Четверых пленников ввели в зал восемь морпехов и командовавший отделением сержант, все — вооруженные автоматами. Первой шла Жаклин Кутер, облаченная в стильный серый костюм. Если бы не карботаниевые кандалы, с нее можно было писать аллегорию респектабельности. На правом ее запястье был застегнут сенсорный браслет, следивший за током энергии через ее клетки. Она обернулась и оглядела охранников-морпехов у дверей. Потом заметила, как хмурится Мерфи Хьюлетт, и ослепительно ему улыбнулась.
— Сука, — пробормотал он про себя.
Морпехи усадили Жаклин на скамью подсудимых и пристегнули ее наручники к цепям. Остальных троих одержимых — Рэндалла, Леннарта и Нену — посадили на скамье позади нее. Как только цепи были застегнуты, морпехи встали у них за спинами. Сержант датавизировал своему процессорному блоку приказ вести наблюдение за работой сенсорных браслетов и кивнул секретарю.
Вошли четверо адвокатов. Жаклин изобразила на лице вежливую приветственную улыбку. Она видела Удо ди Марко в третий раз. Адвокат был не слишком осчастливлен подобным заданием и признал это откровенно, но заявил, что сделает все, что в его силах.
— Доброе утро, Жаклин, — проговорил он нервно, стараясь не замечать морпехов за ее спиной.
— Привет, Удо. Вы добыли записи?
— Я подал суду прошение об их предоставлении. Это займет время — флотские заявляют, что результаты научных исследований разведки флота секретны и как таковые не подпадают под действие закона об общем доступе 2503 года. Тут я, конечно, буду спорить, но я уже сказал — нужно время.
— Меня пытали, Удо. Судья должен видеть эти записи. Если правда раскроется, я выйду отсюда в две секунды.
— Жаклин, это всего лишь предварительное слушание, которое должно подтвердить, что все процедуры, сопутствующие аресту, были соблюдены, и установить ваш настоящий юридический статус.
— Меня не арестовали, меня похитили.
Удо ди Марко вздохнул.
— Военная прокуратура будет заявлять, что, как одержатель, вы совершили похищение человека и являетесь преступником. А это дает основания содержать вас под стражей. Также они заявляют, что ваши энергистические способности представляют собой новую, опасную военную технологию, требующую расследования со стороны разведки флота. Пожалуйста, не надо ожидать, что вас сегодня же выпустят.
— Ну, я уверена, что вы сделаете все, что в ваших силах. — Жаклин ободряюще улыбнулась адвокату.
Удо ди Марко неловко повел плечами и направился к местам, предназначенным для защиты. Его утешало только то, что журналистов в зал не пускали. Никто не знал, что он защищает одержимую. Он датавизировал своему процессорному блоку приказ показать собранные материалы. Ирония судьбы — он мог бы привести веские доводы в пользу освобождения Кутер. Но не прошло и пяти минут после того, как на него свалили это дело, и Удо ди Марко решил для себя, что защита будет сугубо формальной. Жаклин не могла об этом знать, но у ее адвоката осталось немало родни на Новой Калифорнии.
— Всем встать! — объявил секретарь, поднимаясь на ноги. — Судья Роксанна Тейнор. Суд Совета магистратов объявляется открытым.
В дверях появилась судья Тейнор. Все в зале, включая четверых одержимых, встали. А это значило, что морпехам пришлось изменить положение автоматов, под дулами которых они держали подсудимых. На миг их бдительность ослабла. И тогда все нейросети в зале повисли. Засияли слепящим блеском осветительные панели. Автоматы взорвались в четырех комках белого огня, разлетаясь фонтанами расплавленных обломков.
Мерфи Хьюлетт, бессвязно выругавшись, рванул пистолет из кобуры, большим пальцем снимая его с предохранителя. Как и большинство людей в зале, он был застигнут врасплох. Жестокий белый свет заставил его зажмуриться на миг; имплантаты сетчатки слишком долго фильтровали избыток фотонов. Грохот взрывающихся автоматов заглушил изумленные крики. Мерфи прицелился в Жаклин. Кричали морпехи, чьи пальцы и кисти разлетались на куски вместе с оружием, которое сжимали. И тогда свет погас.
