Ядерный принц послал мне свой смертельный воздушный поцелуй, и на моем челе появилось клеймо смертника, очередной жертвы, попавшей в капкан. От поднявшейся к небу тучи стало темно. Солдаты охраны объекта побежали в оружейный парк за оружием. Часовой у ворот, молодец, прыгнул в канализационный колодец и занял оборону. Его потом еле нашел дежурный офицер. Я приказал офицеру собрать людей в казарму, закрыть чем ни попадя выбитые окна, налить на пол воды и ждать помощи. Сам же поехал в город организовывать спасательные работы. Я понял, что произошло, и знал, что мне нечего терять.
      Более суток выпадали радиационные отходы. Сначала крупными кусками, потом похожими на снег хлопьями. Ночью в округе, вплоть до Челябинска, видели уникальное явление - корону Ядерного принца - северное сияние над Южным Уралом. Астрономы, если б они здесь существовали, отказались бы поверить своим глазам, поскольку сполохи были малинового цвета, как глаза Ядерного принца."
      Комната поплыла у Сан Саныча перед глазами, он лежал, пораженный странной догадкой. Малиновые глаза нелепого дракона, малиновые блики в глазах воскресшей Вээссы, неужто это все как-то взаимосвязано? Эта внезапная потеря сознания. Эти окружающие его недомолвки и недосказанность. Неужто он болен? Неужто и его уже поймал в свои смертельные сети Ядерный принц?
      "И понесла и закружила по земле ядерная круговерть. Город не попал под черное крыло ядерного плаща - в отличие от близлежащих Каслей. Однако радиоактивная грязь поползла по земле, цепляясь за колеса машин. Скоро главные магистрали начали фонить и щелкать. Город отмывали и днем, и ночью. Именно с тех пор ежедневно поливаются газоны и моется каждую ночь листва деревьев. Ядерный плащ покрыл смертельно опасной пылью несколько деревень, жители даже не догадывались об этом. Мы собрали в центре сел людей и объяснили, что авария на химзаводе, что переселять их будут и что вся живность подлежит уничтожению. Автоматчики пошли по дворам."
      Сан Саныч внезапно услышал, как заголосили бабы, рваным ритмом застучали, загрохотали автоматные очереди и разнесся предсмертным воплем рев забиваемой скотины, которому вторили истошные птичьи крики. Долго-долго продолжалась эта кошмарная какофония и долго-долго эхо билось, плясало по лесам и полям, пока, утомившись, не осело вечной памятью в сердцах переселенцев.
      "На месте радиоактивного следа сделали заповедник и создали опытную станцию,"- читал Сан Саныч, а сам думал, что запретный плод сладок и представлялось:
      - Фрось, а Фрось, у меня ягод - завались, и одна крупнее другой, иди скорей.
      - Нет, Мань, лучше ты ко мне, здесь видимо-невидимо.
      И святая наивность в лицах, и усмехается из ягодной корзинки Ядерный принц: "Эх ты, простота, деревенщина."
      В грязных озерах с кристально чистой водой рыба вымахала каких сроду не видывали. Само идет в руки такое добро, а в остекленевших на воздухе рыбьих глазах опять смеется малиновыми искорками сороковский ядерный джинн...
      Радиация: ни вкуса, ни цвета, ни запаха...
      "Вот, наверное, и все, о чем я хотел рассказать, одно я знаю, я понял твердо: этот дивный город породил чудовищного монстра. Я не могу четко определить, что он из себя представляет, но с уверенностью могу сказать, что он существует. Более того, он набирает силу и множится. Он крепнет, забирая силу у каждого, попавшего в его сеть.
      Странно другое, оказавшись в липких ладонях Ядерного принца, я соприкоснулся с другой неведомой реальностью. Я хочу сказать, что я ВИЖУ его посланников. Хотя, может быть, это и не его посланники. Я могу сказать только, что они не являются жителями материального мира. Это они вынуждают меня дописывать этот дневник.
