Глава 6. БЕГСТВО

Хорн, затаив дыхание, наблюдал за происходящим на помосте. На площади наступила гробовая тишина — она длилась совсем недолго, пока Вендре, встав на колени и припав к телу отца, не подняла заплаканное лицо…

Затем начался хаос!

Главы директоратов отшатнулись от убитого, только Вендре по-прежнему сжимала в руках его голову. Неожиданно она бросила взгляд в сторону, откуда, по ее расчетам, могла прилететь пуля. Хорн сразу убрал пистолет, сунул его под мышку. Его удивлению не было предела. Во взгляде женщины он прочитал благодарность!.. Однако теперь было не до сантиментов. Группы гвардейцев уже шустро двигались в ту сторону, где, по прикидкам, мог скрываться снайпер. Денебские копьеносцы тут же окружили на помосте правителей Эрона, прикрыв их своими телами. Последнее, что успел разглядеть Хорн, — это неподвижное тело гигантского черного пса, на котором приехал Душан. По-видимому, пуля, пронзив грудь Кохлнара, угодила в собаку.

В этот момент над площадью прозвучал громовой голос. «Это голос Душана», — сразу определил Хорн.

Тот вкратце и точно обрисовал случившееся, потом отдал распоряжения. Всем оставаться на своих местах, всякое движение запрещено. Двигаться позволено только гвардейцам и сотрудникам службы безопасности. Все они должны немедленно собраться у подножия монумента и поступить в распоряжение своих командиров. Катера, до сих пор безмятежно летавшие в воздушном океане, начали суетливо нырять к причальным шлюзам крейсеров и транспортников, к которым были приписаны. Кое-какие боевые корабли начали лениво всплывать в чистое небо. Группы гвардейцев, работая быстро и слаженно, принялись охватывать кольцом площадь. Поисковые отряды бросились в прилегавшие руины. Те же гвардейцы, что направлялись в сторону Хорна, уже добрались до опущенного трапа, ведущего на борт корабля, с которого спустилась Вендре.

— Генеральный управляющий мертв, — спокойно произнес Душан. Голос его прогремел над всей округой.

Только теперь до Хорна окончательно дошло, что он сделал. Все досужие рассуждения испарились сами собой. Он вдребезги разбил символ крепости Эрона — представителя его верховной власти. Он поднял руку на святое. Он, Хорн, посягнул на всесилие и безнаказанность, которым поклонялись златокожие. Он убил в них веру и надежду… За это его ждало суровое и неотвратимое наказание.

Психологический фактор также важен для спокойствия империи, как и технические атрибуты — количество боевых кораблей, заметное превосходство в вооружении. Всего этого у Эрона было вдосталь. Если прибавить к этому списку межзвездные туннели, то превосходство становилось подавляющим. Собственно, все это давало златокожему на: роду уверенность в завтрашнем дне. Всякий мятеж, вспыхивающий то на одном, то на другом конце галактики, безжалостно подавлялся. Эрон был способен в течение нескольких часов сокрушить любой мир. Вот только чего он не мог себе позволить — это оставить безнаказанным государственное преступление. Стоило дать послабление в единственном случае, и им уже не будет конца. Подобный либерализм в условиях, когда Эрон ничего не производил сам и все поступало к нему через звездные трубы, был недопустим.

Власть Эрона основывалась на мифе о всемогуществе этого государства-монстра. Все было в пределах его досягаемости — бунтующая планета в далекой галактике, мятежные мысли в головах рабов. Эта узда держала в повиновении куда крепче, чем унитронные орудия и служба безопасности. Эрон не может испытать горечи поражения — и он не знал неудач. От победы к победе, все вперед и вперед — таков был девиз империи. Естественно, даже маленькая, пусть случайная неудача должна была заставить задуматься миллиарды подданных, которые работали на небольшую в общем-то горстку златокожих. Тем более покушение на главу государства!

Таким образом, этот террористический акт приобретал неслыханную политическую остроту, а Алан Хорн помимо своей воли стал преступником номер один на всем протяжении Млечного Пути и соседних галактик.

