Не удалось ему все-таки избежать Ванти. Жаль!.. Отсюда, говорят, побегов не совершают. Хорн порывисто вздохнул — что ж, посмотрим, проверим этот факт. Питера Сэйра тоже, наверное, прячут на этой дикой планетке. Если он жив… Он должен быть жив, иначе все, что делал, будет полной бессмыслицей. Все, на что надеялся, во что верил… Хорн вспомнил, как объяснял Вендре, что Сэйр — единственный человек, способный удержать взбунтовавшиеся массы и спасти цивилизацию от полного разрушения.
Вдруг Хорн вспомнил про пояс. Наемник судорожно ощупал спину, живот. Так и есть, пояса с деньгами не было. Хорн посидел ссутулившись, прикинул так и этак. Утрата денег — это наименьшее из всех зол, свалившихся на него. Черт с ними! Жаль, конечно, — выходит, он напрасно, за здорово живешь, ухлопал этого Кохлнара. Кто-то потом скажет — из идейных соображений. Враки! Убил за деньги, а вот потерял их — и ни капельки не жалко. Глуп человек!.. Куда больше сожалений вызвала у него пропажа пистолета. Без оружия Хорн чувствовал себя неуютно. С голыми руками только в ближнем бою можно чувствовать себя уверенно, а на дистанции даже в несколько шагов ты мишень…
За ним пришли, когда он сидел, погрузившись в, размышления. Неожиданно заскрипела дверь, отъехала в сторону. В проеме стояли два равнодушных, скучноватых громилы. У каждого в руках по пистолету. По мордам видно — тертые калачи. Скольких буйных и тихих они перевидали за время своей службы. Инструкции, наверное, в кровь въелись — действуют слаженно, точно, молча. Один из охранников показал стволом — выходи — и тут же отступил на два шага назад. Второй тоже занял правильную позицию. Нет, эти не дадут шанс, они привыкли иметь дело с отчаявшимися людьми.
Они и по коридору вели его согласно всем правилам конвоирования особо опасных преступников. Хорн шел впереди, надзиратели метрах в полутора сзади.
— Шагай, — сказал один из них. — Мы скажем тебе, когда надо будет остановиться.
Хорн тащился по узкому, с ровно окрашенными стенами коридору. Чем дальше, тем отчетливее он понимал, что попал в серьезное заведение. Охранники были похожи на волкодавов, они прошли здесь прекрасную школу. Броситься на них? Глупо. Побежать вперед? Еще глупее. Эти не будут колебаться, сразу откроют стрельбу. Убивать не станут, просто лишат возможности двигаться, раздробят, например, лодыжку. Инвалиду в тюрьме не сладко придется, его сокамерники заездят. В Великую энтропию он не очень-то верит, тем более в скорое возрождение. Смерть она и есть смерть — конец всему: сомнениям, мукам, мыслям, надеждам… Однако и сдаваться он не собирается… Вот так и будем жить — присмирев, затаившись, постоянно настороже и думая, думая, думая…
Его вывели на эскалатор. Корабль, доставивший их на Ванти, оказался всего-навсего космическим челноком. Он занял небольшую часть приямка. По-видимому, этот транспорт осуществляет связь между Эроном и Ванти.
Его провели через аппаратную. Двери здесь были двойные — передние створки никогда не раздвинутся, пока задние не сомкнутся. Так, запомним — входы и выходы оборудованы системами шлюзов. Наконец они вошли в короткий просторный коридор, миновали его и — опять же через две двери — вошли в контору. За огромным поблескивающим черным столом сидел человек в форме. Это был настоящий великан, заметно обрюзгший, но все еще сохраняющий чудовищную силу. С ним случилось то, что обычно происходит с атлетами в самых тяжелых весовых категориях, добившихся выдающихся результатов, когда они бросают спорт. По-видимому, это был главный надзиратель или, как его еще называли в галактике, хозяин. Именно этому человеку империя доверила охранять своих самых заклятых врагов. Эрон не ошибся в выборе. Здесь содержались только самые отъявленные преступники — так сказать, элита: уголовники, предатели, бунтовщики.
