— Они не из флота. Они сюда прямиком с Валиска, — он замолчал, явно шокированный. — Он ушел. Валиск ушел. Мы продули его мерзавцу Дариату.

— Черт побери! — задохнулся Хадсон Проктор.

Кира высунула голову из дверей ванной в тот момент, когда косметолог пыталась завернуть ее мокрые волосы в огромное пышное алое полотенце. Апартаменты в «Монтерей Хилтон» поражали изобилием и роскошью. Так как Рубра не разрешал никому войти в небоскребы Валиска, а следовательно, и в их апартаменты с ванными комнатами, Кире приходилось ухаживать за собой, пользуясь энергистическими силами. Она успела позабыть, каково это — полежать в джакузи, в воде, напоенной дюжиной экзотических солей. А что до прически… нет, лучше об этом и не думать…

— Что? — раздраженно спросила она, хотя тревога, горевшая точно маяк в мозгу собеседника, смягчила настоящую бурю, которая могла бы разразиться из-за того, что ей помешали.

— Черноястребы здесь, — сказал он. — Все до единого. Прилетели с Валиска. Это… — он задрожал от страха. Сообщать плохую весть Кире значило нанести удар карьере. Внешность юной невинной девушки-красотки, притягивавшая неодержанных молодых людей со всей Конфедерации, не гармонировала с ее поведением. Напротив, ей это доставляло извращенное удовольствие.

— Бонни охотилась за Дариатом. В одном из звездоскребов развернулась настоящая бойня. Множество наших людей вернулись в потусторонний мир. Похоже, она вынудила его вступить в союз с Руброй.

— Что случилось?

— Они, э… Валиск ушел. Эти двое вывели обиталище из Вселенной.

Кира смотрела на него. Маленькие струйки пара поднялись над волосами. Она всегда горько сожалела, что Мэри Скиббоу не обладала способностью к приему и передаче мыслей. Это ставило ее в невыгодное положение на Валиске. Зато ей принадлежали грозные космические корабли. Она представляла собой силу, с которой приходилось считаться. Даже Капоне искал ее расположения. Теперь…

Кира обратила на неодержанную девушку-косметолога стеклянный взгляд.

— Проваливай!

— Мадам, — девушка присела в реверансе и скрылась со скоростью, которой позавидовал бы спринтер.

Как только двери за ней закрылись, Кира позволила себе приглушенный яростный рык.

— Этот чертов Дариат! Я знала это! Чувствовала, что мы хлебнем с ним горя.

— В нашем распоряжении пока есть черноястребы, — сказал Хадсон Проктор. — А значит, мы можем кооперироваться с Капоне. У Организации имеется парочка звездных систем, и на очереди еще несколько. Так что не такая уж это и потеря. Было бы куда хуже, если бы мы сами находились в это время в обиталище.

— Если бы я там была, этого никогда бы не случилось, — отрезала она. Волосы ее вдруг моментально высохли, а махровый халат побледнел и заструился, словно горячий воск, пока не превратился в деловой розовато-лиловый костюм.

— Контроль, — пробормотала она себе под нос. — Вот где ключ.

Хадсон Проктор почувствовал на себе ее внимательный взгляд.

— Ты со мной? — спросила она. — Или ты собираешься попроситься в штат старого Аля, чтобы он сделал тебя своим лейтенантом?

— С какой стати?

— Да потому, что если я не удержу контроль над черноястребами, то стану пустым местом в Организации, — она тонко улыбнулась. — Нам с тобой придется начинать с нуля. Если черноястребы будут нам подчиняться, останемся игроками.

Он выглянул из большого окна, отыскивая взглядом биотехнические корабли.

— У нас больше нет над ними власти, — сказал он удрученно. — Без населявших Валиск людей, объединенных родственной связью, они не станут слушаться приказов. А заменить их нам некем. Мы проиграли.

