Сколько сил он потратил, чтобы убедить Хорна в предопределенности развития событий! Не он ли утверждал, что наши судьбы суть не более чем разменная монета в столкновении различных социальных групп? Из его рассуждений выходило, что только борьба классов двигала историю. Вот он лежал перед Хорном — живое, скорее мертвое, олицетворение идеи персонализма, утверждавшего приоритет и значение личности. Человек, исповедующий преклонение перед непознанными движущими силами истории, сам двигал ее вперед. Этот глубокий образ сам собой родился перед глазами Хорна. С его помощью можно было многое объяснить. Наемник вообразил Ву стоящим на берегу реки с коротким названием «Жизнь» и направляющим ее течение посредством устройства отводных каналов, дамб, плотин. В этом смысле Ву, конечно, был прав, утверждая, что течением реки управляют объективные силы. Прав он был, когда уверял Хорна, что это именно он спланировал будущее и создал империю.

Все это странным образом уживалось, прочно укладывалось в сознании Хорна. Кто он, Хорн? Питомец вольных людей, выше всего ценящих свободу и независимость. Он безусловно верил в право любого человека направить свои шаги туда, куда он хочет, заниматься тем, что ему по нраву. Но теперь он ясно осознал, что, даже ступая против течения великой реки, ты все равно находишься во власти ее течения. Волей-неволей человек сменит курс и двинется туда, куда «влечет рок событий». Вера в способности человека и осознание подвластности этим силам являлись сторонами одной медали. Теперь все смешалось и одновременно встало на свои места. Занятное положение, решил Хорн. Обстоятельства диктуют условия игры, твоя забота хорошенько изучить правила.

Хорн поднял голову. Перед ним стояла Вендре.

— Зачем ты спасла мне жизнь? — спросил Хорн. Девушка вспыхнула.

— Долг платежом красен, — ответила она. Потом добавила: — Теперь мы квиты, — и ушла.

Хорн долго смотрел ей вслед, однако с места не сдвинулся. Когда наконец поднялся с пола, отправился разыскивать Сэйра. Ему сообщили, что тот куда-то скрылся. В самый радостный момент, когда верхняя штаб-квартира проинформировала, что вся планета находится в руках восставших, Освободитель как в воду канул. Его искали — никаких следов. Удивительно другое — Сэйр так же и вернулся. Ни с того ни с сего, ниоткуда, нежданно-негаданно… Он заявил, что будет в церкви — кому он потребуется, пусть ищет его там. Сэйр был человек неверующий, он сам признался в этом Хорну, однако величию культа, который вобрал надежды и чаяния многих людей, он отдавал должное. Вера — это большая сила.

— Неужели кучка людей могла свалить Эрон без помощи чего-то или кого-то, как это ни назови, — спросил Хорна Освободитель. — Человек сегодня слаб, завтра силен, но где ты видел человека, который мог бы похвастаться осуществлением мечты?

— Редко, но бывает, — не согласился Хорн. — Случается, что осуществление мечты становится навязчивой идеей. Я, например, был знаком с человеком, который вообразил, что он Господь. Правда, конец оказался невзрачным, — Хорн развел руками. — Как всегда. Хочешь посмотреть на него? Он тут недалеко, свернувшись клубочком, лежит. С пулей в груди…

Они пошли смотреть на погибшего китайца. К удивлению Хорна, тело исчезло. Наемник тупо оглядел место, и тут его сразила потрясающая мысль. Он полубезумным взглядом одарил молчаливого Сэйра.

— Что-то мне Душан говорил насчет воскресающих мертвецов… Кстати, в камере должно быть тело Душана.

Хорн бросился в каморку — и здесь не было трупа. Вне себя он подскочил к Сэйру и принялся кричать:

— Они оба должны находиться здесь! Я сам стрелял, сам видел!..

— Конечно, конечно, — принялся успокаивать его Сэйр. Он едва смог скрыть усмешку. — Их, должно быть, убрали.