Хорошенькое дельце, вздохнул он. Точнее, дерьмовенькое!.. Если бы жажда мести и гнев толкали эронцев на поиски преступника — это было бы полбеды. Страсти со временем улягутся, по инстанциям может пойти удобоваримая для вышестоящего руководства информация. Когда же поиски преступника превращаются в политическую, первостепенной важности проблему — пиши пропало. Рано или поздно найдут. Тут писульками не отделаешься — его будут искать вечно, целенаправленно, шаг за шагом. Конечно, найдут, куда он денется. Может, лучше сразу, сейчас, вот здесь? В этой паршивой яме?.. Найдут труп, опознают, объявят во всеуслышание, что преступник не смог вынести тяжести содеянного и покарал себя сам. Это был бы для них наилучший исход. Вот как могуч Эрон, что даже закоренелый негодяй, каким является террорист, посмевший покуситься на главу государства, осознав содеянное, наложил на себя руки. Для их пропаганды лучшего случая не найти.

Хорн облизнул губы — ну, попал в положение!.. Ладно, пора сматываться. Для начала будет лучше, если он не сразу попадет в лапы этих доблестных гвардейцев. Интересно, сколько они будут искать вход в туннель? Думается, недолго, но и эти несколько минут — хорошая фора. Хорн пополз через кусты, потом, согнувшись в три погибели, добрался до щели, ведущей в подземелье. На мгновение прикинул — может, стоит замаскировать устье, потом решил, что это напрасная трата времени.

В темноту он бросился неторопливой рысью — ориентировался на подрагивающий свет факела, который воткнул в стену. Дальше помчался с факелом в руках. Вернее, побежал в среднем темпе, при котором мог одолеть значительное расстояние. Когда ноги вступают в соревнование с межзвездными крейсерами, спешка ни к чему. Ему еще надо будет пустыню одолеть, а это испытание потруднее, чем бег по темным пустынным туннелям. Легко было рассуждать на эту тему, но стоило Алану услышать позади себя какой-то неясный шум — ему даже крики почудились, будто гвардейцы нашли вход в туннель, — как он не выдержал и припустился во всю прыть. Страх подгонял его, безмерный, панический…

Только через некоторое время он обнаружил, что туннель что-то слишком резко идет под уклон. Он остановился, перевел дух, огляделся. Неужели он попал не в тот туннель? Он заблудился?.. Хорн еще немного прошел вперед и уткнулся в озерко, заполненное черной стоячей водой. Такого препятствия он не мог припомнить. Точно, заплутал! Поддался страху, бросился сломя голову — и заблудился!..

Он повернул назад. В первом складском помещении он попытался точно воссоздать в памяти путь, по которому они добрались сюда. Где-то здесь у входа в разыскиваемый туннель должен валяться большой булыжник. Вот он! Теперь большой завал, за которым прятался вход в нужный проход. Он повеселел, не пожалел нескольких секунд, чтобы заложить камнями узкий лаз за собой. В этот момент факел мигнул и погас. Дальше Хорн бежал в полной темноте, непонятно зачем сжимая в руке потухшую головешку. Наконец способность ощущать опасность вернулась к нему, он начал различать посторонние звуки. И вовремя! Едва слышимая редкая капель окончательно отрезвила его. Где-то впереди должен быть провал, через который перекинута ферма. Стоп, сейчас самое время вновь зажечь факел. Так и есть — в нескольких метрах впереди широкой-, набитой мраком пастью чернел провал. Ноги у Хорна мгновенно ослабли, он несколько секунд с места не мог сдвинуться. Он заставил себя шагнуть вперед, наступить на край металлической фермы, перекинутой через провал. Всего несколько часов назад он с легкостью пробежал по ней… А сейчас никак не мог заставить себя сделать еще один шаг. Вспомнил Ву, ужас, отразившийся на лице китайца, когда он начал раскачивать узкий мосток. Что же с ним, с бесстрашным Хорном, произошло? Ответ был ясен: этим утром, направляясь на праздник, он не ведал, что такое страх, а теперь это чувство обрело реальные очертания. Он знал, что спасения нет. Знал, что ждет его в случае, если попадет в руки ребят из службы безопасности… Это знание обременяло, камнем висело на ногах. Вот и сердце до сих пор не может успокоиться, не может восстановиться дыхание, руки подрагивают. О ногах лучше не вспоминать…

