Лорел К. ГАМИЛЬТОН
      АНИТА БЛЕЙК - 3
      ЦИРК ПРОКЛЯТЫХ
      1
      А у меня под ногтями засохла куриная кровь. Когда поднимаешь мертвого для живых, приходится пролить немножко крови. И она налипла хлопьями мне на руки и лицо. Я пыталась перед этой встречей отчистить самые заметные пятна, но такие вещи можно убрать только душем. Отпив кофе из своей любимой кружки с надписью "Разозли меня, и тебе же хуже", я посмотрела на двоих мужчин напротив.
      Мистер Джереми Рубенс был приземист, черноволос и сварлив. Не было минуты, чтобы он не хмурился или не брюзжал. Мелкие черты его лица собрались в середине, будто чья-то гигантская ладонь свела их вместе, пока глина еще не засохла. Руки его все время бегали, поглаживая лацкан пиджака, темно-синий галстук, булавку галстука, воротник белой рубашки. Потом на секунду замирали на коленях и повторяли маршрут заново: лацкан, галстук, булавка, воротник, колени. Еще пять минут таких движений - и я с воплем о пощаде пообещаю ему все, что он хочет.
      Вторым был Карл Ингер. С ним я не была знакома. Ростом он был на несколько дюймов выше шести футов. Когда он стоял, то возвышался надо мной и Рубенсом, как башня. Большое лицо выгодно подчеркивали коротко стриженные волнистые рыжие волосы. И еще у него были самые настоящие бакенбарды, переходящие в самые пышные усы, которые я в жизни видела. Все в нем было аккуратно и приглажено, кроме этих нерегулярных волос. Может, у его волос был сегодня праздник непослушания.
      Руки Рубенса пошли на четвертый круг. Четыре - это число я всегда считала пределом.
      Было сильное искушение обойти вокруг стола, схватить его за руки и завопить: "Перестань!" Но это было бы слишком грубо, даже для меня.
      - Не помню вас таким нервным, Рубенс.
      Он посмотрел на меня:
      - Нервным?
      Я показала на его руки, изобразив их нескончаемое кружение. Он нахмурился и положил руки на бедра, где они застыли неподвижно. Самоконтроль в полной силе.
      - Я не нервничаю, Мисс Блейк.
      - Не надо так педалировать слово "мисс". Так что же вас беспокоит, мистер Рубенс?
      - Я не привык просить помощи у людей вроде вас.
      - Людей вроде меня? - Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал недоуменно. Он резко прокашлялся:
      - Вы знаете, что я имею в виду.
      - Нет, мистер Рубенс, не знаю.
      - Ну, у зомбировщицы... - Он пресекся в середине фразы. Я начинала выходить из себя, и наверняка это отразилось на моем лице. - Я не хотел вас обидеть, - добавил он тихо.
      - Если вы пришли обзываться, проваливайте к чертям из моего кабинета. Если вы пришли по делу, изложите его и проваливайте к чертям.
      Рубенс встал.
      - Я же тебе говорил, что она нам не поможет.
      - Поможет вам - что, сделать? Вы же мне ничего не сказали, - заметила я.
      - Наверное, нам стоило бы просто ей рассказать, зачем мы пришли, - сказал Ингер. Он говорил низким рокочущим басом - довольно приятный голос.
      Рубенс набрал побольше воздуха и выдохнул через нос.
      - Хорошо. - Он откинулся в кресле. - Во время нашей прошлой встречи я был членом группы "Люди против вампиров".
      Я кивнула - дескать, помню, - и отпила кофе.
      - Я основал новую группу, "Человек превыше всего". У нас те же цели, но методы более прямые.
      Я уставилась на него в упор. Основная цель ЛПВ была вновь объявить вампиров вне закона, чтобы можно было охотиться за ними, как за зверьми. Мне это подходило. Я была когда-то охотником за вампирами, вампироборцем. Теперь я стала истребительницей вампиров. Для ликвидации конкретного вампира нужен был ордер, иначе это считалось убийством. Чтобы получить ордер, требовалось доказать, что данный вампир представляет опасность для общества, то есть подождать, чтобы этот вампир убил людей. Наименьшее число убитых было пять, наибольшее - двадцать три. Это куча мертвых тел. А в старые добрые времена вампира можно было убивать на месте.
      - Что именно означают "более прямые методы"?
      - Вы знаете, что это значит, - сказал Рубенс.
      - Нет, - ответила я, - не знаю.
      На самом деле я знала, но говорить этого вслух не хотела.
      - ЛПВ не удалось дискредитировать вампиров через средства массовой информации или политические механизмы. "Человек превыше всего" организует их полное уничтожение.
      Я улыбнулась поверх кружки.
      - Вы имеете в виду истребить всех вампиров в США до последнего?
      - Такова наша цель, - подтвердил он.
      - Это убийство.
      - Вам приходилось поражать вампиров. Вы действительно считаете это убийством?
      Настала моя очередь делать глубокий вдох. Еще несколько месяцев назад я бы сказала "нет". Но сейчас я не была уверена.
      - Я больше в этом не уверена, мистер Рубенс.
      - Если пройдет новый закон, мисс Блейк, вампиры получат право голоса. Вас это не пугает?
      - Пугает.
