Снова раздался плеск воды, и спокойные черные машины нагнулись, чтобы поднять Форестера на своих заботливых теплых руках. Очень осторожно, стараясь не причинить боли, один из гуманоидов ощупал сломанную ногу доктора. Металлический голос произнес:
      — Вы поступили чрезвычайно неосмотрительно. Падение повредило ваше правое бедро и колено, кроме того, порваны некоторые связки. Вы остро нуждаетесь в нашей помощи.
      Доктор заметил с сарказмом:
      — Вы не очень-то заботились обо мне, когда натравили на нас свой бульдозер.
      Уравновешенный голос машины ответил:
      — Тогда с вами находилась та девочка. Согласно Основной Директиве мы работаем ради наибольшего блага наибольшего количества людей, а потому должны использовать любые средства, чтобы уничтожать сверхчеловеческие способности подобных ей индивидуумов.
      Гуманоиды осторожно перенесли доктора в лифт. Несмотря на всю их аккуратность, прикосновения к сломанной ноге вызывали страшную боль. Наконец они выбрались наружу. Яркое солнце било в глаза, крылатые цветы из странного сада все так же парили, целовались и умирали. Потом Форестер оказался на холодном столе в маленькой белой комнатке. Заботливые машины сняли с него изодранную одежду, смыли грязь и кровь с тела. Какой-то химический запах ударил ему в ноздри, что-то обожгло исцарапанную кожу. Доктор вздрогнул и не удержался от стона, когда к его сломанному бедру прикоснулись.
      Машина мгновенно произнесла:
      — Не стоит беспокоиться, сэр. Боль скоро пройдет.
      Мягкие пластиковые пальцы приподняли его руку. Форестер ощутил почти животный страх, увидев острую иглу шприца в руках гуманоида. Сухие губы отказывались повиноваться, и он не мог произнести ни слова.
      — Не беспокойтесь, сэр, — пропел андроид со шприцем. — Это ваша первая доза эйфорида — она поможет вам расслабиться и не чувствовать боли, пока мы приводим в порядок вашу сломанную ногу. Эйфорид поможет вам стать счастливым.
      Слишком ослабев, чтобы сопротивляться, он просто лежал, погружаясь в полузабытье. Боль в сломанной ноге постепенно утихла, время уже не текло медленной рекой, а скачками проносилось в сознании.
      Он снова лежал в своей огромной спальне со светящимися настенными панелями, на которых по-прежнему танцевали деревенские парни и девушки. Когда-то давно он часто задумывался над тем, в самом ли деле люди были более счастливы в те примитивные времена, когда машины еще не внедрились во все сферы человеческой жизни. Огромное хрустальное окно иногда становилось прозрачным, и за ним виднелись бесконечные пески пустыни. Доктор знал — если окно мягко светится золотистым светом, значит, на улице ночь. Нежные руки время от времени поворачивали его на кровати, и игла снова вонзалась в руку, еще глубже погружая в царство забвения.
      Однажды в спальню пришла его жена в сопровождении внимательного гуманоида. Рут держала в руках удивительную плюшевую игрушку, одно из ярких крыльев которой свисало вниз. Игрушка напоминала по форме один из гигантских живых цветов странного сада. Под тонкими подвижными бровями глаза Рут казались огромными — в них было выражение детского любопытства и тревоги. Сначала запах ее духов казался приятным, возрождая в памяти события далекого прошлого, но уже через несколько минут начал душить Форестера своей невыносимой сладостью.
      — Это Рут, — произнесла машина. — Она — ваша жена.
      Тревога в глазах молодой женщины сменилась выражением радости — она склонилась к Форестеру, и ее полные чувственные губы растянулись в детской улыбке. Рут неуверенно коснулась его лба, губ, и Клэю показалось, что на лице ее отразилась тень тщетной борьбы сознания с наркотиком. Но вот она уронила свою странную игрушку, и все исчезло.
      Накрашенные губы девушки обиженно надулись, по бархатным щекам покатились слезы. Андроид тут же поднял игрушку и протянул ее Рут. Она жадно схватила ее и прижала к груди, позволив машине вытереть слезы со своих щек. Рут снова улыбалась, что-то тихонько напевая, и гуманоид увел ее из комнаты.
