Лорел К. ГАМИЛЬТОН
      АНИТА БЛЕЙК - 2
      СМЕЮЩИЙСЯ ТРУП
      Моему агенту Рисии Мэйнхарт: красивой, умной, честной и уверенной в себе. Чего еще может пожелать писатель?
      Выражаю благодарность:
      Как всегда, моему мужу Гарри, который, несмотря на десять лет совместной жизни, все еще самый дорогой мне человек. Джинджер Бучанан, нашему редактору, которая поверила в нас с Анитой с самого начала.
      Кэрол Кохи, нашему английскому редактору, которая переправила нас с Анитой через океан. Марсии Вулси, которая первой прочла рассказ об Аните и сказала, что ей понравилось. (Марсия, пожалуйста свяжитесь со моим издателем, я буду очень рада с тобой поговорить.)
      Ричарду А. Кнааку, доброму другу и уважаемому альтернативному историку. Наконец-то ты узнаешь, что было дальше.
      Дженни Ли Симнер, Марелле Сэндс и Роберту К. Шифу, которые всегда считали, что эта книга не имеет себе равных. Удачи тебе в Аризоне, Дженни. Нам будет тебя не хватать.
      Деборе Миллителло, за то, что она всегда поддерживала меня в трудную минуту.
      М.С. Самнеру, соседу и другу. Да здравствует альтернативные историки!
      Спасибо всем, кто посещал мои чтения на Виндиконе и Каприконе.
      1
      Особняк Гарольда Гейнора стоял посреди ярко-зеленой лужайки, под сенью живописных куп деревьев. Дом сверкал в лучах жаркого августовского солнца. Мой босс, Берт Вон, остановил машину на гравиевой дорожке. Гравий был такой белый, что больше напоминал отборную каменную соль. Откуда-то доносился тихий шелест невидимой дождевальной установки. Несмотря на сильную засуху, подобной которой уже лет двадцать не бывало в Миссури, трава казалась исключительно сочной. Но довольно. Я прибыла сюда не для того, чтобы беседовать с мистером Гейнором об искусственном поливе. Я приехала, чтобы поговорить о восставших из мертвых.
      Не о воскресших. Я не такой мастер. Я имела в виду зомби. Шаркающих мертвецов. Разлагающиеся трупы. "Ночь опустилась на кладбище..." Вот таких зомби. Хотя, безусловно, менее колоритных, чем те, кого рисует нам Голливуд. Я аниматор. Это просто работа, как любая другая.
      Анимирование стало легальным бизнесом всего пять лет назад. Прежде оно было только Божьей карой, религиозной практикой или приманкой для туристов. В Новом Орлеане все так и осталось, но здесь, в Сент-Луисе, это бизнес. Причем весьма прибыльный, во многом благодаря моему боссу. Он, конечно, мошенник, прохвост, жулик, но будь я проклята, если он не знает, как делать деньги. Это хорошая черта для дельца.
      Берт ростом в шесть футов и три дюйма, широкоплечий - в колледже играл в футбол, - и у него уже наметился пивной животик. Темно-синий костюм, который он носит, сшит так, чтобы этот животик скрывать. Костюм стоимостью в восемьсот долларов обязан скрыть хоть стадо слонов. Светлые волосы Берта пострижены ежиком - спустя много лет он снова в моде. Морской загар придает выразительность его физиономии, контрастируя со светлыми волосами и глазами.
      Берт поправил синий в красную полоску галстук и смахнул с загорелого лба бусинку пота.
      - Я слышал в новостях, что возникла идея использовать зомби на полях, загрязненных пестицидами. Это сбережет здоровье живым.
      - Зомби разлагаются, Берт, и предотвратить это не возможно. К тому же они стремительно тупеют.
      - Ну, это же только такая идея. По закону у мертвецов нет прав, Анита.
      - Это пока.
      Нехорошо оживлять мертвых, чтобы они на тебя пахали. По-моему, это очевидно, но никто меня не слушает. Наконец правительству пришлось принять меры. Собрался общенациональный комитет, состоящий из аниматоров и прочих специалистов. Мы должны были рассмотреть условия труда для зомби.
      Условия труда! Они не понимают. Нельзя трупу создать приличные условия труда. Он их все равно не оценит. Зомби могут ходить и даже разговаривать, но все-таки они очень-очень мертвые.
      Берт снисходительно улыбнулся. Я с трудом удержалась, чтобы не врезать по его наглой морде.
      - Я знаю, что вы с Чарльзом заседали в этом комитете, - сказал Берт. Разбирали по косточкам все тонкости этого бизнеса и изучали зомби. Тем самым вы сделки хорошую рекламу "Аниматор Инкорпорейтед".
      - Я это делала не ради рекламы, - сказала я.
      - Я знаю. Ты веришь в свое маленькое дело.
      - Ты последний ублюдок, - сказка я с приветливой улыбкой.
      Он усмехнулся в ответ:
      - Я знаю.
      Я только покачала головой. Берта оскорблениями не проймешь. Ему наплевать, что я о нем думаю, коль скоро я продолжаю на него работать.
      Мой строгий синий жакет считался летним, но оказалось, что он не заслуживает этого звания. Стоило мне выйти из машины, как по спине у меня заструился пот.
      Берт обернулся ко мне и подозрительно прищурил свои поросячьи глазки.
      - У тебя с собой пистолет.
      - Жакет хорошо его маскирует, Берт. Мистер Гейнор ни о чем не догадается.
      Под ремешками, поддерживающими кобуру под мышкой, начал скапливаться нот. Я почувствовала, что шелковая блузка начала мокнуть на плечах. Обычно я стараюсь не совмещать шелковые вещи и оружие. Шелк становится жеваным и под ремешками собирается морщинками. Но у меня браунинг калибра девять миллиметров, и я люблю, чтобы он всегда был под рукой.
      - Ну же, Анита. Вряд ли тебе понадобится пистолет среди бела дня во время визита к клиенту. - Берт говорил со мной тем покровительственным тоном, каким обычно говорят с детьми. Ну же, деточка, не упрямься, ведь это для твоего же блага.
      О моем благе Берт нисколько не заботился. Он просто боялся отпугнуть Гейнора. Этот человек уже выдал нам чек на пять тысяч долларов. И это только за то, что мы приедем к нему поговорить. Подразумевалось, что если мы возьмемся за дело, которое он нам собирается предложить, мы получим еще. Кругленькую сумму. Берт был весь поглощен мыслью о гонораре. Я же была настроена скептически. В конце концов, не Берту придется оживлять трупы. Придется мне.
      Но, по-видимому, Берт был нрав. Средь бела дня мне пистолет не понадобится. Скорее всего.
      - Ладно, открывай багажник.
      Берт открыл багажник своего новехонького "вольво". Я уже снимала жакет. Босс встал передо мной, чтобы загородить от окон дома. Бог мне не простит, если кто-нибудь увидит, что я прячу в багажник пистолет. Интересно, что сделает наш клиент - запрет дверь и начнет звать на помощь?
      Я обмотала ремешки вокруг кобуры с пистолетом и уложила браунинг в чистенький багажник. Оттуда пахло новой машиной - запах пластмассы и грез. Берт закрыл багажник, а я продолжала смотреть, как будто могла видеть свой пистолет.
      - Ты идешь? - спросил Берт.
      - Сейчас, - сказала я. Мне отчего-то не хотелось оставлять браунинг в машине. Может, это дурное предчувствие? Берт махнул мне рукой, чтобы я поторопилась.
      Я пошла, осторожно шагая по гравию в своих черных лодочках на высоком каблуке. Женщины могут носить одежду самых разных оттенков, зато у мужчин удобнее обувь.
      Берт уставился на дверь; улыбочка по-прежнему не сходила с его лица. Эта была его лучшая профессиональная улыбка - она так и светилась искренностью, а в светло-серых глазах искрилось радушие. Маска. Берт мог снять и надеть ее в мгновение ока. Признаваясь в убийстве собственной матери, он нацепил бы точно такую же улыбку.
      Дверь отворилась, и я поняла, что Берт ошибся насчет пистолета. Росту в парне не было и шести футов, но оранжевая рубашка с короткими рукавами грозила вот-вот треснуть на его широченной груди. Черная спортивная куртка была ему явно мала, и казалось, что стоит ему сделать движение, и швы тотчас разойдутся, будто хитиновый панцирь чересчур растолстевшего насекомого. Черные джинсы-варенки хвастались тесным поясом, и оттого было похоже, что Бог, слепив этого парня, стиснул его посередине, пока глина была еще влажной. Волосы у него были очень светлые. Он молча смотрел на нас, и глаза его были пустыми и мертвыми, как у куклы. Я уловила силуэт плечевой кобуры под спортивной курткой и с трудом справилась с искушением пихнуть Берта коленкой.
      То ли мой босс не заметил оружия, то ли не придал этому никакого значения.
      - Привет, я - Берт Вон, а это - моя напарница, Анита Блейк. Я думаю, мистер Гейнор нас ожидает. - Берт очаровательно улыбнулся.
      Телохранитель - а кем еще ему быть? - отодвинулся в сторону. Берт воспринял это как приглашение и вошел. Я вошла следом, хотя не была уверена, что мне этого хочется. Гарольд Гейнор очень богатый человек. Возможно, он нуждается в телохранителе. Возможно, кто-то ему угрожает. Или, возможно, он просто из тех, у кого хватает денег держать при себе гору накачанных мышц, независимо от того, нужно им это или нет.
      А может быть, дело в чем-то еще. В чем-то таком, для чего необходимы оружие, мускулы и люди с мертвым, ничего не выражающим взглядом. Не слишком обнадеживающая мысль.
      Кондиционеры работали плохо, и мы немедленно взмокли от пота. Телохранитель провел нас в длинный центральный холл, обшитый панелями из темного, дорогого на вид дерева. Узкая ковровая дорожка с восточным узором была, похоже, ручной работы.
      По правую руку были тяжелые двойные деревянные двери. Телохранитель распахнул их и снова отступил в сторону, пропуская нас вперед. Это была библиотека - но я готова побиться об заклад, что ни одной из книг, что здесь находились, никто никогда не читал. От пола до потолка высились темные книжные шкафы. Книги стояли на полках в два ряда, а сами шкафы занимали все пространство вплоть до узкой лестничной площадки. Все книги были одинакового размера, все в твердых обложках приглушенных тонов, и все это вместе напоминало большой коллаж. Мебель, само собой, была обтянута красной кожей с медными заклепками.
      У дальней стены сидел человек. Когда мы вошли, он улыбнулся. Это был крупный мужчина с приятным круглым лицом и двойным подбородком. Он сидел в инвалидном кресле с электроприводом, укрытый до колен пледом.
      - Мистер Вон и мисс Блейк, как любезно с вашей стороны к нам приехать. Голос его был под стать лицу - приятный и едва ли не дружеский.
      В одном из кожаных кресел сидел стройный негр. В нем было больше шести футов росту, но насколько именно больше, сказать было трудно. Он развалился, вытянув перед собой скрещенные ноги. Ноги у него были длиннее моего роста. Его карие глаза изучали меня, как будто хотели запомнить, чтобы как-нибудь на досуге выставить мне оценку.
      Белокурый телохранитель встал, привалившись к книжному шкафу. У него не получилось толком скрестить руки на груди, потому что куртка была слишком тугой, а мускулов - слишком много. Нельзя как следует прислониться к стене и выглядеть круто, если не скрестить при этом руки на груди. Весь эффект пропадает.
      Мистер Гейнор сказал:
      - Вы уже знакомы с Томми, - потом кивнул на телохранителя, который сидел в кресле. - Это Бруно.
      - Вас правда так зовут или это кличка? - спросила я, глядя Бруно прямо в глаза.
      Он слегка поерзают в кресле.
      - Меня так зовут.
      Я улыбнулась.
      - А что? - спросил он.
      - Просто никогда раньше не встречала телохранителя, которого бы на самом деле звали Бруно.
      - Это что, смешно? - спросил он.
      Я покачала головой. Бруно. Бесперспективный малый. Все равно, что девочку назвать Венерой. Все Бруно должны быть телохранителями. Это закон. Или полицейскими? Не-е, это имя для нехорошего парня. Я опять улыбнулась.
      Бруно выпрямился в кресле одним плавным движением. Он не носил оружия, насколько я могла заметить, но оружие ему заменяла внешность. Осторожно, опасность, - говорил он всем своим видом. Берегись.
      Наверное, мне не стоило улыбаться.
      Тут вмешался Берт:
      - Анита, уймись. Приношу свои извинения, мистер Гейнор... Мистер Бруно. У мисс Блейк довольно своеобразное чувство юмора.
      - Не извиняйся за меня, Берт. Я этого не люблю, - не пойму, чего он так переживает. Я не сказала ничего оскорбительного - вслух.
      - Ну, ну, - проговорил мистер Гейнор. - Не надо ссориться. Правда, Бруно?
      Бруно покачал головой и хмуро уставился на меня - но не сердито, а скорее озадаченно.
      Берт бросил на меня злобный взгляд, потом с улыб кой повернулся к человеку в инвалидном кресле.
      - Итак, мистер Гейнор, насколько я знаю, вы человек занятой. Так какого именно возраста зомби вам требуется оживить?
      - Вот человек, который переходит прямо к делу. Мне это по душе. - Гейнор замолчал, глядя на дверь. В комнату вошла женщина.
      Она была высокая, длинноногая, белокурая, с васильково-синими глазами. Розовое шелковое платье, если это можно назвать платьем, облегало ее фигуру ровно настолько, чтобы скрыть то, что требуют скрыть приличия, но оставить очень немного для воображения. Чулок она не носила, и потому ее длинные ножки в розовых туфельках на шпильках казались бледными. Она прошла по ковру; все мужчины в комнате следили за ней - и она это знала.
      Она откинула голову и засмеялась, но почему-то беззвучно. Ее лицо осветилось, губы шевельнулись, глаза заискрились, но все в абсолютной тишине, словно кто-то выключил звук. Она прижалась бедром к Гейнору и положила руку ему на плечо. Он обнял ее за талию, и от этого ее и без того короткое платье задралось еще на дюйм.
      Интересно, может ли она сесть в этом платье так, чтобы при этом не ослепить всех вокруг? Не-е.
      - Это Цецилия, - сказал Гейнор. Женщина лучезарно улыбнулась Берту, и от нового взрыва беззвучного смеха у нее в глазах опять запрыгали искорки. Она посмотрела на меня; ее взгляд споткнулся, а улыбка поскользнулась. На мгновение в ее глазах мелькнула неуверенность. Гейнор погладил ее по ноге. Улыбка вновь стала устойчивой. Цецилия приветливо кивнула нам с Бертом.
      - Я хочу, чтобы вы оживили тело возраста двухсот восьмидесяти трех лет, сказал Гейнор.
      Я лишь таращилась на него и думала, соображает ли он, о чем просит.
      - Хм, - сказал Берт. - Это же почти триста лет. Очень много для превращения в зомби. Большинство аниматоров вообще не смогли бы этого сделать.
      - Это мне известно, - сказал Гейнор. - Именно поэтому я пригласил мисс Блейк. Она это сделать может.
      Берт поглядел на меня. Я никогда не оживляла такое старье.
      - Анита?
      - Могу, - сказала и. Берт с довольным видом улыбнулся Гейнору. - Но не буду.
      Берт медленно, без улыбки, повернулся снова ко мне.
      Гейнор все еще улыбался. Телохранители не шелохнулись. Цецилия продолжала нежно смотреть на меня, и глаза ее при этом ничего не выражали.
      - Миллион долларов, мисс Блейк, - сказал Гейнор своим тихим приятным голосом.
