- С миром? С миром! Ты, безмозглый, невежественный ублюдок! Им никогда не будет покоя! Никому не будет! Меня бы спросил! Спроси, ты, урод! Давай! Хочешь знать, что случилось? Да вот, вот что!!!
      Дневной свет померк, сменившись тусклым мерцанием Реннисона, внутреннего спутника Лалонда, озарявшим другой дом - на сей раз принадлежавший семье Николсов, соседей Джеральда. Мать, отца и сына связали и вместе с Джеральдом загнали в хлев.
      Отдельно стоящий дом окружали кольцом темные фигуры - уродливые, порой до жути звероподобные.
      - Боже мой, - прошептал Доббс. Две фигуры волокли в дом визжащую, упирающуюся девчонку.
      - Бог? - Джеральд расхохотался, точно пьяный. - Бога нет!!!
      На пятом часу непрерывного и - слава всем святым - ничем не прерываемого пути Кармита все еще не убедила себя до конца, что направившись в Байтем, они поступили верно. Все ее инстинкты подсказывали романа, что надо отправляться в Холбич, в безопасность, к своим соплеменникам, закрыться ими, как живым щитом, от злой судьбы, постигшей эти края. Те же инстинкты советовали ей опасаться Титреано. Но, как и предсказывала младшая дочка Кавана, в его присутствии с кибиткой ничего дурного не случилось. Несколько раз он даже указывал на дом или деревню, где, по его словам, таились его сородичи.
      Нерешительность - страшнейшее из проклятий.
      Но к этому времени у девушки почти не осталось сомнений, что он именно тот, за кого себя выдаст. Дворянин с древней Земли, овладевший телом норфолкского фермера.
      За эти часы они успели о многом поговорить, и с каждым услышанным словом уверенность Кармиты росла. Слишком много деталей он знал. И все же оставалась одна нераскрытая ложь, и это тревожило ее.
      Когда Титреано, к полному восторгу сестер Кавана, поведал о своей прошлой жизни, он попросил, чтобы ему рассказали о Норфолке. Вот тут Кармита начала выходить из себя. Женевьеву она еще могла терпеть: мир, видимый глазами двенадцати(земно)летней девчонки и так достаточно нелеп, слишком много в этом взгляде недопонимания и юношеского энтузиазма. Но Луиза - с этой девкой дело иное. Кавана-старшая объясняла, что экономика планеты строится на экспорте Норфолкских слез, что основатели колонии в мудрости своей избрали для своих потомков пасторальную жизнь, что города и поселки на планете все прекрасны, а земля и воздух - необычайно чисты по сравнению с промышленными мирами, что народ очень мил, поместья прекрасно обустроены, а преступники исключительно малочисленны.
      - Мнится мне, - заметил Титреано, - что многих достойных целей вы добились. Зависти достоин тот, кто родился в Норфолке.
      - Некоторым людям такое положение не нравится, - заметила Луиза. - Но их немного.
      Она опустила глаза и ласково улыбнулась Женевьеве, которая мирно дремала, положив голову ей на колени. Сестренку наконец-то убаюкало тихое покачивание кибитки.
      Луиза пригладила локоны сестры - грязные, нечесаные. Отдельные прядки опалило и скрутило пламя во время пожара в конюшне. У миссис Чарлсворт от такого зрелища припадок бы случился. Дочерям помещиков полагалось во всякое время дня и ночи служить воплощением хороших манер, а дочерям Кавана - в особенности.
      Воспоминание о старой няньке, о принесенной ею жертве грозило выпустить на волю так долго сдерживаемые слезы.
      - Скажи уж ему тогда, и почему нашим диссидентам здесь не нравится, подначила Кармита.
      - Кому-кому?
      - Членам Земельного союза, торговцам, попавшим в тюрьму за продажу лекарств, которую принимает за должное вся Конфедерация, всем земледельцам и прочим жертвам помещичьего класса, включая вашу покорную слугу.
      Гнев, усталость и отчаяние боролись в мозгу Луизы, грозя подавить остатки здравого смысла. Она так устала, но должна была терпеть - ради Джен. Ради Джен и драгоценного ребенка. Увидит ли она Джошуа снова?
