Отфрид Ганштейн
      ЭЛЕКТРОПОЛИС
      Пер. с нем. Е. Руссат
      ГЛАВА I
      Теперь восемь часов вечера. День идет к концу, и больше, пожалуй, уже ничего не произойдет. Довольно огорчений принесло мне утро. Смешно сказать: у меня такая корреспонденция, точно я какая-нибудь солидная фирма. Эта корреспонденция внушает моей добрейшей хозяйке фрау Мюллензифен глубочайшее уважение ко мне. Она видит на конвертах адреса почтенных торговых домов и контор. Я получаю письма только от первоклассных фирм: Крупп, Сименс, Борзиг... Жаль только, что содержание этих писем всегда одно и то же. Приблизительно следующее:
      "Милостивый государь! К сожалению, мы не можем воспользоваться предложением ваших услуг, так как в ближайшее время не предвидится никаких вакансий. Представленные вами удостоверения при сем прилагаются.
      С совершенным уважением...". Можно подумать, что все эти
      фирмы выработали одинаковый штамп для ответов. Сегодня утром я получил три таких письма.
      Днем принесли еще пять. Вечером я был у моего опекуна.
      - Милый мой юноша, тебе исполнился двадцать один год. Я охотно признаю, что ты прилежно учился и получил прекрасное свидетельство. Ты блестяще выдержал экзамен, но теперь ты совершеннолетний, и моя опека кончается. Я должен вручить тебе твое наследство. Оно невелико, так как твое образование стоило денег, да и содержать тебя было тоже не дешево. Осталось еще триста марок. Вот, я передаю их тебе. Ты кое-чему научился, ты здоров, силен, пора тебе стоять на собственных ногах. Ты же сам понимаешь: у меня большая семья...
      Разумеется, я никогда и не рассчитывал... Мой опекун
      всегда был для меня чужим. Я рано потерял мать и остался годовалым ребенком. Впоследствии опекун нашел, что мне незачем поступать в гимназию и что я должен скорей научиться зарабатывать деньги. Три года я работал практикантом, сперва у Борзига, затем у другой крупной электрической фирмы. Потом в течение двух лет я посещал техникум. Теперь я без места.
      В подавленном настроении возвращался я домой. Опекун вежливым образом указал мне на дверь, и я оказался выброшенным за борт с 300 марками в кармане. Триста марок,- этого хватит на 2-3 месяца, а потом? Нет, надо как можно скорей найти место. В качестве инженера меня, может быть, и не возьмут, так как я слишком молод, но я могу быть монтером, рабочим...
      Дома меня встретила фрау Мюллензифен и сказала:
      - Вам опять письмо! Я пожал плечами: откуда? Все, к кому
      я обращался, уже прислали мне свои отказы... Я повертел
      письмо в руках. Серый конверт, штемпель - Берлин. В письме стояло: "Вы просили у меня места. Жду вас се
      годня вечером в 9 часов в отеле "Адлон". Франк Аллистер". Я трижды прочел письмо,
      пробежал взад и вперед по комнате и снова прочел: "Франк Аллистер". "Франк Аллистер"... Где я слышал это имя? И сразу же вспомнил: сегодня днем я зашел в кафе Бауэр - просмотреть газету,- разумеется, только страницу объявлений,- и глаза мои упали на следующие строчки:
      "Ищу молодого, способного инженера на место в отъезд, за границу. Должен быть молодцом, должен быть гением. Вознаграждение по заслугам. Только те, кто уверены в том, что они обладают именно тем, что мне надо, благоволят явиться. Франк Аллистер. Отель "Адлон".
      Я прочел это объявление несколько раз и подумал: какой сумасшедший человек напечатал его?!
      Разумеется, мне нечего откликаться на это, ведь я же не гений. И я не откликнулся... А теперь вдруг это письмо!
      - Фрау Мюллензифен! Она вошла. - Простите, я что-то плохо
      вижу, у меня воспалены глаза. Прочитайте мне, пожалуйста, это письмо. Она прочла то же са
      мое, что читал я. - Подписано: Франк Аллистер? - Да. И
      если вы хотите быть у него в девять часов, то поторопитесь.
      - Ну, разумеется...
      - Кстати, к вам сегодня кто-то приходил.
      - Кто же?
      - Не знаю. Похож на полицейского. Очень подробно расспрашивал о вас.
      - Мне нечего бояться полиции.
      - Я и не сомневаюсь... Я бегом помчался по лестнице и на
      ходу вскочил в омнибус. Было без одной минуты девять, когда я входил в отель "Адлон".
      - Герр Аллистер здесь?
      - Ваше имя? Я подал свою визитную карточку. Швейцар про
      чел. - Вас ждут. Мальчик, проводи господина к мистеру Ал
      листеру. Комната 273. Мне вдруг стало страшно. Стало быть, это не
      сон? Франк Аллистер не миф? Но кто же он? Кто этот единственный человек, которому понадобились мои услуги?
      Я вошел .как раз в тот момент, когда часы в комнате били девять. Мистер Аллистер, высокий, худой, с лицом типичного американца, бросил беглый взгляд сперва на меня, потом на часы, кивнул головой и сказал:
      - Very well. Садитесь! Я присел к письменному столу. В
      голосе этого человека было что-то странное, сухое, безз
      вучное, безличное.
      - Вы просили у меня места? Я размышлял. Я не просил у не
      го ничего - это недоразумение. Но нужно ли мне указывать на это? Или начать свою служебную карьеру сразу со лжи, воспользовавшись этим недоразумением? Нет.
      - Мистер Аллистер, я был бы очень счастлив, если бы мог пригодиться вам" но места у вас я не просил.
      Мне показалось, что американец едва заметно улыбнулся.
      - Нет, вы сами обратились ко мне с просьбой об этом. Вы сказали мне это.
      Я встал.
      - Мистер Аллистер, вы смешиваете меня с кем-нибудь другим.
      - Вы сказали мне это сегодня, в четыре часа дня, в кафе Бауэр. Сказали глазами. Я стоял рядом с вами, когда вы читали объявления в газете. Ваши глаза просили места, просили службу...
      - Но откуда вы узнали мое имя?
      - Вы разбросали по столику письма, адресованные вам.
      - Мистер Аллистер...
      - Время - деньги. Сейчас я не могу рассказывать вам все. Да это и не важно. Я готов взять вас на службу. С сегодняшнего дня. Вознаграждение пятьдесят фунтов в месяц. Договор на три года. Жалованье увеличивается через каждые три месяца наполовину. Я вправе уволить вас, если вы не будете отвечать моим требованиям. В таком случае я плачу вам за три месяца вперед и оплачиваю обратную дорогу. Согласны?
      Я стоял, как пораженный громом. Ведь это же блестящие условия! Пятьдесят фунтов, то есть тысяча марок в месяц! И прибавка через каждые три месяца! Нет, тут что-то кроется. Это ловушка, этого не может быть.
      - Итак?
      - Мистер Аллистер, что это за служба? В чем будут состоять мои обязанности?
      - Об этом я пока еще ничего не могу вам сказать. Имейте в виду, что я не хозяин предприятия, а только его уполномоченный.
      - А кто же хозяин?
      - Господин Шмидт. Я, недоумевая, смотрел на него. Он
      улыбнулся. - Вы не знаете господина Шмидта? Конечно, я
      верю вам. Смотрите: перед вами целая кипа писем. Это все отклики на мое объявление. Их семьсот сорок восемь. Я бросаю их в корзину. Вы понравились мне, и вас я беру. Я доверяю вам, но и вы должны доверять мне. Больше я не скажу вам ничего. Но вы можете быть уверены, что вам не предлагают ничего бесчестного. Наоборот, ваша работа будет иметь огромное и благостное значение для всего мира. К сожалению, у меня больше нет времени. Вот договор. Если вы подпишете его, я вручу вам пятьсот марок вперед, и сегодня с полуночи вы считаетесь на службе. Если же нет... впрочем, я не насилую вашу волю. Вот договор. Вот пятьсот марок. Одно из двух: или вы будете сегодня в полночь на аэродроме Темпельгоф и спросите, где аппарат, приготовленный для Франка Аллистера, или же вы придете сюда в 11 часов и вернете мне деньги.
      - Но... ведь вы меня не знаете... И даете мне деньги... А если я не приду ни сюда, ни на аэродром?
      - Тогда окажется, что немец обманул американца. Но этого не случится. Простите, у меня еще много дел.
      Я вышел из отеля. Было двадцать минут десятого. Невольно я обернулся, ища, нет ли поблизости кого-нибудь из моих приятелей, сыгравших со мной эту шутку. Ведь завтра первое апреля. Ну, разумеется, меня разыграли. Кто-то изобразил собой мистера Аллистера, кто-то подкупил швейцара. А что касается денег, то, конечно, они фальшивы... Ага, вот идёт и один из участников этой комедии, Рудольф Шпербер. Я, смеясь, пошел ему навстречу:
      - Ловко сделано, старина!
      - Что такое?
      - Мистер Франк Аллистер кланяется тебе. А где же вся наша шайка?
      Рудольф посмотрел на меня с тревогой:
      - Ты, кажется, в лучшем настроении, чем был сегодня утром. Может быть, твой опекун угостил тебя крепким вином?
      - Опекун - нет, а от вашей шутки я немного обалдел... Она подействовала сильнее вина...
      - Не дури, Фриц!
      - Чего же тут дурить? Я приглашен мистером Аллистером на службу сроком на три года. Я буду получать тысячу марок в месяц. Впрочем, ты знаешь все это лучше меня. Откуда вы только раздобыли этого Франка Аллистера?
      Рудольф схватил меня за руку.
      - Послушай, Фриц, что с тобой?.. Пойдем вместе на Фридрихштрассе, в наш ресторанчик. Там нас уже ждет вся компания, и там мы побеседуем.
      - С удовольствием! На Фридрихштрассе, в ресторанчике, из
      любленном нами еще со времен студенчества, действительно сидела вся наша компа
      ния. Я поздоровался и крикнул, смеясь: - Ей-богу, ребята,
      вы устроили ловкую шутку! На меня посмотрели с удивлени
      ем. Рудольф пошептался о чем-то с Вальтером Герхардом и испытующе посмотрел на меня. Я поднял кружку пива и сказал: "За здоровье мистера Аллистера". Вальтер подошел ко мне. Он был серьезен и встревожен.
      - Фриц, что это за история с мистером Аллистером? Рудольф сейчас рассказал мне...
      - Да перестаньте же притворяться!- уже с досадой огрызнулся я и наскоро рассказал всю историю, закончив вопросом:Где же вы раздобыли этого американца, выделывающего такие чудесные фальшивые деньги?
      Лица моих приятелей становились все строже и серьезнее... Нет, положительно, эти славные парни не притворялись.
      Я показал Вальтеру письмо и подписанный мною договор. Я вытащил деньги. Мы внимательно осмотрели их. Нет, деньги не были фальшивыми.
      - Но, в таком случае, что же все это значит? Я покачал
      головой. - Почем я знаю. Сегодня в полночь мне надо быть
      на аэродроме... Вот и все. Вальтер решительно нахлобучил шляпу и за
      явил: - Прежде всего мы пойдем вместе в отель "Адлон". Я
      скажу мистеру Аллистеру, что я - твой старший друг и что мы все боимся за тебя. Если этот Франк Аллистер - честный человек, то он поймет нас. Идем скорей.
      Я с благодарностью пожал Вальтеру руку, и мы помчались. Ровно в половине одиннадцатого мы вошли в гостиницу.
      - Можно видеть мистера Аллистера? Швейцар,- на этот раз
      уже не тот, с которым разговаривал я,- переспросил:
      - Кого?
      - Мистера Франка Аллистера?
      - Такого здесь нет. Он повернулся спиной и занялся каки
      ми-то другими делами. Мы вышли на улицу. Вальтер пробормотал: - Если бы я не читал
      твоего договора собственными глазами, то подумал бы, что ты бредишь. Я взглянул на него с отчаяни
      ем. - Может быть, мы все бредим... Может быть, это по
      вальное безумие. Он ударил меня по плечу. - Не говори глупостей. Все
      мы бодрствуем, все мы трезвы и все это не бред, а реальность. Во всяком случае, мы должны быть в 12 часов на аэродроме. Если и там не знают никакого мистера Аллистера, то завтра ты снесешь деньги в полицию.
      - А если... если мистер Аллистер будет там?..- Я стиснул руку Вальтера и продолжал тоскливо:- Мне теперь уже все равно. Здесь я не оставляю ничего. Опекун выбросил меня на улицу... Мне нечего терять... И... и я готов ехать куда угодно.
      Вальтер посмотрел на меня:
      - Знаешь, я не буду ничего советовать тебе, но на твоем месте я поступил бы точно так же.
      Было уже одиннадцать часов, и нам нельзя было терять времени. Да мне и не хотелось возвращаться обратно к моим друзьям и тащить их всех с собой на аэродром...
      Мы все еще стояли у подъезда гостиницы.
      - Надо взять автомобиль. Ведь я должен еще съездить домой и захватить свои вещи.
      Пустой автомобиль проезжал мимо нас.
      - Эльзасштрассе, 26.
      - Я знаю. Мы сели. - Кажется, шофер сказал: "я знаю"? От
      куда он знает, где я живу?
      - Вздор! Он хотел сказать, что знает, где находится Эльзасштрассе,
      Но по лицу Вальтера я видел, что он сам не верит тому, что говорит.
      Мы домчались до моего дома в несколько минут. Я наскоро побросал в чемодан свои вещи. Ровно без четверти двенадцать мы были на аэродроме. Посреди стоял приготовленный к полету ап.парат.
      Я обратился к человеку, стоящему подле:
      - Скажите пожалуйста, нет ли здесь аппарата, предназначенного для мистера Аллистера?
      - Да. Это машина мистера Аллистера. У меня было такое
      ощущение, как будто ледяная рука погладила меня по спине. При свете ярких фонарей я видел, как побледнел Вальтер.
      К аппарату подошел господин, в котором я узнал Франка Аллистера. Он небрежно приложил палец к фуражке.
      - Very well. Я знал, что вы придете. У нас еще десять минут времени.
      Я набрался мужества и спросил:
      - Куда же я направляюсь?
      - В полночь наступит первое апреля. Шестого апреля, в девять утра, вы начнете вашу службу.
      - Но где эта служба?
      - В пустынном городе... В "Desert City".
      - А где этот пустынный город? Франк Аллистер ответил спо
      койно: - Посреди пустыни Австралии. Вальтер не выдержал и
      вмешался: - Я старший друг этого юноши. Что вы хотите от
      него? Что это за договор? Вообще, что это за история? Аллистер посмот
      рел на часы. - У нас есть еще шесть минут. Сейчас я объ
      ясню вам. Он вынул записную книжку. - Отсюда до Австралии
      тридцать тысяч километров. Вы пролетите это расстояние в 170 часов. Пятого апреля в десять часов вечера вы могли бы быть на месте. Но так как вы летите на восток, то нужно учитывать разницу во времени. Это составит девять часов. Кроме того, вы будете пять раз менять аппарат, на что уйдет также по полчаса. Вылетев отсюда в полночь, вы будете первого апреля, в восемь часов вечера по местному времени, в Трапезунде, на Черном море. Это - 2 тысячи километров. Вы вылетите оттуда в половине девятого и в семь часов утра будете в Тегеране. Третьего апреля в полночь вы спуститесь в Коломбо, пятого апреля, в половине четвертого утра, в Кроэ на Суматре, шестого, в семь часов утра, вы перелетите Кембриджский залив в Австралии и ровно в восемь утра спуститесь в пустынном городе. У вас будет час времени, чтобы осмотреться. В девять часов вы явитесь на службу.
      Вальтер положил руку мне на плечо. Мы стояли молча, как изваяния, и смотрели на человека, описывающего это воздушное путешествие расстоянием в 30 тысяч километров с таким безмятежным видом, как будто речь шла о прогулке из Берлина в Бреславль.
      - Время, сэр! Человек, сидевший на месте пилота на аэроп
      лане, обернулся: у него было темно-коричневое лицо с очень острыми чертами. В произношении слышался восточный акцент. Аллистер посмотрел на часы.
      - Да. Занимайте ваше место. Мне все еще казалось, что я
      сплю. Почти машинально я сунул в руку Вальтера сто марок.
      - Уплати моей хозяйке. Больше я не мог говорить. Меня
      подсадили в кабинку, в тот же момент застучал мотор, и, прежде чем я успел бросить последний взгляд на моего друга, гигантская птица взвилась над землей. Под моими ногами сиял морем огней Берлин.
      Я не испытывал ни радости, ни тревоги. Я не испытывал ничего. Я чувствовал себя во власти чужих людей и отдался этой власти. Огни Берлина исчезли из вида, и мы погрузились в ночь.
      Только теперь мне пришло в голову, что ведь я лечу один. Аллистер остался... В кабинке не было никого.
      Я огляделся вокруг. Мне уже несколько раз приходилось летать на аэроплане, когда я работал добровольцем на "Юнкерсе", но такой чудесной кабины я еще никогда не видел. Она была вся отлакирована изнутри. Большое кресло превращалось автоматически в очень удобную постель и манило ко сну. Благодаря электрическому освещению в каюте было уютно и светло. Рядом с креслом стоял откидной столик, и в стену было вделано несколько шкафчиков с надписями: "Холодные закуски", "Кипяченая вода", "Кофейник", "Чайник", "Вино", "Замороженный лимонад", "Книги и карты", "Газеты".
      Я тут только вспомнил, что в этот тревожный день я с утра почти ничего не ел.
      Так как эта кабинка была предоставлена целиком в мое распоряжение, то, очевидно, я имел право воспользоваться съестными припасами, заготовленными в ней.
      Я открыл шкафчик с надписью: "Холодные закуски". Там стояло блюдо с великолепно зажаренной гусятиной, висели колбасы, лежал небольшой окорок ветчины, было масло и хлеб. Из шкафчика тянуло холодом. Это был комнатный ледничок, в котором провизия не портилась. Я давно уже не видел такой роскоши, как жареный гусь. Почему бы мне не отведать кусочек? Все мое приключение перестало представляться мне страшным. В конце концов, что же может случиться? У меня в кармане пятьсот марок, кроме тех трехсот, которые остались от моего наследства. В крайнем случае мне есть с чем выбиться на дорогу. Останься я дома, мне предстояло бы провести в моей конуре мрачный вечер полный тревожных дум и забот, а теперь...
      Я с аппетитом поужинал, запил ужин вином, закурил сигару, взятую из сигарного ящичкг, вынул несколько карт и книг,путешествия по Азии,- и почуъствовал, что мое существование полно не только романтики, но и комфорта.
      В то же самое время я размышлял: неужели я действительно "гений"? Если нет, то почему же из семисот претендентов Аллистер выбрал именно меня? А если он считает меня "гением", то зачем же я буду противоречить ему? Во всяком случае этот Аллистер большой знаток человеческой души. Несомненно, что это он послал к отелю пустой автомобиль, так как был уверен, что я явлюсь туда вторично. И он же дал распоряжение швейцару сказать, что никакого Аллистера в отеле нет. Зачем он сделал это?.. Я не знаю. Мои мысли начали путаться, веки тяжелели, меня неудержимо тянуло ко сну. Я зевнул, допил вино, бросил окурок сигары и с наслаждением растянулся в кресле, превратившемся в кровать. Утром я не сразу пришел в себя. Кабина, аэроплан... И я нахожусь бог знает где. Я посмотрел на часы. Было восемь утра. Мы летели очень высоко. Подо мной виднелись очертания гор и дремучие лес"а в глубине. Где мы? На стене висела карта пути от Берлина до Трапезунда. На этой карте была черная, медленно движущаяся вперед звезда. Я понял: это звезда изображает наш аэроплан. Приводимая в действие особым механизмом, она скользит по карте и в точности указывает то место, над которым мы в данный момент пролетаем. Оказывается, я проспал Чехословакию, Польшу и Венгрию: Мы летим над Карпатами.
      Я полюбовался красотой этих гор и... поэзия уступила место прозе. Мне захотелось есть. Я позавтракал ветчиной, съел несколько бутербродов и выпил стакан великолепного кофе, сохранившегося совсем горячим в кружке-термосе.
      Часа через два мы немного спустились. Я взглянул вниз и увидел большой прекрасный город. Блестящие купола и башни, широкие улицы, по которым, как муравьи, сновали человечки. Город лежал на море. Я взглянул на карту: Одесса.
      Присев у окна, я смотрел не отрываясь. Мне казалось, что я в кино. Через несколько часов раздался свисток. Аэроплан спустился еще ниже. Внизу расстилался восточный город со стройными минаретами. Вдали шли караваны верблюдов. В моей кабине вспыхнул светящийся транспарант с надписью:
      "Через пять минут пересадка в Трапезунде". Я быстро при
      вел себя в порядок. Трапезунд - граница Турции...-Вот мы
      уже скользим по мягкому песку. Мотор умолк. Дверь кабины распахнулась. Темнокожий человек стоял передо мной. Он был закутан в белый плащ, из-под которого виднелись босые, бронзового цвета ноги с кольцами на пальцах.
      - Good evening, mister!* Он взял мой чемодан. Я вылез.
      Вокруг толпа кричащих, жестикулирующих людей в восточных пестрых одеждах. Все они были чем-то заняты, и никто из них ничего не делал.
      - Please, mister!** Темнокожий взял меня за руку. Передо
      мной стоял другой аэроплан, точная копия первого.