      - Тогда помогите нам.
      - Хватит танцевать вокруг да около, Рубенс. Скажите, что вы хотите.
      - Ладно. Мы хотим знать место дневного отдыха Старейшего вампира города.
      Мне пришлось улыбнуться:
      - Почему вы думаете, что я знаю дневное убежище Мастера?
      Ответил Ингер.
      - Оставьте, мисс Блейк. Если мы можем признать, что пропагандируем убийства, вы можете признать знакомство с Мастером.
      И улыбнулся очень приветливо.
      - Скажите мне, откуда у вас сведения, и я, быть может, их подтвержу. Быть может, и нет.
      Его улыбка стала шире всего на миллиметр.
      - Кто же теперь танцует вокруг да около?
      Он попал в точку.
      - Если я скажу, что знаю Мастера, что тогда?
      - Дайте нам место его дневного отдыха, - сказал Рубенс. Он наклонился вперед, и на его лице была написана жажда почти сексуальная. Но это не было комплиментом мне. Не я его завела, а мысль об осиновом коле в сердце Мастера.
      - Откуда вы знаете, что Мастер - это он?
      - Статья была в "Пост-Диспетч". Там очень тщательно обходились имена, но ясно, что это создание - мужского пола.
      Интересно, как бы реагировал Жан-Клод на слово "создание". Лучше не выяснять.
      - Я дам вам адрес, и вы придете - и что? Всадите ему кол в сердце?
      Рубенс кивнул. Ингер улыбнулся.
      - Я так не думаю, - покачала я головой.
      - Вы отказываетесь нам помочь? - спросил Рубенс.
      - Нет, я просто не знаю этого места.
      Я испытала облегчение при возможности сказать правду.
      - Вы лжете, чтобы его защитить, - сказал Рубенс. Лицо его помрачнело, на лбу показались глубокие морщины.
      - Мистер Рубенс, мистер Ингер, я действительно не знаю. Если вам нужно поднять зомби, можем продолжить разговор, если нет...
      Я оставила фразу неоконченной и улыбнулась лучшей из своих профессиональных улыбок. На них она не произвела впечатления.
      - Мы согласились на встречу с вами в это богопротивное время и заплатили приличный гонорар за консультацию. Я считал, что вы можете хотя бы быть вежливой.
      "Вы первый начали", - хотела сказать я, но это было бы по-детски.
      - Я вам предложила кофе, вы отказались.
      Рубенс еще больше нахмурился, вокруг глаз его залегли сердитые морщины.
      - Вы так обращаетесь со всеми вашими... клиентами?
      - В последний раз, когда мы виделись, вы меня назвали зомбилюбивой сукой. Я вам ничего не должна.
      - Вы взяли наши деньги.
      - Это сделал мой босс.
      - Мы встретились с вами на рассвете, мисс Блейк. Вы могли бы пойти нам навстречу.
      Я вообще не хотела встречаться с Рубенсом, но, когда Берт взял у них деньги, я тоже вроде как в это влипла. И назначила встречу на рассвете, после ночной работы. Так я могла потом поехать домой и проспать восемь часов подряд. Пусть лучше Рубенс спит вразбивку.
      - Вы могли бы найти убежище Мастера? - спросил Ингер.
      - Возможно. Но если бы я его нашла, то вам не сказала бы.
      - Почему? - спросил он.
      - Потому что у нее с ним связь! - бухнул Рубенс.
      - Тише, Джереми.
      Рубенс открыл рот, чтобы поспорить, но Ингер сказал:
      - Ради нашего дела, Джереми.
      Рубенс с видимым трудом проглотил собственную злость и заткнулся. Самоконтроль.
      - Почему, мисс Блейк?
      Глаза у Ингера стали очень серьезны, и смешинка исчезла, как растаявший снег.
      - Мне случалось убивать вампиров в ранге Мастера, и никого из них осиновым колом.
      - Тогда как?
      Я улыбнулась.
      - Нет, мистер Ингер. Если вы хотите брать уроки вампироборства, попробуйте в другом месте. Даже просто отвечая на ваши вопросы, я могу попасть под обвинение в пособничестве убийству.
      - Вы не предложите нам лучшего плана? - спросил Ингер.
      На минуту я задумалась. Жан-Клод - мертвый. По-настоящему мертвый. Это наверняка облегчило бы мою жизнь, но... но...
      - Вряд ли.
      - Почему?
      - Потому что я думаю, что он вас убьет. Я не выдаю людей монстрам, мистер Ингер. Даже тех, кто меня ненавидит.
      - Мы не ненавидим вас, мисс Блейк.
      Я ткнула кружкой в сторону Рубенса.
      - Вы - может быть, и нет, а он - да.
      Рубенс просто бросил на меня взгляд. Он не стал опровергать.
      - Если мы найдем план получше, мы можем снова с вами поговорить? - спросил Ингер.
      Я посмотрела в злые глазки Рубенса.
      - Конечно, почему бы и нет?
      Ингер встал и протянул мне руку.
      - Благодарю вас, мисс Блейк. Вы очень нам помогли.
      Моя рука утонула в его ладони. Он был крупный мужчина, но не старался заставить меня почувствовать себя мелкой. Я это оценила.
