— Вы работаете на кого-то или на себя самого?

— Ну, если я смогу ее найти, то за это мне кое-что перепадет.

— А как насчет меня, — спросила Мариан, — если я ее найду?

— Если вы знаете, где она, и согласитесь поделиться информацией, то внакладе не останетесь.

— Сколько?

— Я не могу этого знать, пока не задам вам несколько вопросов. Вы знаете, где она?

— Нет, хотя хотелось бы знать. Из этого получился бы хороший материал. Вы же знаете, я собираю новости для «Блейд».

— И вам бы подняли зарплату?

— Нет, — ответила она.

— Я могу свести вас с человеком, который готов заплатить за эту информацию больше, чем ваша редакция.

— Газета ничего бы не заплатила, — заметила Мариан.

— Тогда, я уверен, мы назначили бы самую высокую цену.

— Сколько?

— Не знаю. Это надо будет выяснить. А что вы скажете насчет других?

— О ком это вы?

Я сделал вид, что удивлен.

— Ну, о тех, кто искал ее до меня.

— Наверное, зря я тогда намекнула вам насчет проторенной дорожки, — задумчиво проговорила девушка.

— Да, — ответил я. — Человеку, который сидел в редакции за перегородкой, этот намек не понравился.

Мариан перевела взгляд на большой стеклянный бокал с мороженым, в котором в былые времена наверняка подавали пиво.

— Сколько вы прожили в большом городе? — спросила она, медленно поворачивая пальцами стеклянную ножку бокала.

— Всю жизнь, — ответил я.

— И как, нравится?

— Не очень.

— А я думала, что вы в восторге от городской жизни.

— Почему?

— Быть всегда в гуще событий вместо маленького лягушачьего пруда, где вы всех знаете и каждый знает вас. А в городе у вас действительно настоящая жизнь. Вокруг тысячи и тысячи людей, неограниченные возможности заводить новых друзей и знакомых. Витрины магазинов, вечерние шоу, настоящие салоны красоты — и рестораны.

— Там есть еще уйма мошенников, — добавил я, — светофоры на каждом углу, суета и шум, а что до друзей — ну, если хотите почувствовать настоящее одиночество, попробуйте поживите в большом городе. Все друг другу чужие, и если вы не заведете нужных знакомств, они так и останутся для вас чужими.

— Лучше уж так, — убежденно сказала она, — чем видеть изо дня в день одни и те же лица, жить в городке, который гниет заживо, где соседи знают о ваших делах больше, чем вы сами.

— А о ваших делах люди тоже знают больше, чем вы сами?

— Во всяком случае, им так кажется.

— Веселей! — сказал я. — У вас ведь есть Чарли.

— Чарли? — переспросила Мариан. — Ах да, понимаю.

— Если вы уедете в большой город, вам придется расстаться с Чарли. Не забывайте, что ему здесь нравится.

— Вы меня дурачите или серьезно пытаетесь доказать, что здесь лучше?

— Просто задаю вопросы. Как насчет того, чтобы поделиться со мной кое-какой информацией?

Она краем ложечки разломала остаток мороженого на мелкие части, а потом перемешала их, пока на дне бокала не осталось ничего, кроме жидкости.

— Давайте посмотрим, правильно ли я вас поняла, Дональд, — снова заговорила Мариан. — Вы на кого-то работаете и пытаетесь получить информацию. Если я сообщу вам что-нибудь стоящее, вы за это не заплатите — во всяком случае, пока не поговорите с кем-то.

— Верно, — сказал я.

— Тогда зачем я стану вам о чем-то рассказывать?

— Просто ради дружбы и сотрудничества.

— Послушайте. Мне не нужны деньги. Вернее, я не знаю ничего, за что стоило бы платить, но постараюсь вам помочь. Если я это сделаю, вы поможете мне найти работу в городе?

— Откровенно говоря, я не знаю, где можно устроиться. Я мог бы познакомить вас с человеком, который поможет вам.

— Если я помогу вам сейчас, вы… вы поможете мне, когда я приеду в город?

— Конечно, если смогу.

Она задумчиво помешивала ложкой остаток мороженого. Потом сказала:

— Вы просто играете со мной. Это ваша работа. Вы приехали сюда для розыска. Вы считаете, что у меня есть какая-то информация, и пытаетесь ее получить, не объясняя, зачем это вам нужно. Так?

— Правильно, — сказал я.

