У меня в колледже был семестровый курс герпетологии. Будь эта змея футов восемь или меньше, я бы сказала, что это египетская ленточная кобра. Латинского названия я не могла бы вспомнить даже ради спасения собственной жизни.
      Женщина упала ниц на землю перед змеей. Символ повиновения змее. Ей богу. О Господи Иисусе!
      Женщина встала и начала танцевать, и кобра наблюдала за ней. Женщина стала живой флейтой, за движениями которой следовала эта близорукая тварь. Мне не хотелось видеть, что случится, если женщина собьется. Яд не успеет ее убить. Клыки были такого размера, что пронижут ее, как копья. Она умрет от шока и кровопотери куда раньше, чем начнет действовать яд.
      Что-то нарастайте на этом ринге. Я спинным хребтом ощутила напряжение магии. Должно ли было это волшебство сдержать змею, или вызвать ее, или это была сама змея? Была ли сила у нее самой? Я даже не хотела знать, что она такое. Она выглядела как кобра, может быть, самая большая в мире, но у меня не было для нее слов. Может быть, подошло бы слово "бог" с маленькой буквы, но это все равно было бы неточно.
      Я потрясла головой и отвернулась. Не хотела я смотреть это представление. Не хотела стоять в потоке мягко и холодно текущей магии. Если змея опасна, Жан-Клод держал бы ее в клетке. Верно? Верно.
      Я отвернулась от заклинательницы змей и самой большой в мире кобры. Я хотела поговорить с Жан-Клодом и свалить отсюда к чертовой матери.
      Дверной проем заполняла тьма. Вампирам свет не нужен. А ликантропам? Я не знала. Господи, сколько еще надо узнать. Жакет я расстегнула до конца, чтобы быстрее выхватить оружие. Хотя, честно говоря, если сегодня мне понадобится выхватывать оружие, да еще и быстро, то я по уши влипла.
      Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Нет смысла тянуть. Я прошла в дверь, в ждущую темноту, и не оглянулась. Не хотела смотреть, что происходит на ринге. Честно говоря, не хотела смотреть и на то, что в темноте. А выбор был? Вряд ли.
      6
      Комната была похожа на шкаф, перегороженный повсюду занавесями. И никого, кроме меня, в занавешенной тьме не было. Куда же девался Стивен? Был бы он вампиром, я бы поверила в исчезновение, но ликантропы не умеют растворяться в воздухе. Значит, здесь должна быть вторая дверь.
      Если бы эту комнату строила я, где бы сделала внутреннюю дверь? Ответ: напротив наружной. Я отвела занавес в сторону. И нашла дверь. Элементарно, дорогой Ватсон.
      Дверь была из тяжелого дерева, и на ней вырезаны какие-то цветущие лианы. Ручка была белая с розовыми цветочками посередине. Очень женственная дверь. Хотя нет правил, запрещающих мужчинам любить цветы. Совсем нет. Ладно, это сексистский комментарий. Простите, что подумала.
      Я не стала вытаскивать оружие. Видите, я еще не совсем впала в паранойю. Повернув ручку, я распахнула дверь. До самой стены. За ней никого не было. Уже хорошо.
      Обои были желтовато-белые с серебряным, золотым и бронзовым орнаментом. Какое-то неопределенно-восточное впечатление. А ковер на полу черный. Никогда не видела ковра такого цвета. Почти половину комнаты занимала кровать с балдахином, укрытая черными просвечивающими занавесками. От них она была трудно различима, туманна, как во сне. И кто-то спал на ней в гнезде из черных одеял и багряных простыней. Линия обнаженной груди выдавала, что это мужчина, но его лицо было, как саваном, покрыто волной каштановых волос. Все это было слегка нереально, будто он ждал, что сейчас вкатится кинокамера на тележке.
      У дальней стены стояла черная кушетка с разбросанными кроваво-красными подушками. И у последней стены - кресло на двоих от того же гарнитура. На кресле свернулся Стивен, на углу кушетки сидел Жан-Клод. Одет он был в черные джинсы, заткнутые в кожаные сапоги до колен, окрашенные густой, почти бархатной чернотой. На рубашке был высокий кружевной воротник, приколотый у шеи рубином размером с большой палец. Черные волосы его были достаточно длинны, чтобы рассыпаться по кружевам. Рукава были свободны и широки, сужаясь к запястьям, и по рукам тоже рассыпались кружева, из которых видны были только кончики пальцев.