      - Почему ты так говоришь? - устало произнесла она.
      - Потому что это правда. Конечно, к ней Кавана не привыкли. Особенно от таких, как я.
      - Я знаю, что мир несовершенен. Я не слепая. И не дура.
      - Не-ет, зато вы хорошо усвоили, как цепляться за свои привилегии, свою власть. И куда это завело вас? Всю планету захватили, отняли у вас. Так что - не так вы мудры? Не так могучи?
      - Это гнусная ложь.
      - Да ну? Две недели назад ты проезжала мимо меня верхом, когда я гнула спину на розовых плантациях поместья. Тогда ты остановилась, чтобы со мной поболтать? Заметила ли меня вообще?
      - Прошу, сударыни... - пробормотал Титреано. Ему было неуютно.
      Но Луиза не могла оставить без ответа этот вызов, оскорбление, гнусную инсинуацию.
      - А ты - ты просила меня остановиться? - огрызнулась она. - Ты хотела бы слышать, как я болтаю о вещах, которые дороги и близки мне? Или ты была слишком занята, глумясь над ними? Ты, со своей нищей праведностью! Если я богата, значит, я злодейка - так по-твоему выходит, верно?
      - Твое семейство - точно! Ваши предки обеспечили себе власть конституцией диктатуры. Я родилась в дороге, на дороге же и умру - пусть, я не против. Но вы обрекли нас на дорогу по кругу. Она не ведет никуда - и это в эпоху, когда можно долететь до самого центра галактики! Вы сковали нас цепями прочней любой тюрьмы. Я никогда не увижу рассветов и закатов другой планеты.
      - Ваши предки знали нашу конституцию, когда приезжали, и это их не остановило. Они видели только, что она даст вам свободу бродить по дорогам, как вы это делали всегда, но вы не можете бродить на Земле.
      - Если это свобода, почему мы не можем покинуть планету?
      - Да кто вам мешает - купите билет на звездолет!
      - Ага, размечталась! Вся моя семья за один сезон сбора почек не заработает на один билетик. Вы ведь и экономику контролируете. Все к тому, чтобы мы не заработали больше жалких крох.
      - Я не виновата, что вы не способны придумать себе работы, кроме сбора Слез. Кибитка у тебя есть - почему не торговать вразъезд? Или насадить свои розы. На сотнях островов осталась незанятая земля.
      - Мы не владеем землей, потому что не хотим быть прикованы к ней.
      - Именно! - завопила Луиза. - Только ваши глупые предрассудки вас и держат. Не мы, помещики. Зато нас можно винить в ваших несчастьях, потому что посмотреть правде в лицо у вас смелости не хватает. И не думайте, что это только ваша беда. Я тоже хочу повидать всю Конфедерацию. Я каждую ночь об этом мечтаю. Но меня на звездолет никто не пустит. Мне не позволят - а это куда хуже. Вы свою тюрьму построили, а я в своей родилась. Меня привязывает к этому миру мой долг. Я всю жизнь должна положить на благо этого острова.
      - О да. Страдания благородных Кавана. Как я признательна! - Кармита ожгла Луизу взглядом, едва замечая прислушивающегося Титреано и не обращая внимания, куда рысит ее конек. - А скажите, юная мисс Кавана, сколько в вашей благородной семье у вас братьев и сестер?
      - Братьев у меня нет. Только Женевьева.
      - А что же незаконные? - промурлыкала Кармита. - Про них забыла?
      - Незаконные? Не болтай ерунды. В нашем роду их нет.
      - Как ты в этом уверена! - горько хохотнула романэ. - Ну еще бы - ты же выше нас всех. Ну а я знаю троих, и это только в моем роду. Моя двоюродная сестра прошлым летом одного доносила - славный такой мальчуган, весь в отца пошел. В твоего отца. Как видишь, для него это не только тяжкий труд... но и удовольствие. Побольше, чем он мог найти в постели твоей матери.
      - Вранье! - крикнула Луиза. Ей было мерзко и стыдно.
      - Да ну? Со мной он спал за день до того, как отправился с солдатами в Бостон. И уж конечно, не зря заплатил деньги - я девушка честная, не обманываю. Так что не говори мне о благородстве и великих жертвах. Твое семейство не больше чем титулованные разбойники.
