Я подумала, что если Натэниела не будет в кровати, он не услышит продолжения. Не услышит, что случилось, когда Джим узнал, кто такой на самом деле этот добродушный негодяй Джон Сильвер. И мысль о том, что Натэниела не будет с нами, когда мы дочитаем приключение до конца, обожгла — будто одновременно заболели сердце и желудок.

Натэниел открыл дверь и придержал её передо мной, потому что когда ardeur так близко, мне лучше за руль не садиться. Он держал дверь и был просто нейтрален, когда я прошла мимо. Я не знала, что делать, и потому тоже осталась нейтральной. Но когда я села и пристегнула ремень, я поняла, что мне его будет не хватать. Не потому, что жизнь моя идёт легче с ним, чем без него, а просто — скучать по нему буду. Мне будет недоставать запаха ванили на подушке, тепла его тела в постели, путаницы его волос — живого спутанного одеяла. Если бы этого хватило, я бы просто выставила его после чтения в его комнату. У него была комната, где было все его барахло, только его там не было. Но я не могла так поступить и чувствовать, что поступаю честно.

Он плакал, когда умерла Шарлотта — из «Паутинки Шарлотты». А зрелище, как он плачет над мёртвой паучихой, я бы ни за что не пропустила. И это была идея Натэниела — посмотреть все старые фильмы про чудовищ. Вы не жили, если не смотрели «Человек-волк» (1941), «Проклятие вервольфа» (1961) и «Вервольф» (1956) в компании оборотней. Они стучали по экрану, кидались поп-корном и выли — иногда в буквальном смысле, — глядя, как киношники изображают жизнь, которую они слишком хорошо знают. Леопарды жаловались, что у волков куча фильмов, а у них, леопардов, если не считать «Люди-кошки», так вообще ни одного. Вервольфы знают вариант восьмидесятых годов, но почти ни один не знал оригинала из пятидесятых. Мы запланировали ещё один киновечер, чтобы посмотреть обе версии сразу. Я точно знала, что почти все время будет шумное весёлое возмущение, как оба эти фильма попадают пальцем в небо, и иногда — жутковатая тишина, когда киношники случайно угадают правду. Ладно, это они будут жутковато молчать, а я — смотреть, как они смотрят на экран.

Я ждала этого вечера. И сейчас попыталась увидеть, как оно будет без Натэниела. Когда он не будет ходить в кухню и обратно, принося поп-корн и газировку, не будет требовать, чтобы стаканы ставили на подставки. Не будет сидеть на полу у моих ног, полночи держа голову у меня на колене, полночи водя рукой мне по икре. Без сексуального подтекста — просто ему лучше, когда он ко мне прикасается. И в парде, и в стае от прикосновений всем лучше. Бывает такое личное и близкое без секса. В самом деле бывает, просто для меня это необычно.

Эта мысль вернула меня к текущей проблеме. Забавно, какие извивы выкидывает мысль. Сегодня, когда ardeur снова вылезет, что я буду делать? Могу, конечно, выгнать Натэниела к нему в комнату, вполне законно, потому что завтра мне тоже надо будет кормиться. Могу оставить его на десерт. Но мы оба будем знать, что дело не в этом. Не его я сохраняю, а себя спасаю. От чего спасаю — мне не до конца понятно. Но явно дело во мне, а не в нем.

Он не хочет, чтобы его спасали. Нет, не так. Он думает, что я его уже спасла. Все время я обращалась с ним как с принцем, который должен найти свою принцессу, но все это неправда. Он сам — принцесса, и я его спасла. В глазах Натэниела я и есть принц в сверкающих доспехах, и мне только надо перейти черту, и мы будем жить долго и счастливо.

Беда в том, что я никому не принц и никому не принцесса. Я — всего лишь я, и нет у меня никаких доспехов, тем более сверкающих. Я вообще не из волшебной сказки. И в «долго и счастливо» тоже не верю. Вопрос в том, верю ли я вообще в «счастливо»? Ответить бы на этот вопрос — и все тревоги побоку, да вот не получается ответить. Так что, пока Мика вёл машину через октябрьскую темь, я все ещё не знала, что буду делать, когда проснётся ardeur. Я уже и не знала, что правильно будет сделать. Правильно — это же когда помогаешь кому-то, а неправильно — когда делаешь кому-то больно? И часто ли мы выбираем правильное потому, что оно правильное? Мне всегда неловко было молиться Богу насчёт секса — в любом контексте, но сейчас я молилась, пока мы ехали, потому что других вариантов не было. Ответа я не получила, да и не ожидала его. У меня много есть парапсихических способностей, но, слава Богу, умения говорить с Ним напрямую среди них нет. Если вы думаете, что это не так уж страшно, перечитайте Ветхий Завет. Ответа не было, но не в этом суть — хуже, что я не ощутила того мира, что обычно во время молитвы.