      - Где вы берете такие сорочки? - спросила я.
      - Вам нравится? - улыбнулся он. Руки его ласкающе прошлись по груди, пальцы остановились около сосков. Это было приглашение. Я могла коснуться гладкой белой материи и увидеть, так ли мягки эти кружева, как кажутся.
      Я покачала головой. Не надо отвлекаться. Потом взглянула на Жан-Клода. Он глядел на меня своими синими, как небо в полночь, глазами. И ресницы у него тоже были как черное кружево.
      - Она хочет вас, Мастер, - сказал Стивен. - Я ее желание нюхом чую.
      Жан-Клод повернул только голову и посмотрел на Стивена.
      - Я тоже.
      Слова были безобидные, но то, что за ними угадывалось, уж никак. Голос его отдался в комнате, низкий и полный страшного обещания.
      - Я ничего плохого не хотел сказать, Мастер, ничего!
      У Стивена был перепуганный вид, и вряд ли можно его в этом упрекнуть.
      Жан-Клод снова повернулся ко мне как ни в чем не бывало. Лицо его снова стало приятно красивым, внимательным, заинтересованным.
      - Мне не нужна ваша защита.
      - О нет, я думаю, что нужна.
      Резко повернувшись, я обнаружила вампиршу у себя за спиной. Как открывалась дверь, я не слышала.
      Она улыбнулась мне, не показав клыков. Фокус, который умеют исполнять старые вампиры. Она была высока и стройна, кожа черная и волосы длинные, цвета черного дерева, до талии. Одета она была в багряные лайкровые мотоциклетные штаны, настолько тесные, что было видно отсутствие белья. Топ у нее был из красного шелка, и его удерживали тоненькие завязочки. Как верх облегающей пижамы. Туалет завершали красные босоножки на высоких каблуках и тонкая золотая цепь с одиноким бриллиантом. Все это вызывало в памяти слово "экзотика". Она хихикнула и улыбнулась мне.
      - Это угроза? - спросила я.
      Она остановилась передо мной.
      - Пока нет.
      В ее голосе был намек на какой-то другой язык. Что-то темное, с перекатывающимися шипящими согласными.
      - Хватит, - произнес Жан-Клод.
      Смуглая леди резко повернулась, и черные волосы взметнулись, как вуаль.
      - А, по-моему, нет.
      - Ясмин!
      Слово прозвучало низко и мрачно, с предупреждением.
      Ясмин рассмеялась - резким звуком бьющегося стекла. Она стояла прямо передо мной, загораживая от меня Жан-Клода. Она протянула ко мне руку, и я шагнула назад.
      Она улыбнулась достаточно широко, чтобы стали видны клыки, и снова потянулась ко мне. Я отступила, но она вдруг оказалась ко мне вплотную, быстрее, чем я могла моргнуть или вздохнуть. Ее рука вцепилась мне в волосы, отгибая шею назад. Пальцы ее скользнули по коже моей головы, другая рука держала меня за подбородок, и пальцы впились мне в лицо, как живая сталь. Я не могла шевельнуть головой, зажатой у нее в руках. Если не выхватывать пистолет и не стрелять в нее, ничего я сделать не могла. А насколько можно было судить по ее движениям, выхватить пистолет я бы ни за что не успела.
      - Вижу, почему она тебе нравится. Такая хорошенькая, такая деликатесная.
      Она полуобернулась к Жан-Клоду, почти подставив мне спину, но не выпуская моей головы.
      - Никогда не думала, что ты можешь так запасть на человеческую женщину.
      В ее устах это звучало так, будто я щенок с помойки.
