Глава 3

Язык Аблойка долгими, уверенными нажатиями касался моего тела то снаружи, то внутри. Мистраль ласкал мне грудь так же, как целовался: словно его рукам меня было мало, словно трогать меня – главное, что нужно в жизни.

Кожу обдувал легкий ветерок. Ветер бросал на меня пряди волос Мистраля, выпутывая их из длинного хвоста. Зубы надавливали все сильней. Мистраль мне грудь сминал зубами, и это было здорово. Ветер подул сильнее, сбрасывая на нас сухую листву.

Мистраль едва не прокусил мне грудь, и стало больно. Я собралась сказать ему, чтобы он прекратил, но тут Аблойк лизнул еще раз – именно тот раз, что был мне нужен. Я завопила, шаря руками по сторонам – за что бы схватиться, – а язык и губы Аблойка довершали дело, усиливая оргазм.

Я схватилась за Мистраля, впилась ногтями в его голые локти; но лишь когда я попыталась вцепиться ему в бедро, он перехватил мое запястье. Ему пришлось выпустить мою грудь из плена, чтобы схватить меня за руки. Обе руки он прижал к жесткой земле, а я орала и билась, стараясь дотянуться до него ногтями и зубами. Он не давался и нависал надо мной, вжимая мои запястья в землю; в глазах у него мелькал свет. Последнее, что я увидела перед тем, как Аблойк вынудил меня бешено замотать головой, сопротивляясь наслаждению, – это глаза Мистраля, брызжущие молниями такими яркими, что от них на моей светящейся коже плясали тени.

Пальцы Аблойка вонзились мне в бедра, удерживая на месте, не давая отстраниться. Мне было так хорошо, что я боялась потерять рассудок, если он не остановится. Так хорошо, что я хотела, чтобы он остановился – и чтобы никогда не останавливался.

Ветер подул еще. Сухие одревесневшие лозы трещали от его напора, и деревья протестующе скрипели: их мертвые ветви не выдерживали порывов ветра. Цветные линии, исходящие из Аблойка – красные, синие и зеленые, – от ветра вспыхнули ярче, все больше и больше разгораясь. Может, потому что цвета были так ярки, они не столько гнали тьму прочь, сколько придавали ей сияние – словно бездонная ночь, подсвеченная неоновыми огнями.

Аблойк отпустил мои ноги, и в тот же миг огни чуть померкли. Он поднялся на колени и принялся развязывать шнуровку бриджей. Его современного покроя одежда не пережила последнего покушения на меня, а у него, как и у большинства тех, кто редко покидал волшебную страну, не так много было вещей на молниях или металлических пуговицах.

Я открыла рот, чтобы сказать: "Нет", потому что он меня не спросил и потому что магия поутихла. Я уже могла думать, оргазм словно прочистил мне мозги.

Мне надо было как можно чаще заниматься сексом, потому что, если я не забеременею в самом скором времени, я не только не стану королевой, но и просто не выживу. Если мой кузен Кел заведет ребенка раньше, чем я, королем станет он – и убьет меня и всех, кто мне верен. Стимул для траха, с которым не сравнится никакой афродизиак.

Но в спину мне упиралось что-то острое, и еще там и тут по всему телу что-то кололо. Обломки веток кололи и царапали мне кожу. Я этого не замечала, пока не ушел оргазм и не улетучились эндорфины. Последействия почти не было, только взрывной оргазм, а потом сразу вернулась чувствительность к малейшим неудобствам. Если Аблойк рассчитывает на миссионерскую позицию, нам нужно одеяло.

Не похоже на меня – так быстро терять интерес. Если Аблойк так же владеет другими частями своего тела, как губами и языком, то я хотела бы с ним переспать – хотя бы ради одного наслаждения. Так почему же вдруг мне хочется встать с земли, а губы уже сложились в слово "Нет"?

И тут густеющую тьму – потому что цветные линии меркли – прорезал голос, от которого все мгновенно застыли, а у меня сердце скакнуло к горлу.