      - Скорей, мистер, вы опоздали на полчаса. Меня втолкнули
      внутрь, дверь захлопнулась, шум начал стихать... Мы снова в воздухе, и подо мной стройные колонны ми
      наретов в венках пестрых огней. Был священный месяц Рамазан. Через
      несколько минут все исчезло, и я заснул. Ночью мы пролетели над степями Курдистана. -Утром, когда я пил кофе с бутербродами, вкус хлеба мне показался несколько иным. Вместо ветчины в шкафчике лежала жареная курица... Я завтракал и смотрел в окно: подо мной проплывали дома, мечети, минареты, дворцы.
      Транспарант снова вспыхнул: "Тегеран". Столица Персии! Снова остановка, снова толпа людей, но на этот раз все серьезные персы с торжественными лицами.
      Опять быстрая пересадка. Я готов был плакать. Тегеран! Город, о котором я столько мечтал и в котором я не смею остановиться теперь хоть на несколько часов! И опять пустыня. Вечная одинокая пустыня, над которой горит беспощадное солнце. Жар проникает сквозь стенки кабины. Во всем остальном третий аэроплан не отличался ничем от первых двух, если не считать перемены меню. На обед мне сервированы: жареная баранина под каким-то острым соусом, рис и чудесные фрукты. Вместо вина я пью ледяной лимонад.
      * Добрый вечер, господин! ** Пожалуйста, господин!
      Пустыня исчезает; подо мной снова дикие горы с ужасающими зубцами и вершинами.
      В ущельях я .вижу всадников, гарцующих в фантастических одеждах на смелых конях.
      Вот Афганистан - таинственная страна. Мы летим так высоко, что я почти ничего не вижу.
      Уже поздний вечер. Я различаю внизу большую реку, города
      с великолепными дворцами, мраморные храмы, окруженные оградой пальм. У моих ног лежит Индия.
      В полночь новая пересадка. На этот раз меня встречает вкрадчивый индус с мягкими манерами, гибким смуглым телом и ласковыми глазами лани.
      И опять надо торопиться, и опять я жажду побыть хоть немножко в этой сказочной стране... Но-уже стучит мотор, и мы взвиваемся в воздух.
      Рано утром я увидел Бомбей... Потом мы полетели над мо
      рем... Полночь. Я дремлю и сквозь сон вижу стелющуюся по
      до мной морскую равнину. Нет ни одного судна... Светит полный месяц и горят
      звезды. В два часа утра стал вырисовываться берег. Цей
      лон. А вдали город: Коломбо, рай земной. Еще один день полета над морем,
      и, наконец" последняя пересадка: Кроэ на Суматре. Деревня... Нагие туземцы. Последний день, последняя ночь...
      Я вылетел из Берлина первого апреля в полночь, сегодня пятое апреля... Значит, завтра?
      Раннее утро. Семь часов. Все так, как предсказывал Аллистёр. Вокруг дикое побережье, бухта без города, Кэмбриджский пролив и Австралия. Унылая страна, унылая пустыня, кое-где поросшая диким кустарником. Аппарат спускается. Какой-то человек открывает дверь. Я выхожу и качаюсь. Мое тело уже привыкло к плавным колебаниям аэроплана... Оглядываюсь вокруг. Несмотря на раннее утро лицо обдает знойным дыханием пустыни.
      Несколько жалких туземных хижин и две-три таких же жалких глинобитных хижинки.
      Человек улыбается мне.
      - "Desert City". Вот "пустынный город"! И я сразу теряю
      мужество. Так вот он каков этот "Desert City". Человек продолжает по-английски:
      - Восемь часов. Мистер Шмидт ожидает вас в девять часов в своем бюро. "
      Полумертвый я следую за этим незнакомцем, который ведет меня к одной из унылых глинобитных хижин.
      ГЛАВА 2
      Откровенно говоря, я чувствовал себя отвратительно. Хижина, куда меня привели, представляла собой совершенно пустую площадь, снабженную только ванными принадлежностями. В маленькой прихожей стояли Простая кровать, стол и стул. Войдя, мы застали старую женщину, приготовлявшую ванну. Другие женщины таскали на голове кувшины с водой. В этом "Desert City" было действительно пустынно. Только перед хижинами туземцев играло несколько голых ребятишек. В общем, картина была не из веселых.
      Человек, который привел меня, остановился.
      - Вы, вероятно, захотите принять ванну, мистер? У вас есть время. Начальник ожидает вас через три четверти часа.
      Этого человека я должен был обязательно спросить кое о
      чем. Мне было очень плохо. Очевидно, долгий путь, нервное
      напряжение и впечатление от этого пустынного города повлияли на меня.
      - Мистер Шмидт живет поблизости?
      -В десяти минутах ходьбы, отсюда. По электрической дороге едва две минуты.
      - Странно! Я не видел никаких следов электрической дороги. Мистер Шмидт давно здесь?
      - Год тому назад начальник купил этот участок земли у австралийского правительства.
      - Купил? Мысль, что нашелся кто-то, пожелавший купить
      клочок этой голой пустыни, показалась мне нелепой, но человек спокойно подтвердил: . ' "
      - Да. Приблизительно полмиллиона квадратных километров.
      - Полмиллиона квадратных километров? И вся земля такая же, как эта?
      - О, нет! К сожалению, она хуже. Я был поражен. Может
      быть, мой собеседник считает эту землю вовсе не плохой? Я хотел продолжать расспросы, но австралиец уже попятился к дверям.
      - Начальник не любит, когда много разговаривают; но я считал себя обязанным дать вам кое-какие объяснения. У вас еще полчаса времени. Хотите позавтракать?
      - Благодарю! Я завтракал на аэроплане.
      - Тогда я вам советую принять ванну и переодеться. Костюм для вас приготовлен. У нас здесь своего рода форма, которую носят все. Да ваша одежда и не годится для здешнего климата. Ровно в девять,- или, вернее, без трех минут девять - за вами придет электрический" вагон. Пожалуйста, будьте готовы, так как вагон не ждет больше полминуты. До свидания, сэр!
      Он ушел. Я еще раз взглянул вокруг и увидел все ту же безотрадную картину. Меня занимала мысль: где же здесь электрическая дорога? Поблизости не было никаких следов прокладки ее.
      В прескверном настроении я пошел принимать ванну. Было невыносимо жарко, но купанье сразу освежило меня. На стуле рядом с ванной лежали белье и новенькая одежда: легкая сетчатая рубашка, вторая рубашка из тонкого полотна и специально приспособленное для тропиков одеяние вплоть до большой шляпыпанамы. В этом костюме, освеженный ванной, я сразу почувствовал себя гораздо лучше. Сунув свое белье в чемодан, я подошел к двери. Вокруг меня не было ни души. Вдруг раздался пронзительный свисток, и следом за свистком распахнулся на обе стороны большой люк, которого я не заметил раньше... Из-под земли выскочил маленький вагончик, дверца которого открылась сама собой. Чей-то голос крикнул по-английски: "Садитесь скорей, скорей!" Я вскочил в вагончик, тщетно оглядываясь по сторонам и ища обладателя этого голоса. В вагончике не было ни души. Через полминуты дверь захлопнулась, вспыхнул свет, вагончик куда-то нырнул и покатился. Я держал часы в руке. Ровно в девять вагончик остановился, дверь распахнулась, и тот же голос прокричал: "Выходите скорей, скорей!"
      Я выскочил и очутился в пещере. Большое, не особенно высокое пространство с несколькими дверями, расположенными кругом. Было светло, но я не видел источника этого света. Было совершенно тихо, и сколько я ни озирался вокруг, глаза мои не встречали ни единого человека...
      Вдруг опять раздался голос:
      - Начальник просит вас. Одновременно над одной из дверей
      вспыхнул свет, как бы указывая мне, куда я должен идти. Я подошел к двери и едва про
      тянул руку, чтобы постучать, как дверь открылась, дала мне войти и бесшумно закрылась. Я сто
      ял в большой комнате. В ней также не было окон, но она была залита светом, исходившим неизвестно откуда. У стены стоял большой письменный стол, за которым спиной ко мне сидел человек. Стены комнаты были заставлены большими шкафами. Пол не был покрыт ковром, но тем не менее он казался мягкими эластичным. Несколько кресел стояли перед шкафами у стен, а на доске стола чернело множество кнопок. Перед столом в стену был вделан большой стеклянный круг.
      Едва я вошел, как тот же незримый голос сказал:
      - Пожалуйста! Человек, сидевший перед столом, поднял го
      лову, но не обернулся. Он смотрел в стеклянный круг на стене. Теперь я увидел в этом стекле свое отражение, как в зеркале. Человек встал и повернулся ко мне лицом.
      - Здравствуй, мой милый юноша! . Я увидел худощавое,
      очень энергичное лицо. Гордо посаженная голова с густыми светлыми волосами с проседью. Все лицо было изборождено глубокими морщинками. Возраст этого человека было трудно определить, но фигура его сохраняла юношескую гибкость.
      Я ждал чего угодно, только не этого приветствия:
      - Здравствуй, мой милый юноша! Странное обращение со сто
      роны начальника к совершенно чужому молодому человеку. Господин Штидт взглянул на меня. Его
      глаза и губы слегка улыбнулись. Потом он сказал:
      - Ты хочешь сесть. Пожалуйста! Это "ты" несколько задело
      меня. Я молча оглянулся, ища стула. Господин Шмидт нажал одну из кнопок, и кресло само подкатилось ко мне и стало рядом с письменным столом. /
      Я сел. И как только я сел, кресло сейчас же слегка подалось вперед, плотно охватив мое тело. Шмидт спокойно разглядывал меня, и у меня снова появилось ощущение того, что все это происходит во сне.
      Но внезапно Шмидт сказал:
      - Нет, Фриц, ты не спишь. Я вздрогнул. Он не только знал
      мое имя, он читал мои мысли! Шмидт продолжал:
      - Так ты действительно не узнаешь меня? Очень грустно, если молодой человек не узнает единственного брата своего покойного отца, своего родного дядю.
      Я уставился на него и вдруг вскочил. Да, я вспомнил, что однажды уже видел это лицо. Я был еще ребенком, когда этот человек как-то раз пришел к нам в дом, пробыл у нас час и ушел навсегда. Когда я встал, мое кресло само собой откатилось к стене. Человек, называвший себя моим дядей, снова нажал кнопку, и кресло подъехало ко мне.
      - У меня нельзя вставать, пока разговор не окончен. Мои электрические слуги очень добросовестны, но мыслей человека они читать не умеют.
      Он многозначительно улыбнулся, и я снова занял свое место.
      - Да, милый мальчик, я - твой дядя Генрих, единственный брат твоего отца. Правда, никто из моей семьи не хотел знать меня, но я никого и не виню за это. Они были правы. В молодости я был большим повесой и не смею жаловаться на то, что мои родные предпочли отправить меня за океан. А жизнь за океаном - прекрасная школа. Кто никуда не годен, тот неминуемо попадет под колеса " будет раздавлен, ну, а кто сумеет устоять, из того выйдет толк. Из меня, кажется, вышел толк, но школу я прошел тяжелую. Не подумай, пожалуйста, что я в чем-нибудь упрекаю моих род ных и в частности твоего отца. Нет. Твой отец был прекрас ный человек, но он умел ходить только по ровной дороге.
      Он умер, твоя мать также. Хотя я и не давал знать о себе, но мне было известно все, что касалось вас. Иногда сознание моего одиночества здорово щемило мне сердце...
      И вот теперь ты также одинок... Я подумал о тебе: если он настоящий парень, то с какой стати я буду совать свои деньги в чужую пасть?..
      И вот я выписал тебя к себе. Я хотел бтветить, но он пе
      ребил меня: - Знаю, что ты скажешь. Ты спросишь, почему я
      просто-напросто не написал тебе и не признался, что я - твой дядя?
      Очень просто. Напиши я это, и ты сейчас же помчался бы к твоему опекуну, и тогда тот самый человек, который вышвырнул теперь тебя за дверь... ну, не будем говорить об этом... Кроме того, я хотел испытать тебя: не бог весть какая заслуга поехать на готовое место к родному дяде, но пуститься в воздушный путь через весь мир, в полную неизвестность, на это способен далеко не каждый. А ты оказался способным... Очевидно, в тебе есть несколько капель моей крови.
      Разумеется, я не считал тебя гением, но мистер Аллистер собрал по моему поручению все справки о тебе у твоих учителей и на тех фабриках, где ты работал. Эти справки удовлетворили меня.
      - Дядя! Я хотел вскочить, но кресло подо мной тотчас же
      скрипнуло и покатилось в угол вместе со мной. Дядя засмеялся, нажал
      кнопку, и кресло снова доставило меня на место.
      - Да, милый, всему надо учиться и учиться всерьез. Я надеюсь, что ты вскоре станешь моей правой рукой. Кстати, ты понимаешь, разумеется, что мое имя вовсе не Шмидт? Я назвался Шмидтом тогда, когда мне пришлось скрыться от всех и нырнуть на дно. Говоря по правде, имя ровно ничего не значит... Впрочем, довольно об этом. .
      Дядя встал, встал и я, и опять это проклятое кресло, выскользнув из-под меня, поскакало в угол. Но дядя уже не возвращал его назад. Лицо его приняло строгое выражение железной воли и напряженной энергии.
      - Многое здесь покажется тебе странным,- сказал он,- но помни одно: я не колдун и не заклинатель. Ничего, сверхъестественного йа земле нет... Но я многому учился, и в технических вопросах я опередил мир на несколько десятилетий. Скажи, слышал ты что-нибудь о профессоре Венцеле Апориусе?
      - Нет.
      - Это был мой учитель. Он подошел ко мне и смеясь положил
      руки, мне на плечи. - Я знаю, милый, что ты не можешь по
      нять, колдун я или сумасшедший. Ты ломаешь голову над тем, какого черта я здесь делаю? Тебе уже сказали, что я купил полмиллиона квадратных километров пустыни?
      - Да.
      - Так вот: мы с тобой вдвоем, если мы не найдем других сотрудников, сделаем из этой пустыни плодороднейшую страну мира.
      Его глаза зажглись фанатическим огнем. Я робко спросил:
      - Разве можно сделать это человеческими руками?
      - Нет, мальчик, люди не могут этого, но зато могут три моих слуги.
      - Три слуги?
      - Да. Техника, электричество и... третий зовется: радий. С этими тремя, да еще если мы призовем, на помощь здешнее солнце, возможно все. Двух моих слуг ты уже видел. Видел, как точно работает электрическая дорога без вожатого и как исправно заменяет граммофон докладывающего служителя. Но ты еще не знаешь, что последние три тысячи метров от Кроэ ты летел без пилота. Твой аппарат управлялся отсюда при помощи лучей Риндель-Маттью.
      - А что это за пещера?
      - Ну, это дело не моих рук. Это уже подарок природы. Наверху слишком жарко, а жизнь в глинобитной хижине могут выносить только австралийские негры.
      Он взял меня за руку, и мы пошли к двери, которая сама распахнулась перед нами. Едва мы переступили через порог, как раздался свисток. Дядя взглянул на часы.
      - Черт возьми! Человек воображает, что он уже превратился в машину, но вот приезжает такой мальчуган и... все человеческое просыпается. Во мне еще сидит немецкая сентиментальность. Заговорившись с тобой, я забыл о визите лорда Альбернун. Но ты должен присутствовать при этом визите и начать учиться работать со мной. Садись вот там.
      Он нажал какой-то рычажок, и из стенного шкафа выскочил откидной столик, встал у стены и отбросил крышку. На доске его в полном порядке стояли все письменные принадлежности.
      Дядя улыбаясь смотрел на меня. '
      - Это все пустячки, которым я научился, когда работал у мистера Апориуса. Но изобретение этих пустячков давало мне деньги. А теперь к делу: ты умеешь стенографировать?
      - Да, дядя.
      - В таком случае ты застенографируешь наш разговор с лордом Альбернун. Мой аппарат для записи еще не вполне готов.
      - Лорд Альбернун... На этот раз это был человеческий го
      лос, принадлежавший слуге-австралийцу. Очевидно, мистер Шмидт знал, что английские лорды привыкли к определенному ритуалу. Слуга подкатил кресло к столу, поставил на поднос виски с содовой и льдом, принес сигары и папиросы и удалился.
      - Добро пожаловать, ваша светлость! Вы прибыли из Канберры? Как прошло путешествие?
      - Ваш аэроплан превосходен, мистер Шмидт!
      - Вы привезли договор?
      - Правительство приняло его, хотя голоса разделились. Он
      протянул документ. Дядя прочел вслух несколько пунктов.
      Предварительно полмиллиона квадратных километров, согласно обмеру. Цена за квадратный километр - сто фунтов,следовательно, пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. Оплата в пятьдесят сроков по одному миллиону фунтов стерлингов в течение пятидесяти лет. Каждое первое апреля по миллиону фунтов. Если покупатель пропустит сро"( платежа, вся земля со всем находящимся на ней переходит в собственность правительства Австралии.
      Дядя взглянул на лорда.
      - Тяжелые условия, не правда ли?
      - Правительство Австралии будет справедливо...
      - Договор подписан?
      - Он войдет в силу с того т"юмента, когда я получу первый взнос в сумме одного миллиона.
      Дядя вынул из стола чековую книжку. Если до сих пор у меня были сомнения, если я считал его фантазером, то теперь, увидя, как он спокойно выписывал чек на такую гигантскую сумму, я проникся полным доверием к нему.
      Лорд Альбернун прочитал чек.
      - Один миллион... Австралийский государственный банк в Канберре...- Лорд встал. Дядя протянул ему руку. Теперь в его голосе дрожало радостное волнение.
      - Значит, я хозяин этой земли? Это моя собственность, лорд, неограниченная собственность? И я могу распоряжаться ею, как хочу?..
      - Только не во вред Австралии... Дядя усмехнулся. - Я на
      деюсь в течение десяти лет расплатиться полностью. Я
      взглянул на лорда. Мне показалось, что он с трудом .удер
      живает улыбку. Разумеется, и ему казалось, что он имеет дело с сумасшедшим. Но тон его был полон деловитости:
      - Вы сами составили этот договор. Я должен обратить ваше внимание на то, что правительство Австралии не давало вам никаких обещаний...- Дядя прервал его.
      - Да, я знал, что покупаю пустыню,- не более... Итак, сделка состоялась. Мне очень жаль, что я не могу предложить вам комфортабельного отеля...
      - Если разрешите, я сейчас же вылечу обратно в Канберру.
      Лорд бережно сложил чек. - Я надеюсь, что вы не будете
      раскаиваться... - Я надеюсь, что вы и ваше правительство
      также. Дядя проводил англичанина до самого аппарата. Лорд
      прилетел не один. Его сопровождали два австралийских солдата в полном вооружении. Слуга распахнул дверь кабинки. Лорд занял свое место, раздался свисток, и аппарат, сделав короткий пробег, взвился. Дядя посмотрел ему вслед и потер руки. Я видел, что он очень доволен. Затем он обернулся ко мне.
      - Ты знаешь, кто я теперь? Я молчал. - Я могу назвать се
      бя королем Австралии; Через десять лет народ будет проклинать это правительство. Он пристально пос
      мотрел мне в глаза. - Ты веришь в меня? И, не дожидаясь
      моего ответа, сказал: - Пойдем. ' Он нажал опять какую-то
      кнопку, положил руку мне на плечо, и мы заскользили вперед, как на коньках. Самодвижущаяся дорожка несла нас туда, куда это было угодно повелителю "пустынного города".
      Внезапно перед нами распахнулась дверь, и я был оглушен неистовым грохотом. Я увидел мощную силовую станцию. Свистели гигантские маховики, кружились огромные турбины, одна стена была выложена мраморными пластинками с целой системой рычагов. Но среди всего этого гула и бешеного вращения я увидел только одного человека американского типа. Он сидел в кресле, а перед ним располагалась доска с множеством кнопок.
      - Все в порядке, мистер Холльборн? .
      - All right!
      Мы помчались дальше. На этот раз дядя оперировал с системой стрелок, посредством которых перед нами открывались двери. Мы очутились в маленькой комнате, стены которой были обложены неизвестной мне массой. Здесь стоял большой шкаф с множеством маленьких ящичков.
      - Ты знаешь, что в этих ящиках? Там моя армия.- Он открыл шкаф и сказал:- В каждом ящичке четверть килограмма радия. У меня двести таких ящичков.
      Мы вернулись в комнату дяди и сели друг против друга. В лице этого человека сочеталось много противоречивого. Несокрушимая энергия, почти фанатическая живость, железная воля и в то же время усталость... Такая усталость, от которой мне делалось больно и хотелось встать и обнять этого человека, как я обнимал когда-то моего отца. Я чувствовал, что он уже близок мне, что я начинаю его любить. Мы молчали долго, но мне казалось, что в этом молчании мы ведем полную значения беседу.
      Дядя поднял голову и посмотрел на меня.
      - Так ты хочешь быть моим помощником?
      - Если я пригожусь тебе... Он протянул мне руку. - Я уже
      не молод. Мне шестьдесят лет. Шесть десятилетий я провел в одиночестве. Когда-то мне было все равно - жить или нет... Но теперь на мне лежит ответственность. У меня есть мое детище, мое творение, и мне нужна помощь.. Может быть, ты будешь не только моим помощником, но и моим последователем. Я говорил сегодня в один день больше, чем обычно говорю в течение недели... Но ты должен знать все. Сперва мое дело, потом мою жизнь.
