Перри Мейсон (№25) - Дело блондинки с подбитым глазом

Бартслер посмотрел на Мейсона.

— Это объясняет ваши сомнения?

Мейсон рискнул без особого убеждения:

— У мисс Рэджис был подбит глаз, когда она появилась сегодня утром в моем офисе. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь об этом?

Миссис Бартслер посмотрела на Карла. Тот сказал:

— Она вернулась домой уже с синяком под глазом. Я предполагаю, что об этом мог бы что-нибудь сказать тот тип, с которым она пила, когда я выходил из бара.

— Наверное, у нее не впервые подбит глаз, — прокомментировала миссис Бартслер и с презрением добавила: — Особа легкого поведения!

На минуту наступило молчание, после чего миссис Бартслер снова обратилась к сыну:

— Ты должен был все-таки настоять на том, чтобы она вернулась с тобой домой.

Карл Фрэтч сделал рукой жест, как будто отгонял от себя что-то неприятное. Он сделал это с таким чувством и грацией, которые удовлетворили бы любого режиссера.

— Она вела себя очень вульгарно, — сказал Карл, как будто это полностью и окончательно решало дело.

Бартслер обернулся к Мейсону.

— Это вас удовлетворяет?

— Нет.

— Вы хотите спрашивать сами или это сделать мне?

— Спрашивайте вы. Впрочем, я задам несколько вопросов. — Мейсон повернулся к Карлу Фрэтчу: — Следовательно, вы пригласили ее на ужин?

— Да.

— Куда?

— В «Коралловую Лагуну».

— Вы пили?

— Да.

— Оба или только она?

Карл Фрэтч секунду колебался.

— Главным образом она. Я выпил только две рюмки.

— Кто заказывал алкоголь?

— Она.

— За столиком или у бара?

— У бара.

— Но вы поужинали?

— Да.

— И что потом?

— Она снова пила.

— Где?

— У бара.

— Кто заказывал?

— Она.

— И что вы делали, когда она пила?

— Ну, я сидел за своей рюмкой. Потом присел тот тип, ободренный ее поведением и начал заигрывать с ней.

— Игнорируя вас?

— Если разобраться, то игнорируя.

— Во сколько вы вышли из дома?

— В восемь.

— А во сколько вы вернулись?

— Не помню точно. Около десяти.

— Вы танцевали?

— Да.

— Несколько раз?

— Да.

— Потом, после того, как этот мужчина стал приударять за ней, или до этого?

— Ну, знаете, я не вижу повода подвергаться такому допросу. Я сказал, что знал, мама мне верит, отчим мне верит. Не понимаю, почему я должен оправдываться перед вами.

— Следовательно, за два часа вы успели доехать отсюда до «Коралловой Лагуны», поужинать, потанцевать пару раз, посидели у стойки бара и девушка напилась, а вы вернулись домой?

— Вам это не нравится?

— Слишком много событий для двух часов, — заметил Мейсон. — Я просто хотел уложить все происшедшее во времени.

— Тут нечего укладывать, — буркнул Карл с нарастающим гневом.

— Мисс Рэджис вернулась сразу же после вас?

— Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.

— Но она застала вас в своей комнате.

— Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошел туда с мамой.

— Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?

— Да.

— А зачем вы ее открывали?

— Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобы Диана потом говорила будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.

— Вы нашли сумочку когда ставили машину после того, как приехали домой?

— Да.

— И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?

— Да.

— И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?

— Да.

— И вы сразу же пошли с ней к матери?

— Да.

Мейсон повернулся к миссис Бартслер.

— Сколько времени спустя после того, как сын принес вам подвеску, вы отправились в комнату мисс Рэджис?

— Почти тотчас же.

— Уложим все это во времени, — сказал Мейсон. — Вы могли бы сказать, что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына с этой подвеской?

— Это наверняка заняло времени не больше, — холодно ответила миссис Бартслер.

Карл Фрэтч слегка нахмурился.

— А вы, кажется, утверждаете, — обратился к нему Мейсон, — что пошли к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке мисс Рэджис?

— Не могу сказать этого совершенно точно, — ответил Фрэтч нетерпеливо. — Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь унизительному допросу.

