Я промыл раковину и попросил Ирен отнести остатки породы в сад, откуда все это было взято.
Она взяла корзину и, выйдя во двор, высыпала ее содержимое, потом вернулась и посмотрела на меня с выражением любопытства и сомнения на усталом лице.
— Возьмите ваши десять тысяч долларов и купите на них акции «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат», — посоветовал ей я.
— Конечно, последняя его компания. Эта порода именно из шахт этой компании.
— Она должна быть именно из шахты этой компании, так как ваш муж пытался повлиять на банк, чтобы он лишил должников права на заем.
— Чтобы потом написать оптимистическое письмо держателям акций, сообщая им, что компания испытывает временные финансовые трудности из-за того, что банк настаивает на оплате займа, что держатели акций не должны впадать по этому поводу в уныние, что, по всей видимости, шахта имеет большую ценность, и они должны придерживать свои акции.
— Эффект от всего этого будет самый негативный: среди держателей акций начнется паника. И сразу после этого каждый из них помчится на рынок и постарается сбыть свои акции за бесценок.
— Можете вы мне, Дональд, объяснить все-таки, о чем идет речь? — по-прежнему недоумевала Ирен.
— Конечно, могу. У людей существуют наработанные в процессе жизненного опыта стереотипы мышления. Если человек получает деньги от акций рудных компаний, он считает, что их зарабатывают на шахте, их дает непосредственно шахта. Если он получает чек от сталеплавильной компании, то делает вывод, что они заработаны от плавки металла из руды. Ваш муж имел сталеплавильную компанию. Он получал от нее неплохие доходы. Ему платили неплохие деньги. Это так. Он владел шахтами, которые поставляли руду на его сталеплавильные заводы. И никогда никому не приходило в голову, что руда была просто разбитой на куски скальной породой и что сталеплавильные компании владели очень доходным казино…
Она смотрела на меня изучающе.
— Нет, акции шахт, Ирен. Активы сталеплавильных компаний были прибраны к рукам мафией. Игорные дома не проходят испытательный срок.
— Но как я добуду эти акции? Я не знаю, где их покупают.
— Мне пришла в голову мысль, что ваш муж подумал об этом заранее. Давайте пойдем и убедимся в этом.
Нам не пришлось далеко ходить. В столе Джорджа Бишопа мы сразу обнаружили черновик письма, обращенного к держателям акций его предприятий, в котором содержалась просьба не терять веры в компанию; если они наберутся терпения и переждут период финансовых трудностей, через который она проходит, то они окажутся на вершине холма. Банк может подать в суд на держателей долговых расписок. Но шахта работает все лучше и лучше, так что те, кто сможет продержаться еще некоторое время, в скором времени получат причитающуюся им прибыль, может, до ста пятидесяти процентов от первоначальной стоимости акций, а может быть, и больше…
Это было очень умно составленное письмо. Мы с Ирен нашли также список адресатов, по которому оно рассылалось; рядом стояли цифры, показывающие количество акций, которые принадлежали каждому из их держателей.
— Хотите попробовать? — спросил ее я. — Похоже, акций было продано на тридцать тысяч долларов. Компания может их скупить обратно тысяч по пятнадцать — двадцать. Но если вы узнаете, что ваш муж являлся держателем контрольного пакета акций компаний, если наследуете его имущество, то вам нет надобности скупать эти акции. Если нет — вам будет лучше вложить ваши деньги в них.
Я обошел вокруг стола и увидел на другом его конце папку солидных зеленых карточек, красиво оформленных и написанных сложным, замысловатым шрифтом.
Это оказались пропуска в игорный дом «Зеленая дверь», на них стояла подпись Хартли Чаннинга.
Ирен молча их рассматривала. Я взял и засунул всю пачку в карман.
— Это может мне пригодиться, — объяснил я.
Она ничего не ответила.
— Скажите, Ирен, — внезапно спросил я ее, — у вас есть алиби на вечер прошлого вторника?
— Ничего… Ничего, что бы я могла предъявить в качестве убедительного доказательства.
Она колебалась, видел я, отвечать ли мне на этот вопрос.
