— Да, я обедала.

— Я не про это.

Я на секунду задумалась:

— Ты вроде как про ardeur?

— Да.

— Ну, да, питала его от тебя и Байрона.

— Нет, — возразил он, — это ты питалась для Жан-Клода. Энергия пошла к нему.

— Я тоже так думаю. Но когда ardeur требует пищи, он просто вспыхивает, и мне приходится его утолять.

Я положила ладонь ему на руку, потому что у меня ноги подкашивались.

— Может быть, ты приобрела над ним больше власти?

— В каком смысле?

— В таком, что ты можешь его не утолять, пока сама не решишь.

Я остановилась и посмотрела на него:

— Как?

— У тебя симптомы как у вампира, который недостаточно накормлен. Сперва жажда крови подчиняет себе все, но, становясь мастерами, мы можем обходиться без пищи, если приходится. И питаться по собственному выбору.

— Но мне очень хреново.

— Выбор имеет свою цену.

— Ничего не понимаю, — сказала я.

— Я думаю, что у тебя намного больше нужного ушло энергии, чтобы поднять этого зомби и справиться с тем, что случайно сделал Ульфрик. Энергия понадобилась, и чтобы победить Примо. Чтобы питаться от Байрона и от меня. И ушла на это не только физическая энергия, как я понимаю, но и ментальная. Ты не из тех, кто отдаётся случайным вожделениям, и питать своего мастера сегодня тебе стоило дороже, чем ты согласна признать.

Насчёт кто кому мастер я бы ещё поспорила, если бы не боялась оказаться в положении дамы, слишком энергично все отрицающей.

— Так что мне делать?

— Тебе нужно питание, — сказал он.

Я посмотрела на него пристально. Он улыбнулся и поднял руки вверх, показывая, что ничего такого не имел в виду.

— Это не должен быть я или даже Грэхем. Это не обязательно должно быть прямо сейчас, но в ближайшее время необходимо, Анита. Ты сама это чувствуешь.

Я стояла столбом и на него таращилась. Уже давно я мечтала подчинить себе ardeur, и вот добилась этого — в некотором роде. Я не обязана питаться, пока не захочу сама, но если слишком долго ждать, мне будет плохо. Я покачала головой:

— Я думала, контролировать ardeur — это значит не обращать на него внимания и вообще не питать.

— Кто тебе такое сказал?

Я открыла было рот, чтобы произнести «Жан-Клод», но остановилась. Он как говорил про ardeur? Что я приобрету над ним контроль. Научусь питать его на расстоянии. Он разве обещал, что ardeur уйдёт? Нет, не обещал. Я просто хотела, чтобы контроль означал именно это. Никто такого не обещал. Никто. Вот блин!

— Никто, — ответила я. — Просто я услышала, что хотела услышать. Хотела, чтобы ardeur меня оставил. И потому так поняла.

— Мне жаль, что именно мне пришлось тебя разочаровать.

Я посмотрела ему в лицо, внимательно посмотрела.

— Такое впечатление, что ты говоришь по опыту.

— Я не носитель. Нести в себе ardeur полностью, как наша тёмная госпожа, — это большая редкость, даже в её линии крови.

— Откуда же ты знаешь, что творится со мной?

— Логика, — ответил он, — и ещё: то, что я не носитель, не значит, что я не видал несущих его в себе.

— И кто это был?

— Лигейя.

Он отвернулся, пряча от меня лицо.

— Мне незнакомо это имя. То есть вампир с таким именем незнаком.

— Это не имеет значения, поскольку она мертва.

Я тронула его за лицо:

— Как это было?

Он посмотрел мне в глаза, но лицо его было отстранённым, как бывает у по-настоящему старых, когда они хотят не показать своих мыслей.

— Её убила Бёлль Морт.

— Откуда у меня такое чувство, что я должна извиниться за вопрос?

Он улыбнулся едва-едва заметно.

— Потому что ты не бесчувственна.