Кира нетерпеливо тряхнула головой. Она рассчитывала, что экс-генерал, со своей способностью к тактической мысли, даст ей совет, но он явно не оправдывал ее надежд. Но, может, у него быстрее сработает инстинкт политика, умеющего находить слабое место у противника.

— Есть кое-что такое, чего они не смогут сделать сами.

— И это?..

— Еда. Единственные источники питательной жидкости, которые они способны использовать, находятся на принадлежащих Организации астероидах. Даже биотехнические организмы без еды зачахнут и погибнут. А мы знаем, что наша энергистическая сила не сможет создать настоящую еду.

— Тогда ими будет управлять Капоне.

— Нет, — Кира чувствовала, что он боится потерять свой статус, и знала, что может на него рассчитывать. Она закрыла глаза и мысленно представила себе небольшое количество людей, которых она привезла с собой на Монтерей. — Какой черноястреб можно назвать самым надежным среди тех, что осуществляют у нас оборону?

— Надежный?

— Лояльный, идиот. По отношению ко мне.

— Возможно, это «Этчеллс», черноястреб Стрила. Он настоящий маленький нацист. Постоянно жалуется, что черноястребы слишком редко вступают в бой. С другими черноястребами не ладит.

— Прекрасно. Позови его на причал Монтерея и облетай на нем все астероиды Организации с системами, производящими питательную жидкость. И взорви их к черту.

Хадсон изумленно на нее воззрился. Тревогу сменил страх.

— Астероиды?

— Да нет, тупица! Системы. Тебе не придется даже причаливать, бей по ним лазером. Тогда на Монтерее останется единственный источник питания, — она радостно улыбнулась. — У Организации и так забот полон рот. Зачем их загружать дополнительной работой по обслуживанию всех этих сложных устройств? Пожалуй, поеду туда прямо сейчас, вместе с нашими экспертами, и освобожу бедняжек.

Рассветом в прямом смысле слова назвать это было нельзя, потому что солнца над горизонтом больше не было. Тем не менее в соответствии с заведенным ритмом смены дня и ночи, утраченным на Норфолке, темное небо над низинами постепенно начало розоветь. Лука Комар ощущал этот процесс, потому что и он был его участником. Явившись сюда, он освободился от криков душ, населявших потусторонний мир, от их злобных и мучительных стонов. Взамен он обрел чувство единения.

Родился он в амстердамском аркологе, в конце двадцать первого века. Это были годы, когда люди все еще надеялись на излечение планеты, считая, что с помощью высоких технологий возможно повернуть время вспять и вернуться к никогда не существовавшей пасторальной, безмятежной жизни. В юности Лука мечтал о цветущей земле-саде с белыми и золотыми городами, раскинувшимися до горизонта. Сын последних хиппи на Земле, он сформировался с убеждением, что единение людей — это все. Когда ему исполнилось восемнадцать, действительность впервые ранила его, и ранила жестоко: надо было искать работу, квартиру и платить налоги. Приятного мало. Он возмущался этим, пока тело его не умерло.

Теперь же, украв новое тело и обретя необычайные способности, он объединился с другими обитателями этой планеты, желавшими создать собственную Утопию. Единение, словно кокон, окутывало планету, придя на смену установленному изначально порядку. Стоило новым обитателям Норфолка всем вместе пожелать рассвета, и приходил рассвет. Если же им хотелось ночи, свет послушно исчезал. Каждый раз при этом он вкладывал частичку себя в создаваемую ими совместно Утопию: свои желания, частицу своей силы и постоянную благодарность за новую фазу своего существования.

Лука сидел на краю большой кровати хозяйской спальни. За окном быстро набирался сил рассвет над Криклейдом. С неба струилось серебристое тепло. Свет был таким плотным, что почти не оставлял места тени. Вместе с ним пришло предвкушение нового дня, осознание его ценности: ведь он мог принести новые возможности.

Тусклый рассвет, слабый и скучный, как и наступившие дни. Раньше у нас было два солнца. Мы наслаждались контрастом цвета и борьбой теней. Их энергия и величие вдохновляли. Но это, это…

Женщина на кровати, рядом с Лукой, потянулась и перевернулась на живот. Опершись подбородком на руку, улыбнулась ему.