— Есть, но не в том смысле, в каком это принято считать. Я сразу решила, что буду вести себя честно с Джорджем, когда выйду за него замуж.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Дональд, — сказала она тихо, — я девушка из стриптиза, а не экзистенциалист. Если эта бацилла попадает вам в кровь, от этого трудно избавиться. У меня просто отвращение к отдельным типам в толпе, которая смотрит на меня, но ведь кучка презираемых мною индивидов и составляет толпу. Я люблю гром обрушивающихся на твою голову аплодисментов, который накатывается из темного зала. Я знаю, почему они аплодируют и так беснуются: это не моя актерская игра, это мое тело приводит их в такое неистовство. Они стараются заставить меня снять с себя еще что-нибудь, хотя больше уже снимать нечего — запрещено законом. Они стучат ногами, хлопают и, выходя из себя, становятся просто сумасшедшими…
— Разве они не знают, что вы не можете снять с себя больше, — за это ведь могут отправить в тюрьму?
— Вот в этом-то все и дело, Дональд. Они знают, но мое представление на сцене заставляет их об этом забыть.
Настоящий стриптиз дает возможность зрителям поверить, что сию минуту вы готовы перейти ту заветную черту, что вы сейчас готовы снять с себя все именно для этой аудитории. Стриптизерша стоит на сцене, будто сама с собой решая, перейти ли ей заветный рубеж. И это вызывает у аудитории дикие аплодисменты… Говорю вам, Дональд, поверьте, — это настоящее искусство.
— Дональд, мне ужасно грустно без моей работы.
— Я знала, что Джордж уезжает. Среди группы бурлеска у меня осталось много друзей, наша прежняя банда… После отъезда Джорджа я поехала в театр, надела маску и выступила на сцене в номере «Таинство и маска». Я очень любила эту роль, наш режиссер — тоже.
Публика была в экстазе. Вот почему мое абсолютное алиби могут подтвердить несколько сотен человек.
— Вы были в маске, Ирен, никто не видел вашего лица.
— Они не видели, но дюжина моих друзей-актеров знали, что под маской — я, да и публика это знала. Я провела подряд два представления.
— Да.
— Нет, это было впервые.
— А вот это как раз и плохо. Все выглядит так, будто вы специально создали себе алиби. Как алиби оно слишком безупречно.
— Да, знаю, — признала она справедливость моих слов. — Я об этом уже думала.
— И в полиции подумают так же. Вот что главное.
— Я объяснила им, что была дома в постели.
— Да.
— Да, не спала.
— Обратитесь к вашему врачу, Ирен. Скажите ему, что вы стали очень нервной, дерганой. Скажите, что вы хотите как следует выспаться, по крайней мере в течение суток. Если вам начнут задавать вопросы и у вас не будет на них правильных ответов, вас могут арестовать.
— Да, это я тоже знаю.
— Вы всегда можете сослаться на действие таблеток, которые вызывают у вас галлюцинации и потерю памяти…
И с вашей фигурой… да любой присяжный заседатель будет на вашей стороне. А вот если вам не будут давать лекарств, снотворного и вы не сможете спать по ночам, да потом будете неправильно отвечать на вопросы, то это станет труднее объяснить. Поэтому дайте мне этот список держателей акций и столько денег, сколько желаете вложить в акции этих компаний, и вы убедитесь сами, смогу ли я добавить приличную сумму к вашему состоянию.
Я посмотрел ей прямо в глаза.
— Пятьдесят процентов от всех доходов.
— Вот теперь я могу вам доверять, — сказала Ирен со вздохом облегчения.
— Раньше мне было не совсем ясно, что вам было нужно, и я была очень раздражена по этому поводу, потому что не доверяю тем мужчинам, которые не знают, чего хотят.
Глава 16
Газеты Сан-Франциско сделали экстренный выпуск, когда Джон Карвер Биллингс и его сын были арестованы.
Одна из них даже напечатала заголовок красной краской:
«БАНКИР АРЕСТОВАН ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ ДЖОРДЖА БИШОПА».
Полиция получила неопровержимые косвенные доказательства вины обоих и была уверена, что Бишоп не был убит на яхте, где нашли тело миллионера. Эксперт обнаружил отпечатки пальцев на бронзовой ручке — отпечатки трех пальцев правой руки Джона Карвера Биллингса, и они были в пятнах крови… Висячий замок на лодке оказался сбитым и заменен на новый.
