Глава 4

Когда я на следующее утро вошел в контору, Элси Бранд сказала:

— Берта рвет и мечет.

— Чего ей надо?

— Тебя.

— Зачем?

— Кража на приеме.

— Я думал, она сама собирается заняться этим, — усмехнулся я. — Газеты намекают, что была нанята только она.

Элси обычно старается не обсуждать наши с Бертой отношения, но на сей раз сказала сдержанно:

— Сегодня утром она иного мнения.

— Прекрасно. Отправляюсь к ней.

Я подошел к кабинету Берты, выполнил церемонию стука в дверь и вошел.

— Боже мой! Ты пришел почти вовремя! — истерически завопила Берта.

— Что стряслось на сей раз?

— Этот проклятый Будда и духовое ружье.

— Ну и что с ними?

— Мы должны их вернуть.

— А на деле он вовсе не желает их возвращать, — сказал я. — Если Крокетт получит ружье и Будду обратно, ему придется вернуть страховой компании девять тысяч долларов.

— Мне он сказал, что хочет их вернуть.

— Так почему бы не вернуть ему их?

— Не гни со мной такую линию. Как ты, черт побери, собираешься найти эти вещи? Пока ты не втерся в агентство, у меня был почтенный, заурядный бизнес. Учет векселей, подготовка счетов, проверка свидетельств.

— И заурядные доходы, — напомнил я.

— После того как ты начал работать на меня по своим методам, мы приобрели славу сумасшедшего дома.

Я посмотрел на ее кольца с крупными бриллиантами. Берта проследила за моим взглядом и вдруг оскалилась:

— Ладно, Дональд. Подо мной земля закачалась. Каким образом ты сумеешь провести подобное дело, не привлекая полицию?

Она оттолкнула свое скрипучее вращающееся кресло от стола, встала и принялась ходить взад-вперед по кабинету странной походкой — крупным шагом вперевалку.

— У него было пятьдесят два гостя, — сказал она. — Нет, еще больше. Шестьдесят два. Все с приглашениями. Я следила за каждым из них. Все они, как он сказал, «столпы порядочности»… И один из этих чертовых «столпов порядочности» украл нефритового Будду и духовое ружье. Теперь Крокетт желает их вернуть. Что ты сможешь предпринять, если нельзя обращаться к полиции? Без нее ты даже не проверишь ломбарды, а эти вещи в ломбард не попадут. Они уже в частной коллекции одного из этих гостей.

— Если это духовое ружье не находится в квартире Крокетта, спрятанное где-нибудь под кроватью или в другом укромном месте, — предположил я.

— Нет, — опровергла она. — Я намекнула, что один из гостей мог его спрятать, и они сегодня утром перевернули весь дом. Заглянули в каждый уголок.

— Попробуй дать объявление в газету, — предложил я. — «Просьба к тому, кто неумышленно ушел с редкой вещью с приема, устроенного общеизвестной светской особой, сообщить через почтовый ящик 420 за вознаграждение…»

Берта одарила меня свирепым взглядом:

— Не шути.

— Я и не шучу, — сказал я. Берта запыхтела. — Это неплохой, логически обоснованный совет, — продолжил я. — Ты не желаешь ему последовать, но у тебя ведь нет ничего другого.

— Я не желаю ему последовать! — воскликнула она. — Ты тоже один их тех, кто собирается вернуть это барахло. Я свою часть работы выполнила и не собираюсь тащить на себе весь груз общего бизнеса. — Я поднял брови. — Я стояла там на больных ногах перед проклятым лифтом, была любезной с прибывающими людьми, с улыбкой просила показать приглашение… Не вешай мне лапшу на уши, Дональд Лэм! Именно тебе придется вернуть эти вещи, а я намереваюсь с этой минуты заняться другими делами. Когда этот проклятый Отис Олни говорил со мной, я намекнула ему, что за эту часть бизнеса отвечаешь ты.

— Прелестно! — резюмировал я, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. — И как ты ладишь с Одни?

— Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное, учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.

— И фотограф тоже?

— Фотограф очень мил, — не согласилась она.

