— Это надо понимать так. — произнес Селби, широко расставив ноги и подняв подбородок, — что я хочу выяснить, что произошло с теми двенадцатью бутылками виски, которые вам подарила ваша дочь.

— Как ни странно, — ответил Стэплтон, — я могу отчитаться за каждую из них. Две я взял с собой в поездку. Четыре остались дома. Остальные шесть были выпиты мной и моими друзьями.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— К моменту вашего отъезда невыпитыми оставались только шесть бутылок?

— Совершенно верно.

— Я не хотел бы казаться назойливым, мистер Стэплтон, — произнес Селби, — но для меня в высшей степени важно выяснить происхождение обнаруженной в коттедже бутылки виски. Обстоятельства, похоже, указывают, что она из вашего запаса.

— Меня не интересует, на что указывают обстоятельства, — возразил Стэплтон. — Это невозможно.

— А вы не допускаете, что на ваше виски мог покуситься Джордж?

— Ерунда! — воскликнул Стэплтон. — У него достаточно денег, чтобы купить себе спиртное.

— Когда были выпиты шесть упомянутых вами бутылок? — спросил Селби.

— День моего рождения был около полутора месяцев назад. Месяц назад я отправился в поездку. Насколько я помню, четыре бутылки были выпиты сразу на моем торжестве. Две другие я забрал в кабинет и принимал личное участие в их опустошении… Мистер Селби, скажите, почему вам так не терпится повесить, ответственность за эту бутылку на Джорджа?

— Я вовсе к этому не стремлюсь, — ответил Селби. — Я лишь хочу выяснить, откуда она взялась в коттедже. Я хочу узнать, кто находился в комнате с Уоткинсом незадолго до его смерти. А узнав это, я смогу ответить, кого Уоткинс собирался убить.

— И насколько вперед продвинется благосостояние графства, когда вы все это установите? — с сарказмом произнес Стэплтон.

— Не знаю. Я служитель закона, я не шаман. По крайней мере, дело будет закрыто, а мой долг — выполнен.

— На мой взгляд, дело можно было закрыть, когда в результате несчастного случая несостоявшегося убийцу настигла смерть. Этакое поэтическое возмездие.

— Лично я буду считать дело закрытым, когда все имеющиеся факты получат свое объяснение. А до тех пор буду продолжать расследование.

— Знаете, Селби, — вяло произнес Стэплтон, — возможно, вам будет интересно узнать, что во время своей поездки я много контактировал с полицейскими комиссарами и чиновниками министерства юстиции, равно как и с представителями правоохранительных органов больших городов. Должен сказать по совести, что вы, стражи порядка в этих затерянных сельских общинах, избираемые на пост не из-за наличия у вас каких-либо соответствующих знаний, делающих вас способными распутывать преступления, а просто благодаря симпатиям населения, в подметки не годитесь этим маститым ищейкам. Так вот, они считают дело закрытым, когда устранена опасность для общества.

Вы сделали этот разговор очень неприятным для меня лично. Вероятно, бремя власти, которой ваши налогоплательщики временно облекли вас, оказалось вам не по силам. Но у вас еще есть время одуматься. Не перечьте здравому смыслу и выслушайте мой последний дружеский совет: последуйте примеру этих более умелых и мудрых людей, этих богатых опытом профессионалов, досконально изучивших премудрости своего ремесла — оставьте это дело немедленно… И тогда мы забудем все, что произошло сегодня в этом кабинете.

— Сожалею, мистер Стэплтон, — возразил Селби, — но у меня есть собственные, пусть даже несколько странные, взгляды на борьбу с правонарушениями. Я верю, Что верное объяснение человеческим действиям найдено лишь тогда, когда все факты укладываются в единую цепочку. Покуда этого не происходит — необходимо продолжать поиск.

— Да, ваши взгляды действительно нельзя охарактеризовать иначе, как странные, — произнес Стэплтон.

