Астероидные поселения пришлись Джеральду Скиббоу не по душе с самого начала. Здесь было еще хуже, чем в аркологе, — коридоры вызывали острую клаустрофобию, в то время как натужное величие биосферных пещер ничего не делало, чтобы ослабить этот эффект. Впечатление это произвела на него Пинджарра, где оставил его «Квадин». Сейчас Джеральд оказался на Коблате, по сравнению с которым Пинджарра казалась эденистским обиталищем.
Даже для такого бесхитростного человека, как Джеральд Скиббоу, не составило большого труда выяснить, что, несмотря на карантин, на Пинджарру до сих пор поступали из-за пределов системы частные грузы. Но прибывали они не на звездолетах — «Квадин» оказался единственным в космопорте астероида, — а на межорбитальных кораблях. Проведя несколько часов в барах, излюбленных их командами, Джеральд выяснил, как действовала система, и узнал название — Коблат. Астероид, открытый для контрабандистов и служивший центром распределения незаконных грузов для всего троянского скопления. Место на борту возвращающегося порожняком межорбитальника обошлось ему в пять тысяч фьюзеодолларов.
Джеральду нужен был звездолет. Такой, чтобы капитан его согласился отправиться на Валиск. Деньги на кредитном диске Юпитерианского банка у него имелись, так что дело, наверное, было в его манерах — иначе почему они все отворачивались, качая головами? Джеральд и сам понимал, что слишком настойчив, слишком испуган, слишком отчаян. Он научился немного сдерживать колебания своих настроений, уже не закатывал истерик, когда ему отказывали в просьбе, и старался не забывать мыться, и бриться, и переодеваться в чистое. Но ему все равно отказывали. Возможно, капитаны видели, как пляшут у него в голове демоны и духи. Они не понимали, что обрекают на погибель не его — Мэри.
И в этот раз он едва не сорвался, едва не закричал на капитаншу, надсмеявшуюся над его мольбами. Едва не воздел кулаки, чтобы вколотить в нее истину своей нужды.
Но она глянула ему в глаза и поняла запертую в его зрачках угрозу, потому что улыбка сошла с ее лица, как смытая. Джеральд замечал, что бармен внимательно приглядывает за ним, запустив руку под стойку, чтобы ухватить то, чем он привык усмирять буйных. Долгую минуту Джеральд Скиббоу взирал на капитана, покуда тишина расползалась по «Синему фонтану» от ее столика. Он заставил себя думать, как советовал доктор Доббс, сосредоточиться на своей цели и путях ее достижения, — успокоиться, хотя каждая жилка в его теле трепетала от гнева.
Готовое прорваться насилие осталось скованным. Джеральд развернулся и вышел. Голые каменные стены коридора давили на него, не давали дышать. Осветительных панелей было слишком мало. Голографические вывески и маломощные проекторы заманивали прохожих в клубы и бары. Джеральд спешил мимо, в лабиринт узких проходов жилой секции. Ему казалось, что снятая им комнатушка совсем близко, но он путался в знаках на перекрестках, состоявших из цифр и букв вперемешку; к ним он еще не привык. Голоса отдавались эхом — неприятный, глумливый мужской смех. Звук доносился из-за ближайшего угла. По потолку бежали смутные тени. Он едва не бросился прочь, когда до него донесся сердитый и жалостный одновременно девичий вскрик. Джеральд едва не убежал. Насилие пугало его. В каждой драке, в каждом зле ему виделся след одержимых. Лучше уйти, лучше позвать на помощь других… Но девушка вскрикнула-ругнулась снова. И Джеральд вспомнил о Мэри — как ей было одиноко, как страшно, когда одержимые пришли за ней. Он шагнул вперед и заглянул за угол.
Поначалу Бет больше всего злилась на себя. Она-то гордилась тем, какая она крутая и всезнающая. Коблат был, конечно, маленьким поселением, но деревенской общинности в нем не стоило и искать. Порядок поддерживали только полицейские компании, а им на лапу не дашь — не зачешутся. В коридорах бывало жарко. Молодые парни, неудачливые мятежники, осознавшие, что им светит только восемь десятков лет работы на компанию, сбивались в стаи, помечая собственную территорию. Бет знала, где они шляются и в какие коридоры лучше не заходить ни в какой час.