Зазвонил мой сотовый. Я вздрогнула, и пульс забился в горле так часто, что я не сразу смогла ответить.

— Анита, Анита, ты меня слышишь? — спросил женский голос.

Марианна. Она живёт в Теннеси и служит варгамором у стаи Дуба. Очень старомодное название и очень редкая работа — она колдунья, которая помогает стае разбираться с метафизическими проблемами. У большинства стай варгаморов сейчас нет — слишком это старомодно. Может быть, мода на нью-эйдж введёт в моду и эту должность.

И ещё она помогает мне управляться с моими способностями. Единственный экстрасенс, которого я знаю и которому верю. Оборотней она знает почти так же хорошо, как и я — в чем-то лучше, в чем-то нет. Но мне с этими способностями нужен кто-то вроде наставника, и она ближе всего к этому понятию.

— Марианна, до чего же я рада тебя слышать! Что случилось?

— Я вдруг почувствовала неодолимое побуждение тебе позвонить. Что там у тебя?

Видите? Действительно экстрасенс. Я хотела все объяснить, но за моей спиной сидел Натэниел. Что мне было делать — сказать, чтобы он заткнул уши и напевал, пока я буду говорить?

— Несколько неловкая ситуация.

— Мне угадывать?

— Если хочешь.

Она замолчала на несколько секунд, но угадывать не стала. Либо пустила в ход свою колдовскую интуицию, либо вытащила карту — карту таро, я имею в виду.

— Я смотрю на Рыцаря Кубков — обычно это карта Натэниела.

Я отнеслась скептически — по меньшей мере, — когда Марианна впервые вытащила колоду, чтобы, как она сказала, «читать». Но её чтения были так точны, что жутко становилось. Когда она впервые это делала, картой Натэниела был Паж Кубков, карта для ребёнка или очень молодого юноши. Но недавно он получил повышение в Рыцари Кубков.

— Да, это так.

Молчание. Я знала, что она раскладывает гадание. Она старалась заставить меня пользоваться картами, посмотреть, есть ли у меня способности к гаданию, но в моих глазах карты оставались просто красивыми картинками. Мои способности лежат не в той области.

— Король Жезлов, Мика, тоже сейчас с тобой.

Это не был вопрос.

— Да.

Я представила себе её длинные седые волосы, увязанные в хвост, как они висят за спиной, а она в свободном платье сидит на кровати по-турецки, потому что уже поздно. Она стройная и сильная, и тело её не подстать волосам или тому факту, что к шестидесяти ей ближе, чем к пятидесяти.

— Дьявол, искушение. Ты ещё не питала ardeur?

Поначалу у меня от этого её умения мурашки бежали по коже, но потом я привыкла. Просто она это умеет. Она не косится на меня за то, что я умею поднимать зомби, а я спокойно отношусь к её умению сказать, что происходит за сотни миль от неё. Иногда, как вот сейчас, это даже бывает удобно.

— Ещё нет.

— Жрица, у тебя есть вопрос ко мне?

— Да.

— Ты не делаешь глупости вроде попытки выбрать между Микой и Натэниелом?

— Спасибо на добром слове.

— Я здесь ни при чем, Анита, ты сама усложняешь себе жизнь.

Я вздохнула.

— Ну, да, в общем, правда, но не совсем, и не в том смысле.

— Хорошо, напускай таинственности.

— Не в том смысле, в котором ты имеешь в виду, — наконец нашла я слова.

— То есть ты не пытаешься бросить одного ради другого.

— Нет.

— Что ж, это хорошо. — На этот раз молчание длилось дольше. — Я перестаю угадывать, я разложила карты.

Марианна предпочитает читать карты, ничего не зная о проблеме. Она подозревает, что если слишком много обсуждать, то можно повлиять на гадалку, раскладывающую карты.

