НАС ЗАХВАТЫВАЮТ

Только что прямо перед нами было лишь черное небо, но в следующее мгновение, закрывая звезды, возник тонкий цилиндр судна Технократии. Поле ССС вытянулось позади него длинным молочно-белым хвостом – словно откормленный угорь, лениво плывущий по звездной реке.

– Нужно сказать приветствие людям, – сказала я. – Пусть они убедятся, что мы разумные существа.

– Ничего не получится, – Уклод вытер нос тыльной стороной ладони.

– Без «Кусаки» у нас нет системы связи, – объяснила Ладжоли. – Мы не можем ни принимать, ни передавать.

Уклод начал издавать шмыгающие звуки, грозя снова разразиться рыданиями… поэтому я промолчала.

Между тем корабль землян медленно поворачивался, и спустя некоторое время поле ССС било хвостом прямо нам в лица – точно невоспитанный кот. Потом в нашу сторону выстрелил яркий красный луч; сквозь альвеолярную мембрану он отсвечивал розовым.

– Ну вот и все, – внезапно охрипшим голосом сказал Уклод. – Они схватили нас.

– Лучше, чем если бы это сделали шадиллы, – сказала я… от всей души надеясь, что так оно и есть.

– Ну да… я стану не первым Уннором, сосланным на планету-тюрьму.

– Это пережить можно, – великанша поспешила успокоить супруга. – Благодаря бумагам адмирала Йорка твоей семье известны все планеты, куда ссылают политических заключенных. В конечном счете родственники непременно вызволят тебя.

Кончики губ Уклода слегка приподнялись в подобии улыбки.

– Это точно.

Больше он не сводил взгляда с захватившего нас корабля.

НА БОРТУ

Красный луч, действуя, словно веревка, подтаскивал нас к кораблю. Мне было интересно, почувствуем мы что-нибудь, когда будем пересекать край молочно-белого поля ССС… однако был лишь еле заметный толчок, сопровождающийся легким головокружением и чувством покалывания в ногах.

Перед нами в задней части корабля открылась огромная круглая дверь… достаточно большая, чтобы «проглотить» всю «Звездную кусаку», поэтому наш пузырек легко проскользнул внутрь. Стоило пересечь порог, и вернулась гравитация; мы с силой шмякнулись о металлический пол, подскочили, отлетели вперед и остановились от удара о дальнюю стену. «До чего же неуклюжи эти человеческие навигаторы, – подумала я. – А может, они нарочно так грубо обращаются с нами, потому что много о себе воображают».

Уклод с силой выдохнул.

– Ладно… ладно… ладно, – он явно обращался не столько к нам, сколько к себе самому. – Ладно, мы здесь. – Он посмотрел на меня. – Ты ведь произнесешь приветствие, мисси?

– Я веду себя вежливо со всеми… кроме глупцов и безумцев.

– Черт возьми, детка, твои слова не вселяют в меня уверенность.

Закинув руку за спину, он сделал что-то со спинкой своего кресла. Удерживающие его щупальца ослабели, но в кресло не втянулись, как происходило прежде; по-видимому, этот механизм тоже перестал работать, поскольку теперь мы не были связаны с зареттой. Потом Уклод наклонился ко мне и освободил захват.

– Дальше выпутывайся сама, сладкая моя, – сказал он и занялся Ладжоли.

Пока я освобождалась от пут, люк позади закрылся, полностью запечатав нас. Сквозь налипшую на мембрану розоватую кровь заретты все виделось смутно; и все же я разглядела, что мы находимся в большом помещении с нарисованными на стенах разноцветными деревьями. Сами стены по виду были сделаны из блестящего белого пластика, за исключением одной, которая напоминала матовое стекло. Я предположила, что по ту его сторону сидят важные люди, которые теперь обсуждают нашу судьбу.

Внезапно свет на потолке вспыхнул ярче, и мембрана вокруг нас угрожающе затрещала.

– Наши хозяева герметизировали транспортную платформу, – сказал Уклод. – Сейчас появятся болваны из службы безопасности.