      - Когда мы увидимся в следующий раз, Анита Блейк, - произнес Рубенс, - вы нам поможете всерьез.
      - Джерри, это звучит угрозой.
      Рубенс улыбнулся - очень неприятной улыбкой.
      - "Человек превыше всего" считает, что цель оправдывает средства, Анита.
      Я распахнула свой сиреневый жакет. Под ним висела наплечная кобура с девятимиллиметровым браунингом. Черный ремешок на лиловой юбке был достаточно тонок, чтобы продеть его сквозь портупею. Шик террориста.
      - Когда дело доходит до выживания, Джерри, я тоже так считаю.
      - Мы не угрожали вам насилием, мисс Блейк.
      - Нет, но старина Джерри об этом подумывает. Я лишь хочу убедить его и всю вашу группку, что я говорю серьезно. Заведетесь со мной - будет кровь.
      - Нас десятки, - сказал Рубенс, - а ты только одна.
      - Ага. А кто будет первым в очереди? - спросила я.
      - Джереми, мисс Блейк, хватит! Мы пришли не угрожать вам. Мы пришли за вашей помощью. Мы выработаем план получше и придем к вам снова.
      - Его не приводите, - сказала я.
      - Разумеется, - ответил Ингер. - Пойдем, Джерри. - Он открыл дверь. Из приемной донеслось тихое щелканье клавиш компьютера. - До свидания, мисс Блейк.
      - До свидания, мистер Ингер, это было действительно неприятно.
      Рубенс остановился в дверях и прошипел мне:
      - Ты мерзость перед Господом!
      - Тебя Иисус тоже любит, - улыбнулась я.
      Он громко хлопнул дверью. Ребячество.
      Я присела на край стола и подождала, чтобы они наверняка ушли. Вряд ли они попробуют что-нибудь на автостоянке, но мне в самом деле сегодня не хотелось стрелять в людей. Нет, если надо, я буду, но лучше этого избежать. Я надеялась, что вид пистолета уже заставит Рубенса отступить. Но, кажется, он только разозлился.
      Я завертела шеей, пытаясь снять напряжение. Не помогло.
      Можно поехать домой, принять душ и проспать восемь часов подряд. Славно.
      Тут запищал пейджер, и я подпрыгнула как ужаленная. Нервы? У меня?
      Я нажала кнопку и застонала, увидев номер. Полиция. Точнее, Региональная Группа Расследования Противоестественных Событий. Команда призраков. Они занимались всеми противоестественными преступлениями в штате Миссури. А я у них была штатским экспертом по монстрам. Берту нравились мои гонорары, но больше того - хорошая реклама.
      Пейджер снова запиликал. Тот же номер.
      - А, блин! - тихо сказала я. - Дольф, я тебя и с первого раза услышала.
      Мелькнула соблазнительная мысль, что я уже уехала домой, отключила пейджер и теперь вне досягаемости, но я этого не сделала. Если детектив сержант Рудольф Сторр вызывает меня через полчаса после рассвета, значит, ему нужна моя экспертиза. Черт побери все!
      Я позвонила по телефону и после нескольких переключении услышала голос Дольфа. Очень далекий. Жена ему подарила на день рождения мобильный телефон, и он явно был на краю своей зоны действия. Но все равно куда лучше, чем по полицейской рации. Там всегда будто на иностранном языке говорят.
      - Привет, Дольф. Что стряслось?
      - Убийство.
      - Что за убийство?
      - Из тех, что требуют твоей экспертизы.
      - Черт побери, Дольф, слишком ранний час для игры в двадцать вопросов. Скажи, что случилось.
      - Ты что, сегодня не с той ноги встала?
      - Еще и не ложилась.
      - Сочувствую, но тащи сюда свою задницу. Похоже, у нас на руках жертва нападения вампира.
      Я резко вдохнула и медленно выдохнула.
      - Твою мать!
      - Можно и так сказать.
      - Давай адрес, - сказала я.
      Он дал. Через реку и через лес, по дороге к черту на кулички с поворотом в Арнольд. Моя контора рядом с Олив - бульваром. Сорок пять минут езды в одну сторону. Блеск.
      - Приеду, как только смогу.
      - Мы будем ждать, - сказал Дольф и повесил трубку.
      Я тоже не позаботилась говорить гудку "до свидания".
      Жертва вампира. А я никогда не видала одиночного убийства. Это как картофельные чипсы: попробует вамп один и уже остановиться не может. Вся штука в том, сколько еще погибнет людей, пока мы его не поймаем?
      И думать не хотелось. И в Арнольд ехать не хотелось. И таращиться на мертвые тела до завтрака не хотелось. Домой мне хотелось. Но почему-то я знала, что Дольф этого не поймет. Когда полицейские работают над убийством, чувство юмора им отказывает. Если уж на то пошло, то и мне тоже.
      2
      Тело мужчины лежало на спине, бледное и голое в неярком свете утреннего солнца. Даже обмякшее в смерти тело было отличным - упражнения с тяжестями, может быть, бег. Длинные желтые волосы смешались с еще зеленой травой газона. Гладкая кожа шеи была дважды отмечена аккуратными следами клыков. Правая рука проколота в локтевом сгибе, там, где врачи берут кровь. Кожа на левом запястье разорвана, будто ее грыз зверь. В утреннем свете белела кость.
