— Это было... неожиданно, — сказал Ашер.
— Ладно, попробуй объяснить.
Дамиан отодвинулся от двери, крадучись, пошел в комнату. Движения его были напряжены от злости.
— Они его мучили, потому что им это нравится. Они вампиры, но пили они не только кровь.
— Что ты хочешь сказать, Дамиан?
— Они питались его страхом.
Я перевела глаза с его горящего лица на спокойное лицо Ашера, снова посмотрела на Дамиана.
— Ты имеешь в виду — в буквальном смысле?
Дамиан кивнул:
— Та, что меня сделала вампиром, тоже была такая. Она умела питаться страхом вместо крови. Много дней подряд могла внушать ужас и тем существовать, а потом неожиданно брала кровь. Но она не просто питалась — она устраивала бойню. Возвращалась покрытая кровью, скользкая от крови. И заставляла меня... — Голос его пресекся. Он глядел на меня, и глаза его были как зеленое пламя, будто сила проедала орбиты его глаз. — Я ощутил это, когда мы увидели Колина. Я учуял. Он такой же, как она. Ночная ведьма, мора.
— А что это еще такое — ночная ведьма или мора? И что значит — увидели Колина? Я думала, вы спасли Натэниела.
— Нет, они его нам вернули, — сказал Ашер. — Если бы мы его не увидели, послание было бы неполным.
— Пульс нитевидный, кожа холодная и влажная. У него развивается шок. Порезы на груди неглубокие, и даже два укуса вампира не могли бы дать шока. У нас все заживает лучше, чем мы сейчас видим.
— Есть и третий укус, — произнес Ашер. Голос у него все это время был абсолютно спокоен, будто его ничего не трогало.
Натэниел задергался, отпустил мою руку и потянулся ко мне, будто просил себя обнять. Ухватил меня за руку выше локтя, прихватив ткань блузки.
— Больно, — пожаловался он.
— Что болит? — спросила я.
— Укусы заражены, — пояснил Ашер.
— Что значит — заражены?
— Считай, что они отравлены.
— Он же оборотень, а они к яду иммунны, — сказала я.
— Только не к этому.
— И что это за яд? — спросила Черри.
В дверь постучали.
— Это мы, — раздался голос Джейсона.
Дамиан посмотрел на меня. Глаза его успокоились и лишь слабо светились, кожа почти обрела ту же молочную безупречность, что сходила за норму.
Я кивнула.
Дамиан открыл дверь. Вошел Джейсон, волоча аптечку первой помощи, превосходившую по размерам небольшую сумку для поездок. Может быть, Черри в другой жизни была герлскаутом. Темной и мрачной тенью шел за Джейсоном Джемиль.
— В этой аптечке нет ничего, способного остановить действие этого яда, — сказал Ашер.
Я поглядела на него, не сразу поняв, что он сказал.
— То есть ты хочешь сказать, что он...
Я даже произнести этого не могла.
— Умрет, — закончил Ашер тем же абсолютно спокойным тоном, которым говорил с самого своего прихода.
Я встала. Руки Натэниела цеплялись за меня. Я посмотрела на Черри, и она подошла помочь мне, от него отцепиться. Я хотела сказать Ашеру то, что не предназначалось для ушей Натэниела. Зейн залез на кровать с другой стороны, Натэниел вцепился в его руку. Зейн и Черри держали его, подставляя руки под его сокрушительную силу. Леопарды-оборотни глядели на его судороги, на закатывающиеся глаза. И на меня. Я была их Нимир-ра, королева леопардов. Я должна была их защищать, а не втягивать в такие неприятности.
Я отвернулась от их осуждающего взгляда и вместе с Ашером подошла к дверям.
— Почему ты говоришь, что он умрет?
— Ты видела вампиров того типа, что умеют разлагаться и восстанавливаться снова?
— Да. А что?
— Один из них укусил Натэниела.
— Меня тоже кусал такой вампир. И Джейсона. С нами ничего такого не происходило. — Я оглянулась и увидела, что Джейсон держит руку Натэниела, а Черри пытается обработать раны на груди. Почему-то я понимала, что перевязка ран не поможет.