Боюсь, что их уже похоронили. Это не имеет значения. Мне бы очень хотелось взглянуть на человека, который утверждал, что создал Эрон и империю. К сожалению, это не более чем выдумка. Просто его век закончился. Все умирают, даже полубоги. Смерть, по существу, дает возможность природе исправить свои ошибки. Это единственный путь к совершенству.

Слабый шорох оторвал Хорна от воспоминаний. Он поднял голову — в комнату вошла Вендре. Остановилась у стены. Она была ослепительно красива, хотя одета просто, в голубоватого цвета костюм. Она отдохнула, успокоилась, и теперь выглядела совсем молодо. Непонятно почему, но Хорн испытал легкий укол — ему так хотелось, чтобы она вышла к нему в том золотистом платье, в котором он впервые на праздновании победы увидел ее.

«Слишком скромно и холодно для прощания», — подумал он и не сразу выбрался из кресла, встал.

— Долго ждал? — просто спросила Вендре.

— Да уж, — в тон ей ответил Хорн. Он слегка покраснела:

— У тебя просто талант говорить гадости.

— Ты предпочитаешь, чтобы я лгал или говорил лицемерные комплименты?

— О нет, лучше оставайся грубоватым и прямодушным парнем. Я вполне могу смириться с этим, если ты хотя бы случайно скажешь то, что я жду от тебя.

— Ждешь от меня? — удивился он. — Что бы это могло быть?

Вендре решительно встряхнула головой:

— Оказывается, ты совсем не понимаешь женщин. Я потому держала тебя так долго, что не могла решить, что одеть — парадное золотое платье, какое было на мне в день праздника, или этот скромный рабочий костюм. Теперь я чувствую, что угодила пальцем в небо.

— Костюм так костюм, — веско ответил Хорн. — Это, конечно, должно что-нибудь значить, но, к сожалению, мне не дано понять женщин.

— Да, — вздохнула Вендре, — скажу откровенно: я могу привести три примера, которые вполне доказывают, что ты совершенно не понимаешь женщин. Во-первых, ты до сих пор не сказал того, что я жду от тебя. Во-вторых, ты так и не сказал того, что бы я хотела услышать. И в-третьих…

— Минуточку, — прервал ее Хорн. — Что такое особенное ты хочешь услышать от меня?

Вендре еще раз вздохнула.

— Там внизу, в подземелье, ты спросил, почему я спасла тебя. Не это я хотела услышать от тебя. Ты должен был спросить, почему я вернулась.

— Почему? — спросил Хорн.

— Всякий вопрос уместен в свое время.

— Хорошо, вопрос вопросом, но что бы ты хотела услышать от меня?

Она поколебалась, потом быстро сказала:

— Это слово «любовь». Ты очень много говорил, но ни разу не употребил это слово.

— Мне казалось, ты сама знаешь, — смешался Хорн. — Я думал… Я надеялся, я верил…

— Женщина всегда хочет услышать это слово.

— Но ты же заявила, что ненавидишь меня! — воскликнул Хорн.

— Я заявила, что должна ненавидеть тебя. Это далеко не одно и то же. И наконец, в-третьих — тебе надо знать, что женщине очень трудно признаться первой, поэтому она порой вынуждена высказываться иносказательно. — Она перевела дыхание.

— Я люблю тебя, Вендре, — ясно сказал Хорн. — Люблю так, как никто и никогда не полюбит тебя. — Потом он неожиданно смутился и спросил: — Так почему же ты вернулась?

— Я уже ответила на этот вопрос, — быстро вымолвила Вендре.

— И ты сможешь забыть, что я убил твоего отца? Она на мгновение закрыла глаза.

