- Но мы их удерживаем, Аль, - сказал Микки. Наружу прорвался его нервный тик. - Никто из моих людей от меня не отвернулся. Они мне верны. Ты создал нас, Аль, мы останемся с тобой.
      Его слепой энтузиазм заставил Аля слабо улыбнуться:
      - Я ведь никого не прошу совершить ради меня самоубийство, Микки. Они никоим образом этого не сделают: они ведь явились из потусторонья, не забывай. И не собираются они вернуться назад, если я их об этом мило попрошу. Окончен бал, ребята. Мы пока что здорово повеселились, но теперь мы дошли до конца дороги. Я уже получил здоровый удар под дых от истории, не хочется мне снова нарываться. На этот раз люди могут сказать, что я сделал для каждого все, что мог. Теперь они выкажут мне самое настоящее уважение.
      - Как? - спросила Патриция.
      - Потому что мы собираемся отступить достойно. Это я остановлю резню. Я хочу сделать флоту предложение, от которого они ни за что не откажутся.
      ***
      "Илекс" был одним из космоястребов, который занял наблюдательную позицию за два миллиона километров от Новой Калифорнии над бдением за массовой неудачей черноястребов из Организации. Йосемитское Согласие вскоре узнало об Альмадене. Прежде черноястребы распределяли спасшихся от одержания людей по обиталищам, такая репатриация была связана с восстановлением фабрик, производящих питательные продукты, так они говорили. Совет еще не завершился рассмотрением результатов. Казалось непохожим на то, что они не смогут завладеть всеми машинами больше чем на несколько лет. Однако то обстоятельство, что черноястребы так активно пытались избежать сражения, было особенно приятным развитием событий. Истинные мотивы Капоне допустить и даже помочь подобным действиям были еще под вопросом.
      Что бы ни было истинной причиной, она предоставляла Йосемиту великолепную возможность возобновить наблюдение за Новой Калифорнией и флотом Организации. "Илексу" было поручено проверить сеть на низкой орбите СО, что входило в приготовления к прибытию военных сил адмирала Колхаммера. Они запустили свои шары-шпионы и ждали, пока приборы завершили долгое падение вниз, чтобы оказаться под геостационарной орбитой. Остался еще час пути, когда небольшие датчики начали передавать полезные сведения, как только коммуникационный луч от Монтерея дошел до них.
      - Я хочу поговорить с капитаном, - сказал Аль Капоне.
      Остер немедленно известил йосемитские обиталища. Согласие их всех пришло одновременно, обозревая ситуацию с точки зрения капитана.
      - Говорит капитан Аустер. Чем могу быть вам полезен, мистер Капоне?
      Аль улыбнулся и повернулся к тому, кого увидел на экране.
      - Привет, вы-то сразу отозвались, а они тут все такие воображалы чопорные. О'кей, Аустер, мы все поняли так, что флот теперь должен появиться в любую минуту. Верно?
      - Не могу ни подтвердить, ни отрицать этого факта.
      - Дерьмо собачье, да ведь они уже в пути.
      - Что вам надо, мистер Капоне?
      - Мне надо потолковать с этим главным типом, с адмиралом. И я должен это сделать до того, как он откроет стрельбу. Вы можете мне это устроить?
      - О чем это вы с ним хотите говорить?
      - Ну это уж между мной и им, приятель. Так можете вы это устроить или хотите отсидеться и позволить, чтобы тут началась настоящая бойня? Я-то думал, это против вашей религии или что-то в этом роде.
      - Посмотрю, что смогу сделать.
      ***
      "Прославленный" погрузился в центр оборонной сферы космоястребов, на триста тысяч километров над Новой Калифорнией. Адмирал Колхаммер с нетерпением ждал появления тактического дисплея, проклиная задержку, когда ожили датчики военного корабля.
      Лейтенант-командир Кини, возглавляющий связь с космоястребом, позвал:
      - Сэр, местный космоястреб получил сообщение и просьбу. С вами хочет говорить Аль Капоне.