      В следующий раз Форестер обнаружил себя в мягком раскладном кресле, с высоко поднятой ногой в гипсе. Пораженный внезапно нахлынувшим ощущением полного одиночества, в которое его погрузил наркотик, Форестер прерывающимся голосом прошептал гуманоиду, стоящему за его спиной:
      — Неужели у меня не осталось друзей, которые могли бы навестить меня? Или все они получают свою дозу эйфорида? — горечь звучала в каждом его слове.
      Машина моментально ответила:
      — Большая часть ваших помощников и друзей нашла утешение в эйфориде. Лишь немногие удачливые исключения сумели найти счастье самостоятельно, в безвредной и созидательной активности. Доктор Питчер пишет драмы — раньше врачебная практика не оставляла ему времени для этого. Еще один счастливец — мистер Айронсмит.
      — Вы не попросите их навестить меня?
      — Они оба уже приходили, — промурлыкала машина. — Только вы не узнали их.
      — Когда Фрэнк Айронсмит снова придет…
      Речь доктора замедлилась и прервалась — еще один укол эйфорида сделал свое дело. Форестер старался вспомнить, о чем он хотел спросить Айронсмита, но никак не мог — до момента, когда очнулся на уже знакомом жестком столе в белой комнате, где ему когда-то сделали первый укол эйфорида. Гуманоиды истязали его другими, очень болезненными инъекциями, и боль, казалось, рассеивала серое забытье.
      Вслед за болью вернулось ощущение разбитости и плохого самочувствия, но нежные руки машин растирали и массировали его до тех пор, пока дрожь и холодный пот не прекратились. Форестера вернули назад в спальню и посадили в специальное кресло на колесиках, где он обнаружил, что сжимает в руке яркую плюшевую игрушку, напоминавшую червяка с крыльями. Доктор с отвращением бросил ее на пол.
      — Чувствуете себя лучше, Форестер?
      Удивленный приветливым голосом Фрэнка Айронсмита, доктор увидел молодого математика, стоящего в дверях комнаты с довольной улыбкой на лице. Он пришел один, без сопровождения гуманоидов.
      — Похоже, что так, — неуверенно кивая, доктор потрогал сломанную ногу. Гипс уже сняли, и даже отек спал. Сгибая и разгибая ногу, Форестер не чувствовал боли. — По-моему, все в порядке, хотя совсем недавно я отвратительно себя чувствовал.
      — Это реакция на нейтрализующую сыворотку, — пробормотал Айронсмит. Положив руки на поручни кресла, он отвез доктора в другую комнату и попросил гуманоидов закрыть скользящую дверь и оставить их наедине.
      — Они привели вас в сознание, потому что мне нужна ваша помощь, — продолжил математик.
      Доктор приподнялся было, чтобы проверить свое колено, но после слов молодого человека снова опустился в кресло, изучая Айронсмита. Сейчас бывший клерк гораздо меньше походил на вечного студента, он заметно повзрослел. Все такое же открытое, его дружелюбное загорелое лицо казалось строже и сильнее. В его ясных и честных больших глазах светилась трезвая рассудительность. Даже одет он был иначе — поношенные брюки и старая рубашка сменились шерстяным костюмом превосходного качества. Это одеяние делало его словно бы шире в плечах и самоувереннее, а серый пиджак, как отметил Форестер, застегивался обыкновенными пуговицами, а не родомагнитными застежками.
      — Ваша память полностью восстановилась? — нетерпеливо спросил математик. — Тогда слушайте. Я хочу, чтобы вы помогли мне обнаружить Марка Уайта и его выставку чудаков. За все эти долгие месяцы мы так и не смогли поймать их, — Айронсмит недовольно сдвинул брови.
      Доктор не произнес ни слова.
      Глядя на Форестера сощуренными серыми глазами, бывший клерк принялся раскуривать сигару, набитую душистым табаком.