— Однако, вы утверждаете, — продолжал Мейсон, — что нашли сумочку, поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу же отнесли ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразу же в комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнату мисс Рэджис и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы, что она должна была оставить «Коралловую Лагуну» перед вами, чтобы успеть вернуться домой и сделать все это…

— Я могла немного ошибиться во времени, — перебила миссис Бартслер с ледяным достоинством. — Когда я теперь над этим задумываюсь, то припоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то из домашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала Карла некоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и что он узнал о ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее слишком похвально.

— Следовательно, это продолжалось некоторое время?

— Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.

— Это продолжалось пятнадцать минут?

— Мне трудно установить пределы времени.

— Могло продолжаться целых полчаса?

— Может быть.

Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:

— Вам достаточно?

— Сколько вы требуете, Мейсон?

— Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, я хочу получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходное пособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своей клиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.

— Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебе этого до смерти! — накинулась на мужа миссис Бартслер. — Этот человек приходит сюда и имеет наглость сомневаться в словах Карла!

Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.

— Конечно, — вставил Мейсон, — если вы хотите конфронтацию в суде и допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.

— А впрочем, делай как знаешь, Язон, — заявила миссис Бартслер. — В конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться от этой уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этого момента, с того дня, как переступила порог нашего дома.

И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотел было исчезнуть вслед за ней.

— Подожди, Карл, — остановил его Язон Бартслер. — Задержись еще на минуту, хорошо?

Колебание молодого человека было заметным. Однако, поразмышляв, он пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.

— Ты, гаденыш, — сказал Бартслер не повышая голоса, совсем так будто разговор шел об обыденных вещах. — Номером с этой бриллиантовой подвеской ты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та девушка — горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя получилось лучше, потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у нее пропала эта подвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а утром подвеска оказалась на своем обычном месте. Я основательно это обдумал. Теперь я вынужден буду за тебя платить. Твоей матери не обязательно об этом знать, но ты помни на будущее, что я раскусил тебя, ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь — прочь отсюда!

Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен был показать, что он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденного нежелания возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться с неприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о вежливости.

Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся к Мейсону.

— Итак, сколько?

— Мне действительно трудно определить сумму. Я пришел получить вещи своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и…

Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.

— Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, — отозвался Фрэнк Гленмор. — Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, которая приехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.

— Диана была пьяной? — спросил Бартслер через плечо.

— Нет.

— У нее был подбит глаз?

— Нет.

Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренние створки, выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящих новеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять он заколебался, прошептал: «Диана, это хорошая девушка», — и отсчитал еще пять. Задумался на минуту, сказал Мейсону: «Вам тоже положен гонорар», — и отложил следующие пять в отдельную пачку.

— Две тысячи долларов, — сказал он. — Полторы для нее и пятьсот для вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всяких претензий и обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, что только можно придумать.

— К сожалению, — ответил Мейсон, — сейчас я не располагаю полномочиями для заключения договора.

— Вот телефон, — заявил Бартслер. — Поговорите со своей клиенткой. Я хочу решить это дело положительно и окончательно.

Мейсон подумал немного о чем-то прежде, чем поднять трубку и набрать домашний номер Деллы Стрит. Через минуту он услышал голос своей секретарши.

— Привет, Делла. Как там пациентка?

— Значительно лучше, шеф.

— Как одежда? Подошла?

— Почти полностью. Я немного выше ее, но кроме этого все в порядке.

— Делла, я в доме Язона Бартслера. Он предлагает возмещение в сумме двух тысяч долларов. Сюда включен и мой гонорар. Спроси мисс Рэджис, что она об этом думает?

— Подожди чуть-чуть, — сказала Делла и Мейсон услышал ее приглушенный голос, быстро пересказывающий суть дела Диане Рэджис. Вскоре она вернулась к телефону. — Нас никто не слышит, шеф?

— Нет.

— Она говорит, что это просто чудесно.

— Хорошо, я выставлю счет и подпишу квитанцию, — ответил Мейсон. — Я попрошу мистера Бартслера, чтобы он приказал прислуге собрать вещи нашей клиентки и привезу их с собой. Пока все.

