Эйб споткнулся, едва меня не уронил; Гален успел перехватить и со мной на руках рванулся к двери — все вокруг только мелькнуло цветными пятнами. Я даже не заметила, открыл он дверь или прошел насквозь — летел он так, что никакая дверь бы не удержала. Так или иначе, а мы оказались по ту ее сторону. Гален нес меня по коридору на руках, как ребенка или как невесту от алтаря, подальше от двери и шума боя.
      Галеном мне командовать проще, чем другими, и я хотела приказать ему остановиться, но не знала, что происходит. Что если останавливаться никак нельзя? Что если мои любимые уже отдали жизнь ради моего спасения, а я остановлюсь, и их жертва окажется бесполезной? Вот в такие моменты я готова что угодно отдать, только бы не быть принцессой. Слишком много приходится решать, слишком много ситуаций, когда победить нельзя и приходится выбирать между поражением и поражением.
      Гален дал мне встать на пол, но не отпускал моей руки, словно подозревал, что я побегу обратно. Он нажал кнопку лифта, загудел мотор за дверью. Нет, не смогу я уйти. Я вдруг поняла, что не войду в лифт, когда откроется дверь. Не могу я их бросить. Не могу сбежать, не зная, что с ними, не ранен ли кто и насколько тяжело.
      Я шагнула назад, потянув Галена за руку. Он глянул на меня чуть расширенными зелеными глазами. На бледной шее над галстуком и воротничком рубашки, надетой по настоянию адвокатов, еще колотилась жилка. Я качнула головой.
      — Мерри, нам надо уходить. Я должен обеспечить твою безопасность.
      Я просто покачала головой и потянула его за руку — к дверям, которые закрылись за нами, а может, и не открывались вовсе. Не могла я припомнить, как они открывались, и чем больше думала, тем хуже помнила. Наверное, Гален и правда прошел сквозь дверь. Невозможно, особенно за пределами волшебной страны. Невозможно, но ведь случилось?
      Открылись двери лифта. Гален шагнул внутрь, но я осталась на месте, держа его за протянутую руку.
      — Мерри, прошу тебя, — сказал он. — Нельзя тебе обратно.
      — Уйти мне тоже нельзя. Если я хочу стать королевой, мне нельзя убегать. Править двором фейри — значит быть еще и воином. Я должна уметь драться.
      Он потащил меня в лифт — я уперлась рукой в стенку.
      — Ты смертная! — воскликнул он. — Ты умереть можешь!
      — Умереть все могут, — возразила я. — Сидхе больше не бессмертны. Ты это знаешь не хуже меня.
      Он подставил руку в начавшую закрываться дверь:
      — Зато убить нас тяжелей, а ты уязвима, как человек. Я не пущу тебя в ту комнату, Мерри.
      У меня была секунда понять, что миг сейчас решающий. Буду я королевой или марионеткой?
      — Не пустишь? Гален, либо я правлю, либо нет. То и другое одновременно не пройдет.
      Я высвободила руку, он отпустил ее, не сопротивляясь. И смотрел на меня так, будто впервые видит.
      — Ты туда правда пойдешь? Мне тебя не уговорить, разве только на плечо закинуть и унести?
      — Не уговорить и не унести.
      Я пошла обратно по длинному коридору, по которому мы только что бежали сюда.
      Гален пошел следом за мной. Расстегнув пуговицу пиджака, он достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя и дослал патрон.
      Я потянулась рукой за спину и достала мой собственный пистолет из удобной боковой кобуры. У меня был новый «Леди Смит» вместо того, который отобрал Дойль, когда еще не служил мне. Я к этой модели привыкла, да и полицейские ее часто берут в качестве запасного пистолета. Чаще мужчины, как ни странно, потому что разрабатывалась она для женщин. Даже есть вариант с рукояткой розового цвета. Но и с черной или стальной рукояткой это хороший пистолет, и к тому же мне знакомый. Мне не удалось его вытащить так изящно, как Галену — это потому что у меня новая кобура и пистолет тоже новый. Для изящества практика нужна. Но если Таранис и правда спятил, практики мне может хватить с избытком.

      Открылись двери соседнего лифта, из них вышел охранник, а следом — медики «Скорой» с каталкой и чемоданчиками, еще двое тоже с каталкой и с какой-то аппаратурой, и еще охранник — замыкающим.
      Медики не знали, куда идти, и охранник показал на дверь справа — конечно, ту самую, из которой мы вышли. У меня сердце прыгнуло к горлу. Кто же ранен?
      Женщина-врач поглядела на наши пистолеты. Я машинально набросила гламор на руку — теперь пистолет казался маленькой сумочкой. Женщина нахмурилась, встряхнула головой и пошла следом за коллегами.
