- Это уже пристрастное заявление,- сказал Гамильтон Бюргер.- Нет никаких свидетельств того, что эта идея была внушена ей полицией.
      - Позвольте мне продолжить перекрестный допрос,- сказал Мейсон,- и я докажу, откуда появилась эта идея.
      - Один момент,- сказал судья Эшхерст,- взаимный диспут граничит с должностным проступком обеих сторон. Свидетельнице был задан вопрос. Она не вызвана для прямого допроса и не может дать какое-либо пояснение по поводу смерти, но этот вопрос касается ее поведения в то время. Возражение отклоняется.
      - Вы в то время обращали чье-нибудь внимание, что обнаружили запах горького миндаля?
      - Нет.
      - А у вас перед разговором с полицией или с окружным прокурором было какое-либо представление о том, что запах горького миндаля имеет какое-то значение?
      - Нет.
      - Думали ли вы в то время, что запах горького миндаля связан с цианидом?
      - В то время нет.
      - И только впоследствии, когда вас допрашивала полиция, они спросили вас, не было ли там чего-то, о чем вы могли подумать, как на указывающее присутствие цианида, только тогда вы сделали это заявление, да?
      - Нет, не полиция, а прокурор.
      - Сам Гамильтон Бюргер,- сказал Мейсон, кланяясь окружному прокурору.Вот тогда-то этот вопрос впервые и пришел вам в голову, так?
      - Я тогда в первый раз сообщила об этом.
      - Это был первый раз, когда вы поняли значение того запаха?
      - Да.
      - И мистер Бюргер спросил вас, не заметили ли вы чего-то такого, что указывало бы на отравление цианидом?
      - Ну... да.
      - А не сказал ли вам далее мистер Гамильтон Бюргер, что запах горького миндаля указывает на отравление цианидом, и не спросил ли он вас, не обнаружили ли вы этот запах?
      - Да.
      - Это было до того, как вы рассказали ему, что учуяли запах горького миндаля? И тогда эта мысль вкралась вам в сознание?
      - Да.
      - И вы тогда подумали, что помните это?
      - Тогда я вспомнила, что почувствовала этот запах.
      - Это все,- улыбнулся Мейсон.
      - Это все,- огрызнулся Гамильтон Бюргер, тут же добавив:- С дозволения высокого суда замечу, что следующий свидетель настроен враждебно. Тем не менее нам необходимо вызвать его. Доктор Логберт П. Динэйр, не соблаговолите ли вы пройти вперед и принести присягу?
      Доктор Динэйр прошел вперед, принес присягу и свидетельствовал о своей квалификации как врача и хирурга, о практике в психиатрии, о том, что он был знаком с обвиняемой.
      - Итак, не советовалась ли с вами обвиняемая по профессиональным вопросам пятнадцатого сентября этого года или чуть раньше?
      - Да.
      - И вы решили, что она страдает от острого чувства вины?
      - Возражаю против этого вопроса,- сказал Мейсон,- как требующего раскрытия конфиденциальной информации, существующей между врачом и пациентом.
      Судья Эшхерст подумал с минуту, а потом сказал:
      - Возражение поддерживается.
      - Не посоветовали ли вы обвиняемой, что для нее было бы выгодно, если бы вы провели ей проверку сывороткой истины?
      - То же самое возражение,- сказал Мейсон.
      - То же самое постановление.
      - Вы давали обвиняемой наркотик семнадцатого сентября?
      - Да.
      - Было ли предназначением этого наркотика преодолеть так называемый механизм защиты, который мог помешать пациентке раскрыть те факты, которые она могла считать вредящими ей?
      - Да.
      - Был ли у вас в тот раз магнитофон?
      - Да.
      - Сделала ли пациентка заявление, которое было записано на магнитофон?