      — Маленькая Джейн Картер провела с вами в Стармонте почти час. Может быть, она рассказала вам, где они скрываются и что намерены делать в ближайшем будущем. Даже если она не назвала точного местонахождения Уайта, то наверняка упомянула какие-нибудь пригодные для дальнейшей работы детали.
      Темное место глубоко под землей, припомнил Форестер, где со стен капает вода… Его губы сжались еще плотнее. Айронсмит мягко настаивал:
      — Уайт способен наделать много глупостей. Будь я на вашем месте, я бы помог поймать эту шайку.
      Глядя на дымящуюся сигару, Форестер ощущал непреодолимую горечь.
      — Все гораздо серьезнее, чем вам кажется, — на лице математика отразились нетерпение и досада. — Я по-прежнему не могу рассказать вам больше того, что вы уже знаете, пока вы не присоединитесь к нам. Смею думать, что вы уже способны понять истинную природу гуманоидов и их предназначение…
      — О да, это же невинные машины! Они не могут быть плохими, ведь им не предоставлено выбора между добром и злом! Они созданы, чтобы охранять человека от него самого! Конечно же, они не причинят нам вреда, если мы будем относиться к ним как к хорошим помощникам! — хрипло выкрикнул Форестер, не в силах сдержать накопившуюся злость.
      Айронсмит с сожалением смотрел на доктора.
      — Абсолютная правда. Я надеялся, что вы сможете поверить в это.
      — Но я не смог! Проклятые машины постоянно суют нос не в свое дело. Где граница их компетентности? Сам процесс рождения уже приносит страдание — так почему же им не придет в голову оставлять нас в тепле и уюте в утробе матери?
      — Они уже экспериментируют над облегчением страданий при родах, — невозмутимо ответил Айронсмит. — Но это не тема для моего разговора с вами. Я пришел заключить с вами сделку.
      — Какую?
      — Нам нужна информация, которой, как я полагаю, вы обладаете. Мы так остро в ней нуждаемся, что я уговорил гуманоидов предоставить вам второй шанс, если вы поможете нам поймать Марка Уайта.
      Форестер устало откинулся в кресле.
      — Ваша выгода очевидна. В первую очередь вы сохраните память. Думаю, что вы не откажетесь заняться какими-нибудь научными разработками, которые дозволены гуманоидами. Вскоре вы сможете заслужить и другие привилегии. Разве это не лучше, чем бесконечно долго получать эйфорид?
      Форестер снова выпрямился — он чувствовал напряжение каждой своей мышцы.
      Наконец он хрипло заговорил:
      — Мне ничего не нужно. И я ничего не скажу вам, Айронсмит, до тех пор, пока… — он облизнул губы и резко спросил: — Кто еще с вами заодно?
      Математик улыбнулся и отрицательно покачал головой.
      Форестер внимательно изучал его открытое лицо, невольно вздрагивая от волнения.
      — По крайней мере я должен знать одну вещь. Вы или, может, кто-то из ваших таинственных партнеров по шахматам выносили какое-либо военное оборудование из шахты под бетонным куполом?
      — Это не имеет значения, — Айронсмит улыбнулся, но задумался на мгновение, и доктора невольно передернуло от холодного блеска его серых глаз. — Так каков ваш ответ?
      Глядя, как математик с наслаждением курит ароматный табак, Форестер страстно желал сделать хоть одну затяжку.
      — Зовите обратно ваши проклятые машины! Я не знаю, что вы за человек, если вы вообще человек! Но лично я не собираюсь предавать человечество, — произнес доктор, приняв окончательное решение.
      Айронсмит с грустью покачал головой.
      — Я так надеялся услышать что-нибудь здравое. Мне казалось, что вы имели достаточно времени, чтобы взглянуть в лицо реальности. Форестер, мы предложили вам уникальную возможность. Что ж, мы найдем другие способы разыскать Уайта. Человек в нем глупее философа, и собственная глупость рано или поздно выдаст его. Надеюсь, что это случится раньше, чем он успеет натворить глупостей, — математик с сожалением пожал плечами. Голос его звучал уверенно и бесстрастно: — Мне бы не хотелось ставить на вас крест, Форестер. Я надеюсь, что вы все-таки измените свое мнение, потому что мы можем показать вам широту, глубину и красоту жизни такой, какой вы ее никогда не видели. Почему вы не хотите поверить мне — если уж так не доверяете гуманоидам — и присоединиться к нам?