      Своей верной рулеткой я измерила отметины клыков. Разный размер. Не менее трех различных вампиров, но я готова была поставить все свое движимое и недвижимое, что их было пять. Мастер и его стая, или шайка, или как назвать группу вампиров.
      Трава была влажна от утреннего тумана. Влага пропитала колени комбинезона, который я надевала поверх костюма. Мое снаряжение для мест преступления завершали черные найковские кроссовки и хирургические перчатки. Раньше я носила белые, но на них слишком видна кровь.
      Извинившись мысленно за то, что я должна была сделать, я развела ноги трупа в стороны. Они поддались легко, окоченения не было. Наверняка он был мертв меньше восьми часов, и оно не успело наступить. По съежившимся органам расплескалось семя. Последняя радость перед смертью. Вампиры его не обтерли. На внутренней поверхности бедра возле паха оказались новые отметины клыков. Не такие зверские, как рана на запястье, но особо аккуратными их тоже не назовешь.
      На коже возле ран крови не было, даже у рваной раны на руке. Они стерли кровь? Где бы он ни был убит, а крови должно было быть много. Всю ее они счистить не могли. Найди мы, где он был убит, у нас была бы куча следов в руках. Но на тщательно подстриженном газоне самого что ни на есть ординарного жилого района следов никаких не было. За это можно ручаться. Они выбросили тело на место такое же стерильное и бесполезное, как обратная сторона Луны.
      Облака тумана реяли в небольшом жилом районе, как ожидающие призраки. Туман стелился так близко к земле, что приходилось идти как сквозь полосы моросящего дождя. Он оседал на теле бисеринками влаги. И у меня в волосах тоже жемчужинками висели капли.
      Я стояла во дворе светло-зеленого домика с белой отделкой. С одной стороны двор огибала цепочная изгородь. Стоял октябрь, но трава была еще зеленой. Над домом нависала крона сахарного клена. Листья его блестели желтым и багряным, как и полагается кленам, и казались вырезанными из пламени. Туман усиливал эту иллюзию, и цвета, казалось, истекали в воздух, как кровь.
      И дальше по улице тоже тянулись дома с яркими осенними деревьями и зелеными газонами. Еще было рано, и народ не уехал на работу, или в школу, или куда там еще. Потому собралась толпа, которую сдерживали полицейские в форме. Они забили в землю колья и протянули желтую оградительную ленту. И толпа навалилась на эту ленту, насколько хватало смелости. В передние ряды протолкался мальчишка лет двенадцати и уставился на мертвеца большими карими глазами, раскрыв рот в тихом вопле возбуждения. Черт возьми, где его родители? Тоже, небось, на труп глазеют.
      Труп был бел как бумага. Кровь всегда стекает к низшей точке тела. В данном случае темно-багровые синяки должны быть на ягодицах, руках, ногах, по всей задней части тела. Но этих следов не было. В нем не было крови, достаточной для образования пятен. Те, кто его убил, высосали ее полностью. Использовали до последней капли? Я попыталась подавить улыбку - и не смогла. Если проводить много времени, глазея на трупы, вырабатывается специфическое чувство юмора. Иначе спятишь.
      - Что там смешного? - спросил чей-то голос.
      Я дернулась и резко повернулась.
      - Зебровски, какого черта ты подкрадываешься?
      - Огромный крутой вампироборец боится собственной тени?
      Он усмехаются. Непослушные каштановые волосы на нем торчали тремя кустами, будто он забыл причесаться. Галстук был кое-как завязан на рубашке, подозрительно напоминавшей верх пижамы. Пиджак от костюма и брюки явно с ней диссонировали.
      - Симпатичная пижамка.
      Он пожал плечами:
      - Есть у меня еще одна пара с маленькими паровозиками. Кэти говорит, что они сексуальны.
      - Твоя жена возбуждается от паровозов? - спросила я.
      Он улыбнулся еще шире:
      - Если я их надеваю.
      Я покачала головой:
      - Я знала, что ты извращенец, Зебровски, но детская пижамка - это уже диагноз.
      - Спасибо. - Он посмотрел на тело, и улыбка его растаяла. - Что ты об этом думаешь?
      - Где Дольф?
      - В доме, с той леди, которая нашла тело. - Он сунул руки в карманы и покачнулся на каблуках. - Она это очень тяжело восприняла. Наверное, впервые увидела труп не на похоронах.
      - Обычные люди только там и видят мертвецов, Зебровски.
      Он еще раз качнулся с пятки на носок и остановился.
      - А неплохо было бы быть обычным человеком, правда?
      - Иногда, - согласилась я.
      - Ага, я тебя понял, - улыбнулся он. И вытащил из кармана блокнот. Вид у блокнота был будто его в кулаке мяли.
      - Фу, Зебровски!
      - А что? Это все равно бумага.
      Он попытался его разгладить, но без успеха. Потом наставил перо на сморщенный листок.
      - Просвети меня, о противоестественный эксперт!
      - А потом повторять все это Дольфу? Я предпочла бы рассказать один раз и поехать спать.
      - А я? Почему, ты думаешь, я в пижаме?
      - А я было решила, что это смелая новая мода. - Он поднял глаза. - И ничего, вполне.