      Я знаю, что ты меня считал сумасшедшим - все люди думают так,- но я не сумасшедший. Ты видишь здесь пустыню. Непригодную страну. Падчерицу Земли. Что такое пустыня? Почему эта земля-пустыня? Потому что здесь отсутствует жизнь, а жизнь земли - вода. Проведи воду в пустыню, прорежь ее каналами, и земля будет плодоносив. Найди ценные минералы, скрытые тысячелетиями в девственных горах... Используй тропическое солнце, и там, где сейчас нет ничего, где безотрадная пустыня, появятся цветущие сады и поля. Ты не можешь этого? Человеческие руки не могут? Ты прав. Тропический зной расслабляет мускулы, которые сделаны не из железа. Возьми мускулы из железа. Так всегда говорил мой учитель Апориус.
      Возьми машины. Ты видишь там, внизу, мощную станцию. Я построил ее полгода тому назад, и теперь один человек, сидящий там, может управлять аэропланом, на котором ты /перелетел через море. Что питает эту станцию? Подземный источник. Ведь и эта страна не всегда была пустыней. Ты не знаешь, но теперь установлено, что даже под Сахарой проходит подземный источник. Целая система рек и озер. Ты не знаешь, что там вырыт колодец, в котором найдены маленькие водяные животные... Их принесло течением подземного источника.
      И здесь тоже есть такой источник, а в восточной части пустыни, которую я купил, есть горы с пышными лесами. Из этих гор вытекает источник, и когда я открыл его, он заполнял собой почти всю эту пещеру. Теперь он укрощен, он льется в мои турбины и дает мне ту электрическую энергию, которая является сердцем моего дела.
      Однако, если бы мне удалось превратить пустыню в плодоносную землю, где взять людей для обработки этой земли?
      Дядя прервал свою речь и встал:
      - Пойдем! Мы перешли в соседнюю комнату. Едва мы пересту
      пили через порог, как вспыхнул яркий свет. Посреди стоял круглый стол, а на нем стеклянная доска, и под доской я увидел замечательную игрушку.
      Приблизительно на расстоянии десяти сантиметров под доской была вторая доска, но не из стекла. Она была желтой, как песок, и, испещрена целой сетью рельсов. Все эти рельсы сходились в середине, в одном пункте, и на них стояли крошечные плуги и сеялки. Странные машины, с далеко высовывающимися вперед ножами и с большими ящиками. Можно было подумать, что здесь собраны в миниатюре все сельскохозяйственные орудия.
      Дядя нажал рычаг. Крошечные плуги побежали по рельсам, разрезая землю. За плугами двинулись- сеялки, разбрасывая семена, а за сеялками - темные ящички, поливавшие землю водой.
      Дядя любовался этой игрушкой.
      - Вот оно - изобретение Венцеля Апориуса! Вот то, чего я хочу достигнуть. Почему нельзя сделать в большом масштабе то, что мы видели здесь в миниатюре? Представь себе, что вся эта земля будет опутана, как паутиной, сетью таких рельсов, представь себе каналы, превращающие пустыню в плодоносную землю, представь горные промыслы, представь промышленные города, где вместо людей будут работать все те же машины, где по воздуху будут носиться корабли... Представь себе новую эпоху, новую жизнь на новой земле.
      Он замолчал, восторженно глядя вдаль. У меня тоже закружилась голова при одной мысли об этих блестящих возможностях.
      - Ты хочешь осуществить все это?
      - Я хочу положить начало. Кто приведет дело к концу? Только тот, кто верит в это дело так же, как и я.
      - Это стоит миллионы. Он покачал головой. - Миллиарды,
      мой милый! - И... - Может быть, они есть у меня. - У те
      бя? - Может быть, они скрыты в недрах горы Руссель. Ты не знаешь ее? Это гора в австралийской пустыне. Там я нашел радий.
      - Радий?
      - Все на свете случайно. Ты знаешь, как были найдены бриллианты в южной Африке? Какой-то несчастный, фермер выехал с волами на поле искать более плодородную почву, чем та, на которой он жил до сих пор. Начались дожди, он погибал от голода, волы его подохли. Однажды он заметил в грязи какие-то блестящие камешки... Бриллианты... Их было изобилие... И никто еще не знал местонахождения их. Фермер разбогател...
      ...Я был золотоискателем на Аляске, я работал в Кимберлее в бриллиантовых копях... Затем я стал инженером, и десять лет тому назад был закинут судьбой сюда, в Австралию... Тяжелая жизнь, мой милый, но... тем не менее...
      Я начал охотиться за райскими птицами. По целым неделям блуждал я в горах и ждал с дикарями. Однажды я набрел на гору Руссель.
      В этот момент раздался свисток. Дядя кивнул головой.
      - Машины умнее нас. Они напоминают, что наступил час обеда, который нельзя пропускать. Пойдем!
      Я встал и тут только понял, что моя слабость и легкое головокружение объясняются голодом. Дядя посмотрел мне в глаза.
      - Ты выдержал экзамен. В тебе моя кровь. И Франк Аллистер не обманул меня. Сейчас мы пообедаем, потом я покажу тебе несколько книг, которые ты должен будешь прочесть, а с завтрашнего дня ты приступишь к работе.
      Прежде чем мы успели выйти из комнаты" на матовой пластинке, прикрепленной к стене, вспыхнула надпись на английском языке:
      "Возвращаюсь с двумя германскими инженерами. Пришлите аэропланы. Франк Аллистер".
      Дядя удовлетворенно кивнул головой. После обеда он провел
      меня в мое новое помещение. Стены его были выстланы коврами, посреди стоял большой стол с множеством книг.
      - Я позову тебя, когда ты мне понадобишься, а теперь отдыхай.
      ГЛАВА 3
      - Внимание! Берлин! На волне ЗЗО! Герр профессор Виндмюллер сделает доклад об Австралии - стране будущего. Прошу вас, профессор!
      - Милостивые государи и государыни! Австралия... Я поднял
      голову. Вокруг было темно... Над моим ухом звучал голос:
      - Если мы проследим австралийскую пустыню от горы Руссель к западу...
      Гора Руссель? Это мне знакомо! Я вскочил, и в тот же миг в комнате постепенно начало светлеть. Через, несколько секунд все было залито светом. На одной из стен как будто нарочно задержался яркий луч, точно приглашая следовать за собою, и когда я подошел к нему ближе, в стене открылась маленькая дверца, за дверцей был кран, и из крана полилась холодная вода. Я с наслаждением умылся и уже заканчивал свой туалет, когда из громкоговорителя раздался голос дяди:
      - Если ты проснулся, иди ко мне. И снова двери сами собой
      стали распахиваться передо мной, а луч, скользивший вдоль стен, указывал мне дорогу. Мы прошли мимо того места, где утром меня подхватил вагончик электрической дороги. Этот вагончик стоял наготове.
      В комнате у дяди я застал того американца, которого уже видел на силовой станции. Он и дядя сидели за столом, сервированным на три персоны, и пили кофе.
      - Ты хорошо выспался?
      - Извини, дядя, я сам не помню, как заснул. Меня разбудило радио.
      - Да, мистер Холльборн по моей просьбе дал тебе ^послушать передачу из Берлина. А то, что ты выспался после дороги, это прекрасно.". Теперь говори откровенно: хочешь остаться здесь или предпочитаешь вернуться в Германию? Через пять минут туда летит аэроплан...
      - Ты не позволишь мне остаться? Дядя радостно засмеялся.
      - Я шучу, мой мальчик. Аэроплан приготовлен совсем не для тебя и не для полета в Германию. Он полетит в Сан-Франциско. Мне нужно побывать там. Дней через восемь я вернусь. Мистер Холльборн останется здесь и покажет тебе все, что здесь есть интересного. К моему возвращению тут,. вероятно, уже будет и мистер Аллистер со своими инженерами. Тогда начнется настоящая работа. .Нам нужно спешить сделать все самое главное, пока эти глупцы из Канберры не спохватились какого дурака сваляли они, подписав со мной договор... Пей кофе, Фриц, пока он не остыл.
      Он налил мне великолепного кофе, и когда я похвалил напиток, сказал:
      - Надеюсь, в следующем году у нас будет кофе собственного урожая.
      Он встал:
      - До свиданья, мистер Холльборн! Фриц, проводи меня до вагона.
      На одну минуту мы остались с ним вдвоем. Он пристально посмотрел мне в глаза.
      - Итак, ты хочешь?..
      - Хочу.
      - Хорошо. Когда я возвращусь, то скажу тебе, в каком направлении ты должен работать. Мальчуган, если ты будешь производить на меня всегда такое же чудесное впечатление, как сейчас...
      Он крепко сжал мою руку. Когда вагончик электрической до
      роги умчался, я вернулся в комнату, и мистер Холльборн встретил меня словами:
      - Ваш дядя - гениальнейший человек на свете!
      - Я тоже так думаю.
      - А я знаю это. Вам повезло, старина! Он предложил мне
      сигару и закурил сам. - Вы не первый попадаете сюда за
      эти десять лет... Но все через три часа улетали обратно. Один вы остались. Я в свою
      очередь рискнул спросить: - А вы давно знаете моего дядю?
      - С тех пор, как мы вместе с ним чистили сапоги в Сиднее.
      - Чистили сапоги? - Да. Весьма почтенное занятие. Но на
      этом месте я все-таки чувствую себя лучше... Скажите-ка, вы хотите совершить небольшую прогулку?
      Я радостно засмеялся.
      - Конечно. Только, надеюсь, не в Сан-Франциско?
      - Нет, на гору Руссель.
      - С наслаждением.
      - Повторяю, старина, вам повезло. Вы будете третьим человеком, который увидит гору Руссель.
      Пока мы мчались в электрическом вагончике, уже наступила ночь. Жара заметно спадала. Нас уже ждал аэроплан. Это был обычный аппарат для летчика и наблюдателя.
      Холльборн спросил меня:
      - Вы умеете управлять?
      - Да.
      - На обратном пути я доверюсь вам. Аппарат поднялся почти
      без разбега. Мы летели довольно низко. Под нами была пустыня, кое-где поросшая кустарником. Время от времени среди этих кустарников мелькали селения; я увидел разложенный костер и плясавших вокруг него мужчин и женщин.
      - Это туземцы?
      - Людоеды.
      - Приятные соседи!
      - Ничего. Белых они не едят. Слишком солены и отзывают алкоголем.
      Это было сказано так невозмутимо, что я рассмеялся.
      - Откуда вы знаете эти подробности?
      - От самих людоедов. Их вождь - наш большой друг. Вы познакомитесь с ним.
      Постепенно местность перед нами менялась и становилась гористой. Мы пролетели над цветущей долиной... Месяц серебрил вершины лесов.
      - Здесь много хищных зверей?
      - Ни одного, если не считать кенгуру и тому подобных... Но зато у нас рыбы лазят по деревьям и лягушки лают, как собаки. Сумасшедшая страна - Австралия!
      Аппарат спустился еще ниже и сел на землю.
      - Вылезайте! Мы стояли на лесной полянке. В чащу вела
      тропинка, несомненно проложенная еще совсем недавно, но уже заросшая.
      Холльборн проворчал: - Людям трудно бороться с буйной
      растительностью этих лесов. Мы прошли еще немного, и перед нами открылась пасть
      погасшего вулкана. Через несколько минут Холльборн остановил меня перед высоким, почти отвесным холмом.
      - Здесь рудник.
      - Что такое?
      - Рудник, который открыл мистер Шмидт. Он бродил по материку, охотясь за райскими птицами, и набрел на эту штуку. Я думаю, руднику не меньше десяти тысяч лет.
      Я с удивлением посмотрел на него. Он был совершенно серьезен.
      - Да, десять тысяч лет. Чему вы удивляетесь? Мы - не более, чем мухи-однодневки, гордящиеся своими познаниями. А что, в сущности, мы знаем? Что знаем хотя бы о золотой сказочной Атлантиде? Только то, что рассказали нам древние египтяне. Что знаем мы о том, кто построил в Мексике, на берегу Усумачинта, дворец, переживший тысячелетия? И что будут знать о нас люди, которые будут жить на земле через десять тысяч лет?
      Он подвел меня к черному отверстию на склоне горы.
      - Мистер Шмидт укрылся здесь от настигшего его дождя... И здесь он нашел источник своего богатства.
      Мы вошли в четырехугольное помещение. Холльборн держал все время в руках какой-то ящик и только теперь я понял, что это был аккумулятор, котЬрый он соединил с медным проводом. Нажим рычажка - и вспыхнула электрическая лампа.
      - Теперь нам хватит света на два часа. Я огляделся вок
      руг. Помещение, где мы находились, было вырезано в каменистой пещере. Американец открыл шкафчик,
      стоявший в углу, и вынул оттуда два костюма из какого-то неизвестного мне материала.
      - Наденьте это.
      - Зачем? Это похоже на костюм водолаза.
      - Потом поймете зачем. Я влез в свою одежду, сделанную из
      одного куска и снабженную шлемом и маской с отверстиями для глаз.
      - Возьмите фонарь. Он дал мне карманный электрический фо
      нарик и стал спускаться по лестнице. Я последовал за ним. Шахта, в которую мы спустились, была великолепно оборудована. Ее каменные стены блестели, как отполированные, но, по мере того, как мы спускались, я заметил, что эти стены покрываются каким-то клейким синевато-коричневым налетом. Таким же налетом была покрыта и земля под нашими ногами.
      Холльборн приостановился и сказал:
      - Урановая смоляная руда.
      - Смоляная руда?! Вещество, из которого добывают драгоценный радий! Ее находят очень редко и в микроскопическом количестве, а здесь целые залежи, сулящие несметные богатства.
      Холльборн взял образцы этого драгоценного вещества и тщательно завернул их в кусок материи, похожей на ту, из которой была сделана наша одежда. Мы пошли обратно. Я чувствовал сильную головную боль и непреодолимую слабость. Когда мы вышли на воздух и сбросили наше одеяние, Холльборн дал мне какой-то порошок, сам проглотил таблетку и повел меня к чудесному источнику с кристально-чистой водой, из которого мы напились.
      - Теперь вы знаете богатство мистера Шмидта. Это радий, или, вернее, то, из чего добывается радий. Здесь не граммы и не фунты его, а, может быть, центнеры. Это количество радия может произвести мировой переворот.
      - Но каким же образом оно оставалось скрытым до сих пор?
      - В эти горы почти никогда не попадал никто из белых... Кроме того, вы испытали на себе, что пребывание здесь не безопасно; Действие такого количества радия и его лучей смертельно. Вся эта гора и ее пещеры считаются у бушменов пещерами злых духов, "пещерами смерти". Никто и? туземцев не отважился заглянуть сюда, а если это и случилось,, то смельчака постигала смерть. Мистер Шмидт тоже едва не поплатился жизнью. Образцы смоляной руды, которую он принес отсюда, причинили ему жгучие раны на руках.
      - Но как же австралийское правительство могло допустить?..
      - Австралийское правительство ничего не знает об этом руднике. А что касается этих гор, имеющих такие причудливые очертания, то самое происхождение их представляется загадкой. Вернее всего, что этих гор не было раньше на Земле... Возможно, что они образовывались миллионы лет из каких-то небесных тел, может быть, из тела кометы, упавшей на землю, и в этих телах были скрыты зародыши урановой смоляной руды... Наши мудрые предки лишь много-много лет спустя проникли сюда, но они не умели обращаться с этим богатством и погибали от приближения к нему... Однако шахту они все-таки оборудовали и разбили там на площадке цветущий сад, который посвятили своим богам.
      Трудно было сделать это открытие, еще труднее приступить к добыче. Я был первым человеком, которому ваш дядя доверился. В то время в этих горах были еще селения диких племен. Мы тайно, по ночам, пробирались в шахту и тайно работали там. Нам нельзя было наводить на подозрения дикарей, потому что среди них распространена легенда, в которую они свято верят: каждый, кто спустился в пещеру демонов, погибнет сам и погубит все племя. Мы взяли с собой стеклянную бутылку, залитую асбестом, опустили туда немного урановой смоляной руды и отправились в Сидней. Там мы продали все, что у нас было с собой: оружие и часть одежды - и устроили в подвале одного запущенного дома маленькую лабораторию... В этой лаборатории мистер Шмидт проделал свои первые опыты с рудой и добыл радий.
      Мы были бедные парни. Очень бедные. Ничего за душой. Но вот Шмидт подал мне маленький ящичек и сказал:
      - Это стоит пять тысяч фунтов. Половина из них принадлежит тебе!
      Потом мы решили отправиться в Сан-Франциско. В Австралии мы не хотели показывать наше богатство. Лучше еще немного потерпеть и поголодать. Мы снова спустились в рудник и взяли добычи уже на четверть миллиона фунтов. Мы зашили маленькие ящички в нашу одежду и нанялись кочегарами на пароход, отплывавший в Сан-Франциско. Там мы попытались продать радий. Разумеется, это надо было сделать очень осторожно, чтобы нас не обвинили в воровстве... Приходилось пользоваться услугами разных, весьма не почтенных людей, которых мы'дорого оплачивали. Имея четверть миллиона в кармане, мы вернулись в Австралию. Мистер Шмидт обдумал план действий и поделился им со мной. Я также был когдато инженером, был одним из тех, в кого жизнь крепко вцепилась зубами, но я никогда не был гением, как ваш дядя. Если бы случилось так, что я один нашел бы радий, то я, вероятно, продал бы его в Сиднее первому встречному, пошел бы в какой-нибудь портовый кабачок и пропил бы все до гроша. Но благодаря тому, что радий достался не мне, а Шмидту, я - теперь богатый человек.
      - Но какое счастье для дяди, что он напал именно на нас.
      - Почему? Ах, да! Потому что я не перегрыз ему горло? Но, во-первых, ведь не каждый человек - убийца, а во-вторых, я люблю его и любил всегда, как отличного товарища. Невеселое это было время в Сиднее, пока мы оба чистили сапоги, но мы пережили его.
      - А что было дальше? - полюбопытствовал я, прерывая его молчание.
      Он расхохотался.
      - Дальше было презабавно. Мы вернулись в Австралию, поселились в лучшем отеле "Виктория", взяли автомобиль и отправились к правительству. Я как сейчас вижу физиономию правительственного комиссара, с которым начал беседу ваш дядя. Для этой беседы он совершенно преобразился и стал похож на карикатурного американца из юмористического журнала.
      Он начал так:
      - Извините пожалуйста, я бы хотел купить землю.
      - Где?
      - Среди пустыни.
      - Зачем?
      - Хочу построить там дачу.
      - Среди пустыни?
      - Yes. На горе Руссель. Комиссар засмеялся. - А вы знае
      те, какое племя диких там живет? - Yes. Людоеды. - Сколь
      ко же вы хотите заплатить за гору Руссель? - Я могу пред
      ложить вам сто тысяч долларов... Через несколько дней до
      говор был готов. Австралийское правительство от души хо
      хотало над сумасшедшим американцем, о котором оно даже не знало, что он немец. Гора Руссель стала собственностью вашего дяди, а сто тысяч долларов - собственностью австралийского правительства. Договор был составлен по всем правилам, но чиновники покатывались со смеха, когда мистер Шмидт вписал туда пункт, гласивший, что гора принадлежит ему со всем тем, что находится на ней и внутри ее на протяжении ста километров в окружности, и что ему принадлежит также воздух над горой и земля под ней.
      Мы снова раздобыли частицу нашего сокровища и снова продали его в Америке. Вернувшись в Австралию, мы принялись внимательно изучать эту пустыню. У нас ушло на это почти два года. Здесь мы открыли ту пещеру, в которой живет теперь ваш дядя и под которой проходит подземный источник. Затем мы приступили к работе. Через полгода в Кембриджский порт прибыло целое судно с турбинами и гигантскими динамо-машинами и всем прочим.
      В течение того времени, что мы изучали пустыню, мы завели дружбу с дикарями. Это не трудно, так как дикари - те же дети. Разумеется, их нельзя стегать хлыстом, убивать их женщин и детей и выгонять их из селений, как это делали белые, явившиеся в Австралию.
      А мы добились этой дружбы, т. е., вернее, не мы, а ваш
      дядя. Я же был только его помощником. Затем мы проложили
      здесь рельсы и стали подвозить материалы. Да, да, мистер, мы работали десять лет, пока достигли всего, что вы видите здесь. За это время мы постепенно и осторожно продавали частицы радия. У нас накопился миллион фунтов стерлингов, и Австралия продала нам весь этот участок земли. Конечно, правительство и до сих пор убежденно, что это - затея сумасшедшего. Но отчего же не извлекать из этой затеи ежегодно по миллиону фунтов.
      Я посмотрел на американца.
      - Вы думаете, это возможно? Мистер Холльборн ответил со
      вершенно спокойно: - Если мистер Шмидт скажет мне сегод
      ня, что он через месяц стащит с неба на землю Луну, то я буду уверен в том, что он сделает это. Он никогда не обещает того, чего не может сделать.- Мистер Холльборн встал: - Я думаю, нам пора домой. Скоро взойдет солнце, и мне нужно идти к машине.
      Я остановил его еще одним вопросом:
      - Сколько человек живет в "Пустынном городе"?
      - Пятеро белых: мистер Шмидт, вы, я и два служителя.
      - И это все население города? Американец ответил совер
      шенно серьезно. - Это правящий класс. Но есть рабочие.
      Белые рабочие? - Большинство - черные, есть и красные.
      Все они очень сильны, добросовестны, беспрекословно послушны, если с ними хорошо обращаться, и неутомимы. Эти рабочие: машины, турбины, динамо, трансмиссии... Лучший из них - подземный источник, питающий нашу силовую станцию и приводящий все в движение.
      - И для обслуживания этих машин нужно всего пять человек?
      - Нет, машины обслуживаю один я, иногда ваш дядя, слуги жеонужны нам только для таких случаев, когда к нам приезжают гости вроде лорда Альбернун, придающие большое значение тому, чтобы в доме были человеческие слуги. Раньше здесь жило еще двести американских монтеров, которые оборудовали нам силовую станцию. Потом мы всех их отправили обратно.
