«Cerulean Sins» 2003, перевод М. Левина

Привет, люди!

Я — Анита Блейк. Кто-то из вас меня знает, кто-то — нет. (Кто уже бывал в моем мире, может начать читать прямо со следующего абзаца.) Есть люди, которые называют меня миловидной. Бывают дни, когда я с этим согласна, бывают — когда нет. Другие говорят мне, что я красивая. Этому я не верю начисто. Хорошенькая — может быть, как любая другая девушка — если эта другая девушка таскает с собой пистолет и якшается с чудовищами. Я — консультант городского и федерального управлений по расследованию событий с противоестественной подоплекой. Еще у меня есть лицензия истребителя вампиров. На хлеб я зарабатываю, поднимая мертвецов. Совершенно стандартная карьера.

То, о чем говорится дальше, дело только мое и ничье больше. Личная жизнь. В данный момент у меня отношения с Жан-Клодом, Мастером вампиров города Сент-Луиса, и Микой, оборотнем, царем леопардов местного парда. Отношения. Очень приятный эвфемизм.

Мой бывший бойфренд и — недолгое время — жених — вервольф-альфа по имени Ричард, тоже поблизости, хотя сейчас у нас любой разговор мгновенно превращается в перепалку. Говорят, что любовь преодолевает все. Так вот — врут. Слишком мрачно? Ну, извините.

Недавно я узнала, что у меня больше видов силы, чем я думала, — не просто способность поднять зомби-другого. Я еще точно не знаю, что умеет моя сила делать или как ею управлять. Но она оказывается очень кстати в тех случаях, когда нельзя разобраться с помощью пистолета.

Вот, например: однажды в Сент-Луисе появилась прекрасная, светловолосая, невинного вида и совершенно отвязная кровососка, которую Совет вампиров послал проверить, что там делает Жан-Клод. Надо было мне убить ее на месте — сразу, как только увидела. И ее госпожу в Европе, которая все играет в разные игры с моим сознанием. И противоестественного серийного убийцу, оставлявшего по всему городу кровавый след с кусками мяса.

Работа большая, даже для меня.

Так что устраивайтесь поудобнее, пристегивайтесь — и вперед на моем с иголочки новом джипе. (Предыдущий съели гиены-оборотни. Нет, правда.) И не высовывайте из окон руки, локти и вообще ничего. Никогда не знаешь, кто и что там снаружи ждет шанса вцепиться зубами.

Искренне Ваша

Анита Блейк.

Глава 1

Было начало сентября — горячее время в нашей работе по подъему мертвецов. Такое впечатление, что с каждым годом хэллоуинская горячка начинается все раньше и раньше. Каждый аниматор в «Аниматорз инкорпорейтед» был загружен под завязку. Я тоже не была исключением — мне предлагали работы столько, что даже при моем умении обходиться без сна справиться невозможно было.

И мистер Лео Харлан должен был вообще сказать спасибо, что его приняли. Но по его виду никак не скажешь, что он благодарен. Честно говоря, по его виду ничего вообще нельзя было сказать. Он был средним — среднего роста, волосы темные, но не слишком. Лицо не слишком бледное и не слишком загорелое. Глаза карие, но какого-то трудноразличимого оттенка. В общем, самой примечательной чертой мистера Харлана было то, что в нем не было вообще никаких примечательных черт. И костюм темный, консервативный — наряд бизнесмена, который в ходу уже двадцать лет и останется таковым еще лет двадцать. Белая рубашка, аккуратно завязанный галстук, руки не слишком большие, не слишком маленькие, ногти не запущены, но и маникюра нет.

Внешний вид его говорил столь мало, что это само по себе было интересно и вызывало неопределенное беспокойство.

Я поднесла к губам кофейную чашку с девизом: «Подсунь мне декаф, и я тебе голову оторву». Я ее принесла, когда наш босс Берт насыпал в кофеварку кофе без кофеина и никому слова не сказал: думал, мы не заметим. Половина конторы заподозрила у себя мононуклеоз, пока не был раскрыт гнусный заговор Берта.

На краю стола стояла чашка с кофе, которую наша секретарша Мэри принесла для мистера Харлана, — на ней была эмблема «Аниматорз инкорпорейтед». Хотя он просил черного, пил он его так, будто ему безразличен вкус. Пил из вежливости, и только.