К нам подошли Джемиль и Дамиан, и мы встали кружком, разговаривая под крики Натэниела.
— Это один из редчайших талантов, — сказал Ашер. — Я думал, что лишь Мор д'Амур, Любовница Смерти, член Совета, на это способна. Колин тщательно выбрал сообщение. А порезы — это дистанционное действие силы.
— Жан-Клод не умеет поражать на расстоянии, — сказала я.
— Нет, и никто больше не умеет распространять порчу от своего укуса. Никто в этой стране.
— Ты говоришь — порча. Что это значит конкретно?
К нам подошла Черри с марлевыми салфетками в руках. Веснушки выделялись на внезапно побледневшей коже как нарисованные. На марле были желтые и зеленые пятна гноя.
— Вот это из ран на груди, — тихо сказала она. — Что это за чертовщина?
Все посмотрели на Ашера, даже Дамиан. Но именно я сказала это вслух:
— Он разлагается заживо.
Ашер кивнул:
— Порча у него в крови. Она будет распространяться, пока он не сгниет.
Я посмотрела в сторону кровати. Джейсон что-то тихо говорил Натэниелу, гладя его по голове, как больного ребенка. Зейн смотрел на меня.
— Что-то же мы должны суметь сделать, — сказала я.
Лицо у Ашера было замкнуто так тщательно, как я раньше и не видала. Вдруг одно воспоминание Жан-Клода об Ашере пронзило меня с такой силой, что пальцы закололо. Это не было воспоминание о конкретном событии — я узнала постановку плеч Ашера. Я понимала язык его тела — поняла за многие годы наблюдения. За больше лет, чем я живу на свете.
— Ашер, что ты скрываешь? — спросила я.
Он поглядел на меня светлыми-светлыми глазами, пустыми и непроницаемыми, окруженными сияющим кружевом ресниц. И улыбнулся. Так, как всегда улыбался — весело, чувственно, приветливо. Улыбка эта пронзила меня как нож — я помнила ее еще на целом лице. Помнила, как от нее у меня захватывало дыхание.
Я мотнула головой, и это физическое движение помогло. Удалось стряхнуть воспоминания. Они ослабели, но не изменилось то, что я увидела, что я узнала.
— Ты знаешь, как его спасти? Правда ведь, Ашер?
— Насколько сильно ты хочешь его спасти, Анита?
Этот голос уже не был безразличным, нейтральным. В нем прозвучала злость.
— Я его сюда привезла. Я его подвергла опасности. Мне полагалось его защитить.
— Я думал, это ему полагается быть твоим телохранителем, — сказал Ашер.
— Он — ходячая еда, Ашер, и ты это знаешь. Он даже себя защитить не может.
Ашер испустил долгий, глубокий вздох.
— Натэниел — pomme de sang.
— Что это еще такое?
— Это значит «яблоко крови». Прозвище, которым Совет называет добровольную еду.
Эту мысль закончил Дамиан:
— Вампир, который питается от pomme de sang, должен их защищать — как пастух защищает своих овец от волков.
Дамиан посмотрел на Ашера, и этот взгляд не был дружелюбным. Они из-за чего-то поссорились, но сейчас было не время.
Я тронула Ашера за руку. Она была твердой, деревянной, даже не живой. Он отстранился от меня, от этой комнаты, от всего происходящего. Он готов был дать Натэниелу умереть, даже не пытаясь спасти. Неприемлемо.
Я заставила себя стиснуть эту деревянную неживую руку. Я терпеть не могла, когда Жан-Клод становился таким на ощупь. Это мне напоминало, кем он был — и кем не был.
— Не дай ему умереть — умереть вот так. Прошу тебя, mon chardonneret.
Он вздрогнул, будто от удара, когда я назвала старое прозвище, которым называл его много лет назад Жан-Клод. Если его перевести, то оно звучит как-то глупо — «мои щегол», но выражение лица Ашера было не глупым — просто ошеломленным.
— Никто меня так не называл уже двести лет. — Его рука под моими пальцами стала снова мягкой, теплой, живой.
