Мой отец всегда повторял, что я родился в тот год, когда в Дагестане прорывали первый канал. Его прорыли от Сулака до Махачкалы. "Без воды нет жизни" - этот лозунг, написанный на фанерном листе, несли с собой строители канала.
      Вода! Вот сочатся скалы, словно их выжимает чья-то могучая рука. Вот потоки стремительно мчатся с гор, прыгают через камни, бросаются со скал, ревут в теснинах, словно раненые звери, резвятся на зеленых долинах, словно ягнята.
      Четырьмя серебряными поясами опоясан мой Дагестан, четырьмя Койсу. Как родных сестер встречают их Сулак и Самур. А потом все они - дагестанские реки - обнимают море.
      Огонь и вода - судьба народов, огонь и вода - отец и мать Дагестана, огонь и вода - хурджун, в котором лежит все наше добро.
      К престарелым и одиноким людям у нас в Дагестане приходят юноши и девушки, чтобы помочь сделать что-нибудь по дому, по хозяйству. Что же они делают в первую очередь? Рубят дрова для огня и приносят в кувшинах воду. Черные вороны каким-то чутьем знают, в которой сакле потух очаг, они тотчас слетаются и начинают каркать.
      Огонь и вода - вот две подписи, два символа, которые стоят под соглашением о сотворении Дагестана.
      Половина дагестанских сказок - о смелом юноше, который убил дракона и принес огонь, чтобы в ауле было тепло и светло.
      Вторая половина дагестанских сказок - о мудрой девушке, которая хитростью усыпила дракона и принесла воду, чтобы в ауле напились люди и чтобы оросились поля.
      Драконы, умерщвленные смелым юношей и мудрой девушкой, превратились в горы, в коричневые каменные горные хребты.
      Даг - означает гора, стан - означает страна. Дагестан - страна гор, страна-гора, горная страна, гордая страна - Дагестан.
      Как ребенок, что учится читать по складам,
      Лепетать, повторять, говорить не устану:
      Да-ге-стан, Да-ге-стан,
      Кто и что? Дагестан.
      А о ком? Все о нем.
      А кому? Дагестану.
      Немало драконов пришлось победить маленькому народу, чтобы всегда иметь огонь и воду. Реки теперь дают свет, вода превращается в огонь. Два изначальных символа сливаются в один.
      Очаг и родник - самые дорогие для горца слова. О смелом человеке скажут: "Не человек, а огонь". О бездарном, никчемном человеке скажут: "Потухшая лампа". О плохом человеке скажут: "Он из тех, кто способен плюнуть в родник".
      Поднимая чашу с вином, скажем и мы:
      Слава тем, кто воспеть по достоинству смог
      И очаг и родник - два великих начала.
      Трижды слава, кто сам хоть лучинку зажег,
      У кого под лопатой вода зажурчала.
      Старый горец спрашивал молодого:
      - Видел ли ты в своей жизни огонь, прошел ли через него?
      - Я бросался в него как в воду.
      - Да приходилось ли тебе знать, что такое ледяная вода, приходилось ли бросаться в нее?
      - Как в огонь.
      - Ну тогда ты уже взрослый горец. Седлай коня, беру тебя в горы.
      Поссорившись, один горец говорил другому:
      - Разве дым над моей крышей тоньше, чем над твоей? Разве я ходил к кому-нибудь занимать воду? Если ты так считаешь, пойдем вон за ту скалу, там поговорим с глазу на глаз.
      А на дверях я видел надпись: "Огонь в очаге горит, входите, гости". Как жалко, что нет у Дагестана таких ворот, на которых можно было бы написать эти слова: "Огонь в очаге горит, входите, гости".
      Огонь и правда горит. Не ради шутки, не ради красного словца приглашаем вас: не стесняйтесь, входите, горит огонь в очаге и светла вода в родниках, милости просим!
      ДОМ
      Аварское слово "ригь" имеет два разных значения, "возраст" и "дом". Эти два значения для меня сливаются в одно. Возраст - дом. Достиг возраста, должен иметь свой дом. Если произнести эту пословицу по-аварски (а у нас есть такая пословица), получается непереводимая игра слов: "ригь - ригь", возраст - дом.