      Из дома вышел Дольф. Дверь казалась для него слишком мала. Он роста шесть футов девять дюймов и сложен, как борец. Черные волосы клубились вплотную к голове, оставляя открытыми оттопыренные уши по сторонам лица. Но Дольф мало интересовался модой. Галстук плотно прилегал к белой рубашке. Его тоже, как и Зебровски, вытащили из постели, но вид у него был опрятный, подтянутый и деловой. Когда Дольфу ни позвони, он всегда готов к работе. Профессиональный коп до мозга костей.
      Так как же Дольф попал в самый непопулярный полицейский отдел Сент-Луиса? Наверняка в наказание, в этом я уверена, но за что - я никогда не спрашивала. Наверное, и не спрошу. Его дело. Если он сочтет нужным, скажет мне сам.
      Этот отдел изначально создавали, чтобы либералы не вопили. Вот, видите, мы занимаемся сверхъестественными преступлениями. Но Дольф относился к своей работе и к своим людям всерьез. За последние два года они раскрыли больше преступлений со сверхъестественной подоплекой, чем любая другая группа полицейских по стране. Их даже дважды одалживали соседним штатам.
      - Ладно, Анита, давай.
      В стиле Дольфа. Без предисловий.
      - Привет, Дольф, я тоже рада тебя видеть.
      Он только глянул в мою сторону.
      - О'кей, о'кей. - Я присела возле трупа, чтобы иметь возможность показывать. Наглядное пособие - самое лучшее подспорье при изложении. Простые измерения показывают, что на этом человеке кормились не менее трех вампиров.
      - Но? - спросил Дольф.
      Быстро он схватывает.
      - Но я думаю, что все раны нанесены разными вампирами.
      - Вампиры не охотятся стаями.
      - Обычно они одинокие охотники, но не всегда.
      - Что заставляет их охотиться стаями? - задал он вопрос.
      - Мне встречались только две причины: первая - когда один из них новоумерший, и вампир постарше учит его азам, но это дало бы нам всего две пары клыков, а не пять. Вторая - когда их контролирует Мастер вампиров, а он дичает.
      - Подробнее.
      - У Мастера вампиров власть над своим стадом почти абсолютная. Некоторые Мастера используют групповые убийства для сплочения стаи, но они не стали бы тащить тело сюда. Они бы его спрятали, где полиция никогда его не найдет.
      - Но вот оно, тело, - сказал Зебровски, - прямо на виду.
      - Именно. И так бросить тело мог бы только обезумевший Мастер. Почти ни один Мастер, даже до того, как вампиров легализовали, не стал бы афишировать такое убийство. Это привлекает внимание, и обычно у этого внимания в одной руке осиновый кол, а в другой - крест. И даже теперь, если мы выследим вампиров, которые это сделали, сможем получить ордер на их ликвидацию. - Я покачала головой. - Такое зверское убийство для бизнеса плохо, а про вампиров можно много разного сказать, но в непрактичности их не обвинишь. Нельзя оставаться в живых и прятаться столетиями, если не будешь благоразумен и безжалостен.
      - А безжалостным почему? - спросил Дольф.
      Я уставилась на него:
      - Из самых практичных соображений. Кто бы тебя ни обнаружил, ты его убиваешь или делаешь одним из своих... детей. Чисто деловые соображения, Дольф, ничего другого.
      - Как мафия, - сказал Зебровски.
      - Ага.
      - А что, если они впали в панику? - спросил Зебровски. - Дело-то было перед самым рассветом.
      - Когда женщина нашла тело?
      Дольф заглянул в блокнот:
      - Пять тридцать.
      - Еще несколько часов до рассвета. Не с чего было паниковать.
      - Если мы имеем дело с обезумевшим Мастером вампиров, что точно это значит?
      - Это значит еще несколько убийств в ближайшее время. На прокорм пяти вампиров кровь может быть нужна каждую ночь.
      - Каждую ночь свежий труп? - недоверчиво спросил Зебровски.
      Я просто кивнула.
      - О Боже, - сказал он.
      - Именно, - согласилась я.
      Дольф молчал, глядя на покойника.
      - И что мы можем сделать?
      - Я могла бы поднять этот труп как зомби.
      - Я думал, жертву нападения вампира нельзя поднять как зомби, - сказал Дольф.
      - Если труп собирается восстать вампиром, то нельзя. - Я пожала плечами. То, что создает вампира, мешает поднятию. Тело, которое настроено восстать вампиром, мне не поднять.
      - Но этот не восстанет, - сказал Дольф, - и потому ты можешь его поднять.
      Я кивнула.
      - А почему эта жертва вампира не восстанет?
      - Его убил не один вампир, он погиб в массовом жоре. Чтобы труп восстал вампиром, на нем должен кормиться только один вампир в течение нескольких дней. Три укуса ведут к смерти, и вот вам новый вампир. Если бы возвращались все жертвы вампиров, мы бы утонули в кровососах.
      - А эту жертву можно поднять в виде зомби? - утвердительно спросил Дольф.
      Я кивнула.
      - И когда ты сможешь провести анимацию?
      - Через три ночи после этой, точнее, через две. Эта тоже считается.
      - В какое время?