      - Теперь, с позволения высокого суда,- сказал Мейсон,- я возражаю против вопроса на том основании, во-первых, что он некомпетентен, неуместен и несуществен, что, как выявилось, пациентка находилась под воздействием наркотиков, и поэтому все, что было заявлено в то время, являлось плодом одурманенного воображения. Во-вторых, вопрос призывает к раскрытию конфиденциальных сведений, и, в-третьих, что если в магнитофонной ленте и содержалось какое-либо признание или сообщение, то это не дает подобающих оснований, поскольку в этом нет никакого доказательства состава преступления.
      - Итак,- сказал судья Эшхерст,- мы подходим к сложному вопросу юридической ситуации, который, как в общих чертах понимает высокий суд, должен был возникнуть в ходе судебного разбирательства. Я думаю, что этому спору следовало бы состояться вне присутствия присяжных. Высокий суд должен заметить, что этот вопрос в том виде, в котором он сейчас задается, не дает ответа, который подтвердил бы все сделанные возражения. Насколько я понимаю, обвинение хочет показать, что магнитофонная запись была произведена, а затем отпустить доктора. Обвинение желает представить эту магнитофонную запись в качестве признания обвиняемой и просит, чтобы эта запись была прослушана присяжными.
      - Это верно, ваша честь,- сказал Гамильтон Бюргер.
      - Однако,- сказал Мейсон,- раз нам предстоит встретиться со всеми этими фактами, то мы можем встретиться с ними и сейчас.
      - Я думаю, что на этот раз я отклоню эти возражения, пока мы не закончим с предварительными выяснениями,- постановил судья Эшхерст.
      - Вы сделали магнитофонную запись?- спросил Гамильтон Бюргер.
      - Сделал.
      - И где она была?
      - Я положил ее в свой сейф.
      - И что случилось с ней после?
      - Она была передана полиции моей сиделкой.
      - Я демонстрирую вам магнитофонную бобину, на которой красным карандашом и, предположительно, вашим почерком сделана надпись, гласящая: "Разговор с Надин Фарр, 17 сентября", и спрашиваю вас: сделана ли эта надпись вами?
      - Да, сэр.
      - Это все,- торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
      - Несколько вопросов,- сказал Мейсон.- В тот момент, когда была сделана эта магнитофонная запись, являлась ли Надин Фарр вашим пациентом?
      - Да, сэр.
      - И вы старались вылечить ее?
      - Да, сэр.
      - И вы почувствовали, что для того, чтобы вылечить ее эффективно, нужно знать факты, которые могли быть выявлены путем вопросов и ответов во время проверки сывороткой истины, так?
      - Да, сэр.
      - И вы провели эту проверку как психиатр, врач и хирург?
      - Да, сэр.
      - Скажите, а не находилась ли в тот момент обвиняемая под воздействием наркотиков?
      - Да, сэр.
      - Она понимала, что она делает?
      - Здесь вы касаетесь весьма специфической психологической ситуации, мистер Мейсон. Одна часть ее сознания понимала, что она делает какое-то заявление и отвечает на вопросы, а другая часть ее сознания была подавлена наркотиками до такой степени заторможенности, что не могло быть никакого сопротивления.
      - Ее сознание и сила воли были ослаблены наркотиками, которые были применены вами в процессе лечения?
      - Да.
      - И вы задавали вопросы и получали от нее ответы как врач, ставящий диагноз состоянию пациента, и это было доверительной информацией?
      - Да.
      - Вы проводите много подобных исследований, и каково их назначение?
      - Да. Они дают оценку определенным эмоциональным конфликтам на основании получаемых ответов.
      - А эти ответы всегда вразумительны и точны?
      - Нет.
      - Есть ли вероятность, что ответы, которые вы получили на свои вопросы в данном случае, неточны?
      - Такая вероятность существует.
      - Вы знакомы с таким феноменом, как разговаривание во сне?
      - Да.
      - Было ли состояние обвиняемой сходно с тем, которое вызывают разговоры во сне?
      - Очень схоже. Это был искусственно вызванный разговор во сне.
      - Это все,- сказал Мейсон.
