросил я. — Разве вы не поняли, что за человек Берта?

— Вы хотите сказать, что она зажмет деньги?

— Вы перепутали время глагола, мистер Шарплз. Она уже их зажала. Так что не обессудьте.

— Да-да, конечно. — И рассеянно простившись со мной, Шарплз уехал.

Глава 7

Элси Бранд постепенно становилась профессионалкой: когда я вошел в агентство, она даже не оторвалась от клавиш, машинка продолжала трещать как пулемет, но глаза предупреждали — в кабинете кто-то есть.

Я улыбнулся, послал Элси воздушный поцелуй и, повесив пальто на крючок, открыл дверь. У стола Берты сидел сержант Бьюда. Именно его я ожидал увидеть, но для порядка решил изобразить на липе удивление.

— Заходите, — сказал Бьюда. — Нам как раз нужен кворум.

Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Кто такой Шарплз? — спросил сержант.

— Клиент.

— Что ему надо?

— Так, одно дельце. С Робертом Кеймероном оно никак не связано.

— Тогда почему же вы поехали к Кеймерону?

— По ходу дела нам показалось, что он мог бы кое-что прояснить.

— Что нужно было Шарплзу?

— Спросите у него.

— Вы вошли в дом и обнаружили труп. Потом позвонили в полицию. Шарплз ничего не предпринимал в этот промежуток времени?

— Нет.

— Шарплз утверждает, что все время был с вами.

— Что значит «все время»?

— Все время с того момента, как он решил заехать к Кеймерону.

— Выходит, у него есть алиби?

— Ему кажется, что есть. А вот я в этом не уверен.

— Мы с Шарплзом вышли от Берты минут за двадцать до того, как обнаружили труп Кеймерона.

— А ко мне он пришел минут за десять до появления Дональда, — подхватила Берта. — Элси Бранд утверждает, что прежде он еще минут двадцать ждал в приемной.

— Насколько я помню, все это весьма приблизительно, — заметил Бьюда.

— Если бы мы знали, что произойдет убийство, мы хронометрировали бы каждый шаг Шарплза, — парировала Берта. — Жаль, что мы вас не предупредили.

— Когда произошло убийство? — спросил я Бьюду.

— Как показала экспертиза, незадолго до нашего прихода. Мы прибыли часа через полтора — на полчаса раньше.

— Эти полчаса значат очень много, — заметил я. — Кое для кого.

Бьюда пожал плечами.

— Сами знаете, что такое медэкспертиза… — Помолчав, он продолжил: — Мне хотелось бы узнать, что у вас за дела с Шарплзом.

— Все очень просто. Гарри Шарплз — один из двух опекунов наследства Коры Хендрикс. Вторым опекуном был Роберт Кеймерон. Шарплз заплатил нам пятьсот баксов за одно дело… Как там чек? — повернулся я к Берте.

— О чем ты спрашиваешь, Дональд! Не успел он закрыть за собой дверь, как я отправила чек в банк. Все в порядке.

— Такие вот дела, — сказал я, обращаясь к Бьюде. Сержант почесал голову.

— Что это за ворона? — спросил он.

— Ручная. Кеймерон подобрал ее года три назад. Она умеет говорить. Язык ей не надрезан. Это все досужие вымыслы, на которые не стоит обращать внимания.

— Еще я нашел там старинную подвеску. В ней гнезда для тринадцати крупных камней. Но ни одного нет на месте.

Я кивнул.

— Тринадцать камней, — повторил Бьюда.

— Ну и что?

— Шесть огромных изумрудов мы обнаружили в клетке этой вороны, еще два лежали на столе.

— В клетке? А где именно?

— Там в углу ворона устроила себе гнездо. Под ним небольшая коробочка…

— Интересно, — заметил я. — Должно быть, ворону привлек блеск изумрудов, и она по одному перетаскала их в гнездо.

Бьюда испытывающе посмотрел на меня.

— Шесть плюс два получается восемь.

— Совершенно верно.

— Должны быть еще пять.

— Вот именно.

— Хватит, наконец! — взорвался Бьюда. — Я пытаюсь найти подвеску…

— А я думал, подвеска у вас.

— Я имею в виду камни!

— Вы уверены, что в подвеске были именно изумруды?

— Нет.

— А она старинная?

— Да. Похоже, фамильная драгоценность. Откуда она только попала к Кеймерону?

— Наверное, купил, — сказал я. — Или получил по наследству.

Бьюда шумно вздохнул.

— Можно, конечно, предполагать, что он ее украл, — продолжал я. — Извините, сержант, но мне часто приходится иметь дело с таким видом приобретений.

Сержант Бьюда пристально посмотрел на меня.

— Знаете, Лэм, мне надо серьезно заняться вами. Вы умеете складно трепаться, но мои коллеги давно заметили, что вы всегда что-то не договариваете, пытаясь улизнуть от ответа. Смотрите, это может для вас плохо кончиться. — С этими словами Бьюда, улыбнувшись, вышел.

Берта облегченно вздохнула:

— Ладно, Дональд, как бы то ни было, пятьсот баксов у нас в кармане.

— Будет больше.

— С чего ты взял?

— Пообщался с Шарплзом.

— И что он?

— Напуган до смерти.

— Кто же его напугал?

— Не знаю.

— А как тебе кажется?

— По условиям завещания в случае смерти обоих опекунов опека прекращается и деньги делятся поровну между наследниками.

— В случае смерти обоих опекунов, — повторила Берта.

— Совершенно верно.

— Интересно, что даст проверка документов, — сказала Берта. — Ведь после смерти опекуна обязательно проводится проверка.

— Кое-что я выяснил.

— Ну и сколько же должно быть денег?

— Начальная сумма составляла восемьдесят тысяч.