      Луиза опустила голову. Глаза Женевьевы были широко распахнуты, девочка моргала, ослепленная багровым сиянием. "Господи, только бы она не слышала", - взмолилась про себя Луиза.
      Она обернулась к цыганке. Губы ее мелко подрагивали, и удержать их больше не было сил, не было сил и спорить. Этот день одержал победу - он избил ее, взял в плен родителей, захватил дом, сжег поместье, запугал сестру и погубил последнюю каплю счастья - золотые, сладкие воспоминания.
      - Если ты хотела отомстить Кавана, - тихонько проговорила она, - если ты хотела довести меня своими россказнями до слез - ты своего добилась. Мне уже все равно. Но сестру мою пощади. Она слишком много сегодня пережила. Слишком много для ребенка. Пусть уйдет в кибитку, где твои обвинения не слышны. Пожалуйста.
      Она хотела сказать еще много, так много, но дыхание перехватило, и слова застряли в горле. Луиза начала всхлипывать, злясь на себя, что показывает сестре неприличную слабость, - но так легко было позволить слезинкам течь.
      Женевьева до боли стиснула сестру в объятьях.
      - Ну не плачь, Луиза, не плачь. - Она надула губки. - Я тебя ненавижу! - бросила она Кармите.
      - Надеюсь, теперь вы довольны, сударыня, - резко проговорил Титреано.
      Кармита глянула на несчастных сестер, на жесткое, застывшее от омерзения лицо их попутчика, потом уронила вожжи и закрыла лицо руками. Ей было невыносимо стыдно.
      Черт... вымещать собственный ужас на перепуганной шестнадцатилетней девчонке, ни одной живой душе не причинившей зла. Девчонке, которая рискнула собственной шкурой, чтобы предупредить ее об одержимых на ферме.
      - Луиза... - Она протянула руку вес еще всхлипывающей девочке. Луиза, мне... мне очень стыдно. Я не хотела этого говорить. Не подумала, дура.
      По крайней мере, она не ляпнула: "Прости меня". "Неси свой крест сама, самовлюбленная сучка".
      Титреано приобнял Луизу за плечи, но девушка продолжала рыдать.
      - Мой ребенок... - простонала Луиза прерывисто. - Они убьют его, если нас схватят.
      Титреано ласково взял ее за руку.
      - Вы... в тягости?
      - Да!
      Всхлипывания стали громче.
      Женевьева раскрыла рот.
      - Ты... беременна?
      Луиза мотнула головой, растрепав волосы.
      - Ох! - Сестренка слабо улыбнулась. - Я никому не скажу, Луиза, правда! - серьезно пообещала она.
      Луиза шумно сглотнула и воззрилась на сестру. Потом ее разобрал смех, и сестры крепко обнялись.
      Кармита постаралась не выдать изумления. Помещичья дочка вроде Луизы, высшая из высокородных - и на сносях без мужа! Интересно, кто...
      - Ладно, - с неторопливой решимостью проговорила она. - Это еще одна причина вывезти вас с острова. Пожалуй, главная. - Сестры поглядывали на нее с исключительным недоверием. Что ж, трудно их винить. - Я клянусь вам, - продолжила Кармита, - что мы с Титреано сделаем все, чтобы посадить вас на самолет. Так, Титреано?
      - Воистину так, - серьезно ответил одержимый.
      - Вот и ладно. - Кармита подобрала вожжи и хлестнула своего пегого, сбавившего шаг. Конек вновь перешел на размеренную рысь.
      "Одно доброе дело, - подумала она, - одна капля достоинства за шесть часов катастрофы. Этот малыш будет жить. Бабушка, если ты за мной приглядываешь и если ты можешь хоть как-то помочь живущим - сейчас самое время".
      И - эта мысль не оставляла ее - кто тот мальчишка, которого не испугал Грант Кавана, кто осмелился коснуться его драгоценной дочки? И не просто коснуться, судя по всему. Ошалевший романтик или настоящий герой?
      Кармита рискнула бросить на Луизу опасливый взгляд. Так или иначе, а девочке повезло.