      Ясмин повернулась ко мне, и я прижала ствол пистолета к ее груди. Как бы быстра она ни была, ей плохо придется, если я захочу. Я внутренним чувством могла определить, насколько стар вампир. Наполовину это было врожденное, наполовину созданное тренировкой. Ясмин была старой, старше Жан-Клода. Я могла бы ручаться, что она старше пятисот лет. Будь она новоумершей, пуля из современного оружия при выстреле в упор разнесла бы ей сердце, убила бы. Но ей пятьсот и она Мастер вампиров. Пуля может ее и не убить. Но может и убить, как знать.
      Что-то мелькнуло на ее лице: удивление и, быть может, только тень страха. Тело ее застыло, как статуя. Если она и дышала, я этого заметить не могла.
      Голос у меня был полупридушенный, но слова вполне различимы.
      - Очень медленно убери руки от моего лица. Обе руки положи на голову и переплети пальцы.
      - Жан-Клод, отзови свою женщину.
      - Я бы на твоем месте сделал то, что она говорит, Ясмин. - В его голосе явно слышалось удовлетворение. - Сколько вампиров вы убили, Анита?
      - Восемнадцать.
      Глаза Ясмин чуть расширились.
      - Не верю!
      - Ты вот во что поверь, сука: я нажму курок, и можешь прощаться с собственным сердцем.
      - Пули мне вреда не причинят.
      - С серебряной оболочкой - еще как причинят. Отвали от меня, немедленно!
      Она сделала, как я сказала. И стояла передо мной, переплетя длинные пальцы на голове. Я шагнула прочь от нее, не отводя дула от ее груди.
      - И что дальше? - спросила Ясмин. Улыбка все еще кривила ее губы. В темных глазах читался интерес - ситуация ее забавляла. Я не люблю, когда надо мной смеются, но когда свяжешься с Мастером вампиров, приходится кое-что спускать.
      - Можешь опустить руки, - сказала я.
      Ясмин так и сделала, но смотрела на меня по-прежнему так, будто у меня вторая голова выросла.
      - Где ты ее взял, Жан-Клод? У этой киски есть зубки.
      - Скажите Ясмин, как называют вас вампиры, Анита.
      Это подозрительно походило на приказ, но неподходящий был момент, чтобы ставить его на место.
      - Истребительница.
      Глаза Ясмин расширились, потом она улыбнулась, блеснув клыками как следует.
      - Я думала, ты повыше.
      - Меня это тоже иногда огорчает, - сказала я.
      Ясмин закинула голову назад и расхохоталась дико и резко, с истерическим оттенком.
      - А мне она нравится, Жан-Клод. Она опасна. Это как спать со львом.
      Она скользнула ко мне. Я подняла пистолет и направила на нее. Это не замедлило ее движений.
      - Жан-Клод, скажите ей, что я ее застрелю, если она не отстанет.
      - Я обещаю не причинять тебе вреда, Анита, Я буду очень ласковой.
      Она наклонилась ко мне, и я не знала, что делать. Она вела со мной игру, садистскую, но вряд ли смертельную. Можно ли ее застрелить только за то, что она мне докучает? Вряд ли.
      - Я слышу в воздухе жар твоей крови, тепло твоей кожи, как духи.
      Скользящей, раскачивающей бедра походкой она уже приблизилась ко мне вплотную. Я наставила на нее пистолет, и она рассмеялась. Потом прижалась грудью к дулу.
      - Такая мягкая, влажная, но сильная. - Я не знала, о ком она говорит - о себе или обо мне. Ни то, ни другое не было мне приятно. Она терлась маленькими грудями о пистолет, проводя сосками по дулу. - Лакомая и опасная.
      Последнее слово свистящим шепотом обдало мою кожу, как ледяной водой. Впервые я видела Мастера, который владел голосовыми фокусами Жан-Клода.
      Ее соски под тонкой тканью рубашки набухли и затвердели. Фу! Я отвела дуло вниз и отступила назад.
      - О Господи! Это все вампиры старше двухсот лет такие извращенцы?
      - Мне больше двухсот, - сказал Жан-Клод.
      - Аргумент в мою пользу, - сказала я.
      Из уст Ясмин пролилась тоненькая струйка смеха. Она прошла у меня по коже, как теплый ветер. И женщина стала красться ко мне. Я отступала, пока не уперлась спиной в стену. Она положила руки на стену по обе стороны от моих плеч и наклонилась, будто выполняла отжимания.