Переход от слепящего сияния к кромешной темноте был слишком внезапным. Мерфи не видел ровным счетом ничего. Загрохотал автомат. Вспышки очередей озарили комнату мерцающим оранжевым светом.
Одержимые сорвались с места. Мигом. В стробоскопическом свете выстрелов их движения казались составленными из отдельных кадров. Они прошли ограждение скамьи подсудимых насквозь, проломив прочнейший композит. В воздух взлетели обломки.
Ударили две струи белого пламени, поразив пару морпехов. Адвокаты рванули к ближайшей двери. Роксанна Тейнор уже скрылась в дверях, и один из морпехов перекрывал выход, водя из стороны в сторону стволом автомата и будучи не в силах прицелиться в одержимых.
Свет белого пламени померк, и снова загрохотал автомат. Кричали, падая и пытаясь спастись, люди, и во тьме смертоносно свистели рикошетирующие пули.
При вспышке очередной очереди Мерфи увидел спину Кутер и, прицелившись, выстрелил в нее пять раз подряд. Последние два выстрела он сделал уже наугад. С громом ударили во что-то пули. Мерфи упал на колени и перекатился в сторону, спасаясь от струи белого пламени, пробившей воздух там, где он стоял секундой раньше. «Черт! Промазал».
В коридоре выли сирены. Загорелись сенсорные модули на стенах — длинные языки бирюзового огня рассыпались искрами. Еще три белопламенные струи ударили в галерку, и оттуда донеслись звуки падения тел.
Мерфи рискнул выглянуть из-за скамьи, где прятался. Нена и Рэндалл, пригнувшись, зигзагами бежали к двери за его спиной. Он глянул в сторону второй двери, что находилась сбоку от разбитой скамьи подсудимых, — там стояли, прикрывая друг друга, трое морпехов и вышвыривали последнего законника в коридор. Но двери позади Мерфи были распахнуты настежь. Створка не могла закрыться — ей мешало мертвое тело морпеха.
Выбора не оставалось. Их нельзя было выпустить в сердце Трафальгара, это было немыслимо. Мерфи сиганул через скамью в тот момент, когда из-за судейского стола взлетела к потолку диадема белого пламени. Медленно вращаясь, она развернулась, точно цветок из сплетенных огненных струй, и полетела вниз, опускаясь на охраняющих дверь морпехов. Те открыли огонь. Пули выбивали из огненной короны лиловые пузыри, рассыпавшиеся фонтанами искр. Мерфи выстрелил в метнувшегося к выходу Рэндалла, потом еще раз нажал на курок и еще. Пули «дум-дум» вырывали огромные куски из грудной клетки одержимого. Мерфи сместил прицел, и шея Рэндалла взорвалась фонтаном кровавых брызг и осколков костей. Нена с воплем шарахнулась назад, едва не потеряв равновесия.
Корона буйного белого огня опустилась на одного из морпехов, точно полыхающее лассо, и с отвратительным чавканьем сомкнулась, рассекая его тело пополам на уровне пояса. Его автомат все еще стрелял, рассылая пули по всему залу суда, когда тело рухнуло на пол. Падая, морпех еще пытался сказать что-то, но шок уже потряс его нервную систему, и последним звуком был сдавленный хрип, когда голова несчастного ударилась об пол. Тускнеющие глаза уставились на спазматически подергивающиеся, подгибающиеся, но все еще стоящие ноги.
Двое оставшихся морпехов в ужасе наблюдали эту сцену. Одного стошнило.
— Закрывайте! — сдавленно выкрикнул Мерфи. — Христа ради, выходите и закрывайте!
Глаза его заливала горячая, липкая красная жидкость. Сослепу он споткнулся и, не удержавшись на ногах, свалился на чье-то мертвое тело. В дальнем конце коридора уже мелькали бегущие фигуры. В глазах у Мерфи все плыло. Лодыжку его охватила петля белого огня.