      Это было нечто, чего никак не ожидал Мотела Колхаммер, но возможность такая всегда имелась. Алю Капоне вовсе не требовалось быть гением, чтобы понять, откуда направляется атака на адмирала после Арнштадта.
      Тактический дисплей начал появляться, подключенный к линии связи, снабженный информацией йосемитских космоястребов. Весть о том, что черноястребы улетели, была встречена с великим торжеством. Хотя даже и без них у Новой Калифорнии имелась надежная линия обороны; ее сила определяла полный размер атакующих войск. До сих пор ни одна из посадочных подложек не была охвачена огнем.
      - Я его выслушаю, - сказал Колхаммер. - Но я хочу, чтобы размещение наших войск продолжалось так, как планировалось.
      - Есть, сэр.
      "Прославленный" направил один из своих коммуникационных дисков на Монтерей.
      - Значит, вы и есть адмирал, а? - спросил Капоне, как только установилась связь.
      - Адмирал Колхаммер, флот Конфедерации. В настоящее время командующий атакующими войсками, вторгающимися в Новую Калифорнию.
      - Могу догадаться, я, наверное, всех вас перепугал, да?
      - Погадайте снова.
      - Не думаю, что это нужно. Я с первого раза все понял, приятель. Здесь вас до дьявола много. Это показывает, что вы здорово струхнули.
      - Интерпретируйте наше вторжение как вам угодно. Для меня это не открытие. Вы хотели сдаться?
      - Ах чертов вы сукин сын, разве не так?
      - Меня многими словами называли, это еще довольно мягко сказано, на мой взгляд.
      - Вы кучу народа убили в Арнштадте, адмирал.
      - Нет. Это вы их убили. Вы поставили нас в такое положение, что мы не имели альтернативы, кроме как соответственным образом ответить.
      Аль засиял улыбкой:
      - Как я и говорил, я напугал вас. И ваша Ассамблея вынуждена была принять жесткое решение, целой планетой пожертвовать, только бы прищучить меня. Налогоплательщикам это не понравится, нет, сэр. Считается, будто вы их защищаете. Это ваша обязанность.
      - Я прекрасно знаю свои обязанности и долг перед Конфедерацией, мистер Капоне. Я вовсе не нуждаюсь, чтобы вы мне об этом напоминали.
      - Да понимайте это как угодно. Суть-то в том, что у меня есть к вам предложение.
      - Продолжайте.
      - Вы собираетесь чертову уйму артиллерии против нас направить, так? То есть это будет что-то вроде этого затраханного Аламо.
      - Вы довольно скоро обнаружите мои намерения.
      - У нас здесь народу больше миллиона; даже еще больше, если вы сосчитаете все эти потерянные души; но уж всяко миллион имеющих тела из плоти и крови. И к тому же масса женщин и детей. Я могу это доказать, есть всякие сведения, которые мои технические работники могут вам прислать, списки там и прочее. Вы и в самом деле хотите их всех поубивать?
      - Нет, я никого не хочу убивать.
      - Это хорошо, значит, мы можем об этом потолковать.
      - Так говорите же быстрее.
      - Все очень просто, я не хочу вас дурачить. Вы уже решили, что отступитесь от Новой Калифорнии ради того, чтобы избавиться от меня. Ну так я вам собираюсь сказать, что я и в самом деле польщен. Знаете, есть одна только чертова цена, какую назначают за башку одного мужика. Так что за это я собираюсь вам сделать одолжение. Я отошлю всех моих людей на поверхность планеты, всех одержимых отсюда, из Монтерея и других астероидов, всех с флота, всю эту чертову массу народа. Таким образом никому не будет принесен вред и вы вернете всех хозяев тел, какие я держу здесь. Я даже и антиматерию оставлю. Как это вас устроит, адмирал?
      - Мне это представляется совершенно невероятным.
