Он оперся на локоть, глядя на меня, выходящую из дверей.

– Ma petite, вы красивы.

Я покачала головой:

– Хорошенькая – еще готова согласиться, но красивая – нет.

Он склонил голову набок, пустив волосы волной на плечо.

– И кто же вам сказал, что вы не красивы?

Я прислонилась к двери.

– Когда я была маленькой, мой отец часто подходил к матери сзади, обнимал за талию, зарывался лицом в ее волосы и спрашивал: “Как сегодня себя чувствует самая красивая женщина в мире?” Это он говорил не реже раза в день. Она смеялась и просила его не говорить глупости, но я была с ним согласна. Для меня она была самой красивой женщиной в мире.

– Она была вашей матерью, а девочки всегда очень высокого мнения о матерях.

– Может быть, но через два года после ее смерти папа снова женился. Женился на Джудит, а она была светловолосая, синеглазая и совсем не похожа на мою мать. Если он действительно считал, что мама была самая красивая женщина в мире, зачем он женился на какой-то нордической снежной принцессе? Почему не выбрал женщину маленькую и смуглую, как моя мать?

– Этого я не знаю, ma petite, – сказал Жан-Клод вполголоса.

– У Джудит была дочь на два года моложе меня. Потом у них родился Джош, и он был блондинистый и синеглазый, как все они. Я на семейных фотографиях – как темное пятно, попавшее по ошибке.

– У вас почти такая же белая кожа, как у меня, ma petite.

– Но волосы и глаза у меня мамины. Волосы не просто темные, они черные. Одна женщина даже спросила у Джудит прямо при мне, не приемыш ли я. Джудит ответила – нет, дочка мужа от первого брака.

Жан-Клод соскользнул с кровати, пошел ко мне, и мне пришлось опустить глаза к полу. Очень хотелось, чтобы меня обняли, утешили. Будь это Ричард, я бы пошла к нему. Но это не был Ричард.

Жан-Клод взял меня за щеку и поднял мое лицо к себе, заставляя глядеть.

– Я прожил более трехсот лет. За это время понятие о красоте менялось много раз. Полногрудые, сухощавые, высокие, низенькие, стройные, круглые – все это в свое время считалось, вершиной красоты. Но за все эти триста лет, ma petite, я никогда никого так не желал, как желаю вас.

Он наклонился ко мне, и я не отодвинулась. Его губы коснулись моих в осторожном поцелуе.

Он шагнул ко мне, и наши тела сдвинулись, и я остановила его, положив ему руку на грудь, но коснулась его обнаженной кожи. Пальцы скользнули по гладкости крестообразного шрама. Я тут же сдвинула руку – и под ней забилось его сердце. Немногим лучше.

Его дыхание щекотало мне шею, когда он шепнул:

– Скажите “нет”, ma petite, и я остановлюсь.

Горло перехватило так, что лишь с третьей попытки я смогла выговорить:

– Нет.

Жан-Клод шагнул назад, лег на спину, как лежал раньше, опираясь на локти, ноги ниже колен свисали с кровати. Он глядел на меня – очевидно, подначивал подойти к нему. Я так думаю.

Не такая я дура. В какой-то темной глубине души жило искушение. У вожделения логики меньше, чем у любви, – иногда, но с ним легче бороться.

– Я так долго изображал ради вас смертного. В марте, когда вы держали мое обнаженное тело, когда вы поделились со мной кровью, я надеялся, это будет поворотный пункт. Что вы сдадитесь своему желанию и признаетесь себе в своих чувствах ко мне.

Щеки мне залила горячая краска. Не было у меня приличного оправдания за столь далеко зашедшую любовную игру. Да, я проявила слабость, я виновата.

– Я дала вам кровь, потому что вы умирали. Вы сами знаете, что иначе я бы ни за что этого не сделала.

Он глядел на меня, и это не был вампирский фокус – то, что заставило меня отвернуться. Это была чистейшая честность, которой я никогда у него в глазах не видела.