— Больно? Мы можем помочь…
— Пошли на хер!!!
Он перевернулся на бок и, сжимая пистолет трясущимися от боли руками, открыл огонь, посылая пулю за пулей в зал суда сквозь пелену вонючего дыма.
А потом чьи-то руки ухватили его за плечи и оттащили в сторону, над головой зазвучали резкие голоса.
Ударил по ушам грохот «брэдфилда», особенно оглушающий в тесноте коридора. Над Мерфи возвышался морпех в бронескафандре, прикрывая его огнем из крупного калибра. Еще один бронированный солдат вытаскивал тело из дверей.
Нейросеть Мерфи начала пробуждаться к жизни, устанавливая аксонные блоки. Дверь в зал суда наконец затворилась, залязгали замки. Огнетушитель полил тлеющую брючину Мерфи густым белым аэрозолем. Офицер привалился плечом к стене, слишком потрясенный, чтобы говорить. Оглядевшись, он заметил еще троих людей, которых видел в зале суда. Все трое сидели на полу, бледные от шока. Вокруг двоих суетились морпехи. Пол был заляпан кровью. Вокруг валялись стреляные гильзы.
Кто-то оттащил его за плечи подальше от дверей, чтобы освободить место для двух станковых «брэдфилдов», нацеленных прямо на гладкую серую поверхность из упрочненного силикона.
— Лежите смирно, — бросила ему женщина в мундире полевого врача, разрезая штанину. Санитар держал наготове медицинский нанопакет.
— Кто-то из них вырвался? — еле слышно прошептал Мерфи.
Люди проходили мимо, не обращая на него внимания.
— Не знаю, — ответила врач.
— Так узнайте… вашу мать!
Она внимательно посмотрела на него.
— Пожалуйста.
Подозвали одного из морпехов.
— Остальные двери на замке, — сообщил он Мерфи. — Мы вывели нескольких человек, но одержимые заперты там надежно. Все выходы перекрыты. Капитан ждет ребят из разведки, чтобы те подсказали, как быть дальше.
— Нескольких? — переспросил Мерфи. — Вывели нескольких человек?
— Да. Пару адвокатов, судью с присными, пятерых наших. Мы вами гордимся, сэр, вами и ими. Могло быть намного хуже.
— А остальные?
Морпех отвернул непроглядное забрало в сторону запертой двери.
— Мне очень жаль, сэр.
Грохот автомата оборвался, в темноте зала суда слышались лишь стоны и вопли. Майнард Кханна слышал собственные слабые всхлипы, вливающиеся в этот страдальческий хор, и ничего не мог с этим поделать. При малейшем движении череп его пронзали тошнотворные иглы боли. В первые же мгновения боя струя белого пламени обвилась вокруг его ноги, точно горящая змея, повалив на пол. Капитан сильно ударился виском о скамью, едва не потеряв сознания. Потом вокруг него замельтешили вспышки света и послышались крики, но его это почему-то не трогало.
Теперь белое пламя погасло, оставив Майнарда Кханну в одиночестве страдать от ран. Плоть сползла с ноги, обнажив идеально белую кость, и капитан видел, как рядом с живой ногой подергивается костяная и косточки стопы держатся друг друга, точно в анатомическом атласе.
Обломки скамьи подсудимых полыхали на полу противоестественно ярко, отбрасывая на стены пляшущие тени. Майнард повернул голову и всхлипнул, когда темноту перед глазами разогнали кровавые звезды. Сморгнув внезапно набежавшие слезы, он увидел, что тяжелая дверь в конце зала закрыта.
Они не вырвались!
Он вздохнул, на миг потеряв ориентацию: что он делает здесь, в темноте? Мысли путались от боли. Крики умолкли, стихли все звуки — только потрескивал огонь. Хрустели под чьими-то ногами обломки. Над Майнардом склонились три фигуры — человеческие по очертаниям, но потерявшие всякую связь с человечностью много веков назад.
Томительный шепот выползал из глубин бесконечности, чтобы утешить его с искренностью неверной любовницы. А потом пришла боль.
