— Ты еще не видел его? — сухо спросил Карпер.
— Пока нет.
— Нет, не так.
— Ридли, — заявил Карпер, — это на самом деле Ральф Дж. Прессман.
— Да, это так.
— Совершенно.
— Он рассчитывал, что вы посетите его и у него появится шанс выведать все ваши планы.
Сондерс задумался.
— Отлично, я доставлю ему такое удовольствие. Позвоню, пожалуй, завтра утром. И свяжусь заодно с Эвереттом Тру из “Петри геральд”. Мы отправимся туда вместе и…
— Погоди минутку, — перебил его Карпер. — Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал, идет?
— Не звони ему пару часов. Дай мне время сделать кое-какие приготовления.
— Я тут задумал кое-что.
— Нет. Он собирается пробыть здесь некоторое время. Будет ждать развития событий, ведь неизвестно еще, чем закончится это дело с нефтью.
— Случай помог. Сондерс задумался.
— Это может сильно все изменить. Если мы поймаем его на этом деле, это может сильно повлиять на положение вещей. Мы сможем даже добиться пересмотра дела в Верховном суде.
— Это не сможет ему сильно повредить, — сказал Карпер.
— Он должен прийти в суд с чистыми руками и со сведениями, которые были получены только легальным путем. А вы думаете, члены Верховного суда не читают газет?
— Хорошо, — заявил Карпер. — Мне нужно только одно.
— Подожди звонить ему еще пару часов. Мне бы не хотелось, чтобы он знал, что мне что-то известно о его намерениях. И, главное, никто не должен знать, от кого ты получил эту информацию, ни одна живая душа, даже Хаузер и Тру.
— Хорошо, идет. Да у меня и займет не меньше двух часов, чтобы найти Тру и дозвониться этому “Ридли”. Ведь мне еще нужно продумать как можно тщательнее наш разговор.
Глава 12
Френк Дюриэа, окружной прокурор в Санта-Дальбарре, сбросил ботинки, улегся на кровать, подложив руки под голову, и с гордостью наблюдал за женой влюбленными глазами.
Милдред Дюриэа была пятью годами моложе мужа, высокая, гибкая, изящная. Она сидела перед зеркалом за туалетным столиком и наносила кончиками длинных пальцев питательный крем на лицо.
— Прекрати немедленно, — бросила она ему через плечо.
— Что именно? — поинтересовался муж.
— Для чего-то ведь ты лег в постель. По-моему, ты собирался спать. А для этого в первую очередь необходимо снять то, что на тебе надето, и надеть пижаму.
Дюриэа заулыбался:
— Так ведь я уже почти разделся. Можно сказать, что я уже выполнил часть программы по подготовке ко сну. Видишь, я уже снял ботинки.
— Если ты собираешься спать здесь, так я сама тебя раздену.
Окружной прокурор зевнул:
Прекрасная мысль, дорогая. Столько хлопот обычно с этим раздеванием, а тут я немного отдохну. Передо мной чудесная перспектива: задремать немного, а открыть глаза, когда я уже буду в постели.
— А я выверну твою одежду наизнанку, — пригрозила она.
— Это замечательно, но, как хорошая жена и замечательная хозяйка, ты не сможешь оставить мою одежду в таком виде. Я совершенно уверен, что ты все снова вывернешь налицо и утром я найду всю одежду аккуратно развешанной на плечиках в шкафу.
— Только ты не учел, что, выворачивая твою одежду, я вытряхну из карманов любовные письма, — ядовито усмехнулась она.
— Как же мало ты меня знаешь, — отпарировал он. — Получив любовную записочку, я тут же ее сжигаю.
— А ты, оказывается, совсем не романтическая натура!
— Романтическая, но не в такой степени. Если бы ты так часто имела дело с судебной практикой, как я, то все эти любовные письма, зачитываемые во время судебных разбирательств каждой стороной, давно набили бы тебе оскомину, тем более что зачитывают их спокойным, размеренным, лишенным всякого выражения голосом — нет уж, дорогая, избавь меня Боже от любовных писем!
