- Нет, нет, этого я не боюсь. Просто у меня с собой ничего нет - ни щетки, ни гребешка.
      ГЛАВА XLVIII
      Весь вечер Мелбери то и дело подходил к дверям.
      - Куда могла запропаститься эта девчонка? - восклицал он в недоумении. - Никогда еще не уходила из дому, не сказавшись. Пошла на огород за петрушкой и провалилась!
      Мелбери исходил весь двор, сад, огород, службы, - Грейс как в воду канула. Тогда он пошел с расспросами по соседям; к Тенгсам, однако, не заглянул, помня, что молодым вставать ни свет ни заря. Жена одного из работников неосторожно заметила, что в лесу кто-то как будто кричал, но в какой стороне кричали, она запамятовала.
      Не на шутку встревоженный, Мелбери приказал работникам засветить фонари. И скоро целая компания с хозяином во главе двинулась на поиски в лес; в последнюю минуту подоспел Кридл, увешанный крючьями и мотками веревок, с которыми он никак не хотел расставаться; по дороге прихватили еще щепенника с мистером Баутри, тем самым, что торговал в местном кабачке сидром.
      Обыскав каждый куст в окрестностях, наткнулись на злополучный капкан. Находка ничего не прояснила, а только прибавила беспокойства: поднеся к капкану свечу, Мелбери увидел обрывки знакомой материи. Сомнения не было: юбка его дочери побывала в зубах чудовища. Хинтокцы углубились в лес; навстречу попался дровосек из Делборо и сказал, что встретил по дороге девушку, по описанию похожую на Грейс. Какой-то мужчина вел ее под руку в сторону Шертона.
      - Они прижимал ее к себе? - спросил Мелбери.
      - Да, пожалуй.
      - А она, случаем, не прихрамывала?
      - Действительно, кажется, припадала на одну ногу. Голова-то, во всяком случае, клонилась к нему на плечо.
      Вопль ужаса вырвался из груди Кридла. Мелбери, не подозревая о появлении Фитцпирса, связал сообщения дровосека с криком в лесу, слышанным соседями; дело запутывалось, свирепый образ капкана еще нагнал страху; и компания, оглашая лес криками и маяча фонарями, поспешила в сторону Шертона. Оставив позади положенное число миль, вышли наконец на большак.
      Ближе к Шертону прохожие стали попадаться чаще. И все, кого спрашивали, в один голос говорили, что видели похожую на Грейс девушку - только теперь уже ни на чью заботливую руку она не опиралась. У самого города Мелбери сказал, что не может больше испытывать терпения друзей, пойдет дальше один, чтобы любой ценой разузнать, что же сталось в конце концов с его дочерью. Но не в правилах хинтокцев было оставлять друзей в беде. Все пошли дальше, скоро засветились первые огоньки города, залаяли собаки. У заставы опять обнаружился след беглянки. Но джентльмена и здесь не видали: молодая дама, одетая, как Грейс, вошла в город одна.
      - Клянусь небом, - воскликнул терявшийся в догадках Мелбери, - Грейс, видно, загипнотизировали. А то еще, не ровен час, во сне ходить стала.
      Тайна, окутывавшая исчезновение Грейс, все не прояснялась, и Мелбери с друзьями устремились по улицам Шертона. На пороге одного из домов увидели они мистера Перкомба, парикмахера, разлучившего в свое время Марти Саут с ее косой. Мелбери тотчас обратился к нему с расспросами.
      - Ба, кого я вижу? - воскликнул, не спеша с ответом, парикмахер. - Весь Малый Хинток к нам пожаловал! Помнится, я был у вас в последний раз три года назад, зимой, так я чуть не сгинул тогда в вашем лесу. И как это вы живете в такой глухомани! Большой Хинток - и то уже дыра дырой. Совы одни да летучие мыши. У вас и с ума спятить недолго. Добрался я до дому поздно ночью, так только дня через три" опамятовался. У вас, мистер Мелбери, мошна толстая; я бы на вашем месте давно ушел на покой. Поселились бы у нас в Шертоне. Надо ведь когда-нибудь и на мир божий поглядеть.