Так что она не ждала подвоха, когда из-за угла вывернули в ее сторону трое парней. От дверей квартиры ее отделяли всего метров двадцать, а встречные были одеты в рабочие комбинезоны — ремонтники, наверное. Не клановые и не кореша, возвращающиеся с разборки. Нормальные ребята.
Первый одобрительно присвистнул, подойдя к ней на несколько метров. Бет выделила ему стандартную безучастную улыбку и посторонилась. И тут другой со стоном ткнул пальцем в ее сторону.
— Господи, и эта с платком. Полушка.
— Лезба, что ли? Типа Кира эта в душу запала? Мне тоже, блин.
Все трое расхохотались. Бет попыталась протиснуться мимо, но руку ее стиснули крепкие пальцы.
— Куда собралась, куколка?
Она попыталась вырваться, но он был слишком силен.
— На Валиск? Киру свою трахать? Мы для тебя плохи, да? Против своих идешь?
— Пусти! — Бет начала отбиваться, и в нее вцепились еще руки. Она ударила куда-то в пустоту, но без толку. Они были тяжелее, старше, сильнее.
— Во телка.
— Боевая.
— Держи суку! Грабли ей держи!
Кто-то заломил ей руку за спину. Другой парень ухмыльнулся ей в лицо, когда она начала извиваться, и вдруг, ухватив девушку за волосы, запрокинул ей голову. Бет дрогнула, готовая сорваться. Лицо его было совсем близко, торжествующе блестели глаза.
— Пойдешь с нами, куколка, — выдохнул он. — Мы тебя исправим, куколка, как положено. Больше ты на девок заглядываться не станешь, когда мы с тобой закончим.
— Пошел на хер! — взвизгнула Бет и попыталась пнуть своего мучителя, но тот легко поймал ее за лодыжку и вздернул ногу повыше.
— Тупая девка. — Он подергал узел алого платка. — А это полезная хреновина, ребя. Голосистая телка-то.
— Вы… отойдите от нее.
Все четверо разом обернулись к говорившему.
На пересечении коридоров стоял Джеральд Скиббоу. Его серый корабельный комбинезон был грязен и помят, волосы всклокочены, на щеках темнела трехдневная щетина. Страшнее, чем дубинка-парализатор, было то, как она ходила ходуном в его руках. Он часто смаргивал, будто не в силах был сосредоточить взгляд на одной точке.
— Эй, приятель… — пробормотал парень, державший Бет за ногу. — Давай не будем ссориться…
— Отпусти ее, я сказал! — Парализатор затрясся еще сильнее.
Ногу Бет поспешно отпустили, хватка на ее руках ослабела. Трое неудачливых насильников начали отступать.
— Мы уже уходим, все. Парень, ты все не так понял…
— Проваливайте! Я знаю вас! Вы из них! Вы от них ! Вы на них работаете!
Трое парней перешли на бег. Бет покосилась на дрожащую дубинку-парализатор и измученное лицо своего спасителя, и ей захотелось присоединиться к ним. Она попыталась отдышаться.
— Спасибо, приятель, — пробормотала она.
Джеральд прикусил нижнюю губу и сполз по стене, опускаясь на корточки. Дубинка выпала у него из рук.
— Эй, ты в порядке? — Бет поспешила к нему. Джеральд глянул на нее с душераздирающей кротостью и всхлипнул.
— Господи… — Она обернулась, чтобы удостовериться, что ее обидчики ушли, и присела на пол рядом с Джеральдом. Что-то удержало ее от того, чтобы забрать дубинку. Как он отреагирует на это, она не знала. — Слушай, они, наверное, вернутся сейчас. Ты где живешь?
Из глаз его покатились слезы.
— Я принял тебя за Мэри.
— Не повезло, приятель. Я — Бет. Это твой коридор?
— Не знаю.
— Ну ты где-то здесь живешь?
— Помоги мне, пожалуйста. Я должен найти ее. Лорен меня здесь оставила совсем одного, и я не знаю, что делать. Правда.
— Не ты один, — буркнула Бет.
— Так кто он такой? — спросил Джед. Джеральд сидел за столом в квартирке Бет и глядел в глубины кружки с чаем, которую стискивал обеими руками. За последние десять минут он даже не пошевелился.
— Говорит, что его зовут Джеральд Скиббоу, — сказала Бет. — Наверное, не врет.