— Доброе утро, — промурлыкала она.

Он улыбнулся в ответ. Люси была хорошим товарищем: она во многом разделяла его энтузиазм и обладала к тому же своеобразным чувством юмора. Высокая, с великолепной фигурой, длинными густыми каштановыми волосами. На вид ей было лет двадцать пять. Он никогда не спрашивал, в какой степени эта внешность была ее собственной и в какой принадлежала ее хозяйке. Возраст хозяйки или хозяина тоже быстро стал табу. Лука считал себя современным человеком: он ничуть не встревожится, если выяснится, что спит с девяностолетней женщиной. Главное — это как человек выглядит. То, что он видел, вполне его устраивало.

«Внешность Марджори граничит у меня с идолопоклонничеством. Увидела ли Люси это в моем сердце?»

Лука широко зевнул:

— Пора идти. Утром нам нужно осмотреть мельницу. Я должен знать, сколько посевного зерна у нас осталось на западных фермах. Я не верю тому, что говорят мне фермеры. Это не соответствует тому, что знает Грант.

Люси состроила гримасу.

— Ну вот, после недели в раю — на грешную землю.

— Раем это никак не назовешь.

— Мне ли не знать. Подумать только — работать, когда ты уже умер. Это недостойно.

— Возмездие за грехи, миледи. В свое время мы достаточно повеселились.

Она снова легла на спину.

— Это уж точно. Знаешь, когда я была жива, меня постоянно угнетали. Сексуально.

— Аллилуйя, вот это угнетение!

Она хрипло рассмеялась, а потом стала серьезной.

— Сегодня я работаю на кухне. Буду готовить завтрак рабочим, потом понесу его в поле. Черт возьми! Как случилось, что мы возвращаемся к тендерным стереотипам?

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что только мы, девушки, занимаемся приготовлением пищи.

— Ну, не поголовно.

— Большинство. Ты должен придумать нам занятие поинтереснее.

— Почему я?

— Похоже, ты берешь здесь все в свои руки. Словно маленький барон.

— Хорошо, я перевожу тебя на другую работу, — он высунул язык, поддразнивая ее. — Ты будешь у меня секретарем.

Подушка ударила его по голове, чуть не свалив с кровати. Он схватил другую подушку и отложил подальше, чтобы она не дотянулась.

— Я не делал это сознательно, — уже серьезно заговорил он. — Просто люди говорят мне, что они умеют делать, и я нахожу им подходящую работу. Нужно составить перечень работ и записать, кто что умеет делать.

— Бюрократия на небесах — это даже хуже, чем сексизм, — простонала она.

— Считай, тебе еще повезло: у нас пока не введены налоги.

Он зашарил рукой, отыскивая брюки. В доме, слава Богу, имелся большой гардероб высококачественной одежды, принадлежавшей Гранту Кавана. Одежда эта не вполне отвечала стилю Луки, зато сидела прекрасно. Сельскохозяйственные механизмы тоже были в полном порядке. Значит, не надо придумывать новые. Делать это было нелегко. Много времени уходило на то, чтобы задуманные предметы воплощались в жизнь, зато когда это происходило, они становились реальнее настоящих и дольше служили. Надо было как следует и надолго сосредоточиться, и изменения становились окончательными, так что впоследствии можно было к этому уже не возвращаться.

Однако относилось это все к предметам неподвижным: одежде, камню, дереву, даже к узлам механизмов (не электронных), все это можно было задумать и сформировать. А это здесь весьма кстати: норфолкская техника находилась пока на низком технологическом уровне. И, следовательно, при случае ее можно было легко починить. Внешность тоже изменяли по желанию. Плоть постепенно принимала новую форму, становилась более упругой и молодой.

Большинство одержимых старались вернуть собственные черты, которые, казалось, проступали сквозь розоватое зеркало. В одном месте, опровергая статистику, собралось большое количество красивых людей.