– Ну надо же, я зову своего капитана стражи, а его нигде нет. Моя целительница сообщает мне, что вы все куда-то испарились прямо из спальни. Тогда я попыталась поискать вас во тьме – и вот они вы.

Андаис, Королева Воздуха и Тьмы, шагнула к нам от стены зала. Ее бледная кожа белела в сгущающемся мраке, но еще ее окружал свет – такой, как если бы пламя могло быть черный и давать свет.

– Были бы вы на свету, я бы вас не нашла, но вас окружает тьма, глубокая тьма засохшего сада. Здесь от меня не спрячешься. Мистраль.

– Мы не прятались от тебя, моя королева, – сказал Дойл, первый, кто произнес хоть слово с момента, как мы сюда попали.

Она жестом велела ему молчать и пошла вперед по сухой траве. Срывавший листья ветер улегся, и цветные линии потухли. Последний вздох ветра шевельнул пышную юбку королевы.

– Ветер? – удивилась она. – Здесь веками не дул ветер.

Мистраль выпустил меня и упал на колени к ногам королевы. Его сияние померкло, как только он отошел от меня и Аблойка. Мне стало интересно, горят ли еще молнии у него в глазах, – скорее всего нет.

– Отчего ты покинул меня, Мистраль? – Она тронула его за подбородок длинными острыми ногтями, подняла лицо к себе – чтобы он смотрел на нее.

– Я нуждался в наставлениях, – сказал он тихо, но голос его как будто отдавался эхом во тьме.

Теперь, когда мы с Аблойком не делали ничего сексуального, все огни погасли, ни у кого по коже не бежали цветные линии. Скоро тьма вокруг станет такой, что хоть глаз выколи. Кошка, и та ничего не разглядит – даже кошачьим глазам нужно немного света.

– Каких наставлениях, Мистраль? – Его имя она промурлыкала со злостью, предвещавшей боль, как иногда запах ветра предвещает дождь.

Он попытался склонить голову, но Андаис не отпускала его подбородок.

– Наставлениях от моего Мрака?

Аблойк помог мне подняться и обнял – не в любовном порыве, а чтобы успокоиться, как это в обычае у фейри. Дотронуться друг до друга, сбиться в кучу во тьме, словно прикосновение чьей-то руки удержит все беды вдали.

– Да, – сказал Мистраль.

– Врешь, – сказала королева, и последнее, что я успела разглядеть в навалившейся тьме, – это мерцание клинка в ее руке. Раньше она прятала его в платье.

Не успев подумать, я крикнула:

– Нет!

Ее голос выполз из тьмы и прошелестел по моей коже:

– Племянница моя Мередит, ты и вправду запрещаешь мне наказать моего собственного стража? Не твоего, а моего, моего!

Тьма стала гуще и тяжелее, дышалось с трудом. Я знала, что Андаис так умеет сгустить воздух, что мои смертные легкие не смогут его вдохнуть. Только вчера она едва меня не убила, когда я вмешалась в ее "развлечения".

– В засохшем саду дул ветер. – Бас Дойла прозвучал так низко, так глубоко, что будто отдавался у меня в позвоночнике. – Ты сама это почувствовала и отметила.

– Отметила, да. Но ветра уже нет. Сады мертвы, как и были.

В темноте вспыхнул зеленый свет. Дойл держал в ладонях горсть желтовато-зеленых языков пламени. Так проявлялась одна из его рук власти. Я как-то видела, как это пламя наползло на нескольких сидхе и заставило их мечтать о смерти. Но, как многому в волшебной стране, этому огню можно было найти и другое применение. В темноте он давал желанный свет.

При свете стало видно, что подбородок Мистраля задирают кверху уже не пальцы, а клинок. Меч королевы, Мортал Дред. Один из немногих артефактов, которые могли воистину убить бессмертного сидхе.

– Что, если сады могут снова ожить? – спросил Дойл. – Как ожили розы в приемной?

Андаис улыбнулась на редкость неприятно.

– Предлагаешь пролить еще немного драгоценной крови Мередит? Плата за оживление роз была именно такой.

– Не только пролитие крови дарит жизнь.