— Ага. А ты-то как? Ты в порядке?
— Угу. Эти ублюдки здорово напугались. Вряд ли я с ними столкнусь снова.
— Хорошо. Знаешь, может, лучше нам не носить больше платков? Народ что-то совсем на уши встал.
— Что? Да никогда! Только не теперь. Платок показывает, кто я — я полуночница. Если им не по душе — их проблемы.
— Проблемы были у тебя.
— Больше не будет. — Она взяла в руки парализатор и противно усмехнулась.
— Господи. Это его?
— Ага. Он сказал, что я могу взять на время.
Джед воззрился на Джеральда в ошеломленном недоумении.
— Надо же. Похоже, парень далеко зашел, да?
— Эй. — Она легонько ткнула его в живот кончиком дубинки. — За языком следи. Может, он немного не в себе, но он мой друг.
— Немного? Да ты глянь на него, Бет! Ведь он редиска с ножками! — Джед вовремя заметил, как девушка напряглась. — Ладно. Он твой друг. Что ты с ним делать будешь?
— У него где-то должна быть комната.
— Ага. Тихая такая, с мягкими стенами.
— Кончай, а? Ты сам-то сильно изменился? Мы вроде бы должны мечтать о новой жизни, где люди не хватают друг друга за горло? По крайней мере, я так думала. Или я не права?
— Права, — буркнул он.
Понять Бет стало еще труднее. Джед решил было, что она будет ему благодарна за то, что он больше к ней не пристает. Вместо этого она стала еще невыносимее.
— Слушай, ты не волнуйся. Прилетим на Валиск — я исправлюсь.
Джеральд развернулся вместе со стулом.
— Ты что сказал?
— Эй, приятель, я уже думала, ты в отрубе, — заметила Бет. — Ты как?
— Что ты сказал про Валиск?
— Мы хотим туда, — ответил Джед. — Мы полуночники, понимаешь? Мы верим в Киру. Мы хотим быть частью новой Вселенной.
Джеральд уставился на него и дико хихикнул.
— Верите ей? Да она даже не Кира!
— Ты как все другие! Ты не хочешь, чтобы у нас был шанс, потому что просрал собственный! Говнюк ты!
— Погоди, погоди! — Джеральд примирительно поднял руки. — Прости. Я не знал, что ты полуночник. Я вообще не знаю, кто такие полуночники.
— Это Кира так сказала: «Те из нас, кто вышел из тьмы полуночной, смогут преодолеть пределы, поставленные прогнившим обществом».
— А, эта фраза…
— Она уведет нас отсюда, — проговорила Бет. — Туда, где такие уроды, как те трое, не смогут творить что захотят. С этим будет покончено. На Валиске такого не будет.
— Знаю, — серьезно ответил Джеральд.
— Что? Ты издеваешься?
— Нет. Честно. Я ищу способ попасть на Валиск с тех пор, как увидел запись. Я прилетел сюда с самого Омбея, только чтобы найти путь. Думал, смогу нанять звездолет.
— Никогда, приятель, — заявил Джед. — Только не звездолет. Мы пытались. Капитаны все словно оглохли. Я же говорю, они нас ненавидят.
— Да.
Джед покосился на Бет, пытаясь сообразить, что думает она и стоит ли рискнуть.
— У тебя, наверное, куча денег, если ты сюда с Омбея прилетел? — проговорил он.
— Чтобы нанять корабль, больше чем хватит, — ответил Джеральд горько. — Только меня никто не слушает.
— Тебе не нужен звездолет.
— О чем ты?
— Я скажу тебе, как попасть на Валиск, если ты возьмешь нас с собой. Это будет вдесятеро дешевле, чем ты планировал, но нам самим все равно не собрать столько денег. А если ты все равно нанимаешь целый корабль, тебе ведь все равно, сколько человек на борту.
— Ладно.
— Ты нас возьмешь?
— Да.
— Слово? — спросила Бет. Голос ее выдавал мучительную неуверенность.
— Обещаю, Бет. Я знаю, каково это, когда тебя подводят и бросают. Я ни с кем так не поступлю, а тем более — с тобой.
Она неловко поерзала. Ей было приятно слышать от него такие слова и особенно — таким отеческим тоном. Никто на Коблате так с ней не говорил.