— А если письма от меня?
— Да ты мне ни одного не написала за всю нашу жизнь!
— И ты, кстати, тоже.
— Я уже объяснял тебе почему — я юрист. Милдред подцепила крем кончиком пальца, а затем растерла ему между ладонями.
— Ну давай, попробуй придумать что-нибудь подобное, — приказала она.
— Не могу, — уставившись в потолок, заявил Дюриэа. — Я все время думаю о тех любовных письмах, которые зачитывают в суде. “Моя единственная любовь, — продекламировал он хорошо поставленным голосом. — Ты и представить себе не можешь, как мне тебя не хватает. Все мое тело пылает от желания твоих ласк. Воспоминания о том, как твои жаркие губы целовали меня, заставляют неистово биться мое сердце. Когда я впервые заключил в свои объятия твое тело, такое нежное и волнующее, то…”
— О, теперь мне все ясно, — радостно воскликнула жена, прыгая на него и усаживаясь таким образом, чтобы он не мог пошевельнуться. Она игриво пощекотала ему пятки.
Окружной прокурор сделал слабую попытку продолжить декламировать любовное послание, но его речь чем дальше, тем больше напоминала невнятное бормотание. Внезапно он издал нервический смешок и подтянул к подбородку колени, пытаясь спихнуть с себя жену.
Но она не сдавалась, щекоча его все сильнее.
— Сдаюсь, сдаюсь, — запросил пощады прокурор округа Санта-Дельбарра. — Полная, абсолютная капитуляция.
Милдред прекратила мучить мужа.
— Твоя капитуляция принимается, — объявила она. Дюриэа спустил ноги с кровати и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.
— Я бы сказал, что это не по правилам, — заявил он. — Так порядочные люди не поступают. Если еще учесть, что количество разводов непрерывно растет, что не удивительно, если учесть…
— Что случилось? — спросила она, заметив, что он склонил голову, к чему-то прислушиваясь.
— Так, ничего особенного, — ответил он. — Мне послышалось, что подъехала машина и остановилась где-то недалеко от наших дверей.
— Машина?
— Да, машина, — настаивал он. — Какая-то очень сомнительная машина со старозаветным двигателем.
— Черт возьми! — воскликнула она. — Грэмпс!
— Такое событие трудно, конечно, предугадать заранее. Мне удалось приучить себя к мысли о возможном в любую минуту землетрясении, я уверен даже, что смогу, не дрогнув, встретить сообщение о вражеском нашествии. Бомбардировки и газовые атаки также входят в число опасностей, с которыми я готов встретиться лицом к лицу в любой день. Но визит твоего деда, моя дорогая, входит в число тех событий, к которым нельзя ни привыкнуть, ни подготовиться.
У входа раздался какой-то рев, больше всего напоминающий заезженную магнитофонную запись.
— Конечно же это Грэмпс! — воскликнула Милдред. Окружной прокурор застегнул воротничок рубашки и потянулся за ботинками.
Милдред стала искать в шкафу свой халат.
— Который час? — спросила она.
— Без десяти одиннадцать, — провозгласил муж. — Несчастье громогласно оповещает потомков о своем приходе.
— Ты одет? — спросила она. — Тогда ступай к заднему входу и упроси его не дуть в эту ужасную трубу. Скажи, что мы уже и так догадались о его приезде.
— Подожди минутку, — попросил Дюриэа. — Мне кажется, я слышу шаги за окном.
Минутой спустя за жалюзи раздался высокий дребезжащий голос:
— Привет, ребята! Угадайте-ка, кто к вам пришел? Френк Дюриэа ехидно усмехнулся:
— Нет необходимости угадывать. Никто из наших друзей не возьмет на себя смелость приехать к нам на машине с таким кошмарным двигателем. Вывод может быть только один: вы родственник. Я могу сделать и более далеко идущие выводы. Никто из Дюриэа никогда не позволил бы себе оскорблять чужой слух, играя на подобном смехотворном инструменте. Следовательно, вы один из Виггинсов и являетесь родственником моей жены.
