Майя Анатольевна Ганина
      Тяпкин и Леша
      1
      - Поговори со мной,- проныл снова Тяпкин, положив на стол подбородок.Мам, поговори со мной!
      Не то чтобы он капризничал или собирался заплакать, я прекрасно знала, что он может повторять эти три слова одним и тем же тоном раз пятьдесят. Пока я не отложу свои бумаги и не начну скучным голосом что-нибудь рассказывать. Все равно что: Тяпкину необходимо общение.
      - Все-таки ты ужасно бездарный человек,- говорю я, пытаясь что-то писать.- Когда я была в твоем возрасте, дедушка запирал меня на целый день в комнате и уходил на работу. Ты бы целый день ревела. А я придумывала всякие истории, разговаривала с мышкой...
      - У тебя была мышка...
      - Как будто была. Как будто. А когда дедушка купил мне настоящую черепаху, она мне надоела, потому что была живая и делала не то, что я хочу.
      - Купи мне какую-нибудь черепаху,- предлагает Тяпкин. Ему только три года и два месяца, потому ему трудно понять, что такое "как будто была...".Или котеночка.
      - Лучше сядь на крылечке и придумай, что у тебя есть белочка. Как будто есть. Понарошке. Попытайся, и тебе сразу станет интересно. Иди, сядь на крылечке и поговори с белочкой, поиграй. А мне надо работать, иначе у нас не будет денег на конфеты и на платьица. Вот я напишу эту книжку, получу деньги и куплю тебе новое шелковое платьице. Иди на крылечко.
      Мы, как и большинство молодых супругов, ждали мальчика, даже пеленки и распашонки купили голубые, как и положено для мальчика. И хотя родилась девочка, мы зовем ее пока Тяпкин. Тяпкин - страшный модник, любит новые красивые тряпки, правда, я их не очень-то покупаю. Пока весь гардероб у него - одно шерстяное платье и два ситцевых. Ходит он главным образом в байковом застиранном костюме или, когда жарко, в трусах.
      - А когда ты напишешь эту книжку?
      - Во всяком случае, не сегодня и не завтра. Через очень много дней. Но я иногда буду разговаривать с тобой, если ты будешь хорошей девочкой. Иди поговори с белочкой.
      - А потом я тебе расскажу, что она сказала.
      - Хорошо. Иди.
      Тяпкин идет. Садится на крылечке, положив ладони на колени. Целую минуту сидит спокойно, потом подтягивает носки, совсем уползшие в ботиночки, поднимается с видом человека, обремененного делом, лезет по лестнице на соседнюю террасу. Там живут Варвара Георгиевна и Иосиф Антонович, научные работники. Варвара Георгиевна - человек добрый и к Тяпкину относится хорошо.
      - Это кто пришел? - спрашивает она Тяпкина веселым, красивым, громким голосом.
      - Это я, Люба,- отвечает Тяпкин.
      - А я думала, это мальчик пришел, такой совсем стриженый.
      - Ничего. Еще вырастут. Густые вырастут, а то у меня жидкие были волосы,- отмахивается Тяпкин и подбирает на подоконнике конфетные бумажки.Их кто ел?
      - Девочки приходили в гости.
      - Зачем давала? - спрашивает Тяпкин.
      Такой прямой вопрос ставит Варвару Георгиевну в тупик. Она достает кулек с конфетами и протягивает Тяпкину.
      - Возьми в эту ручку и в ту. У нас много конфет, видишь, какие мы буржуи!
      Тяпкин берет конфеты в одну горсть и в другую, идет к двери. Однако Тяпкин очень общителен и одиночества не терпит.
      - Мам, поговори со мной! - Он снова кладет подбородок на стол, следит за пером, ползающим по бумаге, потом протягивает руку и надавливает пальцем на свеженаписанное сырое слово. Слово превращается в кляксу. Я довольно сильно хлопаю по руке, губы Тяпкина кривятся сковородником, он делает несколько частых глубоких вздохов, и слезы проливаются градом. Теперь Тяпкин уйдет, я этому рада, хотя мне его жалко. Даже откладываю перо и, подперев щеку кулаком, грустно думаю, что я плохая мать. Затем мысли у меня снова обращаются к работе, я говорю себе успокаивающе: мол, это ничего, Тяпкин должен знать, что у родителей дела, должен уметь сам занять себя. И продолжаю водить пером по бумаге. Я только что вернулась из командировки со строительства железной дороги, там очень много интересного, мне хочется скорее написать об этом.