— Ладно, — решился Джед. — Дело такое — у меня есть время и координаты сбора для нашей системы. — Он вытащил из кармана клип и засунул в настольный процессорный блок. На дисплее появился сложный график. — Здесь показано, когда и где появится корабль с Валиска, чтобы забрать туда тех, кто готов отправиться. Нам надо всего лишь нанять межорбитальник, чтобы туда попасть.
В доме Афины, как всегда казалось Сиринкс, царили покой и благодать. Вин Цит Чон и психологи, без сомнения, назвали бы это эффектом возвращения в материнское чрево. И если ей, Сиринкс, эта мысль кажется забавной, сказала она себе, то это верный признак выздоровления.
С Йобиса она вернулась два дня назад и, пересказав Вин Цин Чону все, что узнала от Мальвы, направила «Энона» на Ромул, к причалам промышленной станции.
— Наверное, мне следует радоваться, что ты летаешь курьером для нашей разведки,— заметила Афина. — Врачи, верно, считают, что ты оправилась.
— А ты — нет?
Сиринкс брела вместе с матерью по саду, который с каждым годом зарастал все сильнее.
— Если ты не уверена в этом сама, то что могу сказать я?
Сиринкс улыбнулась. Жутковатая догадливость матери ее почему-то взбодрила.
— Мама, не надо вокруг меня квохтать. Работа — лучшее болеутоляющее, особенно если ее любишь. А у капитанов по-другому не бывает.
— Я хочу, чтобы мы снова летали вместе, -настаивал «Энон». — Нам это обоим полезно.
На миг и мать, и дочь ощутили окружавшие «Энона» леса. Техники трудились в нижней части его корпуса, устанавливая пусковые установки для боевых ос, мазерные пушки и сенсорные капсулы военного образца.
— Ну хорошо,— уступила Афина. — Похоже, что меня одолели числом.
— Все будет в порядке, мама. Отправляться прямо во флот — это было бы слишком. Но курьерская работа тоже важна. Мы должны выступить против одержимых едином фронтом. Это жизненно необходимо, и космоястребы играют в этом важнейшую роль.
— Ты не меня пытаешься убедить.
— Господи Иисусе, мама! Все вокруг меня разом стали психиатрами! Я уже взрослая, и мои мозги не настолько пострадали, чтобы я не могла решать за себя сама.
— Господи Иисусе?
— Ой. — Сиринкс ощутила, как краснеют ее щеки — только мать умела вогнать ее в краску! — Один мой знакомый всегда так ругался. Мне показалось, что сейчас это очень уместно.
— А, да. Джошуа Калверт, известный ныне как «Лагранж» Калверт. Ты в него была когда-то очень влюблена?
— Ни капли! А почему «Лагранж»?
Сиринкс с растущим недоверием слушала, пока Афина объясняла, какие события на орбите Муроры дали Джошуа эту кличку.
— О, нет! Подумать только, что эденисты должны быть ему благодарны! И что за идиотская выходка — прыгать в точку Лагранжа на такой скорости! Он мог погубить всех на борту! Безответственность какая.
— Надо же! Это похоже на большую любовь.
— Мама!
Афина расхохоталась от восторга, что так удачно поддела дочь. Они дошли до первого из окаймлявших сад прудов с лилиями. Сейчас на пруд падала густая тень разросшихся за последние тридцать лет золотых тисов, чьи ветви склонялись к самой воде. Сиринкс глянула в черную глубину, и бронзовые карпы попрятались от нее под плоскими плавающими листьями.
— Тебе стоило бы направить домошимпов, чтобы подстригли тисы,— заметила она. — Они слишком затеняют пруд. Кувшинок совсем не стало.
— Почему бы не посмотреть, как будет развиваться биотех естественным путем?
— Потому что это некрасиво. А обиталище — не естественная среда.
— Ты никогда не любила проигрывать в споре, да?
— Ничуть. Я всегда готова выслушать альтернативную точку зрения.
Сродственный канал наполнился доброжелательным скепсисом.
— Ты поэтому так внезапно обратилась к религии? Я всегда думала, что ты более других подвержена этому заблуждению.
— О чем ты?
— Помнишь, как Вин Цит Чон назвал тебя туристкой?
— Да.
— Это был вежливый способ выразить простой факт — ты недостаточно уверена в себе, чтобы искать собственные ответы на вопросы, которые ставит жизнь. Ты вечно ищешь, Сиринкс, но не знаешь, чего. Религия не могла не привлечь тебя. Сама концепция спасения верой существует, чтобы поддерживать усомнившихся в себе.