Полиция проверила все хозяйственные магазины в округе и отыскала тот, в котором был куплен новый замок. Хозяин магазина вспомнил, что он продал его в среду после полудня. Полиция показала ему фотографию Джона Карвера Биллингса, и он немедленно сделал, как называет это полиция, «положительную идентификацию».
Ныряльщики-полицейские нашли на глубине в заливе пистолет 38-го калибра, прямо под днищем яхты банкира. Номер его был определен и показал, что данный пистолет был продан Джону Карверу Биллингсу по разрешению полиции для личной охраны банкира. Баллистическая экспертиза показала, что пуля, обнаруженная в теле Джорджа Бишопа, была выпущена именно из этого пистолета. Она прошла насквозь через тело убитого и была найдена в углублении, которое она проделала в углу основной каюты яхты Биллингсов «Биллингс-бой».
Полицейские сняли ковер в салоне и нашли пятна крови на полу, хотя были, очевидно, приложены все усилия, чтобы их уничтожить. Однако используемые полицией химикаты помогли обнаружить эти пятна.
Положенный на пол в салоне ковер оказался совершенно новым, купленным Джоном Карвером Биллингсом в четверг утром. После обыска в гараже банкира был найден и старый. Микроскопические исследования показали, что на нем тоже есть пятна крови и волосы, которые по текстуре, диаметру и цвету были с головы Джорджа Бишопа. Это полицейские эксперты определили с полной уверенностью.
Однако полиция все еще не докопалась до мотивов преступления. Но, как оказалось позже, всем были известны разногласия, имевшие место между Бишопом и Биллингсом и вызванные финансовыми операциями, связанными с рудниками и тем займом, который был сделан в банке Бишопа.
Во время допроса оба Биллингса представили свое алиби, которые полиция сразу опровергла. Старший Биллингс заявил, что он во вторник поздно вечером присутствовал на конференции с одним из директоров банка, Вальдо В. Джефферсоном, когда и было совершено убийство. Однако Джефферсон после допроса в конце концов раскололся и признал, что Джон Карвер Биллингс попросил его как о личном одолжении поклясться, что они вместе были на конференции во вторник вечером, — на тот случай, если ему потребуется алиби.
Необходимость же иметь подобное алиби Биллингс объяснил своему коллеге серьезными личными мотивами, а Джефферсон так несокрушимо верил в непогрешимость президента своего банка, что подумал только о сложных мотивах, связанных с его семейной жизнью, но все-таки согласился без лишних вопросов подтвердить алиби того. Однако узнав содержание обвинительного акта, Биллингс очень быстро признал свою ошибку.
После того как мною были прочитаны газеты, я сразу отправился в яхт-клуб. Вокруг уже толпилось не менее трех сотен зевак, пытающихся рассмотреть что-нибудь сквозь густую сетку ограды и слоняющихся бесцельно вдоль нее, всматриваясь в стоящие на причале яхты.
Полицейские между тем приезжали и отъезжали. Технический персонал делал свою обыденную работу сразу на двух яхтах, искал новые отпечатки пальцев, обсыпал не только металлические, но и все другие поверхности специальным порошком. Время от времени кто-нибудь из фотографов-любителей старался прорваться за ограду, но охрана требовала пропуск. Если его не оказывалось, охранник кивал полицейскому, и тот быстро отправлял любопытного прочь.
Я простоял там около двух часов, пока у меня от стояния не затекли ноги. Наконец один из полицейских отпустил охранника попить кофе, а я пристроился следом за ним.
— Мне бы хотелось получить от вас кое-какую информацию, я не из тех, кто не платит, — сказал ему я.
Он посмотрел на меня исподлобья.
— В полиции меня предупредили, чтобы я не давал никакой информации.
— О, это не касается убийства, об этом я бы вас и не спрашивал. Это о другом.
— О чем же?
— Я пытаюсь кое-что выяснить о яхте.
— О которой из них?
— Точно не уверен в ее названии и имени владельца, но знаю, что неделю назад, еще во вторник, она была в море до полудня. Мне кажется, не так уж много яхт выходит в море среди недели.
— Вот вы и ошибаетесь. В среду после полудня многие выходят в море.
— Ну, а как насчет понедельника?
— Вряд ли, но хоть одна — да выходит.
— А во вторник?
— О да, вполне может быть несколько.
— У вас ведется запись выходящих в море яхт?
— Нет, не ведется.