      Нервно сглотнув, доктор криво усмехнулся:
      — Поверить вам? Убирайтесь отсюда!
      Айронсмит молча повернулся к дверям, послушно открывшимся, словно математик управлял ими подобно гуманоидам. На прощание он обернулся — слабая улыбка на его губах поставила Форестера в тупик своей приветливостью — и торопливо покинул комнату. Вместо него появились три гуманоида. Один из них нес шприц, заполненный уже знакомой Форестеру жидкостью.
      — К вашим услугам, Клэй Форестер. Подчиняясь Основной Директиве, мы пришли, чтобы снова сделать вас счастливым.
      Двое других приблизились к доктору и схватили его прежде, чем он успел встать и попытаться бежать. Доктор изо всех сил старался увернуться от андроида со шприцем, но пластиковые руки мягко и крепко держали его, не давая возможности спастись. В напряженном ожидании Форестер не сводил глаз с блестящего острия иглы — но игла так и не коснулась его руки.

      Секунду или две доктор думал, что ему каким-то непостижимым образом удалось вырваться из рук гуманоидов. Вероятно, он выпал из кресла. Внезапно до Форестера дошло, что он находится уже не в своей комнате в Стармонте. Поднимаясь с холодной поверхности плотно утрамбованного песка, доктор озадаченно осмотрелся.
      — О доктор Форестер! Мы не сделали вам больно?
      Форестер не сразу осознал, что тоненький детский голосок принадлежит маленькой Джейн Картер.
      Она стояла перед ним, а за ее спиной возвышались фигуры Марка Уайта, Лаки Форда, Грейстона Великого и Эша Оверстрита. Все они внимательно смотрели на него. Постепенно их напряженные лица расслабились. Форд вытирал влажные пальцы белым носовым платком. Старый Грейстон опустил свой красный нос в неком подобии приветственного поклона. Оверстрит кивнул, часто моргая. По-прежнему величественный в своем поношенном серебристом плаще, с роскошной рыжей шевелюрой и бородой, Марк Уайт подошел к Форестеру и помог ему подняться на ноги.
      — Наконец-то мы добрались до вас! Добро пожаловать в наше убежище! — мягко произнес он.
      Пожимая огромную руку Уайта, Форестер неуклюже встал, стараясь не опираться на поврежденную ногу. Колено работало плохо, но вес тела больше не причинял боли сломанной ноге. Доктор огляделся вокруг, все еще потрясенный происшедшим. Над головой темнели своды пещеры, с которых свисали гигантские сталактиты. Воздух был холоден и влажен. Где-то неподалеку слышались звуки падающих капель.
      Форестер перевел дух и спросил:
      — Где… где мы находимся?
      — Для нашей безопасности будет лучше, если вы не узнаете точных координат. Эта пещера лежит несколькими сотнями футов ниже поверхности суши — ее открыл Оверстрит. Тут есть вода, сюда поступает воздух, но здесь нет ни одного прохода, через который может проникнуть существо размером с человека, — ответил Уайт.
      — Тогда как же я…
      — Телепортация. Сопротивление вашего сознания, уверенного в невозможности подобных переносов в пространстве, помешало нам спасти вас в прошлый раз. Тогда мы решили не предупреждать вас, а дождаться момента, когда вы сами очень захотите отделаться от гуманоидов. — Уайт высоко поднял свою огромную лохматую голову.
      — Воистину, мне действительно очень захотелось от них отделаться! — Форестер с благодарностью пожал руки людям, вызволившим его из принудительного заключения. Помощники Уайта уже не выглядели чумазыми бродягами сомнительной репутации — они были чисто выбриты, хорошо одеты и выглядели довольно сытыми. Даже Оверстрит казался менее бледным.
      Тяжелая рука Уайта одобрительно похлопала доктора по плечу.