      На бортах длинного крытого грузовоза, припарковавшегося на третьем уровне подземной стоянки под мэрией, красовалась эмблема метамехкорпорации "Тароза" - стилизованная пальма и орбита электрона. Место было выбрано у самого служебного лифта, и восемь человек - шестеро мужчин и две женщины, выбравшиеся из грузовика, все носили фирменные темно-красные комбинезоны. Из кузова одна за другой покорно выкатились три бесколесные тачки, заваленные ящиками и оборудованием.
      Один из рабочих подошел к лифту, вытащил из кармана процессорный блок, набрал что-то на панели, помедлил, набрал что-то снова. Опасливо покосился на своих невозмутимых спутников.
      Но процессорная сеть здания приняла кодовый сигнал с блока, и двери лифта с шипением отворились.
      Эммет Мордден непроизвольно обмяк от облегчения. В прошлой жизни он страдал "медвежьей болезнью", и, похоже, хворь эта собиралась перебраться за ним в новое тело. Во всяком случае, в животе опасно бурлило. С ним всегда такое случалось, когда приходилось работать на переднем крае. Он был техником поддержки - по крайней мере до того дня в 2535 году, когда его босс пожадничал и прокололся на этом. Полиция потом утверждала, что налетчикам предлагали сдаться, но Эммету Морддену было уже все равно.
      Он запихнул процессорный блок обратно в набитый карман и вытащил вместо него набор инструментов размером с ладонь. Интересно наблюдать, как далеко ушла техника за семьдесят пять лет - принцип тот же, но цепи и софтвер значительно сложнее.
      Ключ из набора открыл защитную крышку над панелью ручного управления лифтом. В розетку интерфейса Мордден воткнул оптоволоконный кабелек, и процессорный блок вспыхнул простеньким дисплеем. На то, чтобы дешифровать команды управления лифтом, ушло восемь секунд. Потом подпрограмма слежения была стерта.
      - Мы вошли, - объявил Эммет, выдергивая кабель. Чем проще было электронное оборудование, тем лучше оно работало рядом с одержимыми. Отключив большую часть функций процессорного блока, Мордден обнаружил, что может заставить его работать, хотя низкая эффективность все еще беспокоила.
      Пока команда затаскивала в лифт тачки и втискивалась сама, Аль Капоне хлопнул Эммета по плечу.
      - Отлично сработано, Эммет. Я тобой горжусь.
      Эммет выдавил слабую благодарную улыбку, прежде чем нажать кнопку, закрывающую двери. Решимость, с которой Аль подмял под себя группу одержимых, он даже приветствовал. Прежде они только и делали, что спорили, как лучше добывать новые тела для одержания. Девяносто процентов времени уходило на свары и попытки подсидеть ближнего. Те немногие договоры, которые удавалось заключить, держались на волоске.
      Потом пришел Аль и спокойненько так объяснил, что теперь он тут главный, спасибо всем большое. Эммета совершенно не удивило, что человек, проявивший такую целеустремленность и ясность мысли, оказался наделен и выдающимися энергистическими способностями. Двое попытались возразить. И палочка, которую Аль Капоне так беспечно вертел в руке, выросла в бейсбольную биту.
      После этого возражений не последовало. А самое веселое - и в полицию не настучать!
      Эммет не был уверен, чего боится сильней - силы Капоне или его бешеного характера. Но он был всего лишь шестеркой: делаешь что говорят, и ладно. Если бы еще Аль не настоял, чтобы Эммет этим утром тащился с ними...
      - Верхний этаж, - приказал Аль. Эммет вдавил кнопку. Лифт поехал.
      - Так, ребята, - раздавал Каноне последние указания, - помните, что с нашей силой мы всегда можем пробить себе дорогу. Но это наш единственный шанс завладеть городом с одного удара. Если нас обломят, дела пойдут со скрипом, так что держимся плана, о'кей?
      - Точно, Аль, - горячо поддержал его Бернард Олсоп. - Я с тобой.
      Несколько его спутников глянули на Бернарда с едва скрываемым презрением.