Все охранники и сам хозяин были облачены в черную форму. Это естественно, что все они были приписаны к ведомству Душана, однако, как слышал Хорн, сам главный надзиратель имел прямой выход на Генерального управляющего и, в общем-то, был достаточно независим от своего непосредственного шефа.
Хорн обратил внимание на маленькие, глубоко утопленные глазки хозяина. Их можно было бы назвать поросячьими, если б не хитринка и ум, сквозившие в них. Нынешний хозяин Ванти являлся варваром — это было видно с первого взгляда, поэтому он не мог рассчитывать на более высокое продвижение по службе, чем пост начальника тюрьмы. Удивительная догадка пронзила Хорна: уж не по приказу ли хозяина был захвачен северный терминал на Эроне? Какой бы бредовой ни казалась эта мысль, в ней был глубокий смысл. Такому человеку, как главный надзиратель, была на руку смута, разыгравшаяся в столице империи. Если Душан одержит верх, хозяин всегда может представить дело таким образом, что он пытался восстановить порядок на одном из важнейших для империи стратегическом объекте. За помощь он мог потребовать высокую цену. Если же Душан падет — то и хорошо! Захват терминала позволит ему диктовать свои условия всем, кто в этом случае придет к власти. Собственных сил у хозяина вполне достаточно, всем известно, что на Ванти дислоцирован очень сильный отряд.
В свою очередь главный надзиратель тоже внимательно изучал вновь прибывшего арестанта. Наконец он произнес:
— Смотрите за ним в оба. Это очень опасный человек.
Конвоиры сразу подтянулись — это Хорн смог уловить боковым зрением, — сразу чуть придвинулись к наемнику, встали по обе стороны. Теперь в случае чего они могли стрелять в пленника без опасения попасть в своего начальника.
— Значит, ты утверждаешь, что Матал мертв? — обратился хозяин к Хорну.
— Я уже говорил, — тихо ответил Хорн.
— И Фенелон с Ронхолмом?
— Возможно. Я сам не видел.
Хозяин прищурился, опустил голову, принялся изучать какой-то странный диск, который держал в руках. Хорн позволил себе переступить с ноги на ногу.
— Не шевелись, — предупредил хозяин. — И Кохлнар тоже…
Наступила пауза.
— Я слышал, они до сих пор не смогли схватить убийцу? — продолжил допрос главный надзиратель. Он в упор посмотрел на арестанта.
Хорн понял, что оказался в тисках какого-то необычного детектора лжи. Инстинктивно он почувствовал, что следует по возможности говорить правду. До последней возможности излагать правду, держаться за нее, иначе он быстро запутается, тогда его песенка будет спета.
— Нет, не смогли, — ответил он.
— Это правда, что из шести глав директоратов в живых остались только Душан и Вендре? Кто теперь Генеральный управляющий?
Это было странно — два вопроса одновременно! Хозяин как бы намекает, что отвечать можно на любой. Только нельзя врать.
— Душан, — вымолвил Хорн.
— Это логично, — сказал хозяин. — Ну и как, он способен удержать власть?
— Сомневаюсь.
— Почему?
— Когда в верхних эшелонах власти начинается распря, да еще с убийствами, то рушится все здание государственного управления. Армия сейчас, по-видимому, вступила в бой с гвардейскими отрядами. Ее верхушке нельзя допустить, чтобы Душан упрочил свое положение. Их всех тогда передушат, как котят. Нижние ярусы взбунтовались. Эрон на грани гибели. Только один человек способен удержать ситуацию в руках. Кто — я скажу потом, а сейчас я бы хотел обратить ваше внимание на то обстоятельство, что Душан не пользуется ни авторитетом, ни поддержкой аристократов.
— Ну, ты и штучка. — Хозяин неожиданно посмотрел Хорну прямо в глаза. — Опасный негодяй! Так кто, ты говоришь, способен сохранить преемственность власти?
— Питер Сэйр.
— Он мертв.
