Секунду-другую я изумленно молчал.
      Меня поразило, как изменился мой дядя. Его некогда широко развернутые плечи ссутулились. Он страшно похудел, лицо приобрело болезненный желтоватый оттенок, походка стала шаткой и неуверенной. Его ясные голубые глаза помутнели и часто-часто моргали, словно — он с трудом различал черты моего лица.
      — Дядя Стюарт! — воскликнул я.
      Он сжал мою руку, а потом тяжело опустился в пододвинутое мной кресло.
      Вытерев платком слезящиеся глаза, дядя с беспокойством взглянул на меня.
      — В чем дело, Джим? Я думал, ты в академии, на Бермудах…
      — Я совсем недавно приехал оттуда, дядя Стюарт. Нас направили сюда для выполнения учебного задания.
      Я не мог вдаваться в детали того, что мы делали в Кракатау, но у меня создалось впечатление, что дядя и без меня знал очень многое.
      — Как вы себя чувствуете, дядя Стюарт?
      — Я чувствую себя лучше, чем выгляжу, — пророкотал он. — Я слишком долго торчал в воде, но теперь все позади.
      Я глубоко вздохнул и начал не очень приятный для меня разговор:
      — Я слышал, что благодаря последнему землетрясению вы увеличили свой капитал на несколько миллионов долларов. Это правда?
      Стюарт Иден пристально посмотрел мне в лицо. По его выцветшим глазам нельзя было угадать, о чем он думает.
      — Можно сказать, что это так, — наконец спокойно сказал он. — Мои доходы составили крупную сумму. Но я до сих пор неплатежеспособен, Джим.
      Не вставая со своего расшатанного кресла, он подался вперед.
      — Только стоят ли эти деньги того, чтобы разговаривать о них? Дай мне лучше как следует посмотреть на тебя! Ты уже настоящий мужчина, Джим. Считай, ты уже офицер-подводник! — Дядя удовлетворенно покачал головой, разглядывая мою флотскую форму. — Твой отец гордился бы тобой…
      Дядя Стюарт опять откинулся на спинку кресла, и в его глазах возник прежний блеск. Этот блеск сразу напомнил мне о наших приключениях в столице Маринии Тетисе.
      — Не дрейфь, Джим! — пробасил дядя. — В этом мире мы достигнем всего того, на что замахнулись! Ты станешь офицером подводного флота, а я верну себе все, что потерял. И деньги, и здоровье, Джим! Я всегда оставался на плаву — не потону и на этот раз.
      Он замолчал и перевел взгляд на свой большой новый сейф.
      Трудно было предположить, о чем он при этом думал. Во всяком случае, такой сейф очень нелегко было удержать на плаву.
      — Стюарт… — вежливо покашлял Гидеон. — Ты не забыл про назначенную встречу?
      — Встречу? — Дядя выпрямился и посмотрел на часы. — Я не думал, что уже так много времени. Вот, Джим, дело в том…
      Он замолчал и задумчиво взглянул мне в глаза… Он опять был чем-то удручен… Когда дядя заговорил, в его голосе уже не было прежних теплых и задорных ноток.
      — Джим, я бы с удовольствием потолковал с тобой подольше, но у меня сейчас есть очень срочное дело. Я договорился пообедать с одним человеком, которого ты едва ли знаешь. Так что ты уж прости…
      Я встал.
      — Конечно, дядя Стюарт. Мне тоже пора возвращаться на базу. Когда меня в следующий раз отпустят в увольнение, я непременно позвоню вам, и мы вместе пообедаем.
      Я уже собрался уходить, но вдруг возникла непредвиденная заминка.
      В офисе неожиданно, появился человек с которым у дяди была назначена встреча. Мой дядя ошибся — я знал этого человека, более того, мы встречались с ним совсем недавно.
      Мой дядя собирался отобедать с преподобным отцом Тайдсли…
 
      Пока мы шли к ресторану, невысокий человечек с кораллово-красными от мелких шрамов щеками не закрывал рта.