      — Миленькая сумочка, — прошептал Гален.
      Я глянула на его руку и увидела букетик цветов. Даже мне он показался настоящим.
      Охранник нас узнал — во всяком случае, меня узнал.
      — Принцесса, я не могу вас впустить, пока там не будет безопасно. Полиция уже едет.
      — Разумеется, — сказала я. Я не собиралась с ним спорить. И врать не стала. Я просто пройду в дверь прямо за ними, и все.
      Охрана вызвала полицию и «Скорую». Что же там стряслось, во имя Дану?
      Дверь закрылась за каталкой, и мы с Галеном шагнули вперед. Ему ничего не надо было говорить: я приняла решение и он подчинился. Бывают минуты, когда мне только это от моих мужчин и нужно.
      Гален открыл дверь, прикрывая меня собой на всякий случай. Если бой еще идет, он оттолкнет меня назад. Но он, как и я, наверняка решил, что если б бой еще не кончился, медиков заставили бы ждать приезда полиции, а не провели внутрь.
      Гален помедлил немного. Внутри слышались голоса — испуганные, или спокойные, или слишком громкие. Голос Эйба сказал:
      — Клянусь Богиней, лучше б я не трезвел!
      — Сейчас болеутоляющее вколем, — отозвался женский голос.
      Я толкнула Галена в спину: я хотела видеть. Он вздохнул так глубоко, что даже вздрогнул, потом шагнул за дверь и открыл мне обзор.
      Почти у самой двери на животе лежал Эйб, вокруг него суетились медики. Длинные волосы они убрали в сторону, на спине у стража видны были ожоги. Рука власти Тараниса прожгла насквозь пиджак и рубашку вплоть до самой кожи.
      К нам подошел охранник в синей форме:
      — Прошу вас подождать приезда полиции в другом помещении, принцесса.
      Биггс, с подпалиной на рукаве дорогого костюма, поддержал его:
      — Прошу вас, ваше высочество. Здесь мы не можем гарантировать вашу безопасность.
      Я глянула на громадное зеркало. Оттуда слышались крики Тараниса, но видно его не было. Он кричал:
      — Пустите меня! Я ваш король! Не смейте ко мне прикасаться!
      Прямо посередине зеркала стоял придворный Благого двора — Хью Беленус. Сэр Хью, вообще-то, но он не так кичится титулами, как заведено у Благих. Кроме прочего, он состоит офицером личной гвардии Тараниса. При Благом дворе — не то что у нас — все гвардейцы мужчины. Даже королеве гвардия из женщин не полагается. Раньше я как-то не замечала, что у Хью и у короля есть общая черта: длинные волосы Беленуса тоже цвета пламени. Только не закатного солнца, как у Тараниса, а живого огня: красные, желтые, оранжевые пряди.
      Рис и Мороз стояли перед зеркалом и говорили с Хью. А Дойль где? Почему его с ними нет? Я шагнула вперед и за суетой юристов и охранников разглядела еще одну группу медиков и раненого на каталке. Это был Дойль — неподвижный. Одежда на нем была порвана в клочья — словно когтистой лапой. Мир внезапно сузился — стены комнаты сворачивались в трубу, туже и туже, — и вот я уже ничего не видела, только Дойля. Мне стало не до зеркала, не до Хью, не до Тараниса, наконец так зарвавшегося, что ему уже не скрыть от других сидхе, что он натворил. Остался только тот, кто неподвижно лежал на носилках. И ничего больше.
      Гален стоял рядом со мной, держа рукой за локоть. Не знаю, вел он меня вперед или отдергивал назад, но я оказалась у каталки, стояла и глядела на длинное мускулистое тело моего Мрака. На Дойля, который выиграл тысячу битв еще до моего рождения. На Дойля, который казался вечным, как стихия, чье имя он носил. Нельзя уничтожить мрак — он останется всегда.
      Одежда у него вовсе не была порвана, она была сожжена, как у Эйба. Просто ожоги на его черной коже не были так заметны, как на белой коже Эйба, но теперь я видела широкие отметины на груди и плече. И еще лицо — половина лица была перевязана, от лба до подбородка. Если медики перевязали вначале лицо, значит, оно обожжено сильнее, чем грудь. На животе у Дойля лежал пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, гибкая трубка от него тянулась к руке, к иголке, закрепленной пластырем.
      Я глянула на медиков:
      — Он…?
      — Если не разовьется шок, опасности для жизни нет, — ответил один из врачей, а потом они развернули каталку к дверям. — Но его надо срочно в ожоговое отделение.