– Думаешь, ваш трах сумеет оживить сады? – усмехнулась она, лезвием вынуждая Мистраля приподняться на коленях.

– Да, – ответил Дойл.

– Хотела бы я посмотреть.

– Вряд ли что-то выйдет в твоем присутствии, – сказал Рис. Над его головой появился белый огонек. Небольшая мягко светящаяся сфера, освещавшая ему путь. Такой огонь умели вызывать почти все сидхе и многие малые фейри тоже; мелкое волшебство, знакомое многим. А мне, когда нужен был свет, приходилось искать фонарь или спички.

Рис медленно шел к королеве в мягком ореоле своего света.

– Немного траха после веков воздержания – и ты осмелел, одноглазик, – сказала она.

– Трах подарил мне счастье, – поправил он. – А осмелел я от этого.

Он поднял правую руку, показывая королеве внутреннюю сторону руки. Света было мало, и стоял он не тем боком ко мне, так что я не разглядела, что же там такого необычного.

Андаис сперва нахмурилась, а когда он шагнул ближе – удивленно распахнула глаза.

– Что это?

Но рука у нее опустилась, так что Мистралю не нужно было теперь тянуться вверх, чтобы уберечься от порезов.

– Именно то, что ты думаешь, моя королева, – сказал Дойл, тоже шагая к ней.

– Стоять обоим!

Она подкрепила приказ, снова вздернув голову Мистраля.

– Мы ничем не угрожаем королеве, – заметил Дойл.

– Может быть, я угрожаю тебе, Мрак.

– Это право королевы, – сказал он.

Я хотела уже его поправить, потому что теперь он был капитаном моей стражи, не ее. Она не имела права ни с того ни с сего ему угрожать, черт возьми! Больше не имела.

Аблойк сжал мне руку и шепнул прямо в макушку:

– Погоди, принцесса. Мраку еще не нужна твоя помощь.

Хотелось возразить, но его предложение звучало разумно. И все же я открыла рот – только забыла все возражения, взглянув ему в лицо. Просто он очень правильно рассудил, так мне казалось.

Что-то стукнуло мне по ноге, и я поняла, что Аблойк держит кубок. Он сам был кубком, а кубок был им – в каком-то мистическом смысле, – но когда Аблойк прикасался к кубку, он что-то приобретал. Становился убедительней. Или слова его становились убедительней.

Мне не слишком понравилось, как он на меня воздействует, но я оставила это без комментариев. Нам и без того проблем хватало.

– А что там на руке у Риса? – прошептала я.

Но нас с Аблойком окружала тьма, а Королева Воздуха и Тьмы слышит все, что говорится в воздух в темноте. Мне ответила она:

– Покажи ей, Рис. Покажи, с чего ты так осмелел.

Спиной к ней Рис не повернулся, но немного сдвинулся в сторону, к нам. Льющийся из ниоткуда слабый белый свет переместился с ним вместе, освещая его торс. В бою такой свет не то что бесполезен – он сделает Риса мишенью. Но бессмертные сидхе по этому поводу не переживают: когда смерть тебе не грозит, можно сколько угодно подставляться под выстрелы.

Свет наконец коснулся нас – как первое белое дыхание зари, что скользит по небу, чистое и светлое, когда рассвет заметен разве только по редеющей тьме. Свет словно ширился, пока Рис подходил к нам, скользил ниже по его телу, обрисовывая наготу.

Рис протянул ко мне руку. От запястья почти до локтя на ней синел контур рыбы. Головой рыба была повернута к запястью и казалась неловко изогнутой, как полукруг, к которому не пририсовали вторую половинку.

Аблойк потрогал ее кончиками пальцев, осторожно, как только что королева.

– Я ее не видел у тебя на руке с той поры, как закрыл свой кабачок.

– Я знаю тело Риса, – сказала я. – Ее вообще здесь не было.

– При твоей жизни, – заметил Аблойк.

Я перевела взгляд на Риса:

– Но почему рыба?..

– Лосось, если точнее, – поправил он.

