— Мы вас засекли, — датавизировал он. — Ждите.

— «Юдат»! — сказал Азиз. — Сможешь ты нас отнести к ней? Пожалуйста.

— Я это сделаю.

Халтам выдавил нервную усмешку. По крайней мере, черноястреб готов был сотрудничать с ними. Хотя по-настоящему они это узнают, когда снова потребуется скачок.

«Юдат» подвинулся к Мзу на пятьдесят метров, подстроившись под ее траекторию, после чего Черри Варне натянула маневровый ранец и затащила пассажирку внутрь.

— Надо уходить, — датавизировала Мзу, едва закрылся шлюз. — Немедленно.

— Ты не предупредила нас о своих приятелях на берегу, — укоризненно ответила Черри.

— Вас предупреждали об агентах-наблюдателях. Если вы не осознавали, на что они готовы пойти, лишь бы остановить меня, — извините, но я полагала, что это с очевидностью следует из моих слов. А теперь прошу — мы должны исчезнуть отсюда.

Стоило затвориться наружным створкам, как шлюз начал наполняться стылым воздухом. На глазах Черри Мзу с неуклюжей осторожностью расстегнула крепления потертого, старого, несообразно маленького рюкзачка, и тот упал на пол. Скафандр С-2 начал соскальзывать с кожи, маслянистой массой собираясь в свисающую с сенсорного воротника каплю. Покуда ее собственный скафандр переходил в режим хранения, Черри с любопытством разглядывала пассажирку. Невысокую негритянку трясло, хотя кожу ее заливал пот. Руки ее были словно вывихнуты артритом, перекрученные опухшие пальцы едва шевелились.

— Наш капитан без сознания, — сказала Черри. — И я не уверена, что «Юдат» не пострадал.

Алкад сморщилась, качая головой. Ох, что за насмешка судьбы — из всех звездолетов мира полагаться на добрую волю «Юдата».

— За нами пошлют погоню, — ответила она. — Если мы останемся здесь, меня захватят, а вас, скорее всего, уничтожат.

— Слушай, что ты такого натворила, что королевство из-за тебя на ушах стоит?

— Тебе лучше не знать.

— Нет уж, мне лучше знать, с чем мы имеем дело.

— С большой бедой.

— А поточнее нельзя?

— Хорошо — на мою поимку будут брошены все наличные силы королевского разведывательного агентства по всей Конфедерации, если тебя это утешит. Ты вряд ли захочешь долго болтаться у меня на хвосте, потому что тогда ты умрешь. Вполне ясно?

Черри не знала, что ответить. Они знали, что Мзу — какая-то беглая диссидентка, верно, но чтобы она привлекала такое внимание властей?.. И почему Транквиллити, по-видимому, на пару с Повелительницей Руин, помогает королевству Кулу арестовывать ее? Нет, связываться со Мзу себе дороже.

Алкад датавизировала бортовому компьютеру, требуя прямой связи с самим черноястребом.

— «Юдат»?

— Да, доктор Мзу?

— Ты должен покинуть это место.

— Мой капитан ранен. Разум его помрачен и глух. Когда я думаю, мне больно.

— Мне жаль Мейера, но мы не можем здесь оставаться. Черноястребы Транквиллити знают, куда ты прыгнул. Повелительница Руин пошлет их по моим следам. Они вернут нас всех туда.

— Я не желаю возвращаться. Транквиллити пугает меня. Я считал его своим другом.

— Один скачок, и все. Маленький. Не больше светового года, направление не так важно. Тогда никакой черноястреб не последует за нами. Там и посмотрим, что можно сделать дальше.

— Хорошо. Световой год.

Черри уже расстегнула воротник скафандра, когда ощутила знакомое колебание локального поля тяготения — знак того, что искажающие поля «Юдата» открывают зев червоточины.

— Очень умно, — сардонически бросила она. — Надеюсь, вы знаете, что творите. Биотехкорабли обычно не совершают прыжков без присмотра своего капитана.

