4

Второй приемный покой меньше чем в двух часах езды. Выдающийся день даже для меня. Хорошо, что на этот раз ранена не я. Плохо, что это может измениться. Пусть Зейн не альфа, но он – оборотень. Эти ребята могут поднять в жиме слона средней величины, и я не собиралась заниматься с ним армрестлингом. Он не только положил бы мне руку, он бы ее, вполне возможно, оторвал от плеча и съел. Многие ликантропы пытаются сойти за людей и любят, когда это получается. Но я не думала, что Зейна такие мелочи волнуют.

И все же мне не хотелось убивать Зейна, если не возникнет необходимости. Не из милосердия – от мысли, что это может произойти на людях. В тюрьму мне не хотелось. То, что наказание волнует меня больше преступления, отчасти характеризует мой нравственный облик. Иногда я сомневалась, не становлюсь ли социопатом. Иногда была уверена, что уже стала.

В пистолете у меня всегда были серебряные пули. На людей серебро действует, как и на почти все сверхъестественные существа. Так зачем переходить на обычные пули, которые действуют только на людей и на пару-тройку других существ? Но месяца три назад я схлестнулась с одним фейри, который чуть меня не убил. На них серебро не действует, зато действует обычный свинец. И с тех пор я держу в «бардачке» обойму с обычными патронами.

Вытащив из обоймы два верхних патрона с серебряными пулями, я вставила свинцовые. То есть первые две пули могут сбить с Зейна кураж, и тогда, быть может, не придется убивать его остальными. Проясним сразу: если он, получив две свинцовые пули, от которых чертовски больно, даже если можешь залечить рану, все-таки будет на меня переть, то первая же серебряная пуля будет предназначена не для того, чтобы только ранить.

Только войдя в дверь больницы, я сообразила, что не знаю фамилии Натэниела. Имя Стивена мне тоже не поможет. А, черт!

Вестибюль был набит народом. Женщины с плачущими младенцами, детишки, неизвестно чьи, гоняющиеся друг за другом, перепрыгивая через стулья, человек с обмотанной кровавой тряпкой рукой, люди без видимых повреждений, тупо глядящие в пространство. Стивена видно не было.

Вопли, звон разбиваемых стекол, звяканье упавшего на пол металла. Сестра, бегущая по соседнему коридору.

– Вызовите еще охранников!

Сестра за конторкой нажала на кнопку.

Можете назвать это интуицией, но я поняла, где сейчас 3ейн и Стивен. Махнув перед сестрой удостоверением, я сказала:

– Я из Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий. Моя помощь нужна?

Сестра вцепилась в мою руку:

– Вы из полиции?

– Наша группа является подразделением полиции.

В лучшем случае – уклонение от прямого ответа. Если ты штатский. прикрепленный к полицейской группе, приходится этому научиться.

– Слава богу! – Сестра поволокла меня туда, где слышался шум. Я высвободила руку и достала пистолет. Предохранитель снят, ствол в потолок, готовность к выстрелу. С обычными патронами я бы не стала поднимать ствол к потолку, тем более в госпитале, где надо мной полно пациентов, но безопасные патроны Глейзера не зря носят свое название.

Приемное отделение ничем не отличалось от всех приемных отделений, что мне случалось видеть. Занавесы на металлических штангах, чтобы можно было выгородить целые ульи маленьких смотровых кабинок. Кое-где они были закрыты, но пациенты сидели и смотрели на спектакль сквозь щели в занавесках. Однако зал делился пополам стеной почти до caмого коридора, так что смотреть особо было не на что.

Человек в зеленом хирургическом халате вылетел из-за стены, ударился в противоположную, тяжело сполз на пол и остался лежать неподвижно.

Сопровождавшая меня сестра бросилась к нему, и я отпустила ее. Тот, кто был там за стеной, швыряющийся докторами, как куклами, был работой не для медика, а для меня.