      Ну что ж, Дагестан давно уж, надо полагать, достиг зрелого возраста, поэтому у него есть законное и твердое место под солнцем.
      Я часто спрашивал у матери:
      - Где Дагестан?
      - У тебя в колыбели, - отвечала мудрая мать.
      - Где твой Дагестан? - спросили у одного андийца.
      Андиец растерянно оглянулся вокруг.
      Этот холм - Дагестан, эта трава - Дагестан, эта река - Дагестан, этот снег на горе - Дагестан, это облако над головой, разве оно не Дагестан? Тогда и солнце над головой разве не Дагестан?
      - Мой Дагестан - везде! - ответил андиец.
      В 1921 году, после гражданской войны, аулы наши были разорены, люди голодали и не знали, что будет дальше. Тогда-то делегация горцев и отправилась к Ленину. В кабинете у Ленина посланники Дагестана, ничего не говоря, начали разворачивать большую карту мира.
      - Зачем вы принесли эту карту? - удивился Ленин.
      - У вас много забот о разных народах, вы не можете запомнить, кто где живет, а мы хотим показать, где находится Дагестан.
      Но сколько ни искали горцы, не могли найти родной край, заплутались на большой карте, потеряли маленький уголок земли. Тогда Ленин сразу, не задумываясь, показал горцам на карте то, что они искали.
      - Вот это и есть ваш Дагестан, - и весело рассмеялся.
      "Да, голова",- подумали горцы и рассказали Владимиру Ильичу, как до этого они были у наркома и тот все допытывался у них, где же находится Дагестан? Сотрудники наркома строили разные предположения. Один говорил, что это где-то в Грузии, другой - в Туркестане. Один даже утверждал, что именно в Дагестане воевал с басмачами.
      Ленин рассмеялся еще больше:
      - Где, где, в Туркестане? Поразительно! Бесподобно!
      Тотчас он снял трубку и разъяснил этому наркому, где находится Туркестан, а где Дагестан, где басмачи, а где мюриды.
      В комнате Ленина, в Кремле, и до сих пор висит большая карта Кавказа.
      Теперь Дагестан - республика. Мал он или велик, не имеет значения. Такой как нужно. У нас-то в стране теперь, пожалуй, никто не скажет, что Дагестан находится в Туркестане, но в какой-нибудь далекой стране приходилось мне вести разъяснительные разговоры вроде этого:
      - Откуда вы к нам приехали?
      - Из Дагестана.
      - Дагестан... Дагестан... Это где же такое?
      - На Кавказе.
      - На востоке или на западе?
      - На берегу Каспийского моря.
      - А,Баку!
      - Да нет, не Баку. Немного северней.
      - Кто же ваши соседи?
      - Россия, Грузия, Азербайджан...
      - Но разве не черкесы живут в этом месте? Мы думали, что черкесы.
      - Черкесы живут в Черкесии, а дагестанцы живут в Дагестане. Толстой... Хаджи-Мурат.. Толстого читали? Бестужев-Марлинский... Лермонтов, наконец: "В полдневный жар в долине Дагестана..."
      - Это где Эльбрус?
      - Эльбрус в Кабардино-Балкарии, Казбек - в Грузии, а у нас... у нас аул Гуниб.. Ну и Цада.
      Так порой приходится говорить мне в какой-нибудь далекой стране. Но ведь известно: для того, чтобы поняла невестка, ругают кошку. Может найтись и у нас какой-нибудь верхогляд, который до сих пор думает, что в Дагестане живут черкесы, или, вернее, совсем ничего не думает.
      Приходилось мне уезжать далеко, участвовать в разных конференциях, конгрессах, симпозиумах.
      Собираются люди с разных континентов: из Азии, из Европы, из Африки, из Америки, из Австралии. Там, где все меряется на континенты, я все равно говорю, что я из Дагестана.
      - Вы представитель Азии или Европы, уточните, пожалуйста, - просят меня. - На каком континенте расположен ваш Дагестан?
