- Я буду жить, но не благоденствовать. Мне лучше умереть, чем потерять вас обоих.
      Он глядел на меня долгую секунду.
      - Вы не знаете, о чем просите.
      - Мы теперь триумвират. Мы можем это сделать, Жан-Клод, можем, но ты должен мне показать как.
      - Мы сильны так, что во сне не приснится, ma petite, но даже мы не можем обмануть смерть.
      - Этот тип у меня в долгу. Жан-Клод дернулся, как от боли:
      - Кто у вас в долгу?
      - Смерть.
      - Ma petite...
      - Делайте, Жан-Клод, делайте, что бы оно ни было. Быстрее, пожалуйста!
      Он свалился на Ричарда, едва в силах поднять голову.
      - Третья метка. Она либо свяжет нас навеки, либо убьет нас всех.
      Я протянула ему запястье.
      - Нет, ma petite. Раз это будет наш последний и единственный раз, иди ко мне.
      Он лег, наполовину на тело Ричарда, раскрыв объятия. Я легла в круг его рук, а когда коснулась его груди, поняла, что сердце не бьется. Тогда я подняла глаза к его лицу:
      - Не оставляй меня.
      Полночные синие глаза наполнились огнем. Жан-Клод отвел мне волосы в сторону:
      - Откройся мне, ma petite, откройся нам обоим.
      Я так и сделала, распахнув сознание, сняв все защиты, что у меня были. И стала падать вперед, до невозможности - вперед, вниз, в длинный черный туннель, к жгучему синему огню. Белым ножом резанула тьму боль, я услышала собственный стон. Я ощутила, как входят в меня клыки Жан-Клода, смыкается его рот на моей шее, высасывая меня и выпивая.
      В падающей тьме прошумел ветер, подхватив меня будто сетью перед самым этим синим огнем. Ветер нес запах свежей земли и мускусный аромат шерсти. И еще одно ощутила я: печаль. Печаль и скорбь Ричарда, не о собственной смерти - об утрате. Будь он жив или мертв, он утратил меня, а среди многих его слабостей была верность, не знающая резонов. Однажды полюбив, он любил вечно, что бы ни сделала женщина. Истинный рыцарь в любом смысле этого слова. Дурак он был, и за это я его любила. Жан-Клода я любила вопреки тому, кем он был, Ричарда - благодаря.
      Я не утрачу его.
      Я завернулась в его суть, будто собственным телом в простыню, только тела у меня не было. Я держала его сознанием, телом и заставляла его почувствовать мою любовь, скорбь, сожаление. И Жан-Клод тоже был здесь. Я слегка ждала, что он попытается возразить, сорвать все это, но он не стал. Синий огонь пролился из туннеля нам навстречу, и мир взорвался невообразимой путаницей форм и цветов. Обрывки воспоминаний, ощущений, мыслей, как элементы трех разных мозаик, разлетались в воздухе, и каждый кусочек ложился в картину.
      Я шлепала через лес на четырех ногах. От одних только запахов я уже пьянела. Я погружала клыки в тонкое запястье, и оно было не мое. Я глядела на пульс на шее женщины и думала о крови, теплой плоти, и где-то очень отдаленной была мысль о сексе. Воспоминания нахлынули быстро, еще быстрее, понеслись карнавальным потоком, образы покрылись тьмой, будто в воду пролили чернила. И когда тьма стала всем, я всплыла на невообразимый миг и погасла, как пламя свечи. И ничего.
      Я даже испугаться не успела.
      45
      Очнулась я пастельно-розовой больничной палате. Сестра в таком же розовом халате улыбнулась, глядя на меня. Страх ударил изнутри, как шампанское из бутылки. Где Ричард? Где Жан-Клод? Но смогла я спросить только одно:
      - Как я сюда попала?
      - Вас привез ваш друг. - Она кивком показала в сторону. У стены в кресле сидел Эдуард, перелистывая журнал. Он поднял глаза, мы встретились взглядами, и на его лице не выразилось ничего.