На полу лежали еще двое в хирургической одежде – мужчина и женщина. Женщина была в сознании, глаза широко раскрыты. У нее под углом в сорок пять градусов торчала сломанная рука. Увидев табличку у меня на пиджаке, она предупредила:

– Там оборотень, осторожнее!

– Я знаю, кто там, – ответила я. И опустила пистолет на дюйм.

В глазах женщины мелькнула тревога, а не боль.

– Не разнесите наш центр травмы!

– Постараюсь не разнести, – сказала я, проходя мимо нее.

В коридор вышел Зейн. Я его никогда не видела, но кто еще это мог быть? В руках он кого-то нес. Сначала я подумала, что женщину, из-за длинных каштановых волос, но обнаженная спина и плечи были слишком мускулистыми, мужскими. Очевидно, Натэниел. Он легко помещался в этих мощных руках.

Зейн был футов шести ростом, высокий и худой. Сверху на нем был лишь черный кожаный пиджак на бледном теле. Волосы у него были белые, как вата, коротко остриженные по бокам и собранные в длинные пучки наверху. Открыв рот, он зарычал. У него торчали клыки, верхние и нижние, как у большого кота. Ну и ну.

Я наставила на него пистолет и медленно выдохнула, стоя неподвижно и спокойно, целясь в белое тело выше Натэниела. С такого расстояния я бы не промахнулась.

– Второй раз не повторяю, Зейн. Отпусти его.

– Он мой, мой!

Зейн зашагал к выходу, и я спустила курок.

Oт удара пули он развернулся и упал на колени. Раненое плечо перестало держать, и Натэниел соскользнул на пол. Зейн вскочил, здоровой рукой прижимая к себе Натэниела, как куклу. Ткани его плеча уже срастались – как в кино, когда расцветающий цветок снимают замедленной съемкой.

Он мог бы рвануться мимо меня, рассчитывая на свою быстроту, но не стал. Он просто шел на меня, будто не верил, что я выстрелю. А зря.

Вторая свинцовая пуля попала ему прямо в грудь. Кровь плеснула по бледной коже. Зейн упал на спину и выгнул ее, пытаясь вдохнуть, что было трудно из-за дыры в груди размером с кулак. Я подошла – поспешно, но не переходя на бег.

Обойдя его на расстоянии вытянутой руки, я зашла сзади и чуть сбоку. Простреленное мной плечо все еще не работало, другая рука была прижата телом Натэниела. Зейн смотрел на меня широко раскрытыми карими глазами, тяжело дыша.

– Остальные пули серебряные, Зейн. Стрелять буду в голову, и твои поганые мозги разлетятся по этому чистому полу.

Он все же смог выдохнуть:

– Нет. – Его рот наполнился кровью, и она вытекла на подбородок.

Я наставила дуло на его лоб, примерно на уровне бровей. Если я опущу курок, его не станет.

Передо мной лежал мужчина, которого я никогда раньше не видела. С виду он был молод, ближе к двадцати, чем к тридцати. Меня заполнила огромная пустота. Будто я стояла посреди белого шума. Ничего не чувствуя. Я не хотела его убивать, но мне было безразлично, убью я его или нет. Это только его интересовало. Я позволила ему прочесть это в моих глазах – что мне оба исхода безразличны. Позволила, потому что он – оборотень и должен был понять, что видит. Обычные люди этого не видят. По крайней мере люди в здравом уме.

– Ты оставишь Натэниела в покое, – сказала я. – Когда приедет полиция, ты будешь делать все, что тебе скажут. Ни спорить, ни отбиваться не будешь, иначе я тебя убью. Ты меня понял, Зейн?

– Да, – ответил он, и снова кровь выплеснулась изо рта густой струей. Он заплакал, и слезы потекли по окровавленному лицу.

Слезы? Плохим парням по сценарию не полагается плакать.

– Как я рад, что ты приехала, – сказал он. – Я пытался ими заниматься, но у меня не получалось. Я хотел быть Габриэлем, но не мог.