Он положил трубку. Бартслер обратился к Гленмору:

— Фрэнк, приготовь письмо, которое мистер Мейсон подпишет от имени Дианы Рэджис. Ты знаешь Карла, у него гладкие манеры, но примитивные шутки. Поэтому сформулируй письмо так, чтобы оно охватывало все, что только можно придумать.

Гленмор усмехнулся и без слов вышел в соседнюю комнату.

— Ну, на этом с делом, по-видимому, покончено, — констатировал хозяин дома.

Мейсон только усмехнулся.

— Еще нет? — поднял брови Бартслер.

— Не знаю.

— Чего вы не знаете, мистер Мейсон?

— Пары занимательных вещей. Почему вы вообще пригласили мисс Рэджис, почему вы хотите, чтобы она вернулась? И предупреждаю вас, мистер Бартслер, что когда я в своей практике наталкиваюсь на какую-нибудь загадку, то имею привычку добираться до ее сути. Поэтому, если вы желаете, чтобы я получил информацию из первых рук, то я жду вас завтра в своем офисе в десять утра.

Бартслер задумчиво погладил подбородок и вдруг объявил:

— Хорошо, я буду в четверть одиннадцатого. Я готов рассказать вам всю историю, если вы захотите меня выслушать.

3

Тяжелые тучи сонно тащились по небу, подгоняемые теплым южным ветром. Земля, высушенная шестимесячным периодом засухи, за время которого не упало ни единой капли дождя, лежала под нависшими тучами в молчаливом ожидании.

Перри Мейсон остановился при входе в здание, чтобы купить газету. Он бросил взгляд на часы в холле и заметил, что на них ровно десять. Потом он посмотрел на тяжелые тучи и сказал мужчине за прилавком киоска:

— Дело к дождю.

— Самое время.

Мейсон, взяв газету, кивнул головой.

— Никак не могу привыкнуть к этому климату, — сказал продавец. — Сначала шесть месяцев засуха, потом шесть месяцев дождь. Я с востока, там трава зеленая все лето. А здесь солнце печет так, что трава похожа на поджаристую гренку.

— А что происходит зимой на этом вашем востоке? — поинтересовался Мейсон.

Мужчина рассмеялся:

— Именно поэтому я сижу здесь, господин адвокат.

Мейсон сел в лифт и через две минуты повернул ключ в дверях своего личного кабинета.

— Привет, Делла. Что нового?

— Язон Бартслер.

— Припекло его.

— Похоже, его что-то беспокоит.

Мейсон бросил газету на стол, повесил шляпу и сказал:

— Проси.

Через минуту Делла ввела в кабинет Язона Бартслера.

— Здравствуйте, мистер Мейсон. Я пришел немного раньше, — сказал Бартслер.

— Я это заметил.

— Мистер Мейсон, я всю ночь не сомкнул глаз. Откуда вы, черт возьми, узнали, что у меня были причины нанять именно Диану Рэджис?

Мейсон усмехнулся.

— Бизнесмен с вашим положением названивает в студию неизвестной актрисе, которой якобы никогда в глаза не видел, чтобы пригласить ее домой в качестве чтицы… Ой, Бартслер, и вы выдаете себя за скептика?

Посетитель сделал глупую мину.

— Ну, если вы так ставите дело…

— Говорите, я адвокат и умею хранить чужие секреты, — поощрил Мейсон, когда он замолчал.

Бартслер сел в кресле поудобнее.

— Я женат во второй раз. Моя первая жена умерла. Она оставила мне единственного сына, Роберта, который погиб седьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, в возрасте двадцати шести лет, в Пирл-Харбор[1]. Его останков так и не удалось опознать.

Мейсон взглядом выразил сочувствие. Через минуту продолжил:

— Жизнь значительно сложнее, чем кажется. Только теперь, оглядываясь назад, понимаешь, как все было на самом деле. Но, как обычно, понимаешь поздно.

Он умолк на некоторое время и вновь продолжил:

— Роберт женился за год до смерти. Он женился на девушке, которая мне не понравилась. Мне не нравилось ее происхождение, мне не нравились люди, которые ее окружали.

— И вы не любили лично ее? — спросил Мейсон.