      - Хотелось бы мне самой ее попробовать.
      Я ткнула пистолет ей в ребра - ниже, чем ей было бы приятно тереться.
      - Ничей клык меня не тронет, - сказала я.
      - Крутая девушка. - Ее лицо наклонилось ко мне, губы коснулись моего лба. - Мне такие нравятся.
      - Жан-Клод, сделайте что-нибудь, или одна из нас будет убита.
      Ясмин оттолкнулась от меня, выпрямив локти, настолько далеко, насколько могла это сделать, не отнимая рук от стены. Язык ее облизал губы, чуть-чуть показав клык, но в основном - влажные губы. Она снова подалась ко мне, полуоткрыв губы, но наклонялась она не к моей шее. Она стремилась ко рту. Она не хотела пробовать меня, как вампир, а просто - попробовать. Стрелять я не могла - она ведь хотела всего лишь меня поцеловать. Будь она мужчиной, я бы ее не стала убивать.
      Ее волосы упали мне на руки, мягкие, как толстый шелк. Все поле зрения заполнило ее лицо. Губы ее парили над моими. Ее теплое дыхание пахло мятой, но под этим современным запахом угадывался более старый: мерзкая сладковатость крови.
      - Ты пахнешь застарелой кровью, - шепнула я прямо ей в рот.
      - Я знаю, - шепнула она в ответ, чуть касаясь губами моих губ.
      Она прижалась ко мне губами в нежном поцелуе. И улыбнулась, не разрывая соприкосновения губ.
      Распахнулась дверь, чуть не прижав нас к стене. Ясмин выпрямилась, но руки со стены около моих плеч не убрала. Мы обе посмотрели на дверь. Женщина с волосами белокурыми почти до полной белизны влетела внутрь и дико оглядела комнату. Ее голубые глаза полезли на лоб, когда она увидела нас. Она завопила бешеным голосом:
      - Уберись от нее!
      Я наморщила лоб и спросила у Ясмин:
      - Она это мне?
      - Да.
      Ясмин явно забавлялась ситуацией.
      Женщина этого чувства не разделяла. Она бросилась к нам, согнув пальцы когтями. Ясмин перехватила ее одним размытым от неимоверной скорости движением. Женщина тряслась и вырывалась, протягивая ко мне руки.
      - Какого черта ей надо? - спросила я.
      - Маргарита - слуга Ясмин, - пояснил Жан-Клод. - Она думает, вы хотите украсть у нее Ясмин.
      - Мне Ясмин не нужна. - Ясмин обернулась ко мне, охваченная гневом. Неужели я задела ее чувства? Хотелось бы. - Послушай, Маргарита, она твоя. Успокойся, ладно?
      Женщина заорала на меня без слов утробным голосом. То, что могло бы быть симпатичным лицом, исказилось звериной гримасой. Никогда я не видала такой моментальной злобы. Можно, было испугаться даже с заряженным пистолетом в руке.
      Ясмин пришлось оторвать эту женщину от пола и держать в воздухе.
      - Боюсь, Жан-Клод, что Маргарита не будет удовлетворена, если ей не ответят на вызов.
      - Какой вызов? - спросила я.
      - Ты бросила вызов ее праву на меня.
      - Ничего подобного.
      Ясмин улыбнулась. Так мог улыбаться Еве змей: очаровательно, заинтересованно и опасно.
      - Жан-Клод, я пришла сюда не для этого балагана. Я не хочу ни одного вампира, тем более женского пола.
      - Были бы вы моим слугой-человеком, ma petite, вызова бы не было, поскольку связь человека с Мастером вампиров нерушима.
      - Так о чем же тогда волнуется Маргарита?
      - О том, что Ясмин может взять вас в любовницы. Она иногда такое проделывает, чтобы довести Маргариту до бешеной ревности. По причинам, которые мне не понятны, Ясмин это нравится.
      - О да, мне это нравится.
      Ясмин повернулась ко мне, все еще держа в руках эту женщину. Та отбивалась, но Ясмин держала ее легко, без напряжения. Конечно, вампир может поднять на вытянутых руках "тойоту", так что говорить о человеке средних размеров?