Плечо у него уже зажило настолько, что он мог прикрыть глаза рукой, скрыть от нас свои слезы, но голос у него был хриплым от слез – и от крови.

Я не знала, что сказать. Отрицать, что я собираюсь быть их предводителем, вроде не очень удачная мысль, если учесть разбросанные здесь тела. Откажись я от этого предложения, Зейн может снова озвереть, и придется его убить. И меня пронзило, как укол, осознание, что мне убивать его не хочется. Из-за слез? Может быть. Но не только. Факт тот, что я убила их альфу, защитника, и ни разу не подумала, что станется с остальными леопардами-оборотнями. Мне не приходило в голову, что у них нет второго в иерархии, который мог бы занять место Габриэля. Я уж точно не могу быть у них альфой. Не покрываюсь я мехом каждый месяц. Но если таким образом удастся удержать Зейна, чтобы он не рвал врачей в клочья, я согласна подыграть.

Когда прибыли копы, раны Зейна уже зажили. Он свернулся калачиком, прижимая к себе бесчувственное тело Натэниела, как плюшевого медведя, и гладил его волосы, все еще плача.

– Она нас защитит. Она нас защитит. Она нас защитит, – повторял он.

Я так поняла, что «она» – это я, и у меня слегка поехала крыша.

5

Стивен лежал на узкой больничной кровати. Белокурые локоны Стивена были длиннее моих; они разметались по белой подушке. Тонкое лицо было исчеркано крест-накрест грубыми розовыми и красными порезами. У Стивена был такой вид, будто его вышвырнули сквозь оконное стекло – как оно на самом деле и было. Стивен, который вряд ли превосходил меня по весу на двадцать фунтов, не пошел на попятный, и в конце концов Зейн выбросил его сквозь небьющееся стекло с сеткой. Как сквозь проволочную сырорезку. Человек бы от этого неминуемо погиб, и даже Стивен был очень, очень сильно ранен. Но он поправлялся. Я не могу скзаать, будто порезы заживали на глазах, – это было как распускается цветок. Замечаешь, что это случилось, но как это происходит – не видишь. Я отвернулась на миг, поглядела опять на Стивена – и на один шрам уже было меньше.

Черт, это здорово нервирует.

Натэниел лежал на другой кровати. Волосы у него были еще длиннее, чем у Стивена. Наверное, до талии. Трудно судить, потому что я видела его лишь в лежачем положении. Очень темно-рыжие волосы, почти каштановые, но только почти. Вроде красного дерева, и они лежали на белых простынях, как шерсть зверя, густая и блестящая.

Он был скорее смазлив, чем красив, и ростом был не больше пяти футов шести дюймов. Волосы усиливали иллюзию женственности, но плечи были непропорционально широки – отчасти от рождения, отчасти из-за поднятия тяжестей. Отличные плечи, но к ним бы нужен рост на полфута больше.

Раз он стриптизер в «Запретном плоде», значит, ему уже восемнадцать. Лицо у него было худощавое, челюсть слишком округлая. Восемнадцать, но вряд ли больше. Может, он когда-нибудь дорастет до своих плеч.

Мы находились в двухместной палате изолятора – на этаже, который в большинстве больниц отводится для ликантропов, вампиров и прочего противоестественного населения.

Всех, кого администрация считает опасными. Зейн был бы опасен, но копы его увезли с почти залеченными ранами. Его плсть вытолкнула мои пули на пол вместе с отторгнутыми клочками органов. Вряд ли нам был нужен изолятор для Стивена или Натэниела. Насчет последнего я могла и ошибиться, но я так не думала. В этом я вполне полагалась на суждение Стивена.

Натэниел еще не пришел в сознание. Я спросила, что с ним, и врачи мне рассказали, потому что все еще считали копом и потому что я спасла их шеи. Благодарность – вещь чудесная.