      - Одну минуту,- сказал Гамильтон Бюргер.- Если бы заявления, сделанные пациентами во время исследования с помощью сыворотки истины, были бы неточны, тогда не было бы никакого смысла в проведении такого исследования, доктор.
      - Я не говорил, что эти ответы были неточны. Я сказал, что существовала вероятность того, что они могут быть неточны.
      - А достаточно ли велика вероятность, чтобы опровергнуть ценность этой проверки? Не взяли ли вы у этой пациентки деньги за лечение, не имевшее никакой ценности?
      - Разумеется, нет. Следует понимать, как надо оценивать подобные ответы. Иногда, даже если сами ответы неточны, можно оценить эмоциональное состояние пациента.
      - Следовательно, согласно вашему диагнозу, эта проверка имеет ценность?
      - Определенно.
      - И с помощью этой проверки вы рассчитывали выяснить, что было причиной чувства вины со стороны обвиняемой?
      - Возражаю против этого вопроса как апеллирующего к проблеме лечения,сказал Мейсон.- Он уже задавался, и возражение было поддержано. Он направлен на проникновение в отношения между пациентом и врачом и предполагает факт, не бросающийся в глаза.
      - Я думаю, что вы теперь идентифицировали эту магнитофонную запись, мистер прокурор,- постановил судья Эшхерст.- Полагаю, что любые дальнейшие вопросы должны быть ограничены, кроме общих вопросов, которые касаются умственного состояния пациентки в момент, когда была сделана запись. Я думаю, что вопрос, поставленный перед высоким судом, будет теперь вертеться вокруг попытки представить эту магнитофонную запись.
      - Я прошу, чтобы она была представлена в качестве улики,- сказал Бюргер.
      - Я возражаю на том основании, что это магнитофонная запись конфиденциальной информации между врачом и пациентом,- сказал Мейсон.- И эта информация не подлежит разглашению, и, как выясняется, обвиняемая находилась под воздействием наркотиков, когда было сделано это заявление, поэтому есть вероятность, что любые заявления, содержащиеся на магнитофонной пленке, неточны. Это не самая лучшая улика, и в ней не заложено никаких подобающих оснований. Далее я возражаю на том основании, что до сих пор так и нет никакого доказательства состава преступления, что нет никаких улик, что Мошер Хигли умер от чего-то другого, кроме естественных причин, и что пока не будет определенного свидетельства, выявляющего уголовные действия в связи со смертью Мошера Хигли, не может быть и никакого свидетельства о заявлениях или признаниях, сделанных обвиняемой.
      Судья Эшхерст повернулся к присяжным и сказал:
      - Присяжные должны быть освобождены, пока это возражение рассматривается высоким судом. Они не должны обсуждать и делать комментарии по поводу этого дела и по поводу возражения, которое обсуждается высоким судом, не должны позволять обсуждать его в вашем присутствии, не должны формулировать и выражать какого-либо мнения относительно вины обвиняемой до тех пор, пока это дело не будет окончательно передано вам. Итак, присяжные освобождаются, а мы продолжим нашу дискуссию.
      Гамильтон Бюргер подождал, пока присяжные покинут зал суда, а потом сказал:
      - С позволения высокого суда, я могу заявить в отсутствии присяжных, что на этой магнитофонной ленте имеется определенное заявление обвиняемой, где звучит ее голос, что она отравила Мошера Хигли. Я сознаю, что хотя мы и не установили определенно, что Мошер Хигли умер в результате отравления цианидом, я обязан считать, что мы точно установили, что он не умирал в результате естественной причины. Следовательно, здесь должно было быть какое-то криминальное воздействие. Я думаю, что у нас возникло основательное предположение, что смерть была вызвана цианистым калием, так что мы можем ввести это заявление в качестве улики.
      Судья Эшхерст посмотрел на Перри Мейсона:
      - Я хотел бы выслушать позицию обвиняемой по этому поводу.