— Он был там прошлой ночью?

— О, конечно. Снимал там повсюду.

— Личный фотограф?

— Смотря что ты понимаешь под словом «личный».

Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы его каждую минуту фотографировали.

— Под каким предлогом была устроена вечеринка? — спросил я.

— Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привез массу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии. Убитые животные.

Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем в руке и глупой улыбкой.

— Ты видела эти снимки?

— Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятого лифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так что проследила за всеми, кто пришел позже.

— Такие были?

— Одна пара.

— Где он путешествовал?

— Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще.

Я никогда не интересовалась географией.

— Между Африкой и Борнео огромное расстояние, — не удержался я.

— Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тоже огромное расстояние, — съязвила Берта.

— Какой-нибудь флаг у него был? — спросил я. — Флаг клуба приключений или что-нибудь в этом роде?

— О, конечно, — подтвердила Берта. — Без этого не обходится. Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем — как он там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.

— И потом забирают его?

— Забирают.

— Кто эти некоторые? Ты знаешь?

— Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовский зад. Он глава одного проклятого клуба.

Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:

— Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе мое предложение насчет объявления в газете, не так ли?

— Убирайся! — рявкнула она. — Не то я начну швырять в тебя чем попало.

Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету. Мелвин Отис Олни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело. Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрирована фотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клетку великолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флага Международного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с целью содействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях, общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.

Я вернулся в своей кабинет и спросил Элси:

— Что ты знаешь о нашем архивариусе?

— О Еве Эннис? Немного.

— Она давно у нас работает?

— Около шести недель.

— Как реагирует на Берту?

— Ужасается.

— Как относится ко мне?

— А ты сам определить не можешь? В конце концов, — произнесла она с достоинством, — я секретарь, а не сводня.

— Запомни, — сказал я, — это бизнес.

— Могу вообразить! — фыркнула она презрительно.

— Пригласи ее сюда, — велел я Элси, — и держи ушки на макушке. Можешь участвовать в беседе.

Она посмотрела на меня с любопытством:

— К чему все это?

— Приведи ее сюда, и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?

— Думаю, что нет.

— Ну так приведи.

Элси вышла и скоро вернулась с Евой Эннис.

Я осмотрел ее довольно внимательно. Гибкая, с хорошей фигурой, сознающая свою сексуальную привлекательность и скрывающая это под притворно-застенчивым выражением лица. Одета в облегающий свитер с высоким воротником, жакет и юбку.

— Вы хотели меня видеть, мистер Лэм?

— Присядьте, Ева, — пригласил я. — Я хочу поговорить с вами.

Она завлекательно улыбнулась, выставила бюст, затем посмотрела на Элси.

— Присядьте и вы, Элси, — сказал я. — Я хочу узнать кое-что об интимной жизни Евы, а на такой случай нужна дуэнья.

Ева вроде бы пыталась что-то сообразить, но не сумела и ляпнула, не подумав:

— И представить себе не могла, что девичью любовную жизнь можно открывать без дуэньи.

Я кивнул, будто принял это замечание за воплощение здравого смысла, и сказал:

— Я пытаюсь связаться с фотографом, который был тут на днях. Хочу предложить ему кое-какую работу.

— О, Лионель, — оживилась она и добавила: — Лионель Палмер.

— Вы что-нибудь о нем знаете?

— Разумеется, мистер Лэм. Но я познакомилась с ним только позавчера.

— Я спросил не об этом, — пояснил я. — Я спросил, что вы о нем знаете?

— Он милый.

— Чем он занимается?

— Фотографирует.

— Он рассказывал вам о своих занятиях?

— О, да. Он путешествовал с мистером Крокеттом, чтобы превосходными снимками вести фотолетопись путешествия. Он делал цветные слайды, чтобы их потом проецировали на экран. И использовали в фоторекламе.

Делал также цветную киносъемку и черно-белые снимки.

Так что имеется превосходный фоторепортаж обо всех путешествиях в трех видах: на цветных слайдах, чернобелых фотографиях и цветной кинопленке.

— Почему понадобилось такое разнообразие?