Кто-то хорошо Натэниела выпотрошил. Не просто вспорол ему брюхо ножом, а еще и выпустил кишки на пол – на его внутренностях были найдены кусочки мусора. Были признаки серьезных травм и на других частях тела. Следы сексуального насилия. Да, и проститутка может быть изнасилована. Для этого достаточно, чтобы было сказано слово «нет». Никто, даже ликантроп, не согласится на секс, когда его внутренности валяются по полу. А может быть, его сначала изнасиловали, а потом попытались убитъ. Это чуть-чуть менее противно, чем если бы наоборот. Чуть-чуть.

На запястьях и лодыжках остались следы цепей. Кровавые следы, будто он отбивался, и эти следы не заживали. Значит, использовались цепи с высоким содержанием серебра, чтобы они не только держали, но и причиняли боль. Тот, кто это сделал, заранее знал, что будет иметь дело с ликантропом. Подготовился. И потому возникали некоторые интересные вопросы.

Стивен и Габриэль сводничали леопардов-оборотней – сдавали их напрокат клиентам. Я понимаю, зачем людям такая экзотика, – слыхала, что существует садомазохизм. Оборотень выдерживает страшные травмы, так что такая комбинация имеет смысл. Но здесь уже были не просто сексуальные игры – о такой жестокости я не слышала, разве что у серийных убийц.

Я не могла оставить их без защиты. Даже без угрозы сексуальных убийств – оборотень есть оборотень, тем более леопард. Пусть Зейн валялся у меня в ногах и плакал, но есть еще и другие. Если у них нет стаи, нет экземпляров альфа, то никто им не может приказать оставить Натэниела в покое. Раз нет предводителя, то может выйти так, что для этого их придется подчинять или убивать по одному. Не слишком приятная мысль. Настоящим леопардам, в общем, плевать, кто там главный. У них нет стай, но оборотни – не звери, а люди. Это значит, как бы они ни были независимы и просты в звериной форме, человеческая половина найдет способ усложнить жизнь. Если Габриэль своих ребят подбирал сам, то я не мргy верить, что они не попытаются снова добраться до Натэниела. Габриэль был психованный кот, и Зейн тоже не показался мне чем-нибудь другим. Кого же тут позвать на помощь? Конечно же, местную стаю вервольфов. Стивен – член стаи, его они обязаны защищать.

В дверь постучали. Я достала браунинг, положила на колени и прикрыла журналом. Это оказался номер «Дикой природы Америки» трехмесячной давности со статьей о медведях-кодьяках.

– Кто там?

– Ирвинг.

– Войди.

Я не убрала пистолет – на случай, если кто-то попытается ворваться из-за его спины. Ирвинг Гризволд – вервольф и репортер. Для репортера он неплохой парень, но он не так осторожен, как я. Когда я увижу, что он один, тогда и уберу пистолет.

Ирвинг улыбаясь распахнул дверь. Бахрома каштановых волос окружала его голову ореолом с блестящим солнцем лысины посередине. На маленьком носу сидели верхом очки. Он был коротышка и казался кругленьким, хотя не был жирным. И уж меньше всего был похож на страшного серого волка. Он даже и на репортера не слишком походил – поэтому, наверное, и был таким прекрасным интервьюером, но от репортажей с места событий его держали подальше – в камере он не смотрелся. Ирвинг работал на «Сент-Луис пост диспетч» и много раз меня интервьюировал.

Он закрыл за собой дверь.

Я убрала пистолет.

У Ирвинга расширились глаза. Он спросил тихо, но не шепотом:

– Как Стивен?

– Ты как сюда попал? У двери должен был стоять полисмен!

– Ax, Блейк, я тоже рад тебя видеть.

– Ирвинг, не морочь мне голову. Дверь должен был охранять коп.

Он чирикает с очень симпатичной сестричкой за регистрационным столом.

– Черт!

Я не настоящий полицейский и не могла пойти наорать на него, но искушение такое было. В кулуарах Вашингтона болтается проект закона, который должен дать охотникам за вампирами федеральные нагрудные таблички. Иногда мне казалось, что идея дурацкая. Иногда – что нет.