— Нет, Алан. Ты тоже никогда не забудешь об этом. Однако ты постарался объяснить мне, почему так случилось, и я поверила тебе. Поняла и приняла сердцем. Придется жить с этим, ведь никто больше не знает об этом. Эта наша общая беда. Понимаешь, так уж получилось, что я полюбила тебя…

Вид у Хорна был такой, словно он никак не мог понять, как же это получилось. Неожиданно Вендре прижалась к нему. Он обнял ее — так они стояли, пока он не спросил шепотом:

— Но почему меня? Почему варвара? Вендре улыбнулась:

— Может, причина в том, что женщина никогда не может устоять перед мужчиной, который способен дать ей почувствовать, что она женщина. Ты — единственный, кто сумел внушить мне это. Испытать эту радость…

— Ты смогла бы бросить все это, — он обвел рукой стены, — и отправиться со мной в Плеяды?

— Да, — ответила она. — Но, понимаешь…

— Тебе следует понять, Хорн, что у нее нет выбора. Ей придется отправиться с тобой, — раздался сзади голос.

Хорн обернулся — у двери стоял Сэйр. Освободитель очень изменился за эти несколько дней — погрубел, посуровел, даже как-то помолодел.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил наемник.

— К сожалению, Вендре не может остаться на Эроне. У нас уже был с ней разговор на эту тему. Восстание часто позволяет себе сентиментальные пируэты, кое-кого со временем охватывает ностальгия по прежним порядкам. А тут перед глазами живой символ прежнего величия. Вендре, конечно, изменилась, но кое-кто будет постоянно напоминать ей о прежнем величии Эрона, рода Кохлнаров. Она становится как бы знаменем для тех, кто стремится возродить империю.

Хорн с силой прижал к себе Вендре, потом отпустил ее, шагнул к Сэйру:

— Она никогда не согласится на это!

— Я тоже так считаю, но те, кто верит в империю, хитры и коварны. С теми убеждениями, которые сложились у нее сейчас, она никогда не решится на авантюру. Но люди меняются. Я имею в виду не саму Вендре, а ее детей. Их вполне могут одурманить разговорами о славе империи. Нет, ей в любом случае необходимо отправится в Плеяды и выйти замуж за варвара.

— Понятно, — угрюмо откликнулся Хорн.

— Что понятно? — спросила Вендре.

— Мне теперь стало ясно, зачем тебя посылают вместе со мной.

— Ничего ты не понял! — воскликнула Вендре. — Ты считаешь, что только потому я согласилась отправиться с тобой, что мне нельзя оставаться на Эроне? Что не желаю жить в Плеядах в одиночестве? Это совсем не так. Я только сегодня узнала, что ты улетаешь на родину. Я надеялась, что ты сам явишься ко мне и пригласишь меня!

Она посмотрела на него так, будто хотела сказать — верь мне. Хорн молчал. Вендре облизнула губы и, не дождавшись ответа, продолжила:

— Я как раз собиралась сообщить об этом, как» ко мне зашел Сэйр. Вот почему я надела этот костюм. Я всегда была честна с тобой, Алан, и отправиться с тобой решилась без всяких понуканий или других побочных обстоятельств. А насчет варвара?.. Пожалуйста, постарайся обойтись без таких слов. Если женщина полюбила, то различия в культуре не самое главное. Тем более что в Плеядах она будет нуждаться скорее в защитнике и помощнике, чем в куртуазном ухажере. В отце семейства!.. Женщина всегда основывает свой выбор на инстинкте, и если к тому же ей нравится ее избранник, это большое счастье.

— Она правильно рассуждает, парень, — подтвердил Сэйр. — Тебе крупно повезло — другой такой женщины тебе никогда больше не встретить.

— Ох, да верю я ей! — махнул рукой Хорн. — Я о другом подумал. Меня до сих пор оторопь берет от мысли, что жить мне придется с бывшим директором Эрона.

— Какой бы пост ни занимала женщина, — ответила Вендре, — она прежде всего женщина, потом уже глава департамента, чиновник и все остальное…

После небольшой паузы Сэйр позволил себе кашлянуть.

— Не сочтите за бестактность, — сказал он, — я только хочу вам напомнить, что до отправления корабля в Кварнон-4 осталось два часа.