«А за спиной, — Хорн нашел в себе силы усмехнуться, — смерть. Впереди — неизвестность. Передо мной — провал, где до дна очень далеко. Выбирай!» Он собрался с силами и, стиснув зубы, не глядя под ноги, перебрался на другой край. Здесь уже не мог сдержать рвущийся из груди ужас. Паника вновь охватила его — он сломя голову бросился бежать. Успокоило его легкое зыбкое мерцание, открывшееся впереди. Дневной свет — вот что мгновенно и напрочь избавило от страха. Прежние хладнокровие и сметка вернулись к нему. Он не торопясь затушил факел, затем спрятал его — зачем, не смог бы объяснить. Так, для порядка…

Долго он сидел перед выходом из туннеля — прислушивался, приглядывался, принюхивался. Вокруг все было спокойно. Сердце билось ровно, в руках ощущалась прежняя сила. Он сидел, приглядывался к пустыне и все раздумывал, что же случилось с ним в подземелье. Словно он был не он. Теперь все вернулось на круги своя.

Перед ним сразу за зарослями колючника открывалась небольшая зеленая долина, половина ее скрывалась в красноватой пыли. Солнечный круг уже почти касался вершин выступающих скал — еще немного, и светило уйдет на покой. Наступит ночь. Это его время. Хочешь не хочешь, но он должен пересечь пустыню за одну ночь. Другого шанса не будет. Итак, если прежде пустыня была ему врагом, то теперь — по крайней мере, на эту ночь — она станет ему другом.

Однако прежде всего он должен поесть. Этот день окончательно вымотал его. Желудок сводит от голода… Надо запастись силенками.

Он еще раз внимательно оглядел открывшийся его взору оазис. Удивительно, как он мог сохраниться в пустыне. Ответ был прост. Хорн вспомнил струившуюся по особым желобкам, проложенным на полу в туннеле, воду. На выходе было сухо, значит, вода где-то пробила себе другой путь. Осторожно, затаив дыхание, он выбрался из кустов и принялся спускаться по каменистому склону. Точно — из-под нависшего обломка скалы выбивался ручеек и бежал вниз в небольшую ложбину, густо поросшую кустарником. Там даже виднелось несколько деревьев. Хорн забрался поглубже в заросли, понаделал из лиан и срезанных веточек силков, расставил их по всей долине, тщательно замел свои следы, потом отправился вниз по течению. Скоро он набрел на небольшое озерко, образовавшееся возле запруды, сложенной из опавших древесных стволов, веток и нанесенных сверху камней. Тут же на берегу, под сенью пышно разросшегося дерева, он скинул сапоги, ветхую, разорванную в нескольких местах рубашку, прочую одежду и погрузился в воду. Купался долго — никак не мог заставить себя вылезти на берег. Долго оттирал жирной грязью тело, нырял, фыркал от удовольствия. Наконец решил — хватит! На берегу, снова водрузив на тело тяжелый пояс с деньгами, накинув на плечи рубашку, натянув штаны, он почувствовал себя заново родившимся. Теперь бы поесть… Но прежде побриться. Щетина раздражала его. Он глянул на свое изображение в спокойной воде, достал карманный нож, наточил его на плоском камне и взялся за дело. Минут через пятнадцать Хорна было не узнать — щеки, подбородок были иссиня-белы, что особенно заметно на фоне смуглого лба и носа; И рот у него оказался совсем не плох. Красивый, чувственный изгиб губ… Хорн одобрил свое отражение. Вот только сохранить бы это личико в целости и сохранности. Дожить бы до лучших времен!..

Ему страстно захотелось жить — до истерики, до жгучего желания завопить, объявить во всеуслышание, что они не смеют касаться его такого молодого, крепкого тела! Не смеют бить дубинками по такой разумной, удачливой голове, которая выдумала все эти хитрости. Ему нельзя ломать ни руки, ни ноги, нельзя бить по животу. Молодой здоровый эгоизм проснулся в нем, заговорил в полный голос и тут же увял. Стоит только попасть к ним в руки, и дубинками ему тогда не отделаться… Это была жуткая мысль, нельзя было давать ей волю. Хорн вздохнул, подумал о том, что он сотворил нечто такое, что считалось невыполнимым в принципе, так что и наказание ему выпадет соответствующее. Но для этого его надо сначала поймать, а в этом он им не помощник. Ловите, дяди. Поймаете — я ваш, а пока…