Внешность отнюдь не являлась главной их проблемой. Самой большой и тяжело преодолимой трудностью в новой жизни была пища. И энергистические способности были не в силах ее создать, как бы изощрены и терпеливы они ни были. Можно было наполнить тарелку икрой, но избавься от иллюзии — и черная блестящая масса тут же превратится в горстку листьев или другого сырья, на которые они обратили свою энергию.

Лука так и не мог понять, куда приведет их освобождение из потустороннего мира. Что бы там ни было, здесь, несомненно, лучше, чем там. Он оделся и бросил на Люси слегка укоризненный взгляд.

— Ладно, ладно, — проворчала она. — Встаю. Сию минуту.

Он поцеловал ее.

— До скорого.

Дождавшись, когда дверь за ним закроется, Люси натянула на голову простыню.

К этому часу большинство обитателей поместья проснулись и засуетились. Пока Лука спускался по лестнице, он успел раз десять пожелать доброго утра приветствовавшим его людям. Он шел по длинным коридорам и примечал, что творится вокруг. В открытые настежь окна за ночь накапал дождь и замочил ковры и мебель; двери тоже были открыты, и в глаза ему бросились комнаты с разбросанной повсюду одеждой, остатки еды на тарелках, зеленая плесень, выросшая на чашках, не стиранные с момента норфолкского одержания простыни. Виной тому была не апатия, скорее подростковая беззаботность, уверенность в том, что придет мама и все за тобой уберет.

«Проклятые грязные янки. В мое время такого ни за что бы не случилось».

В криклейдской столовой завтракали более тридцати человек. Это была большая комната высотою в три этажа, деревянный потолок поддерживали резные колонны.

Свисали на крепких цепях роскошные люстры. Хотя они и бездействовали, их светлые шарообразные плафоны отражали льющийся с неба свет, освещая изысканные фрески в простенках между окнами. Пушистый китайский ковер, вытканный в кремово-голубоватых тонах, приглушал шаги, когда Лука подошел к прилавку и положил себе с горячей сковородки яичницу.

Тарелка его была щербатой, а серебряные приборы — мутными, огромный обеденный стол потерт и поцарапан. Он сел и кивнул соседям, стараясь удержаться от критических замечаний. «Сосредоточься на главном, — сказал он себе. — Дела идут, и это главное». Пища была простой, но здоровой. Рецептура не высчитывалась с точностью, но держалась в разумных пределах. Все они возвращались к более цивилизованному поведению.

С отъездом Квинна новые обитатели Криклейда радостно отказались от установленных монстром ненавистных правил и ударились в длительную оргию — разврат, пьянство и обжорство. Это была реакция на длительное пребывание в загробном мире, сознательное погружение в мир ощущений. Ничто не имело значения, кроме осязания, вкуса и обоняния. Лука пил и ел вместе со всеми, беззаботно опустошая домашние запасы; спал с бесчисленными девицами с внешностью топ-моделей; пускался в опасные азартные игры; травил собаками неодержанных. И вот настало утро, принесшее прозрение. Процесс тянулся медленно и болезненно, а вместе с ним пришел и груз ответственности, и даже своего рода достоинство.

Душевая воронка обрызгала его в то утро ржавой водой. Лука начал собирать людей с похожими мыслями, и они принялись приводить имение в порядок. Анархия, как оказалось, улучшению среды не способствовала.

Лука увидел Сюзанну. Она вышла из дверей кухни с блюдом дымящихся помидоров и выложила их на прилавок.

В то время как он взял на себя восстановление сельскохозяйственных функций, она занялась домашним хозяйством. Она готовила еду и заправляла домашним хозяйством (хотя до старых времен и было еще далеко). Что ж, это так и должно было быть, ведь Сюзанна захватила тело Марджори Кавана. Физически она себя мало изменила: сбросила десяток лет да сильно укоротила волосы, однако фигура и черты лица остались все теми же.