— Это вполне хватило бы на жизнь обоим наследникам — Ширли Брюс и этому… как его?

— Роберту Хокли.

— Интересно, сколько они получают в месяц?

— Пятьсот долларов.

— Каждый?

— Да.

— Так что в год расходуется двенадцать тысяч.

— Совершенно верно.

Берта напряглась.

— Сколько лет продолжается опека?

— Двадцать два.

— И сколько сначала было денег?

— Наследство оценили в восемьдесят тысяч долларов, — повторил я.

— Пожалуй, доходы были огромные, — задумчиво проговорила Берта.

— Деньги вложили в золотые прииски. Оттуда, наверное, и доходы. Думаю, Гарри Шарплз скоро вернется сюда…

Берта с вожделением потерла руки.

— Дональд, милый, как ты меня радуешь!

Глава 8

Наступил вечер. Берта ушла домой, а мы с Элси разговаривали в приемной.

— Тебе нужна помощница, Элси.

— Спасибо, я пока справляюсь. Знаешь, Дональд, каждый раз, когда ты возвращаешься из своих поездок, на душе у меня становится как-то легко, радостно. Ты даже представить себе не можешь, что это для меня значит. Элси слегка покраснела.

— Но тогда появляется больше работы, — заметил я. Она засмеялась:

— Да. Ты вносишь деловой дух.

— Я имею в виду не это. Больше работать приходится именно тебе.

— Мне нравится много работать.

— Не понимаю, что здесь может нравиться. Сидеть по восемь часов за машинкой и стучать не отрываясь, как проклятая. Скажу Берте, чтобы поискала тебе помощницу.

— Что ты, Дональд! Я вполне справляюсь. Иногда действительно тяжело, но бывает и передышка.

— Пусть помощница занимается делами Берты, а тебя я назначу своей личной секретаршей.

— Дональд! Берту хватит удар!

— Что ж, тебе станет еще легче. Берта ведь так любит рассылать эти дурацкие письма. К тому же требует, чтобы каждое ты печатала отдельно. А на это уходит уйма сил и времени.

— Письма приносят пользу.

— Пользу? Какие-то гроши! А сейчас наклевывается хороший заработок. Ладно, надо будет решить с твоим назначением.

— Берта в обморок упадет.

— Ничего с ней не сделается.

Зазвонил телефон. Элси вопросительно посмотрела на меня.

— А ну их всех… Впрочем, сними трубку. Вдруг это Шарплз зовет на помощь? Элси подошла к телефону:

— Да, я слушаю… Это тебя, Дональд.

Я взял трубку и услышал хорошо поставленный резкий голос:

— Мистер Дональд Лэм?

— Да.

— Из частного сыскного агентства «Кул и Лэм»?

— Совершенно верно. Чем могу быть полезен?

— Говорит Бенджамин Наттолл. Вы были у меня сегодня, спрашивали о какой-то украденной подвеске. Мне хотелось бы вернуться к нашему разговору.

— Забудьте о нем. Вы сказали, что не видели подвеску, никаких других сведений мне от вас не нужно.

— Конечно, — сухо сказал Наттолл. — Но положение несколько изменилось.

— Что-то случилось?

— Мне необходимо подробно поговорить с вами.

— Мистер Наттолл, хотя я и не жалуюсь на отсутствие воображения, ваше поведение кажется мне весьма загадочным.

— Видите ли, — сдержанно сказал Наттолл, — здесь сержант Бьюда, сейчас он допрашивает меня.

— Хорошо, буду через пять минут. Скажите Бьюде, что я выезжаю.

Я повесил трубку.

— Кто это? — спросила Элси.

— Если позвонит Берта, передай, что я поехал к Наттоллу. Сэм Бьюда уже там. Кажется, Наттолл понял, что запираться бесполезно. Надо разобраться.

— Думаешь, получится?

— Попробую.

— Ты расскажешь им всю правду?

— Правда — бисер…

— То есть?

— Помнишь насчет бисера и свиней?

— Осторожнее, Дональд, у тебя могут быть неприятности.

— У меня так часто могли быть неприятности, что я уже ничего не боюсь. Свяжись с Бертой и передай: мне надо с ней встретиться, чтобы согласовать наши показания.

— А что будешь говорить ты?

— Пока не знаю. Все зависит от того, рассказал Наттолл о Питере Джеррете или нет.

— А если рассказал?

— В этом случае я постараюсь, чтобы показания давал именно Джеррет. Берте же передай: пусть ждет вестей от меня.

Я поспешил в магазин Наттолла. У входа стоял полицейский, оснащенный рацией. Он проводил меня до наружной двери. Парень из охраны Наттолла провел меня дальше по уже знакомой лестнице в кабинет своего шефа.

В креслах сидели и курили Наттолл, сержант Бьюда и Питер Джеррет. Они живо напомнили мне присяжных, которые никак не могут вынести вердикт, несмотря на призывы судьи поторопиться.

— Привет, — сказал я.

Бьюда холодно поздоровался в ответ и обернулся к Наттоллу:

— Пожалуйста, повторите ваши показания. Наттолл заговорил, тщательно подбирая слова. Казалось, он предостерегает меня от излишней болтовни.

— Сегодня утром этот молодой человек пришел в мой магазин и попросил принять его по неотложному делу. Я его принял. Предложил показать документы, и он предъявил удостоверение сотрудника частного сыскного агентства…

— Можно короче? — перебил Бьюда. — Давайте ближе к делу.

— Он спросил о некоей изумрудной подвеске, — продолжал Наттолл. — Показал довольно грубый карандашный набросок. Я поинтересовался, почему мистер Лэм обратился именно ко мне, и он ответил, что причиной были мои обширные познания в ювелирном деле, и конкретно в изумрудах.