Я приложилась к своей чашке, хорошо заправленной сливками и сахаром в компенсацию предыдущей бессонной ночи. Кофеин и сахар — два основных ингредиента питания.

И голос у него был такой же, как и все остальное, — настолько ординарный, что казался экстраординарным. Ни малейшего акцента, никакого указания на регион или страну.

— Я хотел бы, чтобы вы подняли моего предка, миз Блейк.

— Вы это уже говорили.

— Кажется, вы мне не верите, миз Блейк.

— Скажем так: сомневаюсь.

— Зачем мне было бы сюда приходить и лгать вам?

Я пожала плечами:

— Иногда люди так делают.

— Я заверяю вас, миз Блейк, что говорю вам правду.

Беда была в том, что я ему не верила. Может, я параноик, но левая рука под рукавом симпатичного темно-синего жакета у меня перекрещена шрамами — от кривого крестообразного ожога, где приложил тавро человек-слуга одного вампира, до полос от когтей ведьмы-оборотня. Плюс еще следы от ножей, тонкие и аккуратные по сравнению с остальным. На правой руке у меня только один шрам — ерунда по сравнению с левой. И есть еще шрамы под синей юбкой и темными колготками. Шелку все равно, натягивают его на гладкую кожу или на шрамы. Нет, я заработала право быть параноиком.

— Какого именно предка хотите вы поднять и зачем? — спросила я с приветливой улыбкой, но улыбка получилась не слишком натуральной. Надо бы поработать над техникой улыбки в разговоре с посетителями.

Он тоже улыбнулся, и его глаза не улыбались. Улыбка в ответ на улыбку, ничего не значащая мимика. Он снова потянулся за кофейной чашкой, и тут я заметила у него какую-то тяжесть в пиджаке слева спереди. Наплечной кобуры у него не было — ее бы я заметила сразу, но в левом нагрудном кармане лежало что-то потяжелее бумажника. Это могло быть чем угодно, но первая мысль у меня была простая: ствол. А я приучилась доверять первой мысли. Параноиком становишься именно тогда, когда тебя хотят убить.

Мой пистолет был у меня в кобуре под левой рукой, что уравнивало положение, но мне не хотелось превращать свой кабинет в салун Дикого Запада. У него пистолет. Может быть. Вероятно. Вообще говоря, это с тем же успехом может быть и портсигар, но я готова была держать пари на что угодно — это оружие. И оставалось либо сидеть и уговаривать себя, что я ошиблась, либо действовать, исходя из того, что я права. Если я ошиблась — потом извинюсь. А если нет — ну, тогда я останусь жива. Лучше быть грубой и живой, чем вежливой и мертвой.

Я прервала его рассказ о родословном древе — честно говоря, я его почти не слышала. Все мое внимание было обращено на тяжесть, оттягивающую его карман. Пока я не узнаю, пистолет это или нет, все остальное не важно. Улыбнувшись — и заставив на этот раз улыбку дойти до глаз, — я спросила:

— А чем вы занимаетесь, мистер Харлан?

Он сделал чуть более глубокий вдох, чуть пошевелился в кресле. Только этим и проявилось его напряжение — если можно так назвать. Первое искреннее, человеческое движение. Вообще-то люди ерзают — он этого не сделал.

Людям не нравиться иметь дело с теми, кто поднимает мертвецов. Почему — понятия не имею, но мы вызываем в людях нервозность. Харлан не был нервозным — он вообще был никаким. Просто сидел напротив, глядя на меня приветливо и пусто леденящими неопределенными глазами. Я готова была ставить на то, что он врал о цели своего визита и что он принес с собой оружие.

Лео Харлан нравился мне все меньше и меньше.

Я медленно поставила чашку на стол, не прекращая улыбаться. То есть освободила руки — это этап номер один. Этап номер два достать оружие — я надеялась, что до этого дело не дойдет.

— Я прошу вас поднять одного из моих предков, миз Блейк. И не вижу, какое к этому имеет отношение мой род занятий.

— Сделайте мне приятное, — попросила я, все еще улыбаясь, но сама чувствуя, как тает улыбка вокруг глаз.

— Почему я должен делать вам приятное? — спросил он.