— Есть разница между религией и духовностью. Вот с этим всей нашей культуре, всем эденистам придется примириться — нам, обиталищам, космоястребам.
— Да, тут ты до обидного права. Должна признать, мне и самой радостно было узнать, что мы с «Язиусом» соединимся снова, пусть даже в самых скорбных обстоятельствах. Это делает жизнь терпимее.
— Это лишь один аспект. Я думала о переносе наших воспоминаний в обиталище по смерти. На этом основано все наше общество. Мы никогда не боялись смерти так, как адамисты, и это поддерживало наш рационализм. Теперь мы знаем, что нам суждена бездна, и весь процесс переноса кажется насмешкой. Только вот…
— Продолжай.
— Латон, будь он проклят! Что он хотел сказать своим «великим путешествием»? Что нам не следует опасаться вечного заточения в бездне? А Мальва фактически подтвердила, что он говорил правду!
— Думаешь, это плохо?
— Нет. Если мы правильно поняли его слова, бездна — это не только вечное чистилище. Это было бы прекрасно.
— Ты права.
— Тогда почему он не сказал нам прямо, что нас ждет? И почему только мы избежим этой ловушки, но не адамисты?
— Может быть, Мальва помогла нам больше, чем тебе кажется, сказав, что ответ кроется в нас самих. Если бы тебе его подсказали… ты не найдешь его сама. Познание и обучение — не одно и то же.
— И почему это должен был быть Латон? Единственный, кому мы не можем до конца доверять.
— Даже ты ему не веришь?
— Даже я, хотя и обязана ему жизнью. Он Латон, мама.
— Может быть, поэтому он и не сказал нам — зная, что мы ему не поверим. Но он советовал нам внимательно изучить этот вопрос.
— И покуда мы не добились ничего.
— Это лишь начало, Сиринкс. И он намекнул нам, спросив, что за люди возвращаются из бездны. Какие они?
— Ублюдки они, все до единого.
— Успокойся и объясни мне, какие они.
Сиринкс чуть заметно улыбнулась, признавая упрек, и глянула на розовые лотосы, заставляя себя вспомнить Перник — место, от которого ее мысли до сих пор шарахались.
— Я, в общем, верно сказала. Они ублюдки. Я немногих видела, но все они меня словно не замечали, им плевать было, что я страдаю. Они все словно эмоциональные покойники. Наверное, на них так влияет бездна.
— Не совсем. Келли Тиррел записала серию интервью с одержимым по имени Шон Уоллес. Он не был жесток или безразличен. Если уж на то пошло, он был жалок.
— Значит, они жалкие ублюдки.
— Ты слишком легкомысленна. Но подумай вот о чем — много ли среди эденистов жалких ублюдков?
— Нет, мама, тут я не могу с тобой согласиться. Ты так рассуждаешь, словно идет некий отбор, словно кто-то заключает грешников в бездну, а праведников ведет по долгому пути к свету. Это не может быть правдой. Это все равно что сказать, будто есть Бог. Бог всевышний, которого интересует судьба каждого отдельно взятого человека, наше поведение.
— Полагаю, что так. Это прекрасно объяснило бы происходящее.
— Нет. Никогда. Почему тогда Латону позволено было отправиться в долгое путешествие?
— Не позволено. Не забывай, смерть разлучает душу с памятью. Тебя освободила и предупредила нас всех личность Латона, обитавшая в нейронных слоях Перника, но не его душа.
— Ты правда в это веришь?
— Не уверена. Как ты заметила, Бог, настолько заинтересованный в каждом индивидууме во Вселенной, должен быть невероятно могуч. — Афина отвернулась от пруда и взяла дочь за руку. — Я буду надеяться, что мы найдем другое объяснение.
— Хорошо бы…
— И надеяться, что его мне найдешь ты.
— Я?
— Ну это ведь ты снова будешь шляться по галактике. У тебя будет больше шансов, чем у меня.
— Нам предстоит собирать по посольствам и агентам стандартные отчеты о возможных проникновениях одержимых и о том, как справляются с проблемой местные власти. Тактика и политика, но не философия.