– Теперь я это знаю, ma petite. Когда мы вернулись из Брэнсона, вы бросились в объятия Ричарда, как на спасательный круг. Мы продолжали встречаться, но вы от меня отдалились. Я это чувствовал и не знал, как этому помешать.

Он сел на кровать, положив руки на колени. На лице его отразились недоумение и досада.

– Никогда ни одна другая женщина не отказывала мне, ma petite.

– Ну и самомнение! – рассмеялась я.

– Это не самомнение, ma petite, это правда.

Я прислонилась к двери ванной и попыталась себе представить.

– Ни одна за триста лет ни разу не сказала вам “нет”?

– Вам в это трудно поверить?

– Если я могу, то и они могли.

Он покачал головой:

– Вы сами не понимаете, насколько у вас сильная воля, ma petite. Потрясающая сила воли, вы даже не представляете себе насколько.

– Если бы я рухнула вам в объятая при первой встрече или даже при двенадцатой, вы бы меня уложили в постель, попили крови и бросили.

Я видела, как на его лице отражается правда моих слов. До сих пор я не понимала, насколько он владеет своим лицом, как от этого отсутствия реакции он кажется еще больше не от мира сего, чем есть на самом деле.

– Вы правы, – сказал он. – Если бы вы хихикали и липли ко мне, я бы на вас и не глянул. Сначала меня привлекла ваша частичная устойчивость к моей силе. А заинтриговало меня ваше упрямство. Ваш решительный отказ.

– Я была вызовом вашей непобедимости?

– Да.

Я смотрела в это вдруг ставшее открытым лицо. Впервые я подумала, что в его глазах отражается правда.

– Хорошо, что я устояла. Не люблю, когда меня используют и бросают.

– Поначалу вы были только трудностью, объектом, который надо покорить. Потом меня стала интересовать ваша растущая сила. Мне открылись возможности, которые можно было бы использовать для упрочения моего положения, если бы вы соединились со мной.

В его лице мелькнуло что-то вроде боли, и мне захотелось спросить, настоящее ли это. Есть ли тут вообще что-то настоящее, или он просто стал играть новую роль. Я верила, что Жан-Клод сделает все, чтобы остаться в живых. Я не верила, что он скажет правду, сидя хоть на пачке Библий.

– Я много раз спасала вашу шкуру. Я объявила себя вашим слугой. Чего вы еще хотите?

– Вас, ma petite. – Он встал, но не подошел ко мне. – Меня тянет к вам уже не трудность, не обещание силы.

У меня сердце заколотилось в глотке, а ведь он даже пальцем не шевельнул.

– Я люблю вас, Анита.

Я смотрела на него расширенными глазами. Открыла рот, закрыла. Я ему не верила. Он так легко, так умело врал. Он мастер обмана. Как можно ему поверить сейчас?

– И что вы хотите от меня услышать?

Он покачал головой, и его лицо приняло обычный вид – то есть обрело ту совершенную красоту, которая у него за обычный вид сходила. Но я знала теперь, что даже это – маска, скрывающая более глубокие чувства.

– Как вы это сделали?

– Если вам несколько веков приходится тренировать лицо, чтобы оно было приятным и ничего не выражающим, ничего другого у вас уже не получится. Много раз моя жизнь зависела от выражения моего лица. Я хотел бы, чтобы вы поняли, чего мне стоила эта небольшая демонстрация человечности.

– Что вы хотите от меня услышать, Жан-Клод?

– Вы меня немножко любите, в этом я уверен.

Я пожала плечами:

– Может быть, но “немножко” – этого недостаточно.

– А Ричарда вы любите сильно, верно ведь?

Я посмотрела ему в глаза и хотела солгать, пощадить его чувства, но такая ложь ранит сильнее правды.

– Да.

– И все же вам еще предстоит сделать выбор. Вы еще не велели мне оставить вас обоих и не мешать вашему матримониальному блаженству. Почему?

– В последний раз, когда мы обсуждали эту тему, вы грозились убить Ричарда.