      - Ну, дерьмо вместо мозгов, значит, ты хочешь кровавую баню. Может быть, тогда я отдам приказ зарезать всех заложников прямо сейчас, пока ваши орудия еще до нас не добрались.
      - Нет уж. Пожалуйста, не надо. Прошу извинения. Я только должен спросить: почему? Почему вы делаете такое предложение?
      Аль наклонился поближе к датчику, передающему его изображение на "Прославленный".
      - Слушайте, я только пытаюсь сделать то, что справедливо. Вы собираетесь убивать людей. Может, на это я вас натолкнул, а может, и нет. Но теперь, когда здесь пахнет убийством, я пытаюсь его остановить, я же не проклятый богом маньяк. Так что предлагаю вам выход, который поможет нам обоим выглядеть порядочными.
      - Дайте мне как следует понять: вы собираетесь перевезти каждого одержимого на планету, разоружить свой флот и вернуть астероиды?
      - Ну, медленно, но верно. Вы поняли. Взамен того, что нам дадут сохранить наши тела, мы уезжаем и не надоедаем вам больше. Вот и все. Сказочке конец.
      - Передвижение столь большого количества народа на планету займет много времени.
      - Эммет, мой помощник, говорит - около недели.
      - Понятно. И пока мои корабли остаются на месте в бездействии, какую гарантию вы можете дать, что просто не затеваете второй Трафальгар против нас под прикрытием этого исхода?
      Аль бросил на него взгляд.
      - Это, мать твою, было бы очень низко. А что остановит вас от стрельбы, когда мы будем на полпути к эвакуации, да еще у меня куда меньше кораблей, чтобы мои люди могли прикрываться от огня?
      - Иными словами, мы должны доверять друг другу.
      - Держите пари на свою любимую задницу.
      - Очень хорошо. Мои корабли не станут выпускать ничего угрожающего, пока продолжается ваша эвакуация. И, мистер Капоне!..
      - Да?
      - Благодарю вас.
      - Нет проблем. Вы только убедитесь и пошлите словечко туда, на родину, что я не такой уж примитивный простофиля. Просто у меня свой стиль.
      - Разумеется, он у вас есть. Иначе меня здесь не было бы.
      Аль снова отклонился назад на стуле и отключил сверхмощный телефонный аппарат.
      - Да уж, конечно, тебя бы здесь не было, - произнес он довольным тоном.
      Джеззибелла стояла в дверях спальни. Поверх ее зеленых лечебных повязок и оберток был свободно наброшен халат, благодаря которому она выглядела чуть больше похожей на человека, чем на Железного Дровосека из сказки о стране Оз <Страна Оз - волшебная страна, описана в сказках американского писателя Фрэнка Баума.>. Аль вскочил:
      - Эй, тебе нельзя вставать с постели!
      - Никакой разницы нет, лежу я или не лежу. Пакеты все равно делают свое дело.
      Она медленно прошла через салон, осторожно сгибая колени. Опуститься на стул ей было трудно. Аль сделал отчаянное усилие не подойти и не помочь ей, он видел, как много для нее значит все, что она может сделать сама. Самая упрямая девушка в галактике.
      - Так что же ты тут делал? - спросила она приглушенным из-за лечебной маски голосом.
      - Останавливал всю эту суматоху. Мои парни, они теперь могут удрать на планету и свободно попасть домой.
      - Я так и думала. Ты очень похож на государственного деятеля, бэби.
      - У меня, знаешь ли, есть репутация, которую нужно поддерживать.
      - Знаю. Но, Аль, что произойдет, когда Конфедерация обнаружит, как возвращать планеты на место? То есть я хочу сказать, в этом и было все дело, да? Чтобы противостоять им на их собственной родине?
      Он прошел вокруг стола и взял ее руки в свои. Пальцы торчали из концов повязок, допуская некоторый настоящий контакт с ее кожей.
