Мы показываем, что несчастной Дорри Эмблер, которую переместили в квартиру восемьсот пять, сделали подкожное впрыскивание морфия, как она ни сопротивлялась.

— Одну минуту, — перебил Мейсон. — Мы снова вынуждены остановить заместителя окружного прокурора и возразить против любых свидетельств о том, что могло произойти с Дорри Эмблер.

— Это должно показать мотивировку, — важно объяснил Парма.

— Это не может показать мотивировку убийства Марвина Биллингса, — возразил Мейсон, — поскольку то, о чем сейчас рассказывает заместитель прокурора, произошло уже. когда Марвина Биллингса застрелили…

— Я думаю, замечание справедливо, — постановил судья Флинт.

— Очень хорошо, меня хотят ограничить в доказательствах… Я пока пройду мимо этого вопроса в моем вступительном заявлении, леди и джентльмены, но мы вернемся к нему, когда начнутся показания свидетелей.

Не собираюсь утомлять вас деталями. Я рассказал вам об основной природе этого дела так, чтобы вы могли понять свидетельства, которые услышите. Вы услышите признание участника заговора, а также, вероятно, услышите свидетельство о признании вины, сделанном самой обвиняемой…

Мы намерены просить вынести вердикт об убийстве первой степени на ваше рассмотрение. Вам необходимо определить всего лишь одну вещь. — Парма поднял указательный палец левой руки высоко над головой и, потрясая им, воскликнул: — Всего лишь одну вещь, леди и джентльмены, а именно: доказывают ли улики в этом деле виновность обвиняемой в совершении преступного убийства Марвина Биллингса. Мы будем просить вынесения на ваше рассмотрение вердикта о виновности, вердикта об убийстве первой степени…

Парма повернулся и с бесстрастным лицом прошествовал за стол прокурора.

— Не желаете ли сделать вступительное слово, мистер Мейсон?

— Нет, — ответил Мейсон, — кроме того, что попрошу высокий суд указать присяжным: заявление прокурора, с точки зрения закона, было неправомочным.

— В каком же отношении? — спросил судья Флинт.

Мейсон встал и вознес над головой левую руку, особенно вытягивая указательный палец.

— Дело не в том, ваша честь, чтобы явить миру лишь одну сторону истины: улики указывают на виновность обвиняемой. Дело в том, чтобы явить миру истину в совокупности, — и Мейсон медленно поднял правую руку, вытягивая подальше указательный палец. — То есть доказать, что обвиняемая виновна вне всяких приемлемых сомнений. Полагаю, высокий суд должен известить об этом присяжных. Впрочем, присяжные, я полагаю, понимают, что в любом уголовном деле улики должны доказывать виновность обвиняемого вне всяких приемлемых сомнений. В противном случае обвиняемый имеет право на оправдательный вердикт.

— Высокий суд учтет этот вопрос в своих определениях, — сказал судья Флинт.

Мейсон медленно опустил руки с вытянутыми пальцами и сел на место. Судья Флинт с трудом удержался от улыбки: Перри Мейсон в искусной манере отказался от вступительного слова, но тем не менее впечатляюще выиграл у обвинения очко.

— Вызовите вашего первого свидетеля, — приказал судья Флинт.

— Я вызываю Эмили Диксон.

Мисс Диксон, довольно привлекательная женщина лет сорока с небольшим, приняла присягу и, назвав имя и адрес, уселась на свидетельское место.

— Назовите род ваших занятий на шестое сентября сего года, — начал Парма протокольный церемониал.

— Я заведовала меблированными комнатами Паркхэрста.

— А сами вы жили там же, в меблированных комнатах?

— Да.

— Знали ли вы Дорри Эмблер при жизни?

— Одну минуту, — вступил Мейсон. — Если высокий суд позволит, прошу отвести этот вопрос. Прошу также, чтобы прокурору было вынесено замечание за должностное нарушение. Я протестую против любого заявления, подразумевающего, что Дорри Эмблер мертва. Это предполагает факт недоказанный.