— Вот это суеверие я бы попросила вас отбросить, — устало ответила Мзу. — Космоястребы и черноястребы значительно умнее людей.

— Но их разум иного порядка.

— Дело сделано. И мы, как мне кажется, еще живы. Еще жалобы будут?

Черри гордо промолчала, натягивая комбинезон, в каких обычно ходили на борту.

— Помогите мне надеть рюкзак, пожалуйста, — попросила Мзу. — Руки меня не слушаются. Наше бегство с Транквиллити оказалось более бурным, чем я рассчитывала, и мне сейчас пригодились бы медпакеты.

— Ладно. Пакеты вам наложит Халтам — он сейчас в рубке, пользует Мейера. А рюкзак я понесу.

— Нет. Накиньте мне на плечо. Я понесу сама.

Черри выдохнула сквозь стиснутые зубы. Ей самой до боли хотелось помчаться и посмотреть, как там Мейер. Ее пугала возможная реакция «Юдата» на долгое бессознательное состояние капитана. Адреналиновая буря, поднятая удачным бегством, улеглась, и за ней, как это бывает, накатила депрессия. А от этой коротышки можно ждать не меньше бед, чем от равного веса оружейного плутония.

— Да что у вас там такое?

— Это тебя пусть не заботит.

Черри подхватила рюкзак за лямки и сунула Мзу под нос. Если судить по весу, ничего там особенного нет.

— Слушай, ты…

— Очень много денег. А еще больше — информации, которая тебе все равно ничего не скажет. Того, что я нахожусь у вас на борту, достаточно, чтобы всех вас просто перестреляли. А если агентство узнает, что ты держала этот рюкзак с его содержимым в руках, тебя подвергнут личностному допросу, только чтобы выяснить, сколько он весит. Ты уверена, что хочешь ухудшить положение, заглянув внутрь?

Гораздо больше Черри хотелось огреть строптивую пассажирку драгоценным рюкзаком по голове. Согласившись на эту нелепую спасательную операцию, Мейер совершил самую большую ошибку в своей жизни. Она надеялась только, что ошибка эта не окажется роковой.

— Как пожелаешь, — ответила Черри с напускным спокойствием.

Космопорт Сан-Анджелеса располагался на южной окраине мегаполиса — городок, сработанный из оживших машин, десять километров в поперечнике. Разровненную землю залили углебетоном, а получившуюся площадку поделили на подъездные дороги, стоянки для такси, посадочные поля. Через сотни ангаров и грузовых терминалов проходила пятая часть всего орбитального трафика планеты.

Среди удручающе безликих рядов стандартных ангаров из композитных плиток и кубиков конторских зданий только главному пассажирскому вокзалу было позволено выделяться. Вокзал походил на звездолет, каким его могли бы построить, не заставляй сама природа системного прыжкового привода ограничиваться одинаковыми сферическими корпусами. Изящный гибрид гиперзвукового биплана и низкогравитационной плавильной печи, выполненный в стиле монументальной техноготики, совершенно закрывал горизонт. Водителям, едущим из города, казалось, что огромное строение вот-вот обрушится на копошащиеся под его распростертыми крыльями дельтакрылые челноки.

Джеззибелла даже не глянула на него. Все время поездки она просидела, закрыв глаза — не подремывая, несмотря на ранний час, а просто отключив мысли. Эти детишки со вчерашнего концерта — как их там звали? — в постели оказались совершенно бестолковыми, все их чувства заглушало тягостное почтение. Сейчас она хотела улететь. Из этого мира. Из этой галактики. Из этой вселенной. Жить в вечной надежде, что поджидающий звездолет унесет ее туда, где творится нечто новое, что следующая остановка на пути развеет томительную скуку.

Недвижно сидевшие рядом Лерой и Либби молчали. Настроение хозяйки было им знакомо. Всякий раз, когда она покидала планету, одно и то же. И каждый раз чуть сильнее.

Лерой в глубине души был почти уверен, что это невысказанное томление и привлекало к ней подростков — оно было созвучно возрастному чувству недоумения и тоски. Однако приглядывать за этим стоило. Сейчас это было необходимое страдание артиста, муза-извращенка. Но если не присмотреть, оно запросто может выродиться в жестокую депрессию.