      - Это конфиденциальная информация,- сказал Мейсон.- Она была сообщена под воздействием наркотиков. Свидетельнице ведь не было бы разрешено занять свидетельское место и свидетельствовать, если бы она была в одурманенном состоянии. Следовательно, ей не должно быть разрешено свидетельствовать и с помощью магнитофонной записи. Такое правило в этом штате было первоначально установлено в деле "Народ против Робинсона, 19, Калифорния, 40", и оно гласило в результате, что слова, произнесенные обвиняемым в состоянии, когда он не осознавал, что говорит, не могут составлять свидетельства вины и являются неприемлемыми. Это правило поддерживается для того, чтобы исключить заявления, сделанные обвиняемыми во сне.
      Этот случай, с позволения высокого суда, был впоследствии применен в деле "Чадвик против США, 141, Федеральный округ, 225".
      Судья улыбнулся:
      - Мне интересно, почему вы задали вопрос о разговорах во сне, мистер Мейсон. Теперь я вижу, что вы держали в уме определенную цель. Авторитетный источник, о котором идет речь, выглядит убедительно.
      Судья Эшхерст перевел взгляд на Гамильтона Бюргера.
      - Ну, вся эта доктрина устарела,- сказал Гамильтон Бюргер.- В деле "Народ против Рэкера, 11, Калифорния, апелляционный суд, 609" было решено, что любое свидетельство, склоняющееся к установлению того, что обвиняемый не полностью владел своими способностями в тот момент, когда он признал вину, не должно влиять на приемлемость этого признания, но должно стать свидетельством для присяжных, чтобы быть учтенным при определении весомости признания. Поэтому я настаиваю, что данное признание может быть прослушано присяжными. Адвокат защиты может затем представить все улики, которые он хочет, чтобы показать состояние обвиняемой в тот момент, когда было сделано признание. Присяжные могут учесть эту улику с целью определения, правдиво ли это признание или нет. И, с позволения высокого суда, все материальные факты показывают, что это признание правдиво.
      Согласно закону, всякое признание может быть принято, если есть подтверждение улики, показывающей его правдивость. С позволения высокого суда, я прочту фрагмент из восьмого тома "Калифорнийского правоведения", страница 110: "Ввиду того, что теория, согласно которой признания, сделанные не по доброй воле, исключаются из-за их возможной ложности, в случаях, если такое признание раскрывает инкриминируемые факты, которые оказываются истинными, основание для этого правила прекращает существование, и в итоге признание, раскрывающее этот факт, и сам раскрытый факт становятся правомочными". С позволения высокого суда, это правило было применено в деле "Народ против Кастеллы, 194, Калифорния, 595", где было установлено, что там, где материальные факты и обстоятельства подтверждают признание в виновности, основание для этого правила, которое в противных случаях исключило бы признание, сделанное не по доброй воле, в данном случае перестает существовать.
      С позволения высокого суда, мы хотим показать, что это признание полностью подтверждается фактами, что посторонняя улика безошибочно ставит на это признание клеймо правды. Высокий суд, когда прослушает эту магнитофонную запись, услышит, что обвиняемая заявляет, что она пошла в комнату для оружия Мошера Хигли, что она вскрыла два патрона и положила дробинки от патронов в бутылочку с ядом, а потом бросила ее в озеро. Теперь мы хотим показать, что эта бутылочка с ядом и два патрона от дробовика, которые были вскрыты, были обнаружены позади шкафа с оружием, куда, по словам обвиняемой, она их и положила.
      И это несмотря на то, что некто,- здесь Гамильтон Бюргер повернулся и сардонически поклонился Перри Мейсону,- попытался создать путаницу в деле и забросил в это же озеро другую бутылочку, наполненную дробью и безвредным сахарным заменителем. С позволения высокого суда, мы намерены доказать, прежде чем это дело будет завершено, что Перри Мейсон был на озере и забросил туда какой-то предмет в то же самое место. И это незадолго до того, как он нанял несколько молодых мальчиков, чтобы нашли подброшенную бутылочку-улику.