Этот ответ прозвучал слишком быстро, и выговорил эту фразу хозяин нарочито небрежно. Или все это Хорну померещилось? Конечно, зачем хозяину врать? Он просто мог уйти от ответа. В первый раз у Хорна закралось сомнение: что, если Сэйр на самом деле погиб? Как ему в то мгновение захотелось заглянуть в диск, который хозяин держал в руках!
Следующий вопрос подтвердил опасения Хорна насчет этого непонятного предмета.
— Значит, ты считаешь, что это мои люди захватили северный терминал и главную аппаратную?
Хорн даже растерялся, однако надзиратель был удовлетворен и таким ответом.
— Они смогут удержать их?
— Никаких шансов, — Хорн ответил решительно, не задумываясь.
— Я должен был так поступить. — Хозяин словно к самому себе обращался: — Как иначе я мог проверить поступившие сведения… Кто был этот старикашка, захваченный вместе с тобой?
— Управляющий Матала.
— Ложь!
Хорн взял себя в руки и непринужденно пожал плечами:
— Он сказал, что его зовут Ву.
— Где он? Хорн изумился:
— Это вы меня спрашиваете? Невиновность пленника была очевидна.
— Он исчез, — проворчал хозяин, — Этого не может быть.
«Нет, может, — против воли обрадованно подумал Хорн. — Даже Ванти для него не преграда. Они придут сюда, Ву и Лил. Таких, как эти, не взять. Должно быть, они уже далеко от Эрона».
— Человек с таким именем и с такими приметами давно в розыске. Мы столько лет охотимся за ним. Ты даже представить себе не можешь, сколько лет… — сказал хозяин. — Ладно, — закончил он и приказал охранникам: — Вышвырните его.
Хорн напрягся. Один из охранников ткнул ему в бок стволом пистолета. На расстрел это не похоже. «Вышвырните» — это не означает «кончайте». В любом случае мишенью он пока не будет.
Его повели длинным петляющим коридором. Хорн по привычке запоминал дорогу, считал двери, повороты, отмечал в памяти, когда налево, когда направо. Старался все зарисовать: вентиляционные решетки, подсобки, лифты, количество шагов, расстояние… Первый поворот — артиллерийское гнездо, орудие в боевой готовности, расчехлено. Стволы смотрят на цель сквозь бойницу в стене. Далее восемнадцать маленьких бойниц — вероятно, для стрелков. Поворот под прямым углом направо, оружия нет — по-видимому, коридор следует в глубь здания. Двадцать шесть шагов. Лифт, кабина изнутри бронирована… Нижний этаж, выход, двери бронированные, на каждой створке нарисованы черепа со скрещенными костями. По обе стороны двуствольные орудия…
Створки разъехались, за ними показались такие же зловещие двери.
— Вон! — сказал один из охранников и опять ткнул пистолетом под ребра.
Хорн шагнул в шлюз. Створки сзади закрылись. Начали раздвигаться передние. В лицо ударил ледяной ветер. Хорна пробрал озноб. Наконец проем открылся.
— Вон! — рявкнуло где-то над ухом.
Наемник переступил через рельсы, по которым двигались броневые листы, и невольно оглянулся. Четыре ствола смотрели ему в спину. Зрелище забавное, если не обращать внимания на пейзаж, распахнувшийся перед ним.
Он увидел мост, достаточно узкий, пройти по которому мог только один человек. Противоположный конец терялся в сумеречном, тусклом свете. Под мостом вырыт широкий ров, заполненный водой. В редких отблесках света, падавшего из бойниц, вода казалась жуткой, масляной, неподвижной. Хорн робко ступил на мост, его вдруг передернуло. Это был путь в никуда. В оранжевой униформе было холодно, однако снега вокруг не было видно. Что-то около нуля, может, чуть больше… Задубеешь стоять. Тогда вперед. Без оружия, без пищи… Рассчитывать можно было только на силу рук и изворотливость ума. Слабое утешение…
Огни за спиной вдруг погасли. Хорн обернулся. Теперь терминал, так негостеприимно принявший его, напоминал гигантскую рукотворную скалу — под стать местному унылому пейзажу. Отвесные стены вздымались прямо из глубокого рва. Единственным светлым пятном в этой картине был туннель — золотистый цилиндр, убегавший в усыпанное звездами небо. Там он, превратившись в тончайшую нить, а потом совсем сойдя на нет, исчезал. Хорн еще раз внимательно осмотрел вздымающиеся над голой равниной казематы, в сумраке слабо очерчивался расположенный за мостом вход. Черные на сероватом фоне щели обозначали бойницы, в которых в любую минуту могут появиться орудийные стволы. Пути назад тоже не было.