— Как скучно.— Афина притянула Сиринкс к себе, позволяя тревоге и заботе свободно течь по каналу сродства. — С тобой точно все будет в порядке?
— Конечно, мама. «Энон» и команда за мной присмотрят. Ты не волнуйся.
Когда Сиринкс ушла, чтобы присмотреть за последней стадией переоснащения «Энона», Афина опустилась в свое любимое кресло во внутреннем дворике и попыталась вновь включиться в обычный ритм домашних дел. Следовало присмотреть за детворой — родители все работали долгими сменами, в основном на оборону. Юпитер и Сатурн готовились к освобождению Мортонриджа.
— Не следовало тебе так ее удерживать, -заметил Сайнон. — Ей не прибавит уверенности в себе то, что ты так низко ее ценишь.
— Я в ней вполне уверена,— ощетинилась Афина.
— Тогда покажи это. Отпусти ее.
— Я боюсь.
— Все мы боимся. Но мы должны иметь возможность встретить свой страх лицом к лицу.
— А как ты себя чувствуешь, зная, что твоя душа ушла?
— Любопытно.
— И все?
— Да. Я уже сосуществую с другими ушедшими нашего множества. Бездна едва ли сильно отличается от этого.
— Надейся, надейся!
— Когда-нибудь все мы узнаем это на собственном опыте.
— Молись, чтобы это случилось попозже.
— Яблочко от яблоньки?
— Нет. Священник мне еще не нужен. Скорее уж рюмка чего-нибудь покрепче.
— Грешница.
Он рассмеялся.
Афина наблюдала, как сгущаются тени под ветвями по мере того, как световая трубка наливается розово-золотым свечением.
— Не может же быть, чтобы был на свете Бог? Ведь не может?
— Что-то он не слишком счастлив,— заметил Транквиллити, когда принц Нотой вступил на одну из десяти станций метро, обслуживавших оконечность.
Иона провела свою точку зрения полным кругом, точно обошла принца со всех сторон. Ее заинтриговал принятый им вид упорного достоинства, нечто в позе, в выражении лица, говорившее: я стар и отстал от жизни, но пусть только эта жизнь попробует передо мной не склониться! Одет он был в парадный мундир адмирала королевского космофлота Кулу, на груди его скромно примостилась орденская колодка с пятью ленточками. Когда, входя в вагон, он снял фуражку, стало видно, что волос у него на черепе немного, а те, что остались, совершенно поседели — для Салдана очень тревожный знак.
— Сколько же ему лет?— подумала Иона.
— Сто семьдесят. Он младший из экзочревных братьев короля Дэвида. Управлял корпорацией «Кулу» на протяжении ста трех лет, прежде чем принц Говард не перенял ее в 2608-м.
— Как странно.
Внимание ее снова обратилось к крейсеру королевского космофлота Кулу, пристыковавшемуся в порту (первый боевой корабль из королевства на протяжении последних ста семидесяти девяти лет). Дипломатическая миссия предельной важности, заявил его капитан, запрашивая разрешения на подлет. А вместе с принцем Нотоном прибыли пятеро высоких чинов из министерства иностранных дел.
— Он часть старого порядка. Едва ли у нас найдется что-то общее. Если Алистеру что-то от меня нужно, почему он не послал кого-нибудь помоложе? Возможно, даже принцессу.
— Это было бы разумно. Хотя принца Нотона трудно не уважать. Его возраст может быть частью королевского послания.
На мгновение Иона забеспокоилась.
— Ой, не знаю. Если кто-то и понимает твои истинные возможности, то мои царственные родичи.
— Едва ли он обратится к тебе с просьбой, порочащей твою честь.
Последние двадцать метров по коридору Иона преодолела почти бегом, на ходу застегивая юбку. Для этой встречи она выбрала деловой костюм зеленого полотна и простую белую блузку — все очень нарядно, но ничуть не царственно. Пытаться впечатлить принца Нотона нарядами, решила она, значит впустую тратить время.
Вагон метро уже прибыл на станцию во дворце Де Бовуар — ее официальной резиденции. Двое приставов вели принца со свитой по длинному центральному переходу. Иона поспешно пробежала по залу аудиенций, шлепнулась в кресло за большим столом и втиснулась в туфли.
— Как я выгляжу?
— Ты прекрасна.
Иона застонала от такого необъективного подхода и торопливо пригладила волосы пятерней.
— Надо было подстричься.