— Ну хорошо, — продолжала Мариан. — Тогда я буду играть с вами в ту же игру. Если я смогу у вас что-то выпытать, я это использую.

— Что ж, это справедливо.

— Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.

— Конечно, не буду. Вы же только что предупредили меня.

— Что вы хотите узнать? — спросила она.

— Вам известно, где сейчас миссис Линтиг?

— Нет.

— В архиве вашей газеты есть ее фотографии?

— Нет.

— Вы их уже искали?

Мариан медленно кивнула. Казалось, ее больше всего сейчас интересуют остатки мороженого на дне бокала.

— Когда?

— Месяца два назад.

— Кто разыскивал ее в тот раз?

— Человек по фамилии Кросс.

— Вы, наверное, не помните его инициалов?

— Он останавливался в гостинице, так что вы их без труда узнаете.

— А что ему было нужно?

— То же, что и вам.

— Как он выглядел?

— Лет сорока, коренастый, почти совсем лысый и большой любитель сигар. Дымил все время, пока сидел у нас в редакции.

— Кто следующий?

— Молодая женщина.

— Молодая женщина?

Она кивнула.

— Кто такая?

— Она назвалась Эвелин Делл. Вам не кажется, что это звучит как фальшивка?

— Многие имена звучат фальшиво.

— Но это особенно похоже на подделку.

— Наверное, потому, что у нее и вид был фальшивый? — предположил я.

Она немного задумалась.

— Вы правы. В ней было что-то ненастоящее, не могу сказать что, но какая-то неестественность.

— Как она выглядела?

— Я думаю, вы попали в точку. Выглядела она фальшиво. Она старалась казаться шумливой и немного распутной. Но была она совсем другой. Она была тихой и очень незаметной, словно все время ходила на цыпочках. У нее была пышная фигура и одевалась она по моде, и, уж поверьте мне, ее одежда всегда подчеркивала фигуру. Но она была чуть-чуть чересчур хорошенькая, чересчур сладкоречивая, чересчур девственная.

— А она не производила впечатление непорочной?

— Нет. Но вам следовало бы с большим почтением говорить об Эвелин Делл. Я думаю, что она родственница миссис Линтиг.

— Она так сказала?

— У меня создалось впечатление, что она ее дочь от первого брака.

— Какого же тогда возраста должна быть миссис Линтиг?

— Не такая уж старая, около пятидесяти. По-моему, Эвелин Делл была еще совсем ребенком — тайным ребенком, когда ее мать вышла за доктора Линтига.

— Значит, сейчас ей должно быть двадцать восемь или около того.

— Да, примерно. У нас никто не знал, что у миссис Линтиг была дочь.

— Здесь она останавливалась в гостинице?

— Да.

— Сколько пробыла.

— Кажется, неделю.

— А чем она здесь занималась?

— Пыталась найти хорошую фотографию миссис Линтиг. Я знаю по крайней мере четыре, которые она купила, — старые снимки из семейных альбомов. Она их все куда-то отправила. В гостинице мне рассказывали, как она отправляла несколько фотографий и очень беспокоилась, чтобы их уложили в гофрированный картон.

— А адрес вам в гостинице сказали?

— Нет. Она отправляла их из почтового отделения, но картон для упаковки доставала здесь. Служащие гостиницы видели, что там были фотографии.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

— Это все.

— Спасибо, Мариан. Не знаю, насколько это мне пригодится, но надеюсь, что польза будет. Если все будет нормально, я заплачу вам за это. Немного, но заплачу. Люди, на которых я работаю, не слишком щедры.

— Не беспокойтесь. Давайте лучше поиграем в другую игру.

— В какую?

— Вы выпытали у меня все, что смогли. А теперь я попробую от вас чего-нибудь добиться. В какой-то степени я вам помогла. Если я приеду в город и стану искать работу, вы мне поможете?

— У меня небольшие возможности.

— Я понимаю. Вы сделаете, что сможете?

— Да.

— Вы долго собираетесь здесь пробыть?

— Не знаю. По обстоятельствам.

— У меня могут быть новости. Где вас можно будет найти, если понадобится?

Я достал карточку, на которой было напечатано только мое имя, и написал адрес и номер комнаты, где находился офис Берты Кул; если письмо придет по этому адресу, его сразу передадут мне.