      - Мы проиграли, Джез. О'кей? Мы были так чертовски хороши, что проиграли. Представь себе. Мы слишком уж их перепугали. Мне необходимо было выбирать. Флот не может свергнуть этого адмирала. Никоим образом. Так что самый умный способ с этим разделаться - это дать планете исчезнуть. Тот путь, который я вижу, даст моим парням возможность прожить в их телах еще целые годы. По крайней мере. А эти волосатики из Конфедерации не рискнут возвращать их назад, пока не найдут способ дать нам новые тела или что-то такое. Они все это только начали. Кто знает, может, Новая Калифорния сумеет и из следующей вселенной тоже сбежать. Масса всяких вещей может случиться. Таким путем никто не умрет, и мы победим.
      - Ты самый лучший, бэби. Я так и знала с самого начала. Когда мы летим?
      Аль еще крепче сжал ее пальцы, глядя ей в лицо. Он мог видеть только ее новые глаза сквозь зеленые пакеты, было похоже, что она носит очки для плавания, только они были наполнены жидкостью.
      - Тебе нельзя лететь, Джез. Господи, ведь твое медицинское оборудование может действовать только здесь. Куда отправится Новая Калифорния, кто его знает, и что там еще случится. Ты теперь поправляешься по-настоящему хорошо, так все доктора твердят. Но тебе надо еще время, чтобы вылечиться совсем. Я не позволю ничему помешать твоему выздоровлению.
      - Нет, Аль. Я лечу с тобой.
      - Это не так. Я остаюсь здесь. Видишь, мы все равно будем вместе.
      - Нет.
      - Да, - он снова сел и повел рукой жестом, как бы охватывающим весь астероид. - Все договорено, Джез. Кто-то должен остаться здесь и управлять космическим оружием, пока ребята полетят на планету. Не доверяю я этому, мать его, адмиралу.
      - Аль, ты не умеешь управлять платформами СО. Какого черта, ты даже не знаешь, как обращаться с кондиционером в гостинице.
      - Да. Но адмирал-то этого не знает.
      - Они тебя схватят. Они выставят тебя из тела. И все оставшееся время ты будешь приговорен к потусторонью. Пожалуйста, Аль. Я буду управляться с платформами СО. Будь в безопасности, Аль. Я могу жить только пока знаю, что ты в безопасности.
      - Ты кое-что забываешь, Джез, и все забывают, кроме, может быть, старого доброго Барнарда с бурым носом. Я Аль Капоне. Я не боюсь потусторонья. Никогда не боялся. И не буду.
      ***
      Космоястреб с Новой Калифорнии прилетел как раз в тот момент, когда флайер Первого адмирала Александровича опустился на подложку. Это означало, что он может отправиться на митинг Политического Совета, вдохновленный какой-то новостью. Это всегда хорошая позиция для переговоров.
      Первый сюрприз встретил его у дверей комнаты Правительственного Совета. Джита Анвар ждала там делегацию флота.
      - Президент попросил меня известить вас, что для этой сессии не требуется никакой помощи, - сказала она.
      Самуэль Александрович бросил на Китона и на аль-Саафа растерянный взгляд.
      - Они не так опасны, - сказал он оживленно.
      - Мне очень жаль, сэр, - произнесла Джита.
      Самуэль подумал, не устроить ли маленький скандал. Ему не понравилось, чтобы его вдруг так удивляли. Одно это, если ничто другое, сказало ему, что предстоящая встреча будет необычной и, возможно, разочаровывающей. И то, что субсидии были у него с собой, не могло этого предотвратить.
      - Очень хорошо.
      Второй сюрприз состоял в том, как мало послов сидело вокруг большой секвойи в комнате Совета. Всего трое, представляющих Новый Вашингтон, Ошанко и Мазалив. Присутствовал также лорд Кельман Маунтджой. Самуэль Александрович осторожно кивнул ему, когда садился слева от Олтона Хаакера.
      - Не думаю, что у вас тут наберется кворум, - сказал он тихо.
      - В Политическом Совете - нет, - сказал президент Хаакер.
      Самуэлю не понравился высокомерный тон этого человека; что-то заставляло президента сильно нервничать.