— На лекциях мистер Крокетт показывает цветные слайды, в газеты дает черно-белые снимки, а на приемах, вроде вчерашнего, демонстрирует цветные кинофильмы.

— Вы были на приеме прошлым вечером?

Она скривила гримаску и сказала:

— Нет, — коротко и резко.

— Почему нет? — поинтересовался я. — Как я понял, вчера вы ушли отсюда с Лионелем.

— Кто вам это сказал?

— Полно, полно, Ева, — успокоил я. — Не надо смущаться. Вы же знаете, я детектив. Я видел, как он, закончив фотографировать, вытащил блокнот и записал номер вашего телефона.

— Мой адрес, — уточнила она. — Он обещал отпечатать для меня снимок.

— А он не мог послать его почтой в агентство?

— Я хотела, чтобы его доставили мне на дом.

— Ну и доставили?

— Я получила его сегодня утром.

Я усмехнулся:

— Почта приходит после полудня. Вы, наверное, пользуетесь специальной доставкой.

Ее глаза сверкнули:

— В этом есть что-нибудь плохое?

— Ровно ничего плохого, — успокоил я. — Но мы говорили о Лионеле. Не надо стесняться. Вчера вечером вы ушли с ним и сегодня вечером тоже с ним уйдете.

— Вчера вечером я не с ним ушла, — сказала она. — Мы собирались пойти вместе на этот прием. Он… он хотел устроить так, чтобы я смогла туда проскользнуть и увидеть снимки, а потом, прежде чем он проводит меня домой, мы бы зашли куда-нибудь поесть яичницы с ветчиной. Но они там устроили бедлам, и он не смог уйти, и я не позволила ему даже попытаться провести меня тайком, потому что… ну, вы знаете, кто дежурил у лифта.

— Вот так-то лучше, — одобрил я. Вы не собираетесь назначить Лионелю свидание?

— Свидание?.. — произнесла она многозначительно.

— Не будет ли слишком бесцеремонной просьба кое-что разузнать и завтра утром рассказать мне об этом?

— А что вам нужно узнать?

— Кое-что о вашем приятеле. Чем он вообще занимается и много ли снимков сделал прошлой ночью на этой развеселой вечеринке с танцами. Мне понадобятся отпечатки всех снятых там фотографий.

— Зачем?

— Мы работаем на мистера Крокетта. Я могу получить их у него самого, но предпочитаю иметь дело с фотографом. Не люблю обсуждать с клиентами свои методы розыска. Все, чего я хочу, — это провернуть дело, предъявить клиенту результаты и получить чек.

Она немного поколебалась, почертила кончиком указательного пальчика какой-то узор на юбке, туго обтянувшей скрещенные ноги.

— Ну как? — спросил я.

— Ладно, — согласилась она.

— Превосходно, — одобрил я.

— Что-нибудь еще?

— Ничего.

Она поднялась с кресла и направилась к двери, но остановилась:

— Поймите, мистер Лэм, я не хочу быть подсадной уткой. Я готова помочь во всем, если дело честное, но я никогда не вставала поперек дороги другу и не собираюсь этого делать.

— Никто и не предлагает вам этого, — заверил я.

— Благодарю вас, — произнесла она и удалилась.

Элси Бранд посмотрела на меня:

— Я полагаю, ты знаешь, что делаешь?

— Нет еще, — признался я. — Тыкаюсь вокруг, пытаясь отыскать правильное направление.

Хорошо, посмотрим на эту красотку. Я не знаю ничего, кроме конторских сплетен, но, говорят, на последнем месте работы с ней, правда давно, произошла какая-то некрасивая история.

— Спасибо за частную информацию, — поблагодарил я.

Ее глаза сверкнули:

— Это не частная информация. Это предупреждение.

Глава 5

Отыскав в телефонной книге координаты Международного клуба доброй воли, я выписал адрес и взял такси. Я ожидал найти нечто вроде окошечка в стене, где секретарь с неполным рабочим днем получает почту, и был весьма удивлен, обнаружив роскошную контору, позади которой находились клубная комната и библиотека. Администратор вышел ко мне, радостно протянув руку.