— Однако вы записываете, кто из хозяев прошел к вам на территорию через ворота?
— Да, это так.
— Тогда, проверив, кто во вторник утром проходил через ворота, вы, возможно, скажете, кто выходил из них в открытое море.
— Полиция забрала себе все эти записи. Они взяли книгу как улику. И теперь мне придется начинать новую.
— Очень жаль.
— Это не имеет значения, просто мне теперь невозможно ссылаться на старые записи.
— Вторник после полудня, — сказал я и протянул ему двадцать долларов.
— Мне нравятся эти двадцать, — пошутил он, — но я ничем не могу вам помочь. Увы.
— Почему?
— Мои книги пропали, их забрали законники.
— Как вас зовут, мистер?
— Дэнби.
— Может быть, мистер Дэнби, вы все же хотите заработать?
— Каким образом?
— Когда вы завтра кончаете службу?
— В шесть вечера.
— Я вас встречу, и мы вместе, если не возражаете, проедемся в моей машине, а вы мне кое-кого покажете.
— Кого же?
— Человека, с которым вы знакомы. Я, правда, не знаю его имени и хочу это выяснить. Сейчас я дам вам двадцатку. Потом добавлю еще.
Дэнби молча обдумывал предложение.
— А сейчас мне бы хотелось кое-что узнать о ваших обязанностях.
— Что именно?
— Вы не можете каждую минуту неотлучно сидеть в проходной. Есть моменты, когда вам приходится повернуться спиной, иногда отойти от ворот, когда вы…
— Послушайте, — перебил он меня, — вы рассуждаете точно так же, как и полицейские. Никто не может забраться на борт ни одной из яхт без того, чтобы этого не заметил охранник у ворот. Если ты иногда вдруг покинешь эту маленькую кабинку даже на тридцать секунд, то обязательно опускаешь шлагбаум и ставишь замок-сигнал, который начинает звенеть, едва кто-то попытается ступить на платформу у ворот. Члены клуба категорически настаивают на том, чтобы никто, кроме них самих, не имел возможности попадать на территорию. Если случаются бракоразводные процессы, у нас от этого тоже возникают неприятности.
Это было несколько лет назад. Жена одного из членов клуба решила собрать против своего мужа улики. Полицейские просочились на территорию клуба и попали на яхту, где в это время находился хозяин с любовницей. Был ужасный скандал. С тех пор, по настоянию членов клуба, так изменились правила в сторону их ужесточения, что никто, кроме них самих, не может пройти сюда — никто и никогда.
— Разве это всегда удобно, если вас вдруг не окажется на месте?
— Я всегда на своем месте. Это моя обязанность — все время находиться в проходной. Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь из членов яхт-клуба ждал меня больше, чем две минуты. Я всегда на месте. Мне за это платят.
Я протянул ему двадцать долларов:
— Буду вас ждать в шесть вечера, Дэнби. Просто подойдите к моей машине.
Он со всех сторон осмотрел двадцатку, будто опасался, что она может быть фальшивой, и быстро скрылся за дверью ресторанчика, не сказав больше ни слова.
И тут я неожиданно увидел своего брокера.
— Ну, как? Ты покупаешь акции рудников? — спросил я.
— Я покупаю… дешево… Лэм, но я бы хотел, чтобы ты этого не делал.
— Почему?
— Во-первых, мне не нравится, что они распространяются по почте. Во-вторых, шахта теряет деньги на каждом вагоне руды. В-третьих, они в долгу у банка. Ну, а в-четвертых, мне вообще не нравится, что за всем этим стоял этот парень, Бишоп. Если бы ты, Лэм, хотел найти самое худшее вложение денег на земле, то не отыскал бы более подходящего объекта. Ей-богу!
Я усмехнулся.
— Это все, что я хотел сказать тебе, Лэм.
— Смотри не поднимай на них цену, — предупредил я.
— Черт, Дональд, ты же не сможешь вложить достаточно денег, чтобы поднять в цене эти акции, даже если будешь пользоваться ковшом экскаватора для их сгребания в кучу.
— Ты сам-то много ли купил?
— Да полно!
— Продолжай скупать, — порекомендовал я, и мы расстались.
В назначенное время я подъехал, чтобы подобрать Дэнби. Он, похоже, не очень-то обрадовался моему появлению.