      Судья Эшхерст нахмурился и сказал:
      - Это весьма серьезная ситуация. Я думаю, что высокий суд разрешит вам, в качестве части предложения, использовать улику в отношении этих патронов от дробовика и этой бутылочки с ядом, мистер окружной прокурор, и если это дает подтверждение, то тогда высокий суд обсудит вопрос о разрешении заслушать эту магнитофонную запись для присяжных и такие улики, как эта бутылочка и патроны от дробовика, должны быть вновь представлены на рассмотрение присяжных.
      - Очень хорошо,- сказал Гамильтон Бюргер.- Я приведу это доказательство высокому суду прямо сейчас, и представляю эти патроны от дробовика, и заявляю, как служащий высокого суда, что эти патроны были обнаружены в месте, на которое ссылается обвиняемая в своем признании.
      Гамильтон Бюргер сделал жест своему помощнику и показал два патрона от дробовика, которые были представлены суду. Мейсон изучил их.
      - Эти патроны являются патронами от дробовика 16-го калибра, на них стоит штамп "УМС № 16",- сказал судья Эшхерст.- Вата из них вытащена. Из одного патрона извлечена вся дробь, а из другого - только часть.
      - Это верно,- сказал Бюргер.- Дробью наполнили пузырек, в котором содержались таблетки с цианистым калием.
      - А что насчет другого пузырька?- спросил судья Эшхерст.
      - Другой пузырек,- сказал Гамильтон Бюргер,- содержит сахарный заменитель, химические подслащивающие таблетки, а также содержит такую же дробь.
      - У вас при себе эти пузырьки?
      - Они оба у меня здесь. Один из них помечен для идентификации как вещественное доказательство "А", а другой - "Б".
      Бюргер представил пузырьки. Судья Эшхерст с обвиняющим видом посмотрел на Перри Мейсона.
      - Это наиболее значительный факт, что обе бутылочки были извлечены оттуда, куда обвиняемая забросила бутылочку, содержавшую яд. Одна из этих бутылочек содержит яд, в точности как было описано обвиняемой, а другая безвредный химический сахарный заменитель. Это верно, мистер окружной прокурор?
      - Это верно,- сказал Гамильтон Бюргер, торжествующе и злобно косясь на Перри Мейсона.
      - С позволения высокого суда,- сказал Мейсон,- я думаю, что могу дать объяснения по поводу бутылочки, содержащей безвредный сахарный заменитель, и поскольку здесь был дан намек, что я имею отношение к ее подбрасыванию, я хотел бы сейчас вызвать свидетеля, который внесет ясность по поводу этой части вопроса.
      - Высокий суд разрешает вам это,- сказал судья Эшхерст.- Свидетель вызван в связи с ходатайством, адресованным исключительно к усмотрению высокого суда или в связи с возражением против допустимости улики, относительно которой высокий суд желает выслушать свидетельство.
      - Это верно,- сказал Мейсон.- Я намерен попросить мистера Джексона Ньюбэрна пройти вперед и принести присягу.
      Джексон Ньюбэрн, поднявшись, вышел из публики, прошел вперед, поднял правую руку и принес присягу.
      - Займите свидетельское место,- сказал судья Эшхерст.
      - Ваше имя Джексон Ньюбэрн,- сказал Мейсон.- Вы женаты на Сью Ньюбэрн, являющейся ныне здравствующей племянницей Мошера Хигли. Это верно?
      - Да, это верно.
      - И в качестве ее мужа, и благодаря семейным связям вы имели доступ в дом Мошера Хигли, не так ли?
      - Да, сэр.
      - Вы бывали там время от времени?
      - Да, сэр.
      - Вы были там в день смерти Мошера Хигли?
      - Да, сэр.