– Если это все, что вас останавливает, ma petite, то не страшитесь. Я не стану убивать Ричарда лишь потому, что вы выбрали его постель, а не мою.

– С каких это пор?

– Когда я предоставил Ричарду свою поддержку, Маркус стал моим врагом. Этого не переменить. – Жан-Клод оперся плечом на ближайшую ко мне спинку кровати. – Я думал было приручить другую стаю. Всегда найдется какой-нибудь честолюбивый самец-альфа. Кто-нибудь, мечтающий о собственной стае, но либо из сентиментальности, либо от недостатка сил обреченный вечно быть вторым. Я мог бы убить Ричарда и найти кого-нибудь, кто убьет Маркуса.

Я выслушала этот совершенно спокойно изложенный план и спросила:

– И что же заставило вас передумать?

– Вы.

– Не поняла?

– Вы любите Ричарда, ma petite. Любите по-настоящему. Его смерть разрушила бы что-то в вашей душе. Когда погибла Джулианна, я думал, что у меня уже никогда ни к кому не будет такого чувства. И не было, пока я не встретил вас.

– Вы не станете убивать Ричарда, потому что мне это было бы больно?

– Oui.

– И я, когда Ричард сюда приедет, могу ему сказать, что выбрала его, и вы нас отпускаете, не мешаете жениться, вообще ничего к нам не имеете?

– А разве на пути к вашему браку нет еще одного препятствия, кроме моей скромной персоны?

– Какого?

– Вы должны увидеть его превращение в волка. – Жан-Клод улыбнулся и покачал головой. – Будь Ричард человеком, вы бы встретили его в дверях улыбкой и согласием. Но вы боитесь того, что он собой представляет. Он для вас недостаточно человек, ma petite.

– Он сам для себя недостаточно человек, – сказала я.

Жан-Клод приподнял брови.

– Да, Ричард бежит своего зверя, как вы бежали меня. Но у Ричарда и его зверя одно тело на двоих, и ему не удастся сбежать.

– Я это знаю.

– И Ричард до сих пор бежит, ma petite. И вы бежите вместе с ним. Если бы вы точно знали, что можете принять его таким, как он есть, целиком, вы бы это уже сделали.

– Он все время находит поводы, чтобы не превращаться при мне.

– Он боится вашей реакции, – сказал Жан-Клод.

– Это еще не все, – заметила я. – Если я смогу принять его зверя, то не уверена, что Ричард сможет принять меня.

Жан-Клод склонил голову набок:

– Я не совсем понимаю.

– Он так сильно ненавидит то, что собой представляет. И если я смогу с этим смириться, он... он не будет больше меня любить.

– Если вы воспримете его зверя, это будет... как это... извращение?

Я кивнула:

– Что-то вроде этого.

– Вы попали меж рогов очень неприятной дилеммы, ma petite. Он не ляжет с вами и не женится на вас, пока вы не увидите и не воспримете его зверя. Но вы боитесь, что, если вы его воспримете, Ричард отвернется от вас.

– Да.

Жан-Клод покачал головой:

– Только вам удается за одну человеческую жизнь создать себе такой невозможный выбор из двух мужчин.

– Я к этому не стремилась.

Он отошел от кровати и остановился в двух шагах от меня, глядя вниз.

– Я пытался сыграть перед вами смертного, ma petite. Но у Ричарда куда лучше получается быть человеком. Я же уже очень давно не был человеком по-настоящему. Раз я не могу быть лучшим человеком, позвольте мне быть лучшим монстром.

Я прищурилась:

– Что это должно значить?

– Это значит, ma petite, что Джейсон мне рассказал, насколько далеко зашли ваши отношения с Ричардом накануне.

Черт, сколько могли услышать эти ликантропы? Больше, чем мне было бы приятно, это уж точно.

– Как я люблю, когда за мной шпионят!

– Пожалуйста, ma petite, не надо скандалов.

Это “пожалуйста” меня доконало.

– Я слушаю.

– Я как-то вам говорил, что, если Ричард может вас трогать, а я нет, это будет нечестно. Правило не отменено.