— Лэм, — отрекомендовался я, пожимая ее. — Нельзя ли побольше узнать о вашем клубе? Я писатель. Хочу состряпать о нем статью.

— Карл Экс Бедфорд, — представился приятный джентльмен, — секретарь и директор клуба. Буду рад сделать для вас, мистер Лэм, все, что смогу. Видите ли, мы немного идеалисты и полагаем, что наши намерения очень и очень важны.

— У вас отличное помещение.

— Только маленькое, — посетовал он. — В нашей библиотеке собраны весьма редкие книги о приключениях, географические журналы и прочее в этом роде.

Имеется бар самообслуживания, то есть члены клуба могут сами приносить напитки, а у нас есть холодильник и достаточно кубиков льда. Клуб пока невелик, но мы надеемся расшириться.

Я кивнул, вытащил из кармана блокнот, вошел в помещение и начал осматриваться.

— Хотелось бы уточнить, какое периодическое издание вы представляете, — осведомился Бедфорд.

— Я независимый солдат прессы, — ответил я. — Люблю самостоятельно добывать материалы для очерков, а затем продаю их тем, кто лучше платит.

— Понимаю… — протянул он чуть менее сердечно.

Я обошел комнату и просмотрел книги. Ни одной новой. Выглядели так, словно достались от других библиотек. Я вытащил наугад книгу об Африке, раскрыл и нашел имя Дина Крокетта-второго, написанное на отдельном листе.

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я. — Это тот самый Дин Крокетт, путешественник?

— О да. У нас много его книг.

— Неужели?

— Да. Жилищные проблемы, знаете ли. Квартиры становятся все меньше и меньше, и там не так много места для книг, как… как двадцать лет назад, когда, говорят, важные персоны жили в больших домах, или как пятьдесят лет назад, когда в каждом благоустроенном доме имелась большая библиотека.

— Итак, Крокетт пожертвовал клубу свои книги о путешествиях и приключениях?

— Некоторые из них.

— А другие жертвовали?

— Да. Наши члены очень щедры.

— И много их?

— Список невелик. Наш клуб, он… ладно. Честно говоря, мистер Лэм, мы стремимся скорее к качеству, чем к количеству.

— Не могли бы вы, тем не менее, назвать количество?

— Не думаю, что в интересах клуба публиковать такие сведения, мистер Лэм. Мы гораздо больше заинтересованы в освещении намерений клуба: содействие международной доброй воле, пониманию особенностей иностранной культуры.

— Да, это превосходно. А как вы содействуете такому пониманию?

— Клуб проводит серию лекций по всей стране. Мы стараемся заинтересовать публику жизнью других народов, их идеалами, ремеслами, цивилизациями, государственностью.

— Весьма похвально. Вы платите лекторам?

— Ода.

— Можно мне узнать их имена?

Он опять заколебался:

— Имена? Не уверен, что стоит их называть. Некоторые могут почувствовать себя уязвленными.

— Что ж, — произнес я небрежно, — я попрошу самих членов посвятить меня в суть этих лекций.

— О да. Это очень важная часть нашей программы.

Я внимательно посмотрел на него.

— Вы не могли бы, — попросил я, — вспомнить имена хотя бы некоторых лекторов, не являющихся членами вашего клуба?

— Нет, думаю, что не смогу. Видите ли, мы чрезвычайно щепетильны. Клуб желает быть уверенным в абсолютной достоверности того, что излагается от его имени. Потому мы не можем себе позволить привлекать кого попало, у кого хорошо подвешен язык, но нет достоверных сведений.

— У вас есть клубный флаг?

— Да, разумеется, есть.

— Я полагаю, у вас хранятся флаги, которые были водружены в экзотических странах?

— Разумеется, мистер Лэм. У нас уникальная коллекция фотографий, запечатлевших, как экспедиции водружают клубный вымпел или флаг.

— Если я возьмусь за очерк, смогу ли я получить некоторые из этих фотографий, чтобы его проиллюстрировать?