      Тяпкин сидит на крылечке и плачет. Плачет сначала тихо, но с расчетом, чтобы я услыхала, потом громко, даже делает в конце длинное привывание: "А-а-а!" Но я не слышу, и Тяпкин умолкает.
      2
      И тут к нему пришел Леша. Тяпкин даже сам не ожидал, что к нему, зареванному, плохому, который всем мешал, может прийти кто-нибудь приличный.
      Погода была скверная: небо все в тучах, ветер гнал траву и цветы, они сильно текли по саду, точно вода в пруду. Было довольно холодно, и руки у Тяпкина покраснели.
      Леша сказал:
      - Здравствуй. Меня зовут Володя. А тебя?
      Тяпкин молчал, глядел на пришедшего, потом ответил мрачно, потому что у него было очень плохое настроение:
      - Здравствуй, Леша.
      - Я не Леша, я Володя,- вежливо поправил пришедший,- Меня зовут Володя, ты знаешь такое имя?
      - Я всякое имя знаю,- высокомерно скривился Тяпкин.- Моего дедушку зовут Натолий Андреич. А тут живет дядя, его зовут Иосик Антонач. Я всякое имя знаю.
      - А Володя - знаешь? - заискивающе улыбнулся пришедший. Он был хороший, у него была круглая желтая голова, толстые губы, очень большие круглые уши и вытаращенные глаза. И рыжие, жесткие, точно мочалка, волосы, вылезшие из-под коричневого, крючком, колпака. Он был совсем еще несмышленыш.
      - Садись, Леша,- сказал Тяпкин и подвинулся.
      Леша сделал сто двадцать шажков по ступеньке, подошел совсем близко к Тяпкину, так что тот даже почти закрыл его полой красного пальтишка, и сел, тоже положив широкие ладошки на косточки коленей. Посмотрел на Тяпкина снизу, улыбнулся широченным ртом обиженно и добро и сказал снова:
      - Ты потому сказал - Леша, что думаешь, я леший, да? Я - нет. Я просто Володя. Человек Володя.
      - У тебя рот, как у лягушки,-- сказал Тяпкин.
      - У человека тоже бывает рот, как у лягушки,- возразил Леша.
      - Бывает, у Петра Яколича,- согласился Тяпкин.- Только у него борода.
      - У нас тоже есть, у какого борода, сказал Леша и прикрыл свои острые, как у кузнечика, коленки горстками, чтобы они казались круглей.
      - А он кто? - спросил Тяпкин.
      - Такой один... У него борода серая. Или, наверное, зеленая.- Леша вздохнул и поглядел на березу, там с ветки свешивался серо-зеленый лишайник.- А ты мне дашь чего-нибудь? Я кушать захотел.
      - Конфету могу.- Тяпкин достал из кармана пальтушки конфеты, развернул одну и протянул Леше. Он понимал, что Леша еще глупый и может съесть конфету прямо с бумажкой. Леша взял конфету обеими руками и, стал быстро есть. Зубы у него были остренькие, как у белки в зоологическом магазине. Тяпкин тоже стал есть конфету.
      - Меня мама побила,- пожаловался он.
      Леша вздохнул и улыбнулся.
      - А меня один раз бил дед Хи-хи. Таким сучком но спине.
      - А кто дед Хи-хи?
      - Такой один... Противный очень. У него лицо, будто лужа, когда дождик идет. И все время так делает...
      Леша очень противно вывернул свои симпатичные толстые губы и передразнил деда Хи-хи, как тот хихикает. Тяпкин понимающе хмыкнул и сказал:
      - Как Петр Яколич: "Любачка, а где твоя мамачка? Хи-хи!" - Тяпкин помолчал и спросил не сразу, потому что он понимал, что о таких вещах спрашивать неловко: - За что тебя побил этот твой Хи-хи?..
      - Лезу везде без спросу. Все хватаю. Леша деликатно не спросил, за что попало Тяпкину, но Тяпкин честно сказал сам:
      - А я матери работать не даю. Она все работает, работает...
      .- Тяпкин,- спросила я, высунувшись в окно,- ты с кем так громко разговариваешь? И что еще за "матери"?