— Что ж, я думаю, мы исчерпали тему нашего разговора. — Селби повернулся и направился к выходу, однако, уже положив руку на ручку двери, вновь оглянулся и произнес: — Если вы пытались что-то утаить от меня, я даю вам последнюю возможность это сказать. В противном случае вас ждут неприятные последствия.

Стэплтон вцепился руками в край стола.

— Черт вас побери с вашей наглостью, Селби! — закричал он. — Такого себе еще никто не позволял. И это здесь, в этом городе, который я помогал строить, который живет благодаря моим предприятиям. И все же, знаете, Селби, мне не хотелось бы расставаться с вами на такой ноте. Вы ведь понимаете, что моя дочь смотрит на вас как на очень близкого и дорогого друга. Она придерживается о вас самого высокого мнения. Хотя бы ради нее пересмотрите свое решение. Иначе, клянусь, я пущу в ход все свое влияние, все до последней капли, чтобы не допустить вашего дальнейшего пребывания в прокурорском кресле.

Селби распахнул дверь и остановился на пороге приемной.

— Это ваше право, — сказал он. — Играйте в политику, сколько вам угодно, мистер Стэплтон. Но только не пытайтесь скрывать улики. Можете думать, будто мы, провинциалы, не годимся в подметки тем сыщикам, которых вы встречали в больших городах. Но жизнь преподносит сюрпризы. Кто знает, а вдруг мне удастся одержать верх?

С этими словами он захлопнул дверь и пересек приемную, ощущая на себе изумленные взгляды тех, кто стал свидетелем его заключительного выпада.

Когда Селби вернулся в город, очередной номер «Блейд» уже был на улицах. Купив у мальчишки-газетчика экземпляр, он поехал к себе домой и, поднявшись в квартиру, начал читать. Как и предсказывала Сильвия, после сообщения об обнаружении трупа второе по значимости место газета отвела отказу Селби обнародовать имена свидетелей.

«Остается от души пожалеть, что окружной прокурор нашего графства так молод и впечатлителен. Грубейшей ошибкой, на наш взгляд, является его отказ назвать имена людей, занимавших коттедж, в котором был обнаружен труп Эмила Уоткинса. Не исключено, что, когда окутывающий происшествие дым неизвестности будет рассеян, Уоткинс окажется обыкновенным бродягой, искавшим возможности под дулом пистолета освободить обитателей коттеджа от части имевшихся у них ценностей. Дожидаясь возвращения своих жертв, он замерз и включил газовую печку, что и привело к роковым для него последствиям. Однако все это требует детального расследования. Разгадка тайны, если, конечно, таковая существует, несомненно лежит в головах тех двоих молодых людей, которые занимали указанный коттедж, в то время как их спутницы якобы находились в соседнем.

Галантность — качество, которое всегда к месту, правда, за исключением того случая, когда это место — правоохранительное учреждение. Непростительно, когда на процессах о преднамеренных убийствах очаровательные преступницы, пустив в ход свою сексуальную привлекательность, добиваются от присяжных оправдательного приговора. Что же можно сказать о ситуации, когда они используют свои уловки против молодого, впечатлительного и весьма неопытного окружного прокурора, который настолько теряет голову, что отпускает важнейших свидетельниц за пределы графства и окутывает их имена ореолом тайны?

Жители города имеют право знать правду. Дуглас Селби не оракул, чтобы судить, о чем им следует знать, а о чем — нет. Отто Ларкин, энергичный, умный и, прежде всего, опытный шеф полиции Мэдисон-Сити, бессилен что-либо сделать, так как происшествие имело место за пределами городской черты. Как заверил Ларкин репортера «Блейд», если бы преступление случилось в городе, девушкам не удалось бы выйти из-под надзора полиции до тех пор, пока их показания не были бы тщательным образом проверены, а биографии подвергнуты пристальному изучению.

Но как бы ни складывались обстоятельства, «Блейд» видит свою задачу в сборе новостей и передаче их читателям. Несмотря на тот факт, что лица, избранные следить за порядком в графстве, похоже, вошли в сговор против своих избирателей и не желают давать информацию, «Блейд» обещает, что предпримет отчаянные усилия к тому, чтобы встретиться со свидетельницами трагедии. Тогда люди получат возможность самим судить о том, насколько правдоподобны их показания.