      Наконец этот поток красноречия иссяк, и Мелбери услышал, что Перкомб стал бы искать Грейс в гостинице "Эрл-ов-Уэссекс", самой фешенебельной в Шертоне, которую с открытием железной дороги перестроили в современный отель.
      Оставив у входа в гостиницу всю ораву, Мелбери спросил у слуги, не находится ли сейчас в гостинице молодая красивая дама, и сообщил точное описание Грейс. Такая дама действительно находилась в гостинице. При этом известии беспокойство Мелбери сильно уменьшилось, недоумение, однако же, возросло.
      - А вы не знаете, - спросил Мелбери, - не моя ли это дочь?
      Этого слуга не знал.
      - А может, вы знаете имя этой дамы?
      Но служащие гостиницы были все новые, нанятые в других местах, и имени дамы никто не знал. Джентльмена же они видели у себя не первый раз, но им в голову не пришло спросить его имя.
      - Ага, джентльмен появился опять, - заметил себе Мелбери. - Я хотел бы повидать эту даму, - прибавил он вслух.
      Слуга пошел наверх, и после некоторого промедления на лестнице появилась Грейс; держалась она так, точно век здесь жила, хотя лицо было виноватое и даже испуганное.
      - Грейс, как имя... - начал было отец и, осекшись, прибавил. - А я думал, ты пошла в огород нарвать петрушки!
      - А я и правда пошла за петрушкой, а потом... ты только не беспокойся, отец, все уже хорошо, - торопясь и запинаясь от волнения, прошептала Грейс. - Я здесь не одна. Со мной Эдрид. Все вышло случайно.
      - Эдрид? Случайно? А как он сюда попал? Я думал, он живет в двухстах милях отсюда.
      - Да, правильно, в двухстах. Но он купил очень хорошую практику. На свои деньги. Он получил наследство. И потом приехал сюда; а меня чуть не захлопнул капкан, и поэтому я здесь. Мы как раз собирались кого-нибудь послать к тебе, чтобы ты не волновался.
      По лицу Мелбери было видно, что слова дочери мало что объяснили ему.
      - Тебя захлопнул капкан?
      - Да, то есть мою юбку. С этого все и началось. Эдрид наверху, у себя в номере. Я уверена, что он будет рад видеть тебя.
      - Но у меня, клянусь небом, нет никакого желания его видеть! Довольно, навидался. Разве как-нибудь в другой раз, если уж тебе так захочется.
      - Он приехал, чтобы посоветоваться со мной об этой самой практике. Очень хорошее место, очень.
      - Рад слышать, - сухо заметил Мелбери.
      Отец с дочерью замолчали; тем временем на пороге уже толпились хинтокцы в своих затрапезных платьях, вытягивая с любопытством шеи.
      - Так ты, значит, не пойдешь с нами домой?
      - Думаю... думаю, что нет, - ответила Грейс, краснея.
      Хинтокцы чувствовали себя неловко в этом красивом гостиничном холле, на поиски Грейс они отправились тотчас, как вернулись со своих делянок: кто в кожаном фартуке, кто в перепачканном смолой балахоне, а кто и вовсе без пиджака. Неслыханное дело - хинтокцы всегда приезжали в Шертон в своих лучших сюртуках и шляпах. Кридл, увешанный крючьями и мотками веревок, с лицом, на котором ясно читалось предчувствие беды, достойно завершал живописную картину.
      - Что же, соседушки, - обратился ко всей братии Мелбери, - пойдем обратно, да поживее. Время позднее, и дорога неблизкая; Скажу вам только, что промашка тут вышла. Мистер Фитцпирс купил в Мидленде хорошую практику и должен был встретиться с миссис Фитцпирс, чтобы решить важное дело - какое, я пока и сам не знаю. Так что вы уж простите меня и не гневайтесь сильно за эту ночною прогулку.
      - Эге, - откликнулся щепенник, - до дому-то добрых семь миль топать, да еще на ночь глядя, да на своих двоих. Не худо было бы промочить глотку для поддержания сил перед обратной дорогой. У меня все во рту пересохло. Что скажете, братцы?