— Я не часто кого-нибудь прошу, но в этот раз готова.
— Так много он для тебя значит? — спросил Ашер.
— Он жертва всех и каждого, Ашер. Кто-нибудь же должен о нем позаботиться, в конце концов. Прошу тебя, mon...
Он приложил мне палец к губам.
— Никогда так не говори, Анита, — никогда, если не говоришь это слово всерьез. Я его спасу — ради тебя.
У меня было чувство, будто я чего-то не поняла. Вспомнить ласкательное прозвище Жан-Клода для Ашера я смогла, но не могла вспомнить, почему Ашер боится исцелить Натэниела. И когда я смотрела ему вслед, как он идет к кровати Натэниела и золотые волосы сверкают искрящимся занавесом на его плечах, мне казалось, что это упущенное воспоминание очень важно.
Ашер протянул руку к Дамиану.
— Пойдем, брат. Или хваленая смелость викинга изменила тебе?
— Я косил твоих предков еще тогда, когда ты был отблеском в глазах своего прадедушки.
— Значит, это опасно? — спросила я.
Ашер опустился возле кровати, оглянулся на меня, отбросив волосы на изуродованную сторону лица, прикрыв ее волосами. Он стоял на коленях, золотистое совершенство, и улыбался, но горько.
— Мы можем взять порчу в себя. Если у нас не хватит сил, она войдет в нас, и мы умрем. Но твой драгоценный леопард в любом случае останется жив.
Дамиан заполз на кровать, отодвинув Зейна от головы Натэниела. Натэниел перестал стонать и лежал бледный, блестя от пота. Дыхание его стало поверхностным, частым, затрудненным. Из ран на груди выступал гной. В комнате появился запах, еле уловимый, но он усиливался. Укус на шее все еще казался сплошным, но кожа вокруг приобрела глубокий черно-зеленый цвет, как синяк, доходящий до смертельной глубины.
— Ашер! — позвала я.
Он поднял на меня глаза, одной рукой шаря вдоль обнаженного бедра Натэниела.
— Дамиан — не мастер.
— Я один не смогу спасти твоего леопарда, Анита. Кого ты предпочтешь спасти? Кем пожертвовать?
Я поглядела на Дамиана. Зеленые глаза снова стали человеческими. Он казался очень смертным, свернувшись рядом с Натэниелом.
— Не заставляй меня выбирать, Ашер.
— Но выбирать надо, Анита. Надо выбрать.
Я покачала головой.
— Ты хочешь, чтобы я его спас? — спросил Дамиан.
Я смотрела ему в глаза и не знала, что ответить.
— Пульс слабеет, — сказала Черри. — Если хотите что-нибудь сделать, то поскорее.
— Ты хочешь, чтобы я его спас? — повторил Дамиан.
Лишь быстрое и трудное дыхание Натэниела слышалось в наступившей вдруг тишине. Все глядели на меня. Ждали моего решения. А я не могла решить. Потом ощутила собственный кивок, будто и не я кивнула. Но я кивнула.
Вампиры начали пить.
Глава 13
В жизни процесс питья занимает больше времени, чем в кино. Там либо все слишком быстро, либо дают затемнение, как в сексуальных сценах фильмов пятидесятых годов.
Мы стояли вокруг и смотрели. В комнате воцарилась такая тишина, что слышны были тихие влажные звуки, когда вампиры сосали кровь.
Черри склонилась в изголовье кровати, время от времени проверяя пульс Натэниела. Все остальные отодвинулись подальше. Я оказалась в дальнем углу комнаты, оперлась ягодицами на стол. И очень старалась не смотреть на кровать.
Джейсон подошел ко мне, оперся на стол рукой.
— Если бы я не знал, что на карту поставлена его жизнь, я бы позавидовал.
Я поглядела на него, пытаясь понять, шутит он или нет. В его взгляде был жар, который говорил, что Джейсон серьезен. Это заставило меня поднять глаза.