Хорн перешел на другую сторону, сошел с моста, некоторое время стоял, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к скудному ночному свету. Земля была чуть неровна, однако мелкие колдобины, рытвины, разбросанные тут и там булыжники не могли считаться рельефными неровностями. С точки зрения картографа, эта земля была удивительно гладкой. Здесь не было ни гор, ни холмов — горизонт изгибался близко, плавно, по дуге. Тяготение было заметно слабее, чем на Эроне. Воздух пригоден для дыхания. Если бы он только был чуть-чуть потеплее… Бесплодная пустыня — ни деревца, ни кустика. Ни единого намека на то, что здесь существует жизнь.
Над горизонтом занималось багровое скудное сияние. Что это — рассвет, закат? В любом случае его не хватало, чтобы осветить окрестности. Казалось, слабый свет рождается сам по себе — им истекает сухая, крепкая — по-видимому, промерзшая — земля, булыжники, далекие звезды. А может, в такой спектр преломлял местный воздух сияние туннеля? Глядя в ту сторону, Хорн прикинул, что не более трех часов отделяют его от Эрона. От Вендре…
Это воспоминание было мучительным, терзающим душу. Как одолеть стены терминала? Кто сможет пройти по этому узкому мосту и уцелеть под шквальным огнем
Общее мнение гласило — никто и никогда не возвращался с Ванти. Попавший туда считается умершим — точнее, вычеркнутым из списка живых. Его наследство может быть наследовано, вдова могла вновь выйти замуж, дети вправе поминать живого отца. Подобное отношение допускал и закон, и обычай.
Извилистой дорожкой он попал сюда, вздохнул Хорн. Сначала из одного конца империи на другой, сменил галактики, прошагал от звезды к звезде. Все по чьей-то воле… Теперь он был учен, явь открылась перед ним — никогда он не ставил перед собой цель попасть в Ванти. Предупредил бы его кто-нибудь перед разговором в темной комнате, где он принял предложение неизвестного, что в конце концов окажется на этом планетоиде, он бы только рассмеялся в ответ. Нет, Хорн не был так глуп, чтобы исключить подобный исход, — просто он верил, что, действуя по собственной воле, всегда выберет момент и изменит направленность событий. Теперь ему ясно, как он ошибался. Он и старого Ву недослушал, который убеждал его, что человек волен только в первом шаге, что второй он совершает по необходимости. Хорн усмехнулся — не прав ты, старик. Опыт подсказывает, что и в первом шаге человек не волен. Даже его выбор диктуется какими-то потусторонними, всемогущими силами.
Не было в них ничего мистического — они как ветер, гуляющий над океанским простором. Вздымает волны, вкупе с температурой создает течения, гонит волну. Пусть эта горка воды мечтает, что способна метнуться и влево, и вправо, на самом деле всех их гонит неведомая им самим сила. Осознавшая это волна решит, что именно за ней идет охота, что именно ее подгоняют и направляют, но это только до поры до времени. Стоит капле воды попасть на Ванти, и она прозревает.
Он взял деньги, чтобы лишить человека жизни. Ему казалось, что это его собственный выбор, и не будь на то его воли, Кохлнар до сих пор ходил бы живой. Детский лепет. Песенка Кохлнара была спета — впрочем, как и всей империи… Ему ли, столько повидавшему, это объяснять! Гибель его была запланирована людьми, которые, по-видимому, тоже считали, что действуют исходя из собственных интересов, себе на пользу. Их не устраивала законная передача власти, им необходима была маленькая, недолгая смута в верхах. Они ее получили, теперь не знают, — как расхлебать.