О жертве он даже не вспоминал. Когда же подобная мысль приходила в голову, Хорн только плечами пожимал — Кохлнар получил то, что давным-давно заслужил. Руки у него по локоть в крови. Это соображение как раз и придавало силы, подымало боевой настрой. Он один против всей громады Эрона. Действительно, дело это не простое. Политическое… И Хорн многозначительно, выпятив нижнюю губу, часто тряс головой. Смех смехом, но он должен уйти от преследования. Не столько впечатляет убийство, сколько безнаказанность. На этом стоит любое государство. Безнаказанность есть форма поощрения. Это не им сказано, но сказано точно. Вот так, на одной чаше весов вся мощь Эрона, на другой — его страстное желание выжить и стремление дать урок этому обожравшемуся чужим добром кровососу.

Гладко было на бумаге, грустно рассмеялся Хорн, обнаружив, что все ловушки пусты. Выходит, он остался без еды? Ладушки, что же у него есть? Полная канистра свежей, вкуснейшей в мире воды. Это было немало. Все же перспектива двигаться пехом, на ночь глядя, огорчила его, однако горевать времени не было. Пора было в путь-дорогу.

Он направился вниз, по берегу выбегающего из запруды ручейка. Скоро, добравшись до второго скального откоса, Хорн обнаружил, что вода уходит в промоину, через которую было куда сподручнее спуститься к подножию обрыва. Тут еще какое-то странное завывание начало досаждать ему. Хорн протиснулся в расселину и, помогая себе локтями, кое-где вставая на четвереньки, добрался до нижнего выхода. Вой, сотрясавший пустыню, заметно усилился. Наемник выглянул из расселины и замер — все небо над пустыней было заполнено боевыми кораблями. Они творили что-то несусветное. Только приглядевшись, трезво оценив происходящее, Хорн вдруг ясно осознал, что из этой переделки ему не выбраться.

Сгустившаяся полутьма была иссечена пучками света, бьющими из-под днищ кораблей. Лучи нарезали поверхность пустыни на огромные квадраты, чередующиеся с такими же ровными пятнами тьмы. Причем, вся картина поминутно менялась — туда, где только что был свет, приходил мрак.

Как только световой квадрат упал на то место, где он прятался за камнем, Хорн невольно вжался в гранит. Огромный корабль проплыл над ним, вокруг стало светло как днем. Что бы случилось, застань они его в голой пустыне? Все, считай тогда, что песенка его спета. Ладно, на этот раз он избежал опасности, но что дальше?

Кораблей, парящих над землей были десятки, если не сотни. Работая совместно, они превратили предночную пустыню в подобие шахматной доски. Причем принцип смены светлых и темных квадратов Хорн никак не мог уловить. Не сразу он сообразил, что они пользуются каким-то набором случайных чисел — запустили программу и бдят. Единственное упорядоченное движение в этом разгульном световом хаосе состояло в перемещении кораблей с одной позиции на другую. В этом деле недогляда нельзя было допускать.

Со стороны все это мельтешение представляло собой жуткое зрелище. Эрон сумел вывести в небо над пустыней мощь, с помощью которой можно было уничтожить небольшую звездную систему. Однако на что она использовалась? Это было характерно для Эрона, собственно как и для любой империи, — вера во всемогущество силы. Торжество мускулов!.. Хотя в этом случае подобная демонстрация — Хорн не колеблясь признал это — была малоэффективна. Конечно, поймать его они и при такой системе поисков могут. И все-таки!.. Поднимать весь космический флот сектора на ловлю какого-то завалящегося террориста — Хорну понравилось придуманное сравнение — по меньшей мере неразумно. Ясно, что не он один это понимает, в экипажах кораблей среди командного состава тоже немало разумных людей. Но попробуй они пикнуть… Есть инструкция или приказ — будь любезен действовать согласно изложенным в них пунктам. При подобной системе умение подчиняться, слепо действовать согласно букве приказа куда важнее, чем личная инициатива, не к месту проявленная доблесть. За инициативу куда чаще наказывают, чем поощряют, и этот урок хорошо усвоен командирским составом. Им предписано освещать пустыню — они и освещают, а дальше хоть трава не расти.