Дамиан взял Натэниела на руки, положил к себе на колени. Голое тело Натэниела частично скрыло Дамиана. Рука его прижимала леопарда к зеленой шелковой рубашке. Гной впитывался в ткань чернеющими потеками. Лицо Натэниела было прижато бледной рукой к плечу вампира. Дамиан зашел сзади для удара в шею. Видны были его кроваво-рыжие волосы, рот, сомкнувшийся вокруг раны. Даже с моего места было видно глотательное движение его челюстей.
Ашер стоял на полу, отведя бледную ногу Натэниела в сторону. Она повисла в воздухе без опоры. Лицо Ашера скрылось за внутренней поверхностью бедра Натэниела, настолько близко к паху, что повисшие гениталии касались его щеки. Ашер слегка шевельнул головой, и водопад золотых волос закрыл пах Натэниела. Но не настолько, чтобы из-под них ничего не выглядывало.
Краска залила мне лицо так сильно, что чуть не закружилась голова. Отворачиваясь, я мельком заметила собственное отражение в единственном в комнате зеркале. Лицо у меня горело, глаза от удивления вылезали из орбит. Как когда-то в школе, когда на стадионе наткнулась на пару под скамейками, а потом слышала, как они смеются мне вслед.
Уставившись на себя в зеркало, я взяла себя в руки. Мне уже не четырнадцать лет. Я не ребенок. Я не девственница. И могу выдержать такое зрелище, не конфузясь. Могу ли?
Джемиль сместился в дальний угол комнаты и сел там, охватив руками колени. Лицо его сердито посуровело, и он тоже на это представление не смотрел.
Зейн прислонился к стенке, скрестив на груди руки, и рассматривал пол, будто там происходило что-то очень интересное.
Джейсон сидел у стола и смотрел спектакль. Я на него поглядела, не отворачиваясь.
— А ты заметил, что ты единственный, кому это доставляет удовольствие?
Он пожал плечами и усмехнулся:
— Очень приятное зрелище.
Я приподняла брови:
— Только не говори мне, что ты гей.
— Только не говори мне, что тебе есть дело до этого.
Я еще выше приподняла брови.
— У меня сердце разбивается, мне придется сжечь все мое белье.
Я продолжала рассматривать его лицо. Кажется, он не шутил.
— Так что, все твои приставания — это не всерьез?
— Нет-нет, женщин я люблю. Но понимаешь, Анита, среди вампиров внутреннего круга Жан-Клода почти нет женщин. А я уже два года у них pomme de sang. Слишком много клыков мне втыкалось в тело.
— А это действительно так похоже на секс? — спросила я.
Веселость исчезла с его лица. Он просто смотрел на меня.
— Тебя никогда не подчинял себе вампир? Я в том смысле, что у тебя частичный иммунитет был еще до меток, но я думал, что кто-нибудь, быть может, до тебя добирался.
— Не было такого.
— Я даже не могу точно сказать, но иногда это бывало лучше секса, а почти каждый, кто со мной это делал, был мужчиной.
— Так ты бисексуал? — спросила я.
— Если то, что вот они сейчас делают, считать сексом, то да. Если не считать, то... — Он рассмеялся, и в тишине смех прозвучал так резко, что Зейн и Джемиль вздрогнули. — Если не считать это сексом, то скажем так: слова «где раньше не бывал ни один мужчина» уже не применимы.
Черт меня побери, если я не хотела спросить у него, с кем это было. Может, я бы и спросила, но заговорила Черри, и момент был упущен.
— Пульс нормализуется. Он столько теряет крови, что пульс должен был ослабеть, но он крепнет.
Ашер отодвинулся от раны.
— Мы не столько пьем кровь, сколько высасываем порчу.
Он встал, подсунув руку под бедро Натэниела, положил его ногу обратно на кровать, расправил его, как спящего ребенка. Минуту назад это был чистейший секс, сейчас это стало нежностью, заботой.
Дамиан оторвался от раны. На губах у него было пятно — черное, а не красное. Я подумала, не мерзкий ли вкус у него на губах. Дамиан стер пятно тыльной стороной ладони. Если бы это была кровь, он бы ее слизнул. Значит, это не было ему приятно.
Он выполз из-под Натэниела, аккуратно положив его навзничь, и поправил на нем одеяло.