— Угу! — хихикнул Грэмпс Виггинс, — это именно я… Я не хотел надоедать вам, ребята. Собирался переночевать в трейлере. Уже совсем собрался лечь спать, но подумал, что хорошо бы выпить стаканчик пунша. Я хотел тихонечко пройти на кухню, так, чтобы вы даже до утра и не подозревали о моем присутствии, но заметил, что в вашей спальне еще горит свет. Вот я и подумал, хорошо бы устроить вам небольшой веселый концерт.
— Да, — с иронией протянул Дюриэа. — В этом случае без выпивки не обойтись. Прошлый ваш визит практически свел к нулю мои шансы быть переизбранным на следующий срок. Только Всевышний знает, во что мне обойдется ваш концерт на этот раз.
— Послушай-ка меня, молодой человек, — ничуть не обиделся Грэмпс. — Я совсем не собираюсь мешать вам. Я знаю, как ты относишься к тому, что я иногда вваливаюсь к тебе в офис, но сейчас не беспокойтесь. Я умчусь еще до полуночи… Просто заскочил поздороваться с вами, ребята… Как дела, дружище Френк? Не составишь мне компанию по выпивке?
— В хорошей интуиции вам не откажешь. Я бы тоже чего-нибудь выпил, — признался Френк. — Мне сейчас просто необходимо выпить. Я уже начал мечтать об этом, когда вы затарахтели возле наших дверей в этой своей кофемолке, которую вы почему-то называете автомобилем. Но спросите сначала, что по этому поводу думает Милдред.
Грэмпс Виггинс внезапно обиженно надул губы, но выглядело это так, что окружной прокурор никак не мог понять, дурачит ли его старик или он действительно чувствует себя оскорбленным.
— О чем ты говоришь, мальчик мой? Чтобы я спрашивал у Милдред разрешения выпить пунша или предложил ей промочить горло вместе с нами?! Ты что, забыл, что она урожденная Виггинс. Если речь идет об Виггинсах, нет смысла спрашивать разрешения выпить пунша. Виггинсы — это что-то! Виггинсы не подведут! Спрашивать о таких вещах нужно только этих проклятых янки… Ну все, ребята, подождите меня минут пять, и все будет готово.
Они услышали, как его быстрые шаги прошелестели по цементному покрытию внутреннего дворика, быстрые шаги энергичного старичка, переполненного энтузиазмом и любовью к жизни.
Дюриэа задумчиво провел рукой по волосам.
— Так я и предполагал, — объявил он. — Устроить такую суматоху и всего за несколько минут. Если бы у нас в доме, пока он здесь, было бы совершено какое-то преступление, то можешь быть уверена, старая ищейка немедленно бы напала на след.
Милдред рассмеялась:
— Ну-ну, не сгущай краски, все это не так уж страшно. Он ведь пообещал, что уйдет до полуночи. А до тех пор, будем надеяться, в нашем округе никто не нарушит закон.
Дюриэа преувеличенно широким жестом обвел рукой окрестности:
— Послушай меня, женщина. Вот мы все тут перед тобой, и весь наш доход на двадцать лет вперед предназначен для того, чтобы платить за этот наш прелестный дом в этом фешенебельном районе. Посмотри вокруг, среди каких людей мы живем, это же сплошные аристократы. Мы проникли в эту утонченную атмосферу, где вращаются только сливки местного высшего света, а для чего: сохранить свой престиж, завязать новые знакомства и, следовательно, еще выше подняться по социальной лестнице, не правда ли, милая?
И каков же результат? В самое неурочное время немытая машина, больше похожая на мышеловку, с изношенными покрышками, дырами в сиденьях и трещинами в ветровом стекле, вдруг подвозит к нашему дому совершенно немыслимый, сваренный в домашних условиях трейлер. И из этого чудовища под аккомпанемент какой-то какофонии, которую он называет музыкой, вываливается старый греховодник, который имеет несчастье называться твоим дедом. Да еще к тому же он исполняет под нашими окнами соло на трубе… И он еще рассчитывает, что его привлекут к расследованию какого-нибудь преступления, которое может произойти в нашем округе!