      Аль широко ухмыльнулся, не обращая на них внимания. Бо-оже, как это здорово - начинать снова с нуля, не имея за душой ничего, кроме амбиций! Но в этот раз он заранее знал, куда бить. Спутники натаскали его в истории прошедших веков. Администрация Новой Калифорнии была прямым потомком правительства США. Федералы. А к этим ублюдкам у Капоне был старинный счет.
      Брякнул звоночек, когда двери лифта отворились на сто пятидесятом этаже. Первыми вышли Дуайт Салерно и Патриция Мангано. Улыбнувшись троим служащим, проходившим по коридору, они испепелили разом всех ударом белого огня. На пол упали обугленные тела.
      - Все в порядке, - проговорил Эммет, сверившись с процессорным блоком. - Тревоги нет.
      - Тогда за дело, ребята! - с гордостью возгласил Аль.
      Конечно, все изменилось с тех пор, когда его шестерки - Ансельми, Скализе - выходили на улицы Цицеро. Но у этих новичков есть хребет и есть занятие. И как же замечательно снова быть в деле!
      Одержимые рассеялись по этажу. Форменные комбинезоны "Тарозы" уступили место костюмам их родных годов, в руках появлялось оружие - неожиданное и разнообразное. Точно нацеленные струи белого огня пробивали двери, обыскивались одна за одной комнаты, и все до запятой следовали плану. Плану Капоне.
      В Сан-Анджелесе было шесть часов утра, и немногие работники мэрии были на месте. Но те, кому не повезло явиться пораньше, увидели, как в их кабинеты врываются "ретро" и под угрозой оружия выволакивают в коридоры. Нейросети отключались, настольные терминалы вырубались, сетевые процессоры не отзывались. Невозможно было ни позвать на помощь, ни предупредить о случившемся. Служащих согнали в кабинет зам. советника по здравоохранению семнадцать человек, в панике цепляющихся друг за друга.
      Им казалось, что худшее позади, осталось лишь перетерпеть несколько часов или даже дней в этой комнатушке, покуда власти проводят с террористами переговоры об их освобождении. Но потом "ретро" начали выводить их по одному, начиная с самых стойких. Крики и вопли доносились даже сквозь крепкие двери.
      Аль Капоне стоял у стеклянной наружной стены кабинета мэра, глядя на город. Зрелище было изумительное. За всю свою жизнь ему не доводилось бывать на такой высоте. По сравнению с этой башней даже Эмпайр Стейт Билдинг показался бы крохотным - а она была не самой высокой в городе.
      Небоскребы занимали лишь самый центр Сан-Анджелеса - пять или шесть десятков башен образовывали его финансовый, деловой и правительственный центр. А дальше на пологих склонах холмов раскинулся огромный город, пересеченный серыми линиями автострад и ровными зелеными квадратами парков. На востоке сверкал на солнце океан.
      Аль, которому всегда нравилось озеро Мичиган летом, был заворожен бирюзовым простором, искрящимся в первых лучах восходящего солнца. А сам город - такой чистый, такой великолепный. Куда там Чикаго - подобной империи позавидовали бы Сталин и Чингиз-хан.
      Эммет постучал и, не получив ответа, просунулся в дверь.
      - Аль, прости, что тревожу... - осторожно пробормотал он.
      - Ничего, парень, - махнул рукой Аль. - Что там такое?
      - На этаже всех согнали. Электроника вся полетела, тревогу им не поднять. Бернард и Луиджи повели первых на одержание.
      - Молодцы. Отлично сработали.
      - Спасибо, Аль.
      - А что прочие финтифлюшки - телефоны там, машинки счетные?
      - Я сейчас подключаю свои системы в сеть мэрии, Аль. Еще полчаса, и все будет у нас в руках.
      - Хорошо. Ко второй стадии переходить можем?
      - А как же.
      - Ладно, тогда возвращайся к своим проводам.
      Эммет вышел из кабинета. "Хорошо бы, - подумал Аль, - самому что-то знать про эти финтифлюшки". Этот будущий мир слишком полагался на свои умные машинки. Явный прокол. А такие слабости Аль Капоне прекрасно умел использовать.
      Он позволил сознанию соскользнуть в то особое состояние, когда остальные одержимые ощущались им. Его команда разместилась вокруг мэрии кто прогуливался по тротуарам взад-вперед, кто сидел в припаркованных вокруг машинах, кто пережевывал завтрак в соседних кафе.