— Потому что иначе я откажусь браться за ваше дело.

— Мистер Вон, ваш хозяин, уже взял у меня деньги. Он согласился от вашего имени.

Я улыбнулась, на этот раз неподдельно.

— Берт на самом деле всего лишь бизнес-менеджер «Аниматорз инкорпорейтед». Большинство из нас — полноправные партнеры, как в адвокатской конторе. Деловой частью работы по-прежнему занимается Берт, но он уже мне не хозяин.

У него лицо стало еще спокойнее, если только это возможно, еще непроницаемее. Оно стало похоже на плохую картину — такую, где соблюдена вся техника, но нет ощущения жизни. Те люди, у которых я наблюдала такое умение, были довольно страшными экземплярами.

— Я не знал об изменении вашего положения, миз Блейк.

Голос его стал на тон ниже, но оставался таким же пустым, как и лицо.

Во мне уже сработали все сигналы тревоги, плечи напряглись от желания выхватить пистолет. Руки потянулись вниз непроизвольно — лишь когда его руки легли на подлокотники кресла, я сообразила, что делаю. Мы оба выбирали наилучшее положение для выхватывания оружия.

Вдруг в комнате стало напряженно — будто ударила тяжелая невидимая молния. Сомнений более не оставалось. Я видела это в его пустых глазах, в едва заметной улыбке на лице. Настоящей, не фальшивой улыбке, не притворной.

Секунды отделяли нас от самого реального действия, которое может один человек предпринять в отношении другого. Мы готовы были друг друга убить. Я смотрела не в его глаза, а на корпус, ожидая движения. Мы оба уже знали точно.

В этом тяжелом, тугом напряжении его голос прозвучал как камень, упавший в глубокий колодец. Такой голос, что я чуть не схватилась за оружие.

— Я — киллер на контракте, но явился сюда не за вами, Анита Блейк.

Я не отрывала глаз от его плеч и корпуса, напряжение не ослабло ни на йоту.

— И зачем мне это знать?

Я сказала это еще тише, чем он, почти на уровне дыхания.

— Потому что я не приехал в Сент-Луис убивать кого-нибудь. Я действительно имею интерес поднять своего предка из мертвых.

— Зачем? — Я все так же не отрывала от него глаз.

— Даже у наемных убийц может быть хобби, миз Блейк.

Голос у него был абсолютно нормальный, но тело — совершенно неподвижно. Я как-то вдруг поняла, что он старается меня не напугать.

Тут я позволила себе бросить беглый взгляд на его лицо. Все такое же пустое, неестественно неподвижное, но и еще что-то... какой-то след юмора.

— Что такого смешного? — спросила я.

— Я не знал, что явиться к вам на прием — значит искушать судьбу.

— Что вы хотите этим сказать?

Я пыталась удержать остроту напряжения, но она ускользала. Он говорил так обыкновенно, так обыденно, что трудно было удержаться за мысль выхватить пистолет и разнести собственный офис. Вдруг это показалось как-то глупо... и все же, если поглядеть в эти мертвые глаза, которые юмор никак не мог заполнить до конца, то не так уж и глупо.

— В этом мире есть люди, миз Блейк, которые были бы очень рады видеть меня мертвым. Есть люди, потратившие солидные деньги и усилия, чтобы обеспечить такой поворот событий, но никто даже и близко к результату не подошел — до сегодняшнего дня.

Я мотнула головой:

— Это не было близко.

— В обычных обстоятельствах я бы с вами согласился, но мне кое-что было известно о вашей репутации, и потому я не стал надевать пистолет обычным образом. Вы заметили его, когда я наклонился вперед и он оттянул пиджак?

Я кивнула.

— Если бы нам пришлось выхватывать оружие, то из вашей кобуры это можно сделать на пару секунд быстрее, чем из этой фигни во внутреннем кармане.

— Зачем же вы его с собой взяли?

— Я не хотел вас нервировать, придя сюда вооруженным, но без оружия я вообще никуда не хожу. Так что я решил положить его так, чтобы вы не заметили.

— Я действительно чуть его не просмотрела.

— Спасибо за комплимент, но мы оба знаем правду.

Я не была так уж уверена, что он прав, но не стала спорить. В этом нет необходимости, раз я и так побеждаю.