Доктор Гилмор внимательно изучал изображение, датавизированное ему прямо с сетчатки капитана морской пехоты Родри Пейтона. Тот стоял в коридоре, ведущем к третьему залу суда, в центре цепи морпехов с автоматами и «брэдфилдами», которые прикрывали военных инженеров, осторожно крепивших к дверям сенсорные пластинки.
Попытавшись получить доступ к процессорным блокам инженеров, доктор Гилмор потерпел неудачу — одержимые, запертые в зале суда, находились слишком близко.
— Они не пытались прорваться? — спросил он.
— Нет, сэр, — датавизировал Пейтон, покосившись на бурые следы огня на стене у самой двери. — Это осталось, когда лейтенант Хьюлетт с ними дрался. А с тех пор — ничего. Они в ловушке, точно.
Гилмор запросил у центрального компьютера Трафальгара план зала. Служебных туннелей поблизости не оказалось, а вентиляционные трубы были слишком узки, чтобы по ним можно было пролезть. В конце концов это был зал повышенной безопасности. К сожалению, на одержимых при его проектировании расчета не делали. Гилмор знал, что рано или поздно они вырвутся. И вот тогда начнется ад.
— Вы определили, сколько людей находится внутри?
— Пропало двенадцать человек, сэр. Но нам точно известно, что четверо из них мертвы, а остальные ранены. И Хьюлетт утверждает, что прикончил одного из одержимых, Рэндалла.
— Понятно. Это значит, что нам противостоит в лучшем случае одиннадцать одержимых. Их совокупный энергистический потенциал представляет крайнюю опасность.
— Отсек запечатан, сэр, и все выходы перекрыты нашими отделениями.
— Безусловно, капитан. Минуточку. — Гилмор датавизировал первому адмиралу и вкратце пересказал услышанное. — Я не могу рекомендовать штурм. Если учесть размеры зала и число одержимых, то потери среди морпехов могут достичь пятидесяти процентов.
— Согласен, — датавизировал первый адмирал в ответ. — Морпехи не пойдут. Но вы уверены, что все оставшиеся внутри одержаны?
— Полагаю, это неизбежный вывод, сэр. Вся эта юридическая бредятина, очевидно, всего лишь часть плана Кутер захватить здесь плацдарм. В таком числе одержимые представляют собой реальную силу. По моему мнению, они могут просто пробить себе дорогу в скале, им это вполне под силу. Их следует нейтрализовать как можно скорее. Добыть новые образцы для продолжения исследований я всегда успею.
— Доктор Гилмор, я хочу вам напомнить, что там находится мой адъютант и некоторое число гражданских лиц. Мы должны хотя бы попытаться подчинить их. Вы неделями изучали их энергистические силы, вы должны что-то придумать.
— Есть один вариант, сэр. Я изучил отчет Такрара. Он использовал против одержимых декомпрессию, когда они попытались взять штурмом «Крестьянскую месть».
— Чтобы убить их?
— Да. Это указывает на их уязвимость. Я хотел предложить стравить атмосферу из зала суда. Тогда нам не придется рисковать, открывая двери, чтобы расстрелять их. Но вначале мы могли бы использовать против них газ. Они могут придавать веществу новые формы, но я думаю, что изменять молекулярную структуру материи им не под силу. Не обязательно даже применять химическое оружие. Можно просто уменьшить концентрацию кислорода, пока они не отключатся. А когда они будут обездвижены, их можно поместить в ноль-тау.
— А как вы узнаете, что газовая атака сработала? Они уничтожили все сенсоры, мы ничего не видим.
— В зале суда остается еще много электронных систем. Если одержимые потеряют сознание, эти системы вернутся в строй. Но что бы мы ни делали, адмирал, рано или поздно нам придется открыть двери.
— Хорошо. Попробуйте сначала газ. Хотя бы ради Майнарда и других мы должны попытаться.
— У нас не будет много времени на поиски выхода, — объявила Жаклин Кутер.