Этот ответ дал мне понять, что смерть Лигейи значит для него куда больше, чем любая другая жестокая смерть. Она что-то для него значила, и это совершенно не моё дело.

— Клиенты волнуются, — сказал нам Грэхем.

Он стоял чуть впереди с моей сумкой в руках. Как хороший телохранитель, он предоставил нам уединение.

Я глянула вперёд и увидела, что один из адвокатов нам машет. Действительно, волнуются.

— Даже если бы я захотела, вряд ли они стали бы ждать, пока мы вернёмся в машину утолить ardeur.

На этот раз он улыбнулся по-настоящему, и мрачность из его глаз исчезла.

— Боюсь, что ты права.

— Тогда соберёмся, сделаем, что должны, а потом, ребята, вы меня отвезёте обратно в клуб.

— Где ждёт твой pomme de sang, — сказал Реквием.

— Да.

Интересно, успею ли я обратно, чтобы посмотреть хоть один танец Натэниела.

Вдруг я увидела его перед зеркалом — он подводил глаза карандашом. Его рука резко остановилась, и он спросил:

— Анита?

Будто не был уверен.

Реквием уже поддерживал меня под обе руки, иначе я бы рухнула на колени.

— Анита, что случилось?

— Я подумала про своего pomme de sang, и увидела его. Он готовится к выступлению. — Голова кружилась, и когда Реквием прислонил меня к себе, я не возразила. — Общение разумов я уже проходила с Ричардом и Жан-Клодом. И никогда оно так не изматывало.

Реквием поднял меня на руки, и я уже в который раз пожалела, что не надела юбку подлиннее. Только подумать, чем я сейчас светила на все кладбище. Но стоять я не могла, земля качалась под ногами.

— Жан-Клод — мастер триумвирата с тобой и Ульфриком, а ты — мастер Натэниела и Дамиана. Это твоя сила приводит в действие ваше партнёрство, а на это тоже энергия уходит.

— Уже каждому известно, что у нас троих произошло?

— Нет. Он сказал только Ашеру и мне — из вампиров. Наверное, ещё и своему pomme de sang, Джейсону. Он от него мало что скрывает.

Я нахмурилась. Мир перестал вертеться.

— А почему тебе?

— Я третий в иерархии после него и Ашера.

Этого я не знала, хотя из всех вампиров я вряд ли выбрала бы для этой работы другого.

— Кажется, я могу идти.

Он поглядел на меня с сомнением.

— Дай я попробую, — сказала я.

Он опустил меня на землю, но поддерживал рукой, будто боялся, что я упаду. Его можно понять, но все равно меня это раздражало. Упасть я не упала — уже хорошо. И вообще я чувствовала себя на удивление хорошо. Реквиема я взяла под руку, будто он эскортирует меня на последних шагах пути. Только он и я, может, ещё Грэхем, знали, насколько у меня подгибаются ноги.

Эдвин Алонсо Герман дарил благодарной публике рассказ о том, как выдурил у кого-то подпись на небольшое состояние. В наше время это сочли бы мошенничеством, но в конце девятнадцатого и даже в начале двадцатого века такое было в порядке вещей. Многие из писанных законов о деньгах и как их можно легально приобретать уходят корнями в дни старых разбойников-баронов, когда почти все считалось честной игрой. Почти все способы, которыми заработали свои состояния первые миллионеры, в наши дни считались бы криминальными. Но Герман сумел рассмешить свою аудиторию. Он раскраснелся от внимания группы адвокатов и наследников. Все радовались, потому что выиграли, а рассказчик этой истории помог им победить. Если бы мне кто сэкономил несколько миллионов долларов, он бы у меня тоже вызвал симпатию.

Он закончил под дружный смех сияющих лиц.

— Я готова завершить контракт, джентльмены. И леди, — добавила я.

Кто-то из них счёл своим долгом пожать мне руку.

— Блестящая работа, миз Блейк, блестящая.

— Потрясающе. Нет, действительно потрясающе.

— Честно говоря, я бы не поверил, если бы своими глазами не видел.