— Разве ты, — спросила его Вендре, — не отправляешься вместе с нами?

— Нет, я вылечу позже. Прежде я должен встретить временного управляющего Эроном.

— Откуда же он прибудет?

— Из Плеяд.

— Но как ты можешь быть уверен, что ему можно доверять? — спросила Вендре.

— Никак, — кивнул Сэйр. — В нынешних условиях я никому не могу доверять. Или, скорее, скажем так — кому-то можно доверять больше, кому-то меньше. Но этот человек кое-что понимает в демократии, у него было хорошее воспитание — он какой-то срок был главой государства Меропа-3. Он страстно хочет вернуться домой. Здесь он чувствует себя неуютно.

Вендре удивленно глянула на Сэйра:

— Что же в этом хорошего?

— А то, что он, как только выполнит свою миссию, ни на секунду не задержится здесь. В его задачу входит подготовить почву для установления местного самоуправления. Он будет работать день и ночь, чтобы скорее отправиться домой. Беда в том, что ему больше никогда не увидеть родной дом, он смертельно болен и сам не знает об этом. К сожалению, медицина в этом случае бессильна. После него новый порядок будут охранять другие.

— Культ, конечно? — спросил Хорн.

— И он тоже. Участвуя в восстании, приверженцы этой религии завоевали большой авторитет. Глава ее будет полезным и влиятельным советником нового управляющего компанией. Далее, армия, ее высший командный состав, состоящий из тех, кто сразу примкнул к восстанию. Мы решили установить сословное представительство — от технических специалистов, от рабочих, представители от обслуживающего персонала. Все эти классы имеют различные интересы и несхожие идеи. Как воплотить их в жизнь? Впрочем, то же самое творится и на большинстве других миров. Должен сознаться, что привести интересы всех классов к общему знаменателю никогда не удастся, но утрясать их они должны исключительно в законном порядке, и дебаты эти должны быть публично освещаемы.

— Какой толк в подобной говорильне? — удивилась Вендре. — Профессиональные задачи должны решать профессионалы, а управление страной — одна из самых сложных профессий.

— Что поделать, — вздохнул Сэйр, — подобная неэффективность является крупным недостатком демократии. За свободу всегда приходится чем-то расплачиваться. Однако эффективность, как ты понимаешь ее, в стратегическом плане куда страшнее подобной «говорильни». Все дело в том вреде, который может нанести то или иное неверное решение. Они будут всегда — ошибки. Но если при демократии ущерб от них всегда ограничен и исправим, то при имперских методах единоначалия и беспрекословного подчинения каждая крупная ошибка вырастает в проблему, которую так и не удается решить до конца. Она чаще всего загоняется вглубь. Только очень сильные организаторы и вожди способны разгрузить подобные завалы, но, к сожалению, они являются не часто. Этому мы сами свидетели. И если такой человек вовремя не придет к власти, что ж, государству пасть? Опять же все зависит от момента развития общества. Я ни в коем случае не утверждаю, что демократия хороша на все случаи жизни. Бывают такие периоды, когда требуется сильная рука. Но как остановить ее потом, после истечения срока полномочий, или вырвать чрезмерную власть из рук тщеславных преемников? То-то и оно. Неэффективность предполагает рассредоточение центров власти и установление такого порядка, чтобы никто не мог вновь сосредоточить безраздельную мощь в своих руках…

— И атаковать Плеяды, — добавил Хорн.

— Правильно, — кивнул Сэйр. — Хотя полностью избежать подобного развития событий нельзя. Но в других условиях. Как государственное образование Эрон закончил существование, теперь во вселенной не существует силы, которая была бы способна покорить Плеяды. Жители этого скопления знают, что такое свобода, они уже однажды потеряли ее. Больше этого никогда не случится, если они сами когда-нибудь не откажутся от нее как от чего-то ветхого и бесполезного. Нет, Эрон уже не представляет опасности — будущее земной цивилизации теперь будет связано с развитием других центров. В этом смысле я думаю прежде всего о Плеядах. Как точка, в которой пересекаются туннели, Эрон должен быть сохранен, пока наши ученые, ухватившись за ниточку, которую им дал Хорн, не откроют секрет туннелей или не найдут им какую-нибудь замену. Но слово теперь за Плеядами!..