      Все единодушно согласились, что глотку и впрямь промочить недурно, и отправились на окраинную, глухую и темную улочку, единственным освещением которой было задернутое красной шторой окно "Трех бочек". Компания уселась за длинный стол, протянув усталые ноги на полу, на котором метла оставила узор елочкой. Мелбери заказал приятелям пива, а сам, верный себе, вышел на улицу и стал ждать, поглядывая по сторонам, пока хинтокцы не утолят жажду.
      - Что поделаешь, он ей муж, - говорил себе Мелбери. - Пусть ложится к нему в постель, если хочет! Но только не мешало бы ей помнить, что в эту самую минуту где-то веселится женщина, которую он, не пройдет и года, станет ласкать, как ласкает сейчас ее, как год назад ласкал Фелис Чармонд, а год перед тем Сьюк Дэмсон. Грейс напрасно надеется... Один бог только знает, чем все у них кончится.
      За столом в "Трех бочках" говорили на ту же тему.
      - Будь она моя дочь, я бы показал ей, как самовольничать! Это называется пойти в огород за петрушкой. Гонять людей ночью в Шертон! Сама-то небось спит до полудня, а нам вставать еще до света, - говорил в сердцах один из спасателей: он не был поденщиком у Мелбери и мог позволить себе некоторую вольность суждений.
      - Это ты уж слишком круто берешь, - возразил щепенник. - Но и то сказать, хорошие времена настали: поссорились, ославили себя на весь честной мир, ни родных, ни близких не постеснялись, а потом этих же близких дураками выставили!
      - А-а, нынешние женщины - все изменщицы, - вторил Кридл. - Нет чтобы остаться в отцовском доме и до гроба блюсти верность.
      Говоря эти слова, Кридл думал с грустью о своем бывшем хозяине.
      - Муж и жена, - заметил благоразумно фермер Баутри, - одна сатана. Их делить - сам в дураках останешься. Я тут знавал одну пару... хотя чего греха таить, все здесь свои: мои это дядька с теткой. Помню, чего только у них в ход ни шло: и кочерга, и сковородка, и щипцы. Ну, думаешь, убьют друг друга, ей-богу, убьют. Глядь - а они уже сидят рядком. Чисто голубок с голубкой. Да еще петь начнут. А уж петь были оба горазды! Так чисто выводят, так голосисто, особливо на высоких нотах.
      - А я недавно какую чудную историю слышал, - заговорил опять первый. От одной жены ушел муж. Вернулся через двадцать четыре года. Пришел - дело к вечеру было, видит - жена сидит возле очага, отдыхает. Он по другую руку сел. "Ну что, какие новости?" - спрашивает жена. - "А никаких, - отвечает муж, - а у тебя что?" - "Тоже ничего. Вот только дочь от второго мужа месяц назад замуж вышла. А сама я уже год как вдова". - "У-гу, - отвечает муж, - а еще что?" - "А больше ничего", - говорит жена. Пришли соседи и видят: сидят они - один слева от очага, другой справа и спят, сердечные, так что пушкой не добудишься.
      - Не знаю, про кого это ты слышал, - заметил Кридл. - Но эти двое не твоим молчунам чета. Найдут о чем говорить.
      - Вестимо дело, найдут. Он все науки превзошел, да и она не лыком шита.
      - Теперь женщины шибко ученые стали, - заметил щепенник. - Их не обманешь, как в прежние времена бывало.
      - Они и прежде лишку умны были, - вздохнул Джон Апджон. - Нашему брату с ними не тягаться. Помню, ухаживал я за своей старухой. Не поверите, до чего ловка была и хитра! Знала, как показать себя с лучшей стороны. Заметили небось, что старуха моя с одной стороны глянь - хоть куда, а с другой ни то ни се?
      - Я, например, не заметил, - вежливо отозвался щепенник.
      - Ну, ладно, пусть, - продолжал Апджон, не смущаясь. - У них всегда так: с одного боку - красавица, с другого - черт знает что. Так чего-чего только моя старуха не выдумывала, чтобы держать меня с одной стороны. Куда бы мы ни шли: в гору ли, под гору ли, против ветра или по ветру, в лицо нам пекло солнце или в затылок, бородавка ее всегда глядела в забор, а на меня ямочка. И я, при моей простоте, даже не замечал ничего. Даром что двумя годами моложе, а сумела обвести меня вокруг пальца, как слепого котенка. Да и то сказать, мы тогда уже на третьей ступени сватовства были. Нет, по-моему, бабы умнее не стали, оттого что умны-то они всегда были.