Безусловно, умелое управление страной требует твердой руки. Но как это понимать, когда неопытный, строптивый, но чрезвычайно самоуверенный страж закона берет на себя ответственность решать, какие новости должны быть доведены до сведения общественности, а какие полностью засекречены?

Это лишний раз подчеркивает справедливость замечания, сделанного «Блейд» избирателям во время прошлой предвыборной кампании, а именно: что рассудительность, опыт и знание жизни важны для квалифицированного прокурора в столь же значительной степени, как и знание юриспруденции. Остается надеяться, что, прежде чем настанет время очередных выборов, Дуглас Селби осознает порочность высокомерного обращения с избирателями округа и что избиратели будут склонны простить ему те позорные ошибки, которые он сейчас совершает со столь ошеломительной быстротой».

Едва Селби закончил читать редакционную статью, как в комнате зазвонил телефон. Сняв трубку, он услышал знакомый голос Сильвии Мартин:

— У тебя все в порядке, Дуг?

— Как никогда.

— Ты был у Стэплтона?

— Был, — ответил Селби.

— И он что-нибудь сказал?

— Еще сколько!

— Между вами что-то произошло? — забеспокоилась она.

— Ничего особенного. Его кровяное давление подскочило до двухсот сорока. Когда я вошел, он принялся объяснять, что никогда не интересовался местной политикой, потому что она, мол, недостойна внимания человека с таким размахом деятельности, как у него… Благодаря мне теперь все изменилось. Теперь он ею будет интересоваться, и весьма пристально.

— Это плохо, Дуг. И все же я рада. Кому-нибудь уже давно следовало немного сбить с него спесь. Знаешь, я чуть не расхохоталась, когда увидела его сегодня на вокзале.

— Что ж, теперь страсти разгорятся вовсю.

— Ты уже видел последний выпуск «Блейд»?

— Только что прочел редакционную статью, — ответил Селби.

— Все получилось, как я тебе и предсказывала. Они вытянули из Ларкина адреса девушек. Остальное прибавлено для ширмы. Таким образом они не ставят его под удар и одновременно кусают тебя. Когда общественный интерес будет в достаточной степени подогрет, они постараются облить девушек грязью, чтобы подчеркнуть, какую серьезную ошибку ты допустил, позволив им скрыться… Где мы встретимся?

— Ты на машине?

— Да.

— Как насчет того, чтобы подъехать ко мне? Я буду ждать перед домом. Ты сможешь оставить свою букашку в моем гараже.

— О’кей. Увидимся через три минуты.

Он взял чемоданчик, запер квартиру и спустился, по дороге тщательно застегнув пальто от холодного ветра. Уже сгущались ранние зимние сумерки. Через минуту подъехала Сильвия.

— Заводи машину сразу в гараж, — сказал Селби, наклонившись к окошку. — Я оставил ворота открытыми.

— Отлично. Если гараж от этого не рухнет, то за машину я не беспокоюсь, — улыбнулась она.

Она вписала маленький автомобильчик в крутой поворот и со всего ходу влетела внутрь гаража.

— О, да она тут болтается, как зернышко в пустом мешке, — произнесла Сильвия, выключив мотор и выбираясь из-за руля. — Каков будет первый номер нашей программы?

— Едем в «Пальмовую хижину» и смотрим, не удастся ли что-нибудь выяснить насчет хостессы.

— А какая здесь роль отводится мне?

— Надо, чтобы Триггс впустил нас в ее комнату. Я хочу, чтобы ты внимательно просмотрела ее вещи и сказала, было ли это исчезновение тщательно подготовлено или же девушка ушла, повинуясь минутному порыву.

— А потом?

— Потом мы постараемся раздобыть максимальное количество информации об Эмиле Уоткинсе.

Сильвия села рядом с Селби в машину, и он завел мотор.