Я закрыла рот, чтобы не ляпнуть какой глупости, и попыталась поступить по совету отца – подумать. Подумала я вслух:

– Лосось означает мудрость. В одном нашем мифе говорится, что лосось старше всех живых существ и потому владеет мудростью всего мира с самого его начала. И еще, по тому же мифу, лосось – это долголетие.

– Миф, говоришь? – усмехнулся Рис.

– У меня биологическое образование, Рис. Ты никак не убедишь меня, что лососи появились раньше трилобитов или даже динозавров. Современные рыбы – они современные, если смотреть по геологической шкале.

Аблойк глянул на меня с интересом.

– Я забыл, что принц Эссус решил дать тебе образование среди людей. – Он улыбнулся. – Когда ты рассуждаешь, тебя не так-то легко сбить с мысли.

Он плотнее сжал руку, в которой по-прежнему держал кубок. Я нахмурилась и даже шагнула от него прочь:

– Прекрати.

– Ты пила из его кубка, – сказал Рис. – Ты любым его словам должна верить, не рассуждая... Если ты человек, конечно, – ухмыльнулся он.

– Видимо, она не настолько человек, – заметил Аблойк.

– Судя по вашему поведению, эта бледная татуировка чем-то важна. Я не понимаю чем.

– Разве Эссус тебе о ней не рассказы вал? – спросил Рис.

– Он ничего не говорил о татуировке у тебя на руке, – удивилась я.

Королева хмыкнула:

– Эссус не так много придавал тебе значения, чтобы рассказывать.

– Он не рассказывал ей по той же причине, по которой никто не рассказывал Галену, – сказал Дойл.

Гален так и лежал под сухими деревьями. Все остальные, повалившиеся на землю, тоже не поднялись на ноги – они сидели или стояли на коленях в сухой траве и хворосте. Над головой Галена засветился зеленовато-белый огонек. Не ореол, как над Рисом, а скорее шарик света чуть повыше его головы.

Гален попытался заговорить, но только захрипел и должен был сперва откашляться.

– Я и правда ничего не знаю о татуировках у Риса.

– Никто ничего не говорил молодым, ваше величество, – сказал Дойл. – Общеизвестно лишь, что наши последователи наносили символы на свои тела и шли в битву, защищенные только ими.

– В конце концов они научились носить броню, – проговорила Андаис. Рука у нее немного опустилась, Мистраль опять мог спокойно стоять на коленях.

– Да, и только самые фанатичные кланы еще пытались снискать нашу милость и благословение. Они погибли из-за своей преданности.

– О чем вы говорите? – спросила я.

– Когда-то мы, сидхе, их боги, носили на себе символы как знак благословения Богини и Бога. Но как слабела наша сила, слабели и знаки на наших телах, – сказал Дойл густым как патока басом.

Рассказ подхватил Рис:

– В ту пору наши последователи, раскрашивая тела в подражание нам, приобретали нашу защиту, отсвет магии, которой мы владели. Татуировки наносились в знак посвящения, это верно, но когда-то очень давно они могли на самом деле призывать нас на помощь. – Он взглянул на бледно-голубую рыбу у себя на руке. – Эта отметина стерлась примерно четыре тысячи лет назад.

– Она слабая и неполная, – бросила королева из дальнего конца зала.

– Да. – Рис кивнул и взглянул на королеву. – Но это начало.

Никка заговорил негромко – я почти забыла, что он здесь, так тихо он стоял у стены. Крылья у него чуть засветились в темноте, словно по жилкам в них потек свет, а не кровь. Эти огромные крылья еще несколько дней назад были только родимым пятном у него на спине, но они вырвались из его тела – совершенно настоящие, реальные. Сейчас он их расправил, и они засияли, как просвеченный солнцем витраж – просвеченный солнцем, нам не видимым.

Никка поднял правую руку и показал нам отметину на внешней стороне запястья у самого основания кисти. Мне света было маловато, чтобы разглядеть наверняка, но Дойл сказал:

– Бабочка.

– Я никогда не носил знак милости Богини, – тихо сказал Никка.

Королева совсем опустила меч, опять потерявшийся в черных складках пышной юбки.

– А как с остальными?

– Вы их почувствуете, если сосредоточитесь, – сказал стражам Рис.