      — Ты прекрасно выглядишь, Джим, — говорил он своим чистым, мягким голосом и при этом кивал головой, как старая немецкая игрушка «деревянный монах». — Прекрасно выглядишь! Мне очень приятно, что ты составил нам компанию. Такой неожиданный сюрприз, правда, Стюарт?
      Он суховато засмеялся. Пригласить меня на обед было его идеей.
      А я не мог понять, что за дела появились у дяди Стюарта и почему он так старательно держал их в секрете? К сожалению, даже приглашение на обед не смогло приподнять завесу таинственности. Разговор в основном касался гастрономических качеств кухни: нам одно за другим подавали те экзотические блюда из морепродуктов, которыми славился Кракатау-Доум.
      Только в самом конце обеда, допивая кофе, дядя Стюарт и отец Тайдсли обменялись странными фразами. Отец Тайдсли словно невзначай заметил, что сейчас самое время продолжить начатые сейсмологические исследования.
      — Извините, святой отец, — покачал головой дядя Стюарт. — Но я не в состоянии внести какого-либо существенного вклада в ваш проект.
      — Не стоит все сводить к деньгам, Стюарт, — с улыбкой возразил отец Тайдсли. — К тому же сейсмические исследования вполне себя окупают. Точный сейсмологический прогноз может принести солидную прибыль. Во всяком случае, так я слышал. Достаточно точно предсказать, когда будет землетрясение… Или, скажем, создать почву для такого прогноза…
      Рука дяди Стюарта дрогнула, и кофе из чашки пролился на скатерть. Вытерев пальцы носовым платком, Стюарт Иден посмотрел на отца Тайдсли.
      — Вашим недостатком, святой отец, является то, что вы предвзято смотрите на своих ближних. Вы всегда готовы подозревать их в самых тяжких грехах. Это приводит к неоправданному пессимизму.
      Дядя говорил с улыбкой, так, что его слова можно было расценить как шутку, но отец Тайдсли воспринял их вполне серьезно.
      — Возможно, ты прав, Стюарт, — ответил он без тени насмешки. — Я пессимистичен, поскольку знаю, насколько не способен человек противостоять греху. Но возможность раскаяния наполняет меня оптимизмом.
      Тайдсли допил свой кофе и откинулся на спинку стула.
      — С того момента, как я посвятил себя Церкви, я с неослабным интересом наблюдаю за вулканической и сейсмической активностью. Почему? Потому что вижу в этом явлении прямое проявление воли Божьей. И даже многолетнее изучение материальных причин, порождающих эти явления, не поколебали моего благоговейного трепета. Но я не склонен думать, что человек не вправе вмешиваться в эти процессы. Ты, Стюарт, можешь называть меня преследователем грешников, но я считаю прогнозирование землетрясений таким же богоугодным делом, как и прогноз погоды. В знании нет ничего греховного.
      Отец Тайдсли посмотрел на меня, и от его взгляда у меня по спине пробежал холодок. Неужели то, что держал в тайне лейтенант Цуйя, было известно каждому жителю Кракатау?
      Отец Тайдсли продолжил свой монолог:
      — Но помимо прогнозирования, сейсмологи могут заниматься и другими вещами — такими, которые связаны с весьма опасными последствиями. Опасными и для тела, и для души человека. Тебе известно, Стюарт, что я имею в виду. У меня есть основания считать, что некто — не буду называть его имени, поскольку не все еще прояснилось, — по своей воле вызывает землетрясения. Если человеку дана такая власть, он должен использовать ее во благо своих ближних, а не для греховного обогащения!
      Последние слова Тайдсли прокричал, грозно глядя на дядю Стюарта.
      Дядя конечно же не остался к этому равнодушным. Концовка обеда была испорчена.
      Совершенно случайно я стал свидетелем конфликта двух незаурядных личностей, и, признаюсь, это не доставило мне удовольствия. Дядя не утратил веры в себя — в свой ум, в свои навыки моряка и даже в заметно пошатнувшееся здоровье. Отец Тайдсли был так же тверд в своей вере в Бога.