— А полицейским это может совсем не понравиться, — предрек он, хотя я не сказал ни слова.
— Полицейские не платят денег.
— У них существуют свои собственные методы, чтобы не понравиться кому-то.
— Пятьдесят долларов, Дэнби. Это немало, чтобы оплатить то неприятное, что вам предстоит сделать?
Его глаза сразу стали хитрыми и жадными.
— Ну, пожалуй, не хватает еще десяти долларов.
Я добавил еще десять.
— Что вы хотите? — спросил он, сунув деньги глубоко в карман.
— Мы кое-куда с вами поедем.
— Куда же это?
— Вы будете сидеть в машине, и если узнаете кое-кого, кого вы, я уверен, знаете, то скажете мне об этом.
— И это все?
— Это все.
Я быстро повел машину вниз по Ван-Несс-авеню, пересек Маркет-стрит по направлению к Дейли-Сити и сбавил скорость, подъезжая к казино «Зеленая дверь».
Надо признаться, место было малопривлекательное.
Много лет назад в Сан-Франциско стали строить дома определенного типа: на первом этаже размещались склады для малого бизнеса; над ними два этажа с рядовыми квартирами; и все это со стандартными окнами и архитектурой, столь типичной для Сан-Франциско, что ее всегда можно отличить. Казино располагалось в одном из таких домов.
С одной стороны в нем был небольшой продуктовый магазин, куда ходили лишь живущие поблизости люди и который разрешал постоянным посетителям записывать купленное в долг: кредит был единственным способом, благодаря которому мог выжить одинокий хозяин подобной лавки рядом с большими супермаркетами.
С другой располагалась чистка, а между магазином и чисткой — казино «Зеленая дверь», обычное злачное место без особых претензий, дверь которого выкрашена в зеленый цвет.
Я объехал вокруг этого дома несколько раз. Очевидно, хозяева казино требовали, чтобы гости оставляли свои машины за несколько улиц, так как рядом их почти не было. Такси же останавливались прямо у дверей и тут же отъезжали. Однако я заметил, что три больших дорогих автомобиля все же были запаркованы невдалеке. Рядом и напротив стояло несколько сломанных машин, которые, очевидно, принадлежали жильцам ближайших домов, а два этажа квартир над казино казались совсем такими же, какими они были в соседних домах. На одной из них была табличка: «Сдается в аренду», однако названное на этой табличке агентство по продаже квартир не существовало в природе уже несколько лет. На других окнах, правда, хоть и висели занавески и стояли на подоконниках цветы, но все в целом производило впечатление запустения, и, видно по всему, жильцы этих квартир имели явно очень низкий доход. Внешний вид этого дома был, совершенно очевидно, лишь декорацией, словно на сцене — фальшивый фасад. Но, судя по всему, то была артистическая работа.
Мы запарковали машину в таком месте, с которого удобно наблюдать за входящими и выходящими из казино, и сидели на своих местах, ожидая дальнейшего развития событий. Ждать пришлось долго. Вначале Дэнби пытался задавать мне вопросы. Я дал ему понять, что человек, которого он должен опознать, выйдет из дверей продуктового магазина. С холмов начал спускаться туман. Его легкие белые полотнища подталкивал едва ощутимый ветерок с моря. Перед «Зеленой дверью» остановилось такси, из которого вышли двое. Они толкнули дверь казино и вошли туда. Казалось, что там, за дверями, нет охранников и нет запора изнутри.
— Знаешь их? — спросил я Дэнби.
— Никого из них прежде не видел. Они же не пошли в магазин, они направились куда-то в квартиры, — ответил он.
Мы продолжали ждать дальше.
Шикарная машина с сидящими в ней мужчиной и женщиной появилась из-за угла, запарковалась, и эти двое тоже вошли в дверь.
Я вышел из машины и купил нам с Дэнби пару бутербродов. Дэнби, видел я, занервничал.
— Сколько это может продолжаться? — не выдержал он.
— Думаю, не менее чем до полуночи.
— Одну минутку, Лэм. Я не собираюсь долго здесь сидеть. Никогда не думал, что все это будет происходить подобным образом.
— А что, ты думал, будешь делать?
— Я думал, мы походим вокруг и…
— Вылезай из машины и походи вокруг, — предложил я. Но ему эта идея тоже не понравилась.
— Вы имеете в виду, Лэм, ходить по улице до полуночи?