      - Зачем? Ведь дядя замышляет грандиозные работы.
      - Да, но не следует иметь много соглядатаев. Этих рабочих набирали по пять человек из каждого города по всей Америке. Правда, они не придавали большого значения тому, что мы здесь делали. Они, так же, как и австралийское правительство, считали все это сумасшедшей затеей...
      Мы заняли место в аэроплане. Солнце взошло. Это было изумительное зрелище.
      Сперва над степью показалось темно-красное пятно, затем в вышине вспыхнули серебряные лучи, и все небо загорелось пестрыми красками.
      В Австралии все делается не так, как везде. Здесь солнце не золотое, а серебряное. Это от тумана.
      Рядом с нами послышался резкий свист бича и затем пощелкивание, точно кучер погонял лошадей. Я вздрогнул и невольно схватил американца за руку.
      - Экипаж! Откуда здесь мог взяться экипаж? Холльборн по
      качал головой: - Совершенно невозможное явление. Но звуки
      снова раздались, на этот раз еще ближе. Холльборн показал мне маленькую птичку, доверчиво сидевшую на ветке почти рядом с нами. Это из ее крошечного клювика вырывались такие звуки. Я едва успел прийти в себя от удивления, как снова вздрогнул: над самым моим ухом прозвучал звонкий, раскатистый смех.
      Но к этому смеху присоединился и Холльборн.
      - Не бойтесь, это тоже не человек. Это "смеющийся осел", как его зовет народная молва. Вот он сидит на дереве... Право, это вовсе не осел, а умнейшая птица на свете, которая высмеивает человеческую глупость.
      Да, да, милый мой друг, вам придется привыкнуть к тому, что в Австралии все не так, как на свете.
      На следующий день Холльборн показал мне все пещеры и ознакомил меня со всеми принадлежностями силовой станции. Затем он повел меня на кухню, где хозяйничал один из слуг, т. е. не столько хозяйничал, сколько наблюдал за порядком.
      Посреди кухни стояла электрическая плита, вдоль стен на полках была выстроена в ряд всевозможная сверкавшая чистотой посуда.
      Холльборн посмотрел на часы.
      - Без четверти двенадцать. Хотите посмотреть, как будет приготовляться наш завтрак?
      - С удовольствием! Когда раздался первый удар часов, очаг
      пронзительно свистнул, и в тот же миг вся кухня пришла в движение. На конфорку очага соскользнула с полки кастрюля, над ней открылся кран, и из крана потекла вода; затем открылся другой кран, и оттуда посыпалось какао в порошке, уже заранее смешанное с сахаром. Затем кастрюля автоматически закрылась крышкой. Через несколько минут какао было готово, отодвинулось в сторону и дало место другим кастрюлькам, послушно прыгавшим с полок.
      - Так у нас приготовляется все,- пояснил Холльборн.- Автоматические ножи режут мясо и бросают его на сковородку, автоматически открываются банки с консервами и приготовляются сами собой овощи. Машины безошибочно делают свое дело, но нужен человеческий мозг, который управлял бы ими, потому что думать они не умеют и из них нельзя создать искусственных людей.
      Я посмотрел на американца и сказал нерешительно:
      - Меня очень интересует один вопрос: кто был Венцель Апориус?
      - Я не знал его,- ответил Холльборн,- я только много слышал о нем от вашего дяди. Это был великолепный изобретатель, но несчастный человек. Все эти машины - дело его разумами его рук. Но в конце концов ати же самые машины помутили его разум. Ему стало казаться, что он создал не машины, а чудовищных людей, которые погубят его, которые в заговоре против него... Ваш дядя хорошо знал Венцеля Апориуса, но не спрашивайте его о нем. Ему тяжело говорить об этом... Кажется, их связывало очень многое... Кажется, мистер Шмидт был женихом дочери Апориуса. Она умерла от желтой лихорадки через несколько дней после смерти своего гениального отца, и с те пор ваш дядя не поднял глаз ни на одну женщину. Если вы когда-нибудь увидите у него женский портрет - это портрет дочери Апориуса... Могу вам сказать еще одно: у вашего дяди есть дневник Венцеля Апориуса.
      В голосе Холльборна зазвучали теплые ноты. Он положил руку мне на плечо:
      - Вы должны следить за тем, чтобы вашего дядю не постигла участь его великого учителя. Он уже не молод, и в его возрасте человек не должен оставаться наедине с существами, которых он создал сам и которые оказываются сильнее его.
      Я думаю, перед вами блестящее будущее!
      Я лежал на диване в своей комнате. В настоящее время мне нечего было делать. Силовая станция работала самостоятельно, мистер Холльборн лег спать и советовал мне сделать то же самое.
      - Когда вернется мистер Шмидт и прибудет Аллистер с инженерами, начнется жаркая работа, а пока осматривайтесь вокруг и отдыхайте.
      Но отдыхать я не мог. Сон бежал от меня... Я чувствовал, что нервы мои с трудом выдерживают все пережитое за эти дни. Все, что случилось со мной, было невероятным и в то же время вполне естественным... Но мысль о почти живых, о почти одухотворенных машинах наполняла меня жутью, ужасом и в то же время восхищением... Мне показалось, что я сам - одна из частиц этих машин, что мне выпад ает на долю выполнить вместе с дядей его гениальный замысел: превратить эту бесплодную пустыню в плодоноснейшую страну...
      Дверь распахнулась, вошел мистер Холльборн.
      - Вы не можете уснуть - я слишком много рассказал вам сегодня. Выпейте вот это.
      Через несколько дней утром за завтраком Холльборн сказал мне: - Сегодня я покину вас. Мне нужно вылететь навстречу мистеру Аллистеру. Он прибывает завтра с двенадцатью инженерами.
      Вскоре аппарат, на котором вылетел Холльборн, скрылся из вида. Я остался один. Перед наступлением вечера я проверил, все ли в порядке на станции и в машинном отделении. Все эти турбины и динамо казались мне уже друзьями. Внезапно пронзительный свисток прорезал воздух. Я побежал в комнату дяди. На матовой пластинке вспыхнула надпись:
      "Спущусь через пять минут. Шмидт". Я вынул всю заготов
      ленную мною за эти дни работу и положил ее дяде на стол. Потом повернул рычаг - дверь распахнулась, прозвучал свисток, выскочил электрический вагончик. Я стоял возле глинобитной хижины, и сердце мое билось от радости.
      Я видел, как гигантская птица, унесшая моего дядю в СанФранциско, плавно опускается на землю.
      ГЛАВА 4
      Дядя вернулся; говоря по правде, я был разочарован. Он выскочил из кабины аэроплана, держа в левой руке тяжелую папку с бумагами. Правую руку он торопливо протянул мне.
      - How do you do?* Очевидно, он мысленно все еще был в
      Америке и, увидев мое удивленное лицо, засмеялся. Затем пробежал мимо меня, вскочил в вагончик и, снова забыв о моем существовании, захлопнул дверь. Вагончик скрылся.
      Я должен был терпеливо дожидаться, пока он вернется и, дождавшись, поехал следом. Когда я подошел к комнате дяди, он с досадой крикнул мне:
      - Где ты пропадаешь? У нас тут дела по горло. Почему ты не поехал вместе со мной?
      - Да потому, что ты захлопнул дверь у меня перед носом.
      Он рассмеялся. - Видишь ли, когда я возвращаюсь из такого
      путешествия, из какого вернулся сегодня, то всегда бываю рассеян и не замечаю того, что делаю.
      Он протянул мне руку и усадил меня в кресло рядом с Холльборном.
      - Слушай: завтра утром прибудут первые аэропланы. Я нарочно телеграфировал из Сан-Франциско Аллистеру, чтобы он задержал инженеров на два дня на Суматре. Нам надо закончить кое-какие
      * Как поживаете?
      приготовления. Кроме того, завтра утром прибудут двести золотоискателей с Аляски...
      Я перебил его:
      - Но ведь ты же говорил, что белые не могут здесь рабо
      тать? Я чувствовал на себе, как расслабляюще действует
      климат Австралии, а ведь я, в сущности, не был занят почти никакой работой... И все-таки к концу дня уставал так, будто ворочал каменные глыбы.
      - Эти двести золотоискателей устроены особо,- возразил дядя.- Я бы сказал, что они сделаны из железа, и тела их закалены, как машины. Два года они работали в Аляске на лютом морозе, а до этого в африканских копях; кроме того, они уже рыскали по Австралии в поисках золота и слоновой кости... Нужно сознаться, что все эти молодцы - продувные канальи и бестии, каких еще не видывал свет. Они могут работать, как черти, а ночью пропивают и проигрывают все, до последней песчинки; нож всегда торчит у них за поясом, и они перережут человеку горло с такой же легкостью, с какой мы выругаемся.
      В то время, как дядя расписывал качества этих молодцов, я думал: "Зачем же он набрал таких негодяев?"
      И он, точно прочтя мои мысли, ответил:
      - Они здорово работают. Я нанял их на три месяца. Разумеется, они считают меня сумасшедшим, так как я обещал им огромную награду, если они выроют мне каналы. И кроме того, я дал им письменное разрешение брать себе в собственность все золото и всю слоновую кость, которую они тут найдут. А то, что они найдут здесь золото, вполне возможно... И они очень рассчитывают на это. Первые дни они будут работать, как бешеные, а потом сбегут. Нам придется построить для них лагери и, конечно, позаботиться о том, чтобы в лагере был и кабачок и игорный притон - без этого они не могут жить. Разумеется, придется смотреть за этими висельниками во все глаза.. Послушай-ка, мальчуган,-обратился он ко мне,- не будет ли это самым подходящим занятием для тебя?
      И, увидя мое полное отчаяния лицо, рассмеялся.
      - Нет, мой милый, такой ответственности я на тебя не возложу. Смотрителем этой колонии негодяев будет Джим.
      Я вспомнил, что во время одной из наших прогулок Холльборн показал мне этого Джима. Это был маленький, голый человечек, сидевший согнувшись на скале у озера и напевавший какую-то негритянскую песенку.
      Дядя продолжал:
      - Сегодня надо будет разбить палатки. Пустить этих людей в пещеру нельзя, да они и не должны ничего знать о пещере. Я поговорю с Мормора - не могут ли его люди помочь нам.
      Имя "Мормора" было мне совершенно незнакомо, и я насторожился.
      - Кто это: Мормора? Дядя, не любивший, чтоб его прерыва
      ли, ответил с досадой: - Вождь племени людоедов. Кроме
      того, я выписал из Америки еще землекопов. Нам нужно будет вырыть колодцы. Всю нашу область мы разделим на 12 участков. Каждым участком будет заведовать инженер. Холльборн, список у вас?
      Холльборн молча подал ему лист бумаги, и дядя начал читать:
      - Моравец, старший инженер из Дрездена; он получит 200 арабов из племени Риад. Генрих Стобицер - двести туарегов из Ливийской пустыни. Вальтер Гольдинг - двести китайцев с Формозы. Отто Курцмюллер из Нюрнберга - двести сомалийских негров. Карл Гейнце из Потсдама - двести малайских туземцев. Эвальд Корнгольд из Майнца - двести негров из Дар-Эль-Салама. Кроме золотоискателей у нас будет 1200 человек. Сперва мы разобьем участки на шесть частей, и каждому из инженеров дадим заместителей.
      - А как же я, дядя?
      - О тебе поговорим сегодня вечером. Я был немного обижен,
      но промолчал.
      Я сидел один и злился. Дядя заперся у себя и приказал, чтобы никто его не тревожил. Холльборн вылетел куда-то. Мне никто не мешал отдаваться дурному настроению...
      Почему дядя обошел меня назначением? Правда, я еще очень молод и неопытен, но когда же я приобрету опыт, если меня будут всегда отстранять от работы?
      Из громкоговорителя раздался голос дяди:
      - Иди ко мне! Он сидел за столом, просматривая мою рабо
      ту, сделанную за время его отсутствия.
      - Ты сочинил все эти планы?
      - Да, я думал...
      - Во всем этом нет ничего нового для меня, но ты не должен огорчаться. Из этих планов я вижу, что ты прекрасно усвоил мои проекты и что у тебя есть инициатива. Это очень хорошо. Мне кажется, ты обиделся на то, что я не назначил тебя заведующим одним из участков? Но у меня есть для тебя кое-что другое. Других людей мне надо было бы изучать годами, тебя я уже знаю. Я читаю твои мысли. Я считаю тебя своим сыном и продолжателем моего дела. А пока ты будешь моим заместителем и помощником. Будешь везде и всегда со мной. Ты доволен? Не извиняйся и не благодари. Пойдем. Аэроплан уже готов. Я хочу познакомить тебя сегодня ночью с одним из моих хороших друзей - с Мормора, вождем племени людоедов.
      Мы летели часа три. Только дядя и я. Я управлял аппаратом, он указывал путь. Под нашими ногами чернел лес, а посреди него была небольшая поляна. Дядя велел спускаться.
      - Оставим аэроплан здесь и не будем пугать нашего приятеля. Он все еще не может освоиться с волшебными птицами европейцев.
      Мы шли по лесу, дядя держал -в руке компас и ворчал:
      - Каждый месяц эта публика меняет место жительства; за ними не угонишься.
      - Почему ты не берешь никого из них на работу?
      - Потому что это невозможно. Так же невозможно, как запрячь льва в плуг. Заставить свободного бушмена работать это значит убить его. Дикари - как дети. Они могут работать, но играя, тоже как дети. У них должно быть сознание, что они могут каждую минуту бросить одну игрушку и взять другую. А принудить их к работе - это значит сделать их несчастными. Я уже подумал об их будущем. Я решил, что никогда,- слышишь: никогда,- они не должны быть изгнаны из этих лесов, из этого клочка пустыни...
      Дядя приостановился, постоял несколько секунд прислушиваясь, сделал несколько шагов и спрятался за дерево. Я сразу же решил, что он заметил опасность, и мысленно похвалил себя за, то, что, отправляясь в гости к людоедам, сунул в карман револьвер - предосторожность, над которой дядя вероятно посмеялся бы.
      Но вот он кивнул мне и приложил палец к губам, приглашая меня к молчанию. Когда я осторожно приблизился к нему, он шепнул:
      - Не разговаривать! Не делать никакого шума! Смотри туда.
      Перед нами расстилалась маленькая лужайка, и на ней шагах
      в ста от нас я увидел группу кенгуру. Одни из них лежали, растянувшись на земле, другие прыгали по лужайке, причем хвост служил им точкой опоры: без него они потеряли бы равновесие. Некоторые из них стояли на собственном хвосте и на задних лапах, сложив передние лапы на груди и посматривая по сторонам. Вид у них был такой, точно они молятся. Ветер дул в нашу сторону, и только поэтому их вожак не заметил нашего присутствия.
      Дядя схватил меня за руку и шепнул едва слышно:
      - Стой тихо; это не часто удается видеть. В этот момент
      молодой самец кенгуру подскочил к юной мадемуазель кенгуру, в которую он, несомненно, был влюблен. Несколько минут он с самой комичной рожей прыгал вокруг нее на задних лапах и на хвосте. Она молча следила за ним прищуренными глазами.
      Понемногу кавалер становился смелее: он издал звук, похожий на хриплый кашель, подпрыгнул еще ближе и нагнулся, казалось, что он хочет стать на колени перед своей дамой. Затем протянул лапу и погладил свою возлюбленную по спине.
      Но мадемуазель кенгуру оказалась очень чопорной особой; она не допускала такой фамильярности и со всего размаха ударила своего поклонника. Потом встала на задние лапы, а передними обняла его. Он сделал то же самое, и так они стояли, как парочка, приготовившаяся танцевать.
      Пример заразителен: другие кенгуру приняли такие же позы, и вся лужайка покрылась этими парочками, готовыми начать балет.
      - Не хватает только румынского оркестра! Дядя сказал это
      громко, и в ответ ему раздался пронзительный свист вожака. Все стадо обратилось в бегство, кроме одного крупного зверя, который еще прыгал на лужайке.
      Но к нему почти такими же прыжками подбирался дикарь, вся одежда которого состояла из повязки на бедрах. Едва животное почуяло его, как остановилось и прижалось к дереву, глядя на своего преследователя кроткими, пугливыми глазами. И в тот же момент тяжелый удар дубины поверг бедного кенгуру на землю.
      Я невольно содрогнулся. Дядя, всегда читавший мои мысли, шепнул:
      - Ты прав, это жестоко, но... дикари хотят есть, и огнестрельного оружия у них нет. И все-таки уж лучше пусть они едят кенгуру, чем...
      Он не докончил и, выйдя на лужайку, окликнул человека, стоявшего к нам спиной над распростертой перед ним добычей.
      - Миами! Дикарь испуганно прыгнул в сторону, в этот мо
      мент он сам был похож на спасающегося бегством зверя. Но, узнав дядю, он оправился от испуга и бросился ничком на землю со словами:
      - Коби! Это означало: господин. Дядя заговорил с ним на
      непонятном мне наречии дикарей. Я слышал, что он упомянул имя Мормора. Молодой дикарь кивнул головой и подозрительно покосился на меня. Дядя сказал ему еще что-то, одной рукой обнял меня, а другой дикаря... Тот поколебался, но затем в свою очередь привлек меня к себе. Он был среднего роста и очень худ. Я ощущал его ребра под своей рукой. Его волосы возвышались над головой, как огромный парик, и торчали во все стороны.
      Затем дядя дал нам по сигаре и мы закурив - мне вспомнилась трубка мира американских индейцев - отправились куда-то в лес.
      Вскоре вдали послышался шум: крик попугаев, лай собак. Собственно говоря, это были не настоящие домашние псы, а так называемые "динго" - когда-то одичавшие собаки.
      Перед нами открылась просека, а за ней маисовое поле и селение дикарей. Оно состояло из нескольких хижин, если можно назвать хижиной хрупкое сооружение, сплетенное из веток и выложенное травой и листьями. Посередине бьи разложен костер, а над костром хлопотали с котелками в руках мужчины и женщины. Наряд их был также упрощен до последней степени. Все они неистово орали и перебивали друг друга.
      Миами пронзительно крикнул, шум мгновенно стих, и вся оравшая компания скрылась.
      Затем из хижин появились только одни мужчины, вооруженные длинными копьями, щитами, луками и стрелами. Миами побежал к ним и остановился перед особенно ярко и пестро разукрашенным человеком. Пестрый человек выслушал речь дикаря и крикнул чтото, после чего женщины стремительно бросились к своим котелкам, чтобы унести их.
      Дядя, все еще держа меня за руку, вышел вперед и, подойдя к пестрому вождю, сказал ему несколько слов по-английски. К моему удивлению, вождь ответил тоже по-английски, хотя и ломаным языком. Обмен любезностями между ними был таков:
      - Приветствую моего брата Мормора!
      - Добро пожаловать, мой белый брат!
      - Скажи женщинам, чтобы они продолжали свою стряпню; я не буду заглядывать в ваши котелки, как вы не заглядываете в мои.
      Сдержанная улыбка скользнула по лицу вождя. Мы сели на
      корточки перед костром. Одна из женщин принесла нам маисовых лепешек. Миами насадил на вертел кусок только что убитого кенгуру и принялся поджаривать его.
      Часом позже. Мы съели маисовые лепешки и кенгуру, дикари
      опустошили содержимое своих котелков. Говоря по правде, мне едва лез кусок в горло. Я никак не мог отделаться от мысли, что в этих же котелках варилось человеческое мясо, хотя дядя и успокаивал меня уверениями, что сейчас это племя не ведет ни с кем войны, а в мирном состоянии оно не питается человечиной. Но... все-таки...
      Дядя вынул из своей сумки три бутылки рома и предложил их дикарям.
      - Я знаю, это яд для них,- шепнул он мне,- и прибегаю к этому угощению очень редко, но сегодня оно необходимо.
      После рома дикари оживились и повеселели. Под грохот барабанов они исполнили какую-то сумасшедшую пляску. Они прыгали друг против друга, их щиты сталкивались и звенели, они бросали копья и неистово трясли косматыми головами.
      В это время дядя разговаривал с вождем, и вождь утвердительно кивал ему головой.
      Мы летели домой. Дикари еще до нашего ухода молниеносно
      исчезли в лесу под предводительством вождя. Настало утро. Дикари пришли в "Пус
      тынный город" немногим раньше нас. Холльборн провел их в большую пещеру, где хранились припасы, и дикари вытащили оттуда громадные куски парусины для палаток и несколько сот железных кольев. После этого вход в кладовую был снова тщательно закрыт, и перед ним был посажен колючий кустарник.
      Дядя объяснил мне:
      - Дикарь не украдет. Став твоим другом, он не нарушит дружбы до тех пор, пока ты сам не предашь его. К сожалению, у белых людей несколько иные нравы...
      Вскоре Пустынный город стал действительно походить на город. Перед глинобитными хижинами выстроились четыре палатки; в трех должны были жить инженеры, четвертая предназначалась для землекопов.
      Я забыл упомянуть, что дядя выписал из Америки, собственно говоря, не столько землекопов, сколько своего рода "волшебников", т. е. людей с рамками, посредством которых они определяли содержимое недр земли и указывали, где именно следует рыть колодцы... Это были на вид странные люди. Одни из них казались вполне современными: привозили с собой особые приборы, сплетенные из проволоки, и пускались в длинные научные объяснения по поводу свойств этих приборов. Другие же были настоящими детьми природы, обросли волосами, носили длинные рубахи с открытой грудью, ходили в сандалиях на босу ногу и привезли с собой березовые и ивовые прутики...