      Я боюсь, что читающий эти строки сочтет меня сумасшедшим. Этого я боюсь больше всего на свете и не знаю, как доказать, что мой мозг, как никогда, светел и ясен. Я ВИЖУ их скорее всего потому, что во мне уже живет, нет, не живет, а находится убивающая частичка этого монстра. Я смертельно болен, и он, живущий во мне, является моим палачом. Получается замкнутый круг: пока человек не соприкоснется с монстром, пока он здоров - он беспечен и считает подобные рассуждения глупой шуткой или бредом сумасшедшего, а когда смерть стоит у тебя за плечами нет времени для познания. Человек - уникальное существо, он может анализировать только то, что видит или может измерить, за этой гранью НИЧТО для него не существует. Человечество подобно стрекозе, которая своими сотнями глаз не может понять и охватить склонившегося над ней мальчишку, и берется утверждать, что мальчишки в принципе не существует, даже когда он пытается наколоть ее на булавку. Я утверждаю, за гранью наших ощущений существует НЕЧТО. Однако боюсь склониться к мысли, что все это относится к разряду непознаваемого, как мальчишка для стоглазой стрекозы...
      Я кончил писать дневник и я понял, наконец, зачем я его писал. Это все ради нее. Ради невыносимо любимой женщины, ставшей моим возмездием... Я сижу на работе с раннего утра до поздней ночи, мой кабинет - мой дом. И я все жду, жду, что она придет ко мне. Жду, что она простит меня. Я прожил жизнь, как умел. Да, я делал зло, но ради великой цели. Жестокое время было беспощадно ко всем. Я - не исключение. Но неужели я недостоин прощения? Одинокая лампа светит мне весь вечер, настенные часы отбивают каждые четверть часа. А я все жду, жду и жду..."
      ...Я вам поведал неземное.
      Я все сковал в воздушной мгле.
      В ладье - топор. В мечте - герои.
      Так я причаливал к земле.
      Скамья ладьи красна от крови
      Моей растерзанной мечты,
      Но в каждом доме, в каждом крове
      Ищу отважной красоты.
      (Александр Блок )
      Сан Саныч кончил читать, мысли, как полусонные реки, текли по извилинам, его мозг обволакивала мгла вечного спокойствия, он отказывался что-то понимать и о чем-то думать, кроме того, что болен и, по-видимому, болен смертельно. Вспомнились лица вчерашних милиционеров и родителей, полнейшее согласие со всеми его действиями и исполнение всех капризов. Сан Саныч мог захотеть жареных ананасов и уверен, что его бедный отец кряхтя потащится куда-то их искать. Когда человек в доме болен и окружающие знают это - жизнь становится невыносимой. Из разговоров сразу исчезает какой-либо намек на будущее. Его нет, его вырезают в мыслях и словах, потому что невинная фраза "давай махнем на побережье следующим летом" звучит кощунством, следующего лета может и не быть. Исчезают разговоры о необходимости покупать одежду, о заготовках на зиму, о ремонте машины, вообще о чем бы то ни было, что может иметь продолжение в месяц или год. Вместе с ними исчезают разговоры о ком бы то ни было, ибо если с этим некто все хорошо - это тебя уже не порадует, а если все плохо, то и говорить не следует. Остаются разговоры только о погоде и еде, и мир сужается до размеров кровати...
      Белый кафель стен матово вздрагивает в полутьме, освещаемый неровными всполохами грозы. Тугие крахмальные занавески мертво, словно уродливой формы изваяния, застыли по краям окна. Вспухла исколотая рука, редкие пузырьки воздуха побулькивают в кровавом растворе капельницы. Спинки кроватей, растворяясь в нереальности, плывут и плывут перед глазами. "Если я жил, то зачем?" - всплывает из недр памяти вопрос... День закатился, иссяк поток посетителей. Здесь, внутри клиники, в отделении обреченных, они играют несвойственную им роль пытаются казаться веселыми - и не могут. "Если я жил, то зачем?" - спрашивает сам себя Сан Саныч. Он балансирует на зыбкой грани между жизнью и смертью, между сиюминутным и вечностью, он уже отрешен от реального мира - и одной ногой в небытии.