— Я не говорил, что она мертва, — стал оправдываться Парма. — Я просто спросил свидетельницу, знала ли она Дорри Эмблер в течение ее жизни. Это абсолютно допустимый вопрос. Я всегда могу спросить это о ком бы то ни было. Я могу спросить, знала ли, например, она вас в течение вашей жизни.

— Сие выражение стабильно предполагает, что лица, о котором так осведомляются, уже нет в живых, — сказал Мейсон, — и я слышу, что вопрос умышленно искажен, чтобы внушить именно такое впечатление…

— Я тоже так полагаю, — сказал судья Флинт. — Итак, джентльмены, давайте избегать любых неверных толкований… Я с готовностью дам обвинению представить свидетельства о другом преступлении при условии, что оно строго имеет отношение к данному вопросу и призвано показать мотив, метод либо основной стиль убийцы…

Постановляю, что здесь не будет представлено никаких свидетельств о каком бы то ни было преступлении, совершенном после того, как предполагаемое в данном деле преступление было уже завершено.

— Снимаю этот вопрос, — с неудовольствием сказал Парма.

— Рекомендую присяжным не придавать значения любым намекам, содержащимся в этом вопросе, равно как и любым мыслям, которые могли бы зародиться в ваших умах вследствие природы вопроса… Я намерен заявить прокурору, что объявлю о нарушении процессуальных норм, если будут сделаны повторные попытки обойти постановление высокого суда.

— Я вовсе не пытался обойти постановление высокого суда, — обидчиво сказал Парма.

— Что ж, — сухо заметил судья Флинт, — вы слишком опытны, чтобы не понимать воздействия вашего вопроса. А теперь предлагаю вам продолжить и быть очень осторожным.

— Очень хорошо, — кисло сказал Парма, поворачиваясь к свидетельнице. — Вы знали Дорри Эмблер до шестого сентября?

— Да.

— Как долго вы знали ее до шестого сентября?

— Приблизительно… о, я полагаю, месяцев пять-шесть.

— У мисс Эмблер была квартира в меблированных комнатах Паркхэрста?

— Да, была.

— Назовите номер, пожалуйста.

— Квартира девятьсот семь.

— Ответьте, сдавалась ли квартира восемьсот пять до двенадцатого сентября, и если да, известно ли вам имя арендатора?

— Теперь я его знаю. Его имя — Джаспер Данливи, но в тот раз он представился Уильямом Кеймасом.

— Когда вы сдали ему квартиру восемьсот пять?

— Одиннадцатого сентября.

— Этого года?

— Да.

— Я еще задам этой свидетельнице вопросы по поводу другого аспекта дела, — сказал Парма, — но вызову ее позднее…

— Очень хорошо, — сказал судья Флинт, поворачиваясь к Мейсону. — Приступайте к перекрестному допросу.

— Вы можете описать Дорри Эмблер? — начал Мейсон.

— Да. Ей было примерно лет двадцать пять — двадцать шесть.

— Глаза?

— Карие.

— Волосы?

— Темно-каштановые.

— Общий вид?

— Она была почти точной копией обвиняемой по этому делу, сидящей вон там, слева от вас…

— О, так вы заметили сходство? — спросил Мейсон.

— Я заметила такое редкое сходство, поразительное сходство…

— Вы когда-нибудь высказывались по этому поводу?

— Ну да, естественно.

— А можно ли было перепутать обвиняемую с Дорри Эмблер и наоборот?

— Да, еще бы…

— Когда вы впервые увидели обвиняемую?

— Когда ее ввели в комнату для опознания.

— И в тот раз вы опознали ее как Дорри Эмблер? — прищурился Мейсон.

— Возражаю, — закричал Парма. — Некомпетентно, неуместно и несущественно. Неверное ведение перекрестного допроса.

— Возражение отклоняется, — резко бросил судья Флинт.