— О да. Я уверен, что сможете. Будем только рады предоставить вам некоторые из них.

— У вас есть доступный для посетителей альбом со снимками?

— Разумеется, есть, мистер Лэм. Вот здесь их целая полка.

Бедфорд отодвинул скользящую в пазах дверцу и показал мне две полки, уставленные альбомами. Я вынул первый попавшийся. Он оказался о путешествии Дина Крокетта-второго в Африку. Вытащил другой. В нем были фотографии охоты на тигров в Индии. Еще один был посвящен охоте на крупную дичь на Аляске.

— Премилые фотографии, — одобрил я.

— Не правда ли?

— А можно посмотреть на флаги? Они у вас здесь?

— Мы храним их в специальной кладовой.

Он открыл дверь и вытянул длинную, плавно катящуюся на роликах раму с приблизительно двумя дюжинами флагов; древко каждого было охвачено полукруглой пластинкой с выгравированными фамилией члена клуба и наименованием экспедиции, во время которой флаг был водружен. На пластинках повторялись одни и те же имена: на двадцать шесть флагов — пять фамилий.

— Этот, последний на раме, — небрежно спросил я, — от самой последней экспедиции?

— Верно, — подтвердил Бедфорд. — Этот флаг подарен мне Дином Крокеттом-вторым только вчера вечером. Он был водружен в дебрях Борнео. Наиболее примечательная экспедиция.

Я снял этот флаг с рамы, а потом снял и соседний, который был водружен также Крокеттом в суровой местности Мексики. Я покачал оба флага вверх и вниз. Мексиканский был сплошной, а в древке борнейского что-то тряслось и стукалось.

— Ну-ка, что это? — спросил я.

Поставив мексиканский флаг обратно на раму, я перевернул борнейский и увидел ввинченную в торец древка заглушку.

— Ах это! — засмеялся Бедфорд. — Это уступка практичности, мистер Лэм. Видите ли, в нижний конец древка ввинчивается сменный наконечник, очень твердый и очень гладкий. Когда флаг водружают, исследователь ввинчивает его, и тогда флаг легко втыкается в грунт. Затем его фотографируют. Это принятая у нас церемония.

Но впоследствии, когда исследователь доставляет флаг домой, острый наконечник может причинить немалые неудобства. Поэтому его вывинчивают и заменяют тупой заглушкой. Это предотвращает несчастные случаи, разумеется, облегчает хранение флага в кладовке.

— Хорошее устройство, — одобрил я. Затем отвинтил металлическую заглушку, сунул ее в карман и наклонил флагшток. Из отверстия высунулся конец длинного черного куска дерева. Я вытащил его наружу и спросил:

— Что это?

— Спаси Господи! — удивился Бедфорд. — Это… да ведь это духовое ружье… это выглядит точно как… как… ну, это выглядит как духовое ружье мистера Крокетта!

Но почему, собственно, оно оказалось здесь, внутри?

— В том-то и дело, — сказал я. — Почему?

Духовое ружье из черного, твердого как железо дерева длиной более полутора метров было обожжено, отшлифовано и отполировано так, что выглядело словно металлическое. Я повернул его к свету. Канал ружья представлял собой внутренность гладкой, отполированной трубы, блестевшую, словно бриллиант или стекло.

Я поставил ружье в угол, ввинтил заглушку обратно во флагшток, который теперь стал намного легче, чем у других флагов, и поставил флаг обратно на раму. Затем взял духовое ружье и сказал:

— Прекрасно. Благодарю за интервью.

— Послушайте, подождите минуту, — забеспокоился Бедфорд. — Вы что, собираетесь уйти с этим ружьем?

— Собираюсь вернуть его владельцу, — ответил я.

— А откуда вы знаете, кто владелец?

— Оттуда же, откуда и вы. Это духовое ружье Крокетта.

— Я сам верну его, мистер Лэм. Это собственность клуба.

Я улыбнулся:

— Прошу меня извинить, но я верну его сам.

Бедфорд сделал шаг вперед и неуклюже загородил мне дорогу.