      - Одна моя нога стоит в Азии, а другая в Европе. Бывает, что на шею коня положат руки сразу двое мужчин - с одной стороны и с другой стороны. Точно так на хребет дагестанских гор положили с двух сторон руки два континента. Руки их соединились на моей земле, и я рад.
      Птицы и реки, туры и лисы, все прочие звери принадлежат одновременно и Европе и Азии. Мне кажется, они создали комитет единства Европы и Азии. Я со своими стихами охотно сделался бы членом такого комитета.
      Однако иные люди как бы назло мне говорят: "Что с тобой сделаешь, ты азиат". Или, напротив, где-нибудь в глубине Азии скажут: "Что с тебя спрашивать, ты - европеец". Я не опровергаю ни тех, ни других. Все правы.
      Другой раз начнешь объясняться в любви, а женщина покачает головой и скажет:
      - Ах, этот лукавый, коварный Восток!
      А другой раз придут дагестанские гости, заметят что-нибудь в твоем поведении, покачают головами:
      - Ах, эти европейские штучки!
      Ну что ж, Дагестан любит Восток, но и Запад не чужд ему. Он, как дерево, которое пустило корни в землю двух континентов. На Кубе я подарил Фиделю Кастро нашу бурку.
      - Почему нет пуговиц? - спросил удивленно Фидель.
      - Чтобы в случае нужды быстрее сбросить с плеч и схватиться за саблю.
      - Настоящая партизанская одежда, - согласился партизан Фидель Кастро.
      Нет смысла сравнивать Дагестан с другими странами. Ему хорошо на своем месте. Крыша не течет, стены не покривились, двери не скрипят, в окна не дует. В горах тесно, зато в сердце широко.
      - Ты говоришь, что моя земля маленькая, а твоя большая? - спрашивал андиец у одного человека. - Тогда давай поспорим: чью землю скорее обойдем пешком, я твою или ты мою? Погляжу я, как ты будешь взбираться на наши вершины, как будешь карабкаться на наши скалы, как будешь ползать по нашим ущельям, как будешь кувыркаться в наши пропасти!
      Я поднялся на самую высокую вершину Дагестана и смотрю во все стороны. Разбегаются вдаль дороги, мерцают вдали огни, где-то еще дальше звонят колокола, земля скрывается в синей дымке. Хорошо мне смотреть на мир, чувствуя под ногами родную землю.
      Когда человек родится, он не выбирает себе родину - какая достанется. У меня тоже никто не спрашивал, хочу ли я быть дагестанцем. Может статься, если бы родился в другом месте земного шара, от других матери и отца, не было бы мне земли дороже той земли, где я мог бы родиться. У меня не спрашивали. Но если спросят теперь, что я должен ответить?
      Слышу, вдали играет пандур. Знакомая мелодия, знакомы мне и слова.
      Ручьи всегда тоскуют по морям,
      Но и моря тоскуют по ручьям.
      В ладонях сердце можно уместить,
      Но в сердце целый мир не уместить.
      Другие страны очень хороши,
      Но Дагестан дороже для души.
      Не пандурист, а сам Дагестан гласит его устами.
      Кто увидал и недоволен мной,
      Пускай к себе воротится домой.
      Старинный обычай: в долгие зимние ночи собираются молодые люди в чьей-нибудь сакле, какая попросторнее, и заводят разные игры. Посадят, например, на стул парня. Вокруг него ходит девушка и поет. А он должен ей отвечать. Потом девушку посадят на стул, а парень ходит и поет. Эти песни не совсем похожи на частушки, но есть что-то общее. Получается своеобразный диалог между поющими. На острое словцо надо ответить еще более острым словцом, меткий вопрос требует меткого ответа. Кто выиграет в состязании, тому дают полный рог вина.
      Такие игры происходили и в нашем доме, в нижнем этаже. Я был маленький и не участвовал в играх, только слушал. Помню, что около очага стояло пенистое вино и лежала жареная домашняя колбаса. Посредине комнаты ставили стул на трех ножках. Девушки и юноши сменяли друг друга. Разные велись между ними песенные разговоры. Но под конец диалог посвящался Дагестану. На эти вопросы отвечали хором все, кто был в комнате.