— Расскажи мне подробнее о своем разговоре со Стэплтоном, Дуг, — попросила она.

— Разговор получился что надо, — печально усмехнувшись, произнес прокурор. — Он весь покраснел и сказал, что я разрушил свое политическое будущее. Но и я в долгу не остался. Уже стоя на пороге кабинета, я произвел прощальный выстрел.

— В чем он заключался?

— Он сказал, что мы, местные пинкертоны, в подметки не годимся тем корифеям сыска, с которыми он имел честь встречаться в больших городах. Я ответил, что не прочь бросить им вызов и даже имею достаточно наглости надеяться одержать верх.

— В приемной были посетители, которые могли бы слышать твои слова?

Селби кивнул.

— Видела бы ты, как у них повытягивались лица!

— Знаешь, Дуг, в таком случае это был неплохой политический ход. В городе достаточно людей, которые по горло сыты всеобщим заискиванием перед Стэплтоном. Конечно, в некотором смысле город зависит от его сахарного завода, но ведь и завод зависит от города. Стэплтон привык вести себя так, словно он повелитель всего, что только представляется его взору. И если ты сумел щелкнуть его по носу, новость мгновенно облетит город. Ты заработаешь достаточно симпатий, чтобы нейтрализовать любые его козни.

— Я не раскаиваюсь, что все получилось именно так, хотя немного жалею, что вел себя не совсем корректно. Я хотел расспросить его о бутылке виски, хотел поговорить насчет Джорджа. Но он с самого начала выбрал такой высокомерный и напыщенный тон, что я сорвался. Он, видимо, думал, что ему будет достаточно сказать мне пару лестных слов, отечески потрепать по плечу и дать указания, после чего я расшибусь в лепешку, лишь бы их выполнить. И тут я не выдержал. Ладно, черт с ним! Пусть мне не по силам тягаться со столичными ищейками, но у меня есть своя голова. Я знаю, что верное объяснение не найдено, пока с ним не согласуются все имеющиеся факты — все до единого. Более того, я не могу отделаться от чувства, что смерть Уоткинса — лишь всплеск на поверхности и что само преступление, опасное и хитрое, по-прежнему остается в тени. И поэтому известные нам факты не укладываются в единую картину.

— Вот и «Пальмовая хижина», — произнесла Сильвия. — Посмотрим, что нового нам удастся выяснить здесь.

Селби остановил машину на посыпанной гравием парковочной площадке. Они поднялись по ступенькам и позвонили в дверь. Появившийся на пороге Триггс окинул их вопросительным взглядом:

— Есть новости? Что-нибудь от Мэдж?

Селби покачал головой, и на лице Триггса отразилось разочарование.

— А у вас? — спросил прокурор. Триггс молча помотал головой.

— Мы хотели бы осмотреть ее комнату. — Зачем?

— Мы хотим проверить ее вещи и туалетные принадлежности. Не исключено, что это поможет ответить на вопрос, куда она убежала.

— Я это уже сделал. Она выбралась на крышу в чем была. Не взяла даже зубной щетки.

— И все же давайте проверим еще раз, — произнес Селби. — Мисс Мартин нам поможет. Иногда женщина заметит то, что пропустит мужчина.

Не ответив ни слова, Триггс развернулся и повел их вверх по лестнице. Оказавшись перед дверью в комнату хостессы, он достал ключ и вставил его в замочную скважину.

— Вы, кажется, говорили, что дверь была заперта изнутри? — произнес прокурор.

— Да.

— Тогда как вам удалось ее открыть?

— Маленьким лезвием перочинного ножа вытолкнул ключ из замка, затем вставил отмычку и спокойно открыл.

Комната оказалась большой и просторной. В те времена, когда дом принадлежал состоятельному фермеру, в нем имелись четыре уютные спальни с прилегающими ванными. Когда дом был перестроен в придорожную закусочную, эти комнаты почти не претерпели изменений.