С подобным подходом Хорну приходилось сталкиваться очень часто, он и сам был не свободен от него. Однако это там, в строевых частях, потом в гвардии. Теперь другое дело, теперь он сам должен подумать о себе. Он внимательно вгляделся в работу висящего над ним корабля, который освещал участок пустыни, его наемнику следовало одолеть как можно скорее. Операторы работали нечетко — это стало ясно, как только освещенный участок зажегся слева от Хорна, а то место, где он прятался, попало в квадрат тьмы. Стыковки не было! Между освещенными и затемненными участками лежали мертвые полосы. В смене кадров Хорн быстро установил примерный маршрут, по которому ему надлежало следовать. Он мог ошибиться, но сидеть здесь до утра было смерти подобно. С первыми лучами солнца его участь будет решена. Эронцы начнут досконально прочесывать местность.

Беглец перевел дух, дождался новой смены квадратов и со всех ног бросился под уклон. Бежал от предварительного ориентира к ориентиру. При этом считал про себя. Добравшись до девяти, отыскал камень побольше и постарался слиться с ним. Расчет оказался верным — граница светового поля пролегла в нескольких метрах от него, оператору на корабле и в голову не пришло, что эта пара метров является чертой, отделяющей жизнь от смерти. Легкое отраженное сияние чуть коснулось спины Хорна, он замер. Сидел не дыша, отсчитывал…

Десять! Он со всех ног бросился дальше, к огромному останцу, под которым можно было спрятаться более надежно. Так и вышло. Нырнув под выступ скалы, он дождался смены. Теперь оператор осветил торчащую из песка скалу… Одним словом, прихватил лишний метр. «Теперь свети, свети», — как ребенок, обрадовался Хорн и тут же замер. Как только свет вокруг погас, он выглянул из укрытия — так и есть, издали до него долетел отрывистый басистый лай сторожевых псов. Алан пригляделся. Световая шахматная доска кончалась примерно через километр. Далее, по-видимому, шла полоса, охраняемая патрулями златокожих. Ему следовало подумать об этом. Что за облава без этих исчадий ада! Как бы он организовал наблюдение, имея под рукой таких свирепых помощников? Он бы погнал патрули по периметру вокруг всей столовой горы. В любом случае, обегая местность, собаки тут же учуяли бы свежий след и бросились в погоню. Тогда от них не уйти. Воспоминание о взлетевшем в небо незнакомце, исчезнувшем затем в их раскрытых пастях, накрыло его жутким холодком…

Что ж, план был хорошим и единственно возможным в условиях подступающей ночи. Как же обмануть собак? Вот еще какой вопрос взволновал его в ту минуту. Предположим, что линию патрулей с собаками он минует. Что ждет его дальше? Сплошной заслон гвардейцев с оружием на изготовку? Вполне возможно. А за гвардейцами?..

Вокруг заметно похолодало, однако Хорн время от времени вытирал пот со лба. Ситуация казалась безнадежной. Рано или поздно они заметят его. Если человек бросил вызов империи, он будет найден и распят. Почему-то именно это слово, такой вид казни пришли ему на ум. Его даже передернуло от страха и отвращения., . Не в пустыне, так где-нибудь в другом месте. Наступит день, откроется истина, и он будет схвачен. С первыми же лучами Душан организует прочесывание местности. Они здесь каждый камень перевернут.

Абстрактно Хорн соображал, что следует предпринять в такой ситуации. Стог сена — наихудшее место, где можно спрятать иголку. Наилучшее — в коробке, где иголки хранятся. Это была азбучная истина, но как применить ее к данному случаю? На песчаном пляже песчинку не отыскать. Никакая империя на это не способна. Выходит, человек должен укрыться среди подобных ему. Что, если?.. Попытка не пытка, решил он и, дождавшись очередной смены света, вприпрыжку бросился к следующему ориентиру. Помчался в пустыню. Добежал до ориентира и, не останавливаясь, побежал обратно. Густое облако пыли вздымалось за ним. Хорн скатился на дно высохшего русла и, улучив момент, бросился по направлению к столовой горе. В ту сторону, откуда он пришел…

Вой вверху усилился, рассыпался сначала на несколько голосов, потом в небе зазвучал многоголосый заунывный хор. Хорн мчался вперед, прикрываясь стеной. Дождавшись очередной смены, он побежал в ту же сторону. Облако пыли густыми клубами заволокло впадину. Теперь луч света, падающий сверху, из непроглядной темноты, уперся в полоску пыли и попытался пробить ее насквозь. Еще несколько лучей оказались направленными в то же место.