У Черри уже была открыта аптечка первой помощи, и она снова промыла раны на груди антисептиком. Первые несколько салфеток были измазаны гноем. Мы все сами не заметили, как придвинулись поближе к кровати. Здесь запах был сильный, неприятный, но он уже слабел. Когда Черри полностью очистила кожу и раны, гноя уже не было, лишь яркая красная кровь выступала из порезов.
Черри улыбнулась нам всем улыбкой такой теплой и светлой, что нельзя было не ответить улыбкой.
— Поправится, — сказала она с радостным удивлением, и я подумала, насколько был Натэниел близок к смерти.
Послышалось шипящее дыхание сквозь зубы. Я обернулась. Дамиан пятился, глядя на свои руки. Молочно-бледная кожа темнела, под ней разливалась чернота. Кожа начала сваливаться с рук у него на глазах.
Глава 14
— Черт! — сказала я с чувством.
Дамиан протягивал ко мне руки как ребенок, обжегший пальцы. Даже не понятно, что было хуже — ужас на его лице или почти безнадежный взгляд.
Я замотала головой.
— Нет, — сказала я тихо. И повторила громче, тверже: — Нет.
— Тебе это не остановить, — сказал Ашер.
А Дамиан смотрел на свои чернеющие руки, пораженный тихим ужасом.
— Помогите. — Он посмотрел на меня.
А я глядела на него, малейшего понятия не имея, что делать.
— Что мы можем сделать? — спросила я.
— Анита, ты привыкла врываться на белом коне и обращать поражение в победу, — сказал Ашер, — но есть битвы, которые нельзя выиграть.
Дамиан упал на колени, не отрывая взгляда от собственных рук. Он разодрал на себе рубашку, отбросил лохмотья рукавов. Гниение прошло половину пути до локтей. Отвалился и упал на пол ноготь, хлынуло что-то черное и мерзкое. Снова вернулся запах, сладковатый и липкий.
— Однажды я залечила Дамиану порез на лице, — вспомнила я.
Он вроде как рассмеялся — очень горьким звуком.
— Анита, это не порез от бритья. — Он поднял на меня глаза. — Это даже ты не залечишь.
Я встала перед ним на колени, потянулась взять его за руки. Он отдернулся:
— Не трогай!
Я положила ладони на его руки. Кожа была почти горячей на ощупь, будто порча кипела внутри и выступала наружу. И еще эта кожа была мягкой; если нажать, останется ямка, как на гнилом яблоке.
У меня перехватило горло.
— Дамиан, я... мне очень жаль. — Видит Бог, это слово не могло передать моих чувств. Тысяча лет «жизни», и он отдал их ради меня. Он бы не взял на себя такой риск без моей просьбы. Здесь моя вина.
Взгляд его был полон благодарности — и боли. Он осторожно высвободил руки, стараясь не слишком на них давить. Кажется, мы оба опасались, что мои руки провалятся в его плоть сквозь кожу.
Лицо его исказилось страданием, тихий стон вырвался из губ. Я вспомнила крики Натэниела, как это больно.
Концы пальцев Дамиана лопнули как перезрелые плоды, на пол хлынуло что-то черное и зеленое, брызнув мне на рукав. Запах усиливался тошнотворными волнами.
Я не стала стирать капли с руки, хотя и хотела. Хотела прихлопнуть их с визгом, как пауков. В голосе у меня прорвалось напряжение, которое я пыталась не выразить на лице.
— Я должна хоть попробовать тебя исцелить.
— Как? — спросил Ашер. — Даже ты, как, с чего ты можешь начать?
Дамиан испустил тихое хныканье. Тело его содрогнулось, лицо опустилось вниз, шея задергалась, и он завопил — без слов, без надежды.
— Как? — снова спросил Ашер.
— Не знаю! — Я тоже начала вопить.
— Только его мастер, который поднял его из могилы, имел бы шансы его вылечить.
Я посмотрела на Ашера:
— Однажды я подняла его из гроба. Это было случайно, но он ответил на мой зов. Я удержала его... душу или что оно там было, не дала покинуть тело. Мы связаны — как-то связаны.