Перес, несколькими минутами раньше завладевший телом Майнарда Кханны, пытался сохранить здравомыслие, несмотря на дикую боль, пронизывавшую каждую клетку его нового тела. Он все же смог сосредоточиться на наиболее пострадавших местах тела и увидел, как высыхает кровь и наливается здоровой силой рваная, обугленная плоть.
— Мама! Что вы с этим парнем делали?
— Учила не упрямиться, — бесстрастно отозвалась Жаклин.
Перес поморщился, приподнимаясь на локтях. Как бы отчаянно он ни желал исцеления, поврежденную ногу все еще буравили огненные черви. Он мог представить ее себе целой и здоровой, мог даже сформировать убедительную иллюзию поверх реальной картины, но вот материя подчинялась неохотно.
— Ну, и что теперь?
Он огляделся. Для возвращения к жизни обстановка была не самая подходящая. Среди обломков мебели лежали тела, рваные куски композита пожирало неяркое рыжее пламя, а из-за каждой двери, точно эмоциональный рентген, била лучами ненависть.
— Почти ничего, — призналась Кутер. — Но мы должны найти выход. Мы в самом сердце сопротивления Конфедерации. Мы должны найти способ помочь Капоне и остальным. Я надеялась, что мы сумеем отыскать их ядерный арсенал. Разрушение этой базы стало бы для Конфедерации жестоким ударом.
— Забудь об этом, — процедил Леннарт. — Эти морпехи — серьезные ребята. — Он стоял за судейским столом, напряженно вглядываясь в пол и подергивая себя за подбородок. — Знаешь, прямо под нами, метрах в двадцати, есть какая-то комната или коридор. — Плитки расползлись у него под ногами, обнажив голую скалу. — Если возьмемся вместе, мы быстро пробьемся сквозь камень.
— Может быть, — согласилась Жаклин. — Но они узнают. Гилмор уже, наверное, окружил эту комнату сенсорами.
— И что тогда? — спросил еще один из свежевоскрешенных. — Господи Иисусе, мы не можем сидеть тут и ждать, пока морпехи Конфедерации вломятся в зал! Я только что вернулся. Я не собираюсь отдавать им это тело, не прожив в нем и десяти минут. Я этого просто не вынесу!
— Иисусе? — ядовито переспросила Кутер.
— Возможно, и придется, — промолвил Перес. — Все мы можем снова оказаться в бездне.
— Это почему? — спросила Жаклин.
— Этот Кханна знает о засаде, которую флот Конфедерации собирается устроить Капоне. Он уверен, что они сумеют уничтожить флот Организации. А без Капоне, прорывающего оборону звездных систем, мы остановимся. Кханна уверен, что карантин не позволит одержанию распространиться на новые миры.
— Тогда мы должны сообщить Капоне, — решила Жаклин. — Мы все вместе должны прокричать об этом в бездну.
— Отлично, — отозвалась Нена. — Сделаем. А с нами-то что? Как мы отсюда выберемся?
— Это второстепенная задача.
— Для меня черта с два второстепенная.
Хмуро глянув на нее, Жаклин заметила, что на лбу одержимой проступил пот. Нену слегка покачивало. Да и кое-кто из остальных выглядел усталым; глаза их стекленели потихоньку. Даже самой Жаклин становилось тяжелее дышать. Она принюхалась, но в воздухе не пахло ничем особенным, кроме гари и озона из кондиционирующих установок.
— А что флот собирается сделать с Капоне? — спросила она.
— Капоне планирует захватить Тои-Хои. Они хотят спрятать флот у Транквиллити и перехватить его при входе в систему.
— Мы должны это запомнить, — твердо проговорила Жаклин, пронизывая одержимых по очереди взглядом. — Капоне должен узнать. Докричитесь до него.
Она сосредоточилась на одном желании — чтобы воздух в комнате стал чистым и свежим, точно принесенный ветром с каких-нибудь горных вершин. Она ощущала даже легкий запах хвои.
Один из одержимых тяжело осел на пол, остальные дышали с трудом.
— Что происходит? — спросил кто-то.
— Радиация, наверное, — бросила Жаклин. — Они, видимо, облучают нас гамма-лучами, чтобы не встречаться с нами лицом к лицу.