      В окно я увидела только, что бедный Тяпкин сидит ссутулившись, словно старичок, на верхней ступеньке крылечка и что-то бормочет. На меня он посмотрел сердито и ничего не ответил.
      - Ты с белочкой разговариваешь? - предположила я, не увидев никого в саду.
      - Ни с какой ни с белочкой...- пробурчал Тяпкин, потом вдруг улыбнулся.- Мам, я уже посидела одна, можно, я пойду к тебе?
      - Еще немножко посиди, поговори с белочкой, потом я выйду, и мы пойдем на речку или к Галине Ивановне.
      Как ни странно, Тяпкин не стал больше припрашиваться я снова продолжала работу. А на крылечке опять послышалось какое-то бормотание.
      - А зачем она работает? - спросил Леша.- Это твоя матерь?
      - Мама,- поправил Тяпкин.- Работает... Надо ей... Она мне, может быть, ребеночка родит. Играть... Живого ребеночка, как у Надьки.
      - Я не видел,- сказал Леша и попросил: - А ты дай мне еще чего-нибудь. Я кушать хочу.
      - Сахару хочешь?
      - Давай.
      Тяпкин прошел на кухню, стараясь не очень топать, и долго шарил на столе, пытаясь дотянуться до сахарницы. Толкнул кастрюльку с молоком, молоко сплеснулось, тогда он эту лужу пальцем переправил в свою чашку, взял пять кусков сахару и снова пришел к Леше.
      Сахар Леша сгрыз довольно быстро, скоблил его своими белыми зубками, а молоко он пить не мог, потому что край чашки не лез ему в рот. Тогда он нагнулся над чашкой и чуть не свалился в нее. Тяпкин еле удержал его за ботинок.
      - Куда ты лезешь! - сказал ему Тяпкин сердито.
      - Я очень молочко люблю,- тихо улыбнулся Леша и присел возле чашки, положив ладошки на свои острые колени.
      - Я дам! - Тяпкин даже привстал - так ему стало стыдно и жалко Лешу.- Я тебе в ладошку давай полью!
      Тяпкин стал лить молоко в Лешину широкую сухую ладошку, но пролил мимо, а Леша вдруг встал на коленки и начал пить прямо с пола. Тяпкин никогда не видел, чтобы кто-нибудь так пил молоко. Леша вытягивал свои толстые губы дудочкой, вбирал в себя воздух - и молоко быстренько исчезало из лужи. Так у Тяпкина получалось только тогда, когда он играл со спринцовкой: нальешь на пол водички, приставишь носик, нажмешь грушу-и пожалуйста, сухо. Леша приподнялся на руках и посмотрел снизу на Тяпкина.
      - Вот,- сказал он и виновато улыбнулся.
      Тяпкин вылил ему все молоко, что оставалось в кружке, и Леша снова моментально втянул его в себя. Живот у него все равно был круглый и жесткий, не поймешь, наелся он наконец или нет.
      - Теперь ты уже не хочешь кушать? - спросил Тяпкин с надеждой.
      - Нет...- неуверенно вздохнул Леша и сел на ступеньке, свесив ноги. Желтые его волосы намокли от молока и прилипли ко лбу.
      - Сейчас я тебя причешу,- пообещал Тяпкин и пошел ко мне за расческой. Это было любимое его дело - причесывать кого-нибудь. У всех кукол были долыса вычесаны волосы. Таких кукол, которых можно было хорошо причесывать, тогда еще не умели делать.
      - Мам! - сказал Тяпкин.- Дай мне твою гребенку.
      - Зачем тебе? - удивилась я.- Ты забыла, мы ведь отрезали тебе волосики. А куклам ты давно повыдрала.
      - Мне все равно надо.
      Я дала, только бы он не приставал ко мне.
      Когда Тяпкин с расческой вернулся на крылечко, Леши нигде не было. Только наслежено мокрыми башмачками на всех ступеньках: видно, Леша очень торопился убежать и ступал совсем меленько и часто. Следов тысячу было на ступеньках, но скоро они все высохли. Тяпкин постоял, подождал, позвал тихонько - никто не ответил. Тяпкин слез, заглянул под крыльцо, снова позвал, потом, сделав над собой некоторое усилие, покричал:
      - Володь! А Володь! Володька-а-а!
      Леша не откликнулся. Конечно, съел все конфеты, напился молока, спросил обо всем-и убежал к другим детям. Тяпкин сел на крылечке и заревел так горько, что я отложила работу, обулась, и мы с ним пошли гулять - к Галине Ивановне.