      - Короче, что это значит для меня?
      Жан-Клод улыбнулся, но в улыбке его была тень усталости. Была это скука или гнев? Или просто усталость?
      - Вам придется драться с Маргаритой. Если вы победите, Ясмин ваша. Если победит она, Ясмин принадлежит ей.
      - Погодите, - сказала я. - Драться - это как? На рассвете на дуэльных пистолетах?
      - Никакого оружия, - заявила Ясмин. - Моя Маргарита с ним обращаться не умеет. А я не хочу, чтобы она пострадала.
      - Тогда перестань ее мучить, - сказала я.
      Ясмин улыбнулась:
      - Это часть развлечения.
      - Стерва и садистка, - заметила я.
      - Да, я такая.
      О Господи, бывают же такие, которых и оскорбить нельзя!
      - Значит, вы хотите, чтобы мы дрались за Ясмин голыми руками?
      Поверить не могу, что я задала такой вопрос.
      - Да, ma petite.
      Я посмотрела на пистолет у себя в руке, на вопящую женщину и спрятала пистолет в кобуру.
      - Есть какой-нибудь выход из этого, кроме драки с ней?
      - Если вы признаете себя моим слугой, драки не будет. Она станет ненужной.
      Жан-Клод смотрел на меня, изучая мое лицо, и глаза его были совершенно неподвижны.
      - То есть это все подстроено, - заключила я. И у меня изнутри стала подниматься первая теплая волна злости.
      - Подстроено, ma petite? Я понятия не имел, что Ясмин найдет вас такой заманчивой.
      - Чепуха!
      - Признайте себя моим слугой, и все на этом кончится.
      - А если нет?
      - Вам придется драться с Маргаритой.
      - Отлично, - сказала я. - Давайте к делу.
      - Почему вы не хотите признать то, что и без того правда, Анита? - спросил Жан-Клод.
      - Я вам не слуга. И никогда вашим слугой не буду. Лучше бы вы это признали сами и отвалили бы от меня к хренам собачьим.
      - Что за выражения, ma petite! - скривился он.
      - Идите вы на!..
      Тут он улыбнулся.
      - Как вам угодно, ma petite. - И он сел на край кушетки - может быть, чтобы лучше видеть. - Ясмин, как только будешь готова...
      - Погодите! - сказала я, сняла жакет и стала смотреть, куда его положить.
      Мужчина, спавший в кровати под черным балдахином, протянул руку сквозь черные шторы.
      - Я его подержу, - сказал он.
      Я задержала на нем взгляд на минуту. Он был обнажен до пояса. Руки, грудь, живот выдавали следы тренировки с поднятием тяжестей - сколько надо, не слишком много. Либо у него был превосходный загар, либо натуральная смуглость кожи. Волосы рассыпались по плечам густой волной. Глаза у него были карие и очень человеческие. Приятно такое видеть.
      Я отдала ему жакет. Он улыбнулся, сверкнув зубами и прогоняя с лица остатки сна. Потом сел, держа жакет в одной руке и обхватив колени, спрятанные под черными одеялами, прижался щекой к колену и принял веселый вид.
      - Вы уже вполне готовы, ma petite? - В голосе Жан-Клода звучал интерес и оттенок смеха, не имеющего отношения к юмору. Это был смех издевательский. Но издевался он над собой или надо мной - непонятно.
      - Готова, думаю, - ответила я.
      - Поставь ее на пол, Ясмин. Посмотрим, что будет.
      - Двадцать на Маргариту, - послышался голос Стивена.
      - Нечестно, - ответила Ясмин. - Я не могу ставить против своей слуги.
      - Двадцать против каждого из вас на победу мисс Блейк.
      Это сказал человек на кровати. У меня была секунда, чтобы обернуться на него и увидеть его улыбку, потом налетела Маргарита.
      Она размахнулась, целясь мне в лицо, и я блокировала удар предплечьем. Она дралась по-девчоночьи - открытыми ладонями и ногтями. Но она была быстра быстрее человека. Может быть, это было оттого, что она была слугой, - не знаю. Ее ногти пропахали на моем лице резкую болезненную борозду. Все, хватит. Больше не нежничаю.