      Змеятся молнии по фантастической формы занавескам, беспорядочно мерцает кафель стен, канонадой грохочут удары. "Ты должен жить," - странным шепотом прозвучало рядом. "Ты будешь жить," - еще уверенней произнес кто-то. "Ты обязан, обязан, обязан. Ты будешь жить!!!" - зазвенело в ушах Сан Саныча, и громовые раскаты вторили этим непонятно откуда возникшим словам.
      Испуганные посетители торопливо разбегались по домам, и на поднятых к небу лицах читалась печать страха... Какие-то воспоминания промелькнули в мозгу, Сан Санычу показалось, что он это уже когда-то видел. И белый кафель стен, и сполохи за окнами, и боль и страх в глазах. В смотрящих на него глазах. Это все уже было. БЫЛО. Но когда?
      - Это было во время твоего рождения. В то самое мгновение, как ты явился в этот мир, Ядерный принц предстал перед людьми. Он был виден и в городе. Акушерка повернулась к окну на грохот взрыва и это было первое, что ты увидел.
      Одно из изваяний, сформированных крахмальной занавесью, вдруг шевельнулось, и у своей постели Сан Саныч увидел человека. Удивляться у него не было сил.
      - Это не случайность. Ты меченый, - произнес он, садясь на постель в ногах Сан Саныча.
      - Меченый? - переспросил Драгомиров. - Как это? Что...
      - Ты должен жить, - перебил человек.
      - Кто ты? Объясни, объясни, что происходит? Это ты кошмарными видениями являешься мне? Ты контролируешь мои мысли? Ты подсовываешь мне эту тетрадь? Ты не даешь мне спокойно умереть? Ты...
      - Да, это все я, - с какой-то усталостью в голосе произнес незнакомец. - Ты прав, я уже однажды спасал твою жизнь... Хочешь, я расскажу тебе притчу? Старую глупую притчу. Когда-то давным-давно, еще в доисторические времена, Всевышний послал своего Гонца на Землю. Тогда Земля была еще совсем иной, юной, гораздо теплее и обильней. Был в ту пору рай на Земле. А в это время во вселенной какой-то скандал произошел. То ли Прозерпина от горя взорвалась и разлетелась на тучу астероидов, то ли Фаэтон, то ли гиганты начали ледяными глыбами швыряться друг в друга, я уж и не помню. Всевышний как-то узнал (как узнал никто не знает, то ли ангел, то ли демон ему доложил, то ли карты подсказали), что Земля с чем-то столкнется. С каким-то роем то ли комет, то ли астероидов, то ли еще каких-то космических тел. А на Земле уже жизнь была, бегали такие человечки беззаботные и веселые за всякой прыгающей и летающей пищей. Жалко их вроде. Посчитал Всевышний, прикинул, или кто-то за него расчеты сделал, или на кофейной гуще погадал, неважно. Так и так: ждет Землю всемирный потоп. Как в песне поется: "...А над нами километры воды, а над нами бьют хвостами киты." Послал Гонца. "Объясни ты, - говорит, - людям, чем все это обернется. Пусть корабли строят, да к плаванию готовятся, кому повезет - выживут."
      Прибыл Гонец на Землю, а что делать - не знает. Начал людям по одному являться, а те то открыто в глаза смеются, то отмахиваются, то за оборотня его принимают. Умаялся весь, а толку... Эта задача аналогична той, чтобы вот сейчас в преддверии атомной катастрофы найти дураков, которые будут для своей семьи бомбоубежища с запасом еды на десятилетия строить... Я, конечно, не имею в виду Сталина. Он и не сам строил, и не на свои деньги... Были, однако, и в те времена люди, кто поверил. Но из этого не вышло проку. В миру их кого сумасшедшими окрестили, кому взбучку устроили, мол, смотри, дубина, до чего пьянство доводит, кого в шарлатанстве, кого в сношении с бесами обвинили да на кострах в назидание другим пожгли. Помыкался Гонец, помыкался, из края в край Землю обошел, да только одного и нашел чудака, Ноя, который свой исторический ковчег строить собрался.