      - А сколько всего бывает ступеней в сватовстве, мистер Апджон? спросил молодой парень, прислуживавший когда-то на рождественском обеде у Уинтерборна.
      - Пять: первая - самая холодная, а потом все жарче... У меня, во всяком случае, было пять.
      - А вы не смогли бы, мистер Апджон, рассказать про эти ступени и сколько какая ступень длится?
      - Отчего же не мог бы? Конечно, мог. Только незачем! Ты и сам все узнаешь - так уж человеку на роду написано. И чем раньше, тем лучше.
      - А миссис Фитцпирс не хуже твоей старухи обвела доктора вокруг пальца, - заметил щепенник. - Он совсем ручной стал. Только надолго ли его хватит? Я как-то вечером обношу сад колючей проволокой и вдруг вижу: они идут. Мне и то стало жаль беднягу - так она его мучила. Вот еще принцесса выискалась: любоваться - любуйся, а тронуть - не смей. Кто бы мог ожидать такое от этой девчонки!
      Мелбери вернулся в комнату; хинтокцы объявили, что подкрепились достаточно, и компания двинулась в обратный путь; светила луна, и возвращение было веселым. Шли лесными тропами: для тех, кто знал окрестности, это значительно сокращало путь. Тропа вела мимо церкви; проходя возле кладбища, наши путники, занятые пересудами, заметили одинокую девичью фигуру, недвижно стоявшую у калитки.
      - Это, кажется, Марти Саут, - бросил мимоходом щепенник.
      - Похоже, что она, - откликнулся Апджон. - Кого еще об эту пору встретишь в лесу в одиночестве?
      Хинтокцы гурьбой прошествовали мимо и тут же забыли о Марти.
      А это действительно была она. В тот вечер, как всегда по этим дням, они должны были вместе с Грейс отнести цветы на могилу Джайлса; и за все восемь месяцев после смерти Уинтерборна Грейс первый раз не пришла в условленное место. Марти долго ждала ее на дороге неподалеку от усадьбы Мелбери; потом, решив, что Грейс вышла раньше и, не дождавшись, отправилась на кладбище одна, Марти дошла до кладбищенской калитки, но Грейс и там не было. Чувство товарищества не позволяло ей пойти к могиле одной: она думала, что Грейс опаздывает из-за неотложного дела; более двух часов стояла Марти у калитки, прижимая к себе корзинку, полную цветов, и чувствуя босыми ногами, как медленно остывает сырая земля. Вдруг услыхала она в лесу топот шагов и голоса: это возвращались хинтокцы. В тиши ночи слышалось каждое слово, и Марти поняла, что случилось и где сейчас была Грейс.
      Едва только хинтокцы спустились с холма и голоса затихли вдали, Марти толкнула калитку и пошла в дальний угол кладбища, где за кустами возвышался необтесанный камень, отмечавший место последнего упокоения Джайлса Уинтерборна.
      Тонкая, обтянутая узким платьем фигурка высилась, озаренная лунным светом, над могилой Джайлса. Ничто женское почти не улавливалось в этом строгом облике, с которого ночной час стер печать бедности и физического труда; она казалась святой, без сожаления отрекшейся от своей земной сущности во имя более высокого назначения человека - любви ко всему живому под солнцем.
      - Теперь ты мой, - шептала Марти, - только мой, потому что она все-таки забыла тебя, хотя ты и отдал ради нее жизнь. Но я никогда, никогда тебя не забуду. Я ложусь спать - ты неотступно в моих мыслях, пробуждаюсь - и моя первая мысль о тебе. Сажаю ли я молодые деревца, оттачиваю ли колышки или давлю сидр, я все время думаю, что никогда не было и не будет такого умельца, как ты. И если я забуду тебя, то пусть я лишусь крова над головой, пусть небо отвернется от меня! Но нет, нет, любимый, я никогда тебя не забуду, потому что ты был добрый человек и творил добрые дела.