      "Придите", - скомандовал он.
      И наземные двери мэрии распахнулись настежь.
      Мэр Аврам Харвуд III прибыл в свой кабинет без четверти девять. Настроение у него было преотличное. Это был первый день на этой неделе, когда его с самого утра не засыпали датавизами с работы по поводу ретрокризиса. Собственно, он вообще не получил ни единого послания из мэрии. Просто рекорд какой-то.
      С личной стоянки он поднялся наверх экспресс-лифтом. Наверху его встретило тихое безумие. В чем оно заключалось, мэр затруднился бы определить, но что-то было не так. Служащие суетились, как обычно, едва замечая начальника. Дверцы лифта за его спиной остались открытыми, освещение внутри погасло. Он попытался отправить датавиз контрольному процессору - никакой реакции. Мэр попробовал отзвонить ремонтникам и обнаружил, что сетевые процессоры отключены.
      Черт, только этого не хватало - полный сбой электроники. По крайней мере, понятно, почему сообщений нет.
      А войдя в свой кабинет, мэр увидал, что в его любимом кресле развалился смуглокожий юноша. В зубах юноша держал толстую мягкую палочку, кончик которой слегка тлел. А уж его костюм... "Ретро"!
      Мэр Харвуд попытался выскочить обратно в коридор. Без толку. Дорогу ему загородили трое здоровяков в таких же старомодных двубортных костюмах, бурых широкополых шляпах. В руках они сжимали примитивные автоматические винтовки с дисковыми магазинами.
      Мэр попытался датавизировать гражданский сигнал тревоги, но его нейросеть отказала, и ровные ряды иконок трусливо сбежали из поля зрения.
      - Садитесь, господин мэр, - благодушно промолвил Аль Капоне. - Нам с вами есть что обсудить.
      - Вряд ли.
      Приклад "томпсона" ткнулся Авраму Харвуду между лопатками. Мэр всхлипнул от боли, перед глазами все померкло. Посетительское кресло врезало ему под коленки, и мэр рухнул на подушки, хватаясь за грудь.
      - Понял? - поинтересовался Аль Капоне. - Не ты здесь главный. Так что давай лучше сотрудничать.
      - Полиция будет здесь через пять минут. И, мистер, когда она прибудет, тебя и твою банду размажут по стенам. Даже не думай, что я тебе помогу торговаться. Комиссар знает мою политику в отношении заложников. Никаких уступок.
      Аль Капоне широко ухмыльнулся и подмигнул.
      - Мой парень, Авви. Ты мне нравишься. Всегда уважал парней, которые не сгибаются. Ты же не сопля какая. Чтобы в таком городище пролезть на самую вершину, нужна голова, да не пустая. Так что перемолвись словечком со своим комиссаром. Прочисти мозги.
      Он поманил кого-то пальцем. Аврам Харвуд обернулся и увидел, как в кабинет входит комиссар Восбург.
      - Привет, господин мэр, - весело помахал рукой Восбург.
      - Род! О Господи, они и тебя достали...
      Слова застряли у него в горле, когда знакомое лицо Восбурга поплыло. На щеках появилась шерсть - не борода, а густой жесткий мех... лицо превращалось в морду.
      - И меня тоже достали. - Голос тоже изменился - клыки, слишком длинные для человека, мешали говорить внятно. Чудовище дико расхохоталось.
      - Да кто вы такие, черт?! - взвыл Аврам Харвуд.
      - Покойники, - ответил Аль. - Мы вернулись.
      - Херня.
      - Спорить не стану. Как я уже сказал, у нас есть предложение. Один из моих ребят - почти мне ровесник - ляпнул, что у вас это зовется неотразимым предложением. Мне оборот понравился. Вот это я тебе и готов сделать, Авви, мальчик мой, - неотразимое предложение.
      - Какое?
      - А вот какое: я не только души возвращаю к новой жизни. Я намерен воскресить Организацию. Ту, что была у меня когда-то, только в ...надцать раз круче. Тебе я предлагаю присоединиться. На полном серьезе, даю слово. Ты, твоя семья, твои близкие - вас не одержат. Я знаю, как награждать за верность.