      В честности и порядочности дяди я не сомневался. За всю свою жизнь он не причинил зла ни одной живой душе. И все-таки, почему он не опроверг то, о чем говорил ему отец Тайдсли?
      С другой стороны, почему отец Прилив, который так хорошо знал дядю, почти в открытую обвинял его в неблаговидных поступках? По меньшей мере, они оба вели себя странно.
      Отец Тайдсли заканчивал обед в своем обычном благостном настроении. Он похвалил акульи бифштексы и поданные на десерт подводные фрукты. Дядя Стюарт только сдержанно кивнул. Когда обед закончился, я с облегчением вздохнул.
      Отец Тайдсли расстался с нами у дверей ресторана, и мы с дядей пошли по шумным, заполненным прохожими улицам по направлению к его офису. Дядя всю дорогу молчал и шел так медленно, словно каждый шаг причинял ему боль.
      Возле входа в офис он остановился и крепко сжал мою руку.
      — Извини, Джим. — Его голос был на удивление спокоен, даже бодр. — Мне хотелось бы еще побыть с тобой, но у меня назначена деловая встреча. И притом очень важная. Думаю, ты поймешь меня…
      — Конечно, дядя Стюарт, — заверил я его, и на этом мы расстались.
      Я действительно все понял.
      Краем глаза я заметил, как при нашем приближении к дверям дома номер восемьдесят восемь в них скрылся наблюдавший за нами человек. Дядя тоже заметил его — и сразу же вспомнил про «очень важную деловую встречу».
      Я узнал этого человека. Он уже не один раз вставал у меня на пути примерно в таких же ситуациях.
      Это был все тот же старый китаец, который разговаривал с Эсковом возле общежития базы и убегал от меня по бесконечным улицам и переходам Кракатау-Доум. В руках он держал какой-то предмет, завернутый в циновку из водорослей. Судя по размерам, это был пропавший с нашей базы геозонд…
      Не помню, как проделал обратный путь до общежития.
      И Боб, и Харли Дэнторп встретили меня странными пристальными взглядами. Но если во взгляде Дэнторпа светилась обычная зависть, в глазах Боба угадывалась какая-то непонятная тревога — почти откровенный страх.
      — Повезло салаге! — не удержался от пренебрежительно-завистливого восклицания Харли. — Внеочередное увольнение! Чем ты так расположил к себе лейтенанта?
      — Лейтенант просил тебя, сразу после того как ты вернешься, зайти на станцию, — тихо сказал Боб.
      Мне не хотелось начинать откровенный разговор с Эсковым, и я, облегченно вздохнув, побежал к лифту.
      Лейтенант Цуйя, как всегда, сидел в своем сыром бункере и занимался нанесением изобар и изогеотерм на карту.
      — Ну, как дела, Иден? — устало и недовольно спросил он.
      — Ничего, сэр, — ответил я после секундного колебания.
      Я не покривил душой. Мне не стало известно никаких фактов, а делиться с лейтенантом своими предположениями о том, что происходит с моим дядей, я не считал нужным.
      — Честно говоря, ничего другого я и не ожидал, — нахмурившись, признался лейтенант.
      Потом он достал красный карандаш и начал заштриховывать обозначенные на карте зоны сейсмических напряжений. Я обратил внимание на то, что участок потенциального разлома скальной платформы находится как раз под основанием подводного купола.
      Неожиданно оторвавшись от карты, Цуйя посмотрел на меня усталыми, слегка опухшими глазами.
      — Я выписал увольнительную Эскову, — сухо сказал он, — Он обратился ко мне с такой просьбой, и я решил ему не отказывать.
      — Но я только что видел его в общежитии! — удивленно возразил я.
      — Ничего странного. Я отдал увольнительную старшине Харрису и сказал, чтобы он держал ее у себя до вашего возвращения. Я хочу, чтобы вы, Иден, тоже отправились в город и последили за Эсковом.