— Тебя я положила в середину, Королева Мечей. Прошедшее — это пятёрка пентаграмм, оставленная в стороне, на холоде, не отвечающая твоим нуждам. Божественное — шестёрка кубков. Это может быть кто-то из твоего прошлого, входящий в твою жизнь, с кем у тебя сильная связь. Будущее — Король Кубков, карта Натэниела. Обыденное — четвёрка пентаклей, Скупец, держащийся за то, что уже не помогает тебе вести мирную жизнь. Сейчас прочтём соединительные карты.

Она на секунду замолчала, думая, или молясь, или что там ещё нужно, чтобы карты с ней говорили. Пока что мне все было понятно, кроме шестёрки кубков.

— Соединитель обыденного с прошедшим — карта Любовника. Иногда в жизни случается такое, что ты боишься сердечной раны или боишься оставить кого-то или что-то. Прошедшее с божественным соединяет Король Жезлов, обычно это карта Мики, но это может быть какая-то энергия, какой-то мужчина в твоей жизни. Божественное с будущим объединяет двойка мечей — тебе предстоит сделать выбор, и ты считаешь его трудным, но если ты снимешь с глаз повязку, то сможешь видеть, и у тебя есть то, что нужно, чтобы снять повязку. Будущее с обыденным соединяет Рыцарь Жезлов, другой мужчина твоей жизни. Ты действительно привлекаешь массу мужской энергии.

— Не нарочно, — начала я…

— Помолчи, я не закончила. Поверх Скупца лежит шестёрка мечей, невидимая помощь или помощь из духовного источника. Поверх оставленного на холоде лежит десятка пентаклей, счастливый процветающий дом. Гм! Король Скипетров и шестёрка кубков стоят сами по себе, но двойка мечей пересекается с Королевой Жезлов. Карта Натэниела перекрещена с десяткой кубков — счастливый дом, истинная любовь. Рыцарь жезлов перекрещён с Дьяволом, искушением.

— Ладно, я почти все поняла, но кто этот Рыцарь Жезлов, и почему он перекрыт искушением? И кто такая Королева Жезлов?

— Я думаю, что это ты.

— Я всегда была Королевой Мечей.

— Может быть, это меняется. Может, ты обретаешь силу или становишься сама собой.

— Я давно стала сама собой.

— Пусть будет по-твоему.

— Пытаюсь.

— Я бы сказала, что Любовники и четвёрка скипетров — это твой жених из колледжа, который тебя бросил. Это переживание сделало из тебя Скупца в эмоциях. Тебе нужно уйти от этого. Твой дом — пятёрка пентаклей, холод, но сейчас это счастливый процветающий дом. Тебе вскоре будет предложен тяжёлый выбор, как-то он связан с твоим прошлым. Карта Мики говорит о том, что он тебе помог залечить какие-то из старых ран, потому что он — мост между прошедшим и божественным.

— То есть он — дар божества?

— Не надо дешёвых острот, Анита. Когда вселенная, или Бог, или Богиня, — название выбери сама, — даёт тебе кого-то, кто столько приносит тебе добра, и сразу, будь благодарна. А не придирайся к словам.

Марианна хорошо меня знала.

— А Рыцарь Жезлов?

— Кто-то новый, или кто-то прежний, но которого ты увидишь в новом свете. Это будет соблазн, но жезлы означают силу, значит, это будет соблазн применить силу или обрести силу, а не что-то, связанное с отношениями.

— Марианна, мне и без того хватает соблазнов.

— Ты сегодня начала расследование нового дела?

— А что?

— Я почувствовала необходимость вытащить ещё одну карту. Это оказалась восьмёрка мечей — связанная женщина с повязкой на глазах, окружённая мечами. Женщина, погибшая сегодня ночью.

Я стараюсь не звонить Марианне, когда занимаюсь расследованием — по многим причинам, и вот одна из них. У меня от этого мурашки по коже, а у неё — кошмары.

— Пятёрка скипетров. Будет множество конфликтов по этому делу, и ещё будут смерти. Но карта Судьи говорит, что виновные будут наказаны, и дело раскрыто, хотя и не без потерь. Восьмёрка пентаклей? Странно. В деле участвует кто-то, бывший когда-то твоим учителем. Старше тебя. Ты знаешь, кто это может быть?

Я прикинула, не Дольф ли, но это не подходило.

— Наверное, не знаю.

— Эти люди ещё не участвуют, но они придут. И тебе помогут.

— Почему ты так уверена, что будут ещё убийства?