Она оглядела зал: все ли в порядке? С другой стороны стола — шесть кресел с высокими спинками. В соседней комнате для неформальных приемов люди-слуги готовили шведский стол (было бы неприлично использовать домошимпов, учитывая отношение королевства к биотеху).
— Освещение поменяй.
Половина стеклянных панелей, тянувшихся от потолка к полу, потемнела, остальные изменили угол дифракции. Десять отраженных лучей сошлись на столе, окружая Иону теплым звездным светом.
— Слишком яр… о, черт.
Двери распахнулись. Иона поднялась навстречу приближающемуся принцу Нотону.
— Обойди стол и поздоровайся. Помни, что вы с ним родственники, а технически между нами и королевством не было никакой размолвки.
Иона последовала совету, изобразив на лице непринужденную улыбку, способную стать и очаровательной, и леденящей — как поведет себя гость.
Она протянула руку. Немного поколебавшись, принц Нотой вежливо пожал ее. На перстне с печаткой его взгляд, впрочем, задержался.
— Добро пожаловать на Транквиллити, принц Нотой. Я польщена, что Алистер оказал мне честь, отправив к нам столь почтенного эмиссара. Жаль только, что мы не встретились в более счастливые времена.
Мининделовцы стояли не шевелясь и не мигая. Иона готова была поклясться, что они молятся.
— Для меня большая честь, — ответил принц Нотой после неловкой паузы, — прибыть сюда по приказу моего сюзерена.
— А!
— Туше, кузен, — промурлыкала Иона.
Они встретились взглядами. Мининделовцы тревожно наблюдали.
— И конечно, вы оказались женщиной.
— Естественно, хотя вообще-то все решил случай. Отец не заводил экзочревных детей. Наша семейная традиция первородства в данном случае не действует.
— Вы так ненавидите традиции?
— Нет. Многими традициями я восхищаюсь. Многие традиции я поддерживаю. Что я ненавижу, так это традиции ради традиций.
— Тогда вы, вероятно, в своей стихии. Порядок рушится по всей Конфедерации.
— А вот это удар ниже пояса, Нотой.
Он неуклюже кивнул.
— Извините. Не знаю, почему король выбрал на эту роль меня. Никогда не был дипломатом, черт меня побери.
— Ну, не знаю. По-моему, он сделал хороший выбор. Садитесь, прошу.
Иона вернулась на свое место. Транквиллити показал ей, как мининделовцы облегченно переглядываются за ее спиной.
— Так чего хочет от меня Алистер?
— Вот этих ребят. — Принц Нотой ткнул пальцем в пристава. — Я должен был попросить у вас их последовательности ДНК.
— Для чего?
— Для Омбея.
Иона с растущей неловкостью слушала, как принц Нотон и чинуши из министерства иностранных дел объясняют ей детали предполагаемого освобождения Мортонриджа.
— Думаешь, у них получится?
— Я не владею всей полнотой информации, доступной королевскому флоту, так что не могу ответить уверенно. Но королевский флот не взялся бы за подобную операцию без полной уверенности в ее успехе.
— Не думаю, что это правильный способ спасать одержанных. Они уничтожат Мортонридж и погубят по ходу дела толпу народу.
— Никто не говорил, что на войне не будет крови.
— Тогда зачем?..
— Ради более важной цели, которая обычно бывает политической. В данном случае это именно так.
— Значит, я могу все это остановить? Если я откажусь передать Алистеру последовательность ДНК…
— Можешь стать голосом благоразумия. И кто тебя поблагодарит?
— Для начала — те, кто останется жив.
— Это в первую очередь одержанные, готовые на все ради освобождения. Им недоступна роскошь твоего морального выбора.
— Это нечестно. Ты не можешь обвинять меня в том, что я не хочу крови.
— Если ты не можешь предложить альтернативы, я предлагаю передать ему ДНК приставов. Даже воздержавшись, ты не остановишь освобождения Мортонриджа. В лучшем случае ты задержишь его на нескольконедель, пока эденисты не склепают подходящего служителя-воина.
— Ты прекрасно понимаешь, что альтернативы у меня нет.
— Это политика, Иона. Ты не сможешь предотвратить операцию. А помощь заложит основу ценного союза. Не забывай об этом. Ты поклялась защищать всех, кто живет во мне. И нам может потребоваться помощь.