Она прервала молчание первой.

- Тед мне говорил, что ты - аниматор и охотник на вампиров.

- Я предпочитаю слово "истребитель", но он прав. - И в отчаянной попытке быть вежливой я спросила: - А чем ты занимаешься?

Она наградила меня ослепительной улыбкой, которая выделила складки с обеих сторон тонких и чуть-чуть напомаженных губ. Я обрадовалась, что на мне нет косметики: может быть, это убедит ее, что я не охочусь за Эдуардом-Тедом.

- У меня магазин в Санта-Фе.

- Она продает аксессуары для экстрасенсов, - добавил Эдуард, улыбнувшись мне поверх ее головы.

Мне стоило труда сохранить невозмутимое выражение лица.

- А какие аксессуары?

- Хрустальные шары, карты таро, книги - в общем, полный набор всего.

Я хотела сказать: "Ты же не экстрасенс", но промолчала. Мне встречались люди, убежденные, что у них есть парапсихический талант, которого на самом деле не было. Если Донна из тех, кто умеет себя обмануть, зачем мне прокалывать этот мыльный пузырь? Поэтому я сказала:

- И в Санта-Фе такие вещи хорошо идут?

- О, у нас было полно лавок вроде моей, "Новый век" в Санта-Фе пошел на ура, но потом налоги на недвижимость взлетели до небес, и почти все новые экстрасенсы переехали дальше в горы, в Таос. За последние лет пять энергия в Санта-Фе поменялась. Она по-прежнему положительна, но в Таосе теперь лучше. Не знаю почему.

Она говорила об "энергии" как об общепризнанном факте и не пыталась объяснять, будто я и так пойму. Она придерживалась общего мнения, что если ты зарабатываешь на жизнь поднятием мертвых, то ты и в других областях тоже экстрасенс. Часто так оно и есть, но не всегда. То, что, по ее словам, является энергией, я называла ощущением места. У некоторых мест есть ощущение, хорошее или плохое, бодрящее или опустошающее. Старая идея genius loci продолжала жить и процветать в новом веке под иным именем.

- А карты ты читаешь? - спросила я. Это был вежливый способ узнать, верит ли она, что у нее есть сила.

- О нет, - ответила Донна. - У меня очень малые способности. Мне бы хотелось читать по картам или хрусталю, но я всего лишь умею их хранить. Мой талант в этой жизни - помогать другим открывать свою силу.

Похоже было на слова психотерапевта, который верит в прошлые жизни. Я достаточно встречала их у могил, чтобы знать этот жаргон.

- Значит, ты не экстрасенс? - спросила я, просто чтобы убедиться, что она это знает.

- Совсем не экстрасенс. - Она мотнула головой, подчеркивая свои слова, и я заметила, что у ее золотых сережек форма египетского креста.

- Вообще-то большинство тех, кто идет в этот бизнес, экстрасенсы.

Она вздохнула:

- Экстрасенс, к которой я сейчас хожу, говорит, что в этой жизни я блокирована, потому что в прошлый раз злоупотребила своим даром. Она говорит, что в следующий раз магия будет мне доступна.

Ей все-таки кажется, что я верю в реинкарнацию и в психотерапию прошедшей жизни - из-за моей профессии. Или же Эдуард-Тед врал ей насчет меня просто ради собственного удовольствия. Однако я не стала говорить, что я христианка и в реинкарнацию не верю. В конце концов, на планете больше религий, верящих в реинкарнацию, чем не верящих. Кто же я такая, чтобы придираться?

И все же я не смогла удержаться от еще одного вопроса:

- А с Тедом вы в прошлой жизни были знакомы?

- Нет, на самом деле его порода для меня новая, хотя Бренда говорит, что его душа очень стара.

- Бренда - это твой экстрасенс?

Она кивнула.

- Насчет старой души я с ней согласна, - сказала я.

Эдуард посмотрел на меня через ее голову так, чтобы она не видела. Взгляд был подозрительным.

- Ты не почувствовала, как он резонирует? Это Бренда так называет. В присутствии Теда у нее в голове будто гудит огромный тяжелый колокол.

"Уж скорее тревожный набат", - подумала я. А вслух сказала:

- За всю жизнь порой можно обременить свою душу.

Она с досадой посмотрела на меня. Донна не была глупа, в ее карих глазах светился разум, но она была наивна. Донна хотела верить, поэтому и становилась легкой добычей лжецов определенного толка - вроде экстрасенсов и таких мужчин, как Эдуард, которые выдают себя за других.