Я оттолкнулась от двери. Так, Жан-Клод заступил за черту.

– Вы просите меня, чтобы я позволила вам трогать меня там, где трогал Ричард?

Он улыбнулся:

– Какое праведное возмущение, ma petite! Но не бойтесь. Навязать вам себя таким образом – в этом был бы привкус изнасилования. Такими вещами я не интересуюсь.

Я шагнула назад, оставляя между нами просвет.

– Так к чему же вы клоните?

– Вы запретили мне применять к вам, как вы это называете, вампирские фокусы. – Он поднял руку ладонью вперед, останавливая мои слова. – Я не имею в виду околдовывание глазами. Я даже не уверен, что с вами оно теперь возможно. Человеком я быть не могу, ma petite. Я – вампир. Позвольте мне показать вам, какие есть удовольствия, людям не доступные.

Я покачала головой.

– Не выйдет.

– Поцелуй, ma petite, я прошу только этого. Один целомудренный поцелуй.

– И в чем подвох? – спросила я.

Глаза его искрились сплошной синевой. Кожа под светильниками сияла алебастром.

– Обойдемся, – сказала я.

– Если бы вы были уверены в том, что вам нужен Ричард, я бы оставил вас ему. Но тот факт, что я вас люблю, разве не заслуживает хотя бы поцелуя?

Он скользнул ко мне, я попятилась, но за спиной была дверь, и деваться было некуда.

Он был как живая скульптура, весь слоновая кость и сапфир, так красив, что не сказать словами, так красив, что боязно коснуться. Его руки скользнули по моим предплечьям, пальцам... Я ахнула. Сила потекла по моей коже ровным потоком, как танцующий ветерок.

Наверное, я напряглась, потому что Жан-Клод сказал:

– Больно не будет, я обещаю.

– Только поцелуй, – прошептала я.

– Только поцелуй, – прошептал он.

Лицо Жан-Клода склонилось ко мне, губы коснулись моих губ, нежно, медленно. Сила потекла с его губ ко мне в рот; я, наверное, на секунду перестала дышать. Будто кожа у меня таяла, и я тонула в этом невозможном теле, в этой сверкающей силе.

– Похоже, я как раз вовремя.

В дверях стоял Ричард.

Я уперлась рукой Жан-Клоду в грудь и оттолкнула его так, что он пошатнулся, при этом ловила ртом воздух, будто тонула. Кожа пульсировала и билась от силы, еще льющейся по мне, внутрь меня.

– Ричард, – прошептала я. Мне хотелось сказать, что это на самом деле не так, как с виду, но не хватало воздуха. Жан-Клод обернулся, улыбаясь. Он-то знал, что сказать.

– Ричард, как хорошо, что ты пришел. Как ты прошел мимо моего волка?

– Это было нетрудно.

Я глядела на них обоих. Мне все еще было трудно дышать. Будто задели сразу все нервы тела. Грань между удовольствием и болью чертовски тонка, и я не знала, по какую ее сторону я сейчас.

Сияние Жан-Клода погасло; он стоял, бледный, прекрасный, почти человек.

Ричард встал перед самой дверью. Глаза у него горели не внутренним светом, а гневом, гневом, плясавшим в глазах, подергивавшим углы рта, напрягающим мышцы плеч и рук, да так, что это напряжение разлилось по всей комнате. Никогда я раньше так не обращала внимания, как он физически огромен. Казалось, он занимает больше места, чем должен бы. Первые дуновения силы пробежали у меня по коже.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, я пошла к нему. Чем ближе я подходила, тем гуще становилась сила, исходящая от него, будто я шла в сплошную массу пульсирующей, дрожащей энергии.

Я остановилась, пытаясь опустить сердце из горла в грудь. Ричард был одет в джинсы и зеленую фланелевую ковбойку с закатанными выше локтей рукавами. Волосы лежали на плечах густой волной. Я его уже сто раз таким видела, но сейчас он был другой. Раньше я никогда его не боялась – всерьез. Сейчас я впервые увидела, что бояться есть чего. Что-то поднималось из глубины его глаз – зверь, как он это называл. Он ждал за этими карими глазами, монстр, ожидающий выхода на свободу.