      - Эдуард?!
      - Друзья меня зовут Тед, Анита, ты это знаешь. - Та самая открытая улыбка - добрый старый Тед Форрестер. Единственное его легальное обличье даже копы считали, что он и есть этот самый миляга Тед. - Сестра, мы не могли бы несколько минут поговорить наедине?
      Сестра улыбнулась, с любопытством поглядела на нас и вышла, не переставая улыбаться.
      Я хотела взять Эдуарда за руку, но оказалось, что левая рука у меня примотана к столу, и на ней стоит капельница. Я протянула правую, и он ее взял.
      - Они живы?
      Он улыбнулся - чуть скривил губы.
      - Ага.
      Облегчение, какого вообще не могло быть, нахлынуло на меня волной. Я рухнула на кровать.
      - Что произошло?
      - У тебя были царапины от ликантропов и очень серьезный укус вампира. Он почти осушил тебя, Анита.
      - Может быть, это и нужно было, чтобы нас спасти.
      - Может быть, - согласился Эдуард и сел на край кровати. Пиджак у него чуть распахнулся, показав кобуру с пистолетом. Он перехватил мой взгляд. Полиция согласилась, что монстры могли затаить злобу. Даже у твоей двери поставили полицейский пост.
      Мы уже не держались за руки. Он смотрел на меня, и что-то очень холодное отразилось у него на лице.
      - Тебе обязательно надо было убивать Харли?
      Я хотела ответить, что да, - и остановилась. Воспроизвела мысленно картину. И потом подняла глаза на Эдуарда.
      - Эдуард, я не знаю. Когда ты отключился, он тебя перестал видеть. Я пыталась с ним говорить, но он меня не слышал. И начал поднимать автомат. Я встретила пустые глаза Эдуарда. - Ты видел тело. Я даже сделала контрольный в голову. Coupe de grace.
      - Знаю.
      Ни лицо, ни голос ничего не выражали. Будто говорил манекен, только этот манекен был вооружен, а я нет.
      - Мне даже не пришло в голову не стрелять, Эдуард. Колебаний не было.
      Эдуард глубоко вдохнув через нос и выдохнул ртом.
      - Я знал, что так и было. Если бы ты мне солгала, я бы тебя убил.
      Он отошел и встал в ногах кровати.
      - Безоружную? - Я попыталась обратить все в шутку, но не получалось.
      - Посмотри под подушкой.
      Я сунула руку под подушку, достала "файрстар" и положила его на простыню себе на колени.
      - Что дальше?
      - Ты мне одну жизнь задолжала. Я обдумала это.
      - Сегодня ночью я спасла тебе жизнь.
      - Наша жизнь не в счет. Мы друг друга страхуем, что бы там ни было.
      - Тогда я не понимаю, о чем ты.
      - Иногда мне нужен помощник - каким был Харли. В следующий раз, когда он мне понадобится, я позову тебя.
      Я хотела поспорить, потому что нельзя было сказать, в какую кашу может втянуть меня Эдуард, но не стала. Глядя в его пустые глаза и держа пистолет, который он сунул мне под подушку, я знала, что он это сделает. Если я откажусь от этой сделки, от этого обмена, он достанет свой пистолет, и мы раз и навсегда выясним, кто из нас стреляет лучше.
      Я посмотрела на оружие у себя в руках.
      - У меня уже ствол обнажен. Мне только его поднять.
      - Ты ранена, тебе нужна фора. - Рука Эдуарда блуждала возле рукояти пистолета.
      Я положила пистолет рядом с собой и подняла глаза на Эдуарда. Потом легла на подушки.
      - Я не хочу этого делать, Эдуард.
      - Значит, когда я позову, ты придешь?
      И еще долю секунды я подумала, потом сказала:
      - Да, я приду.