Холод вызвал шар тусклого серебристо-серого света, повисший над его головой наподобие зеленоватого шара у Галена, и принялся расстегивать рубашку. Он не раздевался при народе без особой необходимости, и потому еще до того, как обнажился безупречный изгиб его правого плеча, я догадалась, что там что-то есть.

Он повернул руку, чтобы разглядеть рисунок.

Королева велела:

– Покажи нам.

Он показал сперва ей, потом медленно повернулся на сто восемьдесят градусов, к нам. Рисунок был бледный и синеватый, как у Риса: небольшое дерево, нагое, сбросившее листву, а земля под ним вроде бы заснежена. Как и у Риса, татуировка была тусклая, не до конца прорисованная – словно художник начал работу и не успел закончить.

– Убийственный Холод никогда не носил знаков благословения, – почему-то недовольно сказала королева.

– Да, не носил, – подтвердил Холод. – Когда сидхе носили такие знаки, я еще не был вполне сидхе.

Он натянул рубашку обратно на плечи и застегнул пуговицы. Холод не просто был полностью одет, он был вооружен. У большинства стражей при себе имелись мечи и кинжалы, но только у Холода и Дойла – еще и пистолеты. Рис свой пистолет оставил в спальне вместе с одеждой.

Под рубашкой у Холода кое-где виднелись бугры, а значит, оружия при нем было больше, чем видно на первый взгляд. Холод оружие любит, но когда его так много – это значит, что страж чем-то обеспокоен. Может, все новыми попытками меня убить, а может, чем-то еще. Красивое лицо было замкнуто, скрыто маской высокомерия. Может быть, он просто прятал мысли и чувства от королевы, и все же... У Холода случались приступы обидчивости.

Рис сказал:

– Пусть Аблойк и Мерри закончат начатое. Дай нам закончить.

Королева глубоко вздохнула – даже в полумраке зала я увидела, как поднялся и опал треугольник белой плоти в низком декольте вечернего платья.

– Отлично, заканчивайте. А потом явитесь ко мне, нам есть что обсудить. – Руку она протянула Мистралю. – Пойдем, мой капитан. Не станем мешать их удовольствию.

Мистраль не спорил. Встал и принял ее бледную руку.

– Он нам нужен, – сказал Рис.

– Ну нет, – возразила Андаис. – Я и так отдала Мерри всех моих зеленых людей. Весь мир ей не нужен.

– Разве вырастет трава без дождя и ветра? – спросил Дойл.

– Нет, – ответила она, и в голосе опять появились злые нотки; она как будто хотела разозлиться, но не могла сейчас этого себе позволить. Андаис всегда давала волю своему дурному нраву. Такое самоограничение с ее стороны – редкая вещь.

– Нужно очень много, чтобы пришла весна, моя королева, – сказал Дойл. – Без тепла и воды растения зачахнут и погибнут.

Они глядели друг другу в глаза, ее величество и ее Мрак. Королева отвернулась первой.

– Пусть Мистраль останется. – Она отпустила его руку и посмотрела на меня через всю пещеру. – Но заруби себе на носу, племянница: он не твой. Он мой. Твой он только на короткое время. Все поняли?

Мы дружно кивнули.

– А ты, Мистраль? Ты хорошо понимаешь?

– Мои обеты сняты только на короткое время и с одной только принцессой.

– Отлично сформулировано, как всегда, – сказала королева. Она повернулась к нам спиной, будто собиралась пройти сквозь стену, но оглянулась через плечо: – Я вернусь к занятию, прерванному, когда я заметила твое отсутствие, Мистраль.

Страж упал на колени:

– Моя королева, не надо, прошу...

Она повернулась обратно, улыбаясь почти мило – если не смотреть в глаза, жуткие даже издалека.

– Чего не надо? Не оставлять тебя с принцессой?

– Моя королева, тебе известно, о чем я говорю.

– В самом деле? – с угрозой сказала она. Скользнув мимо засохших кустов, королева приставила острие Мор-тал Дреда к подбородку Мистраля. – Ты не за советом к моему Мраку пришел. Ты пришел просить принцессу вступиться за клан Нерис.