      3
      На следующее утро после завтрака, к моему удивлению, Тяпкин довольно быстро пошел в сад. Утро было теплым, потому я разрешила Тяпкину надеть красивое ситцевое платье в горошек, новые сандалии, новые желтые носочки. В этом наряде Тяпкин выглядел довольно нелепо: ни мальчик, ни девочка, и потом, лицо уже загорело, а стриженая голова нет. На мой взгляд, с такой прической гораздо лучше ходить в байковом костюме или хотя бы в трусах.
      - Надень панамку,- предложила я. - А то ты на чучело похожа. Голова от мальчика, а туловище от девочки.
      - Не люблю я эту панамку,- огорченно сказал Тяпкин и разгладил ладонью платье на животе.- У меня красивое платье!
      - Платье ничего,- согласилась я.- Не пойму только, с чего это ты так вырядилась? Из сада, пожалуйста, никуда не уходи, к Галины Ивановниным ребятишкам пойдем вместе. Я поработаю, и пойдем.
      - Не хочу я к этим ребятишкам, они дураки все! - сказал Тяпкин и ушел.
      Я выглянула в окно: он смирно сел на крыльце. Положил ладошки на голые коленки и притих. Я убрала посуду со стола и начала работать.
      Ждать Тяпкину, как он и надеялся, пришлось недолго. Вдруг на ступеньках крылечка послышался частый, но довольно сильный топот небольших башмачков, и тихий голос позвал:
      - Э-эй! Э-эй! Здравствуй! Это я, Володя!..
      Тяпкин мрачно и надуто сидел, его позвали опять:
      - Ты спишь, да? Я, Володя, зову тебя!
      - Я с тобой не разговариваю,- мрачно произнес Тяпкин.
      Леша огорченно сел на ступеньке, вытянув тонкие ножки, и оперся ладонями позади себя.
      - Почему не разговариваешь? - робко спросил он.
      - Не хочу. Я с такими вообще не разговариваю.
      Леша вздохнул, а потом объяснил:
      - Я очень не люблю, когда причесывают. Зачем это?
      - Я тоже не люблю,- согласился Тяпкин. :
      - У тебя нечего.
      - Было. Отрезали.
      - Больно резали?
      - Немножко больно. Давай я тебе отрежу?
      - Нет. Не надо. Мне нельзя.
      Леша помолчал, потом попросил:
      - Принеси мне покушать чего-нибудь. Я очень кушать хочу.
      Тяпкин пожал плечами и возразил сердито:
      - Чего же ты дома не ел?
      - Я дома не был. Я здесь спал.- Леша показал растопыренной ладонью на остатки леса внизу участка.- Я домой никогда не пойду. Я с ними поругался.
      - А кто у тебя дома? Только этот дед Хи-хи?
      - Нет, еще есть.- Леша посчитал про себя.- Семь.
      - Семь людей! - Тяпкин ахнул. - Тебе хорошо, можно все время разговаривать с каким-нибудь человеком. Они работают?
      - Да нет. Чего им работать, старые... Они меня выращивают.
      - Ты их не любишь?
      - Одного люблю.
      - Он кто?
      - Дедушка мой. Старичок совсем.
      - У меня тоже есть дедушка.
      - С бородой?
      - Нет, он такой... Лысый. В очках Хороший.
      - Зачем в очках?
      - Видеть лучше хочет.
      Леша оглянулся вокруг, вздохнул и погладил себя ладошками по круглому твердому животу.
      - Я тебе блин сейчас принесу,- сказал Тяпкин.- Мы с мамой любим блины. А ты?
      - Я все люблю.- Леша улыбнулся.- А сахару принесешь?
      - Ладно. Если мать даст.
      Затем Тяпкин пошел на кухню, долго там шебуршился, стараясь не грохать и не привлекать моего внимания, взял блин, горсть сахарного песку и зачерпнул кружкой молока из кастрюли. Все это он принес Леше и разложил на ступеньке.
      Леша взял сахарный песок на ладошку и втянул губами, как молоко, но закашлялся так, что у него слезы выступили на глазах.
      - Не в то горло попало,- сочувственно сказал Тяпкин.- Не торопись, наешься.