Еще одна забота на плечи. Опять стресс. Хотя свою работу он не променял бы на другую.

Одиннадцать машин колонны сопровождения одна за другой вставали в ячейки на парковке для особо важных персон под крылом вокзала. Лерой выбрал для отлета такой ранний час потому, что в это время вокзал почти пустовал и пройти таможенные процедуры можно будет без проблем.

Возможно, поэтому никто из охранников не заметил неладного. Привычные выискивать усиленными чувствами источник угрозы, в отсутствие людей они ощутили скорее облегчение.

И только когда Джеззибелла спросила: «А где репортеры, тля?», Лерой понял, что его подспудно тревожило. Вокзал был не просто тих — он вымер. Ни пассажиров, ни работников, ни даже младшего помощника старшего уборщика. Джеззибеллу не вышел встречать никто. И ни репортеришки. Это было не просто странно — это пугало. График их отбытия он слил в три надежных источника еще вчера вечером.

— Ну здорово, тля! Лерой! — прорычала Джеззибелла, пока команда просачивалась в двери. — Этот выход, тля, войдет в легенду? Что-то не верится! Как мне, блин, производить впечатление и на кого — на механоидов служебных, тля, что ли?

— Ничего не понимаю, — признался Лерой.

Обширный вестибюль для особо важных персон был оформлен в том же фантастическом стиле: древний Египет открывает ядерную энергию. Вокруг раскинулся сказочный город, полный обелисков, фонтанов и огромных золотых украшений; вдоль стен караулили эбеновые сфинксы. Лерой попытался датавизировать местному сетевому процессору, но получил только «свободных мощностей нет».

— А что тут понимать, хер моржовый? Ты опять облажался.

Джеззибелла ринулась к широкому волновому эскалатору, плавной кривой поднимавшемуся к одному из залов ожидания. Ей смутно помнилось, что прибывали они сюда; значит, к челнокам — туда. Ублюдочный сетевой процессор даже плана этажа ей не показал. Гребаная планетка!

До конца эскалатора оставалось пять метров (свита торопливо догоняла), когда Джеззибелла заметила поджидающего ее у сводчатого входа мужчину. Какой-то дуболом в униформе вокзального служащего с напыщенной улыбкой на роже.

— Простите, сударыня, — проговорил он, когда певица сошла с эскалатора. — Вам дальше нельзя.

— Да ну? — изумилась Джеззибелла.

— Да. Все рейсы перенесены из-за срочного внеочередного рейса.

Джеззибелла улыбнулась, мягчая кожей. Восхитительно юная глазастенькая инженю в поисках настоящего мужчины.

— Какая жа-алость. А у меня вылет этим утром.

— Боюсь, вам придется подождать.

Не переставая улыбаться, Джеззибелла пнула его в пах.

Айзек Годдард был своим заданием доволен. Вовремя тормозить заблудших гражданских, чтобы не шлялись по вокзалу, — задача важная, Аль Капоне ее кому попало не доверил бы. Да еще он встретил суперзвезду этой эпохи. Ли Руджеро, чье тело занимал Айзек, был от Джеззибеллы в восторге, и, посмотрев на нее вблизи, Годдард понял, почему. Такая славная, беспомощная. Жаль, что придется ее тормознуть. Но график отлета челноков важнее, это Аль вбил в него твердо.

Айзек Годдард уже готовил свои энергистические силы, чтобы расправиться с подбежавшими телохранителями, когда Джеззибелла попыталась вколотить его яички в глазницы через кишечник.

Энергистическая мощь, доступная каждому одержимому, была способна на невозможное, подчиняя воле рассудка саму ткань бытия. Одним усилием мысли можно было не только разрушать, но и создавать предметы. Кроме того, эта мощь могла укреплять и тело, делая его неуязвимым для любого оружия и придавая физическую силу. Раны могли затягиваться быстрее, чем наносились.