— Ну, мне сказали, я приглашена для опознания Минервы Минден, и я им сказала…

— Не имеет значения, что вы сказали им, — остановил ее Мейсон. — Что они сказали вам!

— Что они хотят, чтобы я опознала Минерву Минден.

— А вы сказали, что никогда раньше не видели Минерву Минден?

— Да.

— И тем не менее от вас хотели опознания женщины, которую вы никогда не видели?

— Они хотели, чтобы я посмотрела, не похожа ли она на Дорри Эмблер.

— Итак, вы увидели ее впервые в комнате для опознания?

— Да.

— И заметили сходство?

— Да.

— Насколько сильным оно было?

— Ох, крайне поразительное…

— Хочу повторить вопрос, — настаивал Мейсон. — Вы опознали обвиняемую как Дорри Эмблер?

— Возражаю, ваша честь, — воскликнул Парма.

Возражение отклоняется, огрызнулся судья Флинт.

— Да, опознала. Я сказала им, что у них там в комнате сидит Дорри Эмблер, а потом они убедили меня…

— Не имеет значения, в чем там они вас убедили, — сказал Мейсон. — Я лишь пытаюсь выяснить, что произошло. Вы опознали женщину, находившуюся в комнате для опознаний, как Дорри Эмблер?

— Сначала опознала. Да.

— О, так вы сделали два опознания?

— Ну да, мне же сказали… Ох, если вы не велите говорить, что они мне сказали, то я… В общем, сначала я опознала ее как Дорри Эмблер, а потом опознала как Минерву Минден…

— Несмотря на то что никогда не видели Минерву Минден?

— Я видела ее фотографию.

— Где?

— В газетах. Потому-то полиция прежде всего вызвала меня.

— Но как полицейские узнали, что вы видели ее фотографию в газетах?

— А я позвонила им и предупредила, что фотография Минервы Минден в газете на самом-то деле является фотографией Дорри Эмблер, которая снимала у меня квартиру…

— И тогда полиция приехала поговорить с вами?

— Да.

— А когда Дорри Эмблер сняла у вас квартиру?

— В мае.

— Так откуда же вы знаете, что это была не обвиняемая, не Минерва Минден, что не она сняла у вас квартиру?

— Потому что в то время я ее не знала. В то время я никогда ее и не видела.

— Но вы ведь признали, что не можете отличить ее от Дорри Эмблер.

— О нет, я могу, мистер Мейсон. После того как я сообразила, что это всего-навсего сходство, и внимательно изучила обвиняемую, то, как я вам говорила, сделала второе опознание. Присмотревшись более внимательно, я сказала тогда, что та, которую я опознала как Дорри Эмблер, была кем-то другим и выглядела очень похоже на нее, но это была не мисс Эмблер.

— И в тот момент вы были уверены, что мисс Минден, обвиняемая, не была тем лицом, которое снимало квартиру?

— Да, абсолютно уверена.

— Из-за того что вам так сказала полиция?

— Нет. Совсем, совсем по-другому. Я убедилась сама…

— Благодарю вас, — наклонил голову Мейсон. — У меня больше нет перекрестных вопросов.

— Вы свободны, миссис Диксон, — сказал Парма. — А теперь я намерен вызвать на свидетельское место лейтенанта Трэгга, совсем ненадолго, просто по вопросу опознания…

— Очень хорошо, вызывается лейтенант Трэгг, — провозгласил судья Флинт.

Трэгг подошел, принял присягу, дал свидетельские показания о том, что прибыл в квартиру 907 в меблированных комнатах Паркхэрста в ответ на вызов, обнаружил там умирающего, и тот впоследствии был опознан как частный детектив Марвин Биллингс.

Итак, что же произошло с мистером Биллингсом?

Он умер.

— Когда?

— По дороге в больницу. Он получил ранение в грудь, и эта рана оказалась смертельной. Это произошло двенадцатого сентября.

— А как скоро после вашего прихода его увезла «скорая помощь»?