      КОММЕНТАРИИ
      Над романом "В краю лесов" Томас Гарди работал немногим более года - он начал его в ноябре 1885 года, а 4 февраля 1887 года сделал в своем дневнике следующую запись: "8 часов 20 минут вечера. Закончил "В краю лесов". Думал, что буду рад этому, но особой радости не испытываю, - только облегчение". Впрочем, первое упоминание о замысле романа относится к 1875 году. Интересно, что он возник под впечатлением сбора яблок и изготовления сидра (уже тогда Гарди виделся герой, ставший потом Джайлсом Уинтерборном). В 1884 году Гарди уже вел переговоры с издателем Макмилланом о публикации этого произведения.
      Роман печатался в журнале "Макмилланс мэгэзин" с мая 1886 года по апрель 1887-го, а в середине марта 1887 года вышел отдельным изданием в трех томах.
      Роман "В краю лесов" существовал в восьми вариантах. Гарди приходилось быть очень осторожным в трактовке темы брака и развода, стоящей в центре произведения. В глазах закона неверность мужа не давала жене оснований для развода - тема эта широко обсуждалась общественностью, однако романист, хотевший увидеть свой роман на страницах журнала, должен был соблюдать крайнюю осмотрительность в ее трактовке. Сейчас нам трудно себе представить, до каких нелепостей доходила пресловутая "миссис Гранди" (традиционная персонификация общественного мнения в Англии) в своих требованиях. Скажем, даже такое слово, как "ночная рубашка", в некоторых случаях под запретом. Описывая Сьюк Дэмсон, выходящую поутру из дома Фитцпирса, Гарди пишет, что на ней было свободное белое одеяние. Лишь в издании 1896 года он осмелится прибавить: "наподобие ночной рубашки". "О, небеса!" - восклицала в первых изданиях Грейс, выслушав признание миссис Чармонд. Лишь в 1896 году Гарди исправляет это восклицание на: "О, боже!"
      Показательно в этом отношении письмо, которое направил Гарди издатель "Макмилланс мэгэзин" Моубрей Моррис сразу же после прочтения первых глав романа: "Я уверен, что вы не рассердитесь на меня, если я позволю себе намек на одну небольшую деталь - я имею в виду эпизод с мисс Дэмсон и доктором. Я не беспокоюсь за собственную нравственность, как вы могли бы подумать, но боюсь, что наши читатели - своеобразные люди: набожные шотландцы, которых ничего не стоит обидеть... Если бы вам удалось не слишком позорить прелестную мисс Сьюк, это было бы очень хорошо. Пусть человеческая слабость будет смягчена". Моррис на деле, как ни скромно формулирует он свои предложения, диктует известному к тому времени писателю желательное направление в развитии его неоконченного романа - нас не должны обманывать такие его выражения, как "намек на небольшую деталь", "прелестная мисс Сьюк" и проч. Мисс Дэмсон это развеселая деревенская девица, а "небольшая деталь" имеет принципиальное значение для всего замысла романа.
      Гарди удалось - в последний раз! - удовлетворить требования взыскательной "миссис Гранди", следящей за нравственностью его журнальных читателей. Он сделал это за счет небольшой стилистической правки, не затронувшей в целом ни самого замысла романа, ни характеристики персонажей или смысла описываемых событий. Издавая впоследствии роман отдельными книгами, Гарди год за годом восстанавливал первоначальный текст и вносил в него дополнительные оттенки. Казалось, ничто не предвещало бури, разразившейся в связи с публикацией "Тэсс из рода д'Эрбервиллей" несколькими годами позже. Впрочем, сам писатель понимал, насколько можно судить по его письмам и дневникам, опасность избираемых им тем.