— Сейчас же отдайте мне это духовое ружье! — запротестовал секретарь Клуба доброй воли, и глаза его стали сердитыми.

Я сказал:

— Вы, вероятно, сможете отобрать его у меня, но если сделаете это, я подойду вон к тому телефону, позвоню в полицию и сообщу о краже со взломом.

— Не думаю, что мистеру Крокетту понравится такая огласка.

— Мистер Крокетт избежит огласки, — ответил я, — если я получу возможность вернуть ему ружье, а вы будете держать язык за зубами.

— Что вы подразумеваете под кражей со взломом?

Я пояснил:

— Это духовое ружье было украдено. Мне поручено вернуть его. Вот почему я пришел сюда.

— Вы… вы…

Я показал ему мою визитную карточку, удостоверяющую, что я частный детектив.

— Вы удовлетворены? — спросил я.

Он вытаращил глаза:

— Вы детектив?

— Да.

— Я., никогда бы не подумал. — Я промолчал. — Вы меня одурачили.

— Не хотите ли вы рассказать мне, каким образом вы прошлой ночью забрали это духовое ружье из квартиры Крокетта?

— Я не забирал его.

Я изобразил на лице эдакую злую, всезнающую улыбку, которая — я был уверен — весьма подходила к нашему разговору.

— Уверяю вас, мистер Лэм, я об этом ничего не знаю!

Флаг мне преподнесли как секретарю клуба, и я взял его, чтобы, как полагается, описать, снабдить именной пластинкой и поместить на раму.

— Почему бы нам не поговорить немного посвободнее?

— Что значит «поговорить»?

— Вы же не хотите, чтобы эта история получила огласку, не так ли?

— Какая история?

— Вы когда-нибудь предъявляли налоговой инспекции ваши бухгалтерские книги? — спросил я.

— Конечно нет. А почему мы должны это делать?

— Вы же корпорация, получающая прибыль.

— Да нет же, мистер Лэм. Мы объединились с целью содействовать международной доброй воле и взаимопониманию!

Я усмехнулся:

— Это последнее, что я хотел узнать.

— Что?

— Что вы не получаете прибыли. Теперь я расскажу вам, что здесь делается. В вашем клубе по списку восемь или десять членов. Я думаю, не больше. У вас много почетных членов, в основном сосунков. Ваши активные члены жертвуют клубу большие суммы. Клуб, в свою очередь, финансирует их, когда они отправляются в путешествия. Дина Крокетта к примеру. Он, скажем, желает отправиться на Борнео. У него яхта, собственный фотограф. С ним его сотрудник по связям с общественностью, жена и четверо-пятеро гостей. Если он потратится на это путешествие как на увеселительную прогулку, расходы будут чрезмерны даже для такого богача, как он. К тому времени как он оплатит счета, потом получит доход, достаточный, чтобы покрыть эти расходы, заплатит налог с затраченных на путешествия денег, он разорится.

Вместо этого он жертвует клубу пятьдесят тысяч долларов, а затем клуб субсидирует экспедицию Крокетта на Борнео. Возвратившись, Крокетт презентует клубу флаг и копию цветного кинофильма, снятого во время путешествия. А его фотограф пополняет архивы клуба альбомом снимков, сделанных во время путешествия.

Затем Крокетт представляет на рассмотрение клуба отчет о расходах в пятьдесят тысяч шестьсот семь долларов. Крокетт не отчитывается о полученных на путешествие деньгах как о доходах, поскольку клуб просто оплатил его расходы. С другой стороны, он сообщил о пожертвовании клубу пятидесяти тысяч долларов, которые не подлежат налогообложению. Таким путем группа миллионеров, членов клуба, ухитряется совершать охотничьи вояжи, содержать яхты, катать своих друзей вокруг света, не платя ни копейки налогов. Я даже предполагаю, что развеселая вечеринка, устроенная Дином Крокеттом прошлой ночью, была названа лекцией в интересах международной доброй воли и содействия взаимопониманию элиты нашего города и дикарей Борнео. Вы оплатите счет поставщика провизии, и Крокетт сделает пожертвование, чтобы его покрыть.