— Я не понял, — угрюмо спросил Хорн, — неужели Плеядам когда-то тоже придется отказаться от свободы?

— Любовь к свободе угасает так же, как все на свете. Память об деспотии тускнеет, а то еще руками романтиков обретает привлекательные черты. Не расстраивайся, Алан, это длительный процесс. Должны пройти поколения и поколения. Но в перспективе это неизбежно. Следом придет новый расцвет власти всех и для всех. Каждому свой черед. Эрон был необходимым этапом развития нашей цивилизации. Только империя могла сплотить людей на переломном периоде нашей истории. Не сложись Эрон, не появилась бы система межзвездных туннелей. Человечество бы рассыпалось на отдельные очаги, которые вряд ли бы выжили в тех условиях. У землян тогда не было ни ресурсов, ни опыта, ни наработанной культуры обращения с далекими мирами. Все это могло привести нашу цивилизацию к гибели в худшем варианте или к раздроблению человеческой расы и возврату к доисторической эпохе в лучшем. Прикинь, Алан, теперь мы сильны как никогда, знаем, что почем в свободном пространстве, нам известно, как одолеть это самое пространство. Нужна ли нам теперь империя? Нет, теперь мы можем отпустить своих сынов в свободный поиск: в случае удачи нам будет с помощью чего развить успех; в случае поражения — есть чем защититься. Верю, успехов будет больше, мы опять располземся, начнем отрываться от корней — тогда вновь придет черед империи.

— Достаточно упрощенный, я бы сказал — циничный, взгляд на историю, — усмехнулся Хорн.

— Я — старый человек, — ответил Сэйр, — и могу позволить себе вслух выражать свои мысли. Блеск и роскошь идеалов уже не обольщают меня. Более того, если я хочу добиться существенных результатов в практической деятельности — а мне осталось совсем немного, — я должен трезво смотреть на вещи. Что это значит, Хорн, трезво смотреть на вещи? Это значит видеть перспективу, не терять голову при виде ее, не поддаваться на ослепительные, радующие глаз картинки, не проклинать ее, чтобы завтра жизнь была лучше, чем сегодня. В этом смысле программа такая — установить на Эроне баланс властей. Это трудно, но необходимо. Я сознаю, что свобода, которую мы только что завоевали для человечества, штука, безусловно, хорошая. Главное, полезная… Но допустить разгула своеволия, анархии мы не можем. Вот когда придет ей срок, тогда и будем думать, но не мы, а наши далекие потомки. Так что твой мистер Ву достоин не только проклятий И осуждения. Если все было так, как ты рассказывал, он внес большой вклад в дело развития человечества.

— Каким же это образом? — удивился Хорн.

— А ты вспомни замечание Вендре насчет неэффективности «говорильни». Знаешь, иногда меня посещают странные прозрения. Я пришел к выводу, что эти формы правления как бы обмениваются между собой таким странным и невыносимо тяжелым даром, как эффективность управления. Камень ответственности так тяжел, что порой выпадает из рук; тогда его подхватывает иная форма правления и удерживает такой срок, на который ей хватает сил. Иногда подобная смена затягивается или задерживается на века. Вот и рассуди — в нынешний момент мы входим в новый период экспансии, но основу этого расширения составил скелет, созданный империей. Именно из ее запасов мы черпаем силу, с помощью системы туннелей способны практически мгновенно реагировать на любой вызов, но для этого сигнал сначала должен дойти до центра, здесь он должен быть обработан и в виде конкретного распоряжения вернуться в исходную точку. Но таких сигналов множество, трудно выделить из них существенно важный, поэтому решение может быть ошибочным. Не лучше ли местным властям среагировать на него? Империя накопила такие ресурсы, что мы в состоянии исправить любой промах. Отдадим экспансию на откуп самим первопроходцам…

— Но как же неистребимый дух человеческой свободы? — спросил Хорн. — Как совместить его с необходимостью восстановления рабства?