— Тебе же он нравится, и ты сам это прекрасно знаешь, — терпеливо сказала Милдред.
— Просто моя профессиональная гордость, — пожаловался Френк Дюриэа, — страдает от необходимости общения с этим древним мастодонтом.
Милдред еще раз быстро оглядела свое отражение в зеркале.
— Да ладно тебе, не волнуйся и усаживайся поудобнее, старый ворчун. Грэмпс Виггинс может приготовить самый замечательный в мире горячий пунш, и если ты считаешь, что кто-нибудь из потомков Виггинсов, достойных этого имени, будет сидеть здесь спокойно и выслушивать твое ворчание…
Дюриэа внезапно встал.
— Ты только что, — перебил он ее, — упомянула действительно выдающийся талант твоего дедушки. Он действительно неподражаемо готовит напитки. Ну-ка, давай пойдем проверим.
Трейлер Грэмпса Виггинса выглядел как характерное пристанище холостяка. Он был начисто лишен малейших признаков того изящества и уюта, который вносит только женская рука, которая превращает любую хибару в дом. Но, с другой стороны, все в трейлере сверкало почти стерильной чистотой и каждая вещь была на своем месте.
Сверкающие кастрюльки и сковородки, которые не удавалось спрятать с глаз долой, висели на вбитых в стену гвоздях. Еще на стене прямо над столом висело несколько деревянных полочек, стол был раскладной, и, выдвинув его, хозяин мог только протянуть руку, чтобы достать с полки соусник или тарелку, соль или приправу — все было под рукой. Ножи, ложки и вилки торчали в специальных круглых подставках. Чашки тоже висели на специальных гвоздях над третьей, самой широкой полкой.
Грэмпс Виггинс стоял возле плитки, помешивая кипевшую воду с пряностями. Когда вошли Френк с Милдред, он как раз собирался бросить туда еще нарезанную мелкими кусочками лимонную кожуру.
Грэмпс был маленьким человеком неопределенного возраста. Его маленькие глазки, поблескивающие за толстыми стеклами очков, были полны жизни. Он был энтузиастом в полном смысле этого слова, и об этом ясно говорили его глаза. Его быстрые, порывистые движения напоминали о каком-то диком, неприрученном звере. Он метался по трейлеру, пододвигая стулья гостям, и успевал в это же время поддерживать разговор.
Это здорово, просто здорово, что вы все-таки пришли! Счастлив видеть вас у себя! Как дела? Давненько я здесь у вас не бывал… Прошла уже чертова бездна времени с тех пор… Побывал за это время в Мексике. Великая страна. Затем я ненадолго заглянул в северные штаты, но у них — правда, чудно? — какие-то проблемы с бензином и покрышками, поэтому я решил, что лучше бы мне вернуться.
Дюриэа с женой обменялись понимающими взглядами.
Грэмпс наклонился над столом. Его пальцы как-то незаметно подцепили все три чашки одновременно и опустили их в котелок с кипящей водой.
— Секрет горячего пунша, — вдохновенно начал Грэмпс, — в том, что его нужно разливать в очень горячие чашки. Наливать его нужно только в уже приготовленную посуду. Спирт кипит при более низкой температуре, чем вода. Большинство невежд при подогревании наполовину выпаривают алкоголь, берутся варит пунш, а как это делать правильно — сами не знают. Ну а я вас сегодня попотчую особым горячим пуншем: я его сам придумал, его еще никто не пил… Я в него добавляю четыре разного вида ликеров. Только не спрашивайте меня, как я его делаю, все равно не скажу — это секрет.
Грэмпс достал откуда-то квартовую бутыль, на две трети заполненную какой-то темной отвратительного вида жидкостью, энергично встряхнул ее два раза и вытащил зубами пробку.