      Я заметила, как Берт сглотнул и вцепился пальцами в подлокотники кресла. Для Берта деньги - то же, что для других секс. И сейчас, вероятно, у него стоял как никогда.
      - Вы понимаете, о чем просите, мистер Гейнор? - поинтересовалась я.
      Он кивнул.
      - Я предоставлю вам белого козленка. - Его голос оставался таким же приятным, и он продолжал улыбаться. Голько глаза его потемнели, а взгляд стал алчным, нетерпеливым.
      Я встала.
      - Пойдем, Берт, нам пора.
      Берт схватил меня за руку.
      - Анита, сядь, пожалуйста.
      Я смотрела на его руку, пока он меня не отпустил. Его очаровательная маска соскользнула, и под ней я увидела гнев; потом он снова стал деловым и любезным.
      - Анита, это щедрое предложение.
      - Белый козленок - эвфемизм, Берт. Он означает человеческую жертву.
      Мой босс поглядел на Гейнора, затем опять на меня. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы поверить мне, но он не хотел верить.
      - Не понимаю, - сказал он.
      - Чем старше зомби, тем больше должна быть смерть, чтобы его оживить. По прошествии нескольких веков единственной "достаточно большой" является смерть человека, - пояснила я.
      Гейнор больше не улыбался. Взгляд его потемневших глаз был прикован ко мне. Цецилия по-прежнему смотрела на меня нежно, почти с улыбкой. Интересно, за этими васильковыми глазками есть кто-нибудь дома?
      - Неужели вы хотите говорить об убийстве в присутствии Цецилии? - спросила я.
      Гейнор расплылся в улыбке - дурной признак в таких ситуациях.
      - Она не понимает ни слова из нашего разговора. Цецилия - глухонемая.
      Я уставилась на него, и он кивнул, подтверждая свои слова. Цецилия глядела на меня все так же нежно. Мы говорим о человеческом жертвоприношении, а она об этом даже не подозревает. Если она и умеет читать по губам, то очень хорошо это скрывает. Я понимаю, что даже калека - пардон, человек с физическими недостатками - может попасть в дурную компанию, но мне все равно это не нравится.
      - Ненавижу женщин, которые постоянно болтают, - сказал Гейнор.
      Я покачала головой:
      - Ни за какие деньги не стану работать на вас.
      - Разве ты не можешь просто убить несколько животных вместо одного? спросил Берт. Берт - очень хороший менеджер. И ни черта не смыслит в оживлении мертвецов.
      Я поглядела ему прямо в глаза.
      - Нет.
      Берт просто прирос к креслу. Перспектива потерять миллион долларов, очевидно, причиняла ему настоящую, физическую боль, но он этого не показал. Синьор Корпоруччо Негоцианти.
      - Должен быть какой-то способ, - сказал он. Голос его оставался спокойным, на губах играла профессиональная улыбка. Он все еще пытался делать бизнес. Мой босс не понимал, что здесь происходит.
      - Может быть, вы знаете другого аниматора, который сумел бы оживить такого старого зомби? - спросил Гейнор.
      Берт поглядел на меня, потом в пол, потом на Гейнора. Профессиональная улыбка исчезла. Теперь он сообразил, что мы говорим об убийстве. Любопытно, есть ли для него какая-то разница?
      Меня всегда занимало, где Берт проводит границу. Вот сейчас я это и выясню. Сам факт, что я не знала, откажется ли он от подобной сделки, уже многое говорит о моем боссе.
      - Нет, - тихо сказал Берт, - таких я не знаю и боюсь, что сам тоже не могу ничем вам помочь, мистер Гейнор.
      - Если дело в деньгах, мисс Блейк, я могу увеличить гонорар.
      По спине Берта прошла судорога. Бедный Берт; все же ему удалось скрыть свои чувства. Очко в его пользу.
      - Я не убийца, Гейнор, - сказала я.
      - А я слышал другое, - сказал мне блондинистый Томми.
      Я поглядела ни него. Глаза у него были по-прежнему пустые, как у куклы.
      - Я не убиваю людей за деньги.
      - Вы убиваете вампиров за деньги, - сказал он.
      - Я исполняю приговор. Это законная казнь, и я это делаю не ради денег, сказала я.
      Томми покачал головой и отодвинулся от стены.
      - Я слышал, что вам нравится протыкать вампиров осиновым колом. И вас не слишком беспокоит, сколько человек придется убить, чтобы до них добраться.
      - Мои источники сообщают, что раньше вы уже убивали людей, мисс Блейк, добавил Гейнор.
      - Только в пределах необходимой самообороны, Гейнор. Я не совершаю убийств.
      Берт уже успел встать.
      - Я думаю, нам действительно пора идти, - сказал он.
      Бруно поднялся одним текучим движением; его большие черные руки слегка напряглись. Я готова была поспорить, что он владеет каким-то из боевых искусств.
      Томми отвел в сторону полу своей спортивной куртки и продемонстрировал пистолет, совсем как герой из старых фильмов про сыщиков. Это был "магнум-357". Может проделать в человеке большую дыру.
      Я просто стояла и смотрела на них. А что мне еще оставалось? Возможно, я справилась бы с Бруно, но у Томми был пистолет, У меня - нет. Это решило спор.
      Они обращались со мной так, словно я была очень опасна. При моих пяти футах и трех дюймах я не так уж внушительно выгляжу. Стоит оживить парочку мертвецов и убить несколько вампиров, и люди уже считают тебя чудовищем. Иногда это очень обидно. Но сейчас... Это дает мне шанс.
      - Вы и впрямь думаете, что я пришла сюда без оружия? - спросила я. Мой голос звучал чрезвычайно сухо.
      Бруно посмотрел на Томми. Тот пожал плечами:
      - Я ее не лапал.
      Бруно фыркнул.
      - И все-таки у нее нет оружия, - сказал Томми.
      - Готов поставить на это свою жизнь? - спросила я. При этом я улыбнулась и очень медленно завела руку за спину. Пусть подумают, что у меня сзади на поясе кобура. Томми сразу же подобрался и потянулся к пистолету. Если он достанет его, мы покойники. А если Берт уцелеет, я буду являться ему по ночам.
      - Не надо, - сказал Гейнор. - Нет необходимости кого-то убивать, мисс Блейк.
      - Не надо, - согласилась я. - Действительно, нет такой необходимости. - Я постаралась унять сердцебиение и убрала руку от воображаемого пистолета. Томми убрал руку от настоящего. Вот и умнички.
      Гейнор опять улыбнулся, как милый безбородый Санта-Клаус.
      - Вы, конечно, понимаете, что обращаться в полицию будет бесполезно.
      Я кивнула.
      - У нас нет доказательств. Вы даже не сказали, кого хотите воскресить из мертвых и почему.
      - Получится ваше слово против моего, - сказал он.
      - И я уверена, что у вас куча друзей в высших инстанциях, - говоря это, я улыбнулась.
      Его улыбка стала еще шире, и на жирных щечках образовались ямочки.
      - Разумеется.
      Я повернулась спиной к Томми и к его пистолету. Берт последовал моему примеру. Мы вышли на улицу, в ослепительный летний зной. Берт был несколько потрясен. В эту минуту я испытывала к нему что-то вроде симпатии. Приятно узнать, что и у Берта есть свои рамки, что есть вещи, которых он не будет делать даже за миллион долларов.
      - Они, правда, стали бы в нас стрелять? - спросил он. Голос его звучал буднично и был более твердым, чем взгляд немного остекленевших глаз. Крутой Берт. Он открыл багажник, не дожидаясь, пока я попрошу.
      - С учетом того, что имя Гарольда Гейнора записано в нашем ежедневнике и есть в компьютере? - Я взяла свой пистолет и нацепила кобуру. - Не зная, кому мы сказали об этой поездке? - Я покачала головой. - Слишком рискованно.
      - Тогда почему ты сделала вид, что у тебя пистолет? - Берт смотрел мне прямо в глаза, и я впервые увидела на его лице неуверенность. Старым денежным мешкам подавай слова утешения, ну а я не такая неженка.
      - Потому, Берт, что я могла и ошибаться.
      2
      Магазин свадебных принадлежностей находился на Сент-Петерс, сразу за Семидесятой Западной. Он назывался "Первое плавание". Мило. С одной стороны у него была пиццерия, с другой - салон красоты "Темная ночь". Окна салона были затемнены и обведены кроваво-красным неоном. Здесь любой желающий мог постричься и сделать маникюр у вампира.
      Вампиризм был юридически признан в Соединенных Штатах всего два года назад. Мы до сих пор единственная страна в мире, где он разрешен законом. Не спрашивайте меня; я за это не голосовала. Существует даже движение за то, чтобы дать вампирам избирательные права. Налоги, мол, плати, а своих представителей иметь не моги, и все такое.
      Два года назад, если кому-нибудь досаждал вампир, я шла и всаживала сукину сыну в грудь осиновый кол. Теперь я должна была получить ордер на выполнение приговора. А без него мне предъявили бы обвинение в убийстве, если бы поймали. Как я тоскую по старым добрым временам!
      В витрине свадебного магазина стоял белокурый манекен, утопающий в белом кружеве. Я не большая поклонница кружев, или мелкого жемчуга, или блесток. Особенно блесток. Я дважды ходила с Кэтрин в этот магазин, чтобы помочь ей выбрать свадебное платье. Но нетрудно было догадаться, что толку от меня не было никакого. Мне не понравилось ни одно.
      Кэтрин была моей лучшей подругой, иначе я бы сроду сюда не пришла. Она говорит, что если я когда-нибудь выйду замуж, то изменю свое мнение. Но я уверена, что любовь не вызывает полной потери хорошего вкуса. Если однажды я куплю себе платье с блестками, кто-нибудь, пристрелите меня, пожалуйста.
      Я бы также никогда не остановила свой выбор на тех платьях, что Кэтрин выбрала для дам, но тут уж я сама виновата, поскольку, когда обсуждался этот вопрос, я занималась совсем другими вещами. У меня было слишком много работы, и вообще я ненавижу ходить по магазинам. Итак, пришлось выбросить 120 долларов плюс налог на вечернее платье из розовой тафты. Выглядело оно так, будто сбежало со школьного бала для старшеклассников.
      Я вошла в прохладную тишину свадебного магазина, и мои шпильки увязли в таком светлом сером ковре, что он казался почти белым. Миссис Кассиди, управляющая, сразу меня увидела. Ее улыбка на мгновение померкла, но потом она взяла себя в руки. Она улыбнулась мне, храбрая миссис Кассиди.
      Я улыбнулась в ответ; мне так же, как ей, предстоящий час большой радости не сулил.
      Миссис Кассиди где-то между сорока и пятьюдесятью; фигура у нее ладная, рыжие волосы - такие темные, что они кажутся почти коричневыми - она закалывает во французский узел, как некогда носила Грейс Келли. Она поправила очки в золотой оправе и сказала:
      - Я вижу, мисс Блейк пришла для последней примерки.
      - Очень надеюсь, что для последней, - сказала я.
      - Ну что ж, мы думали над... проблемой. И, кажется, кое-что все-таки придумали. - Позади ее стола имелась маленькая комнатка. Она полностью была заставлена стойками, на которых висели закрытые пластиковыми чертами платья. Миссис Кассиди вытащила мое розовое платье из вороха его близнецов и, перекинув через согнутую руку, повела меня к раздевалкам. Спину она держала очень прямо. Готовилась к новому сражению. А мне даже не нужно было готовиться, я всегда готова дать бой. Но спор с миссис Кассиди по поводу изменений в наряде не шел ни в какое сравнение со стычкой, допустим, с Томми и Бруно. Там все могло кончиться очень печально, но, тем не менее, пронесло. Гейнор их отозвал - на сегодня, как он сказал.
      Что именно это значит? Полагаю, ответ очевиден. Я оставила Берта в офисе: он все еще был потрясен нашим конфликтом с вооруженными парнями. До сих пор ему не приходилось иметь дела с грязной стороной нашего бизнеса. С той стороной, где прибегают к насилию. Нет, эту сторону видели только я, или Мэнни, или Джемисон, или Чарльз. Мы, аниматоры из "Аниматор Инкорпорейтед", выполняли всю грязную работу. Берт же сидел в своем милом спокойном кабинете и посылал к нам клиентов и неприятности. Так было до сегодняшнего дня.
      Миссис Кассиди повесила платье на крючок в одной из кабинок для переодевания и ушла. Прежде чем успела скрыться внутри, открылась другая кабинка, и оттуда вышла Кейси, девочка, которая на свадьбе должна была осыпать Кэтрин и ее жениха цветами. Ей было восемь лет, и она с негодованием сопела. За ней вышла ее мать, все еще в деловом костюме. Элизабет ("зовите меня Элси") Марковиц была высокая, стройная, черноволосая, смуглая - и к тому же еще адвокат. Она работала вместе с Кэтрин и тоже была приглашена на свадьбу.
      Кейси напоминала уменьшенную смягченную копию своей матери. Девочка заметила меня первой и сказала:
      - Привет, Анита. Правда, ведь, дурацкое платье?
      - Ну же, Кейси, - сказала Элси, - это красивое платье. Такие чудесные розовые воланчики.
      Мне это платье напоминало петунью, выращенную на стероидах. Я сняла жакет и попыталась нырнуть в кабинку, не дожидаясь, пока мне придется высказать свое мнение вслух.
      - Это настоящий пистолет? - спросила Кейси.
      Я и забыла, что он все еще при мне.
      - Да, - сказала я.
      - Ты, что ли, из полиции?
      - Нет.
      - Кейси Марковиц, ты задаешь слишком много вопросов. - Мать увела ее подальше, бросив мне смущенную улыбку. - Простите нас, Анита.
      - Да мне-то что, - сказала я.
      Через минуту я уже стояла на небольшом возвышении посредине почти правильного круга зеркал. С соответствующими розовыми туфельками на высоком каблуке платье, по крайней мере, стало нормальной длины. Маленькие рукава буфф были приспущены так, чтобы плечи оставались открытыми. В этом платье видны почти все мои шрамы.
      Самый свежий шрам еще не до конца зажил и выделялся розовой полосой на моем правом предплечье. Но это была всего лишь ножевая рана. По сравнению с другими моими рубцами этот на редкость чистенький и аккуратный. Ключица и левая рука у меня были сломаны, когда в них вцепился вампир и, как собака, вырвал зубами клок мяса. Еще у меня есть крестовидный след от ожога на левом предплечье. Изобретательные ребята, служившие одному вампиру, считали, что это будет забавно. Я не разделяла их мнения.
      Одним словом, я смахивала на невесту Франкенштейна, собравшуюся на карнавал. Что ж, возможно, это не так уж плохо, но миссис Кассиди была другого мнения. Она полагала, что шрамы будут отвлекать людей от моего платья, от свадебной церемонии и от невесты. Но Кэтрин, сама невеста, была непреклонна. Она считала, что я заслуживаю того, чтобы быть на свадьбе, потому что мы с ней лучшие подруги. И вот я плачу хорошие деньги ради того, чтобы надо мной поглумились остальные гости. Должно быть, мы и впрямь хорошие подруги.
      Миссис Кассиди вручила мне пару длинных розовых атласных перчаток. Я натянула их, с трудом протиснув пальцы в крошечные отверстия. Никогда не любила перчаток. В них у меня возникает такое чувство, будто я щупаю мир через занавеску. Но эти яркие розовые штуковины скрывали мои руки. Все шрамы исчезли. Хорошая девочка. Так держать.
      Управляющая поправила на мне пышную атласную юбку, глядя на мое отражение в зеркале.
      - Ну вот. - Она коснулась длинным накрашенным ногтем обведенных помадой губ. - Кажется, я придумала, чем можно скрыть это, э-э... мм-м... - Она сделала неопределенный жест в мою сторону.