      — Ожоговое отделение, — повторила я. Я словно отупела.
      — Нам надо спешить, — сказал второй участливо, видя мое потрясение.
      Возле меня оказался Рис.
      — Мерри, ты нужна нам у зеркала. С ними пойдет Гален.
      Я помотала головой.
      Рис схватил меня за плечи и развернул к себе, оторвал от Дойля.
      — Нам нужна сейчас королева, а не любовница Дойля. Так что, нам самим справляться, или ты возьмешь себя в руки?
      Меня окатило жаркой злостью. Я чуть не заорала: «Как ты смеешь!», но в ту же секунду раздался вопль Тараниса: «Как ты смеешь прикасаться к королю!». Я проглотила слова, только с выражением лица ничего сделать не удалось.
      — Мерри, мне жаль. Мне жаль больше, чем можно вообразить, но ты нам нужна. Прямо сейчас.
      Сдавленным, жарким от злости, но очень сдержанным голосом я сказала:
      — Позвони домой. Пусть в больницу поедет целитель, или даже оба. — Я кивнула сама себе, злость начала проходить при мысли, что я так и не знаю, насколько тяжело пострадали Дойль и Эйб. — Да, оба.
      — Я позвоню. Но ты нужна Морозу.
      — Понимаю, — кивнула я.
      Рис поцеловал меня в лоб. Я удивленно подняла глаза. Он достал из кармана сотовый.
      — Поезжай с ними в больницу, — сказала я Галену.
      — Я обязан быть при тебе.
      — Ты обязан быть там, где я прикажу. Иди. Пожалуйста, Гален, времени нет.
      Он колебался долю секунды, потом кивнул — едва ли не поклонился, — и побежал за быстро едущей каталкой. Я не успела поцеловать Дойля на прощанье. Нет, никакого прощанья! Он сидхе, один из величайших чародеев и воинов страны фейри. Он не умрет от ожогов, пусть даже магических. Разум мне удалось убедить, но в глубине души оставалось темное, тесное местечко, на которое не действовала логика. Там царил только страх.
      Я заставила себя пойти к Морозу. Шаг за шагом. В руке у меня все еще был пистолет — пусть под гламором, но концентрация у меня ни к черту. Что, если Благие его увидят? Мне есть разница? Нет. А должна быть? Наверное.
      Я откинула полу жакета, чтобы сунуть пистолет в кобуру. На ходу не удалось, пришлось остановиться, но я его убрала. В основном потому, что если Таранис вырвется от своих стражей и появится в зеркале, я с собой не справлюсь. Я в него выстрелю, а это плохо. Неважно, насколько легче мне станет на минуту: я принцесса и хочу стать королевой, а значит, мне нельзя подчиняться порывам. Слишком дорого они обходятся, как доказывает сегодняшняя беда. Чертов Таранис. Чтоб он провалился! Почему он не отрекся давным-давно?
      Я глубоко и неровно вздохнула. Меня мутило от эмоций, которым нельзя было дать выхода. Идя к Морозу и зеркалу с сэром Хью, я молила Богиню не дать мне сломаться на глазах у Благих. Андаис печально прославилась вспышками гнева, а сейчас Таранис продемонстрировал еще меньшее самообладание. Я шла к зеркалу и молилась, чтобы мне хватило сил быть правителем, который сейчас необходим. Молилась, чтобы не взорваться или не сблевать. Нервы, это просто нервы. О Богиня, пусть только с Дойлем все будет хорошо!
      Едва я попросила о том, чего хотела всем сердцем, мне стало спокойней. Да, мне хотелось быть хорошей королевой. Хотелось показать Благим, что я не такая сумасшедшая, как мои тетя с дядей, но если совсем честно, то гораздо больше того и другого значил для меня мужчина, которого только что увезли на каталке.
      Королевы так думать не должны. Так думают женщины, а быть королевой — значит прежде всего быть королевой, а все остальное потом, в свободное время. Так меня учил отец. Учил до того, как его убили. Я отбросила неуместную мысль и подошла к Смертельному Морозу.
      Я буду королевой, как учил меня отец. Дойль говорил мне, какой я могу и должна быть — и ему не придется за меня краснеть.
      Я выпрямилась до последнего дюйма своего небольшого роста. Трехдюймовые каблуки оказались не лишними, хотя рядом с высоченным Морозом я все равно казалась былинкой.
      Но я стояла и выполняла долг, и горек был этот долг, как пепел.