      История Грейс Мелбери - своеобразный вариант еще одного "возвращения на родину". Дорогой ценой платит Грейс за амбиции своего отца, захотевшего сделать из нее "барышню", за отрыв от родной почвы и окружавших ее с детства людей. Сравнивая роман "В краю лесов" с "Возвращением на родину", вместе с тем видишь, насколько более зрелым стало и мастерство, и видение писателя. Подчеркнутая роль случайности, характерная для первого романа, уступает место показу глубинных причин событий. Зоркость Гарди как социального художника неизмеримо возрастает. "Ты - жена Фитцпирса, как и была, - с горечью говорит дочери Мелбери в кульминационный момент романа. - Он еще мало причинил тебе зла! Ты по-прежнему его собственность". Отсюда уже всего один шаг до "Собственника" Голсуорси!
      Обращает на себя внимание и то, что сама тема романа перекликается с пьесами Ибсена; на это указывал в июле 1889 года и сам Гарди, когда к нему обратились за разрешением инсценировать роман. В своем ответе Гарди среди прочего писал: "Вы, вероятно, заметили, что в конце романа (это дается скорее намеком, чем прямым утверждением) героиня оказывается приговоренной к несчастливой жизни с непостоянным мужем. Я не мог это достаточно подчеркнуть в романе вследствие условностей, принятых библиотеками и пр. {Библиотеки, которые, так же как и журналы, предназначались для "семейного чтения", были весьма строги в отборе литературы. Так, например, "Тэсс из рода д'Эрбервиллей" была отвергнута рядом библиотек.} С тех пор, однако, правду характера перестали считать таким преступлением в литературе, как это было прежде, так что вы вольны подчеркнуть эту концовку или затушевать ее". Поэтическое описание лесов и садов, окружающих Малый Хинток, служит не только фоном для всего происходящего; природа участвует в жизни героев Гарди самым непосредственным образом. Об этом красноречиво говорит история болезни и смерти старого Саута.
      "В краю лесов" - одно из высших достижений Гарди-романиста. Шумный успех "Тэсс" отчасти затмил этот роман в глазах современников, однако мы на расстоянии в столетие можем оценить его по достоинству.
      В дневниках Томаса Гарди мы находим свидетельства того, что весь 1889 год он провел в работе над романом, получившим позже название "Тэсс из рода д'Эрбервиллей". Насколько можно судить, он начал писать роман еще осенью 1888 года. За честь опубликовать роман боролись три журнала. В октябре 1889 года Гарди послал первую часть романа в "Мэррейс мэгэзин", который стоял первым в его списке. Однако уже в середине ноября журнал вернул рукопись автору: причина отказа, как отмечает Гарди в дневнике, крылась в "неприличной откровенности", которую редакция усмотрела уже в самом начале повествования. Гарди тут же послал роман в "Макмилланс мэгэзин", который стоял следующим в его списке, но уже к 25 ноября рукопись была возвращена по тем же причинам. Отказался печатать роман и третий журнал, "Болтон мэгэзин".
      В конце концов роман был опубликован в иллюстрированном еженедельнике "Грэфик ньюспейпер", однако для того чтобы напечатать его, Гарди пришлось пойти на значительные жертвы. Конечно, он мог бы и вовсе отказаться от журнальной публикации, однако, как он признается в своем "Жизнеописании" {Напомним, что в "Жизнеописании" Гарди писал о себе в третьем лице.}, не сделал этого по финансовым соображениям. В результате он решился на "план действий, беспрецедентный, как ему казалось, в анналах истории". Гарди изъял из романа целые эпизоды и даже главы и внес - цветными чернилами, чтобы легче было их впоследствии восстановить, - ряд существенных изменений в журнальный вариант. Так, в этом варианте Алек д'Эрбервилль не соблазнял Тэсс, но с помощью приятеля разыгрывал сцену регистрации брака, а Тэсс, обнаружив обман, возвращалась домой. Было изъято все, что касалось незаконнорожденного ребенка Тэсс; даже сцена, в которой Энджел Клэр переносит Тэсс и ее подружек через затопленную дорогу, была изменена: Клэр перевозит их в тачке! В таком искалеченном виде роман и появился впервые в свет - "Грэфик ньюспейпер" печатал его с 4 июля по 26 декабря 1891 года. Никто не жаловался на неприличие, если не считать одного джентльмена, назвавшегося "отцом нескольких дочерей", которому показалось непристойным пятно крови на потолке, - "Гарди так и не смог понять почему". Наиболее важные из изъятых частей Гарди опубликовал отдельно: часть главы XIV ("Полуночное крещение") в мае 1891 года, то есть до начала публикации в "Грэфик ньюспейпер", вышла в журнале "Фортнайтли ревью", а главы X-XI под заглавием "Субботний вечер в "Аркадии" - в ноябре 1891 года в литературном приложении к журналу "Нейшенэл обзервер".