— А ты разве нет? — спросила она, и по тону я поняла, что она слушает голоса, мне не слышные.

— Да, и у меня такое же чувство.

— Верь своим чувствам, Анита.

— Постараюсь.

— Наверное, ты уже почти дома.

Я не стала спрашивать, откуда она знает, что мы уже подъехали. Она бы даже не смогла мне сказать, наверное — парапсихические явления не слишком вяжутся с азбучной логикой А — Б — В. У них сразу переходы от А к О, причём никаких дорог между этими буквами на карте не показано.

— Да, уже дома.

Мика послал мне воздушный поцелуй и вышел из джипа. Я услышала, что Натэниел тоже выбрался с заднего сиденья. Закрыв дверцы, они оставили меня одну в тёмном, затихшем вдруг автомобиле. И в этой тишине раздался голос Марианны:

— Да, ещё одно. Только что я получила вот такое сообщение: «Ты знаешь, что тебе делать. Почему ты спрашиваешь меня?» Анита, это не я тебе говорю, ты же знаешь, что я тебе всегда готова дать совет. Чей ещё совет ты спрашивала?

Я открыла рот, закрыла снова.

— Я молилась.

— Насколько я тебя знаю, ты молишься только тогда, когда у тебя нет других вариантов. Было бы лучше, если бы молитва для тебя не была последним средством.

Как она это спокойно, по-деловому! Вы молились. Бог не может подойти к телефону, Он оставит сообщение у вас на автоответчике. Ну и ну.

Я облизала вдруг пересохшие губы, и спросила:

— И тебя не пугает, что ты только что приняла для меня сообщение от Бога?

— Ну, не прямо от Него. Он же это переслал.

И опять спокойный тон. Ничего особенного.

— Марианна!

— Да?

— У меня иногда от тебя мурашки по коже!

Она рассмеялась.

— Ты поднимаешь мертвецов и убиваешь нежить, и ты испугалась меня?

В такой формулировке это действительно было глупо, но все равно правда.

— Скажем так: я рада, что у тебя твои парапсихические силы, а у меня мои. И так у меня серьёзное чувство вины и без того, чтобы предсказывать будущее.

— Не вини себя ни в чем, Анита, а следуй своему сердцу. Нет, это была королева Скипетров, а не Кубков. Так что следуй своей силе, пусть она отведёт тебя туда, где тебе надлежит быть. Верь себе, и верь тем, кто рядом.

— Ты же знаешь, я никому не верю слепо.

— Мне ты веришь.

— Ну да, но…

— Перестань ты в этом ковыряться, Анита. Твоё сердце — не рана, в которую нужно лезть и смотреть, не сходит ли струп. Ты можешь исцелиться от старой боли, если позволишь этому случиться.

— Так мне все твердят.

— Если все твои друзья говорят одно и то же, и твоё сердце говорит то же самое, а спорит только твой страх, так перестань упираться.

— Я не слишком хорошо умею сдаваться.

— Да, я бы сказала, что это ты хуже всего умеешь. Отдать то, что тебе уже не служит, не защищает и не помогает, не значит сдаться. Это значит вырасти.

Я вздохнула:

— До чего же я не люблю, когда ты так осмысленно говоришь!

— Не любишь, но на это надеешься.

— Да.

— Иди в дом, Анита, иди в дом, и делай свой выбор. Я сказала все, что имела сказать, и теперь все в твоих руках.

— А вот это я больше всего ненавижу, — ответила я.

— Что именно?

— Что ты не пытаешься меня убеждать. Ты только сообщаешь факты, говоришь, какие у меня варианты выбора, и отпускаешь.

— Я могу давать наставления, но не приказы.

— Я знаю.

— Сейчас я вешаю трубку, а ты пойдёшь в дом. Потому что не будешь же ты спать в машине.

Телефон умолк.

Марианна была права, как всегда. Я злилась на неё за то, что она просто даёт мне информацию и помогает думать, но не говорит, что делать. Конечно, попытайся она мною командовать, я бы не потерпела. Я всегда выбираю сама, и чем настоятельнее меня подталкивают, тем сильнее я эти подталкивания игнорирую, поэтому Марианна не подталкивает никогда. Вот тебе информация, вот тебе варианты выбора, а теперь будь взрослой девочкой и выбирай сама.

Выбираясь из джипа, я надеялась оказаться достаточно взрослой для предстоящего выбора.