— И чего вы хотите на самом деле, мистер Харлан, если вас на самом деле так зовут?

Он улыбнулся:

— Как я уже говорил, я действительно хочу поднять своего предка из мертвых. В этом я не солгал. — Он задумался на секунду. — Странно, но я не солгал ни в чем. — Вид у него был озадаченный. — Уже очень давно такого не было.

— Мои соболезнования, — сказала я.

— Что? — нахмурился он.

— Трудно, я думаю, никогда не иметь возможности говорить правду. Меня бы это очень изматывало.

Он улыбнулся — тот же легкий изгиб губ, который казался его настоящей улыбкой.

— И не думал я об этом уже тоже очень давно. — Он пожал плечами. — Наверное, к такому просто привыкаешь.

Теперь настала моя очередь пожимать плечами.

— Может быть. Так какого предка хотите вы поднять и почему?

— Почему — что?

— Почему вы хотите поднять данного конкретного предка?

— Это имеет значение?

— Да.

— А в чем дело?

— Я считаю, что мертвых не следует беспокоить, если нет на то серьезных оснований.

Та же легкая улыбка.

— В вашем городе есть аниматоры, которые каждый вечер поднимают зомби на потеху публике.

Я кивнула:

— И я — не из их числа. Они сделают все, что вы хотите, или почти все, за сходную цену.

— Могут они поднять труп почти двухсотлетней давности?

Я покачала головой:

— Это не тот класс.

— Я слышал, что аниматор может поднять почти любой труп, если пойдет на человеческую жертву.

Он произнес это абсолютно спокойным голосом.

Я снова покачала головой:

— Не всему верьте, что слышите, мистер Харлан. Некоторые аниматоры действительно могут поднять труп возрастом в несколько сотен лет с помощью человеческой жертвы. Это, конечно, убийство, а потому незаконно.

— Слухи говорят, что вы такое делали.

— Слухи могут говорить все, что им взбредет в голову. Я человеческих жертв не приношу.

— Значит, вы не можете поднять моего предка, — сказал он.

— Этого я не говорила.

У него чуть шире раскрылись глаза.

— Вы можете поднять почти двухсотлетний труп без человеческой жертвы?

Я кивнула.

— Об этом до меня тоже доходил слух, но я ему не поверил.

— То есть вы поверили, что я приношу человеческие жертвы, но не поверили, что я сама по себе могу поднять двухсотлетнего мертвеца.

Он пожал плечами:

— Я привык, что люди убивают людей. Но никогда не видел никого, кто восстал бы из мертвых.

— Это вам повезло.

Он улыбнулся, и даже глаза его чуть оттаяли.

— Так вы поднимете моего предка?

— Если вы мне назовете достаточно весомую причину.

— А вас трудно отвлечь, миз Блейк, правда?

— Уж очень я настырная, — улыбнулась я. Может быть, я слишком много времени провожу с плохими людьми, но теперь, когда я знала, что Лео Харлан здесь не для того, чтобы убивать меня или кого-нибудь еще в нашем городе, у меня с ним не было проблем. Почему я ему поверила? По той же причине, по которой не поверила сначала. Инстинкт сработал.

— Я проследил историю своей семьи в этой стране докуда смог, но первый мой предок во всех официальных документах отсутствует. Я думаю, он с самого начала назвался чужим или вымышленным именем. Пока я не буду знать настоящего, я не могу проследить свои корни в Европе. А мне очень хочется это сделать.

— Поднять его, спросить его настоящее имя и истинную причину прибытия в страну, а потом положить обратно? — спросила я.

— Именно так, — кивнул Харлан.

— Что ж, причина вполне разумная.

— Так вы это сделаете? — спросил он.

— Да, но это недешево обойдется. В этой стране я, пожалуй, единственный аниматор, который может поднять мертвеца такой давности без человеческой жертвы. Некоторая монополия на рынке, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я в своем роде настолько же мастер в своей работе, миз Блейк, как вы в своей. — Он попытался принять скромный вид — не получилось. Он весь излучал самодовольство, вплоть до этих обыкновенных и пугающих карих глаз. — Я могу заплатить, миз Блейк, за это не опасайтесь.

Я назвала возмутительную сумму. Он и глазом не моргнул, а полез в карман пиджака.

— Не надо, — предупредила я.