— А как ты вызвала его из могилы? — спросил Ашер.
— Некромантией, — ответила я. — Я некромант, Ашер.
— О некромантии я ничего не знаю.
Запах накатывал сильнее. Я уже дышала ртом, но от этого запах только жег горло. На Дамиана я почти боялась смотреть. Я повернулась медленно, будто персонаж фильма ужасов, когда у него за спиной стоит чудовище и боишься смотреть, потому как знаешь, что навек лишишься рассудка. Но есть вещи похуже любого кошмара. Гниль поднялась выше локтей. На кистях рук выступили обнаженные кости. Вонь отогнала прочь всех, кроме нас троих. Я осталась стоять на коленях в эманации гниения от тела Дамиана. Ашер стоял близко, но лишь я была на расстоянии прикосновения.
— Если бы я была его мастером, что мне надо было бы делать?
— Ты бы стала пить его кровь, забирая в себя порчу, как сделали мы для Натэниела.
— Я не знала, что вампиры питаются друг от друга.
— Не для еды, — сказал Ашер. — Есть много причин делиться кровью. Еда — это лишь одна из них.
Я глядела на Дамиана, на черноту, разливающуюся по его телу, как тушь. Просто видно было, как она плывет под кожей.
— Все равно я не могу выпить его порчу, — сказала я.
— Но мог бы я, — выдохнул Дамиан сквозь стон боли.
— Нет! — выкрикнул Ашер и угрожающе шагнул к нам. Его сила хлестнула наружу как бич.
Дамиан вздрогнул, но не отвел глаз от второго вампира и протянул к нему руки умоляющим жестом.
— В чем дело? — спросила я, глядя то на одного, то на другого.
Ашер замотал головой, на лице его читался гнев, но ничего иного. На моих глазах лицо его стало гладким и непроницаемым. Он что-то скрывал.
— Ну нет, — произнесла я, вставая. — Ты мне скажешь, что имел в виду Дамиан.
Все молчали.
— Говори! — крикнула я в лицо Ашеру.
Он лишь глядел на меня, и лицо его было бесстрастным и пустым, как кукольное.
— Черт вас всех побери, кто-нибудь мне скажет, как он может выпить порчу из самого себя?
— Если... — начал Дамиан.
— Нет! — прервал его Ашер, выставив палец в его сторону.
— Ты мне не мастер, — возразил Дамиан.
Я должен ответить.
— Ашер, заткнись. Заткнись к такой матери и дай ему сказать.
— Ты хочешь, чтобы она всем рискнула ради тебя?
— Это не обязательно должна быть она, — выдохнул Дамиан. — Просто кто-то, в ком не только человеческая кровь.
— Говори быстрее, — приказала я.
Дамиан заговорил лихорадочным шепотом, полным страдания:
— Если я бы попил крови кого-то достаточно... сильного, я мог бы... — Он вздрогнул, борясь с болью, потом закончил вдруг ослабевшим голосом: — Мог бы вкусить достаточно силы, чтобы... исцелиться.
— Но если тот, кто даст кровь, не будет достаточно силен, чтобы мистически принять порчу в себя, он умрет, как умирает сейчас Дамиан, — предупредил Ашер.
— Извините, — заявил Джейсон, — но меня не считайте.
— И меня, — добавил Зейн.
Джемиль в углу лишь покачал головой. Черри упала на колени возле кровати. Она ничего не сказала, только смотрела огромными глазами. Я повернулась к Ашеру.
— Это буду я. Я не могу никого просить взять на себя такой риск.
Ашер схватил меня сзади за волосы движением таким быстрым, что я даже не успела его заметить, и повернул лицом к Дамиану.
— Вот такой смертью ты хочешь умереть, Анита? Вот такой? Вот такой?
Сжав зубы, я сказала:
— Ашер, отпусти. Немедленно!
— Он прав. — Голос Дамиана превратился в еле слышный шепот, я даже удивилась, что его услышала. — Ты можешь вылечить меня, но сама... погибнуть.