Но вначале желание должно быть сформулировано, энергистический поток — соответственно направлен. У Айзека Годдарда не было и секунды, чтобы пожелать чего бы то ни было. А потом его украденный мозг затопила доступная только мужчинам непередаваемая боль, отшибая последние мыслительные способности.

Побледневший Айзек сполз к ногам Джеззибеллы, беззвучно хватая воздух ртом и капая на пол слезами.

— Если вы не против, — жизнерадостно заявила Джеззибелла, — я бы предпочла улететь с этой сраной планеты прямо сейчас.

— Эй, погоди, Джез! — окликнул ее Лерой, торопливо переваливаясь по залу ожидания вслед за своей подопечной. — Ну дай мне покой! Нельзя таких вещей делать!

— А почему, блин? Боишься, что вся эта, тля, армия свидетелей в суд побежит?

— Да ты же его слышала. У них этим утром какой-то спецрейс. Погоди лучше здесь, а я выясню, что тут творится. А? Я недолго.

— Я здесь самый главный спецрейс, хер моржовый! Я, я!

— Гос-споди Иисусе! Ты повзрослеешь когда-нибудь?! Я не занимаюсь подростковыми истериками!

Джеззибелла изумленно заткнулась. Лерой никогда прежде на нее не кричал. Она мило надула губки.

— Я вела себя плохо?

— Точно.

— Ну прости. Я из-за Эммерсона взвилась.

— Понимаю. Но он с нами на борт не попадет. Хватит паниковать.

Фальшивая улыбка поблекла.

— Лерой, пожалуйста… Я хочу улететь. Ненавижу это гребаное место. Я себя буду хорошо вести, правда. Только вывези меня отсюда.

Лерой потер жирными пальцами лоб — к нему липли волосы.

— Ладно. Чудесное спасение грядет.

— Спасибо, Лерой. Понимаешь, я не такая толстокожая, как ты. Твой мир другой, он проще… и сложнее.

Лерой попытался датавизировать сетевому процессору, но не получил даже отклика, все блоки молчали.

— Да что за черт тут творится? — воскликнул он раздраженно. — Если такой важный рейс на голову свалился, почему нам не сообщили?

— Это я виноват, — ответил Аль Капоне.

Джеззибелла и Лерой разом обернулись. По галерее к ним двигалась группа мужчин в одинаковых двубортных костюмах, с автоматами в руках. Мысль сбежать от них почему-то казалась нелепой. Еще больше гангстеров появлялось из боковых проходов.

— Видите ли, я не хочу, чтобы люди знали, — объяснил Аль. — Пока не хочу. А вот потом я обращусь ко всей богом проклятой планете. И тогда меня все услышат.

Двое телохранителей Джеззибеллы, завидев вооруженных бандитов, ринулись вперед, выхватывая индукционные пистолеты.

Аль прищелкнул пальцами. Телохранители хором взвыли, когда оружие в них в руках раскалилось добела, и отшвырнули свои пушки — как раз когда ониксовый пол вздыбился волной у них под ногами.

Джеззибелла зачарованно наблюдала, как обоих здоровяков шмякнуло о стену.

— Magnifico, — с ухмылкой проговорила она, переводя взгляд на Капоне.

Ей до ужаса хотелось записать все, до последнего кадра, но гребаная нейросеть заглючила — ну еще бы, блин, как всегда!

Аль заметил, что остальные телохранители испуганно отступают, но мадмуазелька… Даже не шарахнулась. И лицо у нее какое-то странное. Смесь любопытства и интереса в скромно потупленных глазках. И это он, Аль, заинтересовал ее! Страха — ни капли. Классная девка. И смазливая — личико кошачье, а таких фигурок в двадцатых просто не делали.

Лавгров весь исходил слюной от желания глянуть на нее, нашептывал хозяину, кто такая Джеззибелла — вроде бы какая-то певичка, типа как в ночном клубе. Только в эту эпоху, чтобы стать звездой, мало голосить со сцены и лабать по слоновым зубкам.