Мариан с минуту разглядывала карточку, потом спрятала ее в сумочку и улыбнулась. Я подал ей пальто и отвез ее домой. Мариан жила в двухэтажном каркасном доме, который давно пора было покрасить. Перед дверью не было таблички, какие обычно висят на доме, где сдают меблированные комнаты, и я подумал, что она снимает комнату у какой-то семьи. Я не слишком задумывался над этим, так как не сомневался, что в любой момент смогу узнать о ней все, что захочу. Как Мариан признала, люди в городе больше знают о ее делах, чем она сама.

Судя по тому, как девушка держалась, она надеялась, что я не стану пробовать поцеловать ее на прощанье, и я не стал этого делать.

Когда я вернулся в гостиницу, была уже почти полночь. Сигара, которую я предложил ночному дежурному, сразу сделала его более покладистым. Вскоре я уже держал в руках книгу регистрации и еще через пять минут нашел записи о Миллере Кроссе и Эвелин Делл. Я подумал, что адреса фальшивые, но на всякий случай незаметно переписал их, пока дежурный возился с коммутатором.

Когда он вернулся к столу, мы немного поболтали, и он сказал между прочим, что мисс Делл приехала поездом, что ее чемодан был в пути поврежден и что она взяла об этом письменные показания у носильщика и у портье гостиницы. Он не знал, возместили ли ей убытки.

Узнав, что можно отправить телеграмму из телефонной будки, я передал Берте Кул следующее:

«Медленно двигаюсь вперед. Узнайте все об иске против Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, о возмещении убытка за поврежденный багаж. Иск был подан в Оуквью недели три назад, возможно, от имени Эвелин Делл. Могу ли я заплатить двадцать пять баксов лицу, дающему полезную информацию?»

Я повесил трубку и поднялся в номер. Попытался отпереть замок, но ключ не поворачивался. Пока я пробовал его вытащить, замок щелкнул и дверь открылась. Высокий человек, фигура которого смутно виднелась на фоне окна, пригласил меня:

— Входите, Лэм.

Он включил свет, а я продолжал стоять на пороге и смотреть на него.

Человек был около шести футов ростом и весил фунтов двести. Он был широк в плечах, и рука, которой он молниеносно схватил меня за галстук, была, как я сразу почувствовал, здоровенной грубой лапой.

— Я же сказал «Входите», — сказал он и дернул за галстук.

Я влетел в комнату. Он быстро повернулся вправо, так что я пролетел над ковром и рухнул на кровать.

Человек захлопнул дверь и проворчал:

— Так-то лучше!

Он стоял между мной и дверью, между мной и телефоном. Я видел, как дежурный обращается с коммутатором, и понимал — для того чтобы куда-то позвонить, потребуется не меньше тридцати секунд. Трудно было рассчитывать, что этот тип будет стоять и смотреть, как я вызываю полицию.

Я поправил галстук, выровнял уголки воротника и спросил:

— Что вам угодно?

— Так-то лучше, — повторил он и сел на стул, по-прежнему оставаясь между мной и дверью.

Незнакомец усмехался, и его ухмылка мне не понравилась. Мне все в нем не нравилось. Он был здоровенным и самоуверенным и держался так, словно был хозяином этой гостиницы и всего городка.

— Что вам нужно? — повторил я.

— Я хочу, чтобы ты убрался отсюда.

— Почему?

— Здесь вредный климат для таких козявок, как ты.

— Но я пока этого не почувствовал.

— Еще нет, но скоро почувствуешь. Знаешь, что такое малярийные комары? Они искусают тебя, и ты сразу почувствуешь себя больным.

— Куда мне перейти, — спросил я, — чтобы избежать этих укусов!

Его лицо помрачнело.

— Ты должен убраться отсюда, мелюзга, — сказал он.

Я выудил из кармана сигарету и закурил. Он наблюдал, как я закуриваю, и расхохотался, заметив, что моя рука дрожит. Я бросил спичку, затянулся и сказал:

— Продолжай. Твой ход.

— Я все сказал, — ответил он. — Вот твой чемодан. Собери вещи, и я провожу тебя к машине.

— А если я не хочу, чтобы меня провожали?

Он ответил дружелюбно, но многозначительно:

— Если ты уедешь сразу, то сможешь выбраться отсюда самостоятельно.

— А если я промедлю?

— Тогда может произойти несчастный случай.

— Со мной не бывает несчастных случаев. Все мои друзья об этом знают.