      - Ты где, Дагестан?
      - На высокой скале, у реки Койсу.
      - Что ты делаешь, Дагестан?
      - Закручиваю усы.
      - Ты где, Дагестан?
      - В долине ищи меня.
      - Что ты делаешь, Дагестан?
      - Стою снопом ячменя.
      - Ты кто, Дагестан?
      - Я - мясо, поддетое на кинжал.
      - Ты кто - Дагестан?
      - Кинжал, что мясо собой пронзал.
      - Ты кто, Дагестан?
      - Олень, что пьет речную струю.
      - Ты кто, Дагестан?
      - Я река, я оленя пою.
      - Ты какой, Дагестан?
      - Я маленький, весь умещусь в горсти.
      - Ты куда отправился, Дагестан?
      - Что-нибудь больше хочу найти.
      Так распевали молодые люди, отвечая друг другу. Иногда мне кажется, что во всех моих книгах такие же вопросы-ответы. Только нет девушки на стуле, вокруг которой я бы ходил. Сам себя спрашиваю, сам себе отвечаю. Никто не поднесет и рога с вином, если получается удачный ответ.
      - Ты где, Дагестан?
      - Я там, где все мои горцы.
      - Где находятся твои горцы?
      - А! Где их теперь только нет!
      - Мир - большое блюдо, а ты лишь маленькая ложка. Не слишком ли она мала для такого блюда?
      Говорила же моя мать, что и маленький рот может сказать большое слово.
      Говорил же мой отец, что и маленькое деревце украшает большой сад.
      Говорил же Шамиль, что пуля пробивает большой корабль. Да ты и сам говорил в стихах о том, что маленькое сердце вмещает огромный мир и большую любовь.
      - Почему всегда, поднимая бокал, ты говоришь: "За добро"?!
      - Потому что сам ищу добро.
      - Зачем ты строишь дома на камнях и скалах?
      - Жалко мягкую землю. Там я выращиваю немного хлеба. Даже на плоских крышах я выращиваю свой хлеб. Таскаю землю на скалы и там выращиваю свой хлеб. Такой уж у меня хлеб.
      ТРИ СОКРОВИЩА ДАГЕСТАНА
      Горцы - вечные путники. Одни отправляются в путь за богатством, другие - за славой, третьи - за правдой.
      И вот те, что вышли за богатством, вернулись, добыв его, и теперь наслаждаются результатами своего похода.
      И вот те, что вышли за славой, добыли ее и теперь живут, поняв, что она ничего не стоит и что напрасно были употреблены такие усилия.
      Но у тех, кто вышел за правдой, оказалась самая длинная, бесконечная дорога. Кто вышел на поиски правды, тот обрек себя на вечное пребывание в пути.
      Когда горец отправляется куда-нибудь, он, конечно, берет с собой и осла. На спине этого доброго животного всегда видишь привязанными три вещи: наполненный чем-то большой мешок, тут же, рядом, небольшой бурдючок и тут же, рядом, еще кувшинчик.
      Сотни лет находится горец в пути, переходит из аула в аул, из округа в округ. Перед ним шагает его неизменный осел, а на спине у осла мешок, бурдючок и кувшинчик.
      В одном богатом краю, когда горец отошел от осла, сытые бездельники начали мучить бедное животное. Кололи его острой палкой, колючками, заставляли взбрыкивать. Негодяям казалось, что осел пляшет от их уколов.
      Горец увидел, что над его верным другом издеваются, и обнажил кинжал.
      - Лучше бы вы раздразнили медведя, чем горца, - сказал он. Но молодые лоботрясы испугались, попросили прощения и кое-как разными добрыми словами добились того, что горец спрятал свой кинжал. Когда начался мирный разговор, молодые люди спросили:
      - Что это навьючено на твоем осле? Продай нам.
      - У вас не хватит ни золота, ни серебра, чтобы купить это.
      - Назначь свою цену, а там посмотрим.
      - Этому не может быть цены.
      - Что же такое в твоих мешках, чему нет никакой цены?
      - Моя родина, мой Дагестан.