— В пределах десяти, ну, самое большее — пятнадцати минут.

— Благодарю вас, — сказал Парма и повернул голову к адвокату. — Вы можете приступить к перекрестному допросу.

— У меня нет вопросов, — развел руками Мейсон.

— Вызовите Делберта Комптона, — приказал Парма.

Комптон, солидного вида грузный субъект лет пятидесяти с небольшим, осторожно втиснулся в кресло для свидетелей и внимательно изучил зал суда колючим запоминающимся взглядом.

— Ваше имя — Делберт Комптон, вы проживаете в этом городе на протяжении нескольких последних лет и являетесь младшим компаньоном и управляющим делами детективного агентства «Биллингс и Комптон». Верно?

— Да, сэр.

— На вас лежала основная часть работы в конторе, а ваш компаньон, Марвин Биллингс, отвечал за внешние операции?

— Да, сэр.

— Если высокий суд позволит, — поднялся прокурор Гамильтон Бюргер, — замечу, поскольку мой младший коллега несколько тушуется, что вот этот мужчина, свидетель, настроен враждебно. Я хотел бы получить постановление высокого суда о том, что это — свидетель, настроенный враждебно, и разрешить нам задать основные вопросы.

— Но он пока что не выказал никакой враждебности, — рассудительно сказал судья Флинт. — Если же до этого дойдет, вы сможете возобновить ваше ходатайство. На данный момент высокий суд примет реплику к сведению. Продолжайте, мистер Парма.

— Вы продолжали заниматься своей работой в этом городе шестого сентября?

— Да, сэр.

— Были ли вы в течение сентября наняты обвиняемой в данном деле?

— Ну… полагаю, что так… да.

— Кто вас нанимал?

— Представитель обвиняемой, управляющая ее делами миссис Генриетта Халл.

— Какова была задача найма?

— Я получил указание поместить в газете объявление, подыскивающее незамужних женщин с определенной внешностью.

— Вы поместили в газете такое объявление?

— Да.

— Вознаграждение было высоким?

— Тысяча долларов в месяц.

— Что вы делали дальше?

— Я поручил одному из моих оперативников, женщине, снять номер в гостинице и провести беседы с претендентками.

— Какие указания вы дали вашей оперативнице?

— Возражаю против этого вопроса, — приподнялся Мейсон, — как некомпетентного, неуместного и несущественного, основанного на слухах и домыслах, вне пределов, доступных подсудимой…

— Поддерживается, — сказал судья Флинт.

— Хорошо, я поставлю вопрос иным образом, — сказал Парма. — Какие указания были даны вам Генриеттой Халл для передачи вашей оперативнице?

— Она мне ничего не говорила.

— Она не говорила, что вам надлежит делать? — изумился Парма.

— Нет, я этого не сказал. Я буквально сказал сейчас, она не говорила мне, какие указания надо давать моей оперативнице.

Парма как-то беспомощно посмотрел на судью Флинта.

— Хорошо, — сказал судья Флинт. — Берите дело в свои руки. Задавайте основные вопросы.

— Я поставлю вопрос вот так, — ожил Парма. — Не советовала ли вам Генриетта Халл, выступающая от имени обвиняемой, придумать некий спектакль с этим отбором: устроить тщательно разработанную систему опроса претенденток, но при этом их данные, какими бы они ни были, не должны были иметь никакого отношения к результату отборочного конкурса, вам надо было просто дожидаться, пока не явится молодая женщина, похожая на фотографию, которую вам вручили? Нанять следовало ту особу, у которой будет наиболее полное сходство с фотографией…

Свидетель колебался довольно долго.

— Отвечайте на вопрос, — сказал судья Флинт.

— Ну… да.

— Вы наняли молодую женщину по имени Дорри Эмблер, она потом звонила вам каждый день по незарегистрированному номеру для того, чтобы получить указания, что ей следует делать, так?

— Да.

— И вы сообщили Генриетте Халл, что смогли не то что нанять претендентку, похожую на молодую женщину на той фотографии, но наняли именно эту самую особу, снятую на фотографии, так?