      - Шрам на ключице? - подсказала я.
      - Да, - с облегчением кивнула она.
      Только тут до меня дошло, что миссис Кассиди еще ни разу не произнесла слово "шрам". Как будто оно было непристойным или грубым. Я улыбнулась самой себе в кольце зеркал. Но смех тут же застрял у меня в горле.
      Миссис Кассиди держала в руках нечто из розовой ленты и искусственных белых цветов. Мне стало жутко.
      - Что это? - спросила я.
      - Это, - сказала она, подступая ко мне, - решение нашей проблемы.
      - Хорошо, но что это?
      - Ну, это воротник, элемент декора.
      - Я должна надеть его на шею?
      - Да.
      Я покачала головой:
      - Так не пойдет.
      - Мисс Блейк, я испробовала все, чтобы скрыть этот, эту... отметину. Шляпы, прически, просто ленточки, корсажи... - Она в прямом смысле слова уронила руки. - Я исчерпала всю свою фантазию.
      Вот в это я могла поверить. Я глубоко вздохнула.
      - Я вам сочувствую, миссис Кассиди, честное слово. Я для вас как чирей на заднице.
      - Я бы никогда так не сказала.
      - Знаю, поэтому и говорю за вас. Но это - самая уродливая штуковина, какую я видела в этой жизни.
      - Если у вас, мисс Блейк, есть предложение получше, я вся внимание. - Она скрестила руки на груди; освистанный мной "элемент декора" доходил ей почти до талии.
      - Он же огромный, - отбивалась я.
      - Он скроет ваш... - она поджала губы, - шрам.
      Я испытала большое желание ей поаплодировать. Она все-таки произнесла это грязное слово. Были ли у меня предложения получше? Нет. Не было. Я вздохнула.
      - Наденьте его на меня. По крайней мере, я должна посмотреть, что получится.
      Она улыбнулась.
      - Пожалуйста, приподнимите волосы.
      Я сделала, как мне было велено. Она нацепила мне на шею свое изобретение. От кружев у меня сразу все зачесалось, ленты щекотались как черти, и я даже не хотела смотреть в зеркало. Я медленно подняла глаза и уставилась на свое отражение.
      - Слава Богу, что у вас длинные волосы. Я вам их уложу перед свадьбой, и это поможет камуфляжу.
      Штука, обвивавшая мою шею, напоминала нечто среднее между собачьим ошейником и самой большой в мире манжетой. Розовые бантики торчали у меня из шеи, как опята из пня. Это было отвратительно, и никаким количеством причесок и укладок невозможно было ничего исправить, однако шрам был полностью закрыт, просто как будто его и не было. Чудеса!
      Я только покачала головой. Что я могла сказать? Миссис Кассиди приняла мое молчание за согласие. Плохо она меня знает. Тут зазвонил телефон и спас нас обеих.
      - Я на минутку, мисс Блейк. - Она бесшумно удалилась. Толстый ковер приглушил стук ее высоких каблуков.
      А я осталась стоять и пялиться на себя в зеркало. Волосы и глаза у меня почти одного оттенка - волосы черные, а глаза такого темного тона, что кажутся черными, хотя на самом деле карие. Этим я пошла в свою латинскую мать. Но кожа у меня бледная - результат вмешательства германской крови отца. Если меня слегка подкрасить, я буду мало, чем отличаться от фарфоровой куклы. Наденьте на меня пухлое розовое платье, и я буду казаться тонкой, изящной, миниатюрной. Вот черт!
      Все остальные женщины из приглашенных на свадьбу выше меня на несколько дюймов. Возможно, кому-то из них такое платье действительно будет к лицу. Но что-то мне в это не верится.
      Для пущего унижения мы все должны будем надеть нижнюю юбку с обручем. Я напоминала себе иллюстрацию к роману "Унесенные ветром".
      - Ну вот, вы замечательно выглядите. - Вернулась миссис Кассиди. Она сияла улыбкой.
      - У меня такое чувство, будто меня воткнули в торт, - сказала я.
      Ее улыбка несколько померкла. Она сглотнула.
      - Вам не нравится моя последняя идея, - сказала она, словно уличая меня в преступлении.
      Из раздевалки вышла Элси Марковиц. За ней плелась хмурая Кейси. Я-то понимала, каково ей.
      - О, Анита, - пропела Элси, - вы выглядите просто восхитительно.
      Чудесно. "Восхитительно" - как раз то, что я хотела услышать.
      - Спасибо.
      - Особенно мне нравятся бантики у вас на шее. Мы все наденем такие, вы знаете?
      - Что ж, я вам сочувствую, - сказала я.
      Она нахмурилась.
      - Мне кажется, они только подчеркивают красоту платья.
      Теперь была моя очередь нахмуриться.
      - Вы это серьезно?
      Элси, казалось, была немного озадачена.
      - Ну конечно. Вам ведь нравится платье?
      Я решила не отвечать, чтобы не дай Бог кого-нибудь не шокировать. Ясное дело, чего еще ждать от женщины, у которой совершенно нормальное имя Элизабет, - но она предпочитает, чтобы ее называли коровьей кличкой?
      - Это действительно самая последняя вещь, которую мы можем использовать для камуфляжа, миссис Кассиди? - спросила я.
      Она кивнула - один раз и очень твердо.
      Я вздохнула, и она улыбнулась. Победа была на ее стороне, и она это знала. А я знала, что меня ждет поражение, еще в тот момент, когда увидела платье; но если мне суждено проиграть, я намерена как можно дороже продать свою шкуру.
      - Хорошо. Дело сделано. Деваться некуда. Я надену это.
      Миссис Кассиди просияла. Элси улыбнулась. Кейси ухмыльнулась. Я поддернула юбку с обручем повыше и сошла с возвышения. Обруч качался как колокол, а я была вместо языка.
      Зазвонил телефон. Миссис Кассиди пошла отвечать, и с каждым шагом настроение у нее все улучшалось, сердце пело, ведь больше я в ее магазин не приду. Какая радость.
      Я пыталась протиснуться в своей широкой юбке сквозь узкую дверь, которая вела к примерочным, когда она меня позвала:
      - Мисс Блейк, это вас. Сержант Сторр из полиции.
      - Видишь, мама, я же тебе говорила, что она работает в полиции, - сказала Кейси.
      Я не могла объяснить ей, где я работаю, потому что Элси когда-то просила меня этого не делать. Она считала, что Кейси еще мала, чтобы знать об аниматорах и убийствах вампиров и зомби. Можно подумать, есть такие дети, которые не знают, что на свете существуют вампиры. Про вампиров уже лет десять как говорят в каждом недельном выпуске новостей.
      Я пыталась прижать трубку к левому уху, но проклятые цветы мне помешали. Зажав телефон между плечом и шеей, я завела руки назад, чтобы расстегнуть воротник.
      - Привет, Дольф, что там у тебя?
      - Сцена убийства. - У него был приятный голос, как у оперного тенора.
      - Какая еще сцена убийства?
      - Грязная.
      Я, наконец, стянула с себя воротник и тут же выронила трубку.
      - Анита, ты куда пропала?
      - Да тут у меня кое-какие сложности с гардеробом.
      - Чего?
      - Не важно. А я зачем тебе понадобилась?
      - Не знаю, кто этот убийца, но он не человек.
      - Вампир?
      - Ты специалист по немертвым. Именно поэтому я хочу, чтобы ты приехала, посмотрела.
      - Хорошо, давай адрес, я немедленно буду. - На полочке лежал блокнот с бледно-розовыми листками, на которых были нарисованы сердечки. На конце шариковой ручки был купидончик. - Сент-Чарльз? Так я от вас всего в пятнадцати минутах езды.
      - Хорошо. - Он повесил трубку.
      - И тебе тоже до свидания, Дольф. - Это я сказала уже в тишину, просто для того, чтобы последнее слово осталось за мной. Я вернулась в маленькую комнатку, чтобы переодеться.
      Мне предложили сегодня миллион долларов за то, чтобы я убила человека и оживила зомби. Потом эта последняя примерка в свадебном салоне. Теперь еще сцена убийства. Грязная, сказал Дольф. Похоже, у меня нынче будет очень насыщенный рабочий день.
      3
      Грязная, так Дольф это назвал. Мастер преуменьшать. Кровь была всюду, белые стены были забрызганы ею, словно кто-то разбил о них несколько банок с алой краской. В углу стояла светлая кушетка с причудливыми коричневыми и золотыми цветочками на обивке. Она была наполовину покрыта простыней. Вся простыня была темно-красной. Яркий квадрат солнечного света падал сквозь чисто вымытое, сверкающее окно. В солнечном свете кровь сделалась вишнево-красной и глянцевитой.
      Свежая кровь на самом деле куда ярче, чем нам показывают в кино и по телевизору. В больших количествах. Настоящая кровь - в больших количествах такая же яркая, как пожарная машина, но темно-красный на экране выглядит лучше. В самый раз для реализма.
      Но только свежая кровь бывает красной, истинно красной. Эта кровь была уже старой и должна была поблекнуть, но луч летнего солнца вернул ей свежесть и блеск.
      Я с трудом сглотнула и сделала глубоким вдох.
      - Что-то ты какая-то зеленая, Блейк, - сказал голос у самого моего локтя.
      Я так и подпрыгнула, и Зебровски засмеялся:
      - Напугал я тебя?
      - Нет, - соврала я.
      В детективе Зебровски приблизительно пять футов росту; вьющиеся черные волосы, начинающие седеть, карие глаза, спрятанные под дымчатыми очками. Его коричневый костюм был слегка помят; на желтом галстуке красовалось пятно, которое он, вероятно, посадил за завтраком. Зебровски ухмыльнулся. Он мне всегда ухмылялся.
      - Признайся, Блейк, я тебя уел. Наша крутая потрошительница вампиров собирается облевать останки жертв?
      - Я смотрю, ты опять поправился, Зебровски?
      - О, я убит, - простонал он и, прижав руки к груди, слегка пошатнулся. Только не говори, что ты не хочешь моего тела так же, как я хочу твоего.
      - Отстань, Зебровски. Где Дольф?
      - В хозяйской спальне. - Зебровски уставился на сводчатый потолок с круглым окошком. - Если б мы с Кэтч могли позволить себе такую хату...
      - Угу, - откликнулась я. - Симпатичный домик.
      Я вновь перевела взгляд на покрытую простыней кушетку. Простыня лежала на том, что было под нею, словно салфетка, брошенная на лужу пролитого сока. В этой картине было что-то не так. Внезапно я поняла, что именно: выпуклость была слишком мала для целого человеческого тела. Чей бы труп там ни лежал, ему не хватало частей.
      Комната покачнулась. Я отвела взгляд и судорожно сглотнула. Прошло много месяцев с тех пор, как мне в последний раз вдруг стало дурно при виде сцены убийства. Хорошо, хоть кондиционер работает. В жару запах становится еще отвратительнее.
      - Эй, Блейк, я вижу, ты хочешь выйти? - Зебровски взял меня за руку, будто собирался отвести к двери.
      - Спасибо, но я в полном порядке. - Я смотрела прямо в его младенческие карие глазки и врала. Он знал, что я вру. Я далеко не в полном порядке, но буду.
      Он отпустил мою руку и насмешливо отдал мне честь.
      - Люблю крутых девчонок.
      Против воли я улыбнулась.
      - Иди к черту, Зебровски.
      - Конец коридора, последняя дверь слева. Ты найдешь Дольфа там.
      Он ввинтился в толпу. Сцена убийства всегда привлекает людей больше, чем нужно - не зевак, нет: чиновники в штатском, техники, парни с видеокамерами. Вот и сейчас дом напоминал пчелиный рой, полный бешеного движения и суеты.
      Я прорезала себе путь сквозь толпу. Моя закатанная в пластик личная карточка болталась у меня на лацкане темно-голубого жакета. Это для того, чтобы полиция знала, что я на их стороне, а не просто прошмыгнула внутрь. И еще, чтобы было спокойнее носить оружие в толпе полицейских.
      Я протолкалась мимо кучки людей, которые образовали пробку у двери в середине коридора. До меня донеслись отрывочные фразы: "Боже, смотри, сколько крови... А тело еще не нашли?.. Ты хочешь сказать, то, что от него осталось?.. Нет".
      Я протиснулась между двумя копами. Один недовольно крикнул:
      - Эй! Полегче!
      Перед последней дверью по левую руку было свободно. Не знаю, как Дольф этого добился, но в комнате он был один. А может, полиция просто только что здесь закончила.
      Он стоял на коленях в центре светло-коричневого ковра, положив свои толстые руки в хирургических перчатках на бедра. Его черные волосы были пострижены так коротко, что уши торчали по обе стороны его большой грубой физиономии, как две витые раковины. Увидев меня, он поднялся. При росте почти в шесть футов восемь дюймов Дольф обладал телосложением борца. Кровать с балдахином у него за спиной внезапно сделалась маленькой.
      Дольф возглавлял новейшее подразделение полиции - отряд охотников за привидениями. Официально оно называлось "Специальная Команда по Расследованию и Урегулированию Таинственных Инцидентов", СКРУТИ. Эти ребята занимались любыми преступлениями, связанными со сверхъестественным. Сюда обычно ссылали всех неугомонных. Я не удивлялась, что Зебровски включили в эту команду. У него было странное и беспощадное чувство юмора. Но Дольф - Дольф был просто образцовым полицейским. Мне всегда представлялось, что он оскорбил кого-то из вышестоящих, оскорбил своей слишком хорошей работой. Только в это я еще могла поверить.
      На ковре возле него лежало еще что-то, укрытое простыней.
      - Анита.
      Он всегда так говорит - одно слово за раз.
      - Дольф, - сказала я.
      Он опять опустился на колени между кроватью с балдахином и пропитанной кровью простыней.
      - Ты готова?
      - Я знаю, что ты молчун, Дольф, но ты не мог бы сказать, что именно я должна высматривать?
      - Я хочу знать, что ты увидишь, а не то, что я тебе подскажу.
      Для Дольфа это была целая речь.
      - Ладно, - сказала я. - Приступим.
      Он откинул простыню. Я стояла и смотрела - но все, что я видела, это большой кусок окровавленного мяса. Это могло быть все что угодно: говядина, конина или оленина. Но труп человека? Только не это.
      Мои глаза видели, но мозг отказывался воспринимать. Я присела на корточки, подоткнув юбку. Ковер под ногами захлюпал, словно его промочило дождем, только это был не дождь.
      - У тебя не найдется еще пары перчаток? Я свой комплект оставила в конторе.
      - В правом кармане. - Дольф поднял руки над головой. - Только возьми сама. Моя жена ненавидит сдавать в химчистку одежду с пятнами крови.
      Я улыбнулась. Удивительно. Впрочем, чувство юмора порой просто необходимо. Мне пришлось перегнуться через останки. Я вытащила пару хирургических перчаток, растягивающихся на любой размер. В этих перчатках всегда такое ощущение, будто внутри порошок. Больше похоже на презервативы для рук, чем на перчатки.
      - Если я потрогаю, не уничтожу никаких улик?
      - Нет.
      Я потыкала останки двумя пальцами. Ощущение та кое, будто потрогал кусок свежей говядины. Хорошее, упругое мясо. Я ощупала обломки костей и ребер. Ребра. Внезапно я осознала, на что я смотрю. Часть человеческой грудной клетки. Там, где к плечу должна присоединяться рука, торчала белая кость. И все. Больше ничего. Я вскочила слишком поспешно и споткнулась. Ковер под ногами хлюпнул.