      — Мы наблюдали за вами, Форестер. Я рад, что вы отказались выдать нас Айронсмиту. Вы знаете, он ведь почти поймал нас в ловушку на Драконьей скале. Тогда еще мы не ожидали нападения. Идемте, я покажу вам, как мы собираемся бороться с ним.
      В голосе рыжеволосого великана звучала горечь.
      Форестер, хромая, пошел следом за Уайтом, по пути осматривая пещеру, ставшую убежищем для этих людей. Ровный песчаный пол занимал пространство шириной около пятидесяти футов. Вдоль стен виднелись углубления, которые использовались обитателями пещеры в качестве комнат. Малышка Джейн Картер с гордостью показала Форестеру свою крошечную комнатушку. В одном из таких альковов стоял жужжащий генератор, снабжающий часть пещеры достаточно ярким светом.
      — Вы принесли сюда столько оборудования… с помощью телепортации? — удивленно прошептал Форестер.
      Уайт снова заверил его:
      — Другого входа сюда нет, а мы совершенствуем свои навыки частой практикой. Но меня очень беспокоит, что Фрэнк Айронсмит может найти способ разыскать наше убежище.
      В противоположной части пещеры пол был покрыт толстым слоем глины, затвердевшей от холода. Там стоял огромный рабочий стол, заставленный всевозможным оборудованием. Здесь были тигли, слитки какого-то серебристого металла, колбы и прочая утварь.
      Уайт широким жестом указал на обугленный и прожженный кислотой стол и произнес:
      — Вот для этого вы и нужны нам, Форестер. Лишь вы сможете создать новое оружие, с помощью которого можно будет изменить содержание Основной Директивы.
      Доктор отвлекся от созерцания стоявших на столе предметов и повернулся к рыжебородому гиганту. Горевший в глазах Уайта огонь мог показаться фанатичным, но доктор подумал, что так горят глаза у гениальных растяп, которых очень часто принимают за безумцев.
      — Я не говорю о полной отмене Директивы и не спорю со словами, написанными на груди каждого гуманоида: служить, подчиняться и охранять от любой опасности. Проблема в том, что старина Уоррен Мэнсфилд дал своим подопечным слишком широкие полномочия.
      Уайт задумчиво поднял небольшой слиток металла и сжал его в ладони.
      — Думаю, Айронсмит назвал бы меня преступником и анархистом. Наверное, он посмеялся бы над моими мотивами и продолжил бороться со мной — и со всяким, кто намерен изменить принцип действия гуманоидов. Но чувство собственного достоинства и право каждого индивидуума на самостоятельное мышление — вот главные ценности моей философии, и я буду бороться за них до последнего вздоха.
      Я слышал старую притчу о том, что благожелательный деспотизм — лучшая форма правления. Должно быть, Мэнсфилд воспользовался этой теорией, когда создавал гуманоидов, но слегка переборщил как с благожелательностью, так и с деспотизмом, доведя идею до абсурда.
      Уайт с силой швырнул слиток на землю.
      — Я приверженец всеобщего равенства. Я хочу изменить Основную Директиву, чтобы наделить каждого человека теми же правами, которыми сейчас обладают Фрэнк Айронсмит и его сподвижники. Человеку должно быть позволено поступать неправильно и совершать ошибки.
      Уайт замолчал, нетерпеливо роясь в кипе бумаг, придавленных слитком белого металла, пока не извлек оттуда потрепанный конверт.
      Громогласным голосом философ зачитал написанные на нем слова:
      — «Мы, гуманоиды, не можем служить Человеку и охранять его без его собственного приказа или изменять сознание без воли на то самого индивида, ибо Человек должен быть свободен». Вот те изменения, которые я намерен вбить в электронные мозги аппарата, управляющего машинами с Крыла IV.
      Форестер уверенно расправил плечи.
      — Что ж, тогда я с вами. Что необходимо сделать?
      — Все, — положив конверт обратно под чудовищное пресс-папье, гигант крепко пожал руку Форестера. — Должен предупредить вас, что мы задумали почти неосуществимое дело. Наши силы несопоставимы — в борьбе с таким врагом, как Айронсмит, даже Оверстрит не может предвидеть всего. Пока вы не появились среди нас, у меня вообще не было никакой надежды.