— Да.

— Генриетта Халл воскликнула, что это невозможно, а вы предложили ей взглянуть самой и для этого отправили молодую женщину прогуляться в установленное время через определенный перекресток, чтобы Генриетта Хачл могла тайком за ней понаблюдать и убедиться сама, так?

— Так.

— Затем Генриетта Халл поручила вам начать изучение прошлого молодой девушки, да?

— Да.

— И вы, исполняя указания, полученные от Генриетты Халл, поручили ей прогуливаться взад-вперед по Голливудскому бульвару, поблизости от перекрестка с Западной улицей, вдруг да свидетельница миссис Элла Грэнби опознает в ней особу, управлявшую шестого сентября автомобилем, который совершил наезд и скрылся с места происшествия, так?

— Ну нет, не совсем так.

— Что вы подразумеваете под «не совсем так»?

— Я не говорил ей всего этого…

— Но вы же велели ей прогуливаться по Голливудскому бульвару, вблизи от перекрестка с Западной улицей, да?

— Ну… да.

— И велели сообщить вам обо всем, что бы там ни произошло?

— Да.

— И что же, она сказала вам, что неизвестная женщина опознала в ней кого-то?

— Да.

— И после этого вы велели ей в течение следующего дня отдыхать и ничего не делать?

— Я не помню во всех подробностях своих указаний, но что-то в этом роде, возможно, имело место…

— И все это делалось по указаниям, полученным от Генриетты Халл, не так ли?

— Да.

— Вы регулярно отчитывались Генриетте Халл?

— Да.

— У меня все. Перекрестный допрос, — проскрежетал Парма.

— Откуда вам известно, — начал Мейсон, — что Генриетта Халл — представительница обвиняемой?

— Она мне сама так сказала.

— В каком-то разговоре?

— Да.

— Лично или по телефону?

— По телефону.

— Стало быть, Генриетту Халл вы не видели никогда. Это верно?

— Да, верно. Я говорил с ней только по телефону.

— Вы получили вознаграждение за вашу работу?

— Да.

— Выписали вы обвиняемой счет?

— Нет, не выписал.

— Отчего же?

— Мне заплатили авансом.

— Кто вам платил?

— Я получил деньги от Генриетты Халл.

— В виде чека?

— Наличными.

— Но раз вы никогда не встречались с Генриеттой Халл, она не могла вручить вам наличные.

— Она мне их прислала.

— Каким образом?

— Через посыльного.

— Сколько именно?

— Три с половиной тысячи долларов.

— Вы лично видели Дорри Эмблер?

— Да.

— А обвиняемую?

— Да, совсем недавно. И, разумеется, вижу сейчас.

— Существует ли поразительное физическое сходство между Дорри Эмблер и обвиняемой?

— Да, сверхпоразительное сходство.

Мейсон пристально посмотрел на свидетеля.

— Насколько нам известно, мистер Комптон, — раздельно сказал он, — вы были наняты не обвиняемой, но Дорри Эмблер.

— Что? — ужаснулся свидетель, бледнея.

— Дорри Эмблер, — продолжал Мейсон, — хотела доказать претензии на состояние Харпера Миндена, нуждалась в определенной доле известности, чтобы начать свою кампанию… Ей нужна была газетная реклама. Поэтому она позвонила вам, заявила, что она Генриетта Халл, и…

— Одну минуту, одну минуту, — закричал Парма, вскакивая. — Все это неожиданные факты. Это только версия адвоката, и я возражаю на основании…

— Я снимаю вопрос, — улыбаясь, сказал Мейсон, — и спрошу иначе. Мистер Комптон, если бы Дорри Эмблер пожелала привлечь внимание к своему сходству с обвиняемой, если бы она позвонила вам, что она Генриетта Халл, и попросила бы вас поместить объявление в газете, нанять Дорри Эмблер, когда та появилась, — мистер Криптон, вы ведь не опровергли бы такую возможность происходящего.