— Выбить дверь, — прохрипел Леннарт. — Атаковать. Некоторые из нас могут прорваться.
— Хорошая мысль, — усмехнулась Жаклин. Нетвердо держась на ногах, точно пьяный, Леннарт поднял руку и вытянул палец в сторону двери за судейским столом. Слабая струйка белого огня чиркнула по силикону, замарав его сажей, но и только.
— Помогите мне! Все вместе!
Жаклин закрыла глаза, представляя, что весь свежий воздух в комнате собрался вокруг нее, и только вокруг нее. Отвороты ее жакета тронул ветерок.
— Я не хочу возвращаться! — застонал Перес. — Нет!
— Ты должен, — отдышавшись, промолвила Жаклин. — Капоне найдет тебе тело. Он тебя приветит. Я тебе… завидую.
Еще двое одержимых потеряли сознание. Леннарт опустился на колени, хватаясь руками за горло.
— Флот не должен узнать о том, что мы раскрыли их, — хрипло прошептала Жаклин.
Перес поднял на нее глаза, но сил умолять у него уже не осталось. Да и проку от этого не было бы.
Направленный заряд, точно молния, вспорол двери зала суда. Воздушная волна почти не коснулась отделения морской пехоты, выжидавшего в пятнадцати метрах дальше по коридору. Капитан Пейтон крикнул «Пошли!» в тот самый миг, когда взорвался детонатор. Блок связи его бронескафандра был переключен на голосовую связь, на случай, если одержимые все еще в сознании.
Пока изломанная дверь рушилась на пол, в проем влетели десять сенсорно-подавляющих зарядов. По коридору прокатилась бешеная волна света и грохота. И навстречу ей ринулись солдаты.
Атака прошла синхронно. Все три двери были пробиты одновременно, три очереди подавляющих зарядов влетели в зал, три отделения морпехов ворвались за ними вслед.
Доктор Гилмор все еще был подключен к нейросети Пейтона, получая изображение непосредственно с сенсоров бронескафандра капитана. Но осознать увиденное он смог не сразу. Меркнущие на лету осветительные заряды медленно опадали на пол, слепящие лучи нашлемных фонарей пронизывали воздух, образуя над обломками безумную плывущую решетку. Всюду лежали тела. Некоторые были жертвами первого сражения, но десятерых из них казнили. Иного объяснения быть не могло — каждый был убит струей белого огня, пробившей мозг.
Пейтон протолкнулся через кольцо столпившихся в центре зала морпехов. Там стояла Жаклин Кутер. Очертания ее тела смазывал бушующий вокруг нее серый смерч. Похоже было, что ее окутывает кокон из плотных воздушных струй, который слегка покачивался из стороны в сторону и тихонько подвывал.
Одержимая подняла руки над головой, глядя на нацеленные на нее стволы с почти надменным спокойствием.
— Ладно, — бросила она. — Вы победили. А мне, кажется, опять нужен адвокат.
11
В толпе, собравшейся у входа в звездоскреб, было не меньше трех тысяч человек. Большинство откликнулось на призыв с откровенной неохотой, но спорить с посланцами Бонни всерьез никто не решался. Все они хотели мирной жизни. На планете они могли бы забраться в глушь, но здесь, на Валиске, это было невозможно.
Часть невысокого свода вестибюля рухнула после одного из первых сражений, еще в дни захвата обиталища. Бонни поднялась на гору обломков, сжимая в руке процессорный блочок.
— Последний шанс, Рубра, — проговорила она, глядя на экран. — Скажи мне, где мальчишка, или я рассержусь всерьез. — Экран оставался пуст. — Ты подслушал, что сказала Патриция. Я-то знаю, ты пронырливый гаденыш. Ты мной вертишь уже давно. Мне всегда подсказывают, где он, а он всегда уходит, стоит мне приблизиться. Ты помогаешь ему так же, как помогаешь мне, так? Ты хочешь запугать его, чтобы заручиться его помощью. Верно? Так вот, с этим покончено, Рубра, потому что Патриция изменила все. Теперь мы играем по взрослым правилам. Я уже не обязана осторожничать и уважать твою хрупкую и нежную структуру. Было здорово выходить один на один против этих уродцев, которых ты распихал по своим кладовками. Я славно повеселилась. Но ты жульничал. Странно — а ведь Дариат нас с самого начала предупреждал! — Она выбралась на крышу и встала на краю, над толпой. — Так ты мне скажешь?