      - Тогда, пожалуйста, объясните мне, что это за встреча.
      - Мы собрались здесь, чтобы выработать будущую политику в отношении ситуации с одержимыми, - ответил Кельман Маунтджой. - Это не тот предмет, к которому старая Конфедерация способна обращаться с толковым результатом.
      - Старая Конфедерация?
      - Да. Мы предлагаем кое-что перестроить.
      Самуэль Александрович слушал с растущим разочарованием, как министр иностранных дел Кулу объяснил разумность идеи изменений в центре Конфедерации. Прекращение медленного распространения одержимости, усиление защиты ключевых звездных систем. Установление твердого экономически стабильного общества, способного найти решения для всего.
      - Вы предполагаете включить и эденистов? - спросил Самуэль, когда тот закончил.
      - Они не принимают эту концепцию, - ответил Кельман. - Однако поскольку у них имеется определенная позиция и по некоторым пунктам близкая к нашей, вполне вероятно их участие. У нас не возникнет никаких проблем, если мы станем продолжать торговать с ними: ведь они мало восприимчивы к тому роду просачивания заразы, которая является результатом полетов с нарушением карантинов.
      - И они снабжают энергией все адамистские миры, - едко заметил Самуэль.
      Кельману удалось сдержать улыбку, он мягко поправил:
      - Не все.
      Самуэль повернулся к президенту:
      - Вы не можете допустить, чтобы это произошло; это же экономический апартеид. Это нарушает этику равенства, которую представляет Конфедерация. Мы должны защищать всех одинаково.
      - Флот совершенно неспособен теперь это делать, - печально ответил Олтон Хаакер. - А вы видели экономические проекты, которые выполнил мой офис. Мы не в состоянии стремиться к теперешнему уровню дислоцирования, не говоря уже о том, чтобы поддерживать его в течение какой-то разумной протяженности времени. Чем-то надо пожертвовать, Самуэль.
      - На самом деле жертва уже принесена, - уточнил Кельман. - Атаки на Арнштадт и Новую Калифорнию были допущением того, что мы не можем более потворствовать теперешнему status quo. Политический Совет выбрал решение, и вы согласились с ним, что нам пришлось потерять эти планеты ради того, чтобы помочь спасению остальных. Центр Конфедерации - логическое следствие отсюда. Конфедерация сохраняет весь род человеческий, будучи уверенной, что всегда останется часть ее, свободная от одержания, способная найти решение.
      - Я нахожу интересным, что Конфедерация гарантирует сохранность только вашей части человеческого рода. Богатой его части.
      - Во-первых, покончив с нереальным уровнем субсидий, при помощи которых наши миры распространились на две звездные системы, они также кое-что приобретут и таким образом окажутся в большей безопасности. Во-вторых, для более богатых звездных систем нет смысла ни усиливать, ни ослаблять свои ресурсы, когда при этом в результате все равно нет выхода. Мы обязаны считаться с реальными фактами и учитывать их в наших решениях.
      - Карантин делает свое дело. В свое время и при условии, что все сведут воедино свои интеллектуальные показатели, мы сможем положить конец незаконным перелетам. Организации больше не существует, Капоне сдал Новую Калифорнию адмиралу Колхаммеру.
      - Эти аргументы подчеркивают отступление и плавают в приливе устаревшей политики, - заявил Кельман. - Да, Капоне вы свели к нулю. Но теперь мы потеряли Землю. Мортонридж был эффектно освобожден, но позорной ценой. Ноль-тау может кого-то избавить от одержания, но освобожденное тело будет заражено раком и на годы свяжет наши медицинские возможности. Все это следует прекратить. Необходимо провести черту под прошлым ради того, чтобы обеспечить себе будущее.