      В комнате внезапно стало очень жарко; я отвернулась от тела и уставилась на комод. Зеркало на нем было так густо забрызгано кровью, что казалось, будто кто-то покрыл его толстым слоем лака для ногтей. Спелая Вишня, Карнавальный Алый, Яблоко в Карамели.
      Я закрыла глаза и очень медленно досчитала до десяти. Когда я снова открыла их, в комнате стало прохладнее. Только сейчас я заметила, что под потолком крутится вентилятор. Я была в полном порядке. Отважная потрошительница вампиров. Хор-рошо.
      Дольф ничего не сказал, когда я снова опустилась на колени перед останками. Он даже не взглянул на меня. Хороший парень. Я постаралась быть объективной и увидеть все, что можно увидеть. Но это было нелегко. Мне проще было смотреть на останки, пока я не знала, что это за часть тела. Теперь я могла видеть только кровавый обрубок. А думать - только о том, что он "некогда был человеческим телом". Дежурная фраза оперативников.
      - Никаких следов применения оружия, насколько я могу судить - но это тебе и коронер может сказать. - Я протянула руку и снова потрогала труп. - Помоги мне его перевернуть: я хочу взглянуть на грудную полость. На то, что от нее осталось.
      Дольф выпустил простыню и помог мне поднять останки. Они были легче, чем казались на вид. Когда мы поставили обрубок на край, оказалось, что с внутренней стороны ничего нет. Все внутренние органы, которые должны быть защищены ребрами, отсутствовали. Обрубок выглядел бы в точности как говяжья грудинка, если бы не кость на том месте, где должна была быть рука. Часть ключицы еще сохранилась.
      - Ладно, - сказала я. Голос мой прозвучал с придыханием. Я стояла, держа на весу свои испачканные кровью руки. - Накрой, пожалуйста.
      Дольф накрыл труп и встал:
      - Впечатления?
      - Сила, чудовищная сила. Нечеловеческая. Тело явно раздирали руками.
      - Почему руками?
      - Никаких следов ножа. - Я засмеялась, но тут же поперхнулась смехом. Черт, я бы подумала, что кто-то распилил его пилой для разделки туш, но кости... - Я покачала головой. - Для этого не использовалось ничего механического.
      - Что-нибудь еще?
      - Угу. Где остальная часть этого проклятого трупа?
      - Вторая дверь слева по коридору.
      - Остальная часть? - В комнате снова стало жарко.
      - Ты пойди и посмотри. Потом скажешь мне, что ты увидела.
      - Черт возьми, Дольф, я знаю, что ты не любишь влиять на мнение экспертов, но я ненавижу блуждать вслепую.
      Он только посмотрел на меня.
      - Хотя бы ответь на один вопрос.
      - Смотря какой.
      - Там хуже, чем это?
      Казалось, он задумался на мгновение.
      - И да, и нет.
      - Иди ты к дьяволу!
      - Сама поймешь, когда увидишь.
      Я не хотела ничего понимать. Берт весьма оживился, узнав, что полиция хочет привлечь меня к делу. Он сказал, что я приобрету богатый опыт. Но до сих пор я приобрела только богатый набор кошмаров.
      Дольф повел меня в следующую комнату ужасов. На самом деле я не жаждала найти оставшуюся часть тела. Мне хотелось домой. Перед закрытой дверью Дольф остановился, поджидая меня. На двери был приклеен картонный зайчик, как на Пасху. Под ним висела вышивка с надписью "Детская".
      - Дольф. - Мой голос звучал очень тихо. Его почти заглушал шум, доносящийся из гостиной.
      - Что?
      - Ничего-ничего. - Я сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Я смогу. Я смогу. О Господи, я не хочу! Дверь качнулась внутрь, и я прошептала молитву. Бывают в жизни моменты, пережить которые можно только с помощью свыше. Я готова была поспорить, что меня ждет один из таких.
      Солнечный свет струился через маленькое окошко. По низу белых занавесок были вышиты утята и зайчики. На бледно-голубых стенах были наклеены вырезанные из картона зверюшки. Колыбели я не увидела - только кроватку с опущенной наполовину стенкой. Кроватка для большого ребенка, кажется, так она называется?
      Здесь было не так много крови. Благодарю тебя, Господи. Кто сказал, что молитвы никогда не бывают услышаны? Зато в квадрате солнечного света сидел плюшевый медвежонок. Медвежонок был покрыт кровью, словно глазурью. Один стеклянный глаз удивленно смотрел на мир из-под сосулек слипшегося искусственного меха.
      Я опустилась на колени возле него. Ковер не хлюпал, крови на нем не было. Почему же этот чертов мишка сидит на ковре, весь залитый кровью? Насколько я могла судить, больше нигде в комнате крови не было.
      Может, кто-то ею просто сюда посадил? Я подняла взгляд на маленький белый комод, разрисованный зайчиками. Если однажды выбрал мотив, то уж не отступай от него ни в чем, таково мое мнение. На белой краске был маленький, но очень четкий отпечаток ладошки. Я подползла ближе и приложила рядом руку, чтобы сравнить размер. У меня небольшая ладонь, маленькая даже для женщины, но этот отпечаток был со всем крошечный. Два, три года, может, четыре. Стены голубые наверное, мальчик.
      - Сколько лет было ребенку?
      - На обратной стороне портрета в гостиной написано "Бенджамин Рейнольдс, три года".
      - Бенджамин, - прошептала я, глядя на кровавый отпечаток детской ладони. В этой комнате нет тела. Здесь никого не убили.
      - Да.
      - Так чего же ты меня сюда привел? - Я посмотрела на Дольфа снизу вверх, все еще стоя на коленях.
      - Твое мнение ничего не будет стоить, если ты не увидишь всего.
      - Этот чертов мишка будет мне сниться.
      - Мне тоже, - сказал Дольф.
      Я встала, с трудом подавив желание разгладить юбку сзади. Трудно даже сосчитать, сколько раз я измазывала одежду в крови и даже не думала об этом. Но только не сегодня.
      - Это труп мальчика там, в гостиной? - Говори это, я мостила Бога, чтобы это было не так.
      - Нет, - сказал Дольф.
      Благодарю тебя, Господи.
      - Труп его матери?
      - Да.
      - А где тело мальчика?
      - Мы его не нашли. - Дольф помолчал, потом спросил: - Эта тварь могла съесть мальчика целиком?
      - Ты имеешь в виду - чтобы вообще ничего не осталось?
      - Да, - сказал Дольф. Лицо его стало лишь капельку бледнее. Мое, вероятно, тоже.
      - Возможно, но даже у немертвых есть предел тому, что они способны сожрать. - Я сделала глубокий вдох. - Вы не обнаружили никаких признаков срыгивания?
      - Срыгивания. - Дольф улыбнулся. - Хорошее слово. Нет, после еды эту тварь не тошнило. Во всяком случае, мы ничего не нашли.
      - Тогда мальчик, вероятно, должен быть где-то рядом.
      - Есть шанс, что он жив? - спросил Дольф.
      Я посмотрела на него. Мне хотелось сказать "да", но я понимала, что ответ скорее всего должен быть "нет". Я выбрала компромисс.
      - Не знаю.
      Дольф кивнул.
      - Теперь в гостиную? - спросила я.
      - Нет. - Дольф вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Я пошла следом. Что мне еще оставалось? Но я не спешила. Если ему хочется изображать крутого немногословного полицейского, он может и подождать меня.
      Вслед за его широкой спиной я завернула за угол и через гостиную вышла и кухню. Раздвижная стеклянная дверь вела на террасу. Повсюду были осколки стекла. Их грани сверкали в солнечном свете, струящемся из еще одного круглого окошка в потолке. Кухня, облицованная голубым кафелем и отделанная дорогим светлым деревом, была такой чистенькой, словно только что сошла с фотографии рекламного буклета.
      - Красивая кухня, - заметила я.
      Мне было видно, как по двору шныряют полицейские. Высокий забор скрывал их от любопытных взглядов соседей, так же как прошлой ночью скрыл убийцу. Только один детектив остался стоять у водосточной трубы. Он царапал что-то в блокноте.
      Дольф сделал мне знак, чтобы я осматривалась внимательнее.
      - Итак, - сказала я. - Кто-то вломился сквозь эту стеклянную дверь. При этом вероятно, шум был ужасный. Когда разбивается такое большое стекло, то даже при включенном кондишине... одним словом, ты это услышишь.
      - Ты думаешь? - спросил Дольф.
      - А соседи слышали что-нибудь? - спросила я в свою очередь.
      - Никто не признается, - сказал он.
      Я кивнула.
      - Стекло разбилось, и кто-нибудь пошел взглянуть, что случилось. Скорее всего, мужчина. Стереотип "главы семьи" на редкость живуч.
      - Что ты имеешь в виду? - уточнил Дольф.
      - Храбрый охотник, защищающий свое семейство, - сказала я.
      - Ладно, пусть это был мужчина. Что дальше?
      - Мужчина вошел, увидел того, кто вломился на кухню, и крикнул жене. Вероятно, велел ей уносить ноги. Бери ребенка и беги.
      - А почему бы не вызвать полицию? - спросил Дольф.
      - Я не видела в спальне телефона. - Я кивнула на телефон на стене кухни. Вероятно, это единственный аппарат. Чтобы до него добраться, надо было проскочить мимо чудовища.
      - Продолжай.
      Я оглянулась на гостиную. Покрытой простыней кушетки отсюда было почти не видно.
      - Эта тварь, чем бы она ни была, бросилась на мужчину. Стремительно; ударила его, может быть, оглушила, но не убила.
      - Откуда знаешь, что не убила?
      - Не устраивай мне экзамен, Дольф. В кухне слишком мало крови. Он был съеден в спальне. Что бы это ни было, оно не стало бы тащить мертвеца в спальню. Оно загнало мужчину в спальню и убило его там.
      - Неплохо; не хочешь попытать свои силы в гостиной?
      Вообще-то не особенно; но вслух я этого не сказала. От женщины осталось значительно больше. Верхняя часть ее тела была почти не повреждена. Кисти рук были закрыты бумажными мешками. Можно будет получить анализ того, что у нее под ногтями. Я надеялась, что это поможет делу. Широко открытые карие глаза смотрели в потолок. Край пижамной курточки прилип к тому месту, где некогда была талия. Я сглотнула и двумя пальцами приподняла намокшую ткань.
      Позвоночник блестел в ярком солнечном свете; белый и мокрый, он повис, словно шнур, который выдернули из разъема. Ладно.
      - Что-то разорвало ее пополам - так же, как... мужчину в спальне.
      - Откуда ты знаешь, что там был мужчина?
      - Если у них не было гостей, это должен был быть мужчина, А гостей у них не было, правильно?
      Дольф покачал головой.
      - Нет, насколько нам известно.
      - Значит, мужчина. Потому что у нее целы ребра и обе руки. - Я постаралась скрыть гнев. Дольф не виноват. - Я не отношусь к числу твоих подчиненных. И хочу, чтобы ты перестал задавать мне вопросы, на которые сам знаешь ответы.
      Он кивнул:
      - Справедливо. Иногда я забываю, что ты - не один из наших парней.
      - Спасибо.
      - Ты понимаешь, что я имею в виду.
      - Да, понимаю - и даже знаю, что ты хотел сделать мне комплимент. Но нельзя ли нам закончить этот разговор снаружи?
      - Конечно. - Дольф снял окровавленные перчатки и бросил их в мешок с мусором, стоящий на кухне. Я сделала то же самое.
      Жара обволокла меня, как расплавленный пластик, но все же в ней было что-то хорошее, чистое. Я вдохнула полную грудь горячего влажного воздуха. Ах, лето.
      - Скажи хотя бы, я был прав - это не человек? - спросил Дольф.
      Двое полицейских в форме сдерживали толпу зевак на газоне и на улице перед домом. Дети, родители, дети на велосипедах. Как будто пришли поглазеть на шоу уродцев.
      - Да, это был не человек. На стекле в кухне не осталось крови.
      - Я заметил. И что это значит?
      - Как правило, из мертвых кровь не идет - за исключением вампиров.
      - Как правило?
      - Из свежеумерших зомби порой может сочиться кровь, но у вампиров она течет почти как у людей.
      - Значит, ты считаешь, что это был не вампир?
      - Если так, значит, он ел человеческую плоть, А вампиры не способны переваривать твердую пищу.
      - А вурдалак?
      - Слишком далеко от кладбища, и тогда в доме было бы больше разрушений. Вурдалаки ломают мебель, как дикие звери.
      - Зомби?
      Я покачала головой:
      - Честно говоря, не знаю. Встречаются такие феномены, как плотоядные зомби. Очень редко, но это бывает.
      - Ты говорила, что было зарегистрировано три таких случая. И каждый раз зомби дольше оставались похожими на человека и не разлагались.
      Я улыбнулась.
      - У тебя хорошая память. Правильно. Плотоядные зомби не разлагаются, пока их кормить. Или, во всяком случае, не разлагаются с такой скоростью.
      - Они свирепы?
      - Не особенно, - сказала я.
      - А в принципе зомби свирепы? - спросил Дольф.
      - Только если им приказать.
      - Как это?
      - Ты можешь приказать зомби убить человека - если у тебя достаточно власти над ним.
      - Зомби как орудие убийства?
      Я кивнула:
      - Что-то в этом роде.
      - И кто это мог сделать?
      - Не уверена, что здесь произошло именно это, - сказала я.
      - Я знаю. Но кто в принципе мог бы это сделать?
      - Черт, ну, я могла бы - но я не стала бы. И никто из тех, о ком я знаю, что он мог бы, не стал бы.
      - Это уж нам решать, - сказал Дольф и достал небольшой блокнотик.
      - И ты действительно хочешь, чтобы я назвала тебе имена друзей, чтобы ты мог спросить их, не оживляли ли они часом зомби и не посылали их убить этих людей?
      - Прошу тебя.
      Я вздохнула.
      - Я в это не верю. Ну, хорошо - я, Мэнни Родригес, Питер Бурк, и... - Я почти начала произносить третье имя, но замолчала на полуслове.
      - Что такое?
      - Ничего. Просто я вспомнила, что на этой неделе Бурка хоронят. Он умер, так что, я думаю, его можно исключить из числа подозреваемых.
      Дольф пристально посмотрел на меня, и на лице его отразилось подозрение.
      - Ты уверена, что это все имена, которые ты можешь назвать?
      - Если я вспомню еще о ком-то, я тебе сообщу, - сказала я с самым невинным видом. Вот, смотрите, у меня в рукаве ничего нет.
      - Ты уж постарайся, Анита.
      - Не сомневайся.
      Он улыбнулся и покачал головой:
      - Кого ты защищаешь?
      - Себя, - ответила я. Дольф непонимающе нахмурился. - Я не хочу, чтобы кое-кто на меня взбеленился.
      - Кто?
      Я посмотрела в ясное августовское небо.
      - Как думаешь, дождя не будет?
      - Черт возьми, Анита, ты должна мне помочь.
      - Я тебе помогла, - сказала я.
      - Имя.
      - Не сейчас. Я проверю его, и если у меня появятся подозрения, я непременно ими с тобой поделюсь.
      - Надо же, какая щедрость! - Шея у него начала багроветь. Я никогда не видела Дольфа в ярости и испугалась, что вот-вот увижу. - Первой жертвой оказался бродяга. Мы думали, что он напился в стельку и его сцапали вурдалаки. Его нашли у самого кладбища. Дело открыли и тут же закрыли, так? - С каждым словом голос его становился все выше и выше. - Потом мы нашли эту пару подростков, которые целовались в машине. Мертвых, и тоже недалеко от кладбища. Мы вызвали священника и экзекутора. Дело закрыли. - Дольф понизил голос, но казалось, что он с трудом сдерживает крик. Его голос звенел от почти осязаемого гнева. - Теперь это. Та же самая тварь, кем бы, дьявол ее забери, она ни была. Но до ближайшего гребаного кладбища - несколько миль. Это не вурдалак, и, вероятно, если бы я познал тебя после первого или второго случая, семья Рейнолдсов была бы жива. Но мне казалось, я начинаю понемногу разбираться в этом сверхъестественном дерьме. У меня был некоторый опыт, но теперь его недостаточно. Совсем недостаточно. - Он стиснул блокнот своими огромными пальцами.