Очевидно, я была включена в число объектов добрых чувств. Обычно людям бывает не по себе, когда надо класть зомби обратно, особенно если он выглядит вполне живым.

Поток комплиментов прекратил Реквием:

— У миз Блейк была трудная ночь, джентльмены. Если вы позволите ей закончить работу, она сможет отдохнуть.

— О, прошу прощения… мы не знали… спасибо… стоит каждого потраченного пенни…

И они побрели прочь.

Эдвин Алонсо Герман посмотрел на меня, и не так чтобы дружелюбно.

— Насколько я понимаю, я мёртв, и только ваша магия вернула меня к жизни.

Я пожала плечами и попросила Грэхема достать мачете и соль из сумки.

— Мне также было сказано, что вампиры теперь имеют права и считаются гражданами. Разве я не просто вампир некоего вида? Если я буду объявлен живым, то окажусь очень, очень богатым человеком. И буду весьма рад разделить это богатство с вами, мисс Блейк.

Цепляясь за руку Реквиема, я посмотрела на этого зомби, такого в себе уверенного.

— Знаете, мистер Герман, вы один из немногих старых, которых мне случалось поднимать, кто сразу понял ситуацию и оценил возможности. Очевидно, вы были в своё время весьма выдающейся личностью.

— Спасибо за комплимент, и позвольте мне его вернуть. Ваш дар наверняка уникален, и вдвоём мы могли бы превратить его в империю.

Я улыбнулась:

— У меня есть бизнес-менеджер, но спасибо, тем не менее.

Отпустив руку Реквиема, я обнаружила, что могу стоять, не падая. Тоже хорошо. Мне было несколько проще уже стоять на могиле рядом с зомби — да-да, как бы он ни выглядел, он был всего лишь зомби. Я взяла у Грэхема из рук баночку с солью.

— Мисс Блейк, если я — обыкновенный ходячий мертвец, то разве справедливо отказывать мне в правах, предоставленных вот этому вампиру?

— Вы не вампир, — ответила я.

— И сколь же велика разница между тем, кто я, и тем, кто он?

Я сделала одну вещь, которой пыталась меня научить Марианна, и которую только излишнее упрямство мешало мне попробовать. Не зная, хватит ли у меня силы обойти круг, я нарисовала его в уме, как сверкающую полосу вокруг огромного каменного ангела, вокруг всех нас. Он закрылся, дохнув силой, от которой волосы на шее зашевелились, как если бы я обошла его со сталью и кровью. Отлично, просто отлично.

— Хотите узнать разницу? Попытайтесь отойти от могилы.

Он нахмурился:

— Не понимаю вас.

— Просто отойдите к дороге, где вы отвечали на вопросы.

— Не понимаю, что это покажет.

— Покажет разницу между тем, кто вы, и кто он.

Герман посмотрел на меня, хмурясь, потом встал и зашагал к дороге, прочь от могилы. На полпути он замялся, пошёл медленнее, остановился.

— Кажется, я не в состоянии двинуться вперёд. Не знаю, почему. Просто не могу шагнуть. — Он повернулся ко мне: — В чем дело? Почему я не могу подойти туда, где только что стоял?

— Реквием, выйди из круга.

Он посмотрел на меня, потом зашагал мимо зомби. На миг он остановился, и я испугалась, что слишком хороший круг поставила — но он ведь должен лишь удерживать внутри зомби и снаружи — прочих созданий. На вампира он не должен действовать. Реквием протолкнулся насквозь, круг вспыхнул. Он опознал в Реквиеме нежить, но не ту, что привязана к этой могиле. А я поняла, что чуть-чуть подкрутить — и я могу поставить такой же круг, чтобы привязать вампира к его могиле, гробу или комнате. Не насовсем, но на время. Это я запомнила. Такая мера была бы отчаянной, но мне приходилось попадать в отчаянные ситуации.

Герман толкнулся в круг, точнее, попытался преодолеть собственное нежелание его пересекать. Реквием беспрепятственно вошёл обратно и снова вышел, потом снова вошёл.