      Я спросил дядю, неужели он верит в "волшебство" этих па
      лочек? Он пожал плечами. - Я ни во что не верю, но я ни
      чего и не отрицаю. Я знаю, что германское правительство в южной Африке пользовалось услугами этих людей с их рамками для нахождения источников. Если они отыщут и здесь подземные ключи - хорошо, если нет - значит, я напрасно их выписал.
      У нас становилось все оживленнее. Прибыло 12 инженеров с
      мистером Аллистером во главе. Мне кажется, что у Аллисте
      ра наметанный глаз. Люди, которых он привез с собой, подобраны молодец к молодцу. Интересно было присутствовать при их встрече с дядей. Он принял их в большой пещере, которая служила нам столовой, и разложил на столе карту своих владений. Я сам чертил эту карту под его наблюдением. Она была разбита на 12 участков, и из них выделено шесть, в которых работа должна была развернуться немедленно. Дядя развивал свои планы. Прибывшие инженеры слушали сперва удивленно, затем насмешливо и наконец восторженно. Моравец должен был соорудить на юге новую центральную машинную станцию. Там находилось большое озеро - озеро Карнеджи,не высыхавшее круглый год. Дядя предполагал, что оно связано с каким-нибудь подземным источником. Там мы должны были построить новую силовую станцию.
      Генриху Стобицеру, железнодорожному строителю, была поручена прокладка железной дороги между Пустынным городом и озером Карнеджи.
      Вальтеру Гельдингу, "электрику", надлежало водрузить во всей восточной области высокие мачты.
      Когда дядя закончил свою длинную речь, глаза у всех блестели воодушевлением и все сомнения исчезли.
      Дядя пожал Аллистеру руку.
      - Кажется, вы привезли мне настоящих работников! Прошло
      две недели. Это было безумное время. Целые эскадрильи воздушных птиц носились над нами. Хорошо, что дядя купил Кембриджскую бухту. С тех пор как Австралия открыта, в этой бухте, вероятно, не скапливалось столько судов. Ежедневно прибывали все новые и новые, и двести китайцев, специально выписанных из Кантона, едва успевали разгружать суда, выводить их из гавани и принимать новые.
      На берегу с лихорадочной быстротой строился новый город, который дядя назвал "город Аллистер". Можно было подумать, что здесь готовится огромная сельскохозяйственная выставка. Все вокруг было загромождено ящиками, частями турбин, колоссальными динамо, горами рельс, электрическими локомотивами, клубками проволоки... Аллистер прогуливался среди всего этого хаоса. Встретясь со мной, он ласково протянул мне руку:
      - Как поживаете, мистер? И мне показалось, что мы с ним
      старые друзья. В бараках возле самого Пустынного города
      жили золотоискатели. Что это были за люди! На физиономии каждого была написана история всей его жизни. И физиономии эти были почти все изукрашены шрамами и рубцами, пересекавшими то лоб, то щеки.
      В то время как все остальные европейцы предпочитали работать ночью, в прохладе (огромные дуговые фонари давали нам достаточно света для этого), а днем отдыхать,- золотоискатели, словно не чувствуя палящего зноя, выходили на работу именно днем. Роя землю лопатами, они впивались в нее блестящими глазами и пропускали комья земли сквозь пальцы... Некоторым из них уже удалось найти несколько золотых крупянок.
      Ночью же, когда с моря дул свежий ветер, стремительно бежали в бухту двести китайцев инженера Гельдинга - водружать железные мачты и укреплять провода... А в палатках золотоискателей стояли не заглушаемые ничем рев и крик.
      Посреди этих палаток был сколочен жалкий балаган, принадлежавший какому-то китайцу. Никто не знал, как он пробрался сюда; во всяком случае, дядя не привез его с собой. Это был маленький шафранно-желтый человек с узкими, шныряющими глазами. Над своим балаганом он укрепил вывеску, гласившую: "Ресторан Виктория". Но это был всего-навсего грязный кабачок, где продавались всевозможные сорта отвратительного пойла: зеленого, красного и желтого...
      Часть балагана была отделена перегородкой, за которой люди целыми часами играли в кости, а посреди этого логовища плясали всю ночь напролет, и пляски эти не уступали пляскам дикарей.
      Когда я указывал дяде, что в конце концов этот пьяный сброд натворит каких-нибудь бед, он пожимал плечами:
      - Неизбежное зло! Они роют, как черти.
      Прошли еще три недели. По проложенной узкоколейке бегали
      маленькие локомотивы, таща за собой вагончики, перевозившие тяжелые части новых машин. Был доставлен целый транспорт верблюдов и слонов. Дядя хотел использовать гигантскую силу этих животных. В пяти местах были уже сооружены станции беспроволочного телеграфа.
      Через месяц повсюду возвышались мачты, повсюду сверлильные машины буравили скважины, раздавались взрывы и образовывались глубокие ложбины для каналов.
      Я почти постоянно находился в полетах, переносясь то на юг, то на восток - к горе Руссель, то на запад, где проходили наши границы, которые должны были охраняться от любопытных лучами Маттью.
      Однажды в субботу вечером дядя увез меня в автомобиле. Мы доехали до участка, где работал Гельдинг со своими китайцами. Здесь повсюду возвышались мачты, снабженные какими-то странными аппаратами, похожими на лампы, накрытые асбестовыми щитами. Здесь же стояли на известном расстоянии друг от друга водочерпательные машины, которые накачивали воду во вновь вырытые колодцы.
      Мы стояли на холме, и дядя обвел рукой вокруг. Когда я приехал ^сюда, здесь была унылая песчаная-пустыня. Теперь все кругом зеленело. Восемь дней тому назад из этой земли едва пробивались головки первых ростков, теперь я видел уже пышные маленькие растения.
      - Знаешь, что здесь будет? Наша первая кокосовая плантация. Вон там, высоко, в стояках, положены кусочки радия. В течение дня они излучают на увлажняемую землю. Трудно представить себе, как это способствует росту растений. Я думаю, что .через год мы уже снимем первый урожай...
      До нас донесся глухой гул... Он шел из палаток золотоискателей. Мы помчались в автомобиле обратно.
      Огромное зарево пылало в небе: все бараки золотоискателей были объяты пламенем.
      ГЛАВА 5
      Сегодня ровно год, как я прибыл в Пустынный город. Год! Мне кажется, что прошло десять лет. Я посмотрелся в зеркало. Если бы мои берлинские друзья увидели меня, то, пожалуй, не узнали бы. Правда, фигура осталась та же, но черты лица заострились и кожа приняла совсем другой оттенок. Сегодня воскресенье, и мы не работаем. Холльборн улетел на юг, дядя отправился на гору Руссель. Ему опять нужны деньги, и он пошел за частицей своих сокровищ. На этот раз он взял с собой .Моравца, которого он назначил главным инженером. Моравец чрезвычайно способный человек. Он великолепный электротехник, и в нем есть дух творчества.
      Кажется, правительство в Канберре уже стало проявлять любопытство к "Пустынному городу". Нам предложили провести железную дорогу в наши владения. Это нетрудно сделать, так как она уже доходит до горы Маргариты, а оттуда всего несколько километров до наших южных границ. Тогда мы были бы соединены с гаванью Фремантль на восточном побережье Австралии, которая гораздо удобнее нашей Кембриджской бухты, часто очень опасной для судов. Но дядя - против железнодорожного сообщения с Австралией; он не хочет, чтобы австралийцы знали, что делается у нас.
      Во всяком случае, у них уже проснулось любопытство. Они смеются над нами и качают головами. Несомненно, господа из Канберры думают, что вся наша затея слишком фантастична, и убеждены в том, что у дяди скоро иссякнут деньги и что он покинет страну.
      О нас пишут удивительные вещи. Австралийские газеты знают, что в нашем распоряжении имеются суда и большие воздухоплавательные аппараты - у нас уже три цеппелина, но никому не известно, какой цели они служат. Никто не понимает, откуда берутся миллионы, которыми мы располагаем, но все иронизируют над тем, куда мы их расходуем.
      Я предпринял небольшую прогулку на холм, расположенный позади нашей центральной станции. Отсюда открывается вид на "Пустынный город", который за этот год действительно превратился в настоящий маленький город. В нем проложены улицы и устроены дома. Разумеется, это не обычные дома, их части прибыли к нам уже готовыми, и мы их только- собрали. Дома сделаны из металла и снабжены холодильниками. В них прохладно и приятно жить.
      Я живу вместе с мистером Холльборном в одном из таких домиков почти у самых ангаров для цеппелинов. За ангарами аэродром, а дальше во все стороны бегут рельсы - узкоколейная полевая дорога. Рельсы сходятся в центральном узле, напоминая гигантскую паутину.
      В Пустынном городе около пятисот человек, из них триста человек - немцы.
      Я вспоминаю вечер, когда мы с дядей мчались в автомобиле к горящим баракам золотоискателей. Легкие строения вспыхнули, как карточные домики, и когда мы приехали на место пожара, от них не осталось уже ничего. Золотоискатели тс-же исчезли. Разобрав обуглившиеся бревна, мы нашли несколько битых и в их числе хозяина кабачка, а также старого Джима.
      Когда я спросил дядю, будем ли мы разыскивать бежавших, он ответил:
      - Зачем? Очевидно, они решили рыть где-нибудь золото на свой страх и риск...- И добавил: - Видишь, насколько спокойнее иметь дело с машинами?!
      Я знаю, что дядя недаром поехал на гору Руссель. ЧР гот раз ему нужно не только взять образец урановой смоляной руды, но и еще кое-что обдумать.
      За последнее время к дяде несколько раз приходил вождь дикарей - Мормора. Это были необычайные визиты. Мормора появлялся в полном военном одеянии, в сопровождении двух воинов и заклинателя Тена-Инжит, разодетого самым фантастическим образом, вымазанного какой-то грязью и изукрашенного пестрыми перьями. Мормора высылал молодого воина с докладом о себе, дядя торжественно выходил ему навстречу, и затем они удалялись в пещеру.
      Многие из европейцев удивлялись дружбе дяди с вождем дикарей. Но Мормора со своим племенем все еще живет в лесу у горы Руссель и как бы охраняет горные недра.
      Страж он надежный, так как эти горные недра он считает жилищем древнего бога. Что же касается радия, то Мормора не знает о его ценности.
      В последнее время, по его словам, в окрестностях горы появились белые люди. Возможно, что это были золотоискатели, бродившие где-то поблизости.
      Недавно в руднике нашли мертвого. Лучи радия убили его; но Мормора, конечно, говорит, что его казнил горный бог.
      Во всяком случае, нужно принять меры предосторожности: здесь скопилось слишком много подозрительных людей, и надо испытать действие лучей Риндель-Маттью, которые со временем будут охранять нашу область от вражеских вторжений.
      От нашей центральной станции проводится в гору ток высокого напряжения. Это дело поручено Моравцу. Не знаю - почему, но у меня не лежит сердце к этому человеку. Я не отрицаю, что он самый способный из всех и что дядя недаром назначил его главным инженером... Но мне не нравится его взгляд, его ускользающие глаза и насмешливая улыбка, которая дрожит на губах, когда он разговаривает с дядей.
      Однажды я поделился моими наблюдениями с мистером Холльборном. Он засмеялся и сказал:
      - Вы ревнуете! Это рассердило меня, и я замолчал. Дяде я
      не говорил ничего, боясь, что он тоже упрекнет меня в ревности. Говоря по правде, мне не нравились также и Стобицер, и Гельдинг, и Курцмюллер, но все они, как нарочно, были способными и очень дельными инженерами.
      Может быть, я и в самом деле ревнив? Уже не раз я заме
      чал, что по воскресеньям, сидя в специально устроенном для инженеров казино, где они проигрывали иногда все свое большое жалование, эти люди отпускали по адресу дяди насмешливые словечки.
      По-моему, это недостойное поведение.
      Прошло еще полгода. Временами мне становится страшно за дядю. Целыми ночами он сидит над своими планами, а дни проводит на работе и почти не спит.
      Сегодня был интересный день: Моравец закончил сооружение станции высокого напряжения на горе Руссель. Мы все собрались там. Это был настоящий пикник, на который пригласили и Мормора со всем его племенем.
      В горе была вырыта пещера. Над входом в рудник и над старой пещерой ацтеков. Мы знаем, что рыли ее не ацтеки... Но нам надо было как-нибудь назвать ее, а сохранившиеся в ней остатки скульптуры напоминают произведения ацтеков.
      Во вновь вырытой пещере Моравец установил мощные машины, которые питались током высокого напряжения нашей центральной станции и должны были производить лучи Риндель-Маттью.
      Мы все стояли в саду, который расцвел еще пышнее с тех пор, когда я видел его в первый раз.
      Моравец пошел к машинам. Раздался свисток - он включил лучи. С горы послышалось равномерное громкое жужжание. Это был предупредительный сигнал, известный всем членам нашей колонии и туземцам.
      "Когда раздается жужжание на горе, приближаться к ней нельзя".
      Все притаились и замерли... Но вдруг собака инженера Моравца, прежде чем мы успели удержать ее, стрелой помчалась вперед, отыскивая своего господина. Внезапно собака очутилась в кольце вспыхивающих маленьких молний, вот уже она объята пламенем и сгорает на наших глазах.
      Моравец еще не знает о том, что погиб его четвероногий
      друг... Сейчас начнется испытание автоматического управления
      аэропланами. Дело в том, что у нас есть несколько маленьких воз
      душных моделей, которые посредством установленной здесь машины, соединенной с сетью тока высокого напряжения, должны летать без пилота. Устроены они так: в аппарате имеется приемник, длина волны которого равна длине волны отправителя, установленного на земле и регулирующего каждый поворот руля посредством передаточного аппарата.
      Пробные испытания полета этих аэропланов и должны начаться сейчас. Аппараты пущены; одни летят совсем низко, другие повыше, третьи высоко над горой. Двадцать маленьких моделей в различных направлениях пересекают воздушное пространство.
      И вот, как по сигналу, все они вспыхивают и сгорают в одну секунду...
      Дядя улыбается.
      - Кажется, наш радий в безопасности! Дикари дрожат в
      смертельном страхе, Мормора едва отваживается протянуть дяде руку. Когда жужжанье на горе прекращается и Моравец подходит к нам живой и невредимый, дикари бегут от него, как от дьявола...
      Вечером, прощаясь с инженером Моравцом, дядя сунул ему что-то в руку. Я убежден, что это была очень крупная сумма. А ночью я увидел этого же инженера Моравца, сидевшего вместе со Стобицером в кабачке, выстроенном рядом с казино. Здесь обычно собираются погонщики верблюдов. С инженерами сидели два каких-то парня с физиономиями беглых каторжников. Вероятно, это были сбежавшие после пожара золотоискатели. Вся компания была так пьяна и так поглощена игрой в карты, что даже не заметила моего присутствия.
      Люди, которых я принял за золотоискателей, потряхивали мешочками, а время от времени вытаскивали из них крупинки золота и бросали их на стол. Я заметил, как они, тасуя карты, плутовски подмигивали и злорадно ухмылялись.
      В конце концов, что мне за дело до всего этого? Дядины инженеры вольны проигрывать свои деньги кому угодно, хотя бы даже и этим висельникам.
      В ту же- ночь я должен был слетать по поручению дяди в "город Аллистер", в Кембриджскую бухту. Он разросся еще шире, чем наш "Пустынный город", и теперь там жило уже не двести китайцев, а больше тысячи...
      Вернувшись домой, я опять увидел выходящих из кабачка инженеров. Они покачивались и что-то бормотали "заплетающимися языками. До меня донеслись слова Моравца:
      - Все деньги к дьяволу! Сто тысяч марок в одну ночь! Лучше было бы мне улететь с первым же аэропланом в Европу... Что я за несчастный человек!
      Стобицер утешал своего приятеля:
      - Глупости! Ты в любой момент можешь опять разбогатеть.
      - Каким образом?
      - Ведь ты же стоишь у источника. Что сделается со стариком, если у него будет радия на несколько крупинок меньше?..
      Моравец схватил его за шиворот.
      - Ты предлагаешь мне стать вором? Стобицер забормотал
      что-то бессвязное. Я нарочно задержался позади них. Мне не хотелось, чтобы они знали, что я слышал их разговор. Возможно, впрочем, что завтра оба уже забудут то, что говорили сейчас.
      Я пришел домой, раздумывая:
      "Сказать мне об этом Холльборну? Не высмеет ли он меня снова? Или, может быть, передать все дяде?"
      Но быть доносчиком казалось мне слишком недостойным! Я
      решил молчать, но зато глядеть в оба.
      Сегодня у дяди был опять большой день. Мы закончили прокладку рельс, или, как мы называем это,- нашей "паутины". На всех рельсах уже стоят сельскохозяйственные машины. Огромные плуги с вертикальными, движущимися вокруг своей оси лопастями и острыми лопатами, предназначенными взрывать землю; за ними идут машины поменьше, которые должны будут разрыхлять глыбы земли; затем красуются бороны и, наконец, сеялки. В центре этой "паутины", точно пауки, стоят наши аппараты. Здесь же выстроена и платформа, на которой стоит стол с множеством электрических кнопок, и у этого стола священнодействует дядя, окруженный своими двенадцатью инженерами.
      Сегодня все эти машины будут впервые пущены в ход по кругу диаметром в двести километров.
      Впервые мы принимаем сегодня гостей из Канберры. Дядя послал за ними большой цеппелин, на котором прибыл со своей свитой лорд Альбернун.
      - Я не заставлю вашу светлость дожидаться,- говорит дядя._ Мы сейчас же начнем.
      Лорд улыбается и переглядывается со своим секретарем мистером Спенсером. В этой улыбке сквозит явная насмешка.
      - Могу я узнать, что здесь должно произойти?
      - Мы должны разбить маисовое поле на этом круге. Для этой цели мы должны будем автоматически обработать землю.
      Лорд не может удержаться от иронии:
      - И вы полагаете, господин волшебник, что здесь может чтонибудь расти?
      - Разумеется! Эта почва, отдыхавшая тысячу лет, представляет собой отличный перегной.
      - Возможно. Но я слышал, что для того, чтобы земля была плодородной, она должна быть орошаема водой.
      - Вы совершенно правы.
      - Следовательно, вы собираетесь поливать ее из леек? - На этот раз насмешка звучит так откровенно, что лица многих инженеров вспыхивают. Дядя же отвечает совершенно спокойно:
      - Нет, я сперва орошу землю дождем. Я сделаю это так, как в тропиках. Каждый день в течение двух часов над этим полем будет идти дождь.
      Лорд Альбернун становится серьезен и испытующе смотрит на дядю. Для меня ясно, что он считает его сумасшедшим.
      - Вы собираетесь?..
      - Делать дождь. При современных достижениях науки это совсем не трудно. Разрешите начать, ваша светлость?
      Лорд тяжело опускается в кресло.
      - Я чрезвычайно заинтригован.
      - Будьте добры взять подзорную трубу и наблюдать за этими башнями.
      На одинаковом расстоянии друг от друга стоят четыре четырехугольных башни.
      - Я начинаю! - Дядя нажимает кнопку. В первые моменты не заметно ничего особенного, затем дядя говорит: - Если вы вглядитесь попристальнее, то увидите легкий туман над башнями и заметите слабое вибрирование воздуха.
      Действительно, над всеми четырьмя башнями постепенно сгущались маленькие облачка. Они с каждым мгновеньем становились все гуще и темнее... Вот уже клочья разорванной тучи несутся по небу, но они не расплываются по сторонам, а каким-то странным образом собираются в центре, равномерно распределяясь над всем кругом нашей "паутины".
      Проходит полчаса, час. Теперь все небо покрыто черными тучами.
      - Разрешите - я пущу дождь. Никто не отвечает. Дядя нажи
      мает другую кнопку. Вспыхивает молния, гремит гром, и в
      тот же миг потоки дождя низвергаются на высохшую землю, дождь брызжет нам в лицо и отскакивает от земли маленькими жемчужинками.
      Лорд невольно застегивает все пуговицы пальто. Дядя улыбается.
      - Как видите, я был предусмотрителен, сделав крышу над этой платформой. Минутку терпения. Скоро все пройдет. Ночью я пущу дождь еще раз. Сейчас была только репетиция.
      Начинает постепенно светлеть, облака исчезают, и наступает солнечный день. Лорд, вне себя от изумления, смотрит на дядю.
      - Как это возможно?
      - Все очень просто. Облака образуются от того, что вода испаряется от жара. Вы можете проследить это на любом чайнике. В эти башни я провел тоненькие трубы; по трубам идет вода, которая нагревается электричеством. Когда она достигает вершины башен, особые электрические плитки доводят ее до точки кипения. Таким образом этот пар поднимается кверху - в нагретый солнцем воздух, и из него образуются облака. До сих пор все было очень просто, трудность наступает лишь сейчас.
      Вы обратили внимание на то, что весь этот круг окаймлен воздухоплавательными аппаратами? Это обыкновенные воздушные шары, прикрепленные на канатах к земле и соединенные с током высокого напряжения. У них имеется приспособление, посредством которого я посылаю в воздух волны, препятствующие моим искусственным облакам переходить за черту этого круга. Затем, благодаря электрической искре, я произвожу искусственную грозу, воздух внезапно охлаждается и падает дождь.
      В общем, все это очень просто. Нужно только иметь необходимые машины и прежде всего ток высокого напряжения.
      Дядя нажал на рычажок и привел в движение землечерпательные машины, которые взрыли разрыхленную дождем землю. За ними последовали плуги, затем бороны и сеялки. Медленно и планомерно двигались по рельсам эти гиганты.