– Ричард, – начала я и должна была остановиться и прокашляться. – Что с тобой?

– Завтра полнолуние, Анита, и сильные эмоции мне сейчас не показаны. Его лицо натянулось от гнева, скулы выступили. – Если бы я не появился, ты бы нарушила свое обещание?

– Он все еще не знает, какого типа у меня чулки.

Ричард улыбнулся, напряжение чуть отпустило его.

– Для подвязок слишком гладко, – сказал Жан-Клод. – Колготки, хотя, быть может, с вырезом – здесь я не уверен.

Ричард зарычал.

Я обернулась на Жан-Клода:

– Не надо мне помогать.

Он улыбнулся и кивнул, оперся на спинку кровати, играя пальцами на голой груди. Многозначительно, как и хотел. Ну и черт с ним.

Низкое сильное рычание вернуло мое внимание к Ричарду. Он шел, крадучись, к кровати, будто каждое движение причиняло боль. Напряжение звенело в нарастающей силе. Неужто мне предстоит увидеть его превращение здесь и сейчас? Если он перекинется, будет драка, и я впервые испугалась не только за Ричарда, но и за Жан-Клода.

– Ричард, не надо, прошу тебя.

Он глядел мимо меня, на Жан-Клода. Я не стала оборачиваться смотреть, какую пакость учинил вампир у меня за спиной, мне вполне хватало стоящего передо мной вервольфа.

Что-то мелькнуло на его лице. Можно было не сомневаться, что Жан-Клод позади меня что-то сделал. Ричард издал звук более звериный, чем человеческий, и рванулся к кровати. Я не отступила, не отошла, и когда он со мной поравнялся, ударила его всем телом и пустила его почти идеальным броском через плечо. Остальное сделала его инерция. Может быть, если бы я отпустила его руку, удалось бы избежать остального, но я допустила классическую ошибку. Я решила, что Ричард не будет на меня нападать.

Он схватил руку, которой я его держала, и запустил меня через всю комнату. Лежа на спине, он не имел достаточного размаха, и только это меня и спасло. Пролетев секунду по воздуху, я покатилась по ковру. Мир еще вращался, когда моя рука дернулась за ножом. Я еще ничего не слышала от шума крови в голове, но я знала, знала, что он идет ко мне.

Он взял меня за руку, перевернул на спину, и я приставила серебряное лезвие к его шее. Он застыл, нагнувшись, пытаясь, думаю, помочь мне подняться. Мы смотрели друг на друга с расстояния в несколько дюймов, гнев сбежал с лица Ричарда, глаза его были нормальны, прекрасны, как всегда, но я держала нож возле его гладкой кожи, нажав, чтобы он понял, что я всерьез.

Он очень осторожно проглотил слюну.

– Я не хотел, Анита, прости меня.

– Отойди.

– Ты ушиблась?

– Отойди, Ричард. Быстро!

– Позволь тебе помочь.

Он наклонился ниже, и я прижала лезвие, чуть пустив кровь.

– Отойди от меня, Ричард.

Он отпустил меня и медленно отошел. Потрогал кровь у себя на шее, будто не понял, что это.

Когда он отошел, я позволила себе расслабить мышцы. Ничего не сломано, в этом я была уверена, и крови тоже не было. Если бы Ричард с такой же силой бросил меня в стену, была бы другая история. Я с ним встречалась семь месяцев, не раз чуть не переспала и до сих пор не понимала до конца, с каким огнем играю.

– Ma petite, вы не ушиблись?

Жан-Клод стоял в ногах кровати. И внимательно следил за Ричардом, когда тот шел ко мне.

– Не ушиблась, не ушиблась. – Я глянула на него злобно. – Чем вы так разозлили Ричарда у меня за спиной?

Жан-Клод несколько смутился.