— Хватит, — сказала я. — Кажется, все ясно.

— Почему я не могу там пройти, а он может?

— Потому что это ваша могила, мистер Герман. Ваше тело знает эту землю, а она знает вас. И она держит вас, когда я ей велю. А теперь — вернитесь и встаньте на своей могиле, как хороший послушный зомби.

— Я не зомби!

— Встаньте на могилу, я сказала.

Он шагнул ко мне, потом остановился, сопротивляясь моей воле. Он боролся с собственным телом, как боролся с ним, чтобы выйти из круга, только теперь — чтобы не идти ко мне. Никогда я не видела, чтобы кто-нибудь из них сопротивлялся моей воле, когда я даю прямой приказ, особенно из тех, кто отведал моей крови. А сейчас на моих глазах это отлично сделанное тело, такая живая личность, не хотела подходить ближе.

В следующую команду я вложила силу:

— Эдвин Алонсо Герман, подойди и встань на могилу свою.

Он направился ко мне, дёргаясь, как неотлаженный робот. Сейчас он не мог не идти, но он сопротивлялся. А на это ему не полагалось быть способным. Даже когда он встал на могиле, лицом к нам, тело его дёргалось и корчилось, потому что он все ещё сопротивлялся моей власти.

Открыв банку с солью, я протянула её Реквиему:

— Подержи, будь добр.

Грэхем подал мне мачете, и вдруг у зомби глаза полезли на лоб.

— Что вы собираетесь делать с этим большим ножом?

Голос его звучал неуверенно, но без страха. Этот парень был сделан из теста покруче.

— Он не для вас.

Я уже закатала рукав куртки выше запястья и стала подносить к руке мачете, как вдруг ладонь Реквиема легла на руку, держащую нож.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Мне нужна кровь, чтобы привязать его к могиле. И лучше сделать новую ранку, чем открывать старую.

Он не убрал руку.

— Тебе больше не стоит давать сегодня кровь, Анита.

— Мне нужна кровь, чтобы это закончить.

— Это обязательно должна быть твоя кровь? — спросил он.

— Обычно это бывает кровь животного, но я не собираюсь убивать птицу, чтобы только уложить зомби. Пока что эти куры остались в живых. Я пролью чуть больше крови, и они могут эту ночь пережить.

— Моя кровь подойдёт? — спросил он.

Я посмотрела на него сердито:

— Ты не дашь мне этого сделать без спора, Реквием?

— Не дам, — подтвердил он.

Я вздохнула и расслабила мышцы руки, чтобы её не свело. Он продолжал держать мою руку с мачете.

— Я как-то использовала кровь вампира, случайно, но вышло довольно… необычно. А необычного с меня на сегодня хватит.

Он показал на Грэхема:

— А его кровь?

— Моя что? — переспросил Грэхем.

— Твоя кровь, — повторил Реквием, будто это самая обычная вещь.

— Много крови? — спросил Грэхем таким тоном, будто этот вопрос задавался не в первый раз.

— Чтобы смазать или сбрызнуть лицо, только и всего.

— Окей, — сказал Грэхем. — Я тоже согласен, что тебе терять кровь не стоит. Если моя подойдёт, то окей. Где будешь резать?

— Чуть выше запястья — меньше риска вызвать слишком сильное кровотечение. Хотя вблизи запястья рана болит сильнее, потому что каждое движение сказывается.

Он сбросил куртку прямо на землю.

Я посмотрела в его лицо, поискала в выражении глаз намёк на то, что его используют или принуждают. Не увидела. Действительно, он был согласен.

— Я вижу, как ты смотришь, — сказал он. — Нет, действительно, все окей. Не думай, что я не даю кровь регулярно.

— У тебя руки и шея чистые, — ответила я, — укусов нет.

— Есть и другие места, откуда можно давать кровь, Анита, и ты это знаешь.

Я покраснела, что было нехорошо, учитывая, как мало у меня оставалось крови. Да, есть другие места, в основном интимные.

— Ты чей-то pomme de sang?