      - После его смерти вы узнали, что обвиняемая сделала заявление, смысл которого гласил, что она взяла таблетки того, что, как она полагала, было сахарным заменителем, из бутылочки, находившейся в ее обычном месте, и что после того, как она дала Мошеру Хигли шоколад, содержавший эти таблетки, он обвинил ее в том, что она подсыпала яд, затем у него начались спазмы от удушья и вскоре после этого он умер, так?
      - Да, сэр.
      - Вы были в дружеских отношениях с обвиняемой?
      - В то время я симпатизировал ей.
      - Вы говорите "в то время"?
      - Да. В то время я думал, что Мошер Хигли плохо с ней обращается. Я не знал в то время определенных фактов, указывавших на то, что она занималась шантажом дяди моей жены. Это я узнал позднее.
      - Скажите, а ваша жена молодая женщина?
      - Ей еще нет тридцати.
      - У нее хорошая фигура?
      - Я полагаю, что хорошая.
      - А как она сохраняет фигуру? Диетой?
      - Да.
      - А нет ли у нее в доме таблеток заменителя, которые она использует для подслащивания?
      - Есть, сэр.
      - Это ведь по ее рекомендации Мошер Хигли стал пользоваться такими же таблетками, так?
      - Да. сэр.
      - И после того как вы выяснили, что, согласно заявлению обвиняемой, она бросила в озеро Туомби таблетки, которые, как ей казалось, были цианидом, вы попытались защитить ее, а для этого пошли к себе домой, взяли там начатую бутылочку с сахарными таблетками, наполнили ее дробинками и бросили в озеро.
      - Я этого не делал.
      - Что?- воскликнул Мейсон.- Не делали?- Нет, сэр.
      - Но вы же сказали мне, что сделали. Вы это признали.
      - Нет, я этого не делал.
      - Вы хотите сказать мне, что когда я подошел к вам в клубе на улице Уэст-Адамс, известного как Клуб исследования и развития нефтяных скважин, вы не говорили мне там на крыльце, что вы это сделали?
      - Не говорил.
      - Ваша честь,- непреклонно сказал Мейсон,- я здесь сталкиваюсь с ситуацией, когда свидетель совершает обдуманные лжесвидетельства. Я даю честное слово адвоката и заявляю высокому суду, что этот свидетель сделал такое заявление мне.
      - Это неправда,- спокойно сказал Ньюбэрн.- Я не делал никакого заявления.
      Гамильтон Бюргер улыбнулся.
      - Так-так, одну минуту,- сказал он.- У нас тут весьма своеобразная ситуация. Адвокат защиты, обвиняемый в том, что он приготовил бутылочку с сахарными таблетками, наполнил ее дробью и забросил в озеро, теперь пытается уйти от ответственности, утверждая, что эту бутылочку забросил Джексон Ньюбэрн, а тот говорит, что этого не делал. Адвокат защиты настаивает, что Ньюбэрн сказал ему, что он это сделал. Здесь мы имеем прямой конфликт между адвокатом защиты и Ньюбэрном. Один из них безусловно лжет. Я представляю высокому суду определить, кто из них больше заинтересован и кто склонен ко лжи с целью защиты своей репутации.
      - Так, одну минуту,- сказал судья Эшхерст, лицо которого стало суровым.- Видимо, один из этих людей пытается сделать лживое заявление. Мистер Ньюбэрн, я хочу узнать, делали ли вы какое-либо заявление такого рода мистеру Мейсону?
      - Нет, не делал.
      - Я хочу доказать, что он делал,- сказал Мейсон.
      - Путем вашего собственного свидетельства?- спросил судья Эшхерст.
      - Да.
      - И есть какие-либо подтверждения?
      Мейсон поколебался какое-то мгновение, потом покачал головой и сказал:
      - Никаких подтверждений, которые имели бы доказательную ценность. Моя секретарша сидела в машине, припаркованной у тротуара, и я рассказал ей все, что мне сказал мистер Ньюбэрн.
      - В этом, конечно, нет никакого подтверждения,- сказал Гамильтон Бюргер.- Это просто заявление заинтересованной стороны.