На взгляд постороннего человека, он казался бы по меньшей мере сомнительной личностью. Седые всклокоченные волосы в беспорядке разметались по плечам. Ни брюки, ни рубашка, казалось, не подозревали о существовании такой вещи, как утюг. Но его живое, выразительное лицо, дышащее энергией и жизнелюбием, делали его неотразимо привлекательным.
— А теперь что касается рецепта этого необыкновенного напитка, — продолжал он. — Кроме тех ликеров, о которых я вам уже говорил, в пунш я добавляю несколько листков одного растения. Оно тут растет практически везде, но почему-то никто не уделяет ему ни малейшего внимания… Как так можно, ведь оно придает пуншу совершенно необыкновенный аромат… Ну, ребята, не скучайте, сейчас все уже будет готово. Он уже вот-вот закипит. Только бы я не переборщил с сахаром. А вы, если вам покажется несладко, просто бросьте по куску в свою чашку. И не таращите вы так глаза на этот сахар! Сахар как сахар, я, кстати, привез его из Мексики. Откуда только чего не привезешь… И не то чтобы я сам так уж любил сладкое, просто мне нравится, когда все у меня под рукой и нет ни в чем недостатка. А впрочем, я заболтался… Ну, ребята…
Его монолог был прерван звуком шагов по дорожке, и через мгновение кто-то осторожно постучал в дверь трейлера.
— Ну вот, — ухмыльнулся Грэмпс, — похоже, к пуншу уже сбегаются соседи. А ты ведь, по-моему, Милдред, говорила, что ваши соседи посматривают на меня косо. Нуте-ка, дайте мне пару чашек, я наполню их пуншем, они выпьют и перестанут воротить нос от “старого невозможного плута”, который осмеливается навещать вас. И когда вы столкнетесь с ними в следующий раз, уж поверьте, они замучают вас вопросами о том, когда же снова приедет “этот очаровательный старичок, ваш дедушка”.
Договорив, он побежал к дверям.
— Входите же, входите, — услышали они его голос. — Идите к нам. Там довольно зябко на улице. А у нас как раз есть, чем вас согреть.
Человеку, который стоял на пороге трейлера, заглядывая внутрь темными, встревоженными глазами, было, наверное, не больше пятидесяти. Он был худощавый и нервный на вид, казалось, что на его ссутулившихся плечах лежит тяжелый груз каких-то обязанностей и тревог.
— Я не уверен, что попал именно туда, — неуверенно проговорил он. — Я, вообще-то, ищу окружного прокурора.
— Угу! — проворчал Грэмпс. — Вы попали совершенно правильно, дружище. Вот вам окружной прокурор, а вот вам горячий пунш, чтобы согреться. Ну входите же, входите!
Казалось, бурное гостеприимство Грэмпса слегка ошарашило незнакомца.
— Я бы не хотел показаться назойливым, — проговорил он извиняющимся тоном. — Не смогли бы вы передать прокурору, что Карл Джентри, старший полицейский в Петри, хотел бы поговорить с ним?
Ветхий трейлер качнулся на рессорах, когда Дюриэа встал со своего места и подошел к дверям.
— Привет, Джентри, — сказал он, протягивая ему руку. — Входи и присоединяйся к нам.
— Да я только на минутку, — снова начал извиняться тот. — Не беспокойтесь.
— Да ну входи же, — настаивал Дюриэа. — Мы ведь уже сто лет с тобой не виделись. А мы тут по-семейному. Познакомься, это мистер Виггинс, дед моей жены. А это — моя жена.
Джентри вскарабкался по ступенькам трейлера, пожал руку Грэмпсу Виггинсу и вдохнул дразнящий запах пунша; затем его глаза остановились на Милдред.
— Моя жена, — представил ее Дюриэа. — Милдред, это мистер Джентри, старший полицейский в Петри.
Милдред протянула ему руку. — Проходите, присоединяйтесь к нам, мистер Джентри. Мы как раз зашли посидеть с Грэмпсом, он пригласил нас на пунш.