      Он лил ему понемножку молоко из кружки, и Леша, вытянув трубочкой свои толстые губы, втягивал молоко в себя. После каждой порции Леша откидывался назад и довольно улыбался. Потом он съел блин и лег на ступеньке, раскинув ноги и закрыв глаза.
      - Ты помер, что ли? - спросил обеспокоенно через некоторое время Тяпкин: уж очень долго Леша молчал и ни о чем не разговаривал.
      - Я вспоминаю, как я ел блин. Я никогда раньше не ел блин. Очень вкусно.
      - Да. Мама говорит: пища боков.
      - Да...
      Утро было очень хорошее. Цвенькали синицы, красиво и громко пели зяблики, светило солнце, и цвели цветы. Трава осталась в саду и стояла сейчас высокая, зеленая, вся в шелковых петушках. Тяпкин оглядел все это, довольно вздохнул и потер ладошкой стриженую голову: солнышко грело сильно и накалило лысинку.
      - А твой дедушка всегда в очках? - спросил вдруг Леша и сел.
      - Всегда,- подумав и повспоминав, ответил Тяпкин.
      - Он и ночью в очках спит?
      - И спит. Чтобы сны лучше видеть.- Тяпкин почему-то ответил так, хотя был не очень уверен.
      Леша покивал головой. Шеи у него почти не было, так что ему трудно было кивать головой.
      - А у нас там никого нет в очках... У нас там темновато.
      - А где ты живешь? - Тяпкин давно хотел спросить Лешу об этом, но как-то забывал.
      - Там...- Леша махнул рукой в неопределенном направлении.- Не очень далеко. За речкой.
      - За ручьем,-поправил высокомерно Тяпкин.- В доме?
      - Ну, в общем, да... Такой он, как дом... Почти как дом.
      - А мать у тебя есть?
      - У нас не бывает матери! - сказал Леша презрительно и сжал губы.- У нас вообще только дедушки и мальчики. У нас этих нет...- Он вдруг подозрительно поглядел на Тяпкина и спросил: - А ты кто? Девочка или мальчик? Я вчера думал, мальчик.
      - А тебе-то что! - сердито сказал Тяпкин.- Кто есть, тот и есть. Не твое дело. Уходи давай!
      - Я просто так...- примиряюще сказал Леша.- Я же не знаю, как тебя зовут.
      Тяпкин подышал обиженно, потом ответил:
      - Тяпкин меня зовут. А еще Люба.
      - Значит, ты и девочка и мальчик,- догадался Леша.- А меня зовут Володя. Мальчик Володя.
      - Володька у Галины Ивановны есть,- сказал Тяпкин.- Противный такой, все время пихается...
      Они посидели еще, подумали, о чем таком можно было бы еще поразговаривать, но больше пока разговаривать было не о чем, тогда Тяпкин предложил:
      - Пошли гулять. А то мать выйдет и на тебя наступит. Она все время на что-нибудь наступает. На моего зайку наступила вчера, он пищит, а она сама напугалась. Кричит: "Ты что это везде игрушки разбрасываешь!"
      - Пойдем.- Леша обеспокоенно встал.- Я не люблю, когда на меня наступают.
      Они спустились с крылечка и пошли рядом. Леша шагал очень меленько и часто, но поспевал за Тяпкиным. А когда тропка стала совсем узкой и трава начала мешать Леше идти, тут он вдруг высоко запрыгал. Даже непонятно было, как он с такими, в общем, короткими ножками может так высоко прыгать.
      - Не прыгай! - толстым нравоучительным голосом объяснил ему Тяпкин.- А то устанешь, и будет сердце болеть.
      - Как - сердце болеть? - не понял Леша.
      - Как у дедушки. У него, бывает, сердце болит.
      - Что ли, твой дедушка много прыгает?
      Тяпкин этот вопрос оставил без ответа. Они прошли мимо ручья-речки, поторчали на берегу, посмотрели, как по песчаному дну завиваются водяные косички, Тяпкин сказал:
      - У Галины Ивановны шкура от медведя есть. Ее муж привез. Он такой у нее, ничего... Хороший парень. Лысый такой.
      - Я никогда не видел медведя,- забеспокоился вдруг Леша.- Я хочу поглядеть.
      - Там только шкура одна. На стенке прибили,
      - Я и шкуру хочу.