Неизбежное наступает, всему кончается срок. Вопрос — когда и как? Вот о чем умалчивает будущее. Он вновь перебрал по датам весь свой путь, приведший его в Ванти. На каком этапе он, предположим, умудренный опытом, мог отойти в сторону? Сказать: «Все, хватит! Я умываю руки»? В тот момент, когда держал на мушке Гарта Кохлнара? Или в каменном мешке, где Ву предложил ему следовать за ним на выборы нового Генерального управляющего? Или бросить Вендре в ту самую минуту, когда они прибыли в северный терминал? Куда бежать, он в ту пору знал… Вот так бросить и слинять? Оставить любимую девушку на произвол судьбы? Какой смысл лукавить перед самим собой — он полюбил Вендре, сразу и навсегда. Это было безнадежно, здесь, на этом бесплодном небесном теле, глупо вспоминать об этом, однако душа была полна света. Он полюбил, значит, прозрел. По крайней мере, ему будет о чем вспоминать.
Ведь он теперь точно знает, какие ветры гонят волны к берегу, — это сила и любовь. Насилие жестоко, но оно неизбежно. Оно благородно, если озаряется светом любви. Судачить по этому поводу бессмысленно — так устроен мир, и изменить его опять же можно только с помощью любви и силы.
Волнение неостановимо, и здесь, на Ванти, тоже ощущается залах соленой воды времени. Можно, конечно, броситься в ров, сдохнуть, как поганый пес, на потеху этим затянутым в черное мерзавцам, которые наловчились охранять и конвоировать людей. Выходит, оставить Вендре одну, в этом истерзанном, покоробленном от ненависти мире? Дудки! Не дождетесь!.. Землю буду грызть, камни глодать…
Хорн от напряжения и бессилия несколько раз сжал пальцы в кулаки и тут же разжал их. Не помогло, но стало легче. От осознания своего положения, от невозможности покончить с собой, от желания спасти то существо, которое стало дороже всего.
Успокоился он внезапно. Словно накатило благословение… Словно гаснущие звезды, переглянувшись напоследок, разом подмигнули ему — брось, парень, не вешай нос, глянь еще раз на крепость.
Хорн невольно оглянулся. Действительно, кто сказал, что эта глыба бетона и стали неприступна? Этот грубо обтесанный комок ненависти всемогущ? Не смешите меня! Империя трещит по всем швам, а этот плевок злобы будет стоять непоколебимо? Так не бывает. Другое дело, что не стоит с голыми руками идти на штурм, надо покумекать — это да! Наемник засмеялся. Он в межзвездном туннеле не сгинул и здесь не пропадет.
Теперь туннель, что по-прежнему отчетливо золотился в небе, показался ему родным и близким. За него и ухвачусь, решил он. Эта штука не подведет. Даром, что ли, его создавали! Уж наверное, не для того, чтобы обратить человека в раба. Совсем наоборот — чтобы возвысить его, дать ход простенькой мысли, что вместе, сообща, лучше, чем поодиночке. Всякий индивидуализм — гниль, труха! Арбуз целиком в рот не засунешь, желудок до размеров коровьего не разъешь, всех монет не пересчитаешь. С этой целью и закладывали первый туннель. Так, вернемся к истокам. Скажем четко и определенно — пока во вселенной существует хоть один подневольный человек, пока есть хотя бы один раб, свободный человек не может чувствовать себя свободным. Вот с какой целью дует ветер, вот зачем греет солнце и повышает температуру. С другой стороны — это открытие очень обрадовало Хорна, — пока на свете существует хотя бы один свободный человек, никакой раб по натуре не может чувствовать себя полностью рабом, и во исполнение своей мечты верный слуга империи Гарт Кохлнар, ее бывший Генеральный управляющий, сокрушил Плеяды.