— И что вы нам скажете? — хрипловато поинтересовалась Джеззибелла.

— Что? — переспросил Аль.

— Когда обратитесь к планете. Что вы скажете?

Аль примолк, зажигая сигару. Пусть ждут. Важно показать, кто здесь босс.

— Скажу, что я теперь здесь главный. Первый парень на планете. А вы все будете делать, что я скажу. — Он подмигнул. — Все, что я скажу.

— Что за пустая трата способностей, — разочарованно вздохнула Джеззибелла.

— ЧТО-О?!

— Это вас, ребят, полиция называла «ретро»?

— Да, — осторожно подтвердил Аль. Она небрежно ткнула пальчикам в сторону поверженных телохранителей.

— И у вас есть силы и храбрость захватить всю планету?

— Быстро усваиваешь.

— Тогда почему эту задницу?

— В этой заднице, сударыня, проживает восемьсот девяносто миллионов человек. И к вечеру я над ними всеми буду король.

— Мой последний альбом разошелся в трех миллиардах экземпляров, да пиратских копий еще втрое. И все эти люди хотели бы видеть меня королевой. Если браться за дело, почему не выбрать нормальную планету? Кулу, например, или Ошанко, или даже Землю.

— Эй, Абраша, — гаркнул Аль через плечо, не сводя взгляда с певицы, — а ну ковыляй сюда, быстро!

Понурив голову и опустив плечи, к ним подошел Аврам Харвуд, морщась на каждом шагу и припадая на правую ногу.

— Да, сэр?

— Новая Калифорния, значит, самая крутая планета в Конфедерации, да? — спросил Аль.

— Да, сэр. Так точно.

— Население у вас больше, чем на Кулу? — скучным голосом поинтересовалась Джеззибелла. Аврам Харвуд судорожно дернулся.

— Отвечай! — рявкнул Капоне.

— Нет, мэм, — выдавил Харвуд.

— Экономика у вас крепче, чем на Ошанко?

— Нет.

— Вы экспортируете больше, чем Земля?

— Нет.

Джеззибелла склонила головку к плечу, презрительно надув губки.

— Еще что-нибудь интересует?

Голос ее внезапно обрел твердость стали. Аль расхохотался с искренним восхищением.

— Господи Боже! Эти современные женщины…

— Этот фокус с теплом вам всем под силу?

— А как же, детка.

— Интересно. Так какая связь между взятием космопорта и захватом планеты?

Первым побуждение Капоне было расхвастаться. О синхронных рейсах на орбитальные астероиды. О захвате солдат СО. О том, как огневая мощь платформ откроет его Организации всю планету. Но времени не было. И эта девочка не провинциалка какая-нибудь, ей разбреши — все просечет.

— Прости, детка, время поджимает. Веселье начинается.

— Вряд ли. Повеселился бы со мной — знал бы, что это такое.

— Черт…

— Если дело завязано на рейсы челноков, вы собрались захватить или звездолеты, или орбитальные астероиды. Но если вы остаетесь на планете, чтобы прибрать ее к рукам, — астероиды. Дай догадаюсь… Сеть стратегической обороны? — Джеззибелла с удовлетворением наблюдала, как в глазах гангстеров зажигаются тревожные огоньки. Исключением остался только мэр Харвуд, безнадежно пропавший в собственном личном аду. — Ну как?

У Капоне отвалилась челюсть. Что-то такое он слышал про паучих: те не то сети хитрые плели, не то гипнозом баловались — в общем, от них самцам спасения не было. Оттрахают и сожрут.

«Вот теперь я их понимаю!»

— Совсем неплохо.

Ее спокойствию он позавидовал. И не только ему.

— Аль! — окликнул его Эммет Мордден. — Аль, пора.

— Да-да. Я помню.

— Этих можно отправить к парням Лючано на одержание.

— Эй, блин, кто тут босс?

Эммет испуганно шарахнулся.

— Босс, который ничего не решает, — поддразнила его Джеззибелла.

— Не перегибайте палку, сударыня, — одернул ее Аль.