      Тем временем приблизилось это самое, непонятно что, к Солнцу, распустило огненный хвост. Вот тогда-то кое-кто вспомнил про Гонца и испугался не на шутку. Решили, что дракон сейчас Солнце съест, а потом и на Землю нападет. Облетевши светило, эти космические пришельцы направились прямехонько к Земле. А потом это непонятно что, этот вселенского холода огромный снаряд влепился в Землю, да так, что все пошло вразнос. А может, и несколько ударов было, кто знает. В теплые джунгли, где жили мамонты, налетели ураганные студеные ветры, бедные звери даже траву дожевать не успели, как их заморозило. А может, и не было всего этого. Может быть, просто в атмосфере эти космические пришельцы сначала развалились на куски, а потом их взрывами разнесло в пыль. Неважно. Суть в том, что атмосфера запылилась, и этот пылевой щит закрыл солнечный свет плотной завесой. Настала на Земле ночь, так как весь солнечный свет отражался пылью обратно в космическое пространство. День не видит Солнца Земля, два не видит - остывать начала. Внешнего тепла не стало, а внутреннее - плохо греет. Первой остыла атмосфера, и потекла из нее на Землю, как небесные слезы, вода. И если раньше над теплой Землей все время бродили мохнатыми толпами облака, то с похолоданием все они начали вытекать дождями. С дождей и начался Всемирный потоп. В то время Земля была еще круглая, ровная, как апельсин, еще не было ни высоких гор, ни глубоких океанов, поэтому озера с морями начали выходить из берегов, смывая все на своем пути.
      Прошло время, пыль развеялась, и удивленное Солнце увидело вместо тепленькой, зелененькой Земли, купающейся в белой плотной пене облаков, сверкающий в некоторых местах ледяной шарик с тоненькой прозрачной атмосферкой. Естественно, потребовалось много времени, чтобы растопить льды и обогреть Землю. Льды таяли, вода все прибывала, и земная кора прогнулась, образуя океаны, и вулканическими вершинами из воды полезли горы. А может, и не так все было, но это неважно. Счастливый Ной вылез на горе Арарат и возопил, что Господь спас его, как единственного послушного из всех людей. А тем временем в безвременьи Всевышний отчитывал Гонца за столь погано исполненное задание, втайне соглашаясь с Ноем, поскольку все-таки любил послушание.
      Мораль сей притчи проста: что же делать Гонцу теперь, когда сами люди запускают планету вразнос...
      В голове Сан Саныча все смешалось от нелепых мыслей, догадок и предположений. Он совсем запутался и только и смог доверчиво спросить:
      - Ты и есть гонец?
      Однако пришелец предпочел не расслышать вопроса и встал с явным намерением исчезнуть.
      - Объясни, почему ты явился ко мне? - с ударением на последнем слове заторопившись спросил Сан Саныч.
      - Видишь ли, можно строить ковчег, а можно уничтожить астероид на подлете к Земле. И ты мне где-то в чем-то можешь помочь. Скажем так, не вдаваясь в деталь, - ты мне нужен.
      - Но зачем ты всучил мне эту тетрадь? Кто ее хозяин? При чем здесь я? - засыпал его вопросами Сан Саныч.
      Пришелец спокойно ответил:
      - Ты хочешь знать, почему к тебе попала эта тетрадь и где ее хозяин? Отвечу. Его хотели расстрелять вместе с Берией, однако не расстреляли. Он умер сам где-то через месяц или два после твоего рождения.
      - Но при чем здесь я?
      - Ты - его сын. Точная биологическая копия, у вас даже все хромосомы одинаковы, по крайней мере были изначально до твоей встречи с Ядерным принцем.
      - Но этого не может быть. С чего ты взял? И ты еще хочешь, чтобы я поверил тебе?
      - Ты спросил - я ответил... Если ты боишься правды, зачем спрашиваешь?
      - Ты можешь доказать? И вообще, кто ты такой? - заорал Сан Саныч, но таинственный гость уже исчез, растворился, слился с причудливой формы занавеской у окна. Только всполохи грозы змеились по ее изгибам да вздрагивал при каждом ударе грома матовый кафель стен.