Гниль разошлась по его рукам и ползла под ключицы враждебной силой. Бледная грудь пылала, и видно было, как трудно колотится сердце — я его слышала у себя в голове, как второй пульс. У вампиров не всегда бьется сердце, но сейчас оно билось.
Мне было так страшно, что противный металлический вкус стоял во рту. Пальцы ныли от желания броситься наутек. Не могла я стоять и смотреть, как Дамиан превращается в вонючую лужу, и какая-то часть сознания вопила, призывая бежать без оглядки. Бежать туда, где не надо будет смотреть, и уж тем более не надо будет терпеть прикосновение этих гниющих рук.
Я мотнула головой и посмотрела на Дамиана — не на гниющую плоть, а на его глаза, в его лицо. В эти сверкающие зеленые глаза, искры изумрудного огня. Какая-то злая ирония была в том, что он гнил заживо, и то, что оставалось от него, становилось самым красивым. Кожа у него была как слоновая кость с глубинным светом, будто у драгоценного камня. Волосы стали светиться, как шлифованные рубины, а глаза, эти изумрудные глаза... Я смотрела на него, заставляла себя на него смотреть, заставляла себя его видеть.
Убрав в сторону волосы, я подставила шею.
— Давай.
Я уронила руку, и волосы снова скрыли шею.
— Анита...
— Давай, Дамиан. И быстрее, пока у меня духу хватает.
Он подполз ко мне, убрал волосы обугленной рукой, из которой торчали кости. На плече у меня остался густой и тяжелый след; я почувствовала, как что-то сползает по спине, скользкое, как улитка. Тогда я сосредоточилась на слабом сиянии его кожи, чуть искаженном изгибе носа, там, где сотни лет назад перелом нарушил совершенство профиля.
Но этого было мало. Я отвернула голову в сторону, чтобы он не трогал меня больше необходимого. Увидев, как напряглась его голова перед ударом, я закрыла глаза. Остро вонзились иглы, и лучше не стало. Дамиан не был настолько силен, чтобы подчинить меня глазами. Магии, чтобы снять боль, не было.
Губы Дамиана сомкнулись на ране, и он стал сосать. Я подумала, что стоит, быть может, попытаться и вдвинуть в него свою силу или опустить заслоны и впустить его в эту силу, дать ему выпить ее. Но почти сразу, как его зубы прокололи мне кожу, что-то между нами вспыхнуло — сила, связь, магия. От нее у меня все волоски на теле встали дыбом.
Дамиан свернулся в клубок передо мной, наши груди прижались друг к другу, и сила накрыла нас волной, от которой по комнате прошел вздох. Я отстранение поняла, что это ветер и что он исходит от нас. Ветер, созданный холодным прикосновением вампира и морозным дыханием некромантии. Ветер, возникший из нас.
Дамиан присосался к моему горлу, как младенец. Сила унесла боль, превратила ее во что-то иное. Я чувствовала губы Дамиана у себя на горле, чувствовала, как он глотает мою кровь, мою жизнь, мою силу. Я собрала ее всю и вдвинула в него, залила в него вместе со своей кровью.
Я представила себе его кожу, нетронутую и безупречную. Я ощущала силу, текущую по его телу вниз. Я чувствовала, как мы отталкиваем чужое, как оно уходит из нас, не на пол, а сквозь пол, вниз, в землю. Мы его изгоняли, избавляли себя от него. Его больше не было.
Мы двое, стоя на коленях, купались в силе. Ветер бросал волосы Дамиана мне в лицо, и я знала, что этот ветер — мы.
Первый отпрянул Дамиан, расплескав между нами обрывки силы, как осколки сна.
Он стоял передо мной на коленях, подняв руки к моему лицу. Они зажили, и под остатками этой черной слизи была здоровая кожа. И выше тоже, до локтей, до плеч. Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня. Сила еще была с нами. Она заливала нас, выливалась изо рта Дамиана струёй обжигающей энергии. Я отодвинулась от поцелуя и сумела сесть.
— Анита.
Я посмотрела на Дамиана.
— Спасибо тебе.
— Всегда пожалуйста.