Джентри смущенно откашлялся и присел рядом с Милдред.
Грэмпс разливал по чашкам горячий пунш и приговаривал:
— Вот вам пунш, ребята. Осторожно, не обожгитесь… Когда я делаю горячий пунш, он у меня действительно горячий… Пейте да похваливайте.
Три ложки осторожно позвякивали, размешивая густую жидкость. На всех лицах было разное выражение. Милдред казалась слегка удивленной, Дюриэа — довольным, а на лице Джентри было слегка встревоженное выражение.
Вдруг он слегка улыбнулся, и морщины у него на лбу немного разгладились.
— Как вы его делаете? — поинтересовался он. Дюриэа расхохотался.
— Не спрашивайте — он все равно не скажет. Это профессиональная тайна.
— Четыре сорта ликера, — гордо заявил Грэмпс, — смешиваются в разных пропорциях, и затем туда добавляется несколько листков одного растения… Это именно оно придает пуншу такой необычный, тонкий аромат. А если туда добавить еще немного тертых лимонных корочек, то эффект будет потрясающий! Вы пьете и испытываете блаженство и какое-то умиротворение.
Джентри кивнул.
— Тут вы в самую точку попали! На меня свалилось столько забот сегодня, что я решил приехать сюда и перемолвиться словечком с вами и с шерифом… Как-то боязно было брать всю ответственность на себя. А сейчас я чувствую себя так, как будто никаких проблем у меня сроду не бывало. Здорово он действует, ваш пунш!
Грэмпс вопросительно взглянул на него, а потом горделиво пояснил:
— Стоит человеку выпить кружку пунша, сваренного по моему рецепту, и будь я проклят, если у него не полегчает на сердце! По-другому и быть не может.
— По вас не скажешь, что вы можете беспокоиться из-за чего-то, — вопросительно сказал Джентри.
— Точно, — лаконично ответил Грэмпс. — Раньше и я беспокоился из-за всякой ерунды, но потом бросил это дело. Если хочешь прожить подольше, живи как кошка. Пусть тебя пинают и подбрасывают, лишь бы удавалось падать на лапы. И когда вы этому научитесь, вам сразу станет наплевать на все неприятности.
— Я так понял, что это ваш отец? — Джентри вполголоса спросил Милдред.
— Дедушка, — поправила она его.
Джентри перевел изумленный взгляд с Милдред на Грэмпса Виггинса.
— Не надо так удивляться, — рассмеялся окружной прокурор.
Джентри смущенно пригладил седоватые волосы и кротко заявил:
— Ну, видите ли, он не очень-то похож на чьего-то дедушку.
Дюриэа опять расхохотался.
— Можно быть и повежливее, — с притворным возмущением заявила Милдред.
Джентри повернулся к прокурору:
— Мне бы надо поговорить с вами, мистер Дюриэа.
— А тут мы не можем поговорить? — спросил Дюриэа. — Или это дело сугубо личное?
— Нет, нет, ничего личного… В этом-то все и дело. Оно затрагивает слишком много людей.
— Ну-ну, продолжайте. В чем же дело?
— Вы в курсе тех проблем, с которыми мы тут столкнулись в последнее время?
— Вы имеете в виду эти права на нефть?
— Да, вот именно.
— Но я думал, что суд уже вынес вердикт, — удивленно сказал Дюриэа.
— Да, но вы же знаете, как это делается. Возьмите любого фермера и попробуйте только тронуть его землю — тут же начнутся волнения. Мне нет дела до того, законно это или незаконно. Если у нас такие законы… Черт возьми, вот так и начинаются революции!
Ну конечно, я стараюсь понять и другую сторону. Права на эту нефть были оговорены, и все это прекрасно знали. Правда, никто на это внимания не обращал, вот в чем вся штука. Все были совершенно уверены, что если объявятся хозяева нефти и предъявят свои права, то они будут обязаны платить и за бурение, и за причиненный ущерб, будут оплачивать строительство дорог и все такое… Все фермеры рассчитывали получить в карман хороший куш, так что если бы так все обернулось, как они надеялись, то владельцам нефти их права вышли бы боком. Да и вообще-то особо никто не верил, что в нашей местности что-то могут найти, а уж особенно нефть. Дюриэа кивнул.