- Я бы хотела до отъезда познакомиться с Брендой, - сказала я.

Эдуард вытаращил глаза, пока Донна его не видела.

А Донна довольно улыбнулась.

- Я с удовольствием вас познакомлю. Она никогда в жизни не видела аниматора и будет на седьмом небе от счастья.

- Это точно, - согласилась я. Я хотела увидеть Бренду и убедиться, действительно она экстрасенс или просто шарлатанка. Если она заявляет о способностях, которыми не обладает, то я разоблачу ее за такое преступное деяние. Терпеть не могу, когда самозваные экстрасенсы злоупотребляют доверием людей. Меня всегда удивляет, сколько жуликов умудряются процветать, когда вокруг полно настоящих талантов.

Мы проходили мимо ресторана, отделанного синими и темными плитками с цветочками вроде маргариток. На одной стене была фреска, изображающая испанских конкистадоров и индейцев в набедренных повязках. Я несла сумку достаточно легко - сказались тренировки со штангой.

У стены стояли таксофоны.

- Давай-ка я еще раз попробую позвонить детям, - сказала Донна, поцеловала Эдуарда в щеку и пошла к таксофонам, прежде чем до меня дошло.

- Детям? - спросила я.

- Да, - ответил он, тщательно выбирая интонацию.

- Сколько?

- Двое.

- Возраст?

- Мальчику четырнадцать, девочке шесть.

- А где отец?

- Донна вдова.

Я посмотрела на него, и взгляда было достаточно.

- Нет, это не моя работа. Она овдовела до нашего знакомства.

Я шагнула к нему, повернулась так, чтобы Донна не видела моего лица.

- Что за игру ты затеял, Эдуард? У нее дети, и она в тебя так влюблена, что у меня слова в глотке застревают. Что ты о себе думаешь?

- Донна и Тед встречаются около двух лет. Они любовники. Она ожидала от него предложения, и потому он его сделал.

На лице Теда блуждала улыбка, но голос был абсолютно деловым и лишенным эмоций.

- Ты говоришь так, будто Тед - это кто-то другой, Эдуард.

- Тебе уже надо называть меня Тедом, Анита. Я тебя знаю: если ты не выработаешь привычку, то забудешь.

Я шагнула к нему, понизив голос до яростного шепота:

- Хрен с ним, с именем! Он - это ты, и ты помолвлен. Ты собираешься на ней жениться?

Он едва заметно пожал плечами.

- Черт побери, - сказала я. - Это невозможно! Ты не можешь жениться на этой женщине!

Он расплылся в улыбке, обошел меня и протянул руки к Донне. Поцеловав ее, он спросил:

- Как там ребята?

Он обнял ее за плечи, повернув ко мне спиной. У него было спокойное лицо Теда, но глаза предупреждали меня: "Не перегибай палку". Почему-то это было для него важно.

Донна повернулась ко мне, и я изо всех сил придала лицу спокойное выражение.

- О чем это вы так горячо шептались?

- О деле, - сказал Эдуард.

- Фи, - скривилась Донна.

Я приподняла брови, глядя на Эдуарда. "Фи"? Самый опасный человек из всех, кого я знаю, помолвлен с женщиной, которая способна сказать "фи". Жуть какая-то.

Тут Донна вытаращила глаза:

- А где твоя сумочка? В самолете забыла?

- Я ее с собой не взяла. У меня есть карманы и вот эта сумка.

Донна уставилась на меня так, будто я вдруг заговорила на иных языках.[2]

- Боже мой, я бы не знала, что делать без этого убоища, которое я с собой таскаю. - Она повернула сумочку так, что та оказалась перед ней. - Я такая барахольщица!

- А где твои дети? - спросила я.

- У соседей. Это пожилая пара, и они просто на удивление ладят с моей девочкой, с Бекки. - Она нахмурилась. - Конечно, сейчас Питер всем недоволен. - Она глянула на меня. - Питер - это мой старший. Ему четырнадцать, и он решил использовать свой возраст как возмездие. Мне все говорили, что с подростками трудно будет, но мне даже не снилось, как трудно.

- Он попал в плохую компанию?