      Никакой помощи им не требовалось. Только один человек, стоя у стола, нажимал кнопки и переводил рычаги.
      Уже поздний вечер. Гости из Канберры обедали у нас. За обедом лорд Альбернун был вынужден сказать небольшую речь, посвящен ную восхвалению технических чудес, которые он увидел в этом пустынном городе.
      Дядя тоже ответил ему речью:
      - Почтенные господа во главе с господином министром, я пригласил вас сегодня не только для того, чтобы вы присутствовали при "чудесах", но и для того, чтобы вы присутствовали при "крещении". Мои владения назывались до сих пор "Desert City" т. е. "Пустынный город". Но это наименование больше не подходит. С сегодняшнего дня этот город будет называться Электрополис - город электричества, город техники, город железных рук.
      Лорд и его свита переглянулись. Нетрудно было понять, какая мысль таилась у каждого из них: "Этот субъект попросту сумасшедший, зарвавшийся в своих фантазиях..."
      Несомненно, дядя прочел эту мысль в их взглядах, но молчал и улыбался.
      Я покинул свое место за столом еще до того, как обед окончился. Дядя поручил мне - тайно от всех - еще раз "сделать дождь" и пустить на орошенную землю лучи радия. Я возился с этим почти всю ночь. На утро, когда цеппелин был уже подан нашим гостям, дядя попросил их еще раз подняться на платформу.
      Они замерли от удивления. Над полем зеленела мягкая, кудрявая, легкая, как пух, травка. Это взошли семена.
      Дядя сказал, улыбаясь:
      - Тропическое солнце творит чудеса! О радии мы, разумеет
      ся, молчали. И когда лорд Альбернун, качая головой, про
      молвил: "Вы волшебник",- дядя скромно ответил ему:
      - Я только призываю себе на помощь силы природы.
      Снова у нас сенсация, но на этот раз несколько иного сорта. Ее поднесли нам газеты, в которых крупным шрифтом, с гигантскими заголовками, напечатано: "Гора радия в пустыне", "Как лорд Альбернун продал за гроши несметное богатство мистеру Шмидту из Сан-Франциско", "Германский король Австралии", "С неба упавшие миллиарды" и т. д.
      Во всех австралийских газетах было то же самое. Как они проведали об этом? Теперь всему миру известен источник нашего богатства.
      Многие из тех, кто живет здесь вместе с нами, впервые узнали из этих газет о радии. Все пришли в волнение, один лишь дядя оставался спокоен.
      Я спросил его:
      - Что теперь будет?
      - Ничего.
      - Австралийцы ревут от бешенства.
      - Пусть ревут.
      - Они нападут на нас.
      - Теперь ты понимаешь, почему я так спешил с установкой станции сильного тока? Раз она закончена,- непроницаемая завеса лучей защитит нас лучше всякого войска.
      - Но кто мог выдать нас?
      - Почем я знаю. Может быть, золотоискатели? Австралийские
      газеты только и говорят о залежах радия. Созван парла
      мент. Лорду Альбернун дано распоряжение спешно вернуться из отпуска.
      - Я не хотел бы быть в его шкуре.- Дядя говорит это со смехом и ложится спать, в то время как мы отправляемся в казино и толпимся у громкоговорителя, передающего речи членов парламента.
      ГЛАВА 6
      Заседание парламента в Канберре было очень бурным. Оппозиция ни за что не хотела успокоиться. Слышались крики:
      - Это непростительная глупость!
      - Какое право имел лорд Альбернун раздаривать собственность Австралии?!
      - Мы хотели бы знать, сколько перепало от этой сделки в его карман?
      Лорд Альбернул стукнул кулаком по столу:
      - Я запрещаю подобные выпады! Я ничем не запятнал себя.
      - Ах вот как, даже для самого себя не сумели постараться?
      Голоса становились все возбужденнее. Никогда еще в авс
      тралийском парламенте не было такого бурного заседания. Напрасно председатель звонил з колокольчик, чтобы водворить порядок. Наконец взял слово лидер оппозиции:
      - Мы требуем, чтобы лорду Альбернун было поручено немедленно расторгнуть договор и выселить мистера Шмидта и всех его друзей и сторонников из страны. Мы требуем, чтобы поручение это было выполнено в недельный срок.
      Лорд Альбернун был бледен,, но совершенно спокоен.
      - Само собой разумеется, что я выполню волю высокого собрания.
      Подозвав своего секретаря, лорд вышел из парламента.
      В течение недели я был занят с утра до ночи. Дядя поручил мне ответственнейшую работу: составить проект контроля над всеми машинами. Контроль этот должен был производиться посредством особого механизма. Я почти не выходил наверх, и даже обед мне приносили в лабораторию.
      Однажды утром ко мне пришел дядя Генрих. Я давно не видел его таким радостно-оживленным.
      - На сегодня довольно, мальчик!
      - Нет, дядя... У меня работы еще дня на два, а потом можно будет пустить в ход...
      Он перебил меня:
      - Довольно, говорю я! Пойдем смотреть спектакль. Скоро сюда пожалует лорд Альбернун и от имени Австралии объявит нам войну.
      Я встревожился. Но дядя, не обращая на это внимания, подошел к столу и стал рассматривать мою работу.
      - Отлично. Как раз то, что мне надо... В это время раз
      дался звонок. Дядя насторожился и взял меня за руку:
      - Пойдем! Мы вошли в его рабочую комнату. На матовой
      пластинке светилась надпись: "Только что пролетел австралийский аэроплан. Сторожевой пост Мусграв Ранге".
      Я начал высчитывать:
      - От Мусграв Ранге до нас приблизительно триста километров. Следовательно, в десять часов утра они будут здесь.
      Дядя усмехнулся.
      - Я думаю, что они прибудут двумя часами позже. У нас еще есть время просмотреть твою работу.
      Он присел к аппарату Морзе, и на матовой пластинке появились выбитые им телеграфные знаки:
      "Держать автомобиль наготове. Оказать помощь аэроплану. Немедленно доставить сюда пассажиров".
      Я ничего не понял:
      - Разве аэроплан потерпел крушение?
      - Пока еще нет, но возможно, что через час это случится. Теперь приступим к твоему проекту.
      Я видел по его лицу, что дядя не хочет дальнейших вопро
      сов. Мы погрузились в работу. Через час он спросил меня:
      - Хочешь пойти со мной в машинное отделение? Там уже ожи
      дал нас мистер Холльборн. У него было такое же странное выражение лица, как и у дяди.
      - Все готово?
      - Yes, мистер Шмидт! Дядя подошел к доске с рычагами и
      что-то повернул. В комнате стало темно, но зато засветилась матовая пластинка над доской. Я увидел аэроплан, медленно скользивший по небу... Дядя продолжал поворачивать рычаги, и аэроплан стремительно спустился, почти падая на землю. Заклубилось облако дыма... Потом все исчезло, и в комнате снова стало светло.
      В эту минуту прозвучал звонок, и, войдя в кабинет дяди, мы приняли телеграмму:
      "Австралийский аэроплан упал и сгорел. Пассажиры невредимы. На помощь выслан автомобиль из Мусграв Ранге. Спешно доставим в Электрополис. Караульный пост Эдит Лагсон".
      Я с ужасом взглянул на дядю.
      - Ты знал заранее, что аппарат упадет?
      - Разумеется. Я сам заставил его упасть с помощью лучей Риндель-Маттью.
      - Но зачем?
      - Чтобы доставить лорду удовольствие прокатиться в автомобиле по палящей жаре.
      Ровно в двенадцать опять звонок:
      "Австралийский автомобиль прошел. Холльборн". Дядя вско
      чил. - Через двадцать минут они будут здесь. Нам надо об
      лечься в парадные костюмы. Нельзя принимать лорда в рабочем платье.
      Еще через полчаса мы стояли у глинобитной хижины, ожидая прибытия автомобиля.
      У лорда и у его секретаря был совершенно измученный вид.
      Дядя встретил их низким поклоном. - Как поживаете, милор
      ды? Лорд сделал попытку улыбнуться. - Мы совсем изжари
      лись. Черт знает, что такое случилось с нашим аэропланом. Мы очень благодарны, мистер Шмидт, за высланный нам автомобиль.
      Дядя снова поклонился.
      - Разрешите предложить вам холодную ванну? Через час лорд
      и его секретарь, освеженные и переодетые в заранее приготовленные для них новые костюмы, входили в дядину рабочую пещеру. Затем мы заняли места, и дядя начал:
      - Очевидно, лорд пожелал лично вручить мне расписку в получении австралийским правительством остатка моего долга?
      - Наоборот. Мне поручено австралийским правительством не только не принимать этого остатка, но вернуть вам деньги и считать договор расторгнутым.
      Дядя улыбнулся, и здесь я первый раз в моей жизни увидел, какие тончайшие оттенки настроений можно вложить в улыбку. Начавшийся затем разговор я даже не могу назвать "разговором", так как почти все время говорил один дядя, а лорд и его секретарь делали слабые попытки вставлять коротенькие реплики.
      - Я прошу лорда объяснить мне, чем вызвано такое внезапное требование? Насколько я помню, австралийское правительство заключало со мной договор не ,по принуждению, а совершенно добровольно, и было очень радо получить за ничего не стоящий клочок земли в пустыне такую огромную сумму.
      - Да... но в этой пустыне... оказалось...
      - Я знаю: гора Руссель. Она также куплена мною, и в договоре сказано совершенно ясно, что гора Руссель принадлежит мне, равно как воздух над ней и земля под ней...
      - Да, но мы не знали... Дядя засмеялся. - Мой дорогой
      лорд, если вы не знали, какие сокровища содержит в себе гора, то уж это не моя вина. Еще в 1787 году английский капитан Артур Филипп основал в Австралии колонию, из которой и возникло австралийское государство. Следовательно, у правительства Австралии было в распоряжении 150 лет для того, чтобы ознакомиться со всеми сокровищами своей страны. Если оно не сделало этого и если я, явившись сюда простым охотником за райскими птицами, сумел найти эти сокровища, то...
      - Вы должны были заявить об этом...
      - Нет, дорогой лорд, я ничего не бьи должен... Я пришел к вам и спросил: сколько стоит гора Руссель со всем, находящимся в ней и под ней? Вы назначили сумму - совершенно баснословную сумму за простой каменистый холм.
      - Мы думали...
      - Совершенно верно - вы думали, что перед вами сумасшедший американец, и не мешали ему разыгрывать дурака.
      Лорд вскочил, едва сдерживая свое бешенство.
      - Почему вы позволяете себе высказываться от моего имени?
      - Но ведь я высказываюсь совершенно правильно. И кроме того, позвольте мне еще сказать вам, что ведь в сущности гора Руссель совсем не принадлежит к владениям Австралии.
      - Что это значит?
      - Гора Руссель - колоссальных размеров метеор, упавший когда-то на Землю. Вам известно так же хорошо, как и мне, что австралийская почва не содержит в себе радия. Я нашел радий в огромном метеоре, который и купил у вас вместе со всем содержимым. Вы не имеете никакого права претендовать на этот метеор.
      Лорд в изнеможении опустился в кресло. К счастью, дядя своевременно убрал прибор, посредством которого кресла автоматически откатывались к стене, и лорду не грозила опасность сесть на пол.
      Дядя помолчал с минуту, давая своему собеседнику время успокоиться; затем предложил ему великолепную гаванскую сигару и, когда лорд почти машинально закурил, сказал спокойно и дружелюбно:
      - По-моему, нам сейчас совсем незачем ссориться. Ведь вы прекрасно понимаете, что я прав, и вам, вероятно, самому неприятно выполнять ту миссию, которую вам навязали. Это же самое правительство, которое теперь так недовольно вами, не находило бы слов для похвалы вам, если бы в дураках оказалось не оно, а я. И мне очень жаль, дорогой лорд, видеть вас сейчас в таком неловком и недостойном положении.
      Альбернун хотел что-то возразить, но дядя остановил его.
      - Я еще не совсем рассчитался с вами. Я должен заплатить вам за аэроплан, который погиб по моей вине...
      - По вашей вине?
      - Увы! Или, вернее, по вине английского изобретателя Риндель-Маттью, лучи которого, благодаря моей подземной си ловой станции, я применил и могу применять в любой момент.
      - Зачем вы сделали это?
      - Чтобы показать вам одну из тех возможностей, которыми я располагаю. Впрочем, мы заговорились, и за этими разгово рами я совсем забыл обязанности гостеприимного хозяина. Вы, вероятно, голодны. Сейчас я узнаю, готов ли завтрак?
      Дядя повернул рычаг: в комнате сразу стало темно, и я увидел нечто, от чего у меня волосы встали дыбом.
      Мы находились в пещере, которая была отделена от столо вой металлической стеной, завешенной коврами. Теперь эта стена стала совершенно прозрачной, точно сделанной из жела тина. Я видел за ней столовую и слуг, накрывавших на стол. Следующая стена была также прозрачна, и за ней было видно машинное отделение.
      Дядя повернул рычаг в другую сторону. Снова стало свет
      ло. Лица наших гостей окаменели от изумления. - Что это
      такое? - Лорд прижал руки к вискам, ему казалось, что он сходит с ума. Дядя же говорил, посмеиваясь: - Тут
      нет ничего сверхъестественного. Это просто-напросто маленькое электрическое представление... Называется оно гаммалучами. Свойство этих лучей - делать прозрачными неп роницаемые для света предметы... Уверяю вас, дорогой лорд, у меня в запасе еще много подобных сюрпризов... Но позволь те пригласить вас к столу.
      Лорд Альбернун встал. Теперь он уже не сдерживал своего негодования.
      - Я не желаю пользоваться гостеприимством в этом доме.
      - Очень жаль! Я угостил бы вас отличным завтраком.
      - Вы отказываетесь расторгнуть договор?
      - Разумеется.
      - Вы не желаете взять деньги обратно?
      - Я даже и не думаю об этом.
      - И вы намерены развивать ваши планы дальше?
      - Почему бы нет?
      - Вы воображаете, что превратите эту пустыню в плодород ную страну?
      - Нет.
      - Нет?
      - Я не воображаю, я знаю, что сделаю это, и пустыня осчастливит сотни тысяч людей.
      - Мы запретим вам это. Мы вышлем вас отсюда. Вы и все ваши друзья и сотрудники должны покинуть Австралию в трехдневный срок. Вы поняли меня?
      - Да.
      - И вы исполните мое требование?
      - Нет.
      - Тогда мы заставим вас исполнить.
      - Интересно узнать, каким способом?
      - В крайнем случае мы пришлем солдат. Если понадобится, целый полк.
      - Вы можете прислать целую армию.
      - И вы будете сопротивляться?
      - Нет.
      - Вы смеетесь надо мной?
      - И не думаю. Мне не придется сопротивляться, потому что напасть на Электрополис невозможно. Вы упорно не хотите считаться с теми средствами, которыми я располагаю... Я уверен, что у вас был вполне исправный самолет и опытный пилот. Но когда мне понадобилось, я послал навстречу вам те лучи, о которых я уже говорил. Повинуясь моей воле, вы должны были спуститься, а ваш аппарат сгорел. Вы хотите послать сюда ваших солдат... Дорогой лорд, я не сторонник кровопролитных войн. Я не хочу убивать людей, но я предупреждаю вас: без моего желания ни один человек не переступит границу моей земли. Я говорю это совершенно серьезно. Если вы не обратите внимания на мое предостережение, то по вашей - вы слышите по вашей, а не по моей вине, множество людей поплатится за это жизнью.
      - Фантазия!
      - Возможно. Но в таком случае фантазией было и уничтожение вашего аэроплана.
      Оба они - лорд Альбернун и дядя - стояли друг против друга, как враги. Лорд спросил коротко и резко:
      - Значит, вы хотите войны?
      - Нет. Я хочу мира и уважения моих прав.
      - Посмотрим. Прощайте!
      - До свиданья, лорд! До скорого свиданья!
      - Мы никогда больше не увидимся.- Лорд повернулся и вышел, сопровождаемый своим секретарем. Слуга открыл перед ними дверцу электрического вагончика.
      Мы остались одни.
      - Дядя, ты нажил себе смертельного врага. Он улыбнулся.
      Подожди, представление еще не кончено. Раздался свисток
      сигнал того, что вагончик вернулся,- и в комнату вошел слуга.
      - Его светлость просит выйти к нему мистера Шмидта.
      - С величайшим удовольствием. Пойдем, Фриц. Мы увидели
      лорда, нетерпеливо шагавшего взад и вперед перед глинобитной хижиной. Дядя вежливо поклонился ему и спросил с легкой иронией:
      - Я был прав, когда сказал: "до свиданья?" Лорд Альбер
      нун, красный от гнева, пробормотал: - Как же мне уехать
      отсюда, раз у меня нет ни аэроплана, ни автомобиля?
      - Совершенно верно. Но лорд так быстро и так строптиво пожелал удалиться, что я не успел предложить ему никакого средства передвижения.
      Лорд, делая над собой усилие, проговорил:
      - Я должен просить вас... Дядя с полной готовностью по
      вернул рычаг, и через несколько минут на землю опустился совершенно новый аппарат. - - Разрешите мне предложить вам этот аэроплан взамен сго ревшего.
      - Я не хочу принимать от вас ничего. Доставьте меня только до границы.
      - К сожалению, мой пилот занят, но у вас есть свой собс твенный, и аэроплан принадлежит вам.
      Лорд и его секретарь молча сели в кабину. Когда гигант
      ская птица взвилась в воздухе, дядя сказал: - Не хотел
      бы я быть на месте этого лорда, когда он возвра тится в Канберру и сделает доклад парламенту.
      Настал вечер. Перед тем как проститься с дядей я нерешительно спросил его:
      - Послушай, почему ты знаешь буквально каждую мысль человека?
      - Разве это так трудно? - видя, что я молчу, дядя подошел ко мне и, положив по своей привычке обе руки мне на плечи, сказал серьезно и почти торжественно:
      - Мальчик мой, я вижу, что пришло время поделиться с тобой одной из моих могущественных тайн. Я люблю тебя. Ты стал мне близок, как сын. Пусть же ты будешь наследником той тайны, которая - как я думал - умрет вместе со мной.
      В моей способности читать чужие мысли нет ровно ничего удивительного. Ведь ты умеешь обращаться с радио. Ты знаешь, что звук, вызывающий легчайшее сотрясение воздуха, передается по волнам в эфир. Каждая энергия может вызывать такие же волны, и такой энергией является, между прочим, человеческая мысль.
      Те аппараты, которыми я располагаю, и те возможности, которые предоставляют мне гамма-лучи и лучи Риндель-Маттью, открывают мне доступ в мыслительный аппарат человека. Я могу так усилить тончайшие волны человеческой мысли, что они заставят вибрировать тончайшую же мембрану. Разумеется, для этого необходимо, чтобы человек, мысли которого я хочу прочесть, был в теснейшем соприкосновении со мной и с моим аппаратом. Поэтому я заказал сетчатые рубашки, в ткань которых вшиты почти невидимые проволочки и точно такие же проволочки прикреплены к верхней одежде. Такая сетчатая рубашка надета на тело и соприкасается с верхней одеждой, а верхняя одежда в свою очередь соприкасается со спинкой стула, внутри которого вставлен мой передающий аппарат. Этот стул соединен особым проводом с моим креслом, и волны, идущие от моего собеседника, принимаются мною. Ведь ты знаешь, что человек слышит не только ушами; бывают случаи, когда глухие воспринимают звук зубами... Мембрана, находящаяся у меня на спине, передает посылаемые чужим мозгом волны моему спинному мозгу... Разумеется, это можно было бы упростить и прикрепить слуховой аппарат к голове, но я предпочитаю читать мысли людей так, чтобы они не подозревали о этом. Поэтому-то я стараюсь устраивать так, чтобы приходящие ко мне люди надевали специальное белье и одежду... Поэтому-то я и заставил лорда Альбернуна проехать по раскаленной пустыне в автомобиле... Мне было надо, чтобы он, вспотев, согласился переменить белье... Разумеется, для него было приготовлено мое сетчатое белье.
      Дядя крепко стиснул мою руку.
      - Ты должен дать мне честное слово, что не будешь злоупотреблять моей откровенностью. Мое изобретение - страшное оружие в руках человека. Если я предам его огласке, я возьму на себя огромную ответственность, а я не хочу этого.- Он пристально посмотрел мне в глаза.
      - Даю честное слово, дядя, что я буду молчать. Мы разош
      лись, но я долго не мог уснуть в эту ночь... То, что я
      узнал, наполнило мое сердце гордостью. Но тут же я вспомнил инженеров в кабаке.
      ГЛАВА 7
      Война началась. Пока, правда, мы только наблюдаем, как готовится к ней Австралия. Радио передает нам все воинственные речи и боевые приказы. Мы знаем, что на нас будет выслан целый воздушный флот. Мы повсюду расставили воздушные посты, и дядя ворчит:
      - К чему это все? Если бы правительство было благоразумно, оно бы поняло, что с нами воевать бесполезно. К чему же допускать лишнее кровопролитие? Наши враги воображают, что могут забросать нас гранатами и пустить ядовитые газы, которые уничтожат всех нас в несколько часов. Наивная мысль! Я дал распоряжение загородить наши границы непроницаемыми лучами... Когда я продемонстрировал перед лордом Альбернуном действие гамма-лучей, это было неспроста... Я хотел предостеречь лорда от непоправимой ошибки. Не моя вина, если это предостережение не принято во внимание... '
      Мы с дядей летим осматривать наши посты. По всем данным австралийское правительство сегодня откроет военные действия против нас. Наш аэроплан снабжен исключительно чутким приемником, мы вооружены прекрасными подзорными трубами и электрическими "беспроволочными ушами". На нашем телеграфе принята новая, секретная азбука.