      - Вы смотрите на все так, как будто одержание и есть вся проблема, вставил Самуэль. - А ведь это не так, это только производное от того факта, что мы обладаем бессмертными душами и что некоторые из них попали в ловушку в потустороньи. И ответ на то, как нам научиться жить с таким знанием, каково бы оно ни было, должен принадлежать всему человеческому роду; от какого-нибудь жалкого грабителя или преступника на колониальной планете - и до самого короля. Мы должны все это рассматривать как единое целое. Если вы нас расколете на части, вы не сможете охватить и обучить тех самых людей, которым, скорее всего, и будет принесен вред этим открытием. Я не могу на это согласиться. Я на это никогда не соглашусь.
      - Придется, Самуэль, - сказал президент. - Без финансирования из миров центра Конфедерации не может быть никакого флота.
      - Каждая планетная система финансирует флот Конфедерации.
      - Нет, совсем не равным образом, - поправил Верано, посол Новой Калифорнии. - Между нами, миры, предложившие образовать центр Конфедерации, обеспечивают восемьдесят процентов вашего общего финансирования.
      - Вы не можете просто разделить... А-а! Наконец я понял, - Самуэль бросил на Олтона Хаакера презрительный взгляд. - Вам предложили продлить ваше президентство в обмен на ускорение преобразований? Вы можете называть эту коалиции центром Конфедерации, но на самом деле вы все отворачиваетесь от истинной Конфедерации. Никакого возобновления нет, разумеется, на законных условиях. Каждый из моих офицеров отказался от своего национального гражданства ради присоединения; флот Конфедерации полностью отвечает перед Ассамблеей, а не перед блоками особых интересов.
      - Чертова масса ваших флотов скреплена национальными связями, яростно воскликнул Верано. - Их отзовут вместе с флотскими базами. Вы останетесь с кораблями, которые не сможете содержать в звездных системах и не сможете защитить эти системы.
      Кельман поднял руку, отставив указательный палец, это заставило посла замолчать.
      - Флот поступит так, как вы говорите, Самуэль, мы все это признаем. Что касается законности и владения, посол Верано имеет основания об этом говорить. Мы же заплатили за эти корабли.
      - А центр Конфедерации станет новым законом, - сказал Самуэль.
      - Именно. Вы хотите защитить человечество - так будьте реалистом. Центр Конфедерации получит существование. Вы же понимаете политику, вероятно, лучше любого из нас, иначе вас никогда не назначили бы Первым адмиралом. Мы решили, что это лучшее из всего, чтобы служить нашим интересам. Мы делаем это так, чтобы достигнуть всеобщего решения. В наших собственных мелких эгоистических интересах быть уверенными в том, что решение будет найдено. Видит Бог, я не имею желания умирать сейчас, когда знаю, что ожидает впереди. Если уж мы не можем ничего другого, вы можете хотя бы доверять нам, что мы вложим в эту проблему неограниченные возможности. Помогите же нам обезопасить наши границы, адмирал, приведите флот к центру Конфедерации. Мы являемся гарантией всеобщего успеха для всего человеческого рода. А это то, что вы поклялись защищать, кажется.
      - Я не нуждаюсь в том, чтобы вы напоминали мне о моей чести, - сказал Самуэль.
      - Извините.
      - Я должен подумать об этом, прежде чем дам вам ответ. - Он поднялся. - И еще я посоветуюсь с моими старшими офицерами.
      - Я знаю, это трудно, - Кельман кивнул. - Мне жаль, что вы вообще поставлены в такое положение.
      Самуэль не стал говорить с двумя своими помощниками, пока не оказался снова на флайере и не направился на орбитальную станцию, которая служила ему новой штаб-квартирой.
      - Могут ли оставшиеся звездные системы справиться с тем, чтобы самостоятельно поддерживать флот? - спросил аль-Сааф.
      - Сомневаюсь, - ответил Самуэль. - Будь они прокляты, они же останутся абсолютно незащищенными.
      - Славная логика, - сказал Кельтон. - Они так и этак останутся беззащитными. Если вы не приведете флот к центру Конфедерации, вы ничего для них не добьетесь и в то же время ослабите центральную Конфедерацию.