Плечи у Мистраля шевельнулись, как будто он глубоко вздохнул или проглотил комок в горле.

– Ответь мне. Мистраль, – велела она бритвенно-острым от ярости голосом.

– Нерис пожертвовала жизнью в обмен на твое обещание не убивать ее народ. Ты... – Он резко оборвал фразу – видно, она так нажала на клинок, что он не мог говорить без риска порезаться.

– Тетя Андаис, – спросила я, – что ты сделала с кланом Нерис?

– Они только вчера пытались убить нас обеих, или ты забыла?

– Нет, я помню. Только помню и то, что Нерис предложила тебе свою жизнь за пощаду для ее дома. И ты дала слово, что подаришь им жизнь, если она умрет за них.

– Я ни у кого и волоска на голове не тронула, – заявила она с невероятно самодовольным видом.

– И что это значит? – спросила я.

– Я просто предложила мужчинам возможность послужить своей королеве в рядах моей гвардии. Мне нужны мои Вороны в полном числе.

– Вступить в твою гвардию – значит расстаться со всеми семейными узами и согласиться на целибат. Зачем им на такое идти?

Она убрала клинок от горла Мистраля.

– Ты так торопился посплетничать обо мне – скажи ей теперь.

– Позволь мне подняться, моя королева.

– Да хоть колесом пройдись, но объясни ей.

Мистраль осторожно встал. Королева никак на это не отреагировала, и тогда он медленно направился к нам. Горло у него казалось темным в мерцающем свете. Она порезала его до крови. Небольшие порезы сидхе легко залечивают, но рана была нанесена Мортал Дредом, а такие раны заживают не быстрее, чем у смертных, чем у людей.

Глаза у Мистраля были широко, испуганно открыты, но он легко шел по мертвой земле, как будто не опасался королевы у себя за спиной. У меня бы лопатки заболели в ожидании удара. Только когда она уже не достала бы до него мечом, страха в глазах Мистраля стало меньше. И даже теперь они были штормового зеленого цвета. От тревоги.

– Довольно, – скомандовала Андаис. – Мередит и отсюда тебя услышит.

Страж послушно остановился, но нервно сглотнул: ему не нравилось, что она не дала ему к нам подойти. Я его понимала. Королева владела магией, способной на таком расстоянии его уничтожить. Наверное, затем она его и остановила, чтобы вселить беспокойство. Может, она и не собиралась причинять ему вред, но она хотела, чтобы он боялся. Ей нравилось, когда ее боялись.

– Королева велела заковать в железные цепи всех сидхе дома Нерис, чтобы лишить их способности творить магию, – сказал Мистраль.

– Это понятно, – сказала я. – Они напали на нас при дворе, напали всем домом. Их стоило на время лишить магии.

– Королева предложила мужчинам стать ее Воронами, а женщинам – вступить в гвардию Кела, присоединиться к его Журавлям.

– Но Кел в темнице, в заключении. Ему не нужны телохранители, – удивилась я.

– Большинство женщин все равно не согласились. Но королеве нужно было дать им видимость выбора.

– Выбора между стражей и чем?

Я почти со страхом ждала ответа. У нее с собой был Мортал Дред. Я молилась, чтобы она не казнила их всех. Она бы стала клятвопреступницей в глазах всего двора, а мне нужна была Андаис на троне – пока она не утвердит меня своей наследницей.

– Королева велела Иезекиилю с помощниками замуровать их в стену, – сказал Мистраль.

Я не сразу поняла.

Первая мысль была – заорать, что королева нарушила клятву. Но тут до меня дошло, что ничего она не нарушила.

– Они бессмертны, значит, они не умрут, – тихо сказала я.

– Они будут чудовищно страдать от голода и жажды и будут мечтать о смерти, – кивнул Мистраль. – Но не умрут. Они бессмертны.

Я поглядела мимо него на мою тетушку:

– Очень коварно. Не подкопаться, черт возьми.

Она чуть склонила голову в поклоне:

– Как приятно, что ты оценила красоту решения.