      - Родина навьючена на осла! - расхохотались молодые люди. - Ну-ка, ну-ка, покажи свою родину.
      Горец развязал мешок, и люди увидели в нем обыкновенную землю.
      Впрочем, земля была не обыкновенная. На три четверти она состояла из камней.
      - И это все?! Это и есть твое сокровище?
      - Да, это земля моих гор. Первая молитва моего отца, первая слеза моей матери, первая моя клятва, последнее, что оставил мой дед, последнее, что я оставлю своему внуку.
      - А это еще что?
      - Сперва завяжу мешок.
      Завязав и уладив мешок на спине осла, горец открыл кувшин, и все увидели, что там простая вода. Впрочем, эта вода оказалась несколько солоноватой на вкус.
      - Ты возишь воду, которую нельзя даже пить!
      - Это вода из Каспия. Как в зеркало смотрится Дагестан в это море.
      - Ну, а что в бурдючке?
      - Дагестан состоит из трех частей: первая - земля, вторая -море, а третья - все остальное.
      - Значит, в бурдючке у тебя все остальное?
      - Да, это так.
      - Ну и зачем ты возишь с собой этот груз?
      - Чтобы родина всегда была со мной. Если умру в пути, могилу посыплют землей, надгробный камень омоют морской водой.
      Горец взял щепотку родной земли, растер ее в пальцах и потом сполоснул пальцы водой из кувшина.
      - Зачем ты так делаешь?
      - Руки, которые прикасались к рукам бездельников, нужно мыть только так.
      Горец отправился дальше. Он и сейчас в пути. Итак, три сокровища Дагестана: горы, море и все остальное.
      И три песни у горца. И три молитвы у молящегося. И три цели у путника: богатство, слава и правда.
      Мама внушала в детстве: Дагестан - это птица и три драгоценных пера у нее в крыле.
      Отец говорил: из трех драгоценностей три мастера сшили наш Дагестан.
      Конечно, на самом деле вещей и предметов, из которых состоит Дагестан, гораздо больше. Я убедился в этом на горьком опыте.
      Лет двадцать пять тому назад мне поручили написать киносценарий о Дагестане, и я его написал. Началось обсуждение сценария. Много речей было произнесено тогда.
      Одни говорили - не хватает цветов, другие говорили - не хватает пчел, третьи говорили - не хватает деревьев. Каждому чего-нибудь не хватало. То мало показано прошлое, то слабо показано настоящее. В конце концов выяснилось, что нет в сценарии ослицы с осликом, а без этого какой же Дагестан!
      Если бы показать все, о чем тогда говорилось, фильм снимался бы до сих пор.
      И все-таки Дагестан состоит из трех частей: горы (земля), море (Каспий) и все остальное.
      Да, земля - это горы, ущелья, горные тропинки, скалы. И все же это родная земля, орошенная потом и кровью предков. Неизвестно, чего больше, пота или крови, пролилось здесь. Длинные войны, короткие стычки, кровная месть... Кинжалы у горцев висели на протяжении столетий не только ради красы.
      В народной песне поется:
      Там, где высеешь сах1 зерна,
      Десяти джигитов кровь пролита.
      А где высеешь кали2 зерна,
      Тех джигитов считай до ста.
      Мне отец мой писал о нашей земле:
      Много мертвых тут похоронено,
      Но убитых больше, чем умерших.
      В учебнике географии дана короткая справка о том, что треть нашей земли занята неплодородными скалами.
      Я тоже написал об этом:
      Там уже поблекшие долины,
      Там деревья голы, как рога,
      Там высоких гор верблюжьи спины
      И потоков горных берега.
      Там, как волки, вгрызшиеся в стадо,
      Злятся волны бешеной реки,
      Там со львиной гривой водопады,
      С птичьими глазами родники.
      Там дорога между скал отвесных
      Словно вытекает из камней.
      Там из-за бугра выходит песня,
      На версту опередив людей.
      Утром радио сообщает, что в Хунзахе снегопад, в Ахтах идет дождь, в Дербенте цветут абрикосовые деревья, в Кумухе стоит жара.