      Мы парим почти неподвижно в высоте. Я слышу шум в слуховом аппарате... Дядя берется за приемник.
      - Они идут.
      - Откуда?
      - С юга. Дядя делает мне едва заметный знак. Я понимаю:
      на юге находится гора Руссель. Враги устремились к нашим сокровищам.
      Через некоторое время до нас доносится жужжание множества аппаратов. Дядя командует:
      - На встречу! Мы с бешеной скоростью несемся к югу. До
      наших воздушных заграждений осталось не больше километра.
      Навстречу нам мчится враждебная эскадрилья. Это очень
      красивое зрелище: пятьсот аэропланов, по двадцать пять в ряд. В середине цеппелин - очевидно, в нем расположен главный штаб.
      Австралийцы - отважные молодцы. Мы слышали, как военный министр разъяснил им, с каким врагом придется сражаться. Они знают могущество наших машин, и все-таки...
      На мгновение воздушный флот приостановился. С цеппелина раздается какая-то команда. Шесть аэропланов летят прямо на нас. Они нас заметили. Они хотят вступить в открытый бой, но... все шесть останавливаются, как будто между ними и нами воздвигнута невидимая стеклянная стена. Мы даже невооруженным глазом видим, как их пилоты изо всех сил налегают на руль... Напрасно! Аэропланы не в силах сдвинуться с места.
      Они поворачиваются и летят обратно, к цеппелину. Дядя встает, выпрямляется во весь рост и разражается таким смехом, какого я еще не слыхал у него. Мы летим на высоте восьмисот метров. Дядя хохочет не умолкая...
      Там, на цеппелине, держат военный совет. Весь воздушный
      флот выравнивается в одну линию. Вероятно, на иеппелкче думают, что причиной остановки ринувшихся в атаку аэропланов является наш аппарат, такой маленький, такой безобидный на вид.
      Против нас открывают огонь. С пятисот аэропланов раздаются дружные залпы... Но дождь снарядов падает перед асе той же незримой воздушной стеной... Мы в полной безопасности и спокойно наблюдаем за этим фейерверком. Когда пули попадают в область наших лучей, они мгновенно превращаются в капельки расплавленного металла и сгорают.
      Австралийцы не трусы, но загадочность, абсолютная непонятность того, что происходит у них на глазах, приводит их в ярость.
      Вот один из аэропланов устремился вперед с таким бешеным натиском, перед которым не устояла наша стена. Вот аэроплан уже прорвался, и мы слышим торжествующий крик пилота, но в этот же момент вспыхивает столб огня. Секунда - и все исчезло в пламени: аппарат, люди, ручные гранаты. Аэроплан растаял, превратился в газ, сгорел...
      Лицо дяди бледно. Он тяжело дышит и говорит:
      - Я не виноват. Я предупреждал. Я не хотел человеческих жертв. Они не послушались меня.
      Бескровная битва длится весь день. Вражеская эскадрилья поднимается значительно выше. Мы следуем за ней. На всякий случай мы захватили теплую одежду и балконы с кислородом.
      Австралийцы забираются все выше и выше, рассчитывая хоть там прорваться на нашей завесой. Напрасные усилия!
      Воздушный флот поворачивает обратно. Дядя удовлетворенно
      кивает головой. - Это благоразумно. Они потеряли только
      один аппарат и отделались двумя убитыми. Мы спустились ниже. Наступил вечер.
      S4 снова нам было продемонстрировано эффектное зрелище. Отчаявшись победить нас в воздухе, австралийцы начали бомбардировку наших владений дальнобойными орудиями.
      Забавно было смотреть, как снаряды отскакивали от стены наших лучей и сгорали.
      Новое нападение! На этот раз - ядовитые газы. Их постигает та же участь. Коснувшись невидимой завесы из лучей, они мгновенно вспыхивают.
      Однако у нас есть одно уязвимое место: город Аллистер и гавань в Кэмбриджской бухте. Я был удивлен, когда мы возвращались ночью в Электрополис. На пути я увидел все наши цеппелины, аэропланы, несметное количество автомобилей, стада верблюдов и слонов... Невдалеке от города китайцы работали над разгрузкой.
      Я недоумевая спросил дядю:
      - Что это значит?
      - Город Аллистер переселяется.
      - Зачем?
      - Я сдаю гавань. Она ненадежна. Море своей огромной водяной поверхностью оттягивает лучи на себя. Недавно здесь сгорел пароход. Я не хочу рисковать вторым... Кроме того, гавань мне больше не нужна.
      - А австралийцы?
      - Австралийцы, судя по полученным мною донесениям, будут здесь со своими пушками завтра рано утром. На здоровье!
      На следующий день битва возобновилась, и мы с дядей были снова мирными свидетелями ее. Аллистер и Холльборн вылетели на двух аэропланах охранять нашу южную границу, мы же с дядей направились на север.
      Солнце взошло над морем. Покинутый город Аллистер был
      тих... Но вот -- глухой удар там, внизу, и кверху взлета
      ет столб земли, Дядя говорит: - Недурной прицел. Надо от
      дать справедливость этим грана.там, они разрыхляют землю лучше, чем наши плуги. Через три
      часа бомбардировка прекратилась, и военные суда австралийцев осторожно подходят к берегу. Надо полагать, что наши враги немало удивлены тем, что мы позволяем им стрелять сколько угодно, не оказывая никакого сопротивления.
      Дядя, глядя на великолепно снаряженные суда, говорит:
      - Достаточно в Электрополисе повернуть только один рычаг,- и все эти гордые корабли были бы объяты пламенем. Но я - мирный человек и не хочу жертв.
      Первые спущенные на волу шлюпки подошли к берегу. Когда
      солдаты высадились и перетащили из шлюпок оружие, над ними высоко в воздухе раздались голоса:
      -- Не ходите дальше! Двадцать шагов на юг - и вас ждет верная смерть.
      Мы видим, как солдаты сперва удивленно поднимают головы, потом смеются. Офицер машет рукой. Мы слышим команду. Двадцать орудий наведены на нас и... начинается вчерашняя игра; снаряды перед заградительной завесой из лучей. Мы остаемся невредимы. Минута затишья. Моряки возвращаются на корабли, которые, повернувшись к нам бортами, открывают адскую канонаду из всех орудий. Минут десять слышен сплошной грохот и гул, но для нас это всего-навсего блестящий фейерверк. Выстрелы смолкают. На мачтах выбрасываются сигналы. Суда уходят в открытое море.
      Дядя говорит:
      - Они все еще ждут нападения с нашей стороны. Напрасно!
      Мы возвращаемся в Электрополис ночью. Светит полная луна. Ночь тиха и прекрасна. Под нами тянутся длинные караваны верблюдов и слонов. С высоты, на которой мы находимся, огромные животные кажутся нам муравьями.
      Дядя уезжает в Сан-Франциско. Я уже знаю, что означают эти поездки. В нашей химической лаборатории кипит лихорадочнонапряженная работа. За последние недели мы добыли большие запасы урановой смоляной руды из рудника горы Руссель и вырабатываем радий. Он транспортируется в особых стеклянных бутылочках, обернутых в специальную изолирующую ткань.
      В рудник мы спустили большой металлический сосуд, который может вместить приблизительно два центнера руды. Дядя велел вырыть в горе еще одну маленькую боковую пещеру. Он хочет устроить там на всякий случай склад.
      Австралийцы как будто успокоились, но их аэропланы по-прежнему кружатся около наших границ. По крайней мере, прошла уже неделя, а они не сделали никакой новой вылазки. В газетах также нет ни единого слова о нас. Может быть, австралийское правительство потеряло всякую надежду взять Электрополис.
      Как бы то ни было, мы спокойно продолжаем свою работу.
      Сегодня мы закончили обработку и посев третьего опытного поля. Теперь в нашем распоряжении имеются, кроме плугов и сеялок, еще и молотилки. У нас есть два больших луга площадью в несколько сот квадратных километров, которые также были орошены искусственным дождем и на которых пасутся сотни овец. Часть из них доставили нам дикари. Для улучшения же породы мы вывезли из Европы на цеппелинах прекрасных производителей.
      Когда какой-нибудь аэроплан прилетает к нам или улетает, он окружается искусственным облаком, которое делает его невидимым. Скрытый этим облаком аэроплан благополучно пролетает через нашу непроницаемую завесу из лучей. На время пролета ток, разумеется, выключается, но мы не должны показывать это австралийцам, которые в эту минуту могут прорваться в открытую брешь. Хотя противник и оставил нас в покое, но мы должны быть всегда начеку.
      Перед отъездом дядя собрал всех нас в большом зале кази
      но. Раньше он обычно оставлял своим заместителем Холль
      борна и всем нам давал ряд более или менее срочных и сложных заданий. Затем, когда наша техника так усложнилась, что Холльборн, не получивший специального образования, не мог справляться с новейшими аппаратами, заместителем оставался главный инженер Моравец. Мы были убеждены, что и теперь он займет этот пост.
      Дядя обратился к нам с кратким словом:
      - На этот раз я буду отсутствовать недели четыре... Мора
      вец перебил его: - Вы можете отлучиться совершенно спо
      койно, мистер Шмидт. Все мы прекрасно знаем наши обязанности и выполним все, что вы нам укажете. Я лично никогда еще не обманывал вашего доверия...
      - Да. Я знаю, чего я могу ожидать от каждого из вас,сказал дядя, и мне показалось, что Моравец слегка побледнел при этих словах, сказанных самым дружеским тоном.
      Каюсь, я до сих пор не сумел преодолеть своей антипатии к Моравцу и трем его приятелям... Я вдруг вспомнил, что вчера дядя долго беседовал с главным инженером, и тот сидел в кресле, которое я окрестил "угадывателем мыслей"... Может быть, во время этого разговора дядя прочел- что-то в мыслях этого человека?
      - Мне очень жаль, дорогой Моравец, но на этот раз моим заместителем будет мой племянник,- продолжал дядя.
      Я весь вспыхнул, а Моравец стал еще бледнее.
      - Я хотел бы, чтобы во время моего отсутствия вы закончили сооружение станции высокого напряжения на посту Эдит Лагсон. Следовательно ваше присутствие будет необходимо именно там. Общее же руководство я передам моему племяннику. Прошу вас подчиняться всем его распоряжениям.
      Так торжественно дядя никогда еще не говорил со своими сотрудниками. Меня безгранично радовало оказанное мне доверие, но в тоне его слов было что-то, вызывавшее тревогу.
      Никогда еще я так не боялся за него.
      За несколько минут до отъезда дяди я набрался храбрости и спросил его:
      - Тебе подозрителен Моравец?
      - А тебе? - Он пристально посмотрел на меня.
      - Да, Моравец, Стобицер, Гельдинг и Курцмюллер.
      - Отчего ты не говорил мне об этом раньше?
      - Я говорил Холльборну, и он высмеял меня. Кроме того, я же знаю, что все они очень способные люди и что ты веришь им. Я не хотел наводить тебя на подозрения, не имея в руках никаких доказательств... Я решил молчать и пока только наблюдать за ними.
      Дядя ласково потрепал меня по плечу...
      - Ты, кажется, прав, мальчуган. Возвратившись из Америки, я расторгну договор с этими господами. Но пока они еще нужны мне, и я надеюсь - они не сделают ничего дурного в мое отсутствие. Продолжай только наблюдать за ними, но делай это осторожно.
      Четыре недели прошли. Я жду дядю с часа на час. Говоря по
      правде, у меня нет причин жаловаться. Работа идет успешно. Уже закончена обработка четвертого поля; Моравец аккуратно доносит по телефону о ходе работ на посту Эдит Лагсон. Он уже почти закончил сооружение станции высокого напряжения. Все мои приказания исполняются беспрекословно, но иногда я ловлю насмешливые улыбки на лицах Стобицера и Гельдинга... Впрочем, может быть, это только мне кажется.
      Однако, сегодня произошло нечто такое, чего еще не бывало до
      сих пор. Настала ночь. Я очень утомлен, мне хочется спать,
      но какое-то внутреннее беспокойство гонит меня из дому. Я еще раз обхожу весь наш участок и заглядываю в окно кабачка. Там совершенно темно, и я уже собираюсь уйти, но вдруг замечаю чью-то фигуру в дверях. Это наш служитель Жак. Он подходит ко мне и шепчет:
      - Я уже хотел идти за вами.
      - Что случилось?
      - Не знаю... Я плохо понимаю, что говорят эти люди, но мне кажется...
      Он ведет меня по темному коридору. Я всегда ношу в карма
      не револьвер и теперь держу его наготове. Мы входим в
      комнату Жака. Она прилегает вплотную к общему залу. Жак жестом показывает мне на дверь. Я смотрю в замоч
      ную скважину и вижу Стобицера, Гельдинга, Курцмюллера. В комнате собралось еще человек пятьдесят китайцев, которые работают под начальством Стобицера.
      Я слышу его голос:
      - Нам надо спешить. Все три вагона сцеплены?
      - Да.
      - А аккумуляторы?
      - Все в порядке.
      - Мы должны ночью добраться до горы Руссель.
      - А как мы пройдем через завесу?
      - Это уж наше дело. Надо пройти. Нужно взять с собой какиенибудь сосуды для руды. Наберем ее как можно больше, а затем через границу. Утром нас будет ждать аэроплан...
      - Вы уверены, что нет никакой опасности?
      - Надеюсь. Ведь наш почтенный "шеф" мирно спит,- в голосе Стобицера дрогнула насмешка.
      Кто-то проворчал:
      - А награда? Какая будет награда?
      - Мы принесем австралийцам миллионы. Соответственно этому будет и награда.
      - Ну, если так, скорей! Они идут к выходу. Я едва сдержи
      ваю бешенство и принуждаю себя быть спокойным. Если я обнаружу свое присутствие, если они увидят, что их заговор раскрыт,- я буду убит. Видимо, они решили идти напролом.
      Невольно я хватаю за руку Жака.
      - Скорей к центральной станции... Но он шепчет взволно
      ванно: - Подождите! Дайте им уйти. Мой мозг точно молнией
      прорезает мысль: "Сегодня вечером Моравец не телефониро
      вал мне с поста Эдит Лагсон". Я спрашиваю Жака:
      - Вы видели главного инженера?
      - Да, три часа тому назад.
      - Здесь?
      - Да, он в этом кабачке разговаривал с мистером Стобицером и затем ушел.
      - Куда?
      - К аэродрому. Бегом, сколько хватает у меня сил, я мчусь
      к центральной станции.
      ГЛАВА 8
      Едва переводя дыхание, я добежал до глинобитной хижины и нажал рычаг. Впервые я негодовал на недостаточную быстроту наших автоматических слуг.
      Раздался свисток. Подошел электрический вагончик. Я вскочил в него. Через две минуты он примчал меня к машинному отделению.
      Холльборн только что закончил вечерний обход и в последний раз проверял сигнальную доску. Когда я влетел к нему, задыхаясь от волнения, он собирался закурить, но, увидя меня, застыл.
      - Что случилось?
      - Заговор!
      - Где? Какой?
      - Пятьдесят китайских рабочих... И во главе их Стобицер, Гельдинг и Курцмюллер. Я только что подслушал их разговор... Они отправились на гору Руссель... В трех вагонах.
      Холльборн быстро повернул рычаг.
      - Ток выключен. Вагоны не сдвинутся с места.
      - И все-таки... Уверяю вас, мистер Холльборн, дело очень серьезно.
      - Чего они хотят? Хладнокровие американца взбесило меня
      и я закричал: - Они хотят украсть радий! Но Холльборн и
      здесь остался верен себе. - В конце концов, это вовсе не
      cлучайно. У нас его так много. И кроме того, этим господам известно так же хорошо, как и нам, что нет никакой возможности проникнуть к горе Руссель. Она окружена лучами Риндель-Маттью. Но если кто-нибудь все-таки отважится на это... я ему не завидую!
      - А если они отведут завесу из лучей?
      - Это невозможно! Для этого нужно подойти к машине. Неужели вы думаете, что ее можно подкупить, как человека?.. Есть только единственный способ выключить ток: перерезать подземный провод, идущий к источнику. Но никому не известна маленькая потайная пещера, где этот провод находится.
      - Инженер Моравец знает это.
      - Моравец так же неподкупен и верен, как я и вы. Кроме того, он сейчас у озера Карнеджи, за тысячу километров отсюда.
      - Нет! Три часа тому назад его видели в городе.
      - Сейчас мы проверим.- Холльборн подошел к телефону и вызвал центральную: - Озеро Карнеджи? Попросите инженера Моравец.
      Я взял вторую слуховую трубку и услышал ответ:
      - Инженера Моравца здесь нет. Его заменяет инженер Вебер. Хотите вызвать его?
      - Нет. Благодарю. Теперь и на лице Холльборна промелькну
      ла тень тревоги. - Моравец покинул свой пост, не предуп
      редив нас об этом. - Да. И Моравец - ближайший друг Сто
      бицера. - Где видели его в городе? - Он направлялся к аэ
      родрому. Холльборн снова бросился к телефону: - Аэродром?
      Инженер Моравец здесь? - Вылетел два часа назад на аппа
      рате № 237. Управляет сам. - Куда полетел? - Направление
      неизвестно. - Черт возьми! Я тоже начинаю волноваться,- и
      опять позвонил на аэродром: - Немедленно приготовьте аппарат. Вышлите к центральной станции.
      В ожидании аэроплана Холльборн вызвал пост Эдит Лагсон:
      - Немедленно сообщите, если пролетит аэроплан.
      - Только что пролетел № 237.
      - Направление.
      - Гора Руссель. Трубка брошена... - Вы правы! Сигнал воз
      вещает о том, что аппарат прибыл. Но мы не решаемся занимать места. В первый раз мы боимся оставить силовую станцию без надзора. Но другого выхода нет. На всякий случай Холльборн переставляет сигналы на доске:
      - Я соединил провода другим способом. Теперь они, если даже проникнут сюда, не скоро разберутся, в чем гут дело. А всякий, кто прикоснется к рычагу, будет убит током. Надеюсь, что в наше отсутствие шеф не вернется.
      Мы мчимся сквозь тьму ночи. Моторы стучат так, что говорить невозможно... Перед нами на фоне ночного неба вырисовывается силуэт горы Руссель... У ее подножья мы видим огни. Не факелы или горящие головни, какие употребляются дикарями, а электрические фонари. Люди бегают с ними взад и вперед... Мы видим целую гирлянду огней у самого входа в.рудник.
      Холльборн уже не скрывает своего волнения:
      - Сейчас должно все решиться. Они подошли к самой завесе из лучей... Если они...
      Он не успевает договорить. Раздается страшный треск... Вершина горы Руссель - эта блестящая сахарная голова - - как будто превратилась в вулкан. Летят искры, языки пламени взлегают высоко над землей... Наш аэроплан дает крен и падает... Мы ле;*им под ним, инстинктивно закрывая лицо руками.
      И в это мгновение раздается страшный под срашный гул.
      Я встаю, шатаясь. Мне кажется, что все мое тело учыкано раскаленными булавками. При ярком лунном свете я вижу почти безумные глаза Холльборна. Одежда на нем висит клочг"ями, и все лицо и руки сплошь усеяны черными точками.
      Он хватает меня за плечо:
      - Гора Руссель исчезла! Я с трудом прихожу в себя и по
      вертываю голову. Да, Холльборн прав: сахарной головы, так четко выделявшейся всегда на горн чонте. нет.
      - Что случилось? - спрашиваю я растерянно.
      - В ее вершине была устроена мощная преобразовательная станция, которая передавала машинам ток, шедший сюда с центральной станции и производивший лучи Риндель-Маттью.
      - Да, я знаю, но... " Моравец хотел выключить ток, все
      машины взорвались. Я все еще недоумеваю: - Но как же ма
      шины могли взорваться? И какой взрыв мог уничтожить целую гору? Холльборн беспомощно разводит руками.
      - Почем я знаю... Но, впрочем, есть одно объяснение.
      Какое? - Мы оказались детьми, не видящими дальше своего
      носа. Мы удовольствовались тем, что нашли уже готовый рудник и пригоршнями черпали из него сокровища... Мы не дали себе труда разузнать, что находится в недрах этой "-ахарной головы". Возмож.-"о, что весь этот колоссальный метеор случайно упал в кратер вулкана, который теперь случайно же был чем-то разбужен, возобнови;] свою деятельность и вот...
      - Извержение?
      - Да!
      - Внутри Австралии нет вулканов, - упрямо утверждаю я. Вулканы опоясывают только ее острова. Но возможно, что эта "-:;ахарная голова" содержала в себе газ или какое-то другое, еще не открытое нами взрывчатое вещество. Когда Моравец стал выключать ток, то в аппарате могли вспыхнуть искры... Р. этот миг мь; ощутили подземный толчок. Я припоминаю, что едва заметные толчки я уже наблюдал несколько раз за последние дни, но не придавал им никакого значения... Однако, эти то.ччки могли вызвать трещины в горе... Если туда проникли искры из аппарата и если гора бь;ла действительно начинена газами, то ясно, что газ мог быть и в гроте, где мы установили машины... При соприкосновении с искрами все полетело к черту...
      Холльборн тяжело вздохнул
      - Я ничего не понимаю!.. Я знаю только, что мы каким- то чудом остались живы. Благодаря тому, что аэроплан накрыл нас, мы не были убиты каменным дождем.
      - Да... а те... там, с фонарями?..