Сюзанна взяла пустое блюдо и опять пошла в кухню. Взгляды их встретились, и она, смущенно улыбнувшись, скрылась за дверью.

Лука чуть не подавился яичницей. Он так много хотел сказать. И в этот момент их встревоженные мысли срезонировали. Она знала, что он знал, и он знал…

«Смешно!

Вряд ли. Она одна из нас.

Смешно, потому что Сюзанна нашла себе кого-то — Остина. И они счастливы вдвоем. А у меня есть Люси. Для удобства. Для секса. Не для любви».

Лука доел яичницу и запил ее чаем. Нетерпение переполняло его. Поскорее пойти, занять этих лодырей работой.

Джохана он увидел за другим концом стола. Перед ним стоял стакан апельсинового сока и тост, вот и вся еда.

— Ты готов? — спросил он.

Круглое лицо Джохана выразило страдание, отчего морщины, бывшие у него, по всей видимости, с рождения, углубились еще сильнее. На лбу даже испарина выступила.

— Да, сэр. Я готов еще к одному дню.

Так как ответ его стал ритуальным, Лука мог бы произнести его с ним одновременно. Джохан был одержателем мистера Баттерворта. Физическая трансформация от неуклюжего круглолицего шестидесятилетнего человека к сильному двадцатилетнему юноше почти завершилась, хотя некоторые черты менеджера в области недвижимости, похоже, не поддались модификации.

— Тогда давай. Пошли.

Он вышел из столовой, бросив выразительный взгляд на нескольких мужчин, сидевших за столом. Джохан поднялся из-за стола и поспешил за Лукой. Те, кому он послал предупреждение, запихали в рот еду и торопливо встали, боясь от него отстать.

Лука пошел в конюшни, за ним следовали двенадцать человек. Там они начали седлать лошадей. Транспортные средства были пока в рабочем состоянии, но ими еще никто не пользовался. Электропроводка во время кризиса вышла из строя, и только двое одержимых из графства Стоук утверждали, что знают, как ее починить. Дело подвигалось медленно; небольшое количество энергии из геотермальных кабелей приберегалось для тракторов.

Две минуты, и Лука оседлал лошадь; пряжки и ремни встали на место сами собой, все это благодаря Гранту. Затем он вывел пегую кобылу во двор, обошел обгорелый остов другой конюшни. Большая часть лошадей, которых Луиза выпустила во время пожара, вернулись назад, так что у них до сих пор оставалось более половины прекрасного табуна. Благодаря Христу. Он знал, что у них мало продуктов. Но пойти на такое варварство не мог. Собаки… собаки не так уж плохи на вкус.

Пришлось ехать медленнее, чем хотелось, чтобы не отстали другие, хотя свободное пространство так и манило. Все, как и должно быть. Почти.

Несколько фермерских домов в неглубокой долине; дома крепкие, каменные, защищающие от холодных Норфолкских зим. Поля их были уже все вспаханы. Трактора проходили по второму разу. Лука стал осматривать склады, отбирая ячмень, пшеницу, кукурузу, десяток разновидностей бобов, овощи. На некоторых полях уже появились всходы. Плодородный чернозем покрылся изумрудной сетью. Должен быть хороший урожай. Дождь, вызываемый ими по ночам, должен этому поспособствовать.

Он был рад, что ущерб, нанесенный имению, оказался по большей части незначительным. Требовалась лишь твердая хозяйская рука, чтобы привести все в порядок.

При подъезде к Колстерворту фермы встречались все чаще, а слившиеся друг с другом поля образовали огромное стеганое одеяло. Лука, во главе маленькой кавалькады, вел своих спутников по окраине. На улицах туда и сюда сновали люди, возвращаясь к нормальной жизни. Здесь влияние Луки было не таким сильным, хотя цели его народ разделял. Город избрал себе своего рода правление, одобрившее намерение Луки наладить основную инфраструктуру. И горожане занялись ремонтом водонапорной станции и канализационной системы. Стали убирать с улиц обгорелые машины и повозки и даже пытались отремонтировать телефонную сеть. Однако главным признаком властных полномочий правления являлось распределение продуктов. Оно получило на это монополию и установило круглосуточную охрану складов.