      Одновременно зима, осень, весна и лето в маленьком Дагестане. Отделяя эти "времена года" друг от друга, стоят горы, кремнистые, тихие, громыхающие, орлиные.
      Аварское слово "меэр" имеет два значения: меэр - гора и меэр - нос.
      Отец каламбурил: горы принюхиваются к миру, к каждому событию, к каждой перемене погоды.
      Равнины вздыбились, чтобы видеть, кто к ним идет. Так возникли горы. Это говорил Хаджи-Мурат.
      Мать шептала над колыбелью: расти большой, как гора.
      Горной речки глупая вода,
      Здесь без влаги трескаются скалы,
      Почему же ты спешишь туда,
      Где и без тебя воды немало?
      Сердце, сердце, мне с тобой беда,
      Что ты любящих любить не хочешь,
      Почему ж ты тянешься туда,
      Где с тобою мы нужны не очень?
      Перевел Н. Гребнев
      А еще моя мама всегда говорила, когда видела балхарцев, продающих кувшины, горшки и плошки: "Как им не жалко было истратить столько земли? Глаза бы не глядели на тех, кто продает землю!"
      Конечно, балхарцы - искусные мастера, но в горах, где так мало земли, всегда считали, что сама земля дороже, чем их кувшины.
      В давние времена гонец ворвался в аул. Мужчины все находились в это время в мечети, совершали намаз. Всадник, как был в чарыках (он был чабан), вбежал в мечеть.
      - Эй, глупец, вероотступник, - закричал мулла, - ты что, не знаешь, что, прежде чем войти в мечеть, надо разуться?
      - На моих чарыках земля, пыль родного ущелья. Она дороже этих ковров, потому что на нее напал враг.
      Горцы выбежали из мечети и повскакали на коней.
      "Дальний гость дороже", - любил говорить Абуталиб. Издалека гостя приводит большая радость, большая любовь или большое горе. Равнодушный человек издалека не приедет.
      Есть и обычай: если гостю понравилось что-нибудь в твоем доме и он похвалит - плачь, а дари. Говорят же, что один юноша подарил своему кунаку даже невесту, которому та приглянулась у аульского родника. Но тот юноша был горцем, должно быть, на двести процентов, он был сверхгорцем.
      Нахальный гость всегда может воспользоваться нашим древним обычаем. Но и горцы стали умнее: красивые вещи убирают подальше от глаз гостей.
      Так вот, давно еще приехал в аул гость из Кумуха и стал хвалить все подряд. Ему подарили все, на что позарились его глаза. Но все же, прежде чем проводить, заставили очистить сапоги от земли.
      "Землю не дарят, - сказали горцы при этом, - земли нам самим не хватает. Разнесут всю землю на сапогах, на чем будем сеять хлеб?"
      Один чужестранец назвал нашу землю каменным мешком.
      Да, в ней маловато нежности. Не часто попадаются деревья в горах. Горы похожи на бритые головы мюридов, на покатые, гладкие плечи слонов. Мало земли для пашни, скуден и урожай, вырастающий на ней.
      Говорили раньше: "Урожая у этого бедняка не хватит, чтобы набить ноздри соседа".
      Правда, и носы у горцев выдающиеся, грандиозные носы. Неприятель издалека по храпу узнавал, что горцы спят, и по этому признаку иногда нападал врасплох.
      Абуталиб сказал, увидев изъеденное оспой лицо: все зерна с поля моего отца въелись в лицо бедняги, чтобы оставить на нем свои следы.
      Бедна и мала земля горцев. Об этом есть и рассказ, может быть, уже слышанный не однажды, потому что давно он гуляет по свету с одного языка на другой язык, с одной плоской крыши на другую плоскую крышу. Но не могу не рассказать его и я. Пусть ругают меня, кто слышал.
      Горец решил вспахать свое поле. Оно было далековато от аула, и он отправился туда с вечера, чтобы рано на рассвете взяться за работу. Пришел горец на место, расстелил бурку и лег спать. Утром встает, надо бы пахать, а поля нет. Туда-сюда, а поля нет как нет. Аллах ли его отнял, чтобы наказать горца за грехи, сатана ли спрятал, чтобы поглумиться над честным человеком.