— Оглядываясь назад, боюсь, что у меня не было случая узнать ее на самом деле. Я был так предубежден против нее, что никогда даже не пытался взглянуть на нее объективно. Я до последних дней сохранил мнение, которое вынес о ней еще до того, как вообще с ней познакомился.

— Что вы имели против нее?

— Собственно, ничего. Она была цирковой актрисой. Воспитывалась в цирке. Специальность: акробатка на трапеции.

— Сколько ей было лет?

— Двадцать четыре. То есть, ей теперь двадцать четыре. Ей было двадцать, когда она вышла за моего сына.

— Или же, когда он женился на ней, — поправил Мейсон с легкой усмешкой.

— Можно и так, — признал Бартслер.

— Рассказывайте дальше. Я хотел бы услышать остальное.

— Когда Роберт с ней познакомился, она уже не выступала в цирке. Упала с трапеции, повредила себе бедро. Это был у нее первый несчастный случай, но он сделал невозможным для нее продолжение выступлений. У нее не было другого источника доходов, кроме акробатики, и она осталась без средств к существованию. Естественно, брак с Робертом казался ей выходом из положения. Я был недоволен его женитьбой и это охладило наши отношения. После гибели Роберта Элен, его жена, не пыталась скрывать своей горечи, а я, со своей стороны, дал ей недвусмысленно понять, что если и существовали между нами какие-то семейные отношения, то я считаю их оконченными.

— Это все имеет связь с Дианой Рэджис? — спросил Мейсон.

— Конечно.

— Может, будет лучше, если вы сразу скажете какую?

— Терпение, господин адвокат, я хочу, чтобы вы имели полную картину. Нужно сказать, что я не виделся с Элен… Ну, мы встретились снова месяц тому назад.

— Она пришла к вам?

— Нет. Я пошел к ней.

Мейсон слегка поднял брови:

— Зачем?

Бартслер нервно заерзал в кресле.

— У меня были основания полагать, что после смерти моего сына, в марте сорок второго года, она родила мне внука. И умышленно, — продолжал он полным горечи голосом, — утаила от меня этот факт. Утаила факт рождения сына Роберта, моего внука!

Голос у него ослаб и прошло некоторое время, прежде чем он смог продолжить.

Мейсон заметил:

— Вы должны признать, мистер Бартслер, что так не ведут себя охотницы за наследством.

— Теперь я это вижу.

— Как вы об этом узнали?

— Я получил месяц назад анонимку, советующую мне заглянуть в книги регистрации рождений города Сан-Франциско за март сорок второго года, заверяющую, что я найду там что-то, что меня несомненно заинтересует.

— И что вы сделали?

— Выбросил письмо в мусорную корзину. Вначале я думал, что это вступление к какому-либо шантажу. А потом поразмышлял и решил посмотреть эти книги. Мистер Мейсон, я нашел это черным по белому! У меня есть официальное свидетельство рождения.

Он подал Мейсону официальный бланк, который тот внимательно изучил.

— Кажется, дело не вызывает сомнений. Ребенок мужского пола, рожденный пятнадцатого марта тысяча девятьсот сорок второго года, отец Роберт Бартслер и мать Элен Бартслер. Полагаю, вы нашли врача, который принимал роды?

— Да.

— Что он вам сказал?

— Подтвердил.

— И тогда вы отправились к невестке?

— Да. Она владеет небольшой фермой по разведению птиц в долине Сан Фернандо.

— Вы что-нибудь смогли сделать?

— Совершенно ничего.

— Что она вам сказала?

— Она меня высмеяла. Она не пожелала ни подтвердить, ни отрицать факта рождения ребенка. Заявила, что я никогда не был настоящим отцом для Роберта, а к ней относился, как к отбросам общества. Она сказала, что уже давно ждала, когда сможет отплатить мне, а, впрочем, ведь я наверное не захочу признать внука, в котором есть ее кровь.

— Кажется, что это был для нее великий день, — заметил Мейсон.

— Да.

— И что вы сделали?

— Нанял детективов.

— Они узнали что-нибудь?

— Нет. По крайней мере, не непосредственно.

— А все-таки?