Лука пришпорил лошадь и вступил на мост, перекинутый через канал. Деревянный мост на металлическом основании, выполненный в викторианском стиле, вошел в число объектов, которые по постановлению правления отремонтировали в первую очередь. Раздвоенные на концах новые доски вставили в старинную обшивку. Применив энергистические силы, выправили погнутые и развороченные металлические фермы. А вот достичь первоначального колера (мост был выкрашен голубой краской) им не удалось, так что новые секции заметно выделялись.

На другом берегу, поблескивая высокими, оправленными в металл окнами, стояло большое здание из темно-красного кирпича — Мулен де Харлей. Мельница снабжала мукой чуть ли не четвертую часть острова Кестивен. Кирпичная арка здания нависла над маленьким бурным ручьем, низвергавшимся в канал. За мельницей по пологому склону долины спускались уступами окаймленные деревьями пруды-водохранилища.

Возле ворот мельницы толпились люди, назначенные правлением ему в помощь. Возглавляла группу Марселла Рай, она стояла под металлической аркой, поддерживавшей вензель «К». У Луки потеплело на сердце. В конце концов, мельница его. Нет! Она принадлежит Кавана. Раньше принадлежала.

Лука приветливо поздоровался с Марселлой, надеясь, что она не почувствует волнения от допущенной им в мыслях ошибки.

— Думаю, нам будет нетрудно заставить ее крутиться, — сказал он. — Вода приводит в движение жернова, а геотермальный кабель подает питание на маленькие механизмы. Так что электричество у нас будет.

— Что ж, приятно слышать. Склады, разумеется, обворованы начисто, — она указала на большие подсобные помещения. Тяжелые деревянные покореженные двери, открытые настежь, висели под опасным углом. — Раз уж продуктов больше нет, никто сюда больше не наведывается.

— Ну что ж… — Лука замолчал, почуяв смятение в мыслях Джохана. Повернувшись к нему, он увидел, что ноги молодого человека подогнулись, и он опустился на колени. — Что это?..

Юноша задрожал и прижал кулаки ко лбу. Лицо выразило страшную сосредоточенность. Лука присел рядом:

— Что с тобой, черт побери?

— Ничего, — прошелестел голос Джохана. — Ничего страшного, просто голова закружилась, вот и все, — на лице и руках его блестел пот. — Верховая езда меня разгорячила. Сейчас приду в себя, — тяжело дыша, он с трудом поднялся на ноги.

Лука посмотрел на него непонимающим взглядом. Как можно болеть в этом дивном мире, где силой мысли ты превращался в творца? У Джохана, должно быть, сильное похмелье, и тело не слушается сигналов, исходящих от мозга. Но его заместитель обычно не слишком увлекался кутежами.

Марселла хмурилась, нерешительно поглядывая на них. Джохан с трудом кивнул, показывая, что ему лучше.

— Пойдем, — сказал он.

С тех пор как Квинн Декстер прибыл в город, на мельницу никто не заглядывал. Внутри было прохладно; электричество отключено. Сквозь высокие закопченные окна безжизненным перламутром сочился дневной свет. Лука повел людей вдоль транспортера. Большие машины застыли в молчании над ремнями конвейера.

— Сначала перемалывают зерно, вон там, — разъяснял он. — Затем эти машины перемешивают и очищают муку, а эти потом упаковывают ее в мешки. Мы здесь раньше производили двенадцать разных сортов: простую, блинную, грубого и тонкого помола, муку из пшеницы твердых сортов. Торговали ею по всему острову.

— Какая хозяйственность, — протянула Марселла.

Лука пропустил ее замечание мимо ушей.

— Я могу открыть домашние запасы. Но… — он подошел к одной из машин и вытянул из механизма подачи пятифунтовый пакет. Сделан он был из толстой бумаги и украшен товарным знаком Мулен де Харлей — красно-зеленым мельничным колесом.