      Одной рукой я удерживала ее на расстоянии, и она вцепилась в эту руку зубами. Правым кулаком я ударила ее изо всех сил, вложив в удар вес своего тела. Отличный был удар в солнечное сплетение.
      Маргарита выпустила мою руку и согнулась пополам, ловя ртом воздух. Отлично.
      У меня на левой руке остался окровавленный отпечаток ее зубов. Коснувшись левой щеки, я отняла еще больше вымазанную кровью руку. Больно, черт возьми!
      Маргарита стояла на коленях, снова обучаясь дышать. Но она глядела на меня, и по взгляду голубых глаз было ясно, что бой не окончен. Как только к ней вернется дыхание, она полезет снова.
      - Не вставай, Маргарита, а то будет больно.
      Она затрясла головой.
      - Она не может перестать, ma petite. Иначе вы выиграете тело Ясмин, если уж не сердце.
      - Не нужно мне ее тело! Ничье тело мне не нужно!
      - А это уже просто неправда, ma petite, - заметил Жан-Клод.
      - Перестаньте называть меня ma petite!
      - У вас две мои метки, Анита. Вы на полпути к тому, чтобы стать моим слугой. Признайте это, и никто больше сегодня не будет страдать.
      - Ага, разбежалась, - ответила я.
      Маргарита поднималась на ноги. Я этого не хотела. И потому придвинулась раньше, чем она успела встать, и сделала ей подсечку. Одновременно с этим схватив ее за плечи, я повалила ее назад и села сверху. Правую руку ее я взяла в захват. Она попыталась встать. Я усилила давление, и она снова повалилась на пол.
      - Перестань драться.
      - Нет!
      Это было второе членораздельное слово, которое я от нее услышала.
      - Я тебе руку сломаю.
      - Ломай, ломай! Мне плевать.
      На лице ее была дикая, безумная злоба. Господи Боже мой. Ее не урезонить. Ладно.
      Используя зажатую руку как рычаг, я перевернула ее на живот, увеличив давление почти до перелома, но не ломая. Сломанная рука не заставит ее прекратить бой, а я хотела положить конец этой дурости.
      Держа захват одной ногой и рукой, я встала коленями ей на спину, прижав к полу. Захватив горсть желтых волос, я запрокинула ей голову назад, обнажив шею. Тут я выпустила ее руку, захватила ее шею правой рукой так, что локоть пришелся против адамова яблока, и сдавила артерии по сторонам шеи. Ухватив себя за запястье, я нажала сильнее.
      Она пыталась вцепиться ногтями мне в лицо, но я уткнулась в ее спину, и она не доставала. При этом она издавала тихие беспомощные звуки, потому что на громкие не хватало воздуха.
      Она стала царапать мою руку, но свитер был толст. Она вздернула мой рукав вверх, обнажив руку, и стала драть ее ногтями. Я сильнее прижалась лицом к ее спине и сдавила горло так, что у меня руки затряслись от напряжения и зубы заскрипели. Все, что было у меня, я вложила в эту правую руку, сжимающую хрупкое горло.
      Она перестала царапаться. Ее руки заколотились о мой правый локоть, как умирающие бабочки.
      Придушить кого-нибудь до бессознательного состояния - работа долгая. В кино это выглядит легко, быстро и чисто. Это не легко, это не быстро и уж точно, черт побери, не чисто. Жертва отбивается куда сильнее, чем это бывает в кино. И если надо кого-то придушить до смерти, лучше подержать подольше после того, как этот кто-то перестанет шевелиться.
      Маргарита постепенно обмякала, одна часть тела за другой. Когда она лежала в моих руках мертвым грузом, я ее медленно отпустила. Она лежала неподвижно. И дыхания не было заметно. Не слишком ли долго я давила?
      Коснувшись ее шеи, я ощутила сильный и ровный пульс сонной артерии. Отключилась, но не умерла. Отлично.
      Я встала и отошла к кровати.
      Ясмин упала на колени возле неподвижной Маргариты.
      - Любовь моя, единственная, она сделала тебе больно?
      - Она просто без сознания, - сказала я. - Через несколько минут очнется.