      - Это самая длинная речь, которую я от тебя слышала, - сказала я.
      Он криво улыбнулся:
      - Мне нужно имя, Анита.
      - Доминга Сальвадор. Она главная жрица вуду на всем Среднем Западе. Но если ты пошлешь за ней полицейских, она не будет с тобой говорить. И никто из вуду не будет.
      - Но с тобой будут?
      - Да, - сказала я.
      - Хорошо - только лучше бы мне уже завтра что-нибудь от тебя услышать.
      - Не знаю, удастся ли мне так быстро устроить встречу.
      - Или это сделаешь ты, или это сделаю я, - заявил Дольф.
      - Ладно-ладно, как-нибудь устрою.
      - Спасибо, Анита. По крайней мере, теперь я знаю, с чего начать.
      - Это вообще мог быть не зомби, Дольф. Я всего лишь предполагаю.
      - А что же еще?
      - Ну, если бы на стекле была кровь, и могла бы сказать, что это ликантроп.
      - О, чудесно! Как раз то, что мне нужно, - разбушевавшийся оборотень.
      - Но на стекле крови не было.
      - Значит, скорее всего кто-то из немертвых, - подвел итог Дольф.
      - Точно.
      - Ты поговори с этой Домингой Сальвадор и как можно скорее сообщи мне.
      - Слушаюсь, сержант.
      Дольф скорчил мне рожу и снова пошел в дом. Хорошо, что он, а не я. Мне оставалось только вернуться к себе, переодеться и приготовиться оживлять мертвецов. Сегодня после наступления темноты меня ждали три клиента подряд.
      Врач некоей Эллен Грисхольм решил, что для нее будет полезно пойти на прямой конфликт с отцом, который так раздражал ее в детстве. К несчастью, папаша был уже несколько месяцев как мертв. Итак, мне предстояло воскресить мистера Грисхольма, чтобы его дочка сказала ему, каким сукиным сыном он был при жизни. Врач сказал, что на нее это подействует очищающе. Конечно, если у вас есть докторская степень, вам позволительно говорить такие вещи.
      Два других оживления были более прозаичны: оспариваемое завещание и главный свидетель в судебном процессе, у которого хватило совести помереть от сердечного приступа, не дождавшись заседания суда. Клиенты не были уверены, что показания зомби имеют юридическую силу, но в безнадежной ситуации решили рискнуть - и заплатить за эту попытку.
      Я стояла в зеленовато-бурой траве. Приятно видеть, что владельцы не увлекались разбрызгивателями. Пустая трата воды. Может быть, они даже сдавали в утиль консервные банки и старые газеты. Может быть, они были порядочными, любящими свою планету гражданами. А может, и нет.
      Один из полицейских приподнял желтую ленту ограждения и выпустил меня. Не обращая внимания на зевак, я села в свою машину - "нову" последней модели. Я могла позволить себе что-нибудь получше, но чего ради? Она же ездит.
      Рулевое колесо нагрелось так, что нельзя было дотронуться. Я включила кондиционер и подождала, пока в салоне станет прохладнее. Все, что я сказала Дольфу насчет Доминги Сальвадор, была чистая правда. Она не стала бы разговаривать с полицией, но я не поэтому пыталась утаить ее имя.
      Если полиция постучится в дверь сеньоры Доминги, она захочет узнать, кто их навел. И она узнает. Сеньора была самой могущественной жрицей вуду из всех, мне известных.
      Оживить зомби, чтобы превратить его в орудие смерти, - это лишь одна из многих вещей, которые она могла бы сделать, если бы захотела.
      Откровенно говоря, темной ночью к вам в окно может забраться кое-кто и похуже зомби. Об этой стороне нашего бизнеса я знала настолько немного, насколько мне удавалось избегать неприятностей. Большую часть этих ужасов изобрела сама Сеньора.
      Нет, я не хотела дать Доминге Сальвадор повод на меня сердиться. Так что, похоже, придется мне завтра с нею поговорить. Это было примерно то же, что пойти на встречу с крестным отцом вуду. Или, в данном случае, с крестной матерью. Беда в том, что эта крестная мать была не вполне мною довольна. Доминга как-то раз присылала мне приглашение прийти к ней в дом. Посмотреть на ее церемонии. Я вежливо отказалась. Думаю, моя принадлежность к христианству ее разочаровала. Во всяком случае, до сих пор мне удавалось не встречаться с ней лицом к лицу.
      Я собиралась спросить самую могущественную жрицу вуду в Соединенных Штатах, а возможно, и во всей Северной Америке, не случалось ли ей оживлять зомби. И не случалось ли этому зомби убивать людей по ее приказу? Не сошла ли я с ума? Может быть. Похоже, завтра у меня будет не менее насыщенный день.
      4
      Будильник звенел-заливался. Я перевернулась и захлопала ладонью по панели электронных часов. Да где же эта кнопка, черт бы ее подрал? Наконец я приподнялась на локте и открыла глаза. Выключив будильник, я взглянула на светящиеся цифры. Шесть утра. Вот черт. Я только в три вернулась домой.
      Зачем я поставила будильник на шесть? Я не могла вспомнить. После трех часов сна я не в лучшей форме. Я легла обратно в теплое гнездышко постели. Глаза уже начали слипаться, когда я, наконец, вспомнила. Доминга Сальвадор.
      Она согласилась встретиться со мной сегодня в семь утра. Поболтать за завтраком. Я выпуталась из-под одеяла и еще минуту сидела на кровати. В квартире было абсолютно тихо. Единственным звуком, который нарушал тишину, было чуть слышное пыхтение кондиционера. Тихо, как на кладбище.
      Потом я встала, и в голове моей заплясали залитые кровью плюшевые мишки.
      Через пятнадцать минут я уже была одета. Я всегда принимаю душ, приходя с работы, даже если уже глубокая ночь. Я не могу даже помыслить о том, чтобы лечь в красивую чистую постельку перемазанной засохшей цыплячьей кровью. Иногда это бывает кровь козленка, но чаще - цыпленка.
      Я оделась так, чтобы, с одной стороны, не выглядеть развязно, а с другой чтобы не растаять на жаре. Было бы проще, если бы я не собиралась брать с собой оружие. Можете считать, что у меня паранойя, но я не выхожу из дому без пистолета.
      С ногами просто: джинсы-варенки, подвернутые носки и кроссовки "Найк". Внутрибрючная кобура Дяди Майка с "файрстаром" девятимиллиметрового калибра довершала экипировку. "Файрстар" был у меня запасным после браунинга. Браунинг слишком велик, чтобы поместиться во внутрибрючную кобуру, а "файрстар" - в самый раз.
      Теперь оставалось только найти рубашку, которая закрывала бы пистолет, но позволяла бы легко его выхватить, если понадобится стрелять. Это было труднее, чем может показаться. Наконец я остановилась на коротком, до талии, топе, который едва прикрывал пояс джинсов, и покрутилась перед зеркалом.
      Пистолета не было видно, пока я не забывалась и не поднимала руки слишком высоко. Топик, к сожалению, был бледно-розовым. Что меня сподвигло его купить, я уже совершенно не помнила. Может, это подарок? Будем надеяться, что так. Тяжело примириться с мыслью, что я сама потратила деньги на что-нибудь розовое.
      Я еще не отдернула шторы. В квартире царил полумрак. Я специально заказала себе очень тяжелые шторы. Мне нечасто приходится видеть солнце, но я не думаю, что много от этого потеряла. Я включила свет над аквариумом с рыбкой. Морской ангел тут же поднялся на поверхность и захлопал губами, выпрашивая подаяние.
      Рыбы - это мой вариант домашнего питомца. Их не надо выгуливать, прибирать после них или приучать их проситься на улицу. Время от времени чистить аквариум, бросать туда корм - и они не доставят вам больших хлопот.
      По всей квартире разносился запах крепкого кофе от моей кофеварки. Я сидела за небольшим столиком на кухне и потягивала горячий черный напиток. Колумбийский сорт. Свежие зерна прямо из морозильника, размолотые непосредственно перед варкой. Нет другого способа делать кофе. Хотя, когда прижмет, я готова пить его в любом виде.
      Звонок в дверь. Я подскочила и пролила кофе на стол. Нервничаю? Я? Я оставила "файрстар" на кухонном столе, вместо того чтобы пойти открывать с ним. Видите, у меня нет паранойи. Я просто очень, очень осторожная.
      Я посмотрела в глазок и открыла дверь. На пороге возник Мэнни Родригес. Он примерно на два дюйма меня выше. В угольно-черных волосах поблескивает седина, густые пряди обрамляют тонкое лицо с черными усиками. Ему пятьдесят два, и из всех, кого я знаю, за одним исключением, я предпочла бы, чтобы в трудной ситуации рядом оказался именно он.
      Мы обменялись рукопожатием, так у нас заведено. Его ладонь была твердой и сухой. Он усмехнулся мне, и его белые зубы ярко блеснули на фоне загорелого лица.
      - Я чувствую запах кофе.
      Я усмехнулась в ответ:
      - Ты же знаешь, что это весь мой завтрак.
      Он вошел, и я по привычке заперла за ним дверь.
      - Розита говорит, что ты совсем не заботишься о себе. - Он очень похоже изобразил брюзжание своей жены и ее намного более заметный, чем у него, мексиканский акцент. - Она не ест толком, такая худенькая. Бедная Анита, ни мужа, ни хотя бы друга. - Мэнни опять усмехнулся.
      - Розита точь-в-точь как моя мачеха. Джудит просто изнывает от беспокойства, что я останусь старой девой.
      - Тебе сколько, двадцать четыре?
      - М-мм.
      Он только головой покачал.
      - Иногда я не понимаю женщин.
      Теперь настала моя очередь усмехнуться.
      - А я что, куриная печенка?
      - Анита, ты же знаешь, я не имел в виду...
      - Я знаю, я - один из парней. Я понимаю.
      - В работе ты лучше любого парня.
      - Садись. И дай мне влить в тебя немного кофе, пока ты опять не ляпнул чего-нибудь.
      - Как с тобой тяжело. Ты же знаешь, что я имел в виду. - Он смотрел на меня; взгляд его карих глаз был прямым, а лицо - очень серьезным.
      Я улыбнулась:
      - Угу, я знаю, что ты имел в виду.
      Я сняла с подставки одну из десятка моих любимых кружек и поставила перед Мэнни.
      Он сидел, потягивая кофе, и рассматривал кружку. Она была красного цвета с черными буквами: "Я бессердечная сука, но свое сучье дело я знаю". Мэнни хихикнул.
      Я попивала кофе из кружки, разрисованной пушистыми пингвинчиками. Ни за что бы в том не призналась, но это моя самая любимая кружка.
      - Я бы на твоем месте принес эту кружку с пингвинами в контору, - сказал Мэнни.
      Последняя блестящая идея, которая посетила Берта заключалась в том, чтобы мы все пользовались на работе личными чашками. Он считал, что это добавит конторе домашнего уюта. Я принесла кружку с надписью серым на сером: "Это грязная работа, но меня заставляют ее делать". Берт заставил меня унести ее обратно.
      - Обожаю подергать Берта за кольцо в носу.
      - То есть ты собираешься и дальше приносить и контору запрещенные кружки.
      Я улыбнулась.
      - М-мм... - Он только головой покачал. - Очень признательна, что ты согласился съездить со мной к Доминге.
      Мэнни пожал плечами.
      - Не могу же я позволить тебе в одиночку встречаться с этим дьяволом в юбке.
      Я нахмурилась, услышав это прозвище.
      - Может, твоя жена ее так называет, но я с этим не согласна.
      Он поглядел на пистолет на столе.
      - И, тем не менее, ты берешь с собой оружие, просто на всякий случай.
      Я посмотрела на него поверх кружки.
      - На всякий случай.
      - Если дойдет до того, что уходить придется со стрельбой, Анита, то палить будет уже слишком поздно. У нее там повсюду телохранители.
      - Я не собираюсь ни в кого палить. Нам нужно только задать пару вопросов. И все.
      Он ухмыльнулся.
      - Роr fаvor (Будьте добры) (исп.), сеньора Сальвадор, не оживляли вы на днях зомби-убийцу?
      - Брось, Мэнни. Я сама знаю, что это неловко.
      - Неловко? - Он покачал головой. - Неловко, она говорит. Если Доминга взъярится, тебе будет больше чем просто "неловко".
      - Ты не обязан ехать.
      - Ты меня позвала, чтобы я тебя прикрывал. - Он улыбнулся той белозубой улыбкой, которая освещала все его лицо. - Ты не стала звать Чарльза или Джемисона. Ты позвала меня, Анита, и это лучший комплимент, который ты могла сделать старику.
      - Ты не старик. - Я была абсолютно искренна.
      - Моя жена постоянно твердит мне совсем другое. Розита запретила мне ходить с тобой на вампиров, но пока еще разрешает заниматься зомби. - На моем лице, должно быть, отразилось удивление, потому что он добавил: - Я знаю, что она провела с тобой душеспасительную беседу два года назад, когда я лежал в больнице.
      - Ты чуть не отдал концы, - сказала я.
      - А у тебя сколько костей было сломано?
      - Просьба Розиты была вполне справедлива, Мэнни. У тебя четверо детей, о которых нужно заботиться.
      - И я слишком стар, чтобы колоть вампиров. - В его голосе звучала насмешка, смешанная с горечью.
      - Ты никогда не будешь слишком стар, - сказала я.
      - Хорошая мысль. - Он допил кофе. - Пойдем-ка лучше. Не хотелось бы заставлять Сеньору ждать.
      - Бог нам этого не простит, - кивнула я.
      - Аминь, - заключил он.
      Я смотрела на него, пока он споласкивал кружку в раковине.
      - Ты что-то знаешь, но не хочешь мне говорить?
      - Нет, - ответил Мэнни.
      Я вымыла свою кружку, по-прежнему глядя на него, и почувствовала, что мои брови сами собой подозрительно хмурятся.
      - Мэнни?
      - Честное мексиканское, ничего не знаю.
      - Тогда в чем дело?
      - Ты же знаешь, что я был вудуистом прежде, чем Розита обратила меня в христианскую веру.
      - Угу, и что?
      - Доминга Сальвадор была не просто моей наставницей и жрицей. Она была моей любовницей.
      Несколько мгновений я молча смотрела на него.
      - Ты шутишь?
      Его лицо было очень серьезным, когда он сказал:
      - Такими вещами я не стал бы шутить.
      Я пожала плечами. Кого только люди не выбирают себе в любовники! Не устаю поражаться.
      - И поэтому тебе удалось так быстро договориться о встрече?
      Он кивнул.
      - Почему же ты не сказал мне раньше?
      - Потому что ты могла попытаться пролезть туда без меня.
      - Разве это так страшно?
      Он уставился на меня своими карими глазами и очень серьезно произнес:
      - Возможно.
      Я взяла со стола пистолет и сунула его в кобуру под джинсами. Восемь патронов. В браунинге четырнадцать. Но будем смотреть правде в глаза: если мне понадобится больше восьми патронов, считайте меня покойником. И Мэнни тоже.
      - Вот черт, - пробормотала я.
      - Что?
      - У меня такое чувство, будто я иду в гости к страшилищу.