— А теперь, — сказал Ашер, — кажется, время всем идти в душ.
Он встал. Брюки у него были покрыты черной слизью. И на руках у него она была, хотя я не помнила, чтобы он трогал лежащего на полу Дамиана.
Я ощущала эту дрянь у себя на спине, там, где дотрагивался до меня Дамиан. Штаны тоже ею пропитались снизу до колен. Надо будет сжечь эту одежду или хотя бы выбросить. Вот поэтому-то я и возила с собой в джипе комбинезон — чтобы надевать при осмотре места преступления и при подъеме зомби иногда. Конечно, я не ожидала влипнуть в такую грязь, даже не выходя из домика.
— Душ — это прекрасно, — ответила я. — Давай ты первый.
— Я бы предложил, чтобы первой пошла ты. Горячий душ — это потрясающая роскошь, но для нас с Дамианом это именно роскошь, а не необходимость.
— Верно замечено.
У меня волосы слиплись от этой слизи, но до головы она не дошла.
Я все говорила про себя «она», «слизь», отталкивая от себя факт, что это разложившееся тело Дамиана заляпало пол. Иногда от таких ужасов невозможно не дистанцироваться. Точно так же жертвы называются «труп» или «тело», но не «он» или «она». Когда отскребаешь от рук куски кого-то, кого ты любила, нельзя об этом думать в иных словах. Иначе с воплем побежишь куда глаза глядят. Так что я была покрыта черно-зеленой «дрянью».
Тщательно вымыв руки, чтобы можно было покопаться в чемодане, не пачкая вещи, я выбрала джинсы и тенниску. За мной появился Ашер, и я оглянулась на него.
— Что еще? — спросила я и сама услышала, насколько это было грубо. — То есть что еще случилось?
Ашер вознаградил меня улыбкой:
— Сегодня ночью мы должны встретиться с Колином.
— О да, — кивнула я. — Он у меня точно на сегодня записан в балльной карточке.
Ашер снова улыбнулся и покачал головой:
— Мы не можем его сегодня убить, Анита.
— То есть как? — уставилась я на него. — Не можем, потому что это трудно, или не можем, потому что не имеем права?
— И то, и другое скорее всего, но второе — точно.
Я встала.
— Он прислал Натэниела к нам подыхать.
Я уставилась в чемодан, не видя, просто не желая поднимать глаза. Вокруг ногтей у меня остались черные полоски, которые не удалось отмыть. Был момент, когда между нами прорвалась сила, и тогда я поняла, что все получится, но до того... Я старалась, очень старалась не думать, что могло бы быть. И только когда я пошла отмывать руки, меня затрясло. Пришлось посидеть в ванной, пока руки не успокоились. Страх удалось обуздать, и остался только гнев.
— Я думаю, Анита, никто не должен был умирать. Я считаю, это был тест.
— Тест на что?
— Насколько у нас много силы на самом деле. Это даже был своего рода комплимент. Он бы ни за что не заразил Натэниела, если бы считал, что у нас не будет надежды его спасти.
— Почему ты так уверен?
— Потому что убить pomme de sang другого мастера вампиров — смертельное оскорбление. Войны начинались из-за меньшего.
— Но он знает, что, если мы начнем войну, Совет откроет на нас охоту.
— И вот почему мы не можем его убить. — Ашер поднял руку, предупреждая мое возражение. Я закрыла рот. — Последний мастер, которого ты убила, непосредственно угрожал твоей жизни. Ты его убила, чтобы спастись. Самооборона разрешена. Но Колин не применял насилия против нас лично.
— То, что он сделал, чертовски к этому близко, Ашер.
Он грациозно кивнул:
— Oui.
— Значит, если мы его убьем, Совет ворвется в город и нас замочит начисто.
Едва заметная морщинка легла у него между глаз.
Кажется, он этого сленга не понял.
— Они нас убьют.
Я встречала некоторых членов Совета, и знала, что Ашер прав. У Жан-Клода есть в Совете враги, и у меня тоже. Нет, не стоит давать кошмару рода вампиров повод приезжать в Сент-Луис и нас давить.