      - Надо посмотреть, какое у меня расписание на работе. Позвоню и скажу тебе.
      - Вот так просто поднять жертву убийства и спросить, кто его убил. Мне это нравится, - улыбнулся Зебровски.
      - Не так все просто; - ответила я. - Ты же знаешь, как путаются в показаниях свидетели насильственных преступлений. Из показаний троих свидетелей одного и того же преступления ты получишь три разных роста и цвета волос.
      - Это да, свидетельские показания - это кошмар.
      - Продолжай, Анита, - сказал Дольф. В подтексте ясно читалось: "Зебровски, заткнись". Зебровски заткнулся.
      - Человек, павший жертвой насильственного преступления, путается еще больше. Напуганы они до смерти и часто очень неясно помнят.
      - Но они же... - начал выведенный из себя Зебровски.
      - Зебровски, дай ей закончить.
      Зебровски показал жестами, что запирает рот на замок и выбрасывает ключ. Дольф нахмурился. Я закашлялась, чтобы скрыть улыбку. Не следует поощрять Зебровски.
      - В общем, я могу поднять эту жертву из мертвых, но он может не дать тебе той информации, которой ты ждешь. Воспоминания, которые мы получим, будут путанные и болезненные, но могут сузить круг поиска до того Мастера, который вел группу.
      - Поясни, - сказал Дольф.
      - В настоящий момент в Сент-Луисе, как предполагается, есть два Мастера. Малкольм, Билли Грэм среди нежити, и Мастер города. Всегда есть возможность, что появился новый Мастер, но Мастер города должен быть способен это контролировать.
      - Мы возьмем на себя главу Церкви Вечной Жизни, - сказал Дольф.
      - Я навещу Мастера, - сказала я.
      - Возьми одного из нас для поддержки.
      Я покачала головой:
      - Не могу. Если он узнает, что я сообщила копам, кто он, убьет нас обоих.
      - А насколько это для тебя опасно? - спросил Дольф.
      Что я должна была сказать? Очень? Или сообщить им, что Мастер ко мне неровно дышит, так что все будет в порядке?
      - Все будет нормально.
      Он смотрел на меня очень серьезными глазами.
      - А, кроме того, какой у нас выбор? - Я показала на труп. - У нас будет каждую ночь по такому, пока мы не найдем вампиров, которые это делают. Кто-то из нас должен говорить с Мастером. С полицией он говорить не будет, а со мной будет.
      Дольф глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Кивнул. Он знал, что я права.
      - Когда ты сможешь это сделать?
      - Завтра ночью, если смогу уговорить Берта передать кому-нибудь мою работу по зомби.
      - Ты так уверена, что Мастер будет с тобой говорить?
      - Ага.
      С Жан-Клодом трудность была не в том, чтобы его найти, а в том, чтобы ему не попадаться. Но Дольф этого не знал, а если бы знал, то настоял бы на том, чтобы пойти со мной. И нас убили бы обоих.
      - Тогда давай, - сказал он. - И дай мне знать, что найдешь.
      - Обязательно, - ответила я. И встала, глядя на него поверх обескровленного трупа.
      - Поглядывай, что у тебя за спиной, - сказал он.
      - Непременно.
      - Если Мастер тебя съест, оставишь мне в наследство этот комбинезончик? спросил Зебровски.
      - Купи себе свой, дешевка и скупердяй!
      - Я бы хотел тот, что облегал когда-то твое желанное тело.
      - Отлипни, Зебровски. Я в паровозики не играю.
      - При чем тут вообще железная дорога, черт побери? - спросил Дольф.
      Мы с Зебровски переглянулись, захихикали и не могли остановиться. Меня мог извинить недосып. Я была на ногах четырнадцать часов подряд, поднимала мертвых и разговаривала с правыми фанатиками. И вполне заработала право на истерический смех. Какое оправдание мог найти себе Зебровски - понятия не имею.
      3
      Бывает в октябре несколько дней, которые можно назвать идеальными. Такое раскидывается чистое и голубое небо над головой, что все остальное кажется красивее обычного. Стоят вдоль шоссе деревья - багряные, золотые, ржавые и бордовые. И каждый цвет ярок, как неон, и пульсирует в солнечном свете. Воздух прохладен, но не холоден, и в полдень можно обойтись только легким жакетом. Погода для долгих прогулок в лесу с кем-нибудь, с кем хочется держаться за руки. Поскольку такового у меня не было, я надеялась на свободный уик-энд, чтобы погулять одной. Шансы на этот уик-энд менялись от хилых до несуществующих.
      Октябрь - сезон подъема мертвых. Все считают, что Хэллоуин - прекрасное время для подъема зомби. Это не так. Единственное требование - темнота. Но почему-то все хотят назначить время работы на полночь Хэллоуина. Они думают, что провести ночь кануна Всех Святых на кладбище, убивая цыплят и глядя на вылезающих из могил мертвецов, - классное развлечение. Хоть билеты продавай.
      Я поднимала до пяти зомби за ночь. Не надо было мне говорить Берту, что от четырех зомби я еще не выдыхаюсь. Излишняя правдивость - моя собственная ошибка. Конечно, если правду сказать, и пять зомби меня тоже не выматывают, но черт меня побери, если я скажу об этом Берту.