      — Последил за Эсковом? — возмутился я. — Я не стану делать этого! Он мой лучший друг. Почему именно я должен…
      — Спокойнее, Иден! — резко оборвал меня лейтенант, а потом уже более сдержанно продолжил: — Я знаю, что он ваш друг. Именно поэтому я и прошу вас помочь мне в расследовании этого дела. Знаете ли вы, какой у меня есть выбор?
      — Да нет… Не знаю, сэр. Я просто не задумывался над этим.
      — В противном случае мне придется передать дело в службу безопасности подводного флота. — Он помолчал. — Как только я сделаю это, все нити дела перейдут совсем к другим людям. Если курсант Эсков допустил серьезные нарушения закона, передачи его дела в службу безопасности не избежать. Я не могу покрывать преступника, особенно если речь идет о том серьезном проступке, в котором я его подозреваю. Ну а если вся вина Эскова состоит только… в ошибочных выводах при составлении прогноза… тогда передача этого дела на рассмотрение службы безопасности была бы вопиющей несправедливостью по отношению к тому же Эскову. Так что решайте, Иден!
      Лейтенант смотрел на меня пытливым взглядом, ожидая ответа.
      — Мне кажется, что у меня нет выбора, сэр, — тяжело вздохнув, сказал я.
      Он утвердительно кивнул головой.
      — Мне так тоже кажется, — подтвердил он голосом твердым и холодным, как скальная порода в основании подводного купола.

      Через час я снова оказался за пределами военно-морской базы — так же, как и Боб Эсков.
      Боб был не один.
      Следить за ним оказалось на удивление просто. Надев поверх формы неприметный плащ и встав за первое попавшееся укрытие, я стал ждать его за главными воротами базы. Мои ухищрения оказались излишними. Боб, словно торпеда, вылетел из ворот и устремился к эскалатору, ведущему на следующий ярус. Я пошел за ним и вскоре увидел его старого компаньона — китайца.
      Все мои сомнения были развеяны: китаец ничего не держал в руках, от завернутого в циновку предмета он уже успел избавиться. Скорее всего, этот предмет сейчас лежал в сейфе моего дяди. Встретившись на ярусе «минус один» — как раз над воротами базы, они спустились на два яруса ниже — туда, где был проложен технический тоннель-коллектор.
 
      Боб и китаец не спеша удалялись от площадки возле лифтов, когда я выскочил из-за тележек-контейнеров со стоками и устремился за ними.
      Мы дошли до поперечного тоннеля, над которым висела светящаяся табличка: «Головная насосная станция № 4». Я ощутил вибрацию мощных насосов — под огромным давлением они выталкивали дренажные воды в океан. Боб и китаец направились в тоннель, и я, выждав несколько секунд, пошел за ними.
      Это был технический тоннель с ровным полом и тянущимися вдоль обеих стен сточными лотками. На бетонных стенах тоннеля с довольно большими интервалами были укреплены трубки тройоновых ламп. Если не считать тихо журчавшей в лотках воды, здесь было совершенно сухо.
      Посмотрев вперед, я с досадой обнаружил, что Боб и его компаньон исчезли из виду. Я секунду подумал, а потом медленно и осторожно двинулся вперед. Вскоре я нагнал их и увидел, что Эсков и китаец спускаются в отстойник, выводящий в дренажный коллектор.
      Признаюсь, это меня озадачило. Только теперь я заметил то, на что не обратил внимания минутой раньше: мы вышли за пределы купола. Над нами лежала скальная подушка толщиной в несколько десятков метров и четыре километра соленой морской воды.
 
      Проходящий под техническим тоннелем дренажный коллектор был дополнительно укреплен и изолирован лишь в нескольких местах. Из коллектора доносился плеск и шорох просачивающегося через базальтовую платформу моря. Температура воздуха здесь была немного выше ноля по Цельсию, сильно пахло морским рассолом.
      Итак, я стоял перед спуском в отстойник, а Боб с его компаньоном уходили все дальше и дальше.