— Возражаю против этого вопроса, — торопливо сказал Парма, — как спорного и требующего от свидетеля вывода. Это противоречит нормам перекрестного допроса и предполагает недоказанные факты.

— Поддерживается, — согласился судья Флинт.

Мейсон, сумевший изложить свою версию так, чтобы присяжные могли усвоить ее, улыбнулся свидетелю.

— Вы ведь не знали наверняка, что особа, с которой говорили как с Генриеттой Халл, и была Генриетта Халл, не так ли?

— Нет, сэр, не знал.

— А вы сами хоть раз в течение всего срока звонили Генриетте Халл?

— Нет, сэр, она звонила мне сама.

— А почему же не вы ей?

— Потому что она просила меня не делать этого. Она распорядилась, что сама будет звонить мне, и все тут.

Мы не пререкаемся в таких случаях.

— Следовательно, вы никогда не звонили к ней домой или на работу?

— Таковы были указания…

— …данные вам кем-то, кто, насколько вам известно, мог быть Дорри Эмблер или любой другой женщиной?

— Возражаю против этого вопроса, как спорного и противоречащего правилам перекрестного допроса, — поторопился Парма.

Возражение отклоняется, отрезал судья Флинт.

— Это был всего лишь чей-то голос в телефоне, — сказал Комптон.

— И время от времени тот же самый голос в телефоне давал зам инструкции, что делать дальше?

— Да.

— Голос приказывал, какие инструкции вы должны давать Дорри Эмблер?

— Да.

— Вы никогда не встречались с обвиняемой до ее ареста?

— Нет.

— И никогда не вели с ней каких-либо разговоров по телефону?

— Нет.

— Вы никогда не звонили обвиняемой, чтобы узнать, поручала ли она Генриетте Халл делать вам подобные предложения, и уж ни в коем случае не звонили Генриетте Халл, так?

— Да, это так.

— У меня больше нет вопросов, — откинулся в кресле Мейсон.

— С позволения высокого суда, — торжественно сказал, вставая, Гамильтон Бюргер, — следующий свидетель, несомненно, вызовет споры. Я вызываю его отчасти вне всяких правил. Заявляю высокому суду, что намеренно не приношу извинений за временное освобождение свидетеля из места заключения. Мы…

— Одну минуту, — вмешался Мейсон, поднимаясь, я намерен представить это неправомочное действие на рассмотрение присяжных… Конечно, сейчас не время спорить по этому поводу, не время извиняться за подаренную какому-то уголовнику прогулку из тюрьмы, раз дело идет о высших интересах, интересах правосудия…

— Спокойно, джентльмены, спокойно, — засуетился судья Флинт. — Призываю обе стороны не переходить на личности, да здесь и нет необходимости в каких-либо аргументах. Мистер Бюргер, если у вас есть дополнительный свидетель, вызовите его.

— Очень хорошо, — сказал Бюргер, поворачиваясь и улыбаясь присяжным, поскольку успел донести до них мысль, которую хотел сообщить им. — Вызовите Джаспера Данливи.

Джаспер Данливи оказался довольно стройным молодым человеком лет тридцати с небольшим, который, как ни странно, ухитрился, однако, произвести самое неблагоприятное впечатление за то время, пока он подходил, поднимал руку, принимая присягу, и усаживался в кресло для свидетелей.

— Итак, — начал Гамильтон Бюргер, — ваше имя Джаспер Данливи. — Где вы проживаете, мистер Данливи?

— В окружной тюрьме.

— Вы находитесь там в заключении?

— Да.

— Вас обвиняют в каком-то преступлении?

— Да.

— Вы знаете обвиняемую?

— Да, сэр.

— Когда вы впервые встретились с обвиняемой?

— Примерно одиннадцатого сентября.

— Вы знали Дорри Эмблер при жизни?