— Настоящий вожак направляет людей туда, куда они сами хотят идти. — Она облизнула губы. — Как думаешь, чего хочу я?

— Ч-черт! Суфражистки проклятые. Все до одной шлюшки. Ничего подобного от баб не слышал.

— Ты еще многого в жизни не знаешь.

— Гос-споди Иисусе!

— Так что скажешь, Аль? — Джеззибелла вновь вкрадчиво замурлыкала. Ей даже не пришлось притворяться. Она и так была возбуждена, взволнована, подстегнута — называй как хочешь. Захвачена террористами! Да еще какими странными. Слюнтяи со встроенными бластерами. Кроме вожака — этот будет посерьезнее. Да вдобавок красавчик. — Не хочешь прихватить меня на свой маленький переворотик? Или предпочтешь остаток жизни раздумывать, что из этого вышло бы? А ты еще пожалеешь, вот увидишь.

— В ракете есть свободное место, — проговорил Аль. — Но тебе придется слушаться.

Джеззибелла помахала ресницами.

— Нет проблем.

Аль так изумился собственным словам, что попытался вспомнить беседу дословно — где же он свернул на эту скользкую дорожку? А, без толку, не разберешь. Он снова поддался порыву — как в добрые старые деньки, и восторг переполнял его. Никто не мог предугадать его ходов — это и вывело Капоне на вершину, а его противников — из игры.

Джеззибелла шагнула к нему и пристроилась под ручку.

— Вперед!

Аль по-волчьи ухмыльнулся.

— Ладно, задницы. Вы слышали даму. Микки, остальную ораву оттащи к Лючано. Эммет, Сильвано — парней по челнокам.

— Менеджера мне оставь, и старушку, и группу тоже, — потребовала Джеззибелла.

— Это что за фокусы? — возмутился Аль. — В моей Организации места для халявщиков нет.

— Ты же хочешь, чтобы я смотрелась? Они мне нужны.

— Ну ты и стерва!

— Хочешь тихую подстилку — малолетку себе сисястую найди. А меня не переделаешь.

— Ладно, Микки, лабухов оставь. А остальных — по полной программе, — Аль развел руками, как бы сдаваясь. — Довольна?

Сарказм в его голосе был далеко не напускным.

— Пока да, — ответила Джеззибелла.

Они многозначительно улыбнулись друг другу и повели процессию гангстеров по переходу к поджидающим челнокам.

Зев червоточины отворился в шестистах восьмидесяти тысячах километров над экватором Юпитера — на минимально разрешенной дистанции от пояса многочисленных обиталищ. Выскользнув из черной дыры, «Энон» немедленно отправил опознавательный код сети стратегической обороны системы Юпитера, и, едва получив разрешение, космоястреб ринулся к обиталищу Кристата на пяти g, одновременно прося обиталище выслать к шлюзу команду медиков.

— Какого рода?— поинтересовалась Кристата.

Кейкус, корабельный врач, воспользовался сродственной связью космоястреба, чтобы передать разуму обиталища список страшных травм, нанесенных Сиринкс одержимыми на острове Перник.

— Но более всего нам потребуется команда психологической помощи, -заключил он. — Естественно, на время рейса мы положили ее в ноль-тау. Однако когда ее доставили на борт, она не откликалась ни на какие ментальные стимулы, кроме вегетативной реакции на контакт с «Эноном». Боюсь, она впала в шок такой глубины, что он переходит в кататонию.

— Что с ней случилось?— поинтересовалось обиталище.

Космоястребы редко летали без присмотра капитана.

— Ее пытали.

Рубен выждал, пока закончится медицинская дискуссия, прежде чем обратиться к «Энону» с просьбой открыть ему сродственную связь с самим Эденом. Несмотря на распластывавшее ускорение, по мере того как приближался Юпитер, Рубен испытывал нарастающее облегчение. Следующие часы станут нелегкими, но не по сравнению с тем, что пришлось им пережить на Атлантис и по пути в Солнечную систему.