— Не знаю, — ответил Сэйр, потом пожал плечами. — Есть задачи, которые можно одолеть только напитавшись духом свободы. Но есть трудности, которые можно решить только постоянным, хорошо организованным трудом миллиардов. Кто может сказать, какой будет очередная угроза нашей расе? Мы до сих пор еще ни разу не встретились с чужим разумом. Кто может сказать, чем окончится эта встреча? А природные катаклизмы?.. А наши внутренние проблемы? Например, мутации… Знаешь, мне иногда снятся «безмолвные звезды».

— Что это такое? — удивилась Вендре. — «Безмолвные звезды»?

— Они расположены за Плеядами, — объяснил Хорн. — Более ста лет назад некоторые пограничные миры отправили в том направлении корабли с колонистами. С тех пор от них ни слуху ни духу. Отправлялись туда и торговые суда и тоже как в воду канули. Пока еще нет особых оснований для беспокойства. Вполне может быть, что они продолжили путь еще дальше в глубины вселенной, пока корабли способны нести груз. Однако кое-кто уже начал беспокоиться.

— Да, — согласился Сэйр. — Я тоже. Кто может сказать, что там случилось?

— Кто может сказать? — повторил Хорн. — Ву!

— Что за странная идея! — пожал плечами Сэйр. Глаза его сузились.

Хорн кивнул:

— Странная, но убедительная!.. Я задумался об этом, когда ты принялся утверждать, что Ву явился благодетелем человеческой расы. Оригинальная точка зрения… Конечно, у него было время, чтоб стать мудрым, рассудительным, много знающим и умеющим. Он мог бы стать великим движителем добра. Борцом со слепым напором истории… Он меня чему учил? Если что-то перемещается, ищи причину. Силу, которая творит это великое чудо. Причем сама по себе эта сила ни добрая, ни злая. Все зависит от обстоятельств и от того, кто подталкивает.

— Ты был хорошим учеником, — откликнулся Сэйр. — Я смотрю, ты поднабрался от него мудрости. Но запомни еще одну истину: судьей в споре добра и зла может быть только будущее.

— Ну, подобный базис — очень ненадежная штука, — возразила Вендре. — Может случиться так, что, действуя из самых лучших побуждений, можно оказаться в лапах дьявола.

— Сколько раз такое случалось, — подтвердил Сэйр. — Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Мудрый человек изучает проблему, но не берется судить. Он может исходить из каких-то внутренних пристрастий, но он всегда соображает, что это только его личная точка зрения. Некоторые люди озабочены только тем, как быстрее достичь цели. Для других очень важны средства, используемые для этого… Что ни человек, то своя собственная точка отсчета.

— Выходит, нет ничего определенного, — саркастически усмехнулся Хорн.

— Нет, объективность — функция будущего. Вот такая заумь, — улыбнулся Сэйр. — Только грядущее оценит и рассудит. А теперь вам следует поторопиться, до отправления корабля в Плеяды осталось мало времени.

Вызова долго ждать не пришлось.

Спустя шесть месяцев после падения Эрона до Плеяд добрался один из отправившихся когда-то в сторону «безмолвных звезд» кораблей. Его появление было подобно крику ужаса, это была мольба о помощи…

Предсказание сбылось!..

Во время войны с Кварноном были построены армады военных кораблей. На них находились прекрасно обученные экипажи, но даже короткое бездействие пагубно сказалось на боевой подготовке людей.

Теперь они были свободны и, охваченные одним стремлением, быстро восстановили боевую мощь флота.

К приходу врага потомки землян оказались готовы. На этот раз угроза исходила от тех, кто ничем не напоминал человека…