      Буря разразилась, когда в ноябре 1891 года появилось отдельное издание романа (издательство "Осгуд и Макилвейн"), в котором Гарди восстановил все купюры. Основная тема романа, заявленная в подзаголовке "Чистая женщина, правдиво изображенная", не могла не вызвать гнева викторианских блюстителей нравственности. Однако, как это нередко бывает, скрыв свои "расхождения с автором произведения чисто художественного в области общественных взглядов, политики или богословия, эти критики напали на его книгу, искусно маскируясь под критиков чисто художественных". Гарди дорого стоили эти нападки: несмотря на растущую популярность романа среди читателей, Гарди с горечью отмечает в дневнике "недобросовестные передергивания" критики. 15 апреля 1892 года он цитирует в дневнике отрывок из рецензии, появившейся во влиятельном журнале "Куотерли ревью" ("Эта грубая грязная повесть о похоти и низкой жестокости..."), и замечает: "Если это будет продолжаться, я бросаю писать романы. Нужно быть дураком, чтобы сознательно подставлять себя под выстрелы". Он напишет еще один роман, "Джуда Незаметного" - и уйдет с поля брани.
      Сейчас нам очень трудно представить себе, что "Тэсс", которую без преувеличения можно назвать самым поэтичным произведением Гарди, вызвала столь грубые нападки. И дело здесь, разумеется, не только в том, что Гарди в этом романе бросил вызов лицемерной морали буржуазного общества, узаконившей "двойную" норму нравственности и справедливости: одну для мужчин, другую для женщин. Ярость поборников нравственности вызывал, безусловно, и тот факт, что "чистой женщиной", противопоставленной испорченным представителям высших классов, Гарди сделал девушку из народа, которая трудится на ферме, в коровнике и в поле, и труд которой представлен в самом поэтическом виде. К этому следует присовокупить обвинения в "безбожии", которые викторианская критика обрушила на Гарди. Особый гнев вызвал эпизод с братьями Энджела Клэра и фраза из финала романа: "Правосудие" свершилось, и "глава бессмертных" (по выражению Эсхила) закончил игру свою с Тэсс". (В журнальном варианте Гарди пришлось заменить "главу бессмертных" на "Время, этого величайшего из шутников".) И хотя Гарди неустанно повторял во всех интервью, что он просто процитировал эсхиловского "Прометея", нападки на безбожного автора продолжались.
      Несмотря на поднятую травлю, "Тэсс из рода д'Эрбервиллей" имела огромный успех. Уже на следующий после выхода в свет год она была переиздана четырьмя изданиями. Вскоре появились и переводы на европейские языки, и переиздания "за океаном и в колониях". Гарди особенно обрадовал вышедший в 1893 году русский перевод, заслуживший одобрительный отзыв Л. Толстого.
      Н. Демурова
      В КРАЮ ЛЕСОВ
      Стр. 16. ...за его гранью словно разверзлась вселенская пустота, предшествовавшая сотворению мира - Гиннунг-гэп из легенд ее предков-датчан. - Гиннунг-гэп - в древнескандинавской мифологии - "зияющая пропасть" между царством холода и царством огня, хаос, из которого возник мир.
      Стр. 17. Трафальгарский бой - морское сражение у мыса Трафальгар на атлантическом побережье Испании (1805 г.), в котором английский флот под командованием Нельсона нанес сокрушительное поражение франко-испанской эскадре.
      Стр. 19. ...они "страдают под ударами грома и молний" не меньше, чем слабые лютики. - Цитата из стихотворения английского поэта Уильяма Вордсворта (1770-1850) "Лютики".