      Мэнни тряхнул головой.
      - Неплохое сравнение.
      Отлично, просто жуть до чего отлично. Зачем я все это делаю? Образ покрытого кровью медвежонка вспыхнул у меня в голове. Ладно, я знаю зачем. Если есть хотя бы малейшая надежда, что мальчик еще жив, я спустилась бы в ад - если, конечно, был бы шанс вернуться обратно. Вслух я ничего не сказала. Я не хотела услышать, что ад - это тоже неплохое сравнение.
      5
      Соседние дома были гораздо старше; пятидесятых, сороковых годов. Лужайки побурели от засухи. Здесь-то, конечно, не было дождевальных установок. В клумбах под стенами домов боролись за жизнь цветы. Главным образом петуньи, герань, несколько розовых кустов. Улицы чистые, опрятные - а всего в квартале отсюда можно схлопотать пулю только за то, что на тебе пиджак не того цвета.
      По соседству с сеньорой Сальвадор банды орудовать боялись. Даже подростки с автоматическими пистолетами боятся тех, кого нельзя остановить пулей независимо от того, как метко ты стреляешь. Посеребренными пулями вампира можно ранить, но он все равно не умрет. Ими можно убить ликантропа, но не зомби. Этих можно разрубить на куски, но и после этого каждая часть тела поползет за тобой следом. Я видела это своими глазами. Зрелище не из приятных. Банды не вторгаются на территорию, где властвует Сеньора. Никакого насилия. Это зона постоянного перемирия.
      Ходили слухи об одной банде испанцев, которая полагала, что сумеет справиться с гри-гри. Говорят, что экс-предводитель той банды до сих пор сидит в подвале у Доминги и повинуется каждому ее слову. Он служит большим наглядным пособием для всех юных правонарушителей, которые чересчур много о себе воображают.
      Лично я никогда не видела, как она оживляет зомби. Но точно так же я не видела, как она призывает змей. И меня вполне устраивает такое положение вещей.
      К двухэтажному дому сеньоры Сальвадор прилегает при мерно пол-акра земли. Хороший просторный двор. Ярко-красная герань пылает на фоне беленых стен. Красное и белое, кровь и кость. Не сомневаюсь, что эта символика не оставалась незамеченной случайными прохожими. И, конечно же, она не осталась незамеченной мной.
      Мэнни поставил машину на дороге позади сливочно-белой "импалы". Гараж на две машины был выкрашен в белый цвет, под стать дому. Маленькая девочка гоняла по тротуару на трехколесном велосипеде. Два мальчика чуть постарше сидели на ступеньках крыльца. Они бросили игру и уставились на нас.
      На крыльце позади них стоял человек. Поверх синей майки без рукавов у него была плечевая кобура. Пожалуй, чересчур откровенно. Ему не хватало только неоновой вывески: "Поганец".
      Тротуар был исчерчен мелом. Крестики, кружочки, какие-то непонятные рисунки. Это напоминало детскую игру, но игрой не являлось. Кто-то из преданных почитателей Сеньоры нарисовал ритуальные знаки перед ее домом. Вокруг рисунков на каменных глыбах торчали огарки свечей. Девочка разъезжала взад-вперед на трехколесном велосипеде прямо по рисункам. Нормально, да?
      Я шла за Мэнни по иссушенному зноем газону. Маленькая девочка на трехколесном велосипеде смотрела на нас, и на ее коричневой мордашке отсутствовало всякое выражение.
      Мэнни снял солнечные очки и улыбнулся человеку с пистолетом.
      - Buenos dias (Добрый день) (исп.), Антонио. Давно не виделись.
      - Si (Да) (исп.), - ответил Антонио. Голос у него был низкий и угрюмый. Загорелые руки он свободно сложил на груди. Таким образом, его правая рука была совсем рядом с рукояткой пистолета.
      Я спряталась за Мэнни, чтобы Антонио не видел, что я делаю, и небрежно переместила руки поближе к собственному оружию. Девиз бойскаутов: "Всегда будь готов". Или это девиз морских пехотинцев?
      - А ты стал сильным, красивым мужчиной, - сказал Мэнни.
      - Моя бабушка сказала, чтобы я вас впустил, - сказал Антонио.
      - Она мудрая женщина, - ответил Мэнни.
      Антонио пожал плечами.
      - Она - Сеньора. - Он перевел взгляд на меня.
      - А это кто?
      - Сеньорита Анита Блейк. - Мэнни отстранился, чтобы я могла выйти вперед. Я вышла, держа правую руку на талии, как будто это моя любимая поза, но на самом деле так было легче всего дотянуться до пистолета.
      Антонио смотрел на меня сверху вниз. Темные глаза его были сердитыми, но и только. Его взгляду было далеко до взгляда, присущего телохранителям Гарольда Гейнора. Я улыбнулась:
      - Рада с вами познакомиться.
      Он подозрительно покосился на меня, потом кивнул. Я продолжала ему улыбаться, и по его лицу медленно расползлась улыбка. Он решил, что я с ним заигрываю. Я не стала его разубеждать.
      Антонио что-то сказал по-испански. Мне оставалось только еще шире заулыбаться и покачать головой. Он говорил тихо, кривя в усмешке губы, и в его темных глазах мелькало какое-то новое выражение. Не нужно было знать язык, чтобы понять, что он меня кадрит. Или оскорбляет.
      На шее Мэнни вздулись жилы, лицо его вспыхнуло. Он что-то пробормотал сквозь стиснутые зубы.
      После этого покраснел уже Антонио. Его рука потянулась к пистолету. Я поднялась на две ступеньки и коснулась его запястья, как будто мне было непонятно, что происходит. Рука у него была напряжена, как провод под током.
      Взяв его за руку, я лучезарно улыбнулась. Он перевел взгляд с Мэнни на меня, и напряженность спала, но я не выпускала его запястья, пока он полностью не расслабился. Он поднес мою руку к губам и поцеловал. Губы его задержались на тыльной стороне моей ладони, но глаза снова нашли Мэнни. Взгляд был злобным, даже яростным.
      Антонио носит оружие, но он дилетант. Дилетанты с оружием долго не живут. Интересно, понимает ли это Доминга? Может, она и сечет в колдовстве, но держу пари, в оружии и в том, какие качества нужны тому, кто его использует постоянно, она ни черта не смыслит. И независимо от того, какие это качества, Антонио ими не обладает. Он может вас преспокойно убить и даже не вспотеет. Но не на тех основаниях. На любительских основаниях. Впрочем, от этого вы не станете менее мертвым.
      Взяв меня за руку, он помог мне подняться на крыльцо. Это была моя левая рука. Мою левую руку он мог держать хоть весь день.
      - Я обязан проверить тебя на наличие оружия, Мануэль.
      - Понимаю, - сказал Мэнни. Он поднялся по ступенькам, и Антонио отступил, на всякий случай, сохраняя дистанцию между собой и Мэнни. Ко мне при этом он повернулся спиной. Беспечность; в иных обстоятельствах она могла бы стоить ему жизни. Он заставил Мэнни положить руки на перила, как делают полицейские. Антонио знал свое дело, но обыскивал как-то злобно, производя множество мелких суетливых движений, как будто ему было ненавистно касаться Мэнни. Как много ненависти в старине Тони.
      Ему даже в голову не пришло обшарить меня. Ай-ай-ай.
      На крыльцо вышел еще один мужчина. На вид ему было за сорок. На нем была белая майка, а поверх - незастегнутая шерстяная рубашка с закатанными до самого верха рукавами. На лбу блестел пот. Я не сомневалась, что на поясе у него за спиной пистолет. Волосы у него были черные, и только на лоб свешивалась белая прядь.
      - Чего ты там возишься, Антонио? - У него был густой голос с заметным акцентом.
      - Я его обыскиваю.
      Второй мужчина кивнул.
      - Она готова вас принять.
      Антонио отступил в сторону и снова занял свой пост на крыльце. Когда я проходила мимо него, он причмокнул губами. Я почувствовала, как напрягся Мэнни, но мы вошли в гостиную, и никто никого пока не пристрелил. Исключительное везение.
      В левой стене просторной гостиной была дверь в столовую. Напротив я заметила пианино. Интересно, кто на нем играет? Антонио? Не-е.
      Мы прошли за телохранителем по коридору в большую кухню. Золотые прямоугольники солнечного света тяжелыми слитками лежали на черно-белом кафельном полу. Пол и сама кухня были старые, но все оборудование новехоньким. У задней стены стоял один из этих "чудо-холодильников", которые сами делают кубики льда и газируют воду. Вся обстановка была выдержана в бледно-желтых тонах: Золото Урожая, Осенняя Бронза.
      За столом сидела женщина лет шестидесяти с небольшим. Ее тонкое коричневое лицо пересекали многочисленные морщинки, как у человека, который часто улыбается. Снежно-белые волосы были собраны в узел на затылке. Она сидела очень прямо, положив изящные руки на стол. На вид она была ужасно безвредной. Добрая старая бабушка. Если хотя бы четверть того, что я о ней слышала, правда, то лучшего камуфляжа мне еще не доводилось видеть.
      Она улыбнулась и протянула к нам руки. Мэнни шагнул вперед и принял приглашение, коснувшись губами ее пальцев.
      - Рада видеть тебя, Мануэль. - У нее было богатое контральто с легким бархатистым акцентом.
      - И я тебя, Доминга. - Он отпустил ее руки и уселся напротив.
      Ее быстрые черные глаза остановились на мне, все еще стоявшей в дверном проеме.
      - Итак, Анита Блейк, наконец, ты явилась ко мне.
      Странно было слышать эти слова. Я взглянула на Мэнни. Он взглядом пожал плечами. Он тоже не понял, что она хочет этим сказать. Чудесно.
      - Я не знала, что вы меня с нетерпением ждете, Сеньора.
      - Я много о тебе слышала, chica (дитя) (исп.). Много невероятного. - В ее черных глазах мелькнул намек на то, что это улыбающаяся женщина не так уж и безобидна.
      - Мэнни? - спросила я.
      - Это не я.
      - Нет, Мануэль больше со мной не общается. Его женушка ему запрещает. Последняя фраза прозвучала с обидой и горечью.
      Бог ты мой! Самая могущественная жрица вуду на Среднем Западе ведет себя как отвергнутая любовница. Вот черт.
      Доминга снова обратила сердитый взгляд черных глаз на меня.
      - Все кто связан с вуду, рано или поздно приходят к сеньоре Сальвадор.
      - Я не связана с вуду.
      Это ее позабавило. Все морщинки на ее лице засмеялись.
      - Ты оживляешь мертвых, делаешь зомби - и говоришь, что не связана с вуду. Не смеши меня, chica. - Голос ее искрился неподдельным весельем. Похоже, я ей здорово подняла настроение.
      - Доминга, я же сказал тебе, какова цель нашей встречи. И, по-моему, очень ясно... - начал Мэнни.
      Доминга махнула на него рукой.
      - Да, по телефону ты вел себя весьма осмотрительно, Мануэль. - Она подалась в мою сторону. - Он очень ясно выразил, что ты идешь сюда не для того, чтобы принять участие в моих языческих ритуалах. - Горечь в ее голосе была так остра, что ее можно было использовать вместо горчицы.
      - Подойди-ка сюда, chica, - велела Доминга. Мне она предложила одну руку, не обе. Вероятно, мне полагалось ее поцеловать, следуя примеру Мэнни. Я и не знала, что пришла на аудиенцию к Римскому Папе.
      Внезапно я поняла, что мне не хочется к ней прикасаться. Она ничего плохого не сделала. И все же каждый мускул моего тела стонал от напряжения. Я боялась и сама не знала, почему я боюсь.
      Я шагнула вперед и взяла ее руку, не вполне представляя себе, что с ней делать. У жрицы вуду оказалась теплая и сухая кожа. Она усадила меня на ближайший стул, продолжая держать меня за руку, и что-то произнесла своим певучим низким голосом.
      Я покачала головой:
      - Простите, но я не понимаю по-испански.
      Свободной рукой она коснулась моих волос.
      - Черные как вороново крыло. От северной крови таких не унаследуешь.
      - Моя мать была мексиканка.
      - И, тем не менее, ты не говоришь на ее языке.
      Мне хотелось, чтобы она отпустила мою руку, но Доминга не спешила этого делать.
      - Она умерла, когда я была маленькой. Меня воспитали родные отца.
      - Понятно.
      Я высвободила руку и сразу почувствовала себя лучше. Она ничего мне не сделала. Ничего. Почему же я, черт меня подери, так дрожу? Мужчина с седой прядью встал за спиной Сеньоры. Он был у меня на виду. И руки я его видела. Черный ход и вход на кухню тоже были в моем поле зрения. Никто не подкрадывался ко мне сзади. Но почему-то волосы у меня на макушке зашевелились.
      Я взглянула на Мэнни, но тот смотрел на Домингу. Он так крепко сплел пальцы, что побелели костяшки.
      Казалось, я смотрю иностранный фильм без субтитров. Я могла строить любые предположения насчет того, что происходит, но не была уверена, что они верные. Мурашки по коже подсказали мне, что какую-то шутку с нами сыграли. А реакция Мэнни навела на мысль, что шутка предназначались ему.
      Плечи его резко опустились. Пальцы расслабились. Было ясно, что он вдруг обессилел. Доминга улыбнулась, блеснув зубами.
      - Ты мог бы стать таким могущественным, mi corazon (сердце мое) (исп.).
      - Я не хотел становиться могущественным, Доминга, - сказал Мэнни.
      Я переводила взгляд с него на нее, не вполне понимая, что произошло. И не была уверена, что хочу понимать. Я всегда охотно перила, что неведение благо. Слишком часто так выходит.
      Доминга обратила взгляд своих быстрых черных глаз ко мне.
      - А ты, chica, ты хочешь быть могущественной? - Мурашки по шее расползлись уже по всему моему телу. Вот черт.
      - Нет. - Хороший простой ответ. Надо бы почаще его употреблять.
      - Может, и не хочешь, но будешь.
      Мне не понравилось, как она это произнесла. Смешно сидеть в солнечной кухне в 7.28 утра и дрожать от страха. Но это было. У меня все поджилки тряслись.
      Сеньора смотрела на меня. Глаза у нее были обыкновенные. Никаких признаков того могущества, которым она меня соблазняла. Глаза как глаза, и все же... Волосы у меня на макушке снова зашевелились. Меня бросало то в жар, то в холод. Я провела языком по пересохшим губам и тоже уставилась на Домингу Сальвадор.
      Это был удар магии. Она меня испытывала. Я это уже проходила. Людей так зачаровывает то, чем я занимаюсь, что они убеждены, будто я владею магией. А я не владею. Я просто чувствую мертвых. Но это не одно и то же.
      Я смотрела в ее почти черные глаза и чувствовала, что меня тянет вперед. Как будто я падаю, не двигаясь. Мир на мгновение покачнулся, потом снова стал прочным. Из моего тела вырвался тепловой луч - извивающаяся веревка жара. Он устремился к старухе и ударил ее почти осязаемо; я почувствовала это как раз ряд электричества.
      Я, задыхаясь, вскочила.
      - Вот черт!
      - Анита, с тобой все в порядке? - Мэнни тоже был на ногах. Он бережно коснулся моего плеча.
      - Не уверена. Что, черт возьми, она со мной сделала?
      - То же самое, что и ты со мной, chica, - сказала Доминга. Она выглядела немного бледной. На лбу блестели бусинки пота.
      Мужчина отошел от стены. Он был готов к действию.
      - Не надо, - сказала Доминга. - Все в порядке, Энцо. - Она задыхалась, как после долгого бега.
      Я осталась стоять. Можно я пойду домой. Пожалуйста.