— Вот вам и первая проблема: нам нужна тара для упаковки муки. Раньше нам их поставляла компания из Бостона.

— Вот как? Давайте их просто придумаем.

Лука вдруг задумался: как случилось, что ей дали такое поручение? Отказалась переспать с главой правления?

— Даже если мы будем производить только белую муку для пекарен и упаковывать ее в мешки, то их потребуется две сотни в день, — терпеливо разъяснял он. — Но ведь людям захочется муки для выпечки домашних пирогов и печенья. А для этого нужно несколько тысяч пакетов в день. И что же, выдумывать каждый пакет в отдельности?

— Ну хорошо, так что же вы предлагаете?

— По правде говоря, мы надеялись, что решение подскажете вы. Наше дело — наладить работу мельницы и обеспечить вас зерном.

— Спасибо, спасибо.

— Благодарности не требуется. Мы живем не при коммунизме. За спасибо ничего не делаем. Вам придется заплатить.

— Нам с вами принадлежит все в равной степени, — голос ее возмущенно задрожал.

— Собственность составляет девять десятых закона, — он безжалостно улыбнулся. — Спросите своего хозяина.

Лука ощутил, что пришедшие с ним люди оценили его шутку (даже у Джохана мысли просветлели). А вот горожане чувствовали себя неловко.

Марселла посмотрела на него с явным недоверием.

— Как, по вашему мнению, мы должны с вами расплачиваться?

— Чем-то вроде долгового обязательства — так мне кажется. Работой, которую вы должны будете для нас сделать. В конце концов, ведь это мы выращиваем вам еду.

— А мы обслуживаем для вас мельницу и развозим муку по всей территории.

— Хорошо. Вот с этого и начнем. Уверен, в Колстерворте найдется немало полезной работы. Нашим тракторам и другой сельскохозяйственной технике понадобятся запасные детали. Все, что нам требуется, это справедливый бартер.

— Я доложу о ваших предложениях правлению.

— Ну разумеется, — Лука подошел к стене, отделявшей транспортер от помещения с главным механизмом. Распределительные щиты с горящими на них янтарными огоньками покрывали кирпичную стену сплошной мозаикой. Лука уверенно нажимал кнопки в последовательности, известной, по-видимому, ему одному. Над головой замерцали и в полную силу загорелись широкие плафоны, осветив все пространство светом, превосходящим по мощности свет солнца за окном. Лука удовлетворенно улыбнулся, догадавшись, что мыслительными процессами управлял сейчас его хозяин.

Чувство довольства мигом растаяло. Следом за ним забеспокоились и другие люди. Все инстинктивно повернулись к наружной стене, словно пытались увидеть что-то сквозь кирпичи. К Колстерворту приближалась группа людей. Темные мысли, точно насупившиеся грозовые облака, заволокли атмосферу.

— Думаю, надо взглянуть, — сказал Лука.

Несогласных не было.

Для передвижения по острову они воспользовались железной дорогой. Приспособили для этого обычный поезд, ходивший между городами. Впереди пыхтел паровоз-броневик, тащивший за собой два вагона по типу восточного экспресса. Несколько зенитных безоткатных орудий охраняли поезд с обоих концов, а из кабины машиниста грозно торчал ствол танковой пушки.

Возле железнодорожного моста, переброшенного над каналом, бок о бок стояли на насыпи Лука и Марселла. За ними выстроилась вся их объединенная команда. Туда же, пополняя их ряды, потянулись и горожане. «Словно антитела, реагирующие на вторжение вируса», — подумал Лука. И они имели на это полное право. Люди в этих местах своих мыслей не скрывали, отчего и сплетен здесь почти не было.

Паровоз издал долгий раздраженный гудок. В небо взметнулся фонтан пара. Раздался металлический скрежет и лязг, застучали поршни, останавливая колеса. Пассажиры осознали, что горожане готовы стоять насмерть.