«ЭТИ ДЕВЧОНОЧКИ-ПОЛУНОЧНИЦЫ, КОТОРЫЕ К ВАМ ПРИЛЕТАЮТ… — отпечаталось на экране. — ТЕБЕ ВЕДЬ НРАВИТСЯ ТО, ЧТО ТЫ С НИМИ ДЕЛАЕШЬ, ЛЕЗБА?»
Бонни отбросила блочок, точно использованную туалетную салфетку.
— Игра окончена, Рубра. Ты продул. Я тебя ядерными бомбами пополам переломлю.
— Дариат, это тебе стоит послушать.
— Что теперь?
— Бонни, как всегда. Но ситуация только что приобрела неприятный оттенок. Кире не следовало оставлять ее без присмотра.
Дариат подключился к подпрограммам слежения как раз вовремя, чтобы увидать, как Бонни поднимает руки, требуя тишины. Толпа выжидающе глядела на нее.
— Мы владеем силой джиннов! — воскликнула она. — Вы способны воплотить любое свое желание. И все же мы вынуждены жить, точно псы, в этих жалких конурах, перехватывая объедки. Нас бичами загоняют в резервации, указывают, куда мы смеем ходить, а куда — нет. И это делает Рубра. У нас есть звездолеты, черт побери! Мы можем добраться до другой звезды быстрее, чем один раз стукнет сердце. Но чтобы попасть отсюда к оконечности, нам приходится идти пешком! Почему? Да потому, что Рубра не позволяет нам ездить на метро! И до сих пор это сходило ему с рук. Но теперь с этим будет покончено!
— Какая страстная особа,— смущенно заметил Дариат.
— Психопатка. Но они не ослушаются ее — просто не осмелятся. Она накрутит им хвоста и пошлет по твоему следу. Я не смогу защитить тебя, если на охоту выйдут все одержимые в обиталище. И в этот раз я не лгу, мальчик.
— М-да. Это я и сам понял.
Дариат вернулся к костру в дальнем конце пещеры — тот почти прогорел, оставив по себе пирамиду углей, присыпанных серой золой, — постоял над ним, ощущая скрытый в розовых кусках угля жар.
«Я должен решить. Мне не победить Рубру. А когда Кира вернется, она его уничтожит. Тридцать лет я радовался бы этому от души. Тридцать долбаных лет. Всю свою жизнь.
А он готов поступиться своей внутренней целостностью, соединить свои мысли с моими. Отбросить два столетия, на протяжении которых верил, что справится и один».
Татьяна зашевелилась и села, шумно звеня браслетами. Сонное ошеломление сходило с ее лица.
— Что за странный сон. — Она хитро глянула на него. — Да и времена странные, верно?
— А что ты видела?
— Я попала в мир, поделенный на тьму и свет. И я падала во тьму. Но потом Анастасия поймала меня, и мы полетели вверх, к свету.
— Это сон о твоем спасении.
— В чем дело?
— Ситуация меняется. Я должен на что-то решиться. А я не хочу, Татьяна. Я тридцать лет прожил, отказываясь решать за себя. Тридцать лет я твердил себе, что жду этого часа. Я тридцать лет был мальчишкой.
Татьяна поднялась на ноги. Дариат отвел от нее взгляд, и она мягко положила ладонь ему на плечо.
— А что ты должен решить?
— Присоединиться ли к Рубре. Воити ли в его нейронные слои и одержать обиталище.
— Он этого хочет?
— Не думаю. Но он похож на меня, и у нас обоих нет выбора. Игре конец, дополнительное время закончилось.
Она машинально погладила его по руке.