      - Я думаю, что высокий суд достаточно хорошо знает меня, чтобы понимать, что, хотя я и пользуюсь определенными методами, которые отдельные личности могут считать нестандартными, с целью выявления истины в том или ином деле,- сказал Мейсон,- я не стал бы подвергать себя риску, делая лживое заявление. В равной степени я бы и не дошел до того, чтобы подбрасывать улики с целью запутать полицию и защитить личность, обвиняемую в убийстве.
      - Это вопрос спорный,- сказал Гамильтон Бюргер.- У вас в таких вопросах существуют собственные и своеобразные этические нормы, и я не претендую на выяснение, что это за нормы. И все-таки я должен заявить высокому суду, что мы имеем ситуацию, где свидетель Ньюбэрн заявляет, что у него не было с Мейсоном такого разговора, а Мейсон хочет клятвенно заявить, что разговор был. С какой же целью? Все, что делает Мейсон, ведет к тому, чтобы бросить тень на свидетеля. Но человек не может бросить тень на собственного свидетеля, и даже если он это и сделает, то такое заявление будет только в целях обвинения. Оно может помочь установить факт.
      - Это верно,- сказал судья Эшхерст.- Если мистер Мейсон займет свидетельское место, то все, что он сможет сделать, это поставить под сомнение правдивость этого свидетеля, а это же его собственный свидетель. Но если он в самом деле предъявит такое обвинение, то и это не установит того факта, что свидетель действительно бросил эту бутылочку в озеро. Это формальное юридическое правило, но, как подчеркнул адвокат защиты, это такое дело, в котором он намерен полагаться на технические формальности, и обвинение имеет право на защиту, согласно закону, точно в той же мере, что и обвиняемая.
      Мейсон, лицо которого покраснело от гнева, сказал:
      - Ваша честь, мне хотелось бы получить перерыв до десяти часов следующего дня. Я тщательно рассмотрю этот вопрос и намерен предпринять некоторые шаги, чтобы установить истину. Я убежден в своих фактах и знаю, что этот свидетель сделал мне определенное заявление, о котором я сообщил высокому суду.
      Судья Эшхерст подумал несколько мгновений, а потом сказал:
      - Конечно, хоть речь сейчас и не об этом, высокий суд всегда считал Перри Мейсона добросовестным и точным в любых его заявлениях, сделанных высокому суду.
      Гамильтон Бюргер встал и сказал с презрительной усмешкой:
      - Адвокат защиты постоянно прибегает ко всем видам надувательства в связи с его делами. На этот раз он зашел слишком далеко, и теперь, когда он оказался в западне, он сообразил, что на карту поставлена его профессиональная репутация. Мне неприятно, что приходится делать такие замечания, но я предлагаю, чтобы высокий суд рассмотрел это ходатайство.
      Мейсон, который изучал вещественные доказательства, повернулся к Бюргеру:
      - Одну минуту. Вы хотите представить это признание обвиняемой на основании предположения, что среди прочего оно подтверждается обнаружением этих патронов от дробовика в том самом месте, где, по ее словам, она оставила их, и что эти патроны от дробовика составляют достаточное подтверждение для того, чтобы они могли выступать здесь как улика, так?
      - Именно так,- сказал Гамильтон Бюргер.
      - Очень хорошо,- улыбнулся Мейсон,- я поддержу вас в этом юридическом соревновании. Если для вас это предмет спора, то я снимаю все возражения против записанного на магнитофон признания.
      - Постойте, постойте, подождите минуту,- сказал судья Эшхерст,- вы не можете сделать этого, мистер Мейсон. Вы должны защищать права обвиняемой. Здесь поднят серьезный вопрос, можно ли использовать признание, сделанное под воздействием наркотиков, составляет ли это конфиденциальную информацию. Высокий суд пока еще не готов объявить свое постановление по этим возражениям, но они являются существенными возражениями, затрагивающими реальные права обвиняемой, и...