      Кстати, о моем боссе. Надо ему позвонить, когда приеду домой. В каком он будет восторге, когда я попрошу выходную ночь! При этой мысли я улыбнулась. Каждый день, когда удавалось дернуть цепь из рук Берта, был хорошим днем.
      У своего дома я остановилась около часу дня. И хотелось мне только быстро принять душ и часов семь поспать. Насчет восьми уже и думать не приходилось слишком поздно. И надо увидеться сегодня с Жан-Клодом. То-то радости. Но он и был Старейшим вампиром города. И если рядом появился другой Мастер вампиров, он об этом знает. Кажется, они друг друга чуют. Конечно, если убийство совершил Жан-Клод, то вряд ли он сознается. Но я не думала, что это он. Слишком он хороший бизнесмен, чтобы так грязно работать. И единственный из известных мне Мастеров вампиров, который не свихнут так или этак - ни псих, ни социопат.
      Конечно-конечно, Малкольм тоже не свихнут, но его методов я не одобряла. Он возглавлял самую быстрорастущую церковь Америки. Церковь Вечной Жизни прелагала именно то, что говорилось в названии. Ни порывов веры, ни неизвестности - чистая гарантия. Можешь стать вампиром и жить вечно, если тебя не убьет кто-нибудь вроде меня, или не попадешь в пожар, или автобус тебя не собьет. Насчет автобуса я не была так уверена, но мне это всегда было интересно. Наверняка есть что-нибудь такое массивное, что может даже вампира повредить невосстановимо. И я надеялась когда-нибудь эту теорию проверить.
      По лестнице я шла медленно. Тело отяжелело, глаза жгло от желания спать. До Хэллоуина оставалось три дня, и нельзя было сказать, что месяц кончается слишком быстро. Перед Днем Благодарения в нашем бизнесе начинается спад и тянется до Нового года, а потом снова идет рост. Я молилась о снежных буранах. При сильном снеге дел меньше. Люди думают, что мы не умеем поднимать мертвых сквозь глубокий снег. Умеем, только никому не говорите. Мне хоть чуть-чуть отдохнуть надо.
      Коридор был наполнен тихими звуками от моих живущих дневной жизнью соседей. Я искала в кармане ключи, когда отворилась дверь напротив. Из нее вышла миссис Прингл. Она была высокой, худой, еще более похудевшей с годами, с пучком волос на затылке. Волос абсолютно седых. Миссис Прингл ни красками, ни косметикой не пользовалась. Ей было шестьдесят пять, и она плевать хотела, кто об этом знает.
      Крем, ее шпиц, стал рваться с поводка. Он - мячик золотистой шерсти с маленькими лисьими ушками. По весу он уступает почти всем кошкам, но он из этих маленьких собачек с повадками больших. В прошлой жизни он был датским догом, наверное.
      - Привет, Анита, - улыбнулась миссис Прингл. - Вы что, только что с работы?
      Я ответила улыбкой:
      - Да, у меня... у меня был срочный вызов.
      Она приподняла бровь, вероятно, интересуясь, что за срочные вызовы бывают у аниматора, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы задавать такой вопрос.
      - Вы должны больше за собой следить, Анита. Если вы будете и дальше жечь свою свечу с двух концов, к моему возрасту окажетесь совершенно изношенной.
      - Весьма вероятно, - согласилась я.
      Крем призывно затявкал в мою сторону. Я не стала ему улыбаться. Не хочу поощрять мелких нахальных собачек. Он своим собачьим чутьем знал, что мне не нравится, и был полон решимости меня завоевать.
      - Я на прошлой неделе видела в вашей квартире маляров. Ее отремонтировали"?
      Я кивнула.
      - Да, все пулевые отверстия зашпаклевали и покрасили.
      - Очень жаль, что я была в отсутствии и не могла предложить вам свою квартиру. Мистер Джовани сказал, что вам пришлось переехать в гостиницу.
      - Так и было.
      - Не понимаю, почему никто из соседей не предложил вам ночлег.
      Я улыбнулась - я-то понимала. Два месяца назад я у себя в квартире завалила двух зомби-киллеров и потом еще полиция как следует постреляла. Повредили стены и одно окно. Часть пуль прошла сквозь стены в соседние квартиры. Никто больше не пострадал, но и никто из соседей не хотел иметь со мной дела. Я сильно подозревала, что, когда кончится мой двухгодичный контракт на квартиру, меня попросят съехать. И вряд ли я буду вправе их обвинять.
      - Я слыхала, что вы были ранены.
      - Просто царапина, - кивнула я. И не стала упоминать, что пулевая рана была получена не в этой перестрелке. Мне прострелила правую руку любовница одного очень плохого человека. Рана зажила гладким шрамом, еще слегка розовеющим.
      - Как вы погостили у дочери? - спросила я.
      Миссис Прингл просто просияла улыбкой.
      - О, чудесно. Мой последний внучек просто совершенство. Я покажу вам фотографии, когда вы поспите.
      Снова в ее глазах сверкнула искорка неодобрения. Лицо учительницы. То самое, от которого за десять шагов съежишься, даже если ты ни в чем не виновата. А чтобы я была ни и чем не виновата - со мной такого уже сто лет не было.
      - Сдаюсь! - Я подняла руки. - Иду спать. Обещаю.