По-видимому, это слово относилось к мрачным личностям в скафандрах оливкового цвета, вооруженным дубинками или станнерами. Они в большом количестве ворвались в помещение и с чрезвычайно важным видом окружили нас. Их предводитель (какого пола, я не поняла; одеты все они были одинаково, а голос у него был противно-воющий) прокричал что-то, не похожее на слова. Один болван выскочил вперед с пистолетом наготове, выстрелил в нашу мембрану – и из дула выплеснулось нечто грязно-зеленое. Наверно, это была какая-то химия: едва жидкость коснулась мембраны, она зашипела и затрещала, испуская клубы отвратительного дыма. Не прошло и десяти секунд, как в мембране образовалась рваная дыра, открывая доступ корабельному воздуху. Воздух, по правде говоря, пах мерзко, поскольку впитал в себя резкий металлический запах, испускаемый испаряющейся плотью «Звездной кусаки».

– Выхте! – закричал предводитель болванов. – Жио, жио, жио!

– На каком языке он говорит? – шепотом спросила я Уклода.

– На солдафонском, – ответил тот. – Коверкает нормальные слова, для краткости пропуская некоторые буквы, а то и слоги.

– Вых! – снова закричал болван. – Жио!

– Да-да, – ответил Уклод. – Выходим.

И шагнул к дыре, но я остановила его, положив руку на плечо.

– Постой… Все должно быть как положено.

Я пошарила взглядом по сторонам; то, что мне было нужно, лежало на полу: черная куртка разведчика, которую я захватила с Мелаквина. Я подняла ее, вдела руки в рукава; оказалось, очень даже ничего. Не слишком тяжелая, не слишком обтягивающая куртка свисала до середины бедер, то есть была достаточно длинной, чтобы прикрыть пищеварительную систему, если в конце концов мне придется есть непрозрачную пищу. Я застегнула ее спереди, как это у меня на глазах не раз делали разведчики. Потом я прошла сквозь дыру, и произошло историческое событие: мной был установлен первый контакт.

– Приветствую вас, – мой голос звучал громко и чисто. – Я разумное существо, принадлежащее к Лиге Наций. Прошу проявить ко мне гостеприимство.

Последовала долгая пауза. Сквозь прозрачные щитки шлемов болванов были хорошо видны лица; судя по их выражению, некоторые чувствовали смущение при виде кого-то, одетого в куртку их же разведчиков.

– Я пришла с миром, – продолжала я. – Меня зовут Весло. Весло – это приспособление, которое используется для продвижения судна.

Кто-то ахнул в дальнем конце помещения. Повернувшись, я увидела стоящего в дверном проеме человека без скафандра.

– Весло? Весло?

Фестина Рамос рванулась вперед и обхватила меня руками.

ПЫЛКОЕ ВОССОЕДИНЕНИЕ

Внешне не проявляя эмоции, я тем не менее тоже крепко обняла ее. И обрадовалась. Еще бы! Секунду назад я считала, что попала в лапы к злодеям, и вдруг неожиданно встретила свою лучшую подругу… Как тут не испытать чувство безграничной радости? Хочется сжать ее в объятиях и говорить всякие глупости, одновременно спрашивая себя, какого черта ты надела эту куртку, которая сейчас путается между нами?

Странно, однако, как быстро безграничная радость снова обретает границы: внезапно ты вспоминаешь, что на вас смотрят маленький оранжевый преступник, крупная мускулистая женщина, твердокаменные болваны и человек-призрак. И мгновенно ты начинаешь чувствовать ужасную неловкость, задаваясь вопросом, как выглядишь в глазах зрителей, беспокоясь из-за того, что это не слишком прилично – радоваться так открыто, позабыв обо всем на свете; ты боишься, что все остальные сочтут тебя невежественной простушкой. Тело первым ощущает неестественность ситуации: твоя подруга слишком низкая, а ты – слишком высокая, и, наверно, склонившись над ней, ты выглядишь нескладной, словно великан, нагнувшийся к нежному цветку. «Нет, я не оттолкну свою подругу только потому, что испытываю неловкость…» Однако неловкость сохраняется, и тебе остается либо отодвинуться с глупым бормотанием, либо с упрямой решимостью продолжать обнимать ее, сейчас уже просто напоказ.

Ты чувствуешь, что недостойна своей подруги – из-за этих своих глупых мыслей. Начинаешь сердиться на себя… и внезапно осознаешь, что резко отшатнулась и – ох, как нехорошо! – возможно, даже нахмурилась.

Почему люди так поступают? Это великая тайна, и она приводит меня в бешенство. Хотя, может, во всем виноваты шадиллы, которые создали мой народ. Они снабдили нас несовершенным мозгом, не только тяготеющим к усталости, но и позволяющим смущению овладевать нами в моменты, когда смущаться нечего. Уверена, люди естественного происхождения не испытывают робости и неловкости, когда обнимаются со старыми друзьями.