У него тоже не было выбора. Он являлся средоточием многих сил и влияний, действующих в государстве. Никто бы не позволил ему поступать по своей воле, идти на поводу у нелепых прозрений. Вот для чего нужна сила — чтобы иметь возможность отстоять истину. Но в одиночку не то что истину — свой кусок хлеба не сохранишь. Вот как еще можно вывернуть только что подвернувшуюся под руку формулу — пока на свете существует хотя бы один свободный человек, ни один раб по принуждению не может ощущать себя полностью рабом. Всякое страдание, человеческое горе делится между всеми нами, значит, и избавляться от них следует, взявшись за руки. Несправедливость по отношению к одному есть несправедливость по отношению ко всем нам, ведь с каждым может случиться беда.
«Ты прав, старик, — неожиданно страстно подумал Хорн. — Старик Ву, ты прав! Если кто-то находится в пути, значит, что-то ведет его. Только, наверное, не „что-то“, а „кто-то“.
Все двойственно в этом мире, как туннель. Он и символ угнетения, и символ надежды…
Чей-то тяжкий вес пригнул его к земле, чьи-то чужие руки потянулись к горлу. Хорн машинально резко пригнулся, и нападавший перелетел через него и рухнул в ров, наполненный водой. Хорн еще успел заметить всплеснувшую черную поверхность воды, хватающие воздух пальцы. В следующее мгновение на него навалился кто-то еще. Несколько странно разодетых фигур подхватили его. Одной из них Хорн успел врезать кулаком, но большего добиться не удалось.
Это не охранники из крепости. Это какие-то звери, когда-то бывшие людьми, да и в людях они числились наемными убийцами, не иначе. Вот откуда такая ловкость. Они взяли его в смертельный круг. Двое из них бросились к жертве — один нырнул к коленям, другой потянулся к горлу. И эту атаку Хорну удалось отбить. Хочешь захватить колено — получи коленом. Однако тот даже после сокрушительного удара сумел прийти в себя. Он перекатился по земле и вновь был готов к нападению. Другой, потянувшийся к горлу, был менее удачлив — Хорн так врезал ему ребром ладони, что тот рухнул на землю и остался недвижим.
Но это был частный успех. Нападавшие и не подумали отступить. Хорн сделал шаг назад. Теперь позади него была пропасть, заполненная водой. Еще шаг — и его ждет участь первого, погибшего во рву.
Надо прорваться к мосту! Он слишком узок, чтобы напасть скопом, а поодиночке он с любым зверьем расправится.
Нападавшие приближались. За что они хотят убить его? Или они намерены заставить его вернуться? Непонятно. Ясно одно — пока их не было, он был в безопасности. Сдаваться тоже ни в коем случае нельзя. Тюрьма есть тюрьма — здесь слабаков не уважают.
Из летописи
Свобода!
Какова ее цена? И каждый ли человек способен заплатить за нее столько, сколько требуется, а порой и немного больше? Тем более что эта собственность невесомая, ее нельзя завещать детям.
Граждане Плеяд обладали ею, однако Эрон сокрушил их. В Плеядах свобода была дороже всего на свете. Не раз и не два объединенные в федерацию миры вступали в бой за нее, но этого оказалось недостаточно.
Уже во время первой войны с Кварноном империя едва не обломала о них зубы. Во второй войне судьба Эрона висела на волоске, но златокожие пошли на этот риск, потому что само существование Плеяд являлось вызовом их представлениям о силе и власти.
Годы длился перелет эронского флота, потом начались беспощадные сражения, в которых одна сторона пыталась помешать строительству туннеля, а другая, не взирая ни на какие потери, все-таки продолжала возводить терминал. Как только труба была введена в строй, участь Плеяд была решена. И все равно жители Кварнона продолжали сражаться.
Какова цена подобного мужества и самоотверженности? Разрушенные, обезлюдевшие миры? Гибель цивилизации? Миллиарды человеческих жизней?.. Оправданы ли такие жертвы? Кто может дать правильный ответ?
Эронцы были уверены, что они знают. Сожаление вызывал только тот факт, что все тяготы войны, разрушения и жертвы понизили уровень доходности акций в два раза.