— За кредитной картой, миз Блейк, ничего больше.

Он вытащил руки и раздвинул пальцы, чтобы мне было видно.

— Оформить документы и заплатить вы можете в приемной. А меня ждут следующие посетители.

Он едва не улыбнулся.

— Да, конечно.

И встал. Я тоже встала. Руку никто из нас не протянул. Он замялся у двери, я остановилась позади, не провожая его до выхода, как обычно делаю. Место для маневра, сами понимаете.

— Когда вы сможете сделать эту работу?

— На этой неделе я занята плотно. Может быть, смогу втиснуть вас в следующую среду. Может быть, в четверг.

— А что случилось с понедельником и вторником следующей недели? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Все заказано.

— Вы сказали — я цитирую: «Я плотно занята на этой неделе». А потом вы сказали о следующей среде.

Я снова пожала плечами. Было время, когда я совсем не умела врать. Я и сейчас не мастер, но уже по другим причинам. Я сама ощутила, как у меня глаза становятся плоскими и пустыми, когда произнесла:

— Я хотела сказать, что у меня занято почти все время на ближайшие две недели.

Он уставился на меня так, что мне захотелось поежиться. Подавив этот порыв, я ответила на его взгляд невинно-дружелюбным взглядом.

— Ближайший вторник — ночь полнолуния, — сказал он тихо.

Я моргнула, стараясь не показать, что он застал меня врасплох. Это, я думаю, получилось, но язык жестов меня подвел. Руки согнулись, плечи напряглись. Вообще-то люди замечают лишь язык лица, а не тела, но Харлан замечал все. Вот черт!

— Ну да, полнолуние, радостные прыжки на лужайке. Так что?

Голос у меня был настолько безразличен, насколько мне это удалось.

Он улыбнулся своей фирменной легкой улыбкой.

— Вы не очень хорошо умеете изображать невинность, миз Блейк.

— Это да. Но так как я ничего не изображаю, то у меня с этим нет проблем.

— Миз Блейк, — сказал он голосом почти уговаривающим, — не оскорбляйте мой интеллект.

Я проглотила слова: «Но это же слишком легко». Во-первых, это никак не было легко. Во-вторых, мне очень не нравилось, куда повернули его расспросы. Но помогать ему, добровольно выдавая информацию, я не стану. Меньше говори — это раздражает собеседника.

— Я не оскорбляю ваш интеллект.

Он слегка нахмурился — думаю, тоже от души, как раньше чуть улыбался. Из-под маски проглянул истинный Харлан.

— А еще слухи говорят, что вы уже несколько месяцев в ночь полнолуния не работаете.

Он вдруг стал очень серьезен. Не зловеще-серьезен, а так, будто я повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.

— Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние — священный день. Точнее, ночь.

— А вы викканка, миз Блейк?

Устать от словесных игр — на это мне много времени не надо.

— Нет, мистер Харлан.

— Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?

Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.

Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.

Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной. Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы информировать Харлана.

— Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.

— Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал оборотень и теперь вы — одна из них.

Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.

— Я не оборотень, мистер Харлан.

Он чуть прищурился:

— Я вам не верю, миз Блейк.

Я вздохнула:

— Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет, мистер Харлан. Оборотень я или нет — это никак не влияет на то, насколько хорошо я поднимаю мертвых.

— Слухи утверждают, что вы — лучший из аниматоров, но вы мне сами сказали, что слухи ошибаются. Вы действительно такой хороший аниматор, как говорят?

— Еще лучше.

— Опять же по слухам, вы однажды подняли целое кладбище.

Я пожала плечами:

— Такими разговорами вы можете вскружить девушке голову.

— То есть вы подтверждаете, что так и было?

— Это важно? Позвольте мне повторить: я могу поднять вашего предка, мистер Харлан. Я — один из немногих, если не единственный аниматор в этой стране, который может это сделать, не прибегая к человеческой жертве. — Я улыбнулась профессиональной улыбкой — яркой, светлой и лишенной какого-либо выражения, как электрическая лампочка. — Вас устроит следующая среда или четверг?

Он кивнул:

— Я оставлю вам номер своего сотового телефона. Можете звонить мне в любое время суток.

— Вам срочно?