      - Ты псих. Ты полный берсеркоид. К тебе присоединиться? Да я еще увижу, как тебя и всех вас, психопатов, в порошок сотрут, и еще на костях ваших попляшу.
      Аль наклонился вперед и облокотился на стол, серьезно глядя на мэра.
      - Извини, Авви. Не выйдет у тебя ничего. Ни хрена не выйдет. Понимаешь, мое имя слышат и думают: о, бандюга, громила, в люди вышел. Херня это. Я королем был, тля. Король Капоне Первый. У меня все политики вот где были. Я знаю, за какие ниточки тянуть в мэрии, за какие - в участках. Я знаю, как город устроен. Вот поэтому я здесь. Я готов к самому большому налету в истории.
      - Что?
      - Я хочу украсть планету, Авви. Всю хевру из-под твоего носа увести. Эти вот ребята у тебя за спиной, те, кого ты зовешь "ретро", - они до меня ни черта ведь не понимали. Потому что, между нами говоря, задергивать небо, как форточку, занавесками - шизовая идея, нет? Так что я их научил уму-разуму. Хватит мозги клепать. Время играть по-крупному.
      Аврам Нарвуд опустил голову.
      - О боже...
      "Да они все тут сумасшедшие. Совсем съехали с катушек. Господи, увижу я еще своих родных?"
      - Я тебе все объясню, Авви. Снизу, как это делали "ретро", общество взять нельзя. Ну, типа "копим силы, пока не окажемся в большинстве". А знаешь, почему это хреновая идея? А потому что большинство, оно не станет жопу просиживать, оно зубами и когтями драться будет. И ведут его такие ребята, как ты, Авви. Вы - генералы, вы - самые опасные ребята, это вы строите адвокатов, и копов, и федеральных агентов и говорите "фас!" Все, чтобы защитить большинство, которое вас выбрало, и себя вместе с ним. Поэтому, вместо того чтобы делать революцию через жопу, надо поступать как я. Двигаться сверху вниз, - Аль встал, подошел к стеклянной стене и указал сигарой на улицы внизу. - В мэрию, Авви, приходят люди. Работники, полицейские, нотариусы, чиновники, налоговики. Все те, кто шел бы на меня войной, если б знал, кто я и где. Вот так. Войти-то они входят, а выйти уже не сумеют. Пока мы всем и каждому из них не покажем свет в окошке, - Капоне обернулся и заглянул в наполненные ужасом глаза Аврама Харвуда. - Такие дела, Авви, - тихонько проговорил он. - Мои ребята идут с самого низу наверх и дойдут досюда. И все те парни, которые сидят по кабинетам и борются с такими, как я, - на их месте будут ребята, которые понесут в мир мое знамя. Верно я говорю, парни?
      - Чистая правда, Аль, - подтвердил Эммет Мордден, сгорбившийся над парой процессорных блоков на уголке стола и отслеживающий ход операции. Первые двенадцать этажей уже наши. Сейчас ребята занимаются одержанием с тринадцатого по восемнадцатый. По моим оценкам, за это утро мы одержали приблизительно шесть с половиной тысяч человек.
      - Видишь? - Капоне экспансивно взмахнул сигарой. - Уже началось, Авви. И ты ничего не поделаешь. К обеду вся администрация города будет у меня в кармане. Прямо как в старые времена, когда из этого кармана жрал Большой Билл Томпсон. А на завтра у меня планы покруче.
      - Не выйдет, - прошептал Аврам Харвуд. - Не может.
      - Выйдет, Авви, еще как выйдет. Загвоздка в... вернувшихся. Они не совсем умом интакто, капиш? Я ведь не просто Организацию строю. Черт, уж между нами-то врать не будем: я строю новое правительство для Новой Калифорнии. И мне нужны люди, которые помогут мне править. Люди, которые справятся с машинами-фабриками. При которых свет будет гореть, вода - течь, а мусор - вывозиться. Тля, да если все это пропадет, мои же граждане меня пристрелят. Об этом-то "ретро" не подумали. Что потом будет? Жить-то всем надо, - Аль присел на подлокотник роскошного кресла, в котором съежился Аврам Харвуд, и по-приятельски обнял его за плечи. - Вот тут на сцену выходите вы, господин мэр. Все в этой комнате хотят быть моими лейтенантами. Но тут старая проблема - всем сестрам да по серьгам. Парни-то они ничего, да таланта нет. Но ты, дружок, - у тебя есть талант. Так ты подумай! Работа прежняя. Зарплата повыше. Все преимущества. Пара красоток, если пожелаешь. Так что скажешь, а? Скажи "да", Аврамчик. Порадуй мою душу.