– Скажи быстро, пока меня не выставили отсюда, как Стивен?

Я ему рассказала и спросила:

– А Натэниел тебя не интересует?

Ирвинг неловко замялся.

– Ты же знаешь, что Сильвия сейчас де-факто предводитель стаи, пока Ричард уехал работать над диссертацией?

Я вздохнула:

– Нет, я не знала.

– Я знаю, что с Ричардом ты не говорила после вашего разрыва, но думал, тебе кто-нибудь другой сказал.

– Остальные волки обходят меня десятой дорогой, как чуму. О Ричарде никто со мной не говорит. Я думаю, он им это запретил.

– Мне такое неизвестно.

– Удивительно, что ты сюда пришел не искать материал для репортажа.

– Это не тема для репортажа, Анита. Она слишком близко меня касается.

– Потому что ты знаешь Стивена?

– Потому что тут замешаны одни оборотни, а я всего лишь обаятельный журналист.

– Ты действительно думаешь, что тебя уволят, если всплывет, кто ты?

– Уволят? Это ерунда, главное – что моя мама скажет!

Я улыбнулась:

– Значит, телохранителем ты тоже быть не можешь.

Он помрачнел.

– Знаешь, я об этом не подумал. Когда кого-нибудь из стаи ранили в общественном месте, где это нельзя было скрыть, Райна всегда мчалась на выручку. Она сейчас мертва, и у нас, кажется, нет других альф, которые не скрывали бы, кто они. По крайней мере таких, которым я доверил бы охрану Стивена.

Райна была прежде лупой этой стаи волков, пока работа не перешла ко мне. Теоретически прежняя лупа не обязана погибать – ей достаточно просто отойти в сторону в отличие от Ульфрика, Царя Волков. Но Райна была подругой Габриэля по играм. У них были общие увлечения, например, снимать порнографические фильмы с настоящим убийством, с участием людей и оборотней. Она организовывала съемку, пока Габриэль пытался меня насиловать. Да, мне было очень приятно прокомпостировать ей билет на тот свет.

– Ты второй раз пропускаешь мимо ушей имя Натэниела, – сказала я. – К чему бы это, Ирвинг?

– Я тебе ведь сказал, что Сильвия командует, пока Ричарда нет в городе?

– Она запретила всем нам помогать леопардам в чем бы то ни было.

– Почему?

– Райна их много снимала в своих порнофильмах, вместе с вервольфами.

– Один такой фильм я видела. Впечатления он не производит. Мерзко, но не впечатляет.

У Ирвинга был очень серьезный вид.

– И еще она позволяла Габриэлю наказывать провинившихся членов стаи.

– Наказывать?

Ирвинг кивнул:

– И Сильвию тоже наказывали, и не раз. Она их ненавидит, Анита. Если бы Ричард не запретил, она бы заставила всю стаю охотиться на леопардов и всех их перебить.

– Я видала, что Райна и Габриэль считали развлечением. Так что здесь я, пожалуй, на стороне Сильвии.

– Ты навела порядок в нашем доме, ты и Ричард. Ричард убил Маркуса, и теперь он Ульфрик – вожак стаи. Ты убила Райну, и теперь ты наша лупа.

– Я ее застрелила, Ирвинг. По закону стаи, как мне говорили, применение оружия аннулирует вызов. Я сжульничала.

– Ты не потому лупа, что ты убила Райну. Ты лупа, потому что Ричард выбрал тебя в подруги.

Я покачала головой:

– Мы больше не встречаемся, Ирвинг.

– Но Ричард не выбрал себе новой лупы, Анита. Пока он этого не сделал, место принадлежит тебе.

Ричард был высок, темноволос, красив, честен, правдив, смел. Единственный его недостаток – он был вервольфом. Нo даже это было простительно, по крайней мере так я думала, пока не увидела его в деле. Увидела весь пирог целиком. Мясо было сырое и дергалось, а в соусе было слишком много крови.