      Делать нечего. Погоревал горец и решил идти домой. Поднял бурку с земли, и - господи! - да вот же оно, его поле, под буркой!
      Расскажу и еще один случай, только уж не притчу, а быль.
      Как и везде в стране, в горах стали организовывать колхозы. Много было тогда колебаний, сомнений, раздумий и разговоров. Много перерезали скота, рассуждая: лучше сами съедим, нежели отдавать непонятному колхозу. Особенно упрямились и спорили горцы в далеких горах. "Твое - тебе, а мое - мне, что же еще вы от нас хотите: чтобы и мое было тебе?" В одном маленьком ауле побывали двести уполномоченных - и все без толку. Одни попрятались и не показывались на глаза, другие вступали в рассуждения. "Разве мало на свете общего, - говорили они. - Небо - общее, солнце - общее, дождь, снег, весна, река, дорога, кладбище. Хватит общего. Остальное пусть будет у каждого свое".
      Когда горцам говорили, что колхозу дадут машины, они тут же качали головами, вспоминая притчу о лисе.
      Бежит лиса по ущелью и видит, что на дороге валяется жирный курдюк. Подбежать бы и съесть. "Нет, - решает лиса. - Ни с того ни с сего курдюк на дороге валяться не будет. Что-то за этим кроется".
      Говорили горцам и о том, что будут предоставлены колхозу обширные пастбища внизу, на равнине. Тут нашелся один старик, встал и заговорил, опираясь на палку.
      - За все равнины мира мы не отдадим наши горные гнезда, наши жалкие клочки полей, наши кривые тропинки. Земля здесь - наша. Сотни лет мы выхаживали ее, как больного ребенка. Мы таскали ее на скалы и разравнивали там ровным слоем. Потом мы таскали воду, чтобы полить ее. Хлеб наш скуден, но каждое зернышко - бесценно. Вот почему в наших краях человек клянется на куске хлеба...
      И все же колхоз в том упрямом ауле организовали. Каким же образом удалось убедить темных горцев?
      В конце концов они узнали, что не вся земля отойдет в колхоз. Что часть земли останется в личном пользовании в виде приусадебных участков.
      - Много ли? - поинтересовались упрямые горцы.
      - По двадцать пять соток, согласно уставу сельхозартели.
      - Что такое сотка, объясни нам.
      И когда уполномоченный объяснил, все дружно заговорили:
      - Э, пиши нас в колхоз, о чем разговор!
      Оказалось, что поле каждого горца гораздо меньше принятой нормы приусадебного участка!
      Бесценна для горцев их высокогорная каменистая земля, хоть и трудна на ней жизнь. Путники удивляются, глядя на эти террасы полей, прилепившиеся на склонах гор, а то и на скалах, на сады, выращенные среди камней, на овец, растянувшихся по тропинке над пропастью и преодолевших отвесные обрывы со сноровкой канатоходцев.
      Все это необыкновенно красиво для глаз, создано, чтобы было воспето в стихах, но трудно поддается обработке и обживанию.
      Однако предложите горцу переселиться на равнину, или, как теперь говорят, на плоскость, и он воспримет ваше предложение как оскорбление. Рассказывают, сын приехал из города и стал уговаривать старого отца уехать.
      "Лучше бы ты живот пропорол мне кинжалом, чем терзать меня такими словами", - вот как ответил старый горец.
      Проблема эта существует, и она очень сложна. Уже много лет брошен в аулы красивый лозунг: "Выберемся из каменных мешков и поселимся на цветочных коврах".