      Они поднялись из оврага и стали взбираться на горку. По счастью им никто навстречу не попадался, не задавал дурацких вопросов, почему такие небольшие люди разгуливают по поселку совсем одни и где мама? На полянке был привязан маленький белый козленок.
      - Поглядим на него? - предложил Тяпкин и присел на корточки
      - Поглядим.- Леша вдруг снова заволновался, засуетился, забегал, мелко семеня ножками.- Я хочу его понюхать. Я очень хочу его понюхать! Можно, я его понюхаю?
      - Я тоже хочу его понюхать! - обрадовался Тяпкин.- Он, наверное, хорошо пахнет, такой весь пушистый. Он, наверное, как кофточка пахнет. Нюхай! Я тоже потом.
      Леша подошел к козленку на близкое расстояние и остановился. Козленок тоже сделал ему навстречу два шажка и остановился, выпрямив коротенькие ножки. Затем он осторожно потянулся мордочкой к Леше, а Леша, приподнявшись на носках и положив на круглый живот ладошки, потянулся к козленку. Нос у Леши был очень маленький и широкий, но вдруг курносый кончик его шевельнулся, круглые ноздри раздулись, и Леша, полуприкрыв глаза, с наслаждением втянул воздух. Козленок, приоткрывая узенькие розовые щели носа, втянул воздух тоже. Они сделали по маленькому шажку, потом еще по маленькому шажку, потом вдруг коснулись носами - козленок вздрогнул и отпрыгнул, Леша вздрогнул и отпрыгнул тоже.
      - Теперь я хочу его понюхать! - заторопился Тяпкин и пошел к козленку, но тот начал испуганно бегать, натягивая веревку, будто хотел непременно удушиться.
      - Ладно,- отчаялся в конце концов Тяпкин.- Я его на обратном пути понюхаю.
      Наконец они пришли к дому Галины Ивановны.
      - Вон Володька! - сказал Тяпкин и прижался носом к изгороди.- Гляди, вон бегает, какой противный!
      Леша подпрыгнул выше травы, которая росла внизу, вдоль изгороди, и, обхватив штакетину ногами, повис на ней.
      - Вижу...- сказал он.- Нет, ничего... Мальчик просто. Какие у него штанишки коротенькие! Мне нравятся... Я бы хотел такие штанишки.
      Володя тоже заметил Тяпкина и подбежал к изгороди.
      - Любка! - закричал он.- Ты одна пришла? Влетит тебе от матери.
      Тяпкин высунул язык так, будто врач просил его показать горло, и произнес нечто вроде:
      - Бе-бе-бе-э-э-э! Володька-болодька!
      Леша удивленно заглянул Тяпкину в рот и спросил:
      - Ты что делаешь?
      - Дражнюсь! - объяснил Тяпкин.- Это мы так дражнимся.
      - Дура ты! - засмеялся Володька.- А это что за кузнечик? Или лягушонок?
      - Сам лягушонок! - обиженно сказал Леша.- Я Володя. Мальчик Володя.
      - Это твой брат! - ехидно объяснил Тяпкин.- Твой брат, как ты: Володька-болодька!
      - Это лягушонок! - повторил Володя.- Обыкновенный коричневый лягушонок!
      Сунув в рот два пальца, Володя сильно засвистел и посмотрел на Лешу, но Леша не испугался, быстро перехватываясь по штакетине, долез до самого верха, так что оказался даже выше Володиных глаз, и тоже очень сильно и очень оглушительно свистнул, вытянув губы трубочкой, как если бы пил молоко.
      - Вовка! - крикнул снизу из сада Володин старший брат Вася.- Генка с Павликом пришли. Пойдем на речку пескарей ловить. Бери сачок!
      - Сейчас,- отозвался Володя и сказал Леше: - ЗдОрово, лягушонок. Свистни еще.
      Тут к изгороди подошла я, схватила Тяпкина за руку.
      - Это я кому говорила, чтобы не выходить за калитку! Это ты почему не слушаешься?.. А ну пойдем домой, и к Галине Ивановне я тебя больше никогда не пушу!
      Володя засмеялся и побежал к брату, проорав три раза:
      - А Любке попало, а Любке попало, а Любке попало!..
      Огорчившись за бедного Тяпкина и рассердившись на себя, я рванула его за руку и потащила домой.
      - Ой, мама, Леша! Ой, мама, Леша! - зарыдал Тяпкин что есть мочи и сел на землю, выдираясь из моих рук.- Он без меня не найдет.