Однако со мной именно это и произошло. Может, я даже огорчила бедную Фестину, резко вырвавшись из ее объятий, поэтому заставила себя наклониться к ней снова и губами коснулась ее макушки.

– Я же говорила, – мой голос звучал чересчур громко, – что я не из тех, кто может умереть. Очень глупо с твоей стороны было думать, будто какое-то простое падение может убить меня.

Фестина издала звук, который можно было принять и за смех, и за плач – точно не знаю, потому что она уткнулась лицом в мою куртку. Спустя мгновение она отодвинулась, вытерла рукавом глаза и одарила меня улыбкой.

– Ты права. Мне следовало догадаться.

Было приятно видеть ее такой, счастливо улыбающейся, хотя Фестина очень некрасива, даже по сравнению с другими непрозрачными людьми. На правой щеке у нее большое лилово-красное пятно: она называет его «родимым». Когда я в последний раз видела Фестину, это пятно скрывал кусок искусственной кожи, однако сейчас ее уродство снова было выставлено на всеобщее обозрение. Может, она обнажила пятно, скорбя из-за моей гибели… Эта мысль вызвала у меня чувство гордости, внутри что-то задрожало, а на глазах выступили слезы.

Что ни говори, Фестина очень хорошая подруга.

ОНИ НЕ ВИДЯТ ВРАГА!

– Ну, Весло, – со смехом сказала Фестина, – ты жива и снова во что-то впуталась. Объяснишь нам, что вы делали, болтаясь в пустоте? И почему несколько минут назад ваша заретта самоуничтожилась?

– Мы удирали от шадиллов. – Я торопливо вытерла слезы. – «Звездная кусака» проявила величайший героизм, протаранив вражеское судно.

– Вражеское судно? Мы не видели никаких других кораблей. – Фестина обернулась к матовой стене. – Лейтенант, мы зарегистрировали что-нибудь в этом роде?

– Нет, адмирал, – ответил невыразительный голос.

Оказывается, Фестина получила повышение, сменив скромное звание разведчика на гораздо более высокое – адмирала. (Потом я выяснила, что она отнюдь не стала такой же злой, как Александр Йорк, поскольку ее звание является скорее фикцией и не дает никакой реальной власти.)

Уклод фыркнул у меня за спиной.

– Значит, вам пора заняться ремонтом своих сканеров. Такой чертовски большой корабль не заметить невозможно. Прямо перед тем, как вы появились, его уже можно было разглядеть невооруженным глазом.

– Есть такая проблема, – сказала Фестина. – Наши корабли ничего не видят невооруженным глазом… только с помощью камер и сенсоров. Как-то я спросила нашего конструктора, нельзя ли на каждом корабле прорубить хотя бы один милый маленький иллюминатор. Ее чуть удар ни хватил, так она смеялась над глупым разведчиком, понятия не имеющим, как это важно – сохранение целостности корпуса.

– Вы что, действительно не видели шадиллский корабль? – спросил Уклод.

– Мы видели, как ваша заретта неслась на чертовски дикой скорости; никто ничего подобного никогда не наблюдал. Люди на капитанском мостике просто глазам своим не верили. Они решили, что у нее какая-то катастрофическая неполадка. И спустя некоторое время она катапультировала спасательную капсулу, рванула в сторону и разлетелась на куски.

– И вы не видели, чтобы она во что-то врезалась?

– Она взорвалась в пустоте, – ответила Фестина. – Я сама видела это на обзорном экране.

Уклод вытаращил глаза.

– Вот дерьмо…

Он посмотрел на Ладжоли, как бы ожидая, что она выскажется, однако его жена лишь попыталась спрятаться за Нимбусом и выглядела примерно такой же испуганной и робкой, как во время первой встречи со мной. Похоже, в общении с чужеземцами от Ладжоли немного толку.

– Что-то не так? – спросила Фестина.

Я не поняла, к чему относится ее вопрос – то ли чего боится Ладжоли, то ли почему Уклод явно сомневается в том, что «Звездная кусака» взорвалась сама по себе. Поскольку великанша явно не стремилась обсуждать собственную трусость, я решила взять инициативу в свои руки.

– Твои устройства ослепли, – сказала я Фестоне. – Мерзкой «вязанке» ничего не стоит ввести в заблуждение ваши машины… и если «Звездная кусака» не полностью вывела из строя корабль шадиллов, они, наверное, сейчас приближаются к нам.