      - Мы пришли сюда не для игр, Доминга, - сказал Мэнни. В его голосе звучал гнев и, кажется, даже страх. Я разделяла эти чувства.
      - Это не игра, Мануэль. Разве ты забыл все, чему я тебя научила? Все, чем ты был?
      - Я ничего не забыл, но я привел ее не для того, чтобы она пострадала.
      - Пострадала она или нет, это ей решать, mi corazon.
      Последняя фраза мне не очень понравилась.
      - Вы не собираетесь нам помогать. Вы только хотите играть в кошки-мышки. Ладно, одна мышка сейчас уйдет. - Я повернулась к двери, осторожно поглядывая на Энцо. Он-то явно не был любителем.
      - Разве ты не хочешь найти маленького мальчика, про которого мне сказал Мэнни? Всего три года - он слишком мал, чтобы достаться бокору.
      Это остановило меня. Она знала, что я клюну. Черт бы ее побрал.
      - Что еще за бокор?
      Доминга улыбнулась.
      - Ты и в самом деле не знаешь?
      Я покачала головой.
      Ее улыбка стала шире: она была приятно удивлена.
      - Положи правую руку на стол вверх ладонью, por favor.
      - Если вам что-то известно о мальчике, просто скажите мне, пожалуйста.
      - Пройди мои маленькие тесты, и я тебе помогу.
      - Какого рода тесты? - Я надеялась, что в моем голосе прозвучит все подозрение, которое я испытываю.
      Доминга рассмеялась - весело и отрывисто. Все морщинки у нее на лице пришли в движение. Ее глаза искрились ликованием. Почему у меня было такое чувство, что она смеется надо мной?
      - Ну же, chica. Я не причиню тебе вреда, - сказала она.
      - Мэнни?
      - Если она сделает что-нибудь, что может тебе повредить, я так и скажу.
      Доминга посмотрела на меня несколько озадаченно.
      - Я слышала, что ты можешь оживлять по три зомби за ночь несколько ночей подряд. И все-таки ты, наверное, новичок.
      - Неведение - благо, - заметила я.
      - Сядь, chica. Это тебе не повредит, я обещаю.
      "Это не повредит". То есть в будущем меня ждут более болезненные ощущения. Я села.
      - Малейшее промедление может стоить мальчику жизни, - сказала я. Попробуем воззвать к лучшей части ее натуры.
      Она наклонилась ко мне.
      - Ты действительно думаешь, что ребенок еще жив?
      Кажется, у ее натуры нет лучшей части. Я отклонилась назад. Ничего не могла с собой поделать - врать ей я была не в состоянии.
      - Нет.
      - Тогда у нас есть время, не так ли?
      - Время для чего?
      - Положи руку, chica, por favor, тогда я отвечу на твои вопросы.
      Я глубоко вздохнула и положила правую руку на стол вверх ладонью. Она напускала на себя таинственность. Ненавижу людей, которые напускают на себя таинственность.
      Доминга достали из-под стола маленький черный мешочек; казалось, он все время лежал у нее на коленях. Похоже, она все спланировала заранее.
      Мэнни смотрел на мешочек так, словно ждал, что оттуда выползет что-то опасное. Он был недалек от истины. Доминга Сальвадор вынула из мешочка нечто опасное.
      Это был амулет - гри-гри, сделанный из черных перьев, кусочков кости и высушенной птичьей лапы. Я сначала подумала, что это лапка цыпленка, но потом увидела толстые черные когти. Где-то тут летает ястреб или орел с деревянной ногой.
      Я представила себе, как Доминга вонзает эти когти в мою плоть, и приготовилась отдернуть руку. Но она просто положила гри-гри в мою открытую ладонь. Перья, кусочки кости, высушенная лапка ястреба. Мне не было противно. Не было больно. Пожалуй, я чувствовала себя немного глупо.
      Потом я почувствовала тепло. Амулет стал теплым в моей руке. Секунду назад он был холодным.
      - Как вы это делаете?
      Доминга не отвечала. Я поглядела на нее, но она напряженно смотрела на мою руку. Словно кошка, готовая прыгнуть.
      Я снова перевела взгляд на амулет. Когти сжались, потом распрямились, потом снова сжались. Гри-гри шевелился у меня на ладони.
      - Че-е-ерт! - Я хотела вскочить. Бросить эту гадость на пол. Но я удержалась. Я осталась сидеть, чувствуя, как каждый волосок на моем теле шевелится, а сердце колотится у самого горла.
      - Ну ладно, - хрипло сказала я. - Я прошла ваш маленький тест. Теперь уберите эту штуковину к чертовой матери.
      Доминга осторожно сняла лапку с моей ладони. Она старалась не касаться моей кожи. Не знаю почему; но было видно, что для нее это важно.
      - Черт возьми, черт возьми! - шептала я еле слышно. Я вытерла руку о майку, прикоснувшись при этом к пистолету. Большое утешение знать, что в самом худшем случае я могу ее просто пристрелить, пока она не запугала меня до смерти. - Теперь мы можем перейти к делу? - Мой голос почти не дрожал. Ай да я.
      Доминга баюкала лапку в руках.
      - Ты заставила когти двигаться. Ты была испугана, но не удивилась. Почему?
      Что я могла сказать? Ей это незачем знать.
      - Я чувствую мертвых. Это такой же дар, как умение читать мысли.
      Она улыбнулась.
      - Ты действительно веришь, что твоя способность оживлять мертвецов похожа на чтение мыслей? На салонные фокусы?
      Доминга явно никогда не встречала настоящего телепата. Иначе бы не отзывалась о них так презрительно. По-своему они внушают страх не меньше, чем она.
      - Я оживляю мертвых, Сеньора. Это всего лишь работа.
      - Ты веришь в это не больше, чем я.
      - Но стараюсь изо всех сил, - сказала я.
      - Тебя кто-то уже проверял. - Это был не вопрос, а утверждение.
      - Моя бабушка со стороны матери проверяла меня, но не этим. - Я показала на все еще шевелящуюся лапку. Она была похожа на те фальшивые руки, которые можно купить у Спенсера. Сейчас, когда я уже не держала ее, я могла попытаться уговорить себя, что у нее внутри крошечные батарейки. Хорошо.
      - Она была вудуисткой?
      Я кивнула.
      - Почему ты не училась у нее?
      - У меня врожденный дар оживлять мертвых. Религиозные предпочтения от этого не зависят.
      - Ты христианка. - В ее устах это прозвучало упреком.
      - Вот именно. - Я встала. - Хотелось бы сказать, что мне было приятно провести с вами время, но это будет неправда.
      - Задавай свои вопросы.
      - Что? - Смена темы оказалась для меня слишком стремительной.
      - Спрашивай, что ты там хотела спросить, - сказала Доминга.
      Я поглядела на Мэнни.
      - Если она говорит, что ответит, значит, ответит. - Казалось, он не особенно этому рад.
      Я снова села. Еще одно оскорбление - и я уйду. Но если она действительно может помочь... О дьявол, в ее руках была тонкая нить надежды. И после того, что я видела в доме Рейнольдсов, я за нее уцепилась.
      Я намеревалась сформулировать свои вопросы как можно вежливее, и теперь мне нельзя было ошибаться.
      - Случалось ли вам в последнее время оживлять зомби?
      - Допустим, - сказала она.
      Ладно. Я помедлила, прежде чем задать следующий вопрос. Мне снова показалось, что в руке у меня шевелится эта чертова штука. Я потерла ладонь о коленку, словно это ощущение можно было стереть. Что меня ждет в худшем случае, если она обидится? Лучше не спрашивать.
      - Вы не давали зомби задание... отомстить? - спросила. И вроде бы даже вежливо. Поразительно.
      - Нет.
      - Вы уверены?
      Она улыбнулась.
      - Я запомнила бы, если бы выпустила из могилы убийцу.
      - Зомби-убийцы не обязательно были убийцами при жизни, - сказала я.
      - О? - Ее седые брови взметнулись вверх. - Не ужели ты так хорошо знакома с оживлением "зомби - убийц"?
      Я боролась с желанием уклониться от ответа, как школьница, которую уличили во лжи.
      - Только с одним случаем.
      - Расскажи мне.
      - Нет. - Мой голос был твердым. - Это мое личное дело. - Личный кошмар, которым я не собиралась делиться с леди вуду.
      Я решила слегка изменить предмет разговора:
      - Мне приходилось раньше оживлять убийц. Они были не более агрессивны, чем обычные зомби.
      - Сколько мертвых ты вызвала из могилы? - спросила Доминга.
      Я пожала плечами:
      - Понятия не имею.
      - Дай мне... - она, казалось, ищет нужное слово, - хотя бы приблизительную оценку.
      - Не могу. Должно быть, несколько сотен.
      - Тысяча? - спросила она.
      - Может быть, я не считала.
      - А твой босс в "Аниматор Инкорпорейтед" ведет счет?
      - Я полагаю, что все мои клиенты занесены в компьютер, - сказала я.
      Она улыбнулась.
      - Мне очень любопытно узнать точную цифру.
      Чем это может нам повредить?
      - Я выясню, если получится.
      - Какая послушная девочка. - Доминга встала. - Я не оживляла этого вашего "зомби-убийцу". Если, конечно, именно он ест честных граждан. - Она улыбнулась, почти засмеялась, как будто это было очень забавно. - Но я знаю людей, которые не стали бы с тобой разговаривать. Людей, которые могли бы совершить это злодеяние. Я спрошу их, и они мне ответят. Я узнаю правду от них, а ты узнаешь ее от меня, Анита.
      Она произнесла мое имя так, как оно должно звучать - "Ани-и-та". Это было весьма непривычно.
      - Большое спасибо, сеньора Сальвадор.
      - Но взамен я попрошу тебя об услуге, - сказала она.
      Я готова была поспорить, что сейчас она скажет какую-нибудь гадость.
      - Что это за услуга, Сеньора?
      - Я хочу, чтобы ты прошла еще один тест.
      Я смотрела на нее, ожидая, что она продолжит, но Доминга молчала.
      - Какой тест? - наконец спросила я.
      - Пойдем со мной вниз, и я тебе покажу. - Голос ее был слаще меда.
      - Нет, Доминга, - сказал Мэнни. Он снова встал. - Анита, все, что Сеньора может тебе рассказать, не стоит того, чего она хочет взамен.
      - Я могу поговорить с людьми и не людьми, которые не станут разговаривать с вами, ни с кем из вас, добрые христиане.
      - Пошли, Анита, нам не нужна ее помощь. - Мэнни двинулся к двери. Но я не пошла за ним. Он не видел останков. Ему не снились покрытые кровью плюшевые медвежата. В отличие от меня. Я не имею права уйти, если Доминга может мне хоть чем-то помочь. И тут не важно, жив Бенджамин Рейнольдс или мертв. Эта тварь, чем бы она ни была, будет убивать снова и снова. И голову даю на отсечение, что это как-то связано с вуду. В этой области я не сильна. Мне нужна помощь, и притом срочно.
      - Анита, пойдем. - Мэнни взял меня за руку и потянул к двери.
      - Скажите мне, что это за тест.
      Доминга торжествующе улыбнулась. Она знала, что я в ее руках. Она знала, что я не уйду, пока не получу обещанную помощь. Проклятие.
      - Давай спустимся в подвал. Там я тебе все объясню.
      Мэнни сильнее сжал мою руку.
      - Анита, ты сама не знаешь, что делаешь.
      Он был прав, но...
      - Ты, главное, не уходи, Мэнни, поддержи меня. И постарайся не допустить, чтобы я сделала что-то действительно опасное. Ладно?
      - Анита, все, что она от тебя потребует, будет опасно. Может быть, не физически, но это нанесет тебе вред.
      - Я вынуждена, Мэнни. - Я потрепала его по руке и улыбнулась. - Все будет хорошо.
      - Нет, - сказал он. - Не будет.
      Я не знала, что на это сказать, кроме того, что, вероятно, он прав. Но это не имело значения. Отступать я не собиралась. Я сделаю все, что она попросит в рамках разумного, - если это остановит убийцу. Если поможет сделать так, чтобы я больше никогда не видела полусъеденных трупов.
      Доминга улыбнулась:
      - Давайте спустимся вниз.
      - Могу я поговорить с Анитой наедине, Сеньора, por favor? - спросил Мэнни. Он по-прежнему держал меня за руку. Я чувствовала, как напряжены его пальцы.
      - У тебя будет весь остаток дня, чтобы с ней говорить, Мануэль. Но мое время ограничено. Если она согласится на этот тест, я обещаю помочь ей поймать этого убийцу всеми способами, что есть в моем распоряжении.
      Это было щедрое предложение. Многие из людей расскажут ей все из одного только страха. Полиции этого не добиться. Все, что они могут сделать, - это арестовать. А этим мало кого запугаешь. Зато немертвый, вползающий в ваше окно... Это уже кое-что.
      Пять, а возможно, и шесть человек уже умерли. Нехорошей смертью.
      - Я уже сказала, что я все сделаю. Пойдемте.
      Доминга обошла стол и взяла Мэнни под руку. Он вздрогнул, как от удара. Она оттащила его от меня.
      - Я не причиню ей вреда, Мануэль. Клянусь.
      - Я не верю тебе, Доминга.
      Она засмеялась:
      - Но она сама приняла решение, Мануэль. Я ее не принуждала.
      - Ты шантажировала ее, Доминга. Шантажировала безопасностью остальных.
      Она оглянулась через плечо.
      - Я тебя шантажировала, chica?
      - Да, - сказала я.
      - О, она явно твоя ученица, mi corazon. Такая же честная. И такая же храбрая.
      - Храбрая, верно - но она не знает того, что внизу.
      Я хотела спросить, что именно там внизу, но не стала. Вообще-то мне не так уж хотелось это узнать. Меня уже не раз предостерегали насчет всякого сверхъестественного дерьма. Не входите в эту комнату; вас схватит чудовище. Обычно там действительно оказывается чудовище и действительно пытается меня схватить. Но до сегодняшнего дня я была проворнее или просто удачливее, чем чудовище. Вот и проверим мою удачу.
      Жаль, конечно, что я не могу прислушаться к предостережению Мэнни. Предложение уехать домой звучало очень заманчиво, но долг поднял свою уродливую башку. Долг и шепот кошмаров. Я не хотела увидеть еще одну семью, забитую, как скотина на бойне.
      Доминга повела Мэнни прочь из кухни. Следом шла я, а замыкал шествие Энцо. Отличный денек для парада.
      6
      В подвал вела крутая деревянная лестница. При каждом шаге она вздрагивала и скрипела. Это не радовало. Яркий солнечный свет, льющийся из двери, растворялся в кромешной тьме. Попадая за порог, он тут же тускнел, словно солнце не имело власти в этом похожем на пещеру подвале. Я остановилась на серой границе света и тьмы, вглядываясь в черноту подвала. Я не могла даже разглядеть Домингу и Мэнни. А ведь они должны быть прямо передо мной, правда?
      За спиной у меня терпеливой горой высился Энцо - телохранитель. Он ни словом, ни жестом меня не поторопил. Тогда, может, я вольна поступить, как мне вздумается? Собрать игрушки и пойти домой?
      - Мэнни, - позвала я.
      Его голос донесся издалека. Из ужасной дали. Может быть, это был какой-то акустический фокус. А может, и нет.
      - Я здесь, Анита.
      Я напрягла зрение, стараясь понять, где он находится, но смотреть было не на что. Я спустилась еще на пару ступенек в чернильный мрак и остановилась, словно наткнулась на стену. Пахло сыростью, как обычно в подвалах, - но за этим запахом чувствовался другой: кисло-сладкий запах тления. Трупный запах, который так нелегко описать. Здесь, в начале лестницы, он был едва уловим. Но я не сомневалась, что чем дальше, тем он будет сильнее.