Когда Оксли принес Сиринкс на борт, первым побуждением «Энона» было ринуться прямо к Сатурну, в обиталище Ромул. Стремление после тяжелейших потрясений возвращаться в родной дом было присуще не только людям, но и космоястребам.

Именно Рубену пришлось убеждать обезумевший от страха корабль, что разумнее выбрать целью Юпитер. Обиталища системы могли оказать лучшую медицинскую помощь пострадавшей, и, конечно, следовало уведомить Согласие.

Угроза подобного масштаба затмевала все другие заботы.

Потом был сам перелет. «Энон» никогда не отправлялся в полет без подсознательного присмотра капитана, тем более не совершал прыжка. Космоястребы, конечно, могли летать без вмешательства человека, но теория — одно, а практика, как водится, совсем другое. Корабли слишком прочно идентифицировали себя с желаниями и нуждами своих капитанов.

Когда первый скачок прошел без сучка без задоринки, по общей волне сродства экипажа прошла волна облегчения.

Рубен понимал, что ему не следовало бы сомневаться в «Эноне», но и он тревожился. Один взгляд на раны Сиринкс… и хуже того — ее разум закрылся, как бутон ночью. Любая попытка пробиться сквозь круговорот поверхностных мыслей порождала всплеск тошнотворных образов и ощущений. Оставленный наедине с этим кошмаром, рассудок покинет ее. Кейкус немедля поместил капитана в ноль-тау, отложив таким образом решение проблемы.

— Привет, Рубен, -промыслил Эден. — Приятно снова тебя принимать. Хотя меня печалит состояние Сиринкс, и «Энон», как я чувствую, в большой тревоге.

Рубен больше сорока лет не общался напрямую с изначальным обиталищем — со времени своего последнего визита. Хоть раз в жизни такую поездку предпринимал каждый эденист. Не паломничество (любой из них горячо отрицал бы такую идею), но почтительное уважение, признание сентиментального долга перед основателем их культуры.

— Поэтому мне и надо с тобой переговорить, -ответил Рубен. — Эден, у нас беда. Можешь ты созвать всеобщее Согласие?

Эденизм был лишен иерархии — эта культура гордилась своим эгалитаризмом, — и подобную просьбу Рубен мог бы высказать любому обиталищу. Если личность обиталища сочтет просьбу обоснованной, ее рассмотрит внутреннее Согласие, и если она пройдет на голосовании, будет созвано всеобщее Согласие Солнечной системы — все до последнего эденисты, обиталища и корабли. Но с этим вопросом Рубен чувствовал себя обязанным обратиться напрямую к Эдену, старейшему из обиталищ.

Он наскоро описал случившееся на Атлантисе, завершив рассказ конспектом, оставшимся в наследство от Латона. Когда он закончил, сродственная волна несколько секунд молчала.

— Я созываю всеобщее Согласие,— решил Эден, и голос обиталища был непривычно задумчив.

В мыслях Рубена облегчение мешалось с необычайной тревогой. Бремя, которое нес экипаж «Энона» во время полета, будет разделено на всех и смягчено — фундаментальный принцип психологии эденизма. Но явное потрясение обиталища, узнавшего, что души умерших возвращаются, чтобы одерживать живых, — вот что обеспокоило его. Эден был зарожден в 2075 году и являлся старейшим живым существом в Конфедерации. Если у кого-то и могло хватить мудрости, чтобы встретить подобную новость спокойно, то, конечно, у древнего обиталища.

Взбудораженный реакцией обиталища и стыдящий себя за то, что ожидал чудес, Рубен расслабился на противоперегрузочном ложе и воспользовался сенсорными пузырями космоястреба, чтобы обозреть цель их полета. До Европы оставалось всего двадцать пять тысяч километров, и траектория корабля огибала ее северное полушарие. Ледяная кора спутника перламутрово поблескивала в лучах далекого солнца, и редкие метеоритные кратеры посверкивали, точно зеркала гелиографа.