      Стр. 20. ...она боялась собственного отражения не меньше, чем богиня ее предков Сиф, когда волосы ее похитил зловредный Локи. - Сиф - в древнескандинавской мифологии - жена Тора, бога грома; Локи - бог огня, носитель зла и разрушения, строивший козни другим богам; согласно легенде, он похитил золотые волосы Сиф, и боги принудили его дать Сиф новые волосы, которые черные эльфы выковали из чистого золота.
      Стр. 22. Георгианская эпоха - время правления английских королей Георга I, Георга II и Георга III, 1714-1820 гг.
      Стр. 26. ...душа все же легче, чем беды, и всегда всплывает над их океаном. - Океан бед (море бедствий) - слова из монолога Гамлета "Быть или не быть..." (Шекспир, "Гамлет", акт. III, сцена 1).
      Стр. 33. ...написал бы ее красивые брови праутовской или вандейковской коричневой. - Праут Сэмюел (1783-1852) -английский художник. Известен своими акварелями, изображениями архитектурных памятников и учебниками рисования. Ван-Дейк Антонис (1588-1641) - знаменитый фламандский живописец. Ряд лет работал в Лондоне как придворный портретист. Произведения Ван-Дейка отличаются мастерством колорита.
      Стр. 50. "Сентиментальное путешествие" - "Сентиментальное путешествие Йорика по Франции и Италии" - произведение английского писателя Лоренса Стерна (1713-1768).
      Стр. 55. ...у вас сейчас лицо, какое, наверно, было у Моисея, когда он спустился с Синая. - По библейской легенде, Моисею на горе Синай явился бог.
      Стр. 56. ...она записывает путевые впечатления, как Александр Дюма, и Мери, и Стерн... - Александр Дюма (Дюма-отец) (1802-1870) - французский писатель, автор знаменитых историко-авантюрных романов. Писал также путевые очерки, в том числе о поездке в Россию в 1858 г. Мери Жозеф (1798-1866) французский писатель. Среди многочисленных произведений Мери - романы, пьесы, стихи и книги о путешествиях.
      Стр. 71. Менандр (ок. 343-291 гг. до н. э.) - древнегреческий драматург-комедиограф.
      Стр. 82. "Меч господень и Гидеонов". - Слова из Библии (Книга Судей, гл. 7).
      Стр. 92. Дом и сад своей симметричностью напоминали создания голландских архитекторов времен Вильгельма и Марии. - Имеется в виду Вильгельм III Оранский, штатгальтер (правитель) Голландии, который был возведен на английский престол после государственного переворота 1688-1689 гг., так называемой "Славной революции".
      Стр. 95. "Она своим сияньем залила..." - Строфа из поэмы великого английского поэта Перси Биши Шелли "Восстание Ислама" (песнь II, строфа 23).
      Стр. 96. "Кто удержит ветер рукой? Кто принесет воду в подоле?" Парафраза библейского текста: "Кто собрал ветер в пригоршни свои? Кто завязал воду в одежду?" (Книга притчей Соломоновых, гл. 30).
      Стр. 112. Шлейермахер Фридрих (1768-1834) -немецкий философ, теолог и проповедник.
      Стр. 127. Гален Клавдий (ок. 130-200) - древнеримский врач и естествоиспытатель. Гиппократ (ок. 460-377 гг. до н. э.) - величайший врач Древней Греции, один из основоположников научной медицины. Герофил (ок. 335-280 гг. до н. э.) - знаменитый древнегреческий врач и анатом.
      ...уборка в гостиной Мелбери напоминала уборку в приемной Толмача, при которой бедный Пилигрим чуть не задохнулся от пыли. - Здесь упоминается эпизод из аллегорического романа "Путь паломника" английского писателя Джона Беньяна (1628-1688).
      Стр. 136. "Когда от яблок, алых, как закат..." - Строфа из "Песни менестреля" английского поэта Томаса Чаттертона (1752-1770), входящей в его трагедию "Элла".
      Стр. 137. Помона - в римской мифологии - богиня плодов.
      Стр. 139. Он мог бы сказать о себе словами современного поэта. Имеется в виду друг Томаса Гарди, известный английский критик и историк литературы Эдмунд Госсе (1849-1928), выпустивший в то время сборник стихов "Книга сердца". "Коль я забуду..." - несколько сокращенное стихотворение Госсе "Два взгляда".