В обстановке нашли отражение вкусы Мэдж Трент. На стенах висело два десятка рекламных плакатов исполнителей эстрадных шоу с автографами. На трюмо была расставлена косметика, одежда висела в шкафу.

Постель была заправлена, но помята, словно кто-то лежал на ней поверх покрывала, подушка продавлена.

— На этой кровати она и рыдала, — пояснил Триггс. Селби кивнул, подошел к постели и принялся обследовать подушку. Угадав его мысли, Триггс произнес:

— Я оставил все, как было утром.

Селби указал на туалетный столик, на котором стояла оправленная в рамочку фотография улыбающейся девочки лет пяти или шести.

— Это ее дочка? — спросил он. Триггс кивнул.

— Где она сейчас?

— Не знаю. Она учится в какой-то частной школе. Мэдж просто души в ней не чает. Она каждый вечер звонила своей дочурке по междугородному. Что бы ни происходило, ровно в восемь часов она все бросала и шла заказывать разговор.

— Как зовут девочку? — спросил Селби.

— Руби.

— Руби Трент?

— Я не знаю, какую фамилию она носит.

Селби пристально взглянул на Триггса. Ему вдруг почудилась в этом человеке какая-то скрытая тревога. Затаенной враждебности больше не было. В его взгляде читалась мольба.

— Вам хочется поскорее вернуть Мэдж? — спросил прокурор.

— Она хорошая хостесса, — ответил Триггс. — Она умеет поддерживать у публики веселое настроение.

— Сколько официанток у вас работает? — Две.

— В котором часу они начинают работу?

— Одна из них приходит в семь и уходит в два. Другая приступает в восемь и работает до трех утра.

— Мэдж много общалась с ними? Быть может, они смогут что-нибудь рассказать о ней? Например, сообщить, где живут ее друзья…

— Нет, она намеренно держала их на расстоянии. Она считала, что иначе ей будет трудно ими командовать.

— Что ж, давайте взглянем на ее вещи, — сказал Селби.

Стоя в дверном проеме, Триггс наблюдал, как Сильвия быстро обследовала ящики бюро, открыла потертый дорожный сундук и просмотрела содержимое чемоданов, уделяя особое внимание косметическим принадлежностям. Селби выдвинул наугад один из ящиков. В нем лежали написанные детскими каракулями коротенькие письма и несколько сделанных цветными карандашами рисунков. Его внимание привлекло то, что все конверты, в которых письма приходили по почте, были, очевидно, уничтожены.

— Насколько я могу судить, — сказала Сильвия Мартин, — она убежала через окно в той одежде, которая на ней была, и не взяла с собой никаких вещей.

— Я ведь вам так сразу и заявил, молодые люди, — апатично произнес Триггс. — Шериф Брэндон напугал ее до смерти.

— Об этом-то я и хотел с вами поговорить, Триггс, — глядя на него через кровать, сказал Селби. — Чего она так испугалась?

— Ну… шериф принялся обвинять ее во всем подряд…

— В чём конкретно?

— Например, в том, что она звонила вам.

— Именно! — воскликнул Селби. — Разве люди впадают в истерику из-за того, что их обвиняют в обыкновенном телефонном звонке? Лично я думаю, что здесь что-то не так. А ваши соображения?

— Нет у меня никаких соображений, — ответил Триггс.

— А вы подумайте.

— К чему вы клоните?

— Сегодня ночью, между двенадцатью тридцатью, когда Каттингс и Глизон приехали сюда из мотеля, и двумя, когда начался дождь, кто-то катался на их машине. Вам об этом ничего не известно?

— Нет.

— У меня есть подозрение, — продолжал Селби, — что это могла быть Мэдж Трент. Вы так не думаете?

Триггс покачал головой, с минуту помолчал и ответил:

— Нет. Конечно, Мэдж несколько раз за вечер входила и выходила. Но чтобы отлучиться надолго…

— Дуг, тут есть кое-что интересное, — произнесла занимавшаяся обследованием шкафа Сильвия.

Она протянула ему забрызганные грязью черные атласные туфельки.