      - Если ты ее убила, я тебе глотку перерву!
      Я покачала головой:
      - Давай не будем начинать снова. Я сегодня уже столько поработала на публику, что больше не могу.
      - У вас кровь идет, - сказал человек в кровати.
      У меня с правого предплечья капала кровь. Маргарита не в состоянии была нанести мне серьезные повреждения, но царапины были достаточно глубоки, чтобы некоторые оставили шрамы. Класс. У меня с внутренней стороны этой руки уже есть длинный тонкий шрам от ножа. И даже с этими царапинами на правой руке у меня меньше шрамов, чем на левой. Производственные травмы.
      Кровь текла по руке довольно ровно. Но на черном ковре она не была видна. Отличный цвет для комнаты, где вы собираетесь регулярно пускать кровь.
      Ясмин помогала Маргарите встать. Женщина очень быстро оправилась. Почему это? Да, конечно же, потому, что она была слугой.
      Ясмин подошла к кровати, ко мне. Ее прекрасное лицо истончилось так, что показались кости. Глаза горели ярко, почти лихорадочно.
      - Свежая кровь! А я сегодня еще голодна!
      - Ясмин, возьми себя в руки.
      - Ты не научил свою слугу вести себя как следует, Жан-Клод, - сказала Ясмин, глядя на меня очень недоброжелательно.
      - Оставь ее в покое, Ясмин. - Жан-Клод уже стоял.
      - Каждого слугу надо выдрессировать, Жан-Клод. Ты слишком запустил этот процесс.
      Я взглянула на него поверх плеча Ясмин:
      - Выдрессировать?
      - Это, к сожалению, неизбежная стадия процесса, - сказал он. Голос его был нейтрален, будто речь шла о дрессировке лошади.
      - Будьте вы прокляты! - Я выхватила пистолет и держала его двумя руками, как чашку. Сегодня никто меня дрессировать не будет.
      Краем глаза я заметила, что кто-то встал на другом конце кровати. Мужчина все еще лежал под одеялами. А встала стройная женщина цвета кофе со сливками. Черные волосы были острижены очень коротко. Она была обнажена. Черт возьми, откуда она взялась? Ясмин стояла в ярде от меня, водя языком по губам, и клыки поблескивали в свете потолочных ламп.
      - Я тебя убью. Понимаешь? Убью, - сказала я.
      - Попытаешься.
      - Развлечение и игра не стоят того, чтобы за них умирать, - сказала я.
      - После нескольких сотен лет только они и стоят того, чтобы за них умирать.
      - Жан-Клод, если вы не хотите ее потерять, отзовите ее!
      Мой голос звучал выше, чем мне хотелось бы. С испугом.
      На таком расстоянии пуля разворотит ей всю грудь. Если так случится, она не воскреснет как нежить - сердца уже не будет. Конечно, ей больше пятисот лет. Один выстрел может этого и не сделать. К счастью, у меня больше одной пули.
      Уголком глаза я заметила какое-то движение. И уже наполовину туда повернулась, когда что-то бросило меня наземь. Чернокожая сидела на мне сверху. Я наставила пистолет, чтобы выстрелить, не думая, человек она или нет. Но ее рука поймала мои запястья и сдавила. Она готова была раздавить мне кости.
      И она зарычала мне в лицо - сплошные зубы и низкий рык. У такого звука должны быть остроконечные зубы в отороченной мехом пасти. Человеческому лицу так выглядеть не полагается.
      Она выдернула у меня браунинг, будто отобрала конфетку у младенца. Держала она его неправильно, будто не знала, который конец куда.
      Чья-то рука обвила ее талию и стащила с меня. Это был человек с кровати. Женщина обернулась к нему, рыча.
      Ко мне прыгнула Ясмин. Я отползла, прижавшись спиной к стене. Она улыбнулась:
      - Без оружия ты совсем не так крута, да?
      Вдруг она оказалась передо мной на коленях. Я не видела ее приближения, даже размытого движения не заметила. Она появилась как по волшебству.
      Всем телом она навалилась на мои колени, прижав меня к стене. Вцепившись пальцами мне в руки выше локтей, она рванула меня на себя. Сила неимоверная. По сравнению с ней негритянка-оборотень была игрушкой.