      Дно отстойника, которым заканчивался технический тоннель, уходило под тридцатиградусным уклоном вниз и закруглялось по краям. Отстойник вырубался в базальте мощным горнопроходческим роботом, на черной блестящей поверхности камня были хорошо заметны следы огромных фрез.
      Повсюду сочилась и журчала вода — в отстойнике ее глубина достигала примерно полуметра. Черная поверхность влаги почти не освещалась слабым светом отдаленной тройоновой лампы.
      В какую-то минуту я решил поворачивать обратно.
      Но Боб и китаец были там, в отстойнике. Я прислушался. Все, что я услышал, — это звуки падающих капель и плеск воды, которые разносило и умножало эхо.
      Прошло несколько секунд.
      Постепенно мои глаза приспособились к темноте, и я увидел, что справа от меня по воде расходится какой-то слабый свет. Это был свет изотопного ручного фонаря. Эсков со своим компаньоном шли где-то далеко впереди.
      Я решил спуститься в коллектор.
      Стараясь двигаться как можно тише, я чуть ли не по колено вошел в воду. На мгновение мои ноги сковало ледяным холодом, но я стиснул зубы и стал пробираться к источнику света. Я шел до тех пор, пока светлое пятно на поверхности воды не исчезло. Со всех сторон слышались журчание и плеск стекавшей по растрескавшемуся камню воды.
      Ситуация серьезно осложнилась.
      Моя одежда намокла. Ноги онемели. Меня начинал бить озноб. К тому же у меня не было с собой ни фонаря, ни оружия.
      Если те, кого я преследовал, затаились и ждали меня в коллекторе, я едва ли мог оказать им сопротивление. Правда, не мог поверить, что Боб Эсков мог пойти на такое предательство.
      Отдаленная лампа отбрасывала слабый оранжеватый свет на изогнутую стену тоннеля. Я что есть сил вгляделся в темноту и сделал несколько осторожных шагов. Потом набрал в легкие побольше воздуху — и решительно шагнул вперед, погружаясь выше колена в ледяную воду. Вокруг было совершенно темно. Уровень воды повышался, ее течение становилось все более стремительным. Так, вслепую, я прошел примерно полсотни метров.
      Неожиданно впереди забрезжил слабый свет.
      Я остановился и замер — пятно света тоже не двигалось. Через секунду я понял, что свет падает из узкого радиального тоннеля. Такие тоннели отходили от окружного коллектора подобно спицам от обода и несли стоки к насосам.
      В глубине радиального тоннеля я увидел два силуэта — там стояли Боб Эсков и его азиатский компаньон.
      Радиальный тоннель был прямым, как стрела, и поэтому на мерцающем светлом фоне мне были хорошо видны темные фигуры.
      Я пошел по радиальному тоннелю. Он довольно круто опускался вниз — настолько круто, что я едва не упал. Сверху, накатывая на онемевшие ноги, быстро бежала вода, но я стоял достаточно твердо. Через секунду я обнаружил, что у стенок дно тоннеля поднимается, а значит, на середине уровень воды должен быть гораздо меньше. Двигаясь по центру тоннеля, я поспешил, насколько мне позволяли темнота и скользкое дно, за своим другом и китайцем.
      Они довольно далеко ушли вперед, и все же я держал их в поле зрения. И вдруг силуэты и светлое пятно от фонаря неожиданно исчезли. На секунду в тоннеле воцарилась полная темнота и лишь потом я стал различать на стекающей вниз воде слабые отблески света.
      Я продолжал спускаться, осторожно нащупывая твердую поверхность промокшими и замерзшими ногами. Слева и справа от меня бурлили потоки, но в самом центре тоннеля воды почти не было, и это значительно облегчало мне передвижение. И все же со сводов на меня не переставая лили ледяные ручьи. Я вымок до последней нитки и уже не мог сдерживать дрожи.
      И все-таки я добрался до конца тоннеля.
      Здесь вода стекала в большой тридцатиметровый резервуар, вырубленный прямо в скале. Резервуар выполнял роль аварийного накопителя стоков — на тот случай, если насосы выйдут из строя. Свод над резервуаром был укреплен бетонными конструкциями, но стены были все из того же черного, хранившего следы машины базальта.