      Под утро Сан Санычу приснился странный сон. В зыбком предутреннем забытьи ему грезилось нечто непонятное, какое-то смутное тревожащее воспоминание или предупреждение о чем-то грядущем. Он ощущал себя в великолепном, непревзойденной красоты городе. Скованная холодом река обнимала город заснеженными леденящими пальцами, и дома в страхе тесно жались друг к другу, сбивались в кучу плотными монолитными рядами, причудливо громоздились змеящимися отростками внутри кварталов. Лениво выплывшее к полудню солнце скользило лучами по купающимся в роскоши дворцам, вздыбленным спинам мостов, изящному кружеву старинных решеток и оград, играло поблекшим золотом шпилей и куполов. В каком-то неведомом танце проплывали напряженные спины вставших на дыбы коней и переполненные неземной тоской глаза мраморных и бронзовых богов, наместников и богинь редкой красоты. Печально скалили морды каменные львы с парапетов набережных и грустно-грозно смотрели на них львы с фасадов домов. Великий город был мертв, неподвижен и прекрасен. Ненормальная пустота зимнего полдня тревогой нависла над ним, вселяя ощущение неестественности, невозможности. Город, который помнился Сан Санычу шумным и многоголосым, в пустоте своей казался призрачным, заколдованным, подобным нелепому миражу морозного зимнего дня. Удивленно застыли, подняв свои журавлиные шеи к золотистым, медленно ползущим облакам, портовые краны, и холодными белыми сугробами стояли на вечном приколе океанские лайнеры. Одни только вороны, словно срубленные головы, торчали на вершинах деревьев, обрамляя их траурной каймой, и хриплым карканьем беспрестанно повторяли, что это все-таки не сон и не мираж. Из зыбкого тумана прошлого в призрачный ирреальный город спускались ожившие воспоминания. Вспомнилось, что когда-то Сан Саныч был счастлив здесь... И вдруг нахлынуло, закружило сладостное ощущение нарушенного покоя, его кровь снова бурлила, бунтовала, захлестываемая неудержимой волной счастья. Помнилось, что он жил когда-то, любил, верил безгранично и ждал каждой встречи как первого глотка после перехода пустыни или последнего глотка перед вечной разлукой. Счастье было слишком огромным, чтобы быть долгим. Легкими тенями наполнился город, они скользили мимо и растворялись, размытыми до боли знакомыми силуэтами. Город не вынес пустоты, "призрачный город туманов" стал городом призраков. Силуэты растворялись в студеной зыбкой пелене, оставляя только ощущение прошедшей, прощальной радости...
      Сан Саныч открыл глаза, липкий пот капельками выступил у него на лбу. Жидкость в капельнице кончилась и прозрачные трубки казались Драгомирову его продолжением, словно Сан Саныча непонятно зачем как-то нелепо вывернули наизнанку и он видит, что по венам уже не течет кровь, что они пусты и безжизненны. Сан Саныч нажал кнопку для вызова медсестры, однако вместо сиделки появилась Карина.
      - С добрым утром? - ее ласковые руки отерли пот с лица и убрали иглу капельницы.
      - Как ты здесь? - спросил Сан Саныч, боясь, что она вот сейчас исчезнет, растает, как тень в призрачном городе. И она растаяла, превратившись в свою сестру.
      - От Карины тебе привет, она ждет тебя там, в Калифорнии. Выздоравливай - и вперед. Я верю, ты выкарабкаешься. Ты нужен ей, Сашка, очень нужен...
      Возможно, это счастье пригрезилось Сан Санычу. "Я обещал вернуться и вернусь к тебе, Кари." Он наконец-то ощутил желание жить и выжить. Зачем и для чего следует жить, Драгомиров пока не понял, но понял, что что-то еще держит его на этой грешной и прекрасной Земле. Может быть, кровавые закаты над безмятежной гладью озера... А с обратной стороны такой маленькой нашей Земли, со спящего материка, затерянного в просторах укрытого сиреневой тьмой океана, спешило к Сан Санычу Карино послание: "Только ты не исчезай... Пожалуйста, не исчезай... Я боюсь... Я так боюсь потерять тебя..."