      - Нет, Ясмин!
      Наконец-то Жан-Клод пришел мне на помощь. Но он опаздывал. Ясмин обнажила зубы, отвела шею для удара, и я ни черта сделать не могла.
      Она крепко прижимала меня к себе, сомкнув руки у меня за спиной. Еще чуть крепче - и я вылезла бы у нее с другой стороны.
      - Жан-Клод! - завопила я.
      Жар. Что-то горело у меня под свитером, над сердцем. Ясмин остановилась. Я ощутила, как она затряслась всем телом. Что за черт?
      Между нами взвился язык бело-голубого пламени. Я вскрикнула, и Ясмин отозвалась эхом. Мы вместе кричали и горели.
      Она отвалилась от меня. По ее блузке вился бело-голубой язык пламени. Огонь пролизал дыру в моем свитере. Я выскользнула из наплечной кобуры и сорвала с себя горящий свитер.
      Крест все еще горел ярким бело-голубым огнем. Я дернула за цепочку, она порвалась. Крест упал на ковер, задымился и погас.
      У меня над левой грудью, где бьется сердце, был ожог, точно повторяющий форму креста. Он уже покрылся волдырями. Вторая степень.
      Ясмин срывала с себя блузку. На ней был точно такой же ожог, но ниже груди, потому что она выше меня ростом.
      Я поднялась, стоя на коленях в лифчике и в джинсах. По лицу у меня текли слезы. У меня уже есть ожог побольше в виде креста на левом предплечье. Группа людей из вампирского охвостья заклеймила меня, думая, что это очень смешно. Они ржали до той самой минуты, пока я их не убила.
      Ожог - это зверская боль. При тех же размерах он болит куда сильнее любой другой травмы.
      Передо мной стоял Жан-Клод. Крест горел раскаленным светом без пламени, но ведь Жан-Клод его и не трогал. Поглядев вверх, я увидела, что он заслоняет глаза рукой.
      - Уберите это, ma petite. Больше никто вас не тронет. Я обещаю.
      - Почему бы вам не отойти подальше и не дать мне самой решить, что я буду делать?
      Он вздохнул:
      - Ребячеством было с моей стороны дать этому так далеко зайти, Анита. Простите мне мою глупость.
      Трудно было принять это извинение всерьез, когда он стоял, прикрываясь рукой и не смея взглянуть на пылающий крест. Но это было извинение. А для Жан-Клода - просто невероятное раскаяние.
      Я подняла крест за цепочку. Срывая его, я повредила замок. Теперь, чтобы его надеть, понадобится новая цепочка. Другой рукой я подобрала свитер. В нем была дыра больше моего кулака, как раз на груди. Тут уж ничем не поможешь. А где прятать пылающий крест, если на тебе нет рубашки?
      Человек в кровати подал мне мой жакет. Я посмотрела ему в глаза и увидела там заботу и чуть-чуть страха. Его карие глаза были очень близко ко мне и смотрели очень по-человечески. Это было приятно, хотя я и не понимала почему.
      Кобура болталась у меня возле талии, как спущенные подтяжки. Я снова ее надела. Странно было ощущать ее на голой коже.
      Мужчина подал мне мой пистолет рукояткой вперед. Негритянка-оборотень стояла с другой стороны кровати, все еще голая, и смотрела на нас сердито. Мне было все равно, как он отобрал у нее мой пистолет. Я только была рада получить его назад.
      С браунингом в кобуре мне стало спокойнее, хотя я ни когда не пробовала носить наплечную кобуру на голое тело. Наверное, она будет натирать. Нет в мире совершенства. Мужчина подал мне горсть бумажных салфеток. Красные простыни сползли ниже талии, угрожая свалиться совсем.
      - Рука кровоточит, - сказал он.
      Я посмотрела на правую руку. Она слегка кровоточила. Но болела настолько слабее ожога, что я просто про нее забыла.
      Я взяла салфетки, а про себя подумала, что он тут делает. Занимался сексом с этой голой чернокожей, с оборотнем? Ее я в кровати не видела. Может, она пряталась под кроватью?