Свобода? Назовите вашу цену. Всегда найдется покупатель, если, конечно, вы не запросите слишком много и товар будет стоящий…
Глава 16. КЛЮЧ
Хорн принял боевую стойку — чуть пригнулся, ноги полусогнуты, кулаки выставлены чуть вперед, локти прикрывают область живота. Он пересчитал врагов — с такой ордой ему не справиться. Как только кто-то из нападавших получал сокрушительный удар, другой тут же вставал на его место. Скоро Хорн начал уставать, пропускать удары, лицо у него уже было в крови. Потом они все бросились на него, хватая кто за руку, кто за ногу, кто повис на спине, кто начал заламывать голову. Один из этих ублюдков так и намеревался вцепиться ему в горло. Вдруг посреди всей этой суматохи, мелькания кулаков, оскаленных зубов, ударов и ушибов раздался властный голос:
— Хватит! Вы, кровожадные волки… Я кому сказал! Или мне еще раз повторить?
Нападавшие поодиночке начали отваливаться от него, отбегать в сторону. Скоро Хорн был свободен. Ноги у него немного дрожали, однако тело он еще контролировал, поэтому без страха посмотрел на склонившееся над ним лицо.
Человек гигантского роста, чуть прищурившись, смотрел на него. Рост его был далеко за два метра, фигура внушительная. Рыжеватые волосы были длинны и грязными завитками падали на плечи. Борода тоже была рыжая, длинная, колючая…
Маленькое, рыжеватое, под цвет бороды, светило наконец одолело горизонт, однако свету оно прибавило немного. Разве все вокруг подкрасило в этот ядовитый, выродившийся, смешавшийся с апельсиновым тоном багрянец.
Человеку было весело, он не мог скрыть радостные искорки в глазах.
— Спасибо! — поблагодарил Хорн. Борода неожиданно приблизилась, открылся спрятанный в глубине шерсти рот…
— Не стоит, — великан положил руку Хорну на плечо. — Слушай, парень, ты мне нравишься. Ты хорошо вел себя против этих шавок. Даже паршивые псы набираются храбрости, когда нападают стаей. Они скопом могут загрызть самого гордого оленя. Меня они называют Редблейдом.
Это имя было знакомо Хорну.
— Так это ты и есть знаменитый пират? — спросил он. Глаза у Редблейда блеснули.
— Выходит, ты слышал обо мне?
Хорн кивнул. Это имя было синонимом разрушительной силы, резни, насилия и в то же время — вызовом жестокой власти, которую олицетворяла империя.
— Им пришлось послать три крейсера, чтобы справиться со мной, — похвастал Редблейд. — Они захватили меня спящего.
— Меня зовут Хорн, я — солдат удачи.
— Ну, это тоже самое, что пирах. Что ж, ты — проворный парень. Значит, теперь нас двое. — Лицо Редблейда потемнело. — Эх, если бы была хоть какая-нибудь возможность выбраться отсюда!..
— А что, ни единого шанса? — осторожно спросил Хорн.
— Ни единого, — кивнул пират. — Пока никому еще не удавалось выбраться из этого гиблого места, но не всегда Ванти будет тюрьмой.
— К любой двери можно подобрать ключ.
— Только не к этой, — сказал рыжебородый великан. — Я потом расскажу тебе почему. Ладно, пойдем, ты как раз успел к завтраку.
Пират повел его вокруг рва. Хорн спросил:
— Все-таки не пойму, за что эти люди хотели убить меня?
— Поймешь после завтрака, — откликнулся тот.
Наконец они добрались до скопища оборванных, грязных людей. Все они расселись на земле, вели себя тихо, кое-кто стоял. Их было несколько сотен, все ждали какого-то представления.
— Дайте дорогу! — заревел пират. — Не видите — у нас гость?
Перед ним безропотно расступались. Тех, кто мешкал, Редблейд подгонял пинками. Да, этот «добрый дядюшка» был страшнее лютого зверя. Может, по-другому здесь нельзя?
Они приблизились к небольшой выемке, вырубленной прямо в скале. К ней прямо со стены крепости была подведена металлическая труба. Как только они подошли к краю ямы, из трубы комками повалилась какая-то желтоватая, густая, клейкая масса.