      Улыбка Теда - доброго старого Теда Форрестера.
      - Я никогда не узнаю, насколько ты хорошо стреляешь, пока ты не выхватишь пистолет, наводя на меня.
      - Это мы переживем, - сказала я. - Кстати, зачем такое приглашение на охоту за монстрами? И не говори мне, что это из-за Харли.
      - Ты его убила, Анита. Ты его убила, не думая. И даже сейчас у тебя нет ни сожалений, ни сомнений.
      Он был прав. У меня не было по этому поводу угрызений совести. Страшновато, но правда.
      - И потому ты меня и зовешь в игру? Потому что я такой же социопат, как и ты?
      - Ну, я куда как более нормальный социопат, - сказал он. - Я ни за что не дал бы вампиру совать клыки себе в шею. И не стал бы встречаться с тем, кто периодически покрывается шерстью.
      - А с кем-нибудь вообще стал бы встречаться?
      Он улыбнулся той раздражающей улыбкой, которая означала, что ответа от него не добиться. Но он ответил:
      - Даже у Смерти есть потребности.
      Эдуард на свидании? На это очень стоило бы посмотреть.
      46
      Я вышла из больницы без остающихся навеки шрамов. Дело было серьезное. Ричард с озабоченным лицом ощупал раны, оставленные Габриэлем, но вслух никто ничего не сказал. Через месяц будем знать. Мне предложили госпитализацию в доме (читай: в тюрьме) для подозреваемых в заражении ликантропией. Туда помещают добровольно, но если ты на это подпишешься, обратно тебя вряд ли выпустят. Я сказала, что сама о себе позабочусь. Меня обругали и велели проваливать к чертям.
      Первую ночь полнолуния я провела с Ричардом и стаей, проверяя, присоединюсь ли я к смертельному танцу. Этого не случилось. Либо мне чертовски повезло, либо я не могу заразиться ликантропией, как не может заразиться вампир. Ричард после этого очень мало со мной общается. Не могу поставить этого ему в вину.
      Я все еще его люблю. Думаю, он тоже меня любит. И Жан-Кдода я тоже люблю, но это какая-то другая любовь. Я не могу этого объяснить, но мне очень не хватает Ричарда. Иногда на краткий миг в объятиях Жан-Клода я об этом забываю. Потом вспоминаю опять.
      То, что мы оба связаны с Жан-Клодом, не очень помогает. Ричард два раза случайно вторгался в мои сны. Когда он так близко - это такое страдание, что словами не передать. Сначала Ричард возражал, но потом разрешил Жан-Клоду научить его себя контролировать настолько, чтобы не давать утечку на нас. С Жан-Клодом он общается больше, чем со мной.
      От триумвирата никакой пользы. Ричард слишком на меня сердит. Слишком полон презрения к себе. Не знаю, как у него там дела в стае. Он запретил всем обсуждать дела стаи со мной, но самку-альфа пока что не выбрал.
      Вилли Мак-Кой и прочие вампиры, которых я случайно подняла, вполне нормально себя чувствуют. Уже намного легче. Ребенок у Моники должен родиться в августе. Амниография дала хороший результат. Синдрома Влада нет. Моника теперь думает, что я ее подруга. Это не так, но иногда я ей помогаю. Жан-Клод изображает доброго Мастера и заботится о ней и о ребенке. Моника все уговаривает меня нянчить деточку. Я надеюсь, что она шутит. Меня она называет тетя Анита. Животики надорвешь, но это еще ладно, а как вам дядя Жан-Клод?
      Отец видел меня в телепередаче, где я обнимаюсь с Жан-Клодом. Он мне позвонил и оставил на автоответчике очень взволнованное послание. Мои родные - правоверные католики, и для них нет такого понятия, как "хороший вампир".
      Может, они и правы - я не знаю. Как я теперь могу истреблять вампирский род, когда сплю с главным кровососом?
      А вот так и могу. Запросто.