Лука и Марселла не тронулись с места, несмотря на оглушительный вой сирены. Улыбнувшись мысли, пришедшей им в голову одновременно, они сосредоточенно уставились на колею. Рельсы прямо перед их ногами треснули, а потом аккуратно разломились. Болты, крепившие их к шпалам, взлетели в воздух, после чего рельсы закрутились в огромные спирали. Из-под колес поезда выскочило пламя. Пассажирам пришлось приложить немало энергистической силы, чтобы остановить инерционное движение поезда. Он остановился в двух ярдах от спиралей. Из-под клапанов вырвались рассерженные струи пара, на полотно выплеснулась вода. В кабине машиниста громыхнула, открываясь, дверь. Оттуда спрыгнул Брюс Спэнтон.

Одет он был в черную кожаную куртку, глаза скрывали непроницаемо черные очки. По гравию проскрипели тяжелые ботинки. Он направлялся к толпе. Кобура с торчавшим из нее автоматом Узи хлопала его по бедру с каждым шагом.

— Привет, — пробормотал Лука. — Похоже, в молодости кто-то чересчур насмотрелся идиотских боевиков.

Марселла подавила улыбку, когда «плохой парень» остановился перед ними.

— Эй, ты, — прорычал Брюс Спэнтон. — Ты мне мешаешь, приятель. Будь счастлив, что еще жив.

— Чего вам здесь надо, ребята? — устало спросил Лука. Темные флюиды, исходившие от Спэнтона и его спутников из поезда, были неподдельны. Не все еще на Норфолке успокоились, вернувшись из потустороннего мира.

— Мы с ребятами просто проезжали мимо, — сказал Спэнтон с вызовом. — Это что, запрещено законом?

— Закона нет, зато есть много пожеланий, — ответил Лука. — Здесь вас никто не ждет. Уверен, ты уважаешь мнение большинства.

— Пошел ты… сам знаешь, куда. Что ты будешь делать? Копов позовешь?

Большой серебряный значок шерифа материализовался на груди Марселлы.

— Я из полиции Колстерворта.

— Послушайте, — заговорил Брюс Спэнтон. — Мы просто решили осмотреть город. Повеселиться немного. Пополнить съестные запасы, разжиться Норфолкскими слезами. А завтра отчалим. Мы не хотим никакого шума. А оставаться здесь мы не собираемся. Зачем нам ваша зачуханная дыра? Понимаете, что я имею в виду?

— А как вы собираетесь расплачиваться за еду? — спросила Марселла. Лука еле сдержался, чтобы не бросить в ее сторону нахмуренный взгляд.

— Расплачиваться? — изумленно завопил Спэнтон. — Ты что, обалдела, сестренка? Мы теперь ни за что не платим. Все это сгинуло вместе с законниками. Кто нынче платит?

— Так дело не пойдет, — вмешался Лука. — Это наша еда. Не ваша.

— Она вовсе не твоя, балбес. Она принадлежит всем.

— Мы ее добыли, а не вы. Она наша. Понял?

— Да пошел ты. Мы жрать хотим. Имеем на это право.

— Теперь я тебя вспомнил, — сказал Лука. — Ты из банды Декстера. Его холуй. Что, скучаешь по нему?

Брюс Спэнтон указал на него пальцем.

— Я тебя запомню, подонок. Ты еще пожалеешь.

— Прежде чем отправляться в гости, научись манерам, — сказал Лука. — И следуй им. А теперь полезай на свою жалкую карикатурную машину и отчаливай. Или оставайся у нас. Мы тебе полезную работу предоставим. Будешь, как и остальные, зарабатывать себе на проживание. Потому что на паразитов мы тут не работаем.

— Дадите рабо… — гнев и недоумение были так велики, что Брюс Спэнтон даже не договорил. — Что, клянусь преисподней, это такое?

— Специально для тебя: преисподняя. А теперь валите отсюда, пока мы вас силой не заставили, — за спиной Луки послышались одобрительные возгласы.