— Вот тебе и завтрак, — сказал Редблейд. — Ешь!
Сам он встал на колени и зачерпнул ладонью это месиво. Хорну стало противно, однако отказаться от приглашения, да еще в первый день пребывания в неволе, — это было по меньшей мере неучтиво. Он тоже встал на колени и, зачерпнув пищу, попробовал ее. Есть можно, но не более того… Кроме того, он должен позволить себе расслабиться — значит, надо есть. Не вороти нос… Собственно, он не испытывал особой брезгливости к любой пище. Что только ему не приходилось жевать, когда он потерял мать и отца.
— Опять маис, черт бы его побрал! — в сердцах выругался пират. — Утром, вечером — все одно и то же.
Он скривился, вытер тыльной стороной ладоней рот и бороду, потом встал. Хорн последовал за ним. Теперь следующая партия припала к краям ямы, люди принялись торопливо черпать кашу. Потом началась свалка… Ясно, решил Хорн, очередность клева соблюдается только до определенного предела. Кто-то свалился в кашу и, выбравшись оттуда, принялся торопливо поедать налипшие на него комки. При этом он еще успевал огрызаться и молотить тех, кто пытался подобраться к нему со спины.
Хорн почувствовал тошноту.
— Свиньи! — с отвращением сказал Редблейд. — Если бы только каша… Какую только пакость они не кладут в нее! В качестве приправы… Песок сыплют, глину какую-то. Ног не протянешь, однако хочется чего-то свеженького. Все уже изголодались по мясу, понял? Хорна передернуло.
— Вот почему они напали на меня!
— Некоторые из нас не могут справиться с подобной страстью.
Теперь они шагали, удаляясь от столько распроклятой крепости. Уже через несколько минут она скрылась за горизонтом. Наконец Хорн и Редблейд добрались до края обширной впадины, напоминавшей блюдце.
— Если ты поймешь, как мы живем, — звучно выдохнув, сказал пират, — больше не будешь спрашивать, почему отсюда невозможно сбежать.
Он указал на темные крапины нор, вырытых в скалистом откосе. Это был труд многих тысяч людей в течение долгих столетий.
— Только так можно спастись от холода, — объяснил Редблейд. — По ночам, — добавил он, — здесь не знаешь, куда сунуть ноги.
— Даже огня нет? — спросил Хорн.
— В том-то и дело, — ответил спутник. — На Ванти никогда не было жизни. Здесь никогда не было ни угля, ни нефти, ни деревьев — ничего, что могло бы запасти химическую энергию. Жечь тут нечего! Единственное, чего вдосталь, — это камня. Ванти — это огромная каменная глыба, вращающаяся вокруг солнца-доходяги. С чем выходишь из крепости, в том и ходишь. Вот что имеет здесь наибольшую ценность, в порядке очередности: кости (в качестве плохонького; инструмента и оружия!), лохмотья (как одежда, для сохранения тепла) и металл…
— Какой металл? — удивился наемник.
— Подковки, набойки, бляшки, пуговицы, пряжки для ремней, булавки — одним словом, любой металлический предмет. Если собирать их достаточно долго, то можно выковать что-нибудь, напоминающее нож, а это уже совсем другое дело.
Действительно, без огня, решил Хорн, ничего не построишь, ничего не создашь. Все старания будут напрасны…
Между тем пират продолжал свой рассказ:
— …В качестве развлечений у нас используется все то, что могут использовать мужики без баб. Зачем я буду объяснять, сам понимаешь. И конечно, драки. Как же без этого. Всегда кого-нибудь покалечат, а то, глядишь, и убьют. Однако без драк нельзя. — Он помолчал, потом решительно добавил: — Никак нельзя. Иначе беспорядок, всякие горлохваты начнут брать верх.
В настоящее время, объяснил Редблейд, он является признанным вожаком. Его авторитет непререкаем. Кое-кто пытался доказать обратное, но быстро утихомирился. Это положение, сообщил пират, дает некоторые преимущества: во-первых, при дележке пищи, долю от всех трупов, право принуждать других исполнять его распоряжения. Но только до определенного предела.