— Пока нет.

— Что значит «пока»?

— Значит, что некоторые из моих собратьев не сразу решились предать себя одному волку, когда твой Ульфрик внезапно решил поделиться такой милостью, — сказал Реквием.

— Он обратился к добровольцам, — сказала я.

— Ну, я вполне доброволец, — ответил Грэхем. — Я только не люблю афишировать этот факт. Кроме того, — он положил руки на бедра, — это потрясающий кайф, — он погладил руками джинсы, — когда они, — руки дошли до паха с обеих сторон, — кормятся, — большие и указательные пальцы образовали рамку вокруг выпуклости штанов, — отсюда.

Я все время следила за его руками, как загипнотизированная. Наверное, я просто устала.

Моргнув, я попыталась сосредоточиться на том, что надо сделать. Мне не станет по-настоящему лучше, пока я не покормлюсь, но кормиться от кого-либо из присутствующих я не собиралась. Натэниел ждёт в клубе, и Жан-Клод тоже. У меня есть желающие, и теперь, когда я могу сдерживать ardeur, пока сама не решу его удовлетворить, я не завишу от милости посторонних.

— Отлично, протяни руку. Рекомендую не ведущую.

Мачете было у меня в руке. Мне приходилось делать небольшие порезы на руках других аниматоров, чтобы вместе поднять зомби побольше или постарше. Сжав рукоять, я протянула вторую руку за его рукой. Он попытался протянуть мне ладонь, и пришлось сказать ему:

— Нет, мне надо держать тебя за запястье, чтобы зафиксировать.

— Как хочешь, — ответил он и позволил взять себя за запястье левой рукой. Обычно это быстро, но сегодня у меня руки дрожали. Наносить разрез дрожащей рукой — это нехорошо. Я выдохнула поглубже, будто наводя ствол пистолета, и прижала кончик ножа к его руке. Мне пришлось набрать воздуху и провести лезвием на выдохе. Это было медленнее, чем если бы я стояла увереннее. Старалась я не войти слишком глубоко, а не уменьшить болевые ощущения.

— Ч-черт! — прошипел он сквозь зубы.

Выступила кровь, почти чёрная под звёздами. Немного, струйкой по краям разреза. Она потекла из раны, и я потёрла её пальцами. С измазанными кровью пальцами я повернулась к зомби, ждущему на своей могиле.

— Не трогай меня этим, — сказал он и отшатнулся от меня.

— Стоять тихо, неподвижно, — велела я, и он застыл на месте, не в силах двинуться или отступить. Только глаза его смотрели испуганно.

Я встала на цыпочки, чтобы коснуться его лица, и Реквием поддержал меня под руку, когда я качнулась.

— Кровью возвращаю тебя в могилу твою.

Страх в глазах Германа не стал ни на капельку меньше.

Я подняла мачете, и Герман издал протестующий звук, потому что двигаться я ему запретила, и кричать он не мог. Я слегка хлопнула его лезвием плашмя.

— Сталью возвращаю тебя в могилу твою.

И обернулась к Реквиему:

— Теперь соль.

Он повернулся и поднял с земли банку с солью, стоявшую в ногах могилы. Я зачерпнула горсть — не той рукой, кровь попала в кристаллы. Придётся её всю выбросить, черт побери.

Повернувшись к перепуганному зомби, я бросила в него горсть соли.

— Солью возвращаю тебя в могилу твою.

И стала ждать, что будет дальше, молясь про себя, чтобы хоть эта часть прошла нормально.

Страх, свирепая воля стали таять в этих светлых глазах, уходить, и остался он стоять с открытыми глазами, но пустой. И глаза стали мёртвыми.

Я прямо-таки наполнилась облегчением, потому что, если бы глаза не помертвели, это значило бы, что проблем у нас больше, чем мне в эту ночь хотелось бы. Но он оказался просто зомби, очень хороший, отлично сделанный зомби — но всего лишь зомби. Да, он сопротивлялся мне, но был он всего лишь мёртвой глиной, как все они.