      - Воры? Они жестоко поплатились... Я не думаю, чтобы ктонибудь из них уцелел... Посмотрите: там, где мерцали огни фонарей, лежат только обломки горы... И они уже образовали целый холм...
      Мы подошли к тому месту, где был разбит сад, первый сад, вызванный к жизни лучами радия... Вероятно потому, что он вплотную прилегал к горе, осколки которой полетели выше и дальше, он не пострадал от взрыва. Пышные цветы его благоухали по-прежнему.
      Но зато там, где был источник, осталась только воронка, как после взрыва гранаты. Сама же по себе гора представляла подобие кратера. Мы заглянули в него и увидели внизу слабо мерцающий огонь. Не было сомнений: гора Руссель была вулканом.
      Вдруг я заметил неподалеку от себя какой-то большой цилиндр, окруженный красными огоньками. Цилиндр этот медленно вращался.
      Я схватил Холльборна за руку:
      - Смотрите, это радий, который мы принесли сюда несколько дней тому назад... Два центнера радия... Он сейчас взорвется!..
      Холльборн, не сводя глаз с вращающегося цилиндра, прошептал:
      - Радий не взрывается!.. Смотрите, смотрите... он плывет по воздуху, нет... он подымается на воздух... Да смотрите же! - Он изо всех сил стиснул мне руку.
      - Вы знаете, что это? Межпланетная ракета! Первая ракета, которая послана не рукой человека... Спроектировать межпланетную ракету крайне трудно, почти невозможно. Нельзя взять с соб'ой достаточное количество продуктов горения, которые постепенно вытекали бы из заднего конца ракеты и равномерными взрывами двигали ракету вперед.
      До сих пор все применяемые для этой цели вещества, вплоть до спирта, оказались негодными. Как видите, лучшим взрывчатым веществом явился радий. Случайно мы поместили его в сосуд, заостренный с двух сторон. В нижнем конце его имеется отверстие.
      Здесь атомы радия приходят в соприкосновение с воздухом и распадаются... И вот этот непрерывный поток частиц толкает металлическое тело вперед с изумительной быстротой.
      Это межпланетная ракета, но - увы! - она бесполезна для человечества...
      Возможно, что через несколько часов астрономические станции сообщат о пролете какого-то метеора...
      Мы, не спуская глаз, наблюдали за этим изумительным зрелищем. Метеор летел все быстрее, и все светлее становилось вокруг него. Затем мы увидели в высоте сноп пламени и услыхали какой-то свистящий звук, производимый быстро падающим предметом. Мы не успели опомниться, как этот предмет уже лежал невдалеке от нас, посреди цветущего сада.
      Холльборн первый бросился к нему и крикнул:
      - Аэроплан! Я вздрогнул: - Аэроплан дяди? Через минуту мы
      уже стояли над грудой обломков, извлекая из-под них неподвижно распростертое на земле тело. Очевидно, ракета столкнулась с аэропланом, и дядя был выброшен из кабины. Лицо его было бледно и залито кровью.
      Холльборн, встав на колени, приложил ухо к его груди:
      - Он жив!.. Кажется, все цело... Он дышит спокойно, на губах нет пены. Но... я предпочел бы, чтобы он сломал себе руки и ноги, чем это...
      Он указал на большой кусок железа, лежавший возле головы дяди.
      - У него поврежден череп. Тут я бессилен!.. Я вскрикнул
      в отчаянии: - Что же нам делать? Врача у нас нет... До
      центральной станции далеко... Аэроплан наш разбит, автомобиля у нас нет... Что делать, Холльборн?
      Хольборн, не отвечая, взбежал на вершину холма, приставил руки ко рту и три раза крикнул. Это был тот пронзительный крик, которым дядя призывал вождя людоедов Мормора.
      Холльборн подождал с минуту и крикнул снова. На этот раз
      ему ответили из чащи леса таким же пронзительным криком. У меня затеплилась слабая надежда. Я вспомнил, что
      иногда дикари очень искусно перевязывают и лечат раны. Дядя начал тихо стонать. Лицо его покраснело. У него начиналась лихорадка.
      Я стоял на коленях, вглядываясь в это дорогое, за несколько минут так изменившееся лицо. Гордые губы были беспомощно сомкнуты и опущенные веки тихо вздрагивали.
      Я услышал голоса. Из лесу шел Холльборн с двумя дикарями, пестро раскрашенные тела которых были украшены затейливой татуировкой. Один из них был помоложе, другой постарше. Над головой старшего развевался целый веер из перьев. В руках дикари держали лук и стрелы. Я знал, что острия этих стрел напитаны смертельным ядом, который добывается из корней каких-то растений.
      Дикарь с перьями на голове подошел к дяде, осторожно ощупал его и что-то сказал Холльборну.
      Я разбирал только два слова: "агала" и "Тена-Инжит". Я знал, что под именем "агала" - господин, подразумевался дядя, а второе слово было именем того заклинателя, который всегда сопровождал Мормора, когда тот приходил к нам.
      Оба дикаря, поговорив друг с другом, помчались в лес.
      - Они помогут нам? Холльборн кивнул головой: - Они сдела
      ют, что могут. Каждая минута дорога. Врача у нас нет. Не остается ничего другого, как довериться туземному
      врачу. Мы замолчали... Раненый лежал неподвижно и тихо
      стонал. Прошло несколько тягостных минут. Я не сводил
      глаз с опушки леса, но Тена-Инжит появился с другой стороны и совершенно неожиданно очутился возле меня. К моему изумлению, этот человек, которого я привык видеть изукрашенным всевозможными перьями и побрякушками, был теперь чисто-начисто вымыт и абсолютно гол. В руке он держал маленький пакетик, тщательно завернутый в зеленые листья.
      Лицо его было строго и серьезно. Он опустился на колени возле дяди и быстрыми, ловкими движениями ощупал его голову. Затем он подозвал знаком двух молодых дикарей; они были также чисто вымыты и совершенно голы. Пока Тена-Инжит поддерживал голову дяди, они осторожно укладывали раненого на сплетенные из веток носилки, потом принесли несколько раскрытых кокосовых орехов, наполненных какой-то жидкостью, которой все трое тщательно вымыли руки.
      Холльборн шепнул мне:
      - Своеобразная антисептика! Жидкость содержала в себе
      нечто такое, что не даст ране загноиться. Тем временем Тена-Инжит вынул из своего свертка
      два тоненьких кремешка, две заостренных раковины и несколько рыбьих "костей". Все эти "инструменты" он тщательно вымыл в той же кокосовой жидкости.
      Я был поражен, как чистоплотен и опрятен стал вдруг этот человек, которого я всегда видел вымазанным какими-то красками... Как рассчитанны, ловки и уверенны стали его движения.
      Сперва он сделал длинный поперечный разрез раны, приподнял края ее двумя крючками, как пинцетом, и осторожно вынул из раны раздробленные кости...
      Глухой стон больного не прекращался.
      - Мозг не пульсирует! Туда проникли частицы костей...шепнул мне Холльборн.
      - Значит, все кончено?
      - Тише, подождем... Тена-Инжит снова нагнулся над раной и
      осторожно извлек оттуда еще несколько осколков кости. Я увидел слабое пульсиро
      вание мозга. Заклинатель взял большой лист банана, промыл
      его в кокосовой жидкости, согрел над разложенным огнем костра и приложил к ране, края которой быстро и искусно затянул. Затем забинтовал голову дяди волокнами какого-то растения, которое ему подавали его "ассистенты".
      Он подождал несколько минут и переложил больного на подушку из прохладных листьев папоротника.
      Лицо дяди порозовело. Он дышал мерно и спокойно. Пульс был ровный. Я подошел к Тена-Инжит и горячо пожал ему руку. Ведь он спас самое дорогое для меня на свете существо.
      Тена-Инжит, которому, очевидно, были незнакомы такие проявления благодарности, посмотрел на меня и улыбнулся. Его рука ласково провела по моим волосам, и я заметил в его глазах мягкий, почти нежный блеск.
      Кивнув мне головой, он удалился вместе со своими спутниками, которые предварительно положили перед нами на траву большой кусок жареного мяса и плоды.
      Я спросил Холльборна, заикаясь от слабости и волнения:
      - Он... будет... жить?.. Американец ответил уверенно:
      Да! Он сел на траву и вынул перочинный ножик. - Нам надо
      подкрепить свои силы. Скушайте кусок мяса, а потом нужно сплести беседку над вашим дядей... Должен же у него бы хоть какой-нибудь кров над головой.
      Мы сплели из длинных ветвей нечто вроде беседки и, убедившись, что раненый спит спокойно, поднялись на гору, чтобы определить размеры совершившейся катастрофы.
      Да, старый рудник исчез с лица земли. Полукруглый кратер шел до самого низа шахты. Почти повсюду мы видели блестящий камень, но кое-где выступала смоляная руда. Мы сразу узнали ее по жирному блеску.
      Холльборн заметил:
      - Здесь еще осталось несколько центнеров. Можно добыть радия на несколько миллионов. Разумеется, нельзя терять времени, пока все это не заросло непроходимым лесом...
      Я прервал его:
      - Не могу больше!.. Мне дурно... Он подхватил меня и вы
      тащил наверх. Я заметил, что и сам он едва стоит на ногах. Мы спустились вниз без изолирующих ма
      сок. Настал вечер. Мы дежурили весь день у ложа больного.
      Он все еще не открывал глаз, хотя дышал спокойно. Когда солнце зашло, и стало прохладнее, дикари вернулись. Мы не просили их об этом, но они знали сами, что нужны нам. Не говоря ни слова, они подняли носилки, на которых лежал раненый, и медленно понесли их.
      Мы с Холльборном шли позади.
      - Одному из нас нужно скорей добраться до центральной станции, прислать сюда аэропланы и посмотреть, все ли там благополучно. Ты моложе меня; пойди вперед.
      - Хорошо, если ты находишь это нужным. Никому из нас не
      пришло в голову, что мы впервые сказали друг другу "ты", чего мы никогда не делали раньше. Но это казалось совершенно естественным после тех полных печали и горечи минут, которые мы пережили вместе.
      Я шел, несмотря на палящий зной. К счастью, мой путь лежал не через голую пустыню, а через кустарник. На полдороге я увидел вагон, в котором наши грабители выехали к горе Руссель. Вагон этот сам по себе откатился назад и остановился, так как под колеса его попал огромный камень. Мне удалось выбросить его и пустить вагон в ход. Так я сэкономил половину времени.
      И снова наступила ночь. Я держал револьвер наготове. Бесчисленные змеи шныряли по дороге, птицы кричали в кустах, несколько раз я слышал вдали хохот "смеющегося осла".
      Когда солнце взошло, я уже добрался до нашего сторожевого поста Эдит Лагсон. Там еще ничего не знали о случившемся несчастьи. Я протелефонировал в Электрополис инженеру Целльнеру, удивленному тем, что он не застал никого из нас на центральной станции. Я просил его выслать два быстроходных аэроплана. Вскоре они прилетели. Один из них был сейчас же послан мною дальше, причем я дал распоряжение пилоту лететь совсем низко.
      - Мистер Шмидт ранен,- сказал я.- Вы должны встретить его и мистера Холльборна. С ними идут дикари.
      На втором аэроплане я долетел до Электрополиса. Инженер
      Целльнер ждал меня. Он заметил перемену рычагов на сигнальной доске, но не притронулся к ней. Мы снова привели все в порядок. В городе за это время не случилось ничего. Я видел, что ни Целльнер, ни восемь других инженеров не знали о заговоре Моравца.
      Я прошел по пустым пещерам. Повсюду двери сами собой распахивались передо мной, и луч, указывая дорогу, бежал впереди. Я вошел в машинное отделение. Здесь все было по-старому; вращались колеса, шелестели приводные ремни, капало масло в масленки, бурлила и кипела в турбинах вода. Передо мной двигались гигантские машины, вытягивая железные руки то направо, то налево, как живые существа, и пели свою песнь - песнь машин, песнь железных людей.
      ГЛАВА 9
      Я пробыл в одиночестве почти два месяца и совершенно самостоятельно вел все дело.
      Дядю нельзя перевезти в аэроплане. Тена-Инжит - туземный врач, которого мы теперь стали ценить, воспротивился этому. Он потребовал, чтобы больного несли на носилках до самого Электрополиса. И он прав. Он оказался разумнее меня и Холльборна. Правда, операция прошла благополучно, но рана опасна, и малейшее сотрясение повлечет за собой смерть. Путь на аэроплане продлился бы не больше часа, но при полете сотрясение неизбежно. Оно вызывается даже шумом пропеллера, а постоянные колебания самолета неизбежно вызывают прилив крови к мозговой оболочке.
      Тена-Инжит прав. Дядю несут на руках и переходы совершают
      только ночью. Днем над больным сплетают беседку и кладут его в тени. Следом за
      носилками идут женщины-туземки и тащат все необходимое для сооружения таких беседок. Аэроплан каждый день
      совершает рейс от места ночлега дяди в Электрополис и обратно. Мы посылаем больному лед из наших холодильников, пищу и питье.
      Но вот настал день, когда дикари пришли в Электрополис. Процессия напоминала похоронную. Наши китайцы выстроились по обеим сторонам улицы. Впереди шел Мормора, украшенный военной татуировкой. Он нес копье, лук и стрелы, точно выступая на защиту больного... За ним медленно двигались носилки... А за носилками шли рядом Холльборн и Тена-Инжит. Шествие замыкало все племя дикарей.
      Мы положили дядю в пещеру на его постель. Он был очень бледен и лежал с закрытыми глазами. Тена-Инжит налил из своей бутылки в стакан какой-то коричневой жидкости и велел дать ее больному, когда тот проснется.
      Холльборн выглядит сильно постаревшим и озабоченным. Он крепко стискивает мою руку и шепчет:
      - Только бы сердце выдержало!
      Сегодня исполнилось ровно четыре года с тех пор как я здесь. Четыре года! А мне кажется, что прошли десятки лет. Как пышно расцвел за это время бывший "Пустынный город!" Каким он стал мощным и прекрасным! Я стою на высокой башне и смотрю в подзорную трубу.
      У нас уже обработано шесть "паутин" - как мы называем по
      ля. На каждом выстроена платформа, стоя на которой чело
      век управляет всеми машинами. Вокруг Электрополиса разросся прек
      расный эвкалиптовый лес. Мы едим бананы, маис и пшеницу,
      которые мы выращиваем там, где была каменистая пустыня. У нас все новые и новые широкие
      планы. Мы заметили, что с тех пор, как мы стали искусс
      твенно вызывать дождь и пользоваться лучами, климат у нас изменился... Дядя
      мечтает о том, как между каждым обработанным кругом земли мы построим города. Не такие города и не такие дома,
      как у нас на родине, нуждающиеся в центральном отоплении, а дома с центральным охлаждением, вокруг которых мы посадим пальмовые рощи.
      Мы не строим больше и не будем строить железных дорог. Вся наша область покроется воздухоплавательной сетью. Аэропланы будут приводиться в движение электрической энергией. Мы извлечем ее из пронизанной лучами Риндель-Маттью каменистой почвы наших пустынь. У нас уже вырыты пять подземных источников, которые приводят в движение наши машины.
      Правительство Австралии не обращает на нас больше никакого внимания. О нас молчат, но непроницаемая завеса из лучей попрежнему охраняет наши владения от посторонних вторжений...
      Сегодня дядя сказал мне, что ему исполнилось 66 лет. Мы решили, что к его семидесятилетию вся наша страна будет плодоносна. Тогда мы воздвигнем город машин и будем продолжать в наших лабораториях творческую работу, углублять и расширять наши опыты над-лучами...
      Так говорил дядя еще два месяца тому назад, глядя на меня молодыми, блестящими глазами... Его юношески гибкое тело было еще так полно сил... Два месяца тому назад... А теперь он лежит неподвижно и я знаю, что он умирает... Мы пригласили врача из Сан-Франциско, который согласился,- правда, за баснословную сумму,- перелететь с завязанными глазами от моря до нашей центральной станции. Мы не хотели, чтобы он знал, что можно проникнуть сквозь стену лучей, охраняющих нашу область.
      Врач установил, что Тена-Инжит блестяще сделал операцию, но отказывается работать сердце, которое не похоже на машину и переработанные части которого нельзя заменить.
      Дядя умрет. Вероятно, сегодня же ночью. Вспыхивает свето
      вой сигнал. Это Холльборн дает мне знать, что дядя проснулся...
      Я внизу, в пещере. Здесь умирает тот, кто создал Электро
      полис!.. Холльборн за эти дни превратился в старика. Он
      уже не в силах владеть собой. Я сам едва удерживаюсь от слез... Дядя поды
      мает на меня глаза: - Я хочу поговорить с тобой. Он сидит
      в глубоком кресле. Ему тяжело лежать... Он так изменился
      за эти дни, что его едва можно узнать. Но глаза его по-прежнему ясны и светлы. Тена-Инжит не мог спасти его, но все-таки мы обязаны ему тем, что больной сохранил рассудок, что его не постигла участь несчастного Венцеля Апориуса.
      Дядя долго и молча смотрит на меня. Я сижу в кресле и
      знаю, что он читает мои мысли. Это не страшно. У меня од
      на мысль: безмерная скорбь о нем. - Встань! Присядь сюда,
      на ручку моего кресла. Нет, не плачь! Для каждого из нас придет этот час. Он умолкает... Голова
      его падает. Холльборн бросается к нему, но дядя говорит, улыбаясь:
      - Нет, еще не конец...- И продолжает:
      - Я продиктовал Холльборну мою последнюю волю. Я подписал завещание. Свидетелями были Холльборн и врач, которого вы пригласили ко мне, но который уже бессилен. Бессилен так же, как и Тена-Инжит. Кстати, Тена-Инжит еще вчера сказал мне, что надежды нет. Сердце останавливается. Возьми завещание, пойди к себе, прочти его внимательно и возвращайся сюда.
      Он видит, что я колеблюсь, и добавляет с грустной улыбкой:
      - Не бойся. Еще есть время... Иди... Я читаю строки, наб
      росанные Холльоорном... Рука его непривычна к письму, и я с трудом разбираю слова, продиктованные дядей:
      "Я умираю. Я знаю это. Я охотно пожил бы еще, но надо быть благодарным судьбе и за то, что она мне дала. Тебе, милый мой Фриц, я завещаю все, что мне принадлежит. Я усыновил тебя, соблюдая все формальности, когда был в Сан-Франциско. Спасибо, мой мальчик! Ты не обманул меня. Будь же твердым и сейчас. Прочти эти строки внимательно и сообщи мне твое решение... Я должен знать его, пока я жив.
      Наше дело закончено. Все машины установлены. За последние годы я продал очень много радия. Я как будто предвидел, что с горой Руссель случится несчастье. В банке Сан-Франциско на моем счете лежат сто миллионов фунтов стерлингов.
      Ты будешь нести ответственность за этот капитал, если... если ты примешь мои условия.
      Первое из них: Электрополис,- любимое мое детище, моя гордость, создание моих рук и моего разума,- должен принадлежать не одному хозяину. Я жил и работал не для того, чтобы после моей смерти появился новый владетельный князь. Нет! Электрополис должен принадлежать тем, кто будет работать над дальнейшими усовершенствованиями его, кто будет вкладывать силу своих мускулов и своего мозга в создание города, где люди будут не рабами труда, а строителями могущественных машин. Это мое первое условие.
      Второе: все машины, находящиеся здесь, все чудеса техники - все, что дает нам право сознавать себя неуязвимыми и недоступными для вражеских налетов, должно служить только для защиты Электрополиса - города могучих машин и счастливых людей, но не для нападения. Никогда в жизни не должны быть мои изобретения орудиями наступательной войны.
      Если ты согласен принять эти условия, я делаю тебя ответственным распорядителем моего состояния. Употреби его на ту цель, которую я тебе указываю. Если же нет, если ты не разделяешь моих взглядов, взглядов старого бродяги, всю жизнь боровшегося за свободный труд, если ты хочешь быть только миллионером,- тогда возьми себе один миллион из моих денег и уезжай куда хочешь".
      Я снова у дяди. Он дремлет. Холльборн сидит подле него и следит за пульсом. Он делает мне знак...
      - Пульс все слабее и слабее... Кажется, дядя услышал. Он
      выпрямился. Какая энергия сохранилась еще в этом истощенном болезнью теле! Он подозвал ме
      ня: - Итак?.. Я хочу сесть в кресло, снабженное его аппа
      ратом, чтобы он сам прочел мои мысли, но он удерживает меня:
      - Не надо! Смотри мне в глаза.
      - Спасибо... дядя...- Я едва нахожу в себе силы сказать это.
      - За что?
      - Вся моя жизнь будет принадлежать твоему делу! - я опускаюсь перед ним на колени. Его рука покоится на моей голове; другой рукой он держит за руку Холльборна. Я чувствую легкую дрожь его пальцев, касающихся моих волос, и слышу, как Холльборн шепчет:
      - Кончено! Мы переносим умершего на его постель.
      Глубокая ночь. Звезды усеяли небо, луна светит ярко... Это одна из лучших ночей, которые я видел в Австралии.
      Мы выполняем волю дяди. Телеграф не извещает страну об его смерти. Это должно остаться тайной. Никакими пышными церемониями не сопровождается его погребение. Одна из созданных им машин роет железными руками могилу.
      Его тело положено в большой металлический гроб, уже. давно выписанный им из Америки. И те же железные руки машин бережно опускают этот гроб в землю...
      У могилы стоим: я, Холльборн и вождь дикарей Мормора. По
      одаль дикари пляшут свой торжественный танец смерти... Я еще раз повторяю про себя:
      - Вся моя жизнь будет отдана нашему делу. Электрополис не умрет!