      - Я снимаю это возражение,- сказал Мейсон,- при условии, что окружной прокурор будет идти дальше, как он и обозначил. Я принимаю его вызов и вступлю в поединок на этой почве.
      - Я пытаюсь указать, что вы не можете сделать этого,- сказал судья Эшхерст.- Вы не можете отказаться от защиты прав обвиняемой. У вас может быть на этот счет какая-то теория, но высокий суд должен признать, что он не понимает, что это за теория. Тем не менее высокий суд вполне понимает, что у вас есть весьма убедительное формальное возражение, которое может привести к прекращению всего дела, если высокий суд вынесет постановление в вашу пользу.
      - И что навсегда оставит обвиняемую заклейменной позорным клеймом женщины-убийцы, которая спаслась с помощью технических формальностей,сказал Мейсон.- Нет, ваша честь, я представляю обвиняемую, которая находится в моих руках. Я снимаю возражение. Продолжайте. Вызывайте присяжных обратно в суд. Пускай прокурор использует свои подтверждения, а потом проиграет эту магнитофонную запись присяжным.
      - Это меня устраивает,- торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
      - Я не думаю, что вы имеете право делать это,- сказал судья Эшхерст.
      - Как адвокат, представляющий интересы обвиняемой, я имею право вести дело так, как мне представляется подходящим,- ответил ему Мейсон.
      - Но вы сами имеете прямую заинтересованность в этом деле, мистер Мейсон. Я сожалею, что приходится подчеркивать это вам, но вы сами замешаны в этом деле. И здесь, конечно, есть естественный соблазн, чтобы... чтобы... Высокий суд едва не сказал "спасти вашу собственную шкуру", но это слишком уж сильное выражение.
      - Да пускай это так и будет. Давайте предположим, что я пытаюсь спасти свою собственную шкуру. Тем не менее я намерен разобраться в этой проблеме во всеоружии, прямо здесь и сейчас. Обвиняемая не хочет жить всю жизнь, опозоренная тем, что убила своего благодетеля и воспользовалась технической формальностью, чтобы избежать правосудия. Давайте разберемся в этом.
      - Обвинение принимает эту ситуацию,- с энтузиазмом сказал Гамильтон Бюргер.- Ваша честь, возражение снято, и я чувствую, что высокому суду нечего постановить.
      - Это возражение снимается только в той степени,- сказал Мейсон,- в которой вы собираетесь представить эти патроны от дробовика и бутылочку, содержащую яд.
      Это верно,- торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
      Мейсон повернулся и пошел к адвокатскому столу, этим завершая дискуссию. Судья Эшхерст в задумчивости пощипал свой подбородок, внимательно поглядывая на Мейсона.
      - Возражение снято, высокому суду ничто не препятствует,- настоятельно сказал Гамильтон Бюргер.
      - Очень хорошо,- с неохотой заметил судья Эшхерст.- Пускай эта запись в точности покажет нам, что же произошло. Итак, высокий суд просит обвиняемую встать. Мисс Фарр, не будете ли вы любезны встать?- Надин Фарр встала.- Вы слышали, что сказал ваш адвокат?
      - Да, ваша честь.
      - Не желаете ли вы, чтобы высокий суд назначил другого адвоката для вашей защиты?
      - Нет, ваша честь.
      - Вы удовлетворены позицией, занятой вашим адвокатом?
      - Что бы ни сказал мистер Мейсон, для меня это нормально,- сказала она.
      Судья Эшхерст сомнительно покачал головой.
      - У высокого суда все еще нет уверенности в этом вопросе. И он намерен сделать перерыв и повнимательнее рассмотреть этот вопрос. Высокий суд откровенно заявляет, что технические возражения в отношении состава преступления представляются имеющими существенные фактические основания. Тот факт, что это так называемое признание было сделано под воздействием наркотиков, а также что это был доверительный разговор с врачом в четырех стенах клиники с целью лечения,- все это создает очень серьезную техническую ситуацию.