      Моя бабушка была жрицей вуду. Но у нее в хумфо не пахло трупами. В вуду граница между добром и злом проходит не так отчетливо, как в черной магии, христианстве или сатанизме, но все же она существует. Доминга Сальвадор была по ту сторону. Я поняла это сразу, как только ее увидела. И это по-прежнему не давало мне покоя.
      Бабушка Флорес говорила мне, что я - некромантка. Это больше, чем вуду, но вместе с тем и меньше. Я могла чувствовать смерть - всю смерть. Трудно быть вуду и некромантом и при этом не перейти на сторону зла. Слишком большое искушение, говорила бабуля. Она не препятствовала, когда я приняла христианство. Не препятствовала, когда мой отец оградил меня от ее родственников. Не препятствовала, потому что любила меня и опасалась за мою душу.
      И вот я спускаюсь прямо в пасть искушения. Что сказала бы бабушка Флорес по этому поводу? Вероятно - ступай-ка домой. И это был бы хороший совет. Холодок у меня в животе говорил то же самое.
      Зажегся свет. Я заморгала. Единственная тусклая лампочка у основания лестницы показалась мне яркой, словно звезда. Доминга и Мэнни стояли прямо под ней и смотрели на меня.
      Свет. Почему мне сразу стало лучше? Глупо, но это так. Энцо закрыл за нами дверь. По углам затаились густые тени, но вдоль узкого коридора зажглись другие лампочки без плафонов.
      Я была уже почти на последней ступеньке. Кисло-сладкий запах усилился. Я попробовала дышать через рот, но это привело только к тому, что я начала задыхаться. Запах разлагающейся плоти приклеился к языку.
      Доминга пошла вперед по узкому коридору. По стенам через равные промежутки шли закрашенные цементные заплаты - казалось, это замурованные двери. Зачем их замуровали? Что там за ними?
      Я поскребла кончиками пальцев шершавый цемент. Поверхность на ощупь была прохладной. Краска не такая уж старая. В такой сырости она должна была осыпаться, но этого не произошло. Что там, за этой дверью?
      Я почувствовала зуд между лопаток и испытала горячее желание обернуться и взглянуть на Энцо. Но я готова была поспорить, что он будет вести себя хорошо. Сейчас мне меньше всего следовало опасаться, что меня пристрелят.
      Воздух был холодным и влажным. Всем подвалам подвал. Я увидела три двери две справа, одна слева; обычные двери. На одной висел блестящий новенький замок. Проходя мимо, я услышала, как дверь скрипнула, будто к ней привалилось что-то большое.
      Я остановилась:
      - Что там такое?
      Энцо тоже остановился. Доминга и Мэнни уже скрылись за углом, и мы с ним были одни. Я потрогала дверь.
      Она скрипела и ходила ходуном в петлях, как будто об нее терся гигантский кот. Из-под двери потекла вонь. Я захлопнула рот и отпрянула. Но вонь уже просочилась в горло. Я судорожно сглотнула и почувствовала во рту мерзкий привкус.
      Тварь за дверью издала звук, напоминающий мяуканье. Трудно было сказать, человек там или животное. Во всяком случае, оно было крупнее человека. И оно было мертвое. Очень, очень мертвое.
      Я закрыла нос и рот левой рукой. Правую на всякий случай оставила свободной. На тот случай, если эта тварь вырвется. Пули против ходячего мертвеца. Мне ли не знать, что они бесполезны, - но с оружием все же было спокойнее. На худой конец я могу пристрелить Энцо. Но что-то мне подсказывало, что если эта тварь вышибет дверь, Энцо будет в не меньшей опасности, чем я.
      - Нам надо идти, - сказал он.
      По его лицу трудно было что-то прочесть. С таким же успехом мы могли идти по улице к ближайшему магазинчику. Он был невозмутим, и я его за это возненавидела: если мне страшно, то и всем должно быть страшно.
      Я бросила взгляд на предположительно незапертую дверь слева. Надо выяснить точно. Я потянула за ручку, и дверь отворилась. Комната площадью примерно восемь на четыре напоминала камеру. Цементный пол, беленые стены - и пустота. Похоже, камера ждет очередного постояльца. Энцо захлопнул дверь. Я не препятствовала. Когда имеешь дело с человеком, который тяжелее тебя на добрую сотню фунтов, лучше точно определить, что для тебя принципиально, а что - нет. Пустая комната относится ко второй категории.
      Энцо прислонился спиной к двери. На лбу у него блестел пот.
      - Не трогайте больше никаких дверей, senorita (сеньорита) (исп.). Может быть очень плохо.
      Я кивнула:
      - Разумеется, нет проблем.
      Пустая комната, а он уже потеет. Приятно узнать, что и этот громила чего-то боится. Но почему этой комнаты, а не той, за которой мяучит какая-то вонь? Ничего не понимаю.
      - Надо догнать Сеньору. - Энцо сделал изящный жест, как метрдотель, показывающий, куда мне сесть. Я пошла в указанном направлении. А куда мне еще было идти?
      Коридор заканчивался большой комнатой. Стены были пугающе белыми, как в той камере: белый пол был разрисован яркими красными и черными знаками. Оживляж. Колдовские символы, которые рисуют в капищах вуду, чтобы вызвать лао, вудуистских богов.
      Символы заменяли собой стены, ограничивающие дорожку. Она вела к алтарю. Стоит сделать шаг в сторону, и тщательно нарисованные символы будут повреждены. Я понятия не имела, чем это может обернуться - добром или злом. Правило волшебника номер три тысячи шестьдесят девять: при встрече с незнакомой магией, если возникают сомнения, лучше оставить все как есть.
      Я оставила все как есть.
      В дальнем конце комнаты мерцали свечи. Теплый густой свет заливал белые стены. Доминга стояла в центре этого света и белизны и тоже светилась - злом. Другого слова не подобрать. Она не была просто плохой, она была именно злой. Зло мерцало вокруг нее подобно темноте, жидкой и осязаемой. Улыбающаяся старушка исчезла. Теперь это было существо, обладающее огромным могуществом.
      Мэнни стоял в стороне и смотрел на нее. Когда он перевел взгляд на меня, я увидела, что глаза у него почти белые. Алтарь был прямо за спиной у Доминги. Мертвые животные волной стекали с его верхушки, образуя на полу подобие лужи. Цыплята, собаки, поросенок, два козленка. Гора меха и засохшей крови, в которой не ясно, что кому принадлежит. Алтарь был похож на фонтан, где вместо воды толстой вялой струей текут мертвые тушки.
      Жертвы были совсем свежие. Никакого запаха тления. Остекленевшие зрачки козленка смотрели прямо на меня. Ненавижу приносить в жертву козлят. Они всегда кажутся гораздо умнее цыплят. А, может, они просто мне симпатичнее.
      Справа от алтаря стояла высокая женщина. Ее блестящая кожа в искусственном освещении казалась почти черной, словно она была вырезана из какого-то твердого блестящего дерева. У нее были короткие, до плеч, волосы, широкие скулы, полные губы; макияж сделан профессионально. Одета она была в длинное шелковое платье ярко-алого цвета свежей крови. Помада подобрана в тон.
      Направо от алтаря стоял зомби. Когда-то это была женщина. Длинные светло-каштановые волосы ниспадали почти до пояса. Кто-то расчесал их щеткой до блеска, и они были единственным, что казалось живым в этом трупе. Кожа приобрела серый оттенок, плоть ссохлась вокруг костей, как смятая оберточная бумага. Под тонкой, тронутой разложением кожей двигались мускулы, съежившиеся и волокнистые. Полусгнивший нос выглядел каким-то недоделанным. Темно-красное платье болталось на иссохшей фигуре.
      Была даже сделана попытка ее накрасить. Помаду нельзя было применить, потому что губы слишком сморщились, но сиреневые тени для век подчеркивали выпученные глаза. Я сглотнула комок в горле и снова повернулась к первой женщине.
      Это тоже был зомби. Один из самых хорошо сохранившихся и живых на вид из всех, что мне доводилось видеть; но как бы великолепно она ни выглядела, все равно она была мертвой. Эта женщина, зомби, тоже смотрела на меня. В ее прекрасных карих глазах было нечто такое, что ни у одного зомби долго не сохраняется. Память о том, кем они были при жизни, меркнет в течение нескольких дней, а то и часов. Но этот зомби чего-то боялся. Страх в его взгляде был подобен яркому блеску боли в глазах. У зомби таких глаз не бывает.
      Я опять повернулась к разлагающемуся зомби и обнаружила, что и он уставился на меня выпученными глазами. Этим полуистлевшим лицом трудно было что-то выразить, но все же она сумела. Сумела выразить страх. Вот черт.
      Доминга кивнула, и Энцо жестом велел мне войти в круг. Я идти не хотела.
      - Что, черт возьми, здесь происходит, Доминга?
      Она улыбнулась, едва не засмеялась.
      - Я не привыкла к такой грубости.
      - Привыкнешь, - отрезала я. Хватит уже обращаться к ней на "вы". Энцо у меня за спиной шумно задышал. Я изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Моя правая рука этак небрежно потянулась к пистолету - но так, чтобы не было похоже, что она тянется к пистолету. Это непросто сделать. Обычно когда кто-то тянется к пистолету, это похоже на то, что человек тянется к пистолету. Однако кажется, никто ничего не заметил. Какая я молодец.
      - Что ты сделала с этими зомби?
      - Осмотри их сама, chica. Если ты так сильна, как о тебе говорят, ты найдешь ответ на свой вопрос.
      - А если я не найду? - спросила я.
      Она улыбнулась, но ее глаза оставались плоскими и черными, как у акулы.
      - Значит, ты не так сильна, как о тебе говорят.
      - Это что, тест?
      - Возможно.
      Я тяжело вздохнула. Леди вуду желает узнать, насколько я крута. Зачем? Быть может, особой причины нет. Может, она просто властолюбивая садистка. Угу, вполне вероятно. С другой стороны, возможно, у этого спектакля была какая-то цель. Если так, то я до сих пор еще не знаю, в чем она заключается.
      Я взглянула на Мэнни. Он лишь едва заметно пожал плечами. Он тоже не знает, что тут происходит. Чудесно.
      Мне было не по душе играть в игры Доминги, тем более что я не знала правил. Зомби по-прежнему смотрели на меня. Было кое-что в их глазах. Страх и хуже того - надежда. Вот черт. У зомби нет надежды. У них вообще ничего нет. Они мертвые. А эти не были мертвыми. Надо все выяснить. Будем надеяться, что аниматоры от любопытства не дохнут.
      Я аккуратно обошла Домингу, поглядывая на нее краешком глаза. Энцо остался стоять, закрывая собой дорожку между знаками. Он выглядел большим и крепким, но я знала, что смогу пройти мимо него, если прижмет. Прижмет настолько, что придется его убить. Я надеялась, что настолько меня не прижмет.
      Разлагающийся зомби глядел мне в глаза. Он был высок, почти шесть футов. Из-под подола красного платья выглядывали ноги скелета. Эта высокая, стройная женщина, должно быть, некогда была красива. Выпученные глаза вращались в почти голых глазницах. Влажный, чмокающий звук сопровождал каждое их движение.
      Меня вывернуло наизнанку, когда я в первый раз услышала этот звук. Звук, с которым глазные яблоки ворочаются в гниющих глазницах. Но это было четыре года назад, когда я была еще новичком в своем деле. При виде разлагающейся плоти я больше не вздрагиваю и не блюю. Как правило.
      Глаза были светло-карие с довольно заметным зеленоватым отливом. Ее окутывал аромат каких-то дорогих духов. Тонкий и щекочущий, как будто в нос попала пудра, приятный цветочный запах. Под которым - вонь гнилого мяса. От нее у меня запершило в горле, я непроизвольно наморщила нос. Отныне запах этих тонких духов будет мне напоминать о разлагающейся плоти. Хотя, судя по запаху, они все равно слишком дорогие, чтобы я стала их покупать.
      Она смотрела на меня. Она - не оно и не он. В ее глазах была сила личности. Как правило, я говорю о зомби как о чем-то неодушевленном - так им больше подходит. Они могут вставать из могилы вполне живыми на вид, но это долго не продолжается. Они портятся. Первыми исчезают личность и интеллект, а потом уже - тело. Всегда в такой последовательности. Бог не настолько жесток, чтобы заставлять кого-то осознавать, что его тело разлагается. Но с этой женщиной было все по-другому.
      Я отошла подальше от Доминги Сальвадор. Сама не знаю почему, но я старалась держаться от нее на расстоянии. У нее не было оружия, в этом я почти не сомневалась. Опасность, которую она представляла, никак не была связана с ножами и пистолетами. Я просто не хотела, чтобы она коснулась меня, пусть даже случайно.
      Женщина-зомби слева была совершенна. Ни малейших признаков разложения. Взгляд осознанный, живой. Господи, помилуй. Она могла пойти куда угодно и везде сошла бы за человека. Как же я догадалась, что она неживая? Трудно сказать. Никаких обычных признаков не было, но когда я вижу мертвеца, я это чувствую. И все же... Я пригляделась к ней повнимательнее. Ее красивое лицо откликнулось на мой взгляд. В ее глазах кричал страх.
      Та самая сила, которая позволяет мне оживлять мертвых, говорила мне, что это - зомби; но ее глаза утверждали другое. Поразительно. Если Доминга умеет создавать таких зомби, мне остается только опустить руки.
      Я должна выждать три дня, прежде чем смогу оживить труп. За это время душа покидает свое пристанище. Какое-то время душа обычно кружит вокруг тела. В среднем три дня. Я не могу поднять эту дрянь из могилы, если душа еще рядом. Теоретически, если бы аниматор сумел удержать душу во время оживления тела, мы получили бы воскрешение. Ну вы знаете - настоящее воскрешение, как было с Иисусом и Лазарем. Я никогда в это не верила. А может, просто знала границы своих возможностей.
      Я смотрела на этих зомби и видела, в чем отличие. В обоих телах по-прежнему были души. Каким образом? Как, во имя Христа, ей это удалось?
      - Души. В этих телах все еще заключены души. - Мой голос сполна передал отвращение, которое я испытывала. Зачем стараться его скрывать?
      - Очень хорошо, chica.
      Я подошла и встала слева от нее, не выпуская из поля зрения Энцо.
      - Как ты это сделала?
      - Душа была поймана в тот момент, когда покидала тело.
      Я покачала головой:
      - Это не объяснение.
      - Разве ты не знаешь, как ловить душу в бутылку?
      Душу в бутылку? Что это, шутка? Нет, она не шутила.
      - Нет, не знаю. - Я постаралась, чтобы это не прозвучало самодовольно.
      - Я могла бы столькому тебя научить, Анита.
      - Нет уж, спасибо, - сказала я. - Ты поймала их души, а потом оживила тела и вложила души обратно.
      Конечно, я могла только догадываться, но звучало это правдоподобно.
      - Очень, очень хорошо. Именно так. - Она смотрела на меня так пристально, что мне стало неловко. Ее пустые черные глаза фотографировали меня.
      - А почему вторая зомби разлагается? По теории, зомби, в котором сохранилась душа, разлагаться не должен?
      - Это уже не теория. Я ее доказала, - сказала Доминга.
      Я посмотрела на разлагающийся труп, и он ответил мне пронзительным взглядом.
      - Тогда почему одна гниет, а другая - нет? - Обычная болтовня двух некромантов в очереди в магазине. - Скажи, а ты своих зомби оживляешь только в новолуние?
      - Я могу помещать душу в тело и удалять ее столько раз, сколько захочу.