      - Вы хотите сказать, что мы остаемся с этой проблемой?
      - Лично, сэр, нет, не думаю. Но в этом - старейший политический хитрый маневр. Если нас оставить на холоде, мы ничего не достигнем. Если же мы присоединяемся, тогда у нас есть возможность влиять на политику изнутри, притом с определенной позиции силы.
      - Лорд Маунтджой не так глуп, - оценил аль-Сааф. - Он еще захочет договариваться с вами отдельно. Возможно, нам удастся поддержать разведку флота на протяжении двух звездных систем, продолжая обеспечивать правительственную службу по передвижениям одержимости.
      - Да, - согласился Самуэль. - Маунтджой это будет приветствовать - или что-то в таком роде. Таково уж течение политики во время отлива.
      - Вы хотите с ним встретиться, сэр? - спросил Китон.
      - Похоже на то, капитан, будто вы меня искушаете.
      - Нет, сэр.
      - Ну что ж, встречаться с ним я не хочу. Пока еще. Я не готов видеть флот расформированным и сданным в утиль по причине моего упрямства. Это могучая сила, способная противостоять одержимым на физическом уровне, и он не должен быть потерян для человеческого рода. Мне нужно обсудить это с Лалвани, и тогда посмотрим, можно ли считать, что эденисты поддерживают флот. Если же они этого не смогут, тогда я встречусь с Маунтджоем, и мы обсудим вопрос о том, как передать эту проблему центру Конфедерации. Мы должны помнить, что военные силы существуют прежде всего для того, чтобы служить гражданскому населению, хотя мы и можем презирать их выбор руководства.
      ***
      Суровая интенсивность холода была поистине удивительной. Волны его прокрадывались в каждый участок убежища. Падение температуры было таким сильным, что оно начало изменять цвет пластиковых составных частей, выбеливая их, точно доза ультрафиолетовых лучей. Дыхание Толтона конденсировалось в слой морозных узоров, лежащий на каждой поверхности.
      Они снимали жизнеобеспечивающее покрытие со шлюзов, и ему хотелось оставить после себя столько защитных слоев, сколько было в его физических силах. Он выглядел еще толще, чем Дариат, с лица у него свисали складки обильных повязок из материи, которые он накручивал и накручивал на себя, чтобы защитить уши и шею. Непокрытые участки кожи приобрели свою окраску от мороза, а каждая ресница напоминала миниатюрную сосульку.
      Энергетические камеры иссякали так же быстро, как и тепло. Сначала наружная проводка весело позвякивала, нагревая воздух и получая водяной пар. Затем они произвели простой анализ и поняли, что при их теперешнем расходе камеры останутся пустыми через сорок минут. Дариат не спеша закрыл все системы, такие, как навигационные, коммуникационные и систему двигателей, затем, когда Толтон уютно свернулся в двух скафандрах с обогревом и во всех своих изолирующих от внешней среды одеждах, Дариат отключил все, кроме фильтра двуокиси углерода и единственного вентилятора. При таком уровне поглощения батарейки могут протянуть еще два дня.
      В скафандрах Толтона с обогревателями батарейки сдавали куда быстрее, чем они рассчитывали. Последняя села через пятнадцать часов после того, как они погрузились в мешанину. После этого Толтон стал пить суп из саморазогревающихся пакетов.
      - Сколько еще выдержит обшивка? - спросил он между двумя судорожными глотками. На нем было столько одежды, что руки не сгибались, и Дариат вынужден был держать отверстие пакетика возле его губ.
      - Не уверен. Мои сверхощущения не приспособлены к такого рода работе. - Дариат грел руки у себя на груди. Холод не действовал на него так скверно, как на Толтона, но и он оделся в несколько шерстяных свитеров и в несколько пар теплых брюк. - Ноль-температурная плазма, наверное, уже исчезла. Обшивка теперь будет просто испаряться, пока не станет такой тонкой, что давление изнутри нас взорвет. Это произойдет быстро.