      Сэр Хью Беленус низко поклонился. При этом стало видно, что огненная грива была поутру заплетена в искусную косу, а теперь из ее остатков там и сям свисали жженые ленты. Когда он выпрямился, оказалось, что перед его камзола вместе с двумя нижними рубахами прожжен до самой кожи бледно-золотистого цвета. Одежда была прожжена и начисто испорчена, но тело под ней казалось невредимым.
      — В последние минуты сэр Хью заслонил нас от Тараниса, — сказал Мороз. — Он встретил удар, предназначавшийся Аблойку.
      — Что же мне на это сказать? — спросила я совершенно спокойным на слух голосом. Само его спокойствие меня потрясло. Тоненький голосок удивился у меня в голове, как мне удается говорить так спокойно. Выучка? Или шок?
      — Если бы сэр Хью не принадлежал к старейшим из сидхе, ты могла бы поблагодарить его за то, что он рисковал собой ради спасения твоих воинов.
      Я посмотрела на Мороза. Посмотрела прямо в серые глаза и увидела в них отражение нагого дерева на заснеженной равнине — словно его радужки превратились в крошечные шары со снегом. Такие глаза у него бывали только на пике магии или на пике тревоги. Раньше у меня всякий раз кружилась голова, когда я смотрела в иномирные глаза Мороза. А сегодня они меня успокаивали. Сегодня в них была ледяная сила зимы, холод, который оберегает, который не дает эмоциям выесть тебя изнутри. И я поняла, что помогло Морозу пережить злобные издевки королевы. Он обращался к холоду внутри себя.
      Я тронула его за руку, и мир стал чуточку надежней. По равнине в глубине его глаз что-то двигалось — что-то белое и быстрое. Мороз склонился меня поцеловать, и в глазах у него на миг мелькнул силуэт оленя. Поцелуй был целомудренный, но это нежное прикосновение дало мне понять, что Мороз знает, чего стоит мне спокойствие. Он знал, что значит для меня Дойль, знал, что значит он сам, и чего не значит — знал тоже.
      Держа Мороза за руку, я повернулась к зеркалу.
      Сэр Хью сказал:
      — Я видел грезу среди бела дня. За вами, точно за вашими спинами, призрачным видением прошел белый олень.
      — Когда ты в последний раз грезил наяву? — спросил Мороз.
      Хью моргнул черными глазами, но в их черноте я видела оранжевые искры и сполохи, как на углях неостывшего костра.
      — Давно.
      — Ты как будто не удивлен своим видением, сэр Хью, — сказала я.
      — На озеро у нашего холма спустились лебеди. Лебеди с золотыми цепями на шеях. А впервые — впервые за все время, что мы живем в этой стране — они пролетели у нас над головами в ночь твоей битвы с Дикой охотой.
      Из-за наших спин послышался небрежный голос Риса:
      — Осторожней со словами, Хью. У нас тут законников полно.
      Рис встал рядом со мной, но не попытался взять за руку.
      — Да, наш король выбрал на редкость неудачный момент показать нелучшую свою сторону.
      — Неудачный момент, — повторила я, не скрывая сарказма. — Какая мягкая характеристика случившегося.
      — Других выражений я позволить себе не могу, принцесса, — сказал Хью.
      — Это оскорбление не пройдет незамеченным, — все тем же ровным голосом сказала я.
      — Если бы я видел перед собой Королеву Воздуха и Тьмы, я бы готовился к войне или к личному поединку двух монархов. Но я слышал, что принцесса Мередит Ник-Эссус — создание более уравновешенное, чем ее тетушка или ее дядюшка.
      — Уравновешенное создание? — переспросила я.
      — Уравновешенная женщина, если пожелаешь. — Хью еще раз низко поклонился. — Я не желал нанести оскорбление, принцесса. Прошу, не обижайся на неловкий выбор слов.
      — Я постараюсь не принимать ничего на свой счет, кроме тех оскорблений, которые наносятся намеренно.
      Хью выпрямился, стараясь не показывать тревогу на красивом лице с аккуратной бородкой и усами. Когда-то Хью был богом огня, а огненные божества не обладают спокойным темпераментом. Божества стихий как будто перенимают свойства своей стихии. Я это наблюдала уже у Мистраля, бога бурь.
      — А я, — сказал Хью, — приложу все усилия, чтобы их не нанести.
      Сзади прозвучал голос Нельсон:
      — Как вы можете? Так… так спокойно?! Вы что, не видели? Ваших любовников унесли на носилках!
      В голосе звучали истеричные нотки, которые обещали настоящую истерику впереди. Ее тут же принялись успокаивать — я не слушала. Пусть только молчит и остается от меня подальше. Мне уже все равно. Никто не будет обвинять моих мужчин в насилии над леди Кейтрин. Потому что стоит Благим начать грубую игру, мы их закопаем за то, что натворил Таранис. У нас в свидетелях несколько лучших юристов страны. Если бы не состояние Дойля и Эйба, все было бы просто здорово.