      - Какой еще Леша! - совсем разозлившись, оглянулась я вокруг.- Кого ты еще с собой притащила?
      - Леша! Он не здесь живет! Он потеряется! - Тяпкин ревел на весь поселок, и слезы лились потоком: очень ему было обидно, конечно.
      - Ладно.- Я выпустила руку Тяпкина.- Найди сейчас же своего Лешу, и пойдем отведем его домой!.. Его мама разрешила ему пойти с тобой? Тоже разумная женщина, он небось еще меньше тебя?
      - Меньше... У него нет мамы,- проворчал Тяпкин, все еще обиженно хлюпая.- Он с дедушками живет.
      - Понятно,- язвительно вздыхала я, наблюдая, как Тяпкин рыщет по кустам.- И много у него дедушек?
      - Семь,- ответил Леша, вылезая из зарослей бузины.
      Он, в общем, не показался мне странным, я даже не удивилась. Может быть, потому, что голова моя была занята работой.
      - Это вот и есть Леша? - спросила я обыкновенным голосом.- Нашла себе дружка под силу!.. Ладно, пойдем отведем его, да обедать пора.
      - А что вы будете обедать? - спросил Леша, прыгая рядом со мной. С другой стороны, держась за мою руку, поспевал Тяпкин.
      - Молочную лапшу на первое.
      - А на второе? - спросил Тяпкин, потому что больше любил второе, а еще больше третье.
      - На второе сосиски, а на третье кисель из сухой вишни. Леша даже остановился и отстал на несколько прыжков, нам пришлось его дожидаться.
      - Я люблю молочную лапшу,- сказал он, догнав меня.
      - Вот как? А Люба не очень. Хорошо. Пожалуйста, идем к нам. А твои семь дедов тебя не хватятся?
      - Не хватятся, не хватятся! - обрадованно заторопился Тяпкин, обожавший общество и беседу за едой.- Они его никогда не хватятся, он от них совсем ушел! У него такой противный дед Хи-хи, как Петр Яколич.
      - А дедушка хороший,- сказал Леша грустно.- Он меня любит.
      - Кто? - не поняла я.- Этот дедушка Хи-хи?
      - Тот дед просто. А это дедушка. Один есть такой... Он хороший.
      - Ну ладно, так ты домой пойдешь или к нам обедать?
      - К вам обедать,- сказал Леша и запрыгал впереди меня. Мы уже шли оврагом к нашей калитке.
      - Идите мойте руки.
      Я стала накрывать на стол. Не знаю уж, как там приспособился мыть руки Леша, но, возвращаясь в комнату, он с деловым видом тер свои широкие деревяшечки, и лицо у него было серьезным и даже торжественным. Видно, деды держали его впроголодь.
      - Куда же мы твоего лешонка посадим? - спросила я Тяпкина.- Прямо хоть на стол сажай.
      - На стол сажай! Конечно, на стол сажай! - согласился Тяпкин.- Ты ему полотенце постели - и пусть.
      - Я не лешонок! - обиделся Леша.- Я мальчик Володя.
      - Какой же ты Володя? - удивилась я.- А кто же тогда Леша?
      Я хотела посадить его на стол, но он прекрасно забрался сам по ножке стола и задержался на краю, стоя на коленках. Тут уж я взяла его поперек живота и посадила на подстеленное полотенце. Не хватало еще, чтобы он по чистой клеенке своими баретками топал. На ногах у него были какие-то деревянные квадратные башмачки.
      Леша сначала смирно сел, но, когда я налила ему в блюдце молочной лапши, он очень заволновался, заелозил, потом вскочил на ноги и плюхнулся на колени.
      - Горячо,- сказала я.- Подожди, остынет.
      Тяпкин придвинул к себе Лешино блюдечко и стал дуть в него, а Леша с другой стороны тоже стал дуть, они подняли тучу брызг, и я на них прикрикнула:
      - А ну, перестаньте! Хватит баловаться!
      - Я не балуюсь,- огорченно сказал Леша.- Я очень кушать хочу.
      Тут мне стало его жалко, я вспомнила, какой Тяпкин в младенчестве был страшный обжора, тоже никак не мог дождаться, пока остынет, и, утешая себя, повторял вслед за мной, пока я дула на кашу:
      "Дудут, дудут!.."