      - Жаль. Я мог бы что-то сделать с ощущениями. Но именно теперь боль будет славным испытанием.
      Дариат улыбнулся другу. Губы Толтона совершенно почернели, кожа отслаивалась.
      - Что-то не так? - прохрипел Толтон.
      - Ничего. Просто я подумал, мы могли бы поджечь одну из ракет. Может быть, это немного согрело бы помещение.
      - Да. Кроме того, это быстрее выпихнуло бы нас на другую сторону.
      - Скоро так и случится. Так что если ты хотел бы, чтобы нас там что-то ожидало, что бы это было?
      - Тропический остров, и пляжи тянулись бы на целые километры. А море теплое, как вода в ванне.
      - И какие-нибудь женщины?
      - Конечно же, господи, - Толтон зажмурился, его ресницы слиплись вместе. - Я уже ничего не вижу.
      - Счастливчик. Знаешь, как ты сейчас выглядишь?
      - А что насчет тебя? Что ты хотел, чтобы ожидало нас на той стороне?
      - Ты это знаешь: Анастасия. Я жил ради нее. Я умер за нее. Я пожертвовал ради нее своей душой... ну, всяко за ее сестру. Я думал, она могла бы на меня смотреть в то время. Хотел произвести хорошее впечатление.
      - Не волнуйся, друг, ты его произвел. Я не перестаю тебе твердить: любовь вроде твоей вскружит ей голову. Девчонки обычно хранят такое дерьмо, как безумная преданность.
      - Ты самый бесчувственный поэт, какого я встречал.
      - Уличный поэт. Не воспеваю я розы и шоколад. Я слишком реалист.
      - Спорим, что розы и шоколад оплачиваются лучше?
      Когда ему не ответили, Дариат пристально посмотрел в лицо Толтону. Он еще дышал, но очень замедленно, воздух со свистом выходил между ледяных клыков, образовавшихся у него на губах. Он больше не дрожал.
      Дариат снова перекатился на свою противоперегрузочную койку и терпеливо подождал. Прошло еще двадцать минут, пока призрак Толтона поднялся над измятым узлом его одежды. Он пристально вгляделся в Дариата, затем откинул голову назад и расхохотался.
      - О, черт, прими на себя этот груз. Я - душа поэта. - Смех превратился в рыдания. - Душа поэта. Понял? Ты не смеешься. Ты не смеешься, а ведь это дико смешно. Это самая последняя смешная вещь, которую ты когда-либо познаешь во всей остальной вечности. Почему же ты не смеешься?
      - Ш-ш-ш! - Дариат поднял голову. - Ты это слышишь?
      - Слышу ли я их? Да там триллион биллионов триллиона душ. Конечно, разрази меня гром, я их слышу.
      - Нет. Не души в этой суматохе. Мне показалось, что я услышал, как кто-то зовет. Чей-то человеческий голос.
      28
      Это была долгая ночь для Кристиана Флетчера. Его держали на алтаре скованного цепями, пропуская сквозь него электрический ток, в то время как вокруг бушевало безумие. Он видел, как сторонники Декстера разрубали на части прекрасной работы деревянное изображение Святого Павла, которое изготовил сэр Кристофер Рен <Сэр Кристофер Рен (1632 - 1623) - знаменитый английский архитектор, известный в том числе и тем, что восстанавливал собор Святого Павла после Великого лондонского пожара 1666 года.>, чтобы осуществить свою мечту, и швыряли разрубленные куски в железные жаровни, которые теперь освещали здание. Осуществлялась молчаливая резня, людей тащили к алтарю, где ждал Декстер с оружием антипамяти. Флетчер плакал, видя, как разрушались их души, а тела были готовы принять другие из потусторонья, их личности заменялись другими, более послушными желаниям Черного Мессии. Соленые слезы текли по бороздкам, усеивающим его щеки, и жалили, точно кислота. Безумный смех и крики Кортни в то время, как Декстер уничтожал ее, пока не хлынула кровь и не покрылась волдырями кожа.