Так, одну минуту, — живо запротестовал судья Флинт, — я уже выносил постановление по этому вопросу. Слова «при жизни» неуместны. Присяжным дается указание не обращать внимания на эту часть вопроса. Итак, мистер Данливи, вопрос таков: знали ли вы Дорри Эмблер?

— Да, сэр.

— Как вы познакомились с Дорри Эмблер?

— Это длинная история.

— Вы отвечайте, пожалуйста, на вопросы. Не имеет значения, сколько времени это займет. Нам всем, да и вам в первую очередь, абсолютно некуда торопиться… Следите, чтобы ваши ответы точно соответствовали вопросу, и расскажите, как познакомились с ней.

— Она украла мой автомобиль для побега.

Большинство зрителей, находившихся в зале, от изумления разинули рты. Присяжные вдруг разом подались вперед в своих креслах.

— Не могли бы вы повторить ответ? — сказал Гамильтон Бюргер.

— Она украла мой автомобиль для побега.

— А что за автомобиль у вас был для побега?

— «Кадиллак» с номерным знаком YXY—694.

— Что, это был ваш личный автомобиль для побега?

— Мы с приятелем собирались использовать его для побега. Само собой, у нас нет документов на этот автомобиль, сэр…

— Где же вы его раздобыли?

— Мы украли его в Сан-Франциско.

— А кто такой ваш приятель, о котором вы упомянули?

— Один мужичок по имени Барлоу Дэлтон.

— Стало быть, говорите, что это автомобиль для побега?

— Да, сэр.

— А где он был, когда его у вас украли?

— Стоял у загородного клуба Монтроуза.

— А почему, собственно, вы назвали его автомобилем для побега?

— Потому что только мы с приятелем обмозговали планчик, как пробраться в женский гардероб, набрать меховых пальто, кошельков, всего ценного, что там есть, потом удрать, и тут…

— Что же произошло?

— И тут какая-то женщина украла нашу машину.

— Вы можете пояснить это?

— Эта женщина была на танцевальном вечере. Она сильно напилась. Она что-то не поделила со своим спутником, ушла от него, прыгнула в нашу машину для побега, стоявшую там с включенным мотором, и укатила прочь.

— И что же вы делали после этого?

— Ну, нам оставалось только одно. Нам пришлось отыскать нашу машину.

— Почему?

— Потому что мы оставили десять тысяч долларов наличными в отсеке для сигарет и перчаток.

— А откуда взялись эти деньги?

— Мы ограбили отделение банка в Санта-Марии и взяли примерно восемнадцать тысяч баксов. Десять тысяч завернули и положили в машине в отсек для сигарет и перчаток, а остальные поделили и держали при себе, по три-четыре тысячи долларов у каждого.

— Это были украденные деньги?

— Ну, естественно.

— А как насчет денег, положенных, как вы выражаетесь, в отсек для сигарет и перчаток?

— Они все были в банкнотах по сотне долларов. Другие деньги, что остались при нас, были в более мелких купюрах: двадцатки, десятки, несколько купюр по пятьдесят… Но десять тысяч было в стодолларовых бумажках, и мы решили, что эти деньги опасные.

— Что вы хотите сказать словом «опасные»?

— Что банк, возможно, знает их серийные номера.

Мы решили на некоторое время попридержать их.

— Продолжайте.

— Ну, надо было сперва отыскать автомобиль, поэтому мы навели справки через некоторых знакомых в нашем мире и узнали, что на нашем автомобиле был совершен наезд и с места происшествия она скрылась.

А потом нам дали сведения, что машина припрятана в гараже Дорри Эмблер, вот так мы и нашли автомобиль, только деньги уже исчезли. Ну и тогда мы стали следить за Дорри Эмблер.

— Так вы следили за ней? — спросил Бюргер.

— Ну да. У нас были сначала трудной и в поисках ее следов, но в конце концов мы ее нашли и несколько часов за ней следили.

— И куда же она шла и когда? — спросил Бюргер.