А за огромной луной полнеба занимал Юпитер. Корабль находился так близко, что полярные области оставались невидимы и планета превращалась в плоскую стену кипучих оранжево-белых облаков. Газовый гигант переживал особенно активную фазу. Сквозь облачные струи верхних слоев пробивались гейзерами огромные циклонические ячейки, бурлящие грибы, выносящие из глубин атмосферы темные тучи сложных соединений. Облака, как армии, сражались вдоль извитых зыбучих границ, не побеждая и не терпя поражений. Слишком хаотична была атмосфера планеты, чтобы какой-то цвет, какая-то форма одержали окончательную победу, достигнув стабильности. Даже большие пятна, которых сейчас насчитывалось три, существовали не больше пары тысячелетий. Но зрелище было незабываемое. После пяти веков исследования иных планетных систем Юпитер оставался одним из крупнейших газовых гигантов, внесенных в каталоги, вполне заслуживая свой старинный титул Отца Богов.

В ста тысячах километров от Европы складывались в свое, единственное в своем роде созвездие обиталища, упиваясь энергией магнитосферы, купаясь в бурях заряженных частиц, слушая безумную песнь радиоголоса планеты и наблюдая за вечно изменчивой панорамой ее туч. Нигде, кроме подобных миров, они существовать не могли; только в магнитосфере газовых гигантов плотность энергии была достаточна, чтобы поддерживать жизнь в багровых коралловых скорлупах. Четыре тысячи двести пятьдесят зрелых обиталищ разместилось на орбите Юпитера, поддерживая жизнь девяти миллиардов индивидуальных эденистов. По численности населения то была вторая цивилизация Конфедерации — только Земля, кормившая, по неуверенным прикидкам, тридцать пять миллиардов, обгоняла ее. Но разрыв в экономическом и культурном развитии был огромен. Граждане Юпитера не знали бедности, невежества, социального расслоения, среди них не было отщепенцев, кроме одного на миллион змия, отвергавшего эденизм как таковой.

Причиной такого завидного положения был сам Юпитер. Чтобы построить подобное общество, даже если сродство укрепляло психическую стабильность, а биотехника решала большинство бытовых проблем, требовалось очень много денег. Их давал гелий-3 — основное термоядерное горючее в Конфедерации.

Смесь гелия-3 и дейтерия — одно из самых чистых термоядерных горючих, при его использовании получается почти исключительно гелиевая плазма, а нейтронная эмиссия близка к нулю. Соответственно, реакторы на таком топливе почти не нуждаются в радиационной защите, их легче строить, а энергонасыщенный гелий — идеальное топливо для космолетов.

Для поддержания своей экономики и общественной структуры большинство планет Конфедерации отчаянно нуждалось в подобном чистом топливе. По счастью, источник дейтерия был неограничен — этот изотоп водорода можно было выделять из любого океана или ледяного астероида. Гелий-3, однако, в природе встречается исключительно редко. Попытки добывать его на Юпитере начались еще в 2062 году, когда энергетическая корпорация «Небо Юпитера» спустила в его атмосферу первый аэростат, чтобы добывать редкостный изотоп в промышленных количествах. Конечно, процентное его содержание было ничтожно, но перемноженное на массу газового гиганта, оно давало внушительную массу.

Вот эта рискованная затея и трансформировалась потом, после политических революций, религиозных свар и биотехнических откровений, в эденизм. А эденисты продолжали добывать гслий-3 во всех колонизированных звездных системах, где были газовые гиганты (за исключением Кулу и его вассальных княжеств), хотя аэростаты давно сменились воздушными черпаками. Это было величайшее предприятие в известном космосе и крупнейшая монополия. А поскольку система основания новых колоний уже устоялась, таковой ей и предстояло, судя по всему, остаться.

Но, как мог предсказать любой студент, изучающий экистику, экономическим сердцем эденизма оставался Юпитер, потому что именно Юпитер снабжал крупнейшего потребителя гелия-3 — Землю и ее Ореол О'Нейла. Подобный бездонный рынок требовал огромных объемов добычи, а те — разветвленной добывающей и транспортной инфраструктуры, пожирающей, в свою очередь, огромные энергетические мощности.