– По-прежнему ничего на сенсорах? – спросила моя подруга, обращаясь к тому, кто сидел за матовым пластиком.

И невидимый лейтенант снова ответил:

– Нет, адмирал.

– А как насчет связи? – спросил Уклод. – Шадиллы глушили все сигналы. Вы это заметили?

Фестина прищурилась.

– Да, у нас возникли кое-какие проблемы… не так давно мы потеряли контакт с основным флотом. Сейчас над этим работают техники. – Она опять обернулась. – Связь восстановлена, лейтенант?

– Все еще нет, адмирал. Ищут повреждение.

– Дерьмо. – Фестина искоса взглянула на Уклода и Ладжоли. – Значит, по-вашему, где-то рядом находится корабль, который наши сканеры не ловят, и заретта на невероятной скорости врезалась в него. Неизвестно, какие повреждения получил враг… но, судя по тому, что сигнал все еще глушится, полностью он не уничтожен. Чертовски удивительно. Лейтенант… мои комплименты капитану, и не могли бы мы рвануть отсюда на максимальной скорости?

– В каком направлении, адмирал?

Фестина посмотрела на меня.

– Теперь нет смысла лететь на Мелаквин, а до Новой Земли очень далеко. Летим к ближайшей обитаемой планете. Если нам все же придется столкнуться с невидимым кораблем, пусть вокруг будут свидетели.

МАЛЫШКА ПОЛУЧАЕТ ИМЯ

Мы покинули транспортную платформу, сопровождаемые целой ордой болванов. Фестина извинилась и сообщила, что нынешняя официальная флотская политика требует постоянного наблюдения за посторонними.

– И, полагаю, – добавила она, – корабль уже выслал нанотехническое защитное облако, чтобы следить за вашей зареттой. – Фестина посмотрела на Нимбуса. – Если хотя бы часть твоих клеток где-то болтается, их тут же заключат под стражу. – Она пожала плечами. – В последнее время у Высшего совета развилась самая настоящая фобия относительно посторонних микробов на кораблях флота.

– Сейчас мне нельзя разрежаться, – заверил ее Нимбус. – Я должен сконцентрироваться на своих обязанностях.

– У него ребенок, – прошептала я Фестине. – Маленькая девочка.

Моя подруга широко распахнула глаза.

– Яйцо? Живое яйцо?

Дымка в средней части Нимбуса пошла рябью, и стал виден покоящийся внутри маленький шарик.

– Не яйцо, – ответил призрачный человек. – Очень маленькая заретта, – туманные руки приласкали малышку. – При первой же возможности нужно обсудить, как ее обустроить. Питание, иммунизация, оптимальные внешние условия… Лучше бы, конечно, найти приемную мать, но, если понадобится, я и сам могу вырастить ребенка…

Фестина ничего не слышала. С сияющими глазами она опустилась на колени перед малышкой. Двое болванов из первого ряда тоже разглядывали младенца с сентиментальным выражением на физиономиях, хотя и старались скрыть это.

– Она – прекрасная, – умиротворенно пролепетала Фестина.

– Склизкая и волокнистая, – уточнила я. – Не сомневаюсь, из нее вырастет превосходная заретта, но прекрасной ее не назовешь. У тебя что-то с глазами? Или, может, с головой? Выброс гормонов?

Фестина засмеялась и встала.

– Не ревнуй, Весло. Может, во мне и зашевелились материнские чувства, но я не собираюсь сходить с ума. Просто я люблю яйца – можно сказать, обожаю – и маленькие создания, похожие на них, даже если эти создания уже вылупились. – Фестина посмотрела на призрачного человека: – Как зовут малышку?

Нимбус заколыхался. Его живот начал закрываться, укутывая дочку так плотно, что в итоге он почти потерял человекоподобную форму и сам стал похож на яйцо.

– Зовут? – повторил он. – Не спрашивай меня, я всего лишь отец. Я и собственное имя не сам выбирал, и дочкино от меня тем более не зависит.

– Нужно назвать ее Весло, – сказала я. – Тогда во всех мирах ее ждет восхищение и уважение.

– Нет, – заявил Уклод. – Я нарекаю ее «Звездной кусакой». Решение окончательное.

Он оглянулся, сверкая глазами; видимо, ожидал, что мы будем возражать. Ладжоли с видом одобрения положила руку ему на плечо. Нимбус молчал, и я решила, что мне тоже стоит придержать язык. Приятно, конечно, было бы думать о подрастающей малышке, носящей мое имя… но мало ли кому чего хочется? Желания не всегда исполняются. И новая «Звездная кусака» – это почти так же хорошо, как новая Весло.