— Ну так вот, люди волнуются все больше, — продолжал Джентри. — Ходят слухи, что этот парень, Прессман, намерен быстренько заграбастать все себе… Это уже становится проблемой.
— А что он сделал? — спросил Дюриэа.
— Да, вообще-то мы пока точно ничего не знаем, но того, что нам известно, достаточно, чтобы Эверетт Тру, редактор “Петри геральд”, написал об этом статью, которая будет напечатана завтра утром. И когда она попадет в руки фермерам, может начаться черт знает что… Прошу прощения, мэм, вырвалось нечаянно.
— Все в порядке, — улыбнулась Милдред.
— А о чем будет статья? — спросил Дюриэа.
— Да вы знаете, похоже, кто-то ведет нечистую игру. Видите ли, та земля, на которой Прессман хочет вести разработку нефти, испокон веков была покрыта плантациями цитрусовых. Ее специально обрабатывали, удобряли, строили ирригационные системы. А теперь будут выкорчевывать деревья, прокладывать дороги и строить буровые вышки, как бы вам это понравилось? По-моему, тут не обойдется без присутствия полиции. Правда, народ у нас довольно законопослушный и выкупил бы у него эти права, если бы он предложил мало-мальски приемлемую цену. Сейчас похоже на то, что он подумывает об этом. Но многое, конечно, будет зависеть от результатов той проверки, которую он хочет провести. Ходят слухи, что он уже сделал это и получил результаты, то есть у него уже все карты на руках, но точно, конечно, никому ничего не известно.
Дюриэа кивнул.
— Том Хаузер, — продолжал Джентри, — провел всю подготовительную работу среди фермеров, сбивал их всех воедино, проводя секретные совещания и выясняя, сколько каждый из них может заплатить, чтобы сохранить свою землю в неприкосновенности.
Любой из них, владеющий неплохой апельсиновой плантацией, домом, который стоит от пятнадцати до двадцати тысяч, фруктовыми складами и хранилищами, вполне в состоянии заплатить пятьдесят, а то и семьдесят пять долларов за акр земли, чтобы оставить все, как есть. Кто-то из мелких фермеров, конечно, не в состоянии заплатить столько, ну так они заплатят четыре-пять долларов с акра… Теперь представьте, что Хаузеру все это удастся и он соберет триста-четыреста тысяч. И вот он идет к Прессману и начинает блефовать, убеждая того, что права его на нефть ничего не стоят, и предлагает заплатить тысяч семьдесят пять, чтобы проверка не проводилась.
— А Прессман ведет свою игру, — подхватил Дюриэа. — Он пытается убедить Хаузера, что результаты проверки достаточно обнадеживающие и что нефти тут много. И никто ничего не может доказать.
— Вот именно, — согласился Джентри. — А теперь вот что: никто в наших краях никогда не видел Прессмана. Он для нас только имя. Но неделю или две назад какой-то человек купил здесь маленькое ранчо, чтобы выращивать цыплят. Он сказал, что его имя Ридли, Джек Ридли… А сегодня Хью Сондерс высказал предположение, что этот Ридли и есть Прессман собственной персоной и купил он это ранчо просто для того, чтобы разузнать, что у фермеров на уме. Что нас еще больше в этом убеждает, это то, что покупка ранчо даже не была должным образом оформлена. Просто человек, который жил там, в один прекрасный день собрал свои вещички, подписал какую-то бумажку, да и был таков.
— А как Сондерс до этого докопался? — спросил Дюриэа.
— Ну, видите ли, точно мы ничего не знаем, но предполагаем, что эту идею ему подбросил Джордж Карпер. Карпер живет а Лос-Анджелесе. У него большие склады около Петри; похоже, он уже послал кое-кого на разведку. Он тоже готов действовать.