      Этот лозунг дошел и до того упрямого аула, в который приезжали в свое время двести уполномоченных, чтобы организовать колхоз. При организации колхоза не было такого шума, как теперь, когда услышали лозунг о переселении. Каждый аулец произнес на этот счет свою фразу. Вот некоторые из них. "Если даже цепями потащите, не пойдем на плоскость!" "Мы как гвозди вколочены в эти скалы. Никто не имеет права вытаскивать нас из наших гнезд". "Разверзнутся могилы наших отцов, если мы покинем их и уйдем жить в другое место". "Нигде голове моей так не хорошо, как на своей подушке". "На родных камнях сон слаще, чем на чужих перинах". "А где я найду там камень, чтобы бросить в собаку?" "Лучше в горах у дымного очага, чем внизу у хорошей печи". "Кто заботится о животе, пусть идет туда, кто заботится о сердце - останется здесь". "Мы никого не убили, ничьих домов не сожгли, за что же обрекать нас на изгнанье?" "Машины могут работать и здесь". "Фонари на столбах могут висеть и здесь". "Телеграмма и отсюда дойдет". "Мы родились не для того, чтобы кормить комаров и мух". "Лучше дым кизяка, чем гарь бензина". "Горные цветы ярче". "Родниковая вода слаще водопроводной". "Никуда мы отсюда не пойдем!"
      Так каждый горец ответил по-своему на лозунг: "Выберемся из каменных мешков и поселимся на цветочных коврах".
      Еще к моему отцу приходили горцы за советом: переселяться или оставаться? Отец побоялся дать определенный совет.
      "Посоветуешь им остаться, потом узнают, что внизу жить хорошо, будут меня ругать. Посоветуешь им переселиться, жизнь окажется никудышной, опять меня будут ругать".
      - Думайте сами, - сказал им тогда Гамзат Цадаса.
      Времена меняются и жизнь тоже. Изменились не только головные уборы (фуражки вместо папахи), но и мысли под шапками у молодых людей. Смешиваются разные крови, разные племена и народы. Могилы наших сыновей все дальше и дальше от отцовских аулов... Камни, плиты, огромные камни, мелкие камни, округлые камни, острые камни. Чтобы вырастить на этих камнях что-нибудь, землю таскают снизу корзинами. Осенью и зимой травянистые склоны поджигали, чтобы лучше уродилась трава. Помню эти многочисленные огни в горах. Помню и праздник первой борозды. Весна. Старики кидают друг в друга комья земли.
      О деятельном человеке у нас говорят: "Немало преодолел он гор и хребтов".
      О бездеятельном утверждают: "Он ни разу не ударил киркой о камень".
      "Чтобы тесно было колосьям на вашем поле" - самое дорогое пожелание горцев.
      "Да иссохнет, омертвеет твоя земля" - самое большое проклятие.
      "Клянусь этой землей" - самая крепкая клятва.
      Осла, зашедшего на чужое поле, можно было безнаказанно убить. Один горец кричал: "Если даже осел Хаджи-Мурата ступит на мою землю - все равно берегись!"
      В каждом ауле были свои законы. Но всюду самым большим штрафом каралась потрава поля, потрава земли.
      Да и за потраву самого Дагестана история наших гор сурово наказывала в конце концов.
      Помню, мать рассказывала мне:
      "Когда в горах Дагестана был разгромлен шах Ирана Надир, то, чтобы согласовать условия перемирия, для переговоров с шахом горцы послали самого уродливого, бедного и хромого старца, посадив его на такого же дряхлого мула.
      - Неужели аварцы не нашли познатнее и попригляднее тебя, чтобы послать ко мне?
      - Знатнее и важнее меня тысячи, - ответил старый горец, - но важные люди заняты более важными делами. Они решили, что к такому человеку, как ты, достаточно будет послать меня.
      - Какого же возраста твой мул? - попытался пошутить шах.
      - У шахов и мулов трудно определить возраст, - ответил горец.
      - Кто ваш полководец? - спросил пришелец.
      - Вот наши полководцы, - ответил спокойно старик и широким жестом указал на возвышающиеся вокруг скалы и горы, на поля и кладбища. - Это они ведут нас вперед.
      - Ваши условия?
      - Условие одно: землю горцев оставь горцам, а сам покажи нам свою спину, которая больше нам нравится, чем твое лицо. Шах вынужден был повернуться и уйти в свой Иран.
      Его предупредили: - Оставляем тебя и войско твое в живых только для того, чтобы рассказали о нашей победе. Оставляем тебя для вести - так принято у нас говорить. В другой раз перережем всех до единого".