      - Смотрите же, - ответила она. - Крем, пойдем. У нас с тобой дневная прогулка.
      Собачонка танцевала на конце поводка, рвясь вперед, как миниатюрный волкодав. Миссис Приигл позволила этим трем фунтам пушистого меха поволочь себя по коридору. Я покачала головой. Чтобы пушистый шарик таскал тебя куда хочет - нет, я не так представляю себе владение собакой. Если бы у меня была собака, боссом была бы я или один из нас не выжил бы. Такой у меня принцип.
      Открыв дверь, я шагнула в тишину моей квартиры. Шелестел нагреватель, из отверстий его шел горячий воздух. Щелкал аквариум. Звуки пустоты. Прелестно.
      Новая краска была такая же желтовато-белая, как и прежняя. Ковер серый, диван и кресло рядом с ним белые. Кухонька из светлого дерева выстелена белым с золотом линолеумом. Кухонный столик на двоих чуть темнее ящиков. Единственным цветным пятном на белых стенах была современная гравюра.
      Там, где нормальные люди сделали бы полноценную кухню, стоял у стены тридцатигаллонный аквариум.
      Окна прикрывали плотные белые шторы, превращавшие золотой солнечный свет в бледные сумерки. Если спишь днем, шторы нужны хорошие.
      Я бросила жакет на диван, сбросила туфли и с удовольствием встала на ковер босиком. Потом колготки легли возле ног, сморщившись. И совсем босая я подошла к аквариуму.
      Морской ангел всплыл к поверхности, выпрашивая корм. Он был шире моей ладони с расставленными пальцами. Самый большой ангел, которого я видела за пределами той лавки, где я их купила. Там выводили морских ангелов длиной в фут.
      Отстегнув кобуру, я положила браунинг в его второй дом - специально сделанную кобуру в изголовье кровати. Если сюда прокрадутся плохие парни, я могу его выхватить и их застрелить. По крайней мере, таков был замысел. Пока, что он действовал.
      Повесив костюм и блузку в шкаф, я плюхнулась на кровать в лифчике и трусах, не снимая серебряного креста, с которым не расставалась даже под душем. Никогда не знаешь, когда какой-нибудь шустрый вампир попробует тебя цапнуть. Всегда готова - вот мой девиз. Или это девиз бойскаутов? Пожав плечами, я позвонила на работу. Мэри, наша дневная секретарша, ответила после второго звонка.
      - "Аниматор Инкорпорейтед". Чем можем быть вам полезны?
      - Привет, Мэри, это Анита.
      - Привет, что случилось?
      - Мне нужен Берт.
      - У него как раз сейчас потенциальная клиентка. Может, скажешь мне, в чем дело?
      - Чтобы он перераспределил мои встречи на эту ночь.
      - Ого! Нет, лучше сама ему скажи. Если он будет на кого-то орать, пусть лучше на тебя.
      Она шутила только отчасти.
      - Отлично.
      Она прошептала, понизив голос:
      - Клиентка идет к двери. Через секунду будешь с ним говорить.
      - Спасибо, Мэри.
      Она поставила меня в режим ожидания раньше, чем я успела попросить ее этого не делать. Из наушника послышался Музак - изуродованный вариант битловской "Tomorrow". Уж лучше бы помехи. К счастью, Берт выручил меня, сняв трубку.
      - Анита, когда ты сегодня можешь прийти?
      - Вообще не могу.
      - Что не можешь?
      - Не могу сегодня прийти.
      - Совсем? - Его голос прыгнул на октаву вверх.
      - Ты ухватил суть.
      - Какого черта?
      Уже ругается. Плохой признак.
      - После утренней встречи меня вызвала полиция. Я еще даже не ложилась.
      - Тогда спи и не думай о встречах с клиентами днем. Приходи только на ночную работу с клиентами.
      - И на ночную работу я сегодня тоже прийти не могу.
      - Анита, мы перегружены заказами. У тебя сегодня ночью пять клиентов. Пять!
      - Раскидай их по другим аниматорам, - попросила я.
      - Они все уже на максимуме.
      - Послушай, Берт, это ведь ты согласился, чтобы я работала с полицией. Ты с ними заключил соглашение. Ты говорил, это будет великолепная реклама.
      - Это и была великолепная реклама, - ответил он.
      - Да, но иногда это получается как две работы на полной ставке. Мне их не вытянуть.
      - Тогда разорви соглашение. Я понятия не имел, что это займет так много твоего времени.
      - Это расследование убийства, Берт. Я не могу его бросить.
      - Оставь полицейским их грязную работу, - сказал он.
      Чья бы корова мычала, но Берт с его ухоженными ногтями в своем безопасном кабинете...
      - Им нужна моя экспертиза и мои связи. Монстры не будут говорить с полицией.
      Он на своем конце провода затих. Только резко и сердито дышал.
      - Ты не можешь меня так подводить. Мы взяли деньги и подписали контракты.
      - Я еще месяц назад просила тебя нанять кого-нибудь нам в помощь.
      - Я нанял Джона Берка. Он взял на себя часть твоей работы по ликвидации вампиров и по подъему мертвых тоже.
      - Правда, Джон - это большое подспорье, но нам нужно еще