— Кровью, сталью и солью возвращаю тебя в могилу твою, Эдвин Алонсо Герман. Иди, упокойся и не ходи более.

Он лёг на землю, как на кровать, и просто утонул в ней. Я отошла от могилы, чтобы эта бурлящая, шевелящаяся земля приняла его в себя без нас. А когда все кончилось, поверхность оказалась нетронутой. Как в тот момент, когда мы подошли сюда — обычная старая могила на старом кладбище.

— Ух ты, — сказал в молчании Грэхем. — Ух ты!

— Действительно, ух ты, — согласился Реквием. — У тебя это великолепно выходит.

— Спасибо. У меня там детские салфетки с алоэ в джипе, чтобы стереть кровь, и аптечка для Грэхема. А потом отвезите меня обратно в клуб.

— Как прикажет леди, так и будет.

Я посмотрела на вампира и нахмурила брови:

— Придёт время, когда я тебя о чем-нибудь попрошу, и ты так не скажешь.

— Почему ты в этом уверена? — спросил он, предлагая мне руку, чтобы отвести обратно к джипу. Грэхем уже укладывал вещи, кроме мачете, которое я вытерла предназначенной для этой цели тряпкой и смазывала сейчас с помощью другой тряпки. Эти тряпки жили в одном мешке, пока одна не оказывалась измазанной кровью. Тогда она отправлялась в мусор. Организация — ключ ко всему.

— Потому что в конце концов каждый говорит «нет».

— Ты ужасающе цинична для своего возраста, — сказал он.

— Это у меня дар такой, — ответила я и убрала мачете в ножны, а ножны положила в сумку, с которой ждал Грэхем. Отличный работник для вервольфа.

— Нет, — возразил Реквием, — это не дар. Это нечто, усвоенное горьким опытом.

Кстати о горьком опыте, кое-что надо было проверить. Я присела возле аккуратной теперь могилы и положила ладонь на землю.

— Что это ты делаешь, Анита? — спросил Реквием.

— Этот зомби сопротивлялся мне, как ни один из них. Он был несколько больше… настоящим. Я просто проверяю, что он снова превратился в кости и лохмотья.

— А что было бы, если нет?

Я закрыла глаза и чуть раскрыла метафизическую ладонь, которую раньше пришлось сжать в кулак.

— Тогда зомби застрял бы там. Он бы мыслил, сознавал и был не в силах шевельнуться. Он бы не гнил. Не мог бы умереть.

Я загнала силу в землю. Там было тихо, мирно. Только кости и тряпки, ничего больше. Отлично.

— И ты действительно могла бы кого-то так оставить?

— Точно не знаю, но не хочу рисковать. Я бы никого не бросила в таком виде.

Я отряхнула руки.

— Все в порядке? — спросил Грэхем.

— Да, одни кости.

— Вампиры тоже не умирают, если их похоронить, — сказал Реквием. — Бывали случаи, когда вампиров закапывали слишком глубоко, или те, кто должен был их достать, не могли этого сделать.

— Жуть! — передёрнулся Грэхем.

Я встала — и чуть не рухнула. Реквием поймал меня, поддержал.

— Вот это, про похороненных заживо, рассказывают маленьким непослушным вампирам?

Он посмотрел на меня, и столетия страданий вдруг отразились в этих глазах.

— Я тоже узнал это на горьком опыте.

— Давайте теперь доставьте меня в «Запретный плод», и постараемся, чтобы эта ночь в список горького опыта не попала.

— Как прикажет леди, — ответил он, улыбнувшись, и предложил мне руку.

Я взяла его под руку, и он отвёл меня к джипу, потому что я не знала, смогу ли я столько пройти и не упасть. Не настолько я себя хорошо сейчас чувствовала, чтобы ставить Натэниелу засос на публике. Я себя чувствовала слабой и больной, и никак не хотела участвовать в представлении, но мне нужно было напитаться, а после представления он станет мохнатым. Выбор, выбор, чертовски много вариантов и мало возможностей.