      Доктор мягко повторил:
      — Чего же вы ожидаете от меня?
      — Прежде чем планировать свою работу, вы должны ознакомиться с тем, что нам уже удалось сделать. Я рассказывал вам, что многие годы помогал старику Мэнсфилду в попытках уничтожить его собственное изобретение, и думаю, что мы действительно могли бы расправиться с гуманоидами, если бы я обладал способностями к изучению физики. Поставленная задача требует равных усилий в сфере физики и психофизики.
      Изменение центрального аппарата — чистая физика. Но Мэнсфилд создал мощную энергетическую систему, призванную защитить аппарат от вмешательства инженеров. Он хорошо постарался — нам обоим не раз приходилось убеждаться в этом. Ни один человек не способен приблизиться к Крылу IV ближе, чем на три световых года — по крайней мере, обычным способом. Тем не менее Джейн Картер была там.
      Изумленный Форестер поискал глазами ребенка. Она шла за ними по пещере, и доктор подумал, что девочка сейчас играет где-то на песке. Но Джейн нигде не было видно.
      Уайт улыбнулся и произнес:
      — Она ушла за палладием. Нам нужен металл, чтобы создавать необходимое оборудование, а Оверстрит обнаружил близкий к поверхности источник палладия на планете, куда не ступала нога человека или гуманоида. Самородки действительно очень чистые, лишь иногда с примесями родия или рутения.
      Форестер изумленно прошептал:
      — Но она всего лишь маленький ребенок! И вы посылаете ее одну в другие миры?
      Глаза Уайта сурово блеснули.
      — Это вынужденный риск. Палладий необходим нам как воздух. К тому же Оверстрит присматривает за Джейн и всегда готов предупредить ее в случае появления Айронсмита или его помощников.
      Великан вернулся к рабочему столу и продолжил:
      — Малышка приносит металл, а ваша задача — изменить центральный аппарат, управляющий гуманоидами. Уоррен Мэнсфилд мог бы сделать это, если бы ему удалось преодолеть защитное поле Крыла IV. Вы должны занять его место.
      Форестер едва не задохнулся от неожиданности:
      — Вы же не имеете в виду… Вы же не хотите сказать…
      — Именно это я и имею в виду, — жестко ответил Уайт. — Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, но вы — единственный среди нас инженер-родомагнетик. Именно вас мы отправим на Крыло IV, чтобы изменить Основную Директиву.
      Ученый ухватился похолодевшими руками за неровный край рабочего стола и медленно опустился на деревянную скамью, чтобы унять дрожь в поврежденном колене. Он смотрел на рыжеволосого гиганта почти с обидой.
      — Вы же знаете, что я не умею пользоваться телепортацией.
      Уайт усмехнулся и ответил:
      — Вы научитесь. Вам просто придется научиться, если вы хотите снова увидеть дневной свет. Над нами около тысячи футов плотного камня, и нет ни одного прохода, достаточно широкого для человека.
      — Но я… я просто не смогу…
      Форестер вздрогнул, нервно сглотнул слюну и ощутил внезапный приступ клаустрофобии. Сырой воздух пещеры казался ему слишком тяжелым и плотным. Доктор всмотрелся в темноту в углах пещеры, куда никогда не падал дневной свет. Он услышал легкое журчание и звук падающих капель — вода стекала откуда-то сверху. Неужели ему придется слушать этот звук вечно? Пещера по сути, была могилой, и Форестер был заживо похоронен в ней — до тех пор, пока ему не удастся совершить невозможное…
      Доктор взял себя в руки, перестал стучать зубами и попытался обратиться к доводам разума. Если телепортация перенесла его сюда, то она же поможет ему выбраться. Глубоко вздохнув, он повернулся к Уайту.
      — Простите, наверное, падение просто помутило на время мое сознание. Я буду стараться изо всех сил, но не забывайте, что однажды я уже потерпел неудачу, — неуверенно закончил он.