      В резервуар сливались стоки из шести радиальных тоннелей. Я ощущал, как сотрясается у меня под ногами скалистый монолит — это работали мощные насосы. Они засасывали сточные воды и выталкивали их навстречу колоссальному давлению в океан.
      Бледный свет, благодаря которому я хоть что-то мог разглядеть, шел откуда-то снизу. Желая определить, где находится источник освещения, я подобрался к самому краю резервуара. Вода, стекавшая по сточным лоткам, пенилась и бурлила возле моих ног. Поток был настолько силен, что грозил снести меня вниз. Я встал на четвереньки и заглянул за отвесно обрывающийся прямо передо мной край резервуара.
      Я увидел, откуда исходит бледный мерцающий свет.
      Свет исходил от покрытого иденитом корпуса субмарины. Она стояла возле воды в черном базальтовом колодце. За всю свою жизнь я не видел ничего более удивительного.
      Я лежал, вцепившись окоченевшими пальцами в неровный базальт и совершенно забыв про льющуюся на меня ледяную воду. Подводное судно — и притом довольно большое! — в накопителе для стоков, там, где нет ни переходного шлюза, ни какого-либо другого выхода в океан!
      В это было невозможно поверить. И все же корабль мерцал прямо перед моими глазами.
      Я не мог определить, какова глубина резервуара. Темная поверхность воды поблескивала в четырех-пяти метрах ниже меня. Водопады стоков сильно шумели, а освещение было настолько слабым, что я, прижавшись к краю сточного лотка, мог не опасаться того, что меня случайно заметят.
      Длинный обтекаемый корпус субмарины был почти полностью погружен в воду, над водой возвышалась только приземистая башенка боевой рубки. Я увидел, как в рубку осторожно спустился старый китаец. Какой-то незнакомый человек стоял на узком ходовом мостике, держась за релинги, и напряженно вглядывался в черную воду.
      Он ждал чего-то, а несколькими метрами выше чего-то ждал я. Наконец над водой показалась голова водолаза. Водолаз?! Это было не менее удивительно, чем попавшая в сточный резервуар субмарина. На водолазе были объемный гидрокостюм (без него он не смог бы провести в воде и минуты) и шлем с прозрачным забралом.
      Водолаз поднял руку, показывая конец пенькового линя.
      — Готово? — Эхо подхватило его приглушенный, искаженный шлемом голос — Выбирай понемногу!
      Он снова ушел под воду. Человек на мостике стал выбирать линь. Очевидно, на другом его конце было что-то тяжелое — незнакомец делал заметные усилия и вскоре начал тяжело дышать. Очень скоро он решил передохнуть и рассеянно посмотрел вверх.
      Он не видел меня, но я хорошо видел его. Я не мог ошибиться, это был именно тот человек, за которым я следил: Боб Эсков.
      Ко мне сразу вернулось ощущение сырости и холода. Холодом был наполнен весь мир. До этого во мне теплилась надежда, что произойдет какое-то чудо — и все мои подозрения рассеются, как страшный сон. Теперь все стало окончательно ясно.
      Затаив дыхание, я следил за тем, как вновь появившийся на поверхности водолаз помогает поднять из воды какой-то тяжелый и странный предмет — то, что с таким трудом вытягивал линем Боб. Водолаз внимательно следил за тем, чтобы груз не ударился об обшивку корабля.
      Я далеко, как только мог, свесился через край резервуара, пытаясь получше разглядеть все детали происходящего.
      Все, что видел, попросту не укладывалось у меня в голове. Как в сточном резервуаре, вдалеке от подводных доков, могла оказаться субмарина? Резервуар не мог сообщаться с океаном — если бы их связывал какой-то тоннель, вода под огромным давлением хлынула бы внутрь и сокрушила все на своем пути.