— К Элен приходила молодая блондинка, которая, казалось, что-то знает о ребенке. Одному из детективов удалось спровоцировать небольшое столкновение и узнать ее имя по водительскому удостоверению.

— И эту девушку звали?

— Диана Рэджис.

— Ну, и?

— Это вовсе не была Диана. Но я понял это только тогда, когда она начала у меня работать. Это была ее подруга, с которой они вместе снимают квартиру, также молодая блондинка, некая Милдред Дэнвил.

Мейсон откинулся в кресле и наморщил лоб.

— Действительно, довольно необычная правовая ситуация, — сказал он наконец. — Обычно мать пытается получить средства на содержание ребенка. А здесь мы видим мать, которая совершенно спокойно утверждает, что никакого ребенка нет. По крайней мере, она не хочет подтвердить его рождения.

— Но ведь имеется официальное свидетельство рождения.

— А вы проверяли в бюро регистрации, нет ли там свидетельства о смерти?

— Конечно. А больше всего меня беспокоит и доводит до полного безумия то, что Элен может отдать малыша в чужие руки, дать усыновить его. Она не хочет, чтобы он связывал ей руки и не желает отдать ребенка мне. Подумайте только, мистер Мейсон, моя собственная кровь! Сын Роберта! Мальчик, который наверняка унаследовал все его очарование, его индивидуальность! Боже мой, мистер Мейсон, это свыше мох сил! А в то же время, — горько продолжил он, — адвокаты утверждают, что у меня нет никаких оснований для того, чтобы предъявить свои права. Они говорят, что если отца нет в живых, то мать имеет право отдать ребенка на усыновление и точка. При этом, все документы, касающиеся такого ребенка, считаются секретными. Мало того, некоторые агентства сжигают все бумаги за исключением акта отречения матери от всех прав, чтобы иметь абсолютную уверенность в том, что след окончательно оборван и нет никакой возможности найти ребенка.

Мейсон забарабанил длинными, сильными пальцами по краю стола.

— У вас действительно интересная и редкая юридическая проблема, — сказал он.

— Мои адвокаты считают, что с юридической точки зрения дело безнадежное. Если ребенок отдан для усыновления, то конец и точка. Элен имеет полное право отказаться от каких-либо объяснений и нет ни малейших возможностей обнаружить местопребывание ребенка.

Мейсон задумчиво надул губы и сказал:

— Когда я обнаруживаю, что одна из теорий не сулит никаких надежд, я меняю фронт и ищу новую теорию. Очень существенно то, как подойти к проблеме. На юридическом языке это называется найти соответствующую процессуальную причину.

— Какое это имеет отношение к моему делу?

— Может быть, очень большое. У адвоката должна быть фантазия. Обнаружив, что дорога, которую он избрал, никуда не ведет, он должен отступить и поискать новую.

— В этом случае другой дороги нет. Мои адвокаты убеждены в этом.

Мейсон закурил сигарету и погрузился в раздумья.

— А если есть?

— Что есть?

— Другая дорога?

— Боюсь, что ее нет, мистер Мейсон. Наверное и вы со всей своей изобретательностью не сможете найти выход из глухого тупика.

Мейсон терпеливо произнес:

— Я попытаюсь разъяснить вам, что может быть процессуальной причиной в вашем случае. Официально ваш сын фигурирует как без вести пропавший, не так ли?

— Насколько мне известно, такова официальная квалификация, потому что не было найдено его тело с личным медальоном. Но, что касается факта смерти, то в этом нет никакого сомнения.

— Так вот, — сказал Мейсон. — Если принять за причину факты, то ничего не поделаешь.

— Так или иначе ничего не поделаешь.

— Но если, — продолжал Мейсон, — предположить, что он мог не погибнуть, а остаться в живых…

— Нет ни малейшего шанса.

— Официально он фигурирует как пропавший.

— Какая разница?

— Огромная. Требуется семь лет, чтобы можно было признать лицо, считающее пропавшим, погибшим.

— Но если он действительно погиб, то что нам даст, если мы будем ждать семь лет?

— Разве вы не видите, что согласно этой теории ваш сын только пропал? Должно пройти семь лет, прежде чем его можно будет признать мертвым. А в течение этих семи лет необходимо согласие обоих родителей на усыновление ребенка.