- Да нет. То есть не влез ни во что криминальное. - Это она добавила несколько поспешно. - Но он просто перестал меня слушать. Две недели назад он должен был прийти из школы домой и присмотреть за Бекки. А вместо этого он поехал к какому-то другу. Когда я закрыла магазин и пришла домой, то никого не обнаружила и не знала, кто из них где. Хендерсоны уехали, так что Бекки у них не было. Господи, я чуть не свихнулась. Ее взяли другие соседи, но если бы их тоже не оказалось дома, ей пришлось бы часами бродить вокруг! Питер, когда приехал, даже не извинился. А я уже успела внушить себе, что его украли, что он лежит где-то мертвый в канаве. А он входит такой неспешной походкой как ни в чем не бывало.

- Он до сих пор под домашним арестом? - спросила я.

Она кивнула с очень суровым лицом:

- Можешь не сомневаться. На месяц. И я отобрала у него все права и привилегии, какие только можно.

- А что он думает насчет того, что вы с Тедом хотите пожениться? - Садистский вопрос, и я это знала, просто не могла сдержаться.

Вид у Донны был действительно страдающий.

- Наши планы ему не по душе. Не по душе?

- Ну, ему же четырнадцать, и он мальчик, - сказала я. - Его долг - охранять свою территорию от других самцов.

- Боюсь, что так, - кивнула Донна.

Тед ее обнял:

- Лапонька, все будет путем. Мы с Питом придем к пониманию. Ты не волнуйся.

Мне не понравились слова Эдуарда. Я смотрела ему в лицо, но ничего не могла разглядеть за маской Теда. Будто он время от времени исчезал в своем alter ego. Я и часа тут не пробыла, а его игра в Джекила и Хайда уже начинала меня доставать.

- У тебя есть еще чемоданы? - спросил Эдуард.

- Конечно, есть! - ответила вместо меня Донна. - Она же женщина!

Эдуард хохотнул - скорее это был его собственный смех, а не Теда. Тихий и циничный звук, который заставил Донну поднять на него глаза, а меня почувствовать себя лучше.

- Анита не похожа ни на одну женщину, которую ты видела.

Донна глянула на него еще раз. Эдуард специально сказал именно так. Он поймал ее на ревности, как и я, и теперь играл на этом. Таким образом он мог объяснить мою странную реакцию на помолвку без риска разрушить свою легенду. Наверное, его можно было понять, но он тем самым еще и намекал на мое недостаточно светское поведение. Он настолько дорожил своей легендой, что был готов дать Донне думать о нас как о бывшей паре. Ни у Эдуарда, ни у меня не было за всю нашу жизнь ни единой романтической мысли насчет друг друга.

- Есть у меня багаж, - сказала я.

- Вот видишь? - Донна потянула его за руку.

- Все стволы в сумку не влезли бы.

Донна осеклась, обращаясь к Эдуарду, потом медленно обернулась ко мне. Мы с Эдуардом остановились, потому что остановилась она. Глаза у Донны были чуть расширены, и, кажется, у нее перехватило дыхание. Она смотрела на меня, но не в лицо. Будь она мужчиной, я бы могла сказать, что она уставилась на мою грудь, но на самом деле она не на нее смотрела. Проследив за ее взглядом, я увидела, что куртка у меня чуть отошла назад слева и виден пистолет. Наверное, это случилось, когда я поправляла сумку на эскалаторе. Небрежно с моей стороны. Обычно я очень осторожна и на публике свой арсенал не показываю. Я передвинула сумку, и куртка закрыла кобуру, как упавший на место занавес.

Донна коротко вздохнула, заморгала и посмотрела мне в лицо.

- У тебя в самом деле пистолет. - Голос был несколько удивленный.

- Я же тебе говорил, что она без него не ходит, - сказал Эдуард.

- Знаю, знаю... я просто никогда не видела женщину, которая... ты так же легко убиваешь, как Тед?

Очень разумный был вопрос. Значит, она больше внимания обращает на настоящего Эдуарда, чем я о ней думала. И потому я ответила честно:

- Нет.

Эдуард прижал ее к себе, предупреждая меня взглядом поверх ее головы:

- Анита не считает, что оборотни - животные. Она думает, что их можно исправить. Поэтому она иногда бывает слишком щепетильна.

Донна пристально смотрела на меня:

- Моего мужа убил вервольф. Убил на глазах у нас с Питером. Питеру было всего восемь.

Я не знала, какой реакции она ожидает, и потому не отреагировала. Лицо мое выражало заинтересованность, но никак не потрясение.

- А как вы спаслись?

Она медленно кивнула, поняв вопрос. Вервольф разорвал ее мужа на глазах жены и сына, но они остались живы, а муж - нет. Что-то произошло, что-то, что спасло их.