— Если тебе это больше нравится.
— Тогда я лучше посижу в машине.
Потом Дэнби немного помолчал. Подъехало еще одно такси. Подошли четверо мужчин, очевидно, машину они оставили где-то в другом месте; один из них подозрительно взглянул на нас, потом они перешли улицу и скрылись за зеленой дверью. Мне все это не нравилось: из казино нас могли уже заметить и подослать к нам делегацию.
Я посмотрел на Дэнби и подумал о том, что бы он сказал, если бы понял, что его гонорар включал также и плату за увечья…
— Все это мне не нравится, — вдруг решительно заявил Дэнби. — Если в клубе узнают, кто мы, особенно я, мне будет трудно им что-либо объяснить.
— Ну и что? Где еще клуб найдет кого-нибудь с вашим опытом, кого-то, кто так хорошо знал бы всех и вся в этой подпольной кухне? И что случится, если даже они что-то узнают? Они вам повышали хоть раз зарплату? Наверное, держат вас на одной и той же уже давно?
— Да нет, они несколько раз мне повышали ее.
— На сколько?
— Один раз на пятнадцать процентов, один раз — на десять…
— За сколько это лет?
— За пять.
Я саркастически и непрощающе рассмеялся. Дэнби сразу задумался над моими словами: может, и в самом деле ему не доплачивали все это время и обижали?.. Я видел, что мысль об этом ему понравилась и хоть на время отвлекла его от нашего занятия. Я посмотрел на свои ручные часы. Было пятнадцать минут десятого. Подъехала и остановилась невдалеке небольшая машина, модель трехлетней давности, но в хорошем состоянии. Из нее вышел мужчина, которому было явно наплевать, где припарковать машину — прямо перед дверью казино или в каком-то другом месте: он, что называется, выпрыгнул из нее, посмотрел вверх и вниз вдоль улицы, затем тоже вошел в зеленую дверь.
— Это Гораций Б. Катлин, — сразу узнал его Дэнби. — Если он меня здесь увидит…
— Ты водишь машину? — прервал я его.
— Конечно.
— Этот человек член яхт-клуба?
— Да.
— Подожди меня здесь. Не больше часа. Если я не вернусь за это время, езжай по этому адресу, спроси человека, он там главный, и расскажи ему о том, чем мы тут с тобой занимались весь вечер.
Дэнби взял в руки карточку с адресом, которую я передал ему, и с любопытством стал ее рассматривать.
— Подождите, Лэм, это ведь не очень далеко отсюда… Я пытаюсь понять, где же это.
— Не волнуйтесь, сделайте, как я просил. Сейчас половина десятого. Если меня все еще не будет в десять пятнадцать, то езжайте и расскажите всю историю.
С этими словами я вышел из машины, оставив на сиденье свою шляпу, и, перед тем как войти в «Зеленую дверь», оглянулся. Дэрби все еще сидел и спокойно изучал карточку. Я надеялся, что он сразу не поймет, что за карточку я дал ему, пока не приедет по указанному там адресу — адресу полицейского участка.
Я повернул ручку и толкнул зеленую дверь. Она легко и беззвучно открылась — петли ее были хорошо смазаны, — и очутился в маленьком холле. Пролет зашарпанной лестницы без ковра вел к другой двери. Я только поднял руку, чтобы постучать в нее, когда вдруг понял, что в этом нет необходимости: я прошел через пучок невидимых лучей, и дверь сама бесшумно открылась.
Через небольшое окошко в ней меня рассматривали чьи-то глаза, стекло в нем было толщиной не менее дюйма.
— У вас есть карточка членства? — спросил меня голос через микрофон.
Я вынул из кармана одну из карточек, которые забрал со стола Бишопа. Мое имя было вписано в нее моей рукой. По ту сторону стекла ее внимательно рассмотрели, а потом голос приказал мне:
— Хорошо, просуньте карточку в щель.
Только после этих слов я заметил очень узкую щель в двери. Я просунул туда свою карточку, как посоветовал голос. Наступила абсолютная тишина, а потом я услышал, как электрический механизм оттянул державший дверь болт, и тяжелая дверь отошла в сторону, скользя на подшипниках по металлическому рельсу. Эта дверь почему-то напомнила мне стальную дверь сейфа.