В глазах Бартслера появился блеск понимания.

— Боже мой, мистер Мейсон! Вы это решили! Вы действительно это решили! — Он сорвался с кресла. — Мы начнем процесс! Мы подадим дело в суд и получим решение суда о том, что ребенка нельзя отдавать на усыновление! Боже мой, почему ни один из крючкотворов не додумался до этого?

— Я не знаю всех фактов, мистер Бартслер, — предупредил Мейсон. — Я лишь представил вам определенную юридическую теорию. Но, наверняка, не повредит посоветоваться по этому поводу с вашими адвокатами.

— К черту моих адвокатов! — вскричал Бартслер. — У меня нет времени оглядываться на эту пару глупцов. Боже мой, Мейсон, вы волшебник! Пришлите мне счет. Нет, к черту счет! Я сам принесу вам чек!

С этими словами он повернулся и выскочил из кабинета. Мейсон посмотрел на Диану и широко улыбнулся.

— Куда это он так помчался? — спросила Делла.

— Думаю, что на одну из ферм по разведению птиц в долине Сан Фернандо, — ответил Мейсон.

4

В половине четвертого в офис Мейсона доставили срочный пакет. Внутри находился чек на тысячу долларов, подписанный Язоном Бартслером и торопливо написанная записка: «Вы были правы».

Без четверти пять позвонила Диана Рэджис. Нервным голосом она умоляла Деллу соединить ее с Мейсоном по делу, не терпящему отлагательства. Мейсон взял трубку и услышал возбужденный голос Дианы:

— Господин адвокат, произошла ужасная вещь! Кто-то украл мою сумочку со всем содержимым, понимаете, со всем!

— Что представляет собой это все? — спросил Мейсон.

— Ну, деньги.

— Возмещение, которое вы получили от Язона Бартслера?

— Да.

— Полностью?

— Да.

— Расскажите мне подробно, как это произошло, — потребовал Мейсон. — Где это было?

— У меня в квартире. Я была совершенно измучена, никак не могла отоспаться. Утром встала и, после завтрака вышла, чтобы сделать некоторые покупки. Вернувшись, послушала немного радио, но мне снова захотелось спать, поэтому я сняла платье, легла на постель и заснула, как убитая. Проснулась каких-то полчаса назад и обнаружила, что нет сумочки.

— Где вы ее оставили?

В ее голосе было раскаяние:

— Насколько я помню, на столике в первой комнате.

— Довольно легкомысленно оставлять сумочку с полутора тысячами долларов.

— Знаю. Но как-то так получилось. Я купила немного продуктов и хотела сразу же спрятать их в холодильник, поэтому по пути положила сумочку на столик. А когда убрала продукты, занялась еще чем-то на кухне и в это время у меня начали слипаться глаза. Меня охватила внезапно такая сонливость, что я забыла обо всем на свете, в том числе и об этих деньгах.

— На входной двери нет следов взлома?

— Нет, господин адвокат. Я была склонна предположить, что это Милдред Дэнвил, вы знаете, моя соседка, о которой я вам уже говорила, если бы… если бы не то, что в пепельнице на столике, на котором я оставила сумочку, не было окурка сигары.

— А где ваша соседка?

— Не знаю. Все это довольно таинственно. Она не оставила записки, вообще ничего. Она тоже работает на радио и, хотя у нее сейчас нет никаких передач, я пыталась ее там искать. Оказалось, что она не появлялась в студии уже два или три дня.

— А что с вашей машиной?

— С моей машиной?

— Где вы ее держите?

— Снимаю гараж.

— У кого-нибудь кроме вас есть ключ от гаража?

— Да. У Милдред.

— Спуститесь вниз, — велел Мейсон, — и загляните в гараж. Проверьте, на месте ли ваша машина. И прошу ничего не трогать на столике. На тот случай, если вы решите вызвать полицию.

— Полицию? Нет, господин адвокат, я абсолютно не хочу иметь дело с полицией.

— Тогда почему вы позвонили мне?