Теперь я встречалась только с Жан-Клодом. Не знаю, насколько лучше встречаться с Мастером вампиров города, чем с главным вервольфом, но я свой выбор сделала.

Это его бледные руки ласкали мое тело. Его черные волосы рассыпались по моей подушке. Его полночно-синие глаза смотрели в мои в моменты любовных единений.

Хорошие девушки не имеют внебрачных связей, особенно с нежитью. Я не думала, что хорошие девушки сожалеют о бывшем кавалере А, если выбирают кавалера Б. Может быть, я ошибалась. Мы с Ричардом избегали друг друга изо всех сил, то есть последние полтора месяца почти не виделись. Сейчас он уехал из города, и избегать друг друга стало легче.

– Не буду спрашивать, о чем ты думаешь, – сказал Ирвинг, – потому что, кажется, знаю.

– Не будь сильно умным, – окрысилась я.

Он развел руками:

– Профессиональный риск.

Я не смогла сдержать смех.

– Значит, Сильвия запретила помогать леопардам. И что тогда теперь будет со Стивеном?

– Он нарушил ее прямой приказ. Для того, кто в иерархии стаи находится так низко, как Стивен, это очень смелый поступок – но он не тронет Сильвию. Она порвет Стивена на части и не позволит никому за ним ухаживать. Я ее знаю.

– Ирвинг, я не могу этим заниматься двадцать четыре часа в сутки.

– Они вылечиваются за сутки.

Я состроила мрачную гримасу.

– И два дня подряд здесь сидеть я тоже не могу.

Он отвернулся и подошел к кровати, где лежал Стивен. Посмотрел на спящего, сцепившего руки на груди.

Я подошла и тронула Ирвинга за руку:

– Чего ты мне не рассказал?

Он покачал головой:

– Не понимаю, о чем ты.

Я повернула его лицом к себе:

– Выкладывай, Ирвинг.

– Анита, ты не оборотень. Ты больше не встречаешься с Ричардом. Тебе надо выбираться из нашего мира, а не лезть в него глубже.

У него был такой серьезный и печальный вид, что я испугалась.

– Ирвинг, в чем дело?

Он только потряс головой.

Я схватила его за обе руки и подавила желание как следует встряхнуть.

– Что ты от меня прячешь?

– Ты можешь прибрать к рукам стаю, чтобы защитить Стивена и Натэниела.

Я отступила на шаг:

– Слушаю.

– Ты выше Сильвии по иерархии.

– Я не оборотень, Ирвинг. Я была подружкой нового вожака стаи. И даже ею теперь не являюсь.

– Ты была больше этого, Анита, и сама это знаешь. Ты кое-кого из нас убила. Ты убиваешь легко и без угрызений совести. Стая это уважает.

– Ирвинг, что за наглая похвала!

– Ты мучаешься совестью из-за Райны? Ночами не спишь из-за Габриэля?

– Райну я убила, потому что она хотела убить меня. Габриэля я убила по той же причине – самосохранение. Так что – нет, я не потеряла из-за них сон.

– Стая уважает тебя, Анита. Так что если ты найдешь членов стаи, которые не скрывают, что они оборотни, и убедишь их, что ты страшнее Сильвии, они защитят обоих этих ребят.

– Я не страшнее Сильвии, Ирвинг. Я не могу измолотить их в кашу. Она может.

– Но ты можешь их убить. – Ирвинг сказал это очень тихо, наблюдая за выражением моего лица.

Я открыла рот – и закрыла его снова.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала, Ирвинг?

Он покачал головой:

– Ничего. Забудь, что я говорил. Не надо было. Приведи сюда еще копов и иди домой, Анита. Вылезь из этой каши, пока еще можно.

– Ирвинг, что у вас творится? Сильвия стала проблемой?

Он посмотрел на меня, и его обычно веселые глаза были печальны, задумчивы. Он снова покачал головой:

– Анита, мне пора идти.