      Короче говоря, я стала помешивать ложкой в блюдечке, дуть на молоко, а убедившись, что остыло, пододвинула блюдечко Леше.
      - Ешь,- сказала я.- Теперь не горячо. Но я все-таки не поняла, как тебя зовут - Леша или Володя?
      - Леша и Володя,- сказал Тяпкин.
      - Так не бывает,- возразила я.
      - Бывает! - Леша на мгновение оторвался от блюдечка.- Вон его зовут Люба и зовут Тяпкин.
      - Тяпкин - это прозвище.
      - И Леша прозвище.- Он опять уткнулся в блюдечко, молоко и лапшинины исчезали в его вытянутых губах, точно в маленьком пылесосе. Где у него это все помещалось - трудно понять, живот у Леши был круглый и твердый, размером всего с небольшую картошку. Переваривалось, что ли, все мгновенно? Потому, наверное, и энергии в нем было, как в приличной электростанции.
      - Я очень молочко люблю,- сказал Леша.- Только это с водой.
      Тоже мне лактометр нашелся!
      - У меня своей коровы нет,- обиделась я.- И потом, кто же это молочный суп на цельном молоке варит? Ладно, давайте есть второе.
      Я положила нам с Тяпкиным по две сосиски, а Леше половинку. Все равно эта половинка была размером почти с его ногу. Однако он быстренько сточил полсосиски мелкими белыми зубами, сел и со вздохом стал глядеть то мне, то Тяпкину в рот. Пришлось дать ему оставшуюся половинку, он съел ее раньше, чем мы управились со своей порцией, сел вытянув ноги и с грустным видом уставился себе в колени. Картошку он, правда, есть не стал, хлеб тоже.
      - Вкусно очень...- прошептал он.
      - Сейчас будем есть кисель,- сказала я. Больше сосисок у меня просто не было.
      Я налила ему в блюдце кисель, он, даже не попробовав, сказал:
      - А сахару ты мне дашь?
      - Он сладкий.
      Леша прижал к груди маленькие ладошки и сказал:
      - Дай мне сахарку. Я очень сахар люблю.
      - А конфеты? - поинтересовался Тяпкин. Надо сказать, Лешин аппетит действовал на него ободряюще, он подъел все подчистую.- Я конфеты еще больше сахара люблю!
      - Я очень сахар тоже люблю! - повторил Леша, тревожно глядя на меня.
      Я дала ему самый большой кусок сахара, и он стал точить его зубками не торопясь, держа перед лицом в своих шершавых ладошках и поглядывая на меня с такой благодарностью, что у меня просто сердце перевертывалось.
      - У тебя мама-то умерла, что ли? - спросила я. Леша почему-то смутился от этого моего прямого вопроса, пожал плечиками, улыбнулся, опустив глаза. И промолчал. Я не стала допытываться, может, у лешонков и матерей нет.
      Кисель Леша есть не стал. А Тяпкин спросил:
      - Мама, можно я съем Лешкин?
      Я налила Тяпкину еще чашку, он выпил, и глаза у него осовели.
      - Идите спать,- сказала я.- Давайте укладывайтесь оба в гамаке в саду. И чтобы спать крепко-крепко и не болтать. А то я поразгоню вашу компанию.
      - Мы не будем,- пообещал Леша.
      Тяпкин взял свое одеяло и маленькую подушку и пошел в сад. Леша запрыгал следом.
      Минут через двадцать, вымыв посуду, я пошла в сад, поглядела издали. Тяпкин смирно лежал в гамаке, накрывшись одеялом, глубоко дышал. Леши возле не было видно. Я решила, что он тоже спит где-то в саду, и пошла работать.
      4
      - Любк! - сказал Леша, сев на веревочную перекладину гамачной сетки.- Я как по дедушке соскучился...- Он подождал, не ответит ли чего Тяпкин, потом спросил: - Любк! Любка?.. Ты, что ли, спишь?
      Тяпкин не спал, но глаз ему открывать не хотелось и разговаривать очень редкий случай - тоже не хотелось. Он тихо сопел носом и дрожал ресницами.
      - Не спишь, я знаю, не спишь! - сказал Леша.- У тебя эти косички на глазах дрожат!
      У него самого на веках не было ресниц, потому, наверное, он не знал, как они называются.
      - Это не косички, а реснички! - сказал Тяпкин, сердито приоткрыв глаза.- Не мешай, у меня мертвый час!