      Открылась дверь и вошли еще медики. Прибыла полиция. Вот не знаю, почему они так долго добирались — может, мне просто чувство времени отказывает. Так бывает от потрясения. И на часы смотреть бесполезно, потому что я не смотрела на них раньше. Насколько я могла судить, прошло всего несколько минут. Наверное, они просто показались очень долгими.
      — Как мы поступим с этим инцидентом, сэр Хью? — спросила я.
      — Замолчать его не удастся, — ответил он. — Слишком много здесь людей, да и в больнице твоих стражей многие увидят. Благому двору предстоит крупнейший скандал за все время, что мы живем в Америке.
      — Король будет все отрицать, — сказала я. — Он попытается любым способом объявить виноватыми нас.
      — Он не прибегает к «правде в человеческом понимании» с тех пор, как ты освободила дикую магию, принцесса Мередит.
      — Не вполне понимаю, сэр Хью. Не объяснишь?
      — Я говорю настолько прямо, насколько я осмеливаюсь судить своего короля. Когда ты выпустила на волю дикую магию, она пробудила… — Он поискал слово. — …некоторых созданий. Тех, которые недобры к клятвопреступникам или… к другим.
      — Дикой охоты боятся клятвопреступники и лжецы, — сказал Мороз.
      — Это твои слова, не мои, — отозвался Хью.
      — Давненько я не слышал такой словесной эквилибристики от сидхе Благого двора, — заметил Рис.
      Хью улыбнулся:
      — Ты и при дворе давно не бывал.
      — А вы знали, что творит Таранис? — спросила я.
      — У нас были подозрения, что король не вполне здоров.
      — Как вежливо. Как осторожно, — сказала я.
      — Но правдиво, — ответил Хью.
      — Что случилось еще, что ты так осторожен, огненный лорд? — спросил Рис.
      — Для такой беседы лучше выбрать не такое людное место, бледный лорд.
      — Не стану спорить, — ответил Рис.
      Я начинала думать, что Рис и Хью знакомы куда лучше, чем я представляла.
      — Так что мы станем делать сейчас, сию минуту? — спросила я.
      — Я всего лишь скромный придворный, — сказал Хью. — Во мне не течет королевская кровь.
      — Что ты хочешь сказать?
      — Что не только у людей есть законы. — Хью уставился на меня черно-оранжевыми глазами. Он словно старался мне что-то сказать, не произнося вслух.
      — Благие никогда на это не пойдут, — сказал Рис.
      — На что? — спросила я, переводя взгляд с одного на другого.
      — Король недавно вышел из себя, разгневавшись на служанку, — сообщил Хью. — И между ним и мишенью его гнева встала громадная зеленая собака.
      — Ку Ши, — выдохнула я.
      — Да, Ку Ши. После долгих лет зеленые псы страны фейри снова с нами, снова защищают тех, кто нуждается в защите. Собака не дала королю ударить девушку. Бедняга испугалась еще больше, думала, что ей достанется еще и за собаку, но король при виде пса растерял гнев.
      Я вспомнила собак, появившихся в ночь Дикой охоты. Той ночью сырая магия заполнила все вокруг. Из ниоткуда взялись огромные черные псы, и стоило кому-то к ним прикоснуться, они превращались в других собак, собак из легенд. Одна Ку Ши побежала прямо к холму Благих.
      — Вот интересно, кого эта Ку Ши считает хозяином — или хозяйкой, — подумала я вслух.
      — Если применить тот закон, — сказал Рис, — в твоем дворе начнется гражданская война, Хью.
      — Возможно, настало время для некоторого гражданского неповиновения, — ответил Хью.
      — Что за закон? — спросила я.
      Рис повернулся ко мне.
      — Если монарх неспособен править, благородные сидхе его двора могут объявить его недееспособным и заставить отречься от трона. Андаис этот закон у себя отменила, а Таранис не позаботился. Слишком был уверен во всеобщей любви.
      — И что из этого? — спросила я. — Хью затеет голосование и Благие выберут нового короля?
      Поворот событий неплохой — в зависимости от того, кого выберут.
      — Не совсем так, Мерри, — сказал Рис.
      — Она всегда такая скромная? — улыбнулся Хью.
      — Часто, — ответил Рис.
      — Что?! — поразилась я.
      Мороз сказал:
      — Благие сидхе никогда ее не примут как королеву.
      — Ты просто не знаешь, что у нас было, когда она выпустила магию. Голосование вполне может быть в ее пользу.