— Возражаю против этого вопроса как некомпетентного, неуместного и несущественного, — быстро сказал Мейсон.

— Мы свяжем это воедино, ваша честь, — пообещал Бюргер.

— Возражение отклоняется.

— Она шла в контору Перри Мейсона, — сказал свидетель.

— А потом? — спросил Бюргер, и присяжные тут же с напряженным интересом подались вперед.

— А оттуда она поехала в аэропорт, где все прогуливалась, дожидаясь, пока обвиняемая зайдет в женский туалет. В тот же момент она подскочила к газетному киоску, крикнула: «Это не ограбление», выстрелила три раза из револьвера и бросилась в женский туалет.

— Что же произошло дальше? — спросил Бюргер.

— Вскоре после этого обвиняемая вышла из туалета и была арестована. Поначалу ее вид сбил нас с толку, но в их голосах была некоторая разница. Поэтому, после того как полиция увезла обвиняемую с собой, мы подождали, и, конечно же, Дорри Эмблер появилась из туалета. На ней для маскировки было пальто, скрывавшее ее одежду, и темные очки в пол-лица.

— И что же вы сделали? — спросил Бюргер.

— А двинулись за Дорри Эмблер обратно, к ее квартире. К тому времени мы уже услышали по радио, что другой женщиной, той, которую арестовала полиция, была Минерва Минден, наследница. Поэтому мы решили, что напали на след чего-то грандиозного.

— Что вы сделали потом?

— Мы подождали, пока обвиняемую не освободили под залог, а потом установили с ней контакт.

— Под «ней» вы подразумеваете обвиняемую?

— Да.

— Вы оба, вместе с Барлоу Дэлтоном, вошли с ней в контакт?

— Да, сэр.

— И где же вы встретились с ней?

— В коктейль-холле, так она предложила.

— Что же произошло там?

— Ну, у нас пошел разговор, мы-то было решили ее поприжать, чтобы вытряхнуть деньги, она ведь богата, но только не на ту напали. Она оказалась слишком ловкой для нас…

— Что вы хотите этим сказать?

— Она посоветовала нам отправиться в полицию, если мы, мол, считаем, что что-то не так…

— И что случилось дальше? Продолжайте.

— Ну, естественно, для нас полиция — слишком непозволительная роскошь, и, короче, в итоге она с помощью того да сего выяснила, кто мы такие есть… Короче, я знаю, что она сама нас вычислила… Да. Пламенная женщина, в натуре…

— Что вы имеете в виду, говоря «вычислила»?

— Она предложила нам похитить Дорри Эмблер. За работу обещала заплатить нам двадцать пять тысяч долларов.

— А она объяснила почему?

— Да.

— Почему же?

— Она рассказала нам, прямо-таки пожаловалась, что Дорри Эмблер увидела ее фотографии в газетах и решила поживиться на их сходстве, мол, она дочь сестры ее матери и что у них один и тот же отец, ну, в натуре, отец Дорри был также и ее отцом. Она сказала, что Дорри умная и попытается сделать такой финт ушами, что ее ошибочно примут за обвиняемую; что за спиной Дорри стоит какой-то тип с уймой денег и он, мол, своего не упустит, вытряхнет из обвиняемой всю душу и придется откупаться от Дорри многими миллионами.

Ну, и мы тоже пожаловались обвиняемой, что Дорри прикарманила десять кусков, которые принадлежат нам, и мы решили получить их обратно; ей, мол, не следовало так с нами поступать… Словом, то да се — и в конце концов обвиняемая спросила нас, а не сможем ли мы убрать Дорри… ну, с поля действий.

— И что же вы ответили на это? — спросил Бюргер.

— Что ж, мы сказали, если цена будет подходящей.

Ну, она предложила нам двадцать пять кусков, а мы на это посмеялись, и тогда она в конце концов подняла гонорар до пятидесяти кусков да плюс пять кусков дополнительно, чтобы покрыть первоначальные расходы и еще как бы гарантировать добросовестное отношение с ее стороны…