— Что бы ты ни решил, не бери в расчет меня. Слишком многое стоит на кону. Отдельные люди значат не столь уж много. Я как-нибудь справлюсь с этой Бонни. Мы ей здорово насолили, да? Это хорошо.
— Но отдельные люди кое-что да значат. Особенно ты. Странно — я словно обошел полный круг. Анастасия всегда учила меня, как драгоценна человеческая жизнь. Теперь я должен решить твою судьбу. Я не могу позволить тебе пострадать, а это и случится, если мы с Руброй вместе обрушимся на одержимых. Я виноват в ее смерти, я не могу взять на душу еще и твою. Как я смогу смотреть ей в глаза с таким грузом на совести? Я должен быть ей верен. Ты это знаешь. — Он запрокинул голову и с гневом крикнул в потолок: — Ты думаешь, что победил?
— Я даже не знал, что мы воюем, пока не началось одержание,— грустно ответил Рубра. — Ты же знаешь, какие надежды я возлагал на тебя в прежние времена, хотя ты и не разделял их. Ты помнишь — я не хотел, чтобы кто-то помешал исполнению моей мечты. Ты был моим избранником, моим принцем. Но судьба не дала тебе вступить в наследство. Вот чем стала Анастасия для нас с тобой. Роком. Ты назвал бы это шуткой Тоале.
— Полагаешь, все это было предначертано?
— Не знаю. Мне ясно одно: наш союз — последний шанс для нас обоих спасти хоть что-то в этом дерьме. Так что спроси теперь себя, имеют ли живущие право жить или мертвые должны править вселенной.
— Очень на тебя похоже — вопрос с ответом.
— Я тот, кто я есть.
— Уже ненадолго.
— Ты согласен?
— Да.
— Тогда приходи. Я приму тебя в нейронные слои.
— Рано. Сначала я хочу вывезти Татьяну.
— Зачем?
— Когда я приду в нейронные слои, мы, возможно, и станем почти всемогущими, но Бонни и адовы ястребы все еще наделены способностью изрядно повредить оболочке обиталища. Вряд ли мы сможем избавиться от них немедленно, а как только я войду в твои нейроны, они поймут, что случилось. Нам предстоит сражение, и я не хочу, чтобы Татьяна пострадала.
— Хорошо. Я попрошу когистанское Согласие выслать космоястреб, чтобы подобрать ее.
— Ты знаешь способ?
— Возможный способ. Я ничего не обещаю. А вам лучше поторопиться в неподвижный космопорт, прежде чем Бонни начнет свою охоту.
Но Бонни выслала не просто охотничий отряд. Она хорошо усвоила, что Дариат всегда может скрыться от нее на метро, в то время как она вынуждена преследовать его на машинах наемной полиции. Чтобы поймать Дариата, следовало сначала ограничить его свободу передвижения.
Собранные ею люди были разбиты на команды, получили четкие указания и разошлись их выполнять. В каждом крупном отряде был один из ее заместителей, чтобы никто не вздумал увильнуть.
Все наземные машины в обиталище двинулись от входа в звездоскреб по наезженным в густой траве колеям к прочим лагерям, окружавшим вестибюли других звездоскребов, включая их обитателей в план Бонни. Эффект домино распространялся по всей внутренности Валиска.
Кира не трогала туннели метро, чтобы воспользоваться ими, когда Валиск будет перенесен в другую Вселенную и транспортную сеть можно будет запустить вновь. Бонни не сдерживало ничто. Одержимые неохотно пробирались через вестибюли и дальше, на станции на первых этажах. Объединенной энергистической силой они начали систематически разрушать систему туннелей. Из стен и потолка вырывались огромные куски коралла, обрушиваясь на магнитный монорельс. Силовые кабели рвались и искрили. Вспыхивали вагончики, образуя заторы и распространяя по туннелям клубы густого черного дыма. Коробки управляющих процессоров выжигались дотла, до интерфейсов с нервными волокнами самого Валиска, и по обнаженным нервам прокатывались, волна за волной, электрические разряды, причиняя, как надеялись одержимые, мучительную боль обитателю нейронных слоев.