— Ты можешь ходить во сне и нечаянно выпасть из окна. Твоих друзей пустят по ложному следу, и они никогда ничего не узнают.

— Я могу заорать, — предположил я. — Меня кто-нибудь услышит.

— Наверняка услышат.

— И вызовут полицию.

— Правильно.

— А что тогда?

— Тогда здесь не окажется ни меня, ни тебя.

— Что ж, попробую, — ответил я и истошно заорал: — Помогите! Поли…

Он как кошка вскочил с кресла. Я увидел, что он угрожающе навис надо мной, и изо всей силы ударил его в живот.

Никакого эффекта.

В следующее мгновение я получил сокрушительный удар в подбородок, и все исчезло. Очнувшись, я увидел, что сижу в драндулете агентства, который катится вдоль тротуара. Голова моя раскалывалась на части, а нижняя челюсть так болела, что трудно было даже открыть рот. Мой противник сидел за рулем. Увидев, что я очнулся, он повернул голову.

— Господи, что за развалина! Неужели ваше проклятое агентство не в состоянии обеспечить приличный транспорт? — как ни в чем не бывало заговорил он.

Я высунул голову в окно, чтобы холодный воздух прочистил мне мозги. Здоровяк огромной ножищей придавил педаль акселератора, и автомобиль Берты Кул, словно протестуя, заходил по дороге из стороны в сторону.

Мы ехали по горной дороге, извивающейся вверх по каньону. Потом начался ровный участок. По обе стороны дороги на фоне звездного неба виднелись силуэты огромных сосен. Незнакомец ехал медленно. Видно было, что он высматривает поворот на боковую дорогу.

Я решил использовать этот шанс. Быстро привстав с сиденья, я обеими руками схватился за руль и крутанул его изо всех сил. У меня снова ничего не вышло, хотя машина съехала на одну сторону дороги, а потом на другую, когда он сильнее вцепился в руль, чтобы преодолеть мое сопротивление. Не отрывая руку от руля, незнакомец поднял вверх локоть, который словно врезался в мою несчастную челюсть. Это заставило меня отпустить руль. Потом словно кузнечный молот обрушился на мою шею. Когда я открыл глаза, вокруг была полная темнота. Я неподвижно лежал на спине и пытался сообразить, где нахожусь.

Вскоре я начал улавливать какую-то смутную связь между моим нынешним положением и бурными событиями прошедшего дня и сунул руку в карман за спичками.

При свете спички я обнаружил, что лежу в деревянной лачуге на подстилке из сухой хвои. Превозмогая боль, я сел на своем ложе, сколоченном из крепких сосновых досок, и чиркнул еще одну спичку. Найдя свечу, я зажег ее и посмотрел на часы. Было пятнадцать минут четвертого.

В лачуге явно никто не жил. Здесь было грязно и пахло затхлостью. Все окна были заколочены. Вокруг шныряли крысы, таская из буфета черствые хлебные корки. Большой паук враждебно наблюдал за мной из ближнего угла. Сухие сосновые иглы застряли у меня в волосах и, когда я встал, посыпались за шиворот.

Я чувствовал себя так, словно по мне проехал паровой каток.

В лачуге никого не было. Я посмотрел на заколоченные окна и на всякий случай дернул дверь, не сомневаясь, что она заперта. Дверь распахнулась. Мне в ноздри ударил холодный горный воздух, пропитанный запахом сосен.

Прямо перед дверью что-то темнело. Я поднял свечу и увидел, что это машина агентства.

У самой хижины журчал горный ручей. Походив немного, я нашел спускающуюся к воде тропинку и вышел на берег. Намочив носовой платок в холодной как лед воде, приложил его ко лбу, глазам, а потом к шее. Порыв ветра задул свечу. Я немного посидел в темноте, чувствуя целительное действие ледяной воды.

Через несколько минут я сунул в карман замерзшие мокрые пальцы и достал спички. Со второй попытки мне удалось зажечь свечу, и я вернулся к хижине, не имея ни малейшего представления, где нахожусь.

Я задул свечу, закрыл дверь хижины и сел в машину. Ключ был на месте. Я завел мотор. Указатель бензина показывал полбака. Фары осветили уходящую от хижины ухабистую горную дорогу. Через четверть мили я выехал на асфальтированную трассу. Я по-прежнему не имел представления, куда ехать, и свернул направо просто потому, что эта дорога вела вниз.