— Скажем так: я никогда не знаю, когда может поступить предложение, перед которым мне трудно будет устоять.

— Дело не только в деньгах, — предположила я.

Он снова улыбнулся своей улыбкой:

— Да, дело не только в деньгах, миз Блейк. Денег у меня достаточно, но работа, в которой есть новый интерес... и новые задачи, — такую работу я ищу всегда.

— Вы бы поосторожнее со своими желаниями, мистер Харлан. Всегда есть кто-то, кто больше тебя и злее тебя.

— Я такого пока не обнаружил.

Тут я улыбнулась:

— Либо вы страшнее, чем кажетесь, либо вам просто не попадались те, кто надо.

Он поглядел на меня долгим взглядом, пока у меня улыбка не сползла с лица, и его мертвые глаза встретились с такими же моими. Меня заполнил колодец тишины — колодец мира, в который я погружаюсь, когда убиваю. Огромная пустота, наполненная белым шумом, где ничего не болит и ничего не остается. Глядя в пустые глаза Харлана, я гадала, есть ли у него в голове та же пустота с тем же белым шумом. Я чуть не спросила, но промолчала, потому что на миг у меня мелькнула мысль, что он врал, врал все это время, и сейчас попытается выхватить пистолет из кармана. Это объяснило бы, зачем ему нужно знать, не оборотень ли я. Миг-другой мне казалось, что сейчас мне придется убить мистера Лео Харлана. Я не боялась теперь, не нервничала, я просто приготовилась. Ему выбирать — жить ему или умереть. И ничего не осталось, кроме медленной вечности, спрессованной в секунду, ту секунду, где принимаются решения и обрываются жизни.

Но он встряхнулся, почти как птица, оправляющая перья.

— Я чуть было не собрался напомнить, что я сам по себе довольно страшная личность, но решил этого не делать. Было бы глупостью продолжать такую игру — как тыкать палкой в гремучую змею.

Я все еще глядела теми же пустыми глазами, все также оставаясь в колодце тишины. И голос мой прозвучал медленно и осторожно, совпадая с ощущениями тела:

— Я надеюсь, вы не солгали мне сегодня, мистер Харлан.

Он снова едва заметно улыбнулся:

— Я тоже надеюсь, миз Блейк. Я тоже.

С этими странными словами он осторожно открыл дверь, не сводя с меня глаз. Потом повернулся и быстро вышел, закрыв дверь плотно, а я осталась стоять.

Не страх вызвал у меня слабость, а спад адреналина. Я зарабатываю на жизнь поднятием трупов и являюсь официальным истребителем вампиров. Уже одно это разве не достаточно оригинально? Или мне еще положено привлекать к себе страшных клиентов?

Я знаю, надо было сказать Харлану, что дело не выгорит, но я ему сказала правду. Я действительно могу поднять этого зомби, а больше никто в стране не может — без человеческой жертвы. А я не сомневалась, что, откажи я ему, Харлан найдет другого исполнителя. Такого, у которого нет ни моих способностей, ни моих принципов. Иногда приходится иметь дело с дьяволом не потому, что хочешь, а потому что иначе он найдет себе другого.

Глава 2

Кладбище Линдел было современным заведением, где надгробные камни невысоко поднимаются над землей, а цветы высаживать не разрешается. Поэтому здесь легче косить газоны, но местность получается гнетуще пустой. Одна только плоская земля и продолговатые контуры в темноте. Пусто и безлико, как на обратной стороне луны, и примерно столь же жизнерадостно. Нет, по мне так лучше кладбище с гробницами и склепами, с каменными ангелами, рыдающими над портретами детей, Матерь Скорбящая, молящаяся за нас всех, подняв глаза к небу. Кладбище должно как-то напоминать прохожим, что на свете есть небо, а не только дыра в земле, заваленная камнем.

Я приехала поднимать из мертвых Гордона Беннингтона, потому что страховая компания «Фиделис» надеялась, что смерть его была самоубийством, а не несчастным случаем. На карту была поставлена многомиллионная страховая премия. Полиция определила смерть в результате несчастного случая, но «Фиделис» не хотела соглашаться. Компания предпочла выложить мой довольно существенный гонорар в надежде сохранить миллионы. Моя работа стоит дорого, но не настолько. Учитывая, сколько в противном случае предстояло потерять, это могло окупиться.