Я схватила его за руку:

– Ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь мне, что происходит.

Он медленно, неохотно повернулся ко мне. Я отпустила его руку и отступила на шаг.

– Говори.

– Сильвия вызвала всех, кто был выше ее в стае, и победила.

Я смотрела на Ирвинга.

– И что?

– Ты понимаешь, насколько это необычно для женщины – биться за второе место в стае? Она ростом пять футов шесть дюймов, узкая в кости. Спроси, как она побеждала.

– Ирвинг, кончай тянуть резину. Я не хочу играть в двадцать вопросов. Просто скажи.

– Первых двух она убила. В этом не было необходимости, она это сделала намеренно. Следующих троих она заставила согласиться, что она для них доминант. Они не захотели рисковать жизнью.

– Очень практично.

Ирвинг кивнул:

– Сильвия всегда была практичной. В конце концов она выбрала себе противника из внутреннего круга. Она слишком мала, чтобы быть силовиком, и еще, думаю, она боялась Джемиля и Шанг-Да.

– Джемиля? Ричард его не выгнал? Он же был шестеркой у Магнуса и Райны!

Ирвинг пожал плечами:

– Ричард решил, что переход пройдет глаже, если оставить у власти кого-то из старой гвардии.

Я покачала головой:

– Джемиля надо было выгнать или убить.

– Может быть, но сейчас он вроде бы на стороне Ричарда. Думаю, он искренне удивился, когда его не убили на месте. Ричард завоевал его верность.

– Я и не знала, что у Джемиля она есть.

– Никто не знал. Сильвия дралась за место Гери, второго в стае, и победила.

– Убив противника?

– Как ни странно, нет.

– О'кей, значит, Сильвия терзает стаю. Она вторая в иерархии. Прекрасно. И что?

– Я думаю, она хочет быть Ульфриком, Анита. Хочет место Ричарда.

Я уставилась на него:

– Ирвинг, для этого есть только один способ.

– Убить прежнего царя, – кивнул Ирвинг. – Да, я думаю, Сильвия это знает.

– Я не видела, как она дерется, но видела, как дерется Ричард. Он тяжелее ее на сто фунтов – сто фунтов мышц, и драться он умеет. В честном бою ведь ей его не одолеть?

– Ричард теперь как раненый, Анита. Он потерял сердце. И если она его вызовет и по-настоящему захочет, она может победить.

– Что ты хочешь мне сказать? Что он в депрессии?

– Не просто в депрессии. Ты знаешь, как он ненавидит свою сущность монстра. Он никого никогда не убивал, кроме Маркуса. И даже его не может себе простить.

– Откуда ты все это знаешь?

– Слушаю. Репортеры хорошо умеют слушать.

Мы глядели друг на друга.

– Рассказывай остальное.

Ирвинг опустил глаза, потом поднял.

– О тебе он со мной не говорит. Сказал только, что ты не смоглa смириться с тем, кто он такой. Даже ты, Истребительница, пришла в ужас.

Настала моя очередь опустить глаза.

– Я этого не хотела.

– Над своими чувствами мы не властны, – сказал Ирвинг.

Я встретила его взгляд:

– Я бы хотела, чтобы было не так.

– Верю.

– Я не хочу смерти Ричарда.

– Никто из нас не хочет. Я боюсь того, что сделает Сильвия, если некому будет ей помешать. – Он отошел ко второй кровати. – Первый ее приказ будет – истребить всех леопардов-оборотней. Мы их перебьем.

Я медленно набрала воздуху в легкие и так же медленно выдохнула.

– Ирвинг, я не могу забыть то, что видела. Я видела, как Ричард съел Маркуса. – Расхаживая из угла в угол, я качала головой. – Чем я могу помочь?

– Обратись к стае и потребуй, чтобы тебя признали лупой. Заставь нескольких членов стаи прийти сюда и охранять этих двоих вопреки прямому приказу Сильвии. Но при этом тебе придется обещать им защиту. Обещать, что она их не тронет, потому что ты ей не позволишь.