Оглянувшись по сторонам, я внезапно понял, что все вокруг сделано из стали и только лестница была деревянной. Я прошел через зеленую дверь и оказался в этой коробке из металла, где все подвергались осмотру.
— Итак, — произнес нетерпеливо голос, — идите.
Я обратил внимание, что голос произнес «идите» вместо «входите», поэтому совсем не удивился, когда очутился в этой стальной коробке, где охранника у дверей уже не было: он занял свой пост в пуленепроницаемом отсеке, расположенном по другую сторону двери. Я видел этот отсек, но не охранника. Скорее всего, у него в руках даже было оружие.
Я прошел через дверь и будто вдруг оказался в совершенно ином мире. Мои ноги утонули в толстом, мягком ковре, который напоминал лесной мох. Холл был залит ярким светом боковых ламп, на всем лежала печать привычного, без особого труда достающегося богатства, которое так свойственно всем казино высокого класса. В них создана такая атмосфера, что его завсегдатаи с самого первого момента, как попадают туда, чувствуют себя приобщенными к роскоши и богатству, ощущают себя властелинами мира. Многие целеустремленно, но с немалым трудом карабкаются вверх по социальной лестнице, поэтому им должен нравиться дух игорного дома, который приобщает их к миру больших денег. Этот климат изысканной роскоши делает тут всех равными, и даже крапленые карты и колеса рулетки не кажутся никому кощунством. Атмосфера казино сама по себе не стоила дорого, как можно было подумать на первый взгляд. И хозяева казино не слишком-то раскошеливались, умело создавая имидж этой роскоши. На стенах висели картины в тяжелых рамах, искусно подсвеченные снизу лампами с большими матовыми абажурами. Если завсегдатаи не в состоянии были оценить эти картины по достоинству, то относили это лишь на счет своей необразованности в области искусства. На самом же деле цена каждой из них составляла не больше двадцати долларов за копию, и вставлены они были в пятидесятидолларовые рамы, освещенные десятидолларовыми подсветками.
Посетитель, который мог определить скорее стоимость рамы, чем цену картины, предполагал в своем невежестве, что все это — работы старых мастеров.
Другие уловки, на которые шли хозяева, оказывались более простыми — ковры приятных цветов на губчатой подкладке, которая и делала их более мягкими для шага, артистически подобранные по цветовой гамме шторы на окнах. Под мягким боковым светом казалось, что они стоят целого состояния. При дневном же — иначе как безобразными их не назовешь.
Я вошел в гостиную, где нашел то, что и ожидал найти: она оказалась удобным баром с уютными столиками, мягкими высокими стульями, длинными креслами с изогнутой удобной спинкой, которые принято называть «креслами для любви», приглушенным светом и приятными тихими звуками органной музыки.
Несколько пар сидело за столиками. В дальнем конце бара видна была компания из трех мужчин, перед ними на столе высились беспорядочно набросанные пачки денег, стояли две бутылки шампанского. Может быть, они такие же новички, как я, подумалось мне. Неприятный субъект приблизился ко мне, протянул мою карточку, которую я предъявил внизу охраннику, поинтересовался вполголоса:
— Могу я узнать, что вы здесь ищите, мистер Лэм?
— То, что у вас здесь есть, — ответил я.
Холодные глаза на секунду смягчились.
— Могу я полюбопытствовать, откуда у вас наша карточка? Кто поручился за вас, когда вы ее получали?
— Карточка подписана поручителем.
— Знаю, но иногда подобные, уже подписанные карточки вручаются для распространения в различных фирмах.
— Эту мне дал хозяин казино, — ответил я.
Слегка удивленный, он покрутил ее в руках:
— Тогда вы, видимо, знакомы с мистером Чаннингом?
— Вот именно.
— Ну, тогда совершенно другое дело. Будьте как дома, мистер Лэм.
Но, прежде чем я успел двинуться с места, он сказал извиняющимся тоном:
— Могу я видеть ваши водительские права и убедиться, что вы именно тот человек, фамилия и имя которого указаны в карточке?
— Ну конечно, — ответил я, открывая свой бумажник и вытаскивая оттуда свои водительские права.
— Вы из Лос-Анджелеса?
— Да, именно оттуда.
— Наверное, по этой причине я не знаю вас, мистер Лэм, в лицо. Вы долго собираетесь у нас здесь пробыть?