— Вы имеете представление, как на них могла попасть грязь, Триггс? — спросил Селби.

Триггс молча оглядел туфли, подумал и коротко ответил:

— Ни малейшего.

Селби подошел к окну, открыл его и выглянул наружу. Затем вынул из кармана фонарик и поводил лучом по кровле. Ветер слегка унялся. Прибитые к крыше пальмовые листья чуть заметно раскачивались, издавая негромкий шелестящий звук, словно кто-то тайком пробирался по мокрой траве.

— Подождите минутку. Я только взгляну, — сказал он и, перемахнув через подоконник, спустился на крышу. Лучик его фонарика забегал в темноте.

— Обратите внимание, что Мэдж ничего не стоило добраться до дальнего конца крыши и спрыгнуть оттуда на дорожку, — стоя в оконном проеме, произнес Триггс.

— А что ей мешало спрыгнуть здесь? — спросил окружной прокурор.

— Не знаю. Но спускалась она именно там.

— Откуда вам известно?

— Если бы она спрыгнула здесь, на земле бы остались следы. А так она приземлилась на плотно утрамбованную гравиевую дорожку.

— Пожалуй, верно. Значит, никаких следов на земле не было.

— Нет.

Селби спрятал фонарик.

— Я поднимаюсь обратно, — сказал он.

Он ухватился за край подоконника и подтянулся. Сильвия и Триггс подхватили его под руки.

— Значит, вы не думаете, что сегодня ночью Мэдж брала машину Каттингса и куда-то на ней ездила? — спросил прокурор, вновь оказавшись в комнате.

— Нет.

— И она не выходила из дома в половине шестого, чтобы позвонить мне в лабораторию судебной экспертизы? — не унимался Селби.

— Нет, не выходила. Я это знаю точно, потому что в половине шестого мы были вместе. Мы разговаривали.

— О. чем?

— О разном.

— Вы обсуждали происшествие?

— Нет, главным образом то, что станет с «Хижиной». Мэдж были нужны деньги, чтобы платить за воспитание девочки, а ее жалованье, естественно, зависело от уровня моих доходов. Поэтому, если бы вы решили перекрыть мне воздух, это оставило бы ее без работы.

— Вы так ей и сказали?

— Да, мы коснулись этого в разговоре.

— Следовательно, она не была заинтересована в том, чтобы я затевал судебное разбирательство? — спросил Селби.

— Несомненно.

— И молодой Стэплтон не был в этом заинтересован… — лицо Триггса оставалось безучастным, — …и об этом же просил меня его отец… — Триггс облегченно расправил морщины. — …но это ничего не дало, — закончил Селби, внимательно наблюдая за реакцией хозяина «Пальмовой хижины».

— Э… э… Что вы сказали? — переспросил Триггс.

— У вас есть машина?

— Есть.

— Она никуда не исчезала?

— Когда?

— Прошлой ночью или сегодня утром.

— Нет, стояла себе на месте.

— Ею не могла воспользоваться ваша хостесса?

— Нет.

Селби кивнул и, обернувшись к Сильвии, произнес:

— Пожалуй, нам пора. Дела не терпят.

— Дайте мне знать, как только получите какие-нибудь вести от Мэдж, — попросил Триггс. — Я очень за нее беспокоюсь.

— Обязательно, — пообещал Селби. — Туфли придется забрать в качестве улики.

Он проводил Сильвию обратно к машине.

Триггс определенно стремится содействовать, — произнесла она, когда Селби завел мотор. — Но это получается у него как-то неоткровенно. Словно он пытается что-то скрыть.

— Надеюсь, мы скоро отыщем Мэдж, — сказал прокурор. — Она каждый вечер разговаривала по телефону со своей дочкой. Мы установим, куда она звонила, найдем школу, в которой воспитывается девочка, и будем ждать очередного звонка. Это как раз тот способ, который не учел Триггс.

— Знаешь, Дуг, — с сомнением в голосе ответила Сильвия, — мне как-то не верится, что Триггс мог что-либо не учесть.