– Если я это сделаю и Сильвии не понравится, мне придется ее убить. Это вроде как поставить ей капкан. Не слишком ли отдает преднамеренным умыслом?

Ирвинг мотнул головой:

– Я тебя прошу быть нашей лупой. Быть лупой Ричарда. Показать Сильвии, что, если она будет напирать, Ричард ее, быть может, и не убьет, но убьешь ты.

– Блин! – вздохнула я.

– Прости, Анита. Я бы ничего этого не говорил, но...

– Да, я должна была знать, – сказала я и обняла его, и он застыл от удивления, потом обняв меня в ответ.

– Это за что?

– За то, что сказал мне. Я знаю, что Ричарду бы это не понравилось.

Улыбка исчезла с лица Ирвинга.

– С тех пор как Ричард взял власть, он уже наказал двух членов стаи. Они бросили вызов его власти, серьезный вызов, и он чуть не убил обоих.

– Как? – переспросила я.

– Исполосовал их, Анита. Будто это был не он, а кто-то другой.

– Ричард таких вещей не делает!

– Теперь делает, хоть и не всегда. Обычно он все так же мил, но иногда на него находит, и он впадает в ярость. В такой момент мне не хотелось бы быть поблизости.

– И насколько это серьезно?

– Анита, ему надо смириться с тем, кто он такой. Надо принять своего зверя, иначе он сам себя сведет о ума.

Я покачала головой:

– Ирвинг, я не могу помочь ему любить этого зверя. Я тоже не могу его принять.

Ирвинг пожал плечами:

– Знаешь, Анита, быть мохнатым – это еще не так плохо. Бывает похуже, например, быть ходячим мертвецом.

Я нахмурилась:

– Выметайся, Ирвинг. И спасибо, что сказал.

– Надеюсь, через неделю ты еще будешь мне благодарна.

– И я надеюсь.

Ирвинг дал мне несколько телефонов и вышел. Не хотел оставаться слишком долго, а то могут заподозрить, что он не просто репортер. Насчет моей репутации, кажется, никто не беспокоился. Я поднимаю зомби, убиваю вампиров и встречаюсь с Принцем Города. Если меня будут считать еще и оборотнем, так какая разница?

Три имени членов стаи, подчиненных, которых Ирвинг счел достаточно сильными, чтобы быть телохранителями, и достаточно слабыми, чтобы их можно было заставить. Мне этoro делать не хотелось. Стая строится на дисциплине: наказание и награда; в основном наказание. Если члены стаи, к которым я обращусь, мне откажут, я должна буду их наказать, иначе я не лупа, иначе я слишком слаба, чтобы поддерживать Ричарда. Конечно, он вряд ли будет благодарен. Сейчас он меня, наверное, ненавидит, и я его понимаю. Его очень разозлит мое вмешательство.

Но тут дело не только в Ричарде. Есть еще Стивен. Однажды он спас мне жизнь, и я этой услуги пока не вернула. И еще: он из тех, кто добыча для любого, – так было до сегодняшнего утра. Да, Зейн его чуть не убил, но дело не в этом. Он поставил дружбу выше верности стае. Это значит, что Сильвия может снять с него защиту стаи. Тогда он как леопард-оборотень станет игрушкой для каждого, кто захочет. Я этого не могу допустить.

Это может кончиться смертью Стивена. Смертью Ричарда. Может оказаться, что я должна изувечить или убить нескольких членов стаи, чтобы меня правильно поняли. Может быть, может быть, сплошные «может быть». Черт бы все побрал!

Я никогда никого не убивала иначе как ради самозащиты или отмщения. Если сейчас я влезу в игру, это будет преднаменное, хладнокровное, обдуманное убийство. Пусть не в строгом смысле этого слова, но я буду знать, что я затеваю. Как костяшки домино – они стоят ровно и прямо, пока не собьешь одну, а тогда их уже не остановить.