      Оборудовать здесь переходный шлюз тоже представлялось совершенно нереальным. Сооружение шлюза с иденитовым покрытием было невероятно сложной инженерной задачей, легче было построить подводную лодку прямо в вырубленном в скале колодце, чем соорудить секретный переходный шлюз.
      Но помимо всех этих вопросов существовал еще один, самый главный вопрос: зачем?
      С какой целью все это делалось? Кому потребовалось контрабандным путем заводить подводное судно в сточный резервуар? Если уж называть вещи своими именами, то, конечно, контрабандистам. Но это было настолько смешно, что я тотчас же отбросил такую мысль: каким же ценным должен был быть товар, чтобы контрабандисты затратили на его перевозку столько сил и средств.
      …И тут я увидел груз, который поднимали на борт субмарины…
      Все мои нелепые и смешные предположения разом были забыты: у предмета, который водолаз и Эсков с такой; осторожностью поднимали из воды, оказался пугающе знакомый вид.
      Это был шар с отшлифованной золотистой поверхностью, примерно пятнадцати сантиметров в диаметре. Для своих размеров он был неестественно тяжелым — я мог убедиться в этом, следя за усилиями Боба. Шар был заключен в каркас из металлической ленты с кольцом наверху, к кольцу был привязан линь.
      Для того чтобы понять, что это такое, мне было достаточно одного взгляда. Во время учебы в академии в лаборатории термоядерного оружия нас подробно знакомили с такой техникой.
      Передо мной был первичный реактор термоядерного устройства. Другими словами — взрыватель водородной бомбы!
      Не надо объяснять, что использование термоядерного оружия частными лицами во все времена считалось тяжким преступлением.
      Но что здесь происходило? Может быть, субмарина отправлялась в пиратский рейд, целью которого были грабежи и разрушения? Это было первое, что пришло мне в голову. Но Эсков никогда не испытывал склонности к грабежам и пиратству — тем более к пиратству термоядерному!
      Я так хотел узнать, что будет дальше, что даже забыл про сырость и холод. Боб опустил зловещий золотистый шар в люк субмарины. Кто-то — скорее всего старый китаец — принял его внизу. Боб Эсков снова бросил конец линя водолазу. Водолаз опять погрузился под воду.
      Значит, взрывателей было несколько. Да нет же, их было много! Вскоре из воды был извлечен еще один шар, затем еще и еще…
      На борт субмарины подняли восемь шаров. Восемь термоядерных взрывателей. Каждый из них был способен вызвать взрыв, мощность которого могла уничтожить целый город.
      Здесь пахло не пиратским рейдом, а куда более масштабной и страшной по своим последствиям акцией.
      Совершенно ошеломленный, я наблюдал за тем, как водолаз закончил свою рискованную работу, поднялся на борт субмарины и расстегнул молнию гидрокостюма. Когда он снял шлем, я от изумления чуть не свалился в резервуар.
      Передо мной улыбалось честное и добродушное темнокожее лицо Гидеона Парка!
      На этом можно было поставить точку в описании одного из самых черных дней в моей жизни. Но самое тревожное и удивительное ожидало меня впереди.
      Погрузка взрывателей закончилась. Гидеон быстро сложил гидрокостюм, смотал линь и передал все это в рубку. Потом что-то сказал Бобу — из-за шума падающей воды я не мог услышать, что именно. Тут же они оба спустились в люк. Послышалось ровное гудение двигателей.
      Через несколько секунд люк был задраен и… рубка субмарины стала плавно погружаться в корпус. Ярче вспыхнуло сияние иденитовой оболочки.
      Вот тут я наконец нашел ответ хотя бы на один из мучивших меня вопросов.
      Переходный шлюз? Никаких переходных шлюзов не было.
      Такому судну не нужны были никакие шлюзы!
      Ведь это была не обычная субмарина, это было нечто куда более мощное и грозное.
      Передо мной стоял «подводный крот» — судно, оборудованное уникальным буровым приспособлением, позволяющим продвигаться через монолитную скальную породу. Теперь, когда рубка была убрана, на корпусе судна стали хорошо видны утопленные в обшивку спиралевидные буры.