На кладбище собрались три группы машин. Две из них стояли не менее чем в пятидесяти футах друг от друга, поскольку и миссис Беннингтон, и Артур Конрой — главный юрист компании «Фиделис» — имели каждый на руках судебное постановление о запрете на контакты друг с другом. Третья группа состояла из двух машин, припаркованных между двумя первыми. Полицейские машины, одна с мигалкой и опознавательными знаками, другая — без. Не спрашивайте меня, откуда я знаю, что вторая — тоже полицейская. Ну вот такой у нее вид.

Я припарковалась чуть позади первой группы машин и вылезла из своего новенького с иголочки джипа «Гранд-Чероки», купленного в основном на деньги, полученные за мой покойный джип «Кантри-Сквайр». Страховая компания не хотела оплачивать мою претензию — не верили, что машину сожрали гиены-оборотни. Посылали своих людей делать фотографии, обмерять и смотреть пятна крови. В конце концов они заплатили, но полис мне уронили существенно. Я теперь выплачиваю месяц за месяцем другой компании, которая даст мне полный полис — если только я смогу не угробить еще одну машину в течение двух лет. Шансы на это хилые. И мои симпатии — на стороне семьи Гордона Беннингтона. Да и кто мог бы симпатизировать страховой компании, которая жмется заплатить вдове с тремя детьми?

Ближайшие ко мне автомобили, как выяснилось, принадлежат «Фиделис». Ко мне подошел Артур Конрой, вытягивая руку для приветствия. Он был самого высокого роста из тех, когда человека еще можно назвать коротышкой. Редеющие светлые волосы мобилизованы расческой на прикрытие лысины, будто они и в самом деле могли ее скрыть, большие серые глаза — в обрамлении серебряной оправы очков. Будь у него брови и ресницы чуть потемнее, глаза были бы лучшей его чертой. Но они были так велики и не украшены, что он даже чуть напоминал лягушку. Впрочем, быть может, я пристрастна из-за своей нелюбви к страховым компаниям. Быть может.

Конроя сопровождала почти сплошная стена мужчин в темных костюмах. Я пожала ему руку и поглядела за его плечо на двух шестифутовых с довеском ребят.

— Телохранители?

— Как вы узнали? — выкатил глаза Конрой.

Я пожала плечами:

— По их виду, мистер Конрой.

Я пожала руку еще двоим представителям «Фиделис», а телохранителям руку протягивать не стала. Они вообще-то рукопожатиями не обмениваются, даже если предложить. Не знаю — то ли чтобы не разрушать образ крутого парня, то ли чтобы не занимать руку. В общем, я не предложила, и они тоже.

Однако темноволосый, почти такой же в плечах, как я в длину, улыбнулся.

— Значит, вы — Анита Блейк.

— А вы?

— Рекс. Рекс Кандуччи.

Я приподняла брови:

— Рекс — это настоящее имя?

Он засмеялся — взрывом того смеха, которым так любят смеяться мужчины, особенно насчет женщин.

— Нет.

Я не стала спрашивать, какое настоящее имя — наверное, что-то неподходящее, вроде Флоренс или Рози. Вторым телохранителем был молчаливый блондин, глядящий на меня маленькими светлыми глазками. Мне он не понравился.

— А вы? — спросила я.

Он мигнул, будто мой вопрос застал его врасплох. Обычно люди не замечают телохранителей — одни от страха, другие просто не знают, что с ними делать, потому что никогда ни одного не видели, а третьи — потому что видели и относят их к мебели, на которую не обращаешь внимания, пока она не понадобится.

— Бальфур, — ответил он после некоторого колебания. Я подождала, но он ничего не добавил.

— Бальфур — только имя? Как у Мадонны или Шер? — спросила я.

Он прищурился, плечи напряглись. Слишком его легко раздразнить. Он уставился на меня зловеще сверху вниз, но был он всего лишь быком. Выглядит внушительно и знает это, а больше, пожалуй, и ничего.

— А я думал, что вы выше, — вмешался Рекс. Он сказал это шутливым радостным голосом, как полагается при знакомстве.

Бальфур развернул плечи, напряжение ушло. Они наверняка раньше вместе работали, и Рекс знал, что его напарник — не самый терпеливый в компании.