- Джон, мой муж, зарядил ружье серебряной дробью. При нападении он ружье выронил. Он ранил оборотня, но легко. - Взгляд у нее стал отрешенным, она вспоминала. Мы стояли в светлом зале аэропорта - три человека, окруженных тишиной и приглушенными голосами, а Донна не сводила с нас округлившихся глаз. Ни к чему было смотреть на Эдуарда, я и так знала, что у него такое же бесстрастное лицо, как у меня. Она замолчала, ужас в ее взгляде далеко еще не померк, и это говорило о том, что худшее впереди. По крайней мере для нее. Во всяком случае, из-за чего-то она по-прежнему испытывала чувство вины.

- Джон только за неделю до этого показал Питеру, как стрелять. Он был такой маленький, но я позволила ему взять ружье. Позволила ему застрелить монстра. Я позволила ему стоять перед этой тварью, а сама скорчилась на полу, не в силах шевельнуться.

Вот в чем был истинный ужас для Донны. Она допустила, чтобы маленький сын ее защитил. Позволила ребенку взять на себя взрослую роль защитника перед лицом кошмара. Она провалила главное испытание своей жизни, а Питер выдержал экзамен на взрослость в самом нежном возрасте. Неудивительно, что он ненавидит Эдуарда. Он заслужил право быть мужчиной в доме. Заслужил кровью, а теперь его мать хочет выйти замуж второй раз. А вот фиг ей.

Донна повернула ко мне измученные глаза. Она заморгала, будто с болезненным усилием выдергивала себя из прошлого. Она никак не примирилась с трагическим случаем, иначе бы он так живо не напоминал о себе. Когда наступает примирение, то о самом страшном горе рассказываешь без эмоций, так, будто оно стряслось с кем-то другим. Но даже смирившись, можешь поведать о минувшей истории, как об интересном происшествии. Я встречала копов, которые лишь в пьяном виде могли выдать в разговоре боль о пережитой трагедии.

Донна страдала, Питер страдал. Эдуард не страдал. Я посмотрела на него, мимо искаженного болью лица Донны. Он уставился на меня пустыми глазами спокойного, выжидающего хищника. Как он смеет вот так влезать в чужую жизнь! Как смеет усугублять их страдания! Ведь как бы теперь ни повернулось, женится он или нет, они будут страдать. Все будут страдать, кроме Эдуарда. Хотя, быть может, тут я могла бы вмешаться. Если он испоганил жизнь Донне, я смогу испоганить жизнь ему. Ага, эта идея мне нравилась. Устрою я дождь над его парадом!

Наверное, мой замысел отразился у меня в глазах, потому что Эдуард чуть прищурился, и на миг я ощутила в позвоночнике холодок, который он умел навевать одним своим взглядом. Он был очень опасен, но ради защиты этой семьи я проверю, какова степень его угрозы, а заодно и моей тоже. Наконец-то Эдуард нашел, чем достать меня настолько, чтобы я нажала бы на кнопку, которую не хотела трогать. Он должен оставить в покое Донну и ее семью. Должен уйти из их жизни. И я заставлю его это сделать, а не то... Когда имеешь дело с Эдуардом, есть единственное "а не то". Смерть.

Мы смотрели друг на друга поверх головы Донны, пока он прижимал ее к своей груди, гладил ей волосы, говорил какие-то ласковые слова. Но его лицо и взгляд были обращены только ко мне, и пока мы смотрели друг на друга, я не сомневалась, что он знает мои мысли. Он понимал, к какому я пришла заключению, хотя вряд ли догадывался, почему его интрижка с Донной и ее детьми стала соломинкой, сломавшей спину верблюда. Но достаточно было видеть его взгляд. Пусть ему и невдомек почему, но он знает, что этот траханый верблюд разломался надвое, и единственное, что ему остается, - выполнять то, чего я от него хочу, или же погибнуть. Именно так - я бы это сделала. Я знала, что могу прицелиться и застрелить Эдуарда, причем не для того чтобы ранить, а убить. Это вызывало холодную тяжесть в груди, но вселяло уверенность, которая позволяла чувствовать себя сильнее - и чуточку более одинокой. Эдуард не раз спасал мне жизнь. И я не раз спасала ему жизнь. Но... но... Я буду тосковать без Эдуарда, но я его убью, если придется. Эдуард гадает, почему я так сочувствую монстрам. Ответ простой: я сама монстр.