Почти.

ИСТОРИЯ БОЛЬНОГО ДЕРЕВА

Мы шли по коридору мимо закрытых дверей с нарисованными на них деревьями. Фестина объяснила, что эти растения – гемлоки, поскольку название корабля – «Королевский гемлок».

Дерево семейства сосновых, произрастает на Тихоокеанском побережье Северной Америки от Калифорнии до Британской Колумбии (западное побережье Канады). Достигает 60 м в высоту.

Не так давно это был флагманский корабль самого адмирала Александра Йорка, того ужасного злодея, которого Фестина убила. Я спросила, получила ли она корабль в качестве трофея… ну, как захватываешь имущество врага, когда убиваешь его. Но у них на флоте дело обстоит иначе. Фестина объяснила, что после смерти Йорка имела место «большая чистка», в результате которой бывшие члены экипажа «Королевского гемлока» были смещены и понижены в звании как замаранные близостью к покойному адмиралу. Это привело к тому, что корабль почти опустел… и высокопоставленные адмиралы тут же попытались наводнить его служащими из числа своих собственных лизоблюдов. Такая у них в Адмиралтействе любимая игра – каждый старается захватить как можно больше власти, завладевая, в частности, кораблями, чьи экипажи преданы только лично им, а не всему флоту. Такие корабли можно использовать и в личных целях – вроде тех, например, ради которых они сейчас летели к Мелаквину. Их послали на мою родную планету, чтобы скрыть правду; и неважно, что «официальные» обязанности требовали их присутствия в другом месте.

Над «Королевским гемлоком», однако, ни одному адмиралу не удалось взять верх. Новый экипаж представлял собой сборище людей, преданных самым разным адмиральским группировкам, в результате чего корабль потерял возможность служить прикрытием для их злодейских планов: стоило одному адмиралу попытаться что-то тайно провернуть, как прислужники остальных тут же докладывали своим хозяевам. В такой ситуации «Королевский гемлок» не мог служить орудием продажных интриганов… Короче говоря, Совет отдал его под начало Фестины Рамос. Если ничего больше поделать нельзя, то, по крайней мере, пусть все эти шпионы не спускают глаз с моей подруги.

– Значит, мы окружены подлыми шпионами? – шепотом спросила я, с подозрением поглядывая на вышагивающих позади болванов.

– Совершенно верно, – ответила Фестина и, повернувшись к командиру болванов, спросила: – Сержант, в чьем ты списке?

– Адмирала Ванг, мэм, – отсалютовал сержант. Фестина улыбнулась и посмотрела на меня.

– Каждый раз он называет другое имя. Это у нас такая маленькая шутка. – Она снова обратилась к главному болвану. – Хороший способ заставить меня расслабиться, верно, сержант? А потом – раз, и нанести удар в спину.

– Как скажете, адмирал. – И снова последовал салют.

АПАТИЯ ПРЕДАТЕЛЕЙ

Дверь распахнулась; Фестина взмахнула рукой, приглашая нас войти.

– Конференц-зал; – сказала она. – Нам многое нужно обсудить.

Когда все, в том числе и болваны, вошли, она сказала, обращаясь как бы в пространство:

– Капитан Капур?

Спустя мгновенье мужской голос произнес:

– Да, адмирал?

– Мы в конференц-зале. Можете присоединиться к нам?

– Если поблизости вражеский корабль, я предпочел бы оставаться на мостике.

– Хорошо, капитан… Но, прошу вас, слушайте нашу беседу и в любой момент высказывайте свое мнение.

– Спасибо, адмирал. Хотите, чтобы встреча происходила в условиях секретности?

Задумавшись на мгновенье, Фестина ответила:

– Нет. Если мы будем делать из нашего совещания тайну, все шпионы на борту попытаются разузнать, что произошло, и перестанут выполнять свои непосредственные обязанности. – Она со вздохом оглядела нас. – Клянусь, иногда мне хочется схватить интерком и заявить: «Внимание всем шпионам, тайное совещание в конференц-зале "С" будет транслироваться по каналу пять». Или записывать каждое свое слово и торговать видеочипами, а выручку перечислять в Мемориальный фонд флота. Может, хоть тогда шпионы перестанут наводнять корабельные компьютеры вирусами-соглядатаями. Недавно при попытке взломать нашу защиту кто-то вывел из строя все жизненно важные системы.