– Действительно, я дразнил мсье Caaiaiа. Наверное, я даже хотел драки. Ревность – дурацкое чувство. Откуда мне было знать, что вы не уступите дороги атакующему вервольфу?

– Я никому не уступаю дороги, – чуть не засмеялась я. – Но, может быть, в следующий раз сделаю исключение.

– Я не хотел, – сказал Ричард. – Но видеть вас вот так... Знать, что ты с ним, – не совсем то же самое, что ткнуться в это прямо лицом.

Гнев оставил его в тот момент, когда он швырнул меня. Ужас перед сделанным, страх за меня, здравый рассудок – все вернулось сразу.

– Мы только целовались, Ричард, и больше ничего, чему бы ты ни хотел верить.

– Меня вдруг обуяла ревность. Я прошу прощения.

– Я знаю, что это вышло случайно, Ричард. Хорошо только, что стены рядом не было.

– Ты могла сильно пострадать! – Он шагнул ко мне, протягивая руки, и остановился. – А ты еще хочешь, чтобы я выпустил зверя так, чтобы он мог убить. Разве ты не понимаешь, чего мне стоит его сдерживать?

– Теперь понимаю лучше, чем пять минут назад.

– Твои сумки в коридоре. Я их принесу и поеду.

Вот этого вида я больше всего и боялась. Вид сокрушенный, вид побитого щенка. Гнев опаснее, но я предпочитаю иметь дело с ним.

– Не уезжай.

Они оба оглянулись на меня.

– Это подстроил Жан-Клод. – Я протянула руку, не давая ему возразить. – Да, я знаю, что вам это было приятно, но все равно: вы хотели, чтобы Ричард увидел нас вместе. Вы хотели затеять драку. Хотели показать мне, что он – монстр не меньше, чем вы. Все это вам удалось. А теперь убирайтесь.

– Вы меня вышвыриваете из моей собственной спальни? – спросил он с веселым интересом.

– Да.

Мне удалось встать, только чуть покачиваясь на высоких каблуках.

Жан-Клод вздохнул:

– Значит, меня навеки ссылают в гроб, и никогда мне не радоваться вашему обществу во сне.

– Вы не спать идете, Жан-Клод, а умирать. Может быть, я и вожделею к вашему теплому, дышащему телу, но покупать весь набор еще не готова.

Он улыбнулся:

– Отлично, ma petite. Оставляю вас и мсье Caaiaiа обсуждать события последних минут. Попрошу только об одном.

– О чем именно?

– Чтобы вы не занимались любовью в моей постели, когда я не могу составить вам компанию.

Я вздохнула:

– Мне было бы очень неуютно заниматься любовью с Ричардом в вашей кровати. Здесь вы можете быть уверены.

Жан-Клод поглядел на Ричарда. Казалось, он просто ест его глазами, впивается в рану на шее, хотя это, быть может, и мое воображение.

– Если кто-то и может устоять против соблазна, ma petite, то это вы. – Жан-Клод смотрел на меня с непроницаемым лицом. – Мне очень жаль, что вы чуть не пострадали. Я не хотел этого.

– У вас всегда благие намерения, – сказала я.

Он вздохнул, потом улыбнулся. Поглядел на Ричарда.

– Может, и монстр из меня все же не лучше.

– Убирайтесь, – сказала я.

Жан-Клод вышел, не перестав улыбаться, закрыл за собой дверь, а я осталась, чувствуя, как по коже у меня еще пляшет его сила, чувствуя прикосновение его губ и рук. Это был только поцелуй. Предисловие. Но даже прилив адреналина и швырок почти в стену не могли стереть ощущения.

Ричард стоял и смотрел на меня, будто тоже ощущал эту силу.

– Пойду принесу сумки, – сказал он. Он много чего мог сказать, но это были самые безопасные слова из всех.

Он пошел за сумками, а я села на кровать. Ричард мог меня убить. Жан-Клод никогда не потерял бы над собой контроль настолько. Я подталкивала Ричарда принять его зверя, но может быть – только может быть, – я не совсем понимала, что это значит.