— И Карпер сообщил Сондерсу о своих подозрениях? — спросил Дюриэа.
— Не знаем, это только наши догадки. Но факт остается фактом: каким-то образом все это стало известно Сондерсу. Он зашел в редакцию “Геральд”, потолковал о чем-то с Эвереттом Тру, и они вдвоем отправились на ранчо Ридли.
— И что же дальше? — поинтересовался Дюриэа.
— А ничего. Ридли даже не впустил их. Он забаррикадировал щели и окна, опустил шторы, отказался впустить их, отказался ответить на вопросы, просто закрылся в доме и все. Вы сами можете их спросить… Он не только не показал им лица, но даже не дал и голоса услышать… Ну так вот. Эверетт Тру навел еще сам кое-какие справки и пришел к мысли, что все это очень похоже на правду и что Ридли — это на самом деле Прессман. Он собирается утром опубликовать эту новость. Он, конечно, не намеревается заходить слишком уж далеко, но готовится натолкнуть тех фермеров, которые собрались под эгидой Хаузера, на мысль, что под маской Ридли скрывается сам Прессман.
— Когда должна появиться статья? — осведомился Дюриэа.
— Завтра утром. Вот поэтому-то я и пришел к вам сегодня. Я поговорил с шерифом, а он посоветовал мне обратиться к вам, чтобы узнать, что говорит по этому поводу закон.
— Что вы имеете в виду под словом “закон”?
— Мне бы очень хотелось иметь под рукой отряд добровольцев, которые могли бы вмешаться в случае чего и восстановить порядок. Ибо, если Ридли — это действительно Прессман, жди неприятностей.
— Сколько вам нужно людей? — спросил Дюриэа.
— Я думаю, пятидесяти будет достаточно.
— Очень хорошо, я согласен. Можете вербовать себе людей.
— Да, вот еще в чем проблема, — добавил Джентри. — Прессман, может быть, и не нарушает закона, скрываясь под чужим именем, но он из Лос-Анджелеса, и он пройдоха. Мне не приходится рассчитывать на то, что ко мне валом повалят желающие стрелять в своих же друзей или соседей только ради того, чтобы заезжий прохиндей мог спокойно обделывать свои делишки и обкрадывать людей… И не пройдет и нескольких дней, как я буду переизбран, да и вы, кстати, тоже.
Дюриэа задумался над его словами. Наконец он сказал:
— По-моему, я знаю, как нам поступить. С утра, как можно раньше, поезжайте туда, на ранчо. Вы должны успеть до того, как в газете появится эта статья и попадет в руки фермерам. Постарайтесь увидеться с Ридли. Если выяснится, что он и есть Прессман, предупредите его, что ему грозят неприятности. Посоветуйте ему куда-нибудь уехать на время, хотя бы арестуйте якобы за дорожное происшествие, здесь он не будет в безопасности.
— Но если он, предположим, откажется?
— Тогда, — заявил Дюриэа, — пусть пеняет на себя. Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах, но мы ничего не сможем предпринять заранее, до того, как эта лавина двинется. Если начнутся беспорядки, конечно, мы выполним свой долг, но это не значит, что мы будем делать за Прессмана его грязную работу. Я так решил. Ну и как вам это нравится?
— Да, неплохо, — задумчиво сказал Джентри. — Тогда я поеду к нему с утра, как мы договорились, и порадую его. Если ему понравится эта ваша идея пересидеть все неприятности под арестом, то я его просто приведу с собой.
— Чудесно, — согласился Дюриэа. — Надеюсь, нам удастся держать ситуацию под контролем, а этот пакостник не сможет ничего предпринять, если мы упрячем его за решетку.
Джентри снял с вешалки шляпу, поднялся, кивнул на прощанье миссис Дюриэа и Грэмпсу, а потом повернулся к окружному прокурору:
— Большое вам спасибо. Совет вы мне дали прекрасный. А сейчас мне стоит вернуться в участок. Мало ли что может произойти, пока я здесь.