      Уайт спокойно ответил:
      — Вы можете сделать это. Ведь вы ученый, а психофизика — тоже наука. Значит, вокруг наблюдаемого нами феномена можно выдвигать гипотезы, развивать теорию и устанавливать закономерности. Телепортация — лишь предмет для анализа и логических выводов. У нее есть свои законы, и вы их изучите. Вообще-то это довольно сложная наука. Это естественно — ведь скальпель хирурга не может обратиться на самого исследователя. За годы невероятных усилий я обнаружил больше вопросов, чем ответов. Например, что есть мозг?
      Широкие плечи Уайта медленно поднялись, а затем взгляд его устремился к низкому арочному проходу, ведущему в соседнюю комнату пещеры. Форестер знал, что оттуда тоже нет выхода наружу, но Джейн Картер внезапно появилась там из ниоткуда.
      Несколько секунд она молча моргала, стараясь привыкнуть к темноте пещеры, а потом подбежала к Марку Уайту. Доктор заметил белую изморозь на потрепанной меховой шубке девочки и ее темных непокрытых волосах. Посиневшая и дрожащая от холода, она протянула Уайту небольшую, но явно тяжелую кожаную сумку. Гигант извлек оттуда несколько белых самородков, тоже покрытых пушистым инеем. Он уже начал таять, и струйки воды растекались по деревянному столу. Дрожа то ли от страха, то ли от холода, Форестер молча наблюдал за ребенком — босоногая девчушка преданными глазами смотрела на Уайта.
      — Мне надо вернуться туда снова?
      Уайт ласково улыбнулся и, посмотрев на кучку самородков, ответил:
      — Нет. Думаю, что этого вполне достаточно. Ты очень хорошо поработала, Джейн, и Грейстон приготовил тебе кое-что вкусненькое. Иди поешь.
      — О, спасибо! Я так рада, что не надо больше идти туда — там ужасно холодно!
      Девочка, сияя от счастья, побежала к нише, в которой Грейстон помешивал что-то ароматное в своем горшочке — теперь горшок стоял на электрической плите. Изумленно глядя на оттаивающие льдинки на воротнике и волосах Джейн, Форестер не мог прийти в себя от шока.
      Уайт медленно произнес:
      — Там действительно очень холодно. Богатейшие месторождения палладия наверняка были вымыты из почвы давным-давно, потому что на планете больше нет эрозии. Она потеряла звезду, когда-то согревавшую ее поверхность, и теперь там слишком холодно для существования плотной атмосферы. Температура близка к абсолютному нулю.
      Форестер моргнул и потряс головой.
      — Вы хотите сказать, что Джейн способна преодолеть любой закон природы?
      — Нет. Она просто научилась использовать принципы психофизики — вероятно, неосознанно. Она адаптируется. Сначала Джейн всегда дрожала от холода — и на Драконьей скале, и здесь, когда мы впервые попали в эту пещеру. Но теперь она научилась регулировать температуру своего тела, — ответил Уайт.
      — Но каким образом? — выдохнул Форестер.
      — Она не может это объяснить. Мне хотелось бы знать наверняка, но я в состоянии лишь строить догадки. Вероятно, она подсознательно способна сохранять вокруг себя фрагмент атмосферы необходимой плотности и до минимума сокращать диффузию молекул в окружающее пространство. Это единственное объяснение феномену выживания в практически безвоздушном пространстве. Точно так же она способна контролировать потери организмом воды и тепла. Думаю, девочка даже может обращать углекислый газ в кислород, чтобы восполнять его количество в крови. Но каким бы образом она это ни делала, ей удается достаточно долго продержаться в условиях почти абсолютного вакуума.
      Холодок пробежал по спине доктора. Он с трудом произнес:
      — А вы уверены, что она человек, а не мутант?
      Гигант уверенно воскликнул:
      — Она такой же человек, как мы с вами! Эти способности изначально имелись у каждого человека, но со временем были забыты и частично утрачены. Мы не используем величайшие дары природы, Форестер. А я до сих пор не уяснил себе законов, по которым они действуют. Возможно, я не вижу какого-то фактора, лежащего совсем на поверхности, — в голосе великана вдруг прозвучало отчаяние.