— Не знаю. Потому что вы такой находчивый, господин адвокат…

— Тогда сходите в гараж, проверьте, на месте ли ваша машина, — сказал Мейсон. — Потом приходите сюда. Я ухожу, но будет Делла Стрит, она проводит вас в детективное агентство, которое находится на том же этаже. Я попрошу владельца, Пола Дрейка, чтобы он дал вам хорошего детектива. Он поедет с вами и займется вашей проблемой.

— Это великолепно, господин адвокат. Сейчас… Ох!

— Что случилось?

— Все мои ключи были в сумочке. У меня нет ключа от гаража и мне придется оставить открытой квартиру, чтобы вернуться обратно. У меня нет запасного ключа… Сейчас! А, может быть, есть. Да, есть третий ключ, лежит в ящике комода.

— А вы не можете проверить, находится ли машина в гараже, не открывая дверей? — спросил Мейсон. — Нет ли там какого-нибудь окошка, через которое вы бы смогли заглянуть, или…

— Да, есть окошко сзади. Мне это никогда не пришло бы в голову. Что я за идиотка! Хорошо, господин адвокат, я только наброшу на себя что-нибудь, и лечу.

— Делла Стрит останется здесь до половины шестого, — закончил Мейсон. — Она будет вас ждать.

Он положил трубку, после чего сказал Делле:

— Ты посиди здесь. Пройди к Полу и скажи, что у моей клиентки пропала сумочка и я очень прошу его дать ей какого-нибудь хорошего детектива. Пусть посмотрит, нет ли следов. Если подвернется случай, то было бы неплохо заинтересоваться Милдред Дэнвил. Да, если Диана осталась совсем без денег, то дай ей что-нибудь на мелкие расходы.

— Сколько?

— Сколько ей будет нужно. Пятьдесят, сто долларов. Пока это все, Делла. Я убегаю.

Он спустился на лифте вниз. Очутившись на улице обнаружил, что тучи на небе стали словно оловянные. Мейсон заскочил в коктейль-клуб, после чего поехал домой, принял ванну, переоделся и как раз собирался выйти на обед, когда позвонил телефон. Мейсон поднял трубку и услышал голос Деллы Стрит.

— Привет, шеф. Извини, что я тебя беспокою. Я не думаю, что ты хотел бы в это вмешиваться. Я сказала это Диане, но поразмыслив, решила, что может быть лучше все-таки позвонить тебе.

— В чем дело? — спросил Мейсон. — Это о сумочке?

— Нет, сумочка нашлась.

— Кто ее взял?

— Милдред Дэнвил. Кажется, это вообще была буря в стакане воды.

— А что это еще за новое дело?

— Милдред хочет, чтобы Диана встретилась с ней в доме миссис Элен Бартслер, в долине Сан Фернандо. Бульвар Сан Фелипе, шестьдесят семь пятьдесят. И хочет, чтобы Диана пригласила тебя на эту встречу. Кажется, готовится какая-то юридическая схватка.

— По какому вопросу?

— По тому, о котором говорил Язон Бартслер.

— А что общего имеет с этим Милдред Дэнвил?

— Не знаю.

— Я не хочу в это вмешиваться, — ответил Мейсон.

— Я так и предполагала.

— Расскажи мне о сумочке.

— Ох, Диана пришла в офис, я провела ее к Дрейку и Пол дал детектива, который поехал с ней домой. Кажется, едва они успели войти, как зазвонил телефон. Звонила Милдред и детектив, кажется, неплохо развлекся. Девушки посмеялись по поводу этой сумочки, потом Диана выплакивала Милдред свои горести, рассказала о работе в доме Язона Бартслера и о подбитом глазе. Наконец, детективу это наскучило, он перебил их, сказав, что раз сумочка нашлась, то ему делать нечего. Диана сказала, чтобы Милдред перезвонила минут через десять и положила трубку, после чего стала благодарить и обещала заплатить, как только получит назад деньги. Похоже на то, что Милдред позвонила все же второй раз. Должно быть произошло что-то новое. Диана прибежала ко мне домой ужасно возбужденная. Насколько я поняла, это имеет какую-то связь с ее подбитым глазом, но какую, я не могу угадать. Возможно, ты сможешь. Во всяком случае, Милдред хочет, чтобы Диана любой ценой постаралась притащить тебя на эту встречу у Элен Бартслер.