      - Никогда.
      - Что? Что ты сказал, Аврамчик? У меня со слухом проблемы.
      - Я сказал "НИКОГДА", ты, психопат!
      Капоне очень спокойно поднялся.
      - Я... прошу. Я, тля, на колени становлюсь и прошу мне помочь. Прошу стать моим другом. Тебя прошу, задница ты, которого я в первый раз вижу. Я перед тобой душу выворачиваю. Я, тля, кровью сердца пол заливаю. И ты отвечаешь "нет". Нет. Мне!
      На щеке его страшным огнем вспыхнули три шрама. Все, кто был в кабинете, в испуганном молчании прижались к стенам.
      - Ты это имел в виду, Аврамчик? Ты сказал "нет".
      - Точно, засранец! - гаркнул Аврам Харвуд. Его затопил безумный восторг приговоренного, дикая радость от последнего плевка в лицо врагу. Ответ - нет! Нет! Никогда!
      - Тут ты ошибся. - Аль уронил окурок сигары на толстый ковер. - Крупно ты ошибся, приятель. Ответ - да. Когда ты говоришь со мной, ответ всегда "да". И даже "да", тля, "пожалуйста, мистер Капоне, есть, сэр!" И я, твою мать, от тебя это еще услышу. - Он ткнул мэра кулаком в грудь. - Сегодня ты мне скажешь "да".
      Мэру Авраму Харвуду хватило одного взгляда на материализовавшуюся в руках Аль Капоне окровавленную бейсбольную биту, чтобы понять - сейчас ему станет очень больно.
      Заря не пришла. Уютный белый свет Герцога, центрального светила двойной системы Норфолка, не разогнал недолгой ночной тьмы, прежде чем встанет над долами его сияющий диск. Вместо этого над горизонтом разгоралось порченое коралловое мерцание, окрашивая листву тусклым багрянцем.
      Вконец запутавшейся Луизе подумалось на миг, что это Герцогиня возвращается на небеса, пройдя свой путь по другую сторону планеты за несколько минут после собственного заката, чтобы выскочить из-под земли перед плетущейся цыганской кибиткой. Но приглядевшись с минутку, она поняла, что впечатление это создает плотная рыжая мгла в небе. Вставал на самом деле Герцог.
      - Что это? - дрожащим голоском спросила Женевьева. - Что случилось?
      - Не знаю. - Луиза высунулась из кибитки и окинула взглядом горизонт. - Похоже на очень высоко поднявшийся туман, но почему такого цвета? Ничего подобного не видела.
      - Мне это не нравится! - объявила Женевьева и, сложив руки на груди, обиженно покосилась на небо.
      - Ты не знаешь, что творится? - спросила Кармита у Титреано.
      - Не вполне, сударыня, - ответил тот встревоженно. - И все же мнится мне, что есть в сем некая правильность. Или вас не успокаивает сей полог?
      - Ни хрена он меня не успокаивает, - огрызнулась Кармита. - Это... противоестественно, и ты это сам знаешь.
      - Да, сударыня.
      Его неохотное согласие едва ли успокоило ее. Страх, неуверенность, бессонница, голод, стыд - напряжение начинало накапливаться.
      Еще с полмили кибитка катилась по дороге в разгорающемся кровавом сиянии. Кармита направляла своего пегого конька знакомой лесной тропой. Едва заметные складки земли становились здесь глубже, то вставали холмы, то открывались долины. Склоны пересекали русла пересохших ручьев, углубляясь в овраги, во множестве Уродовавшие дно каждой долины. Деревья здесь росли густо и могли укрыть не только беглецов, но и их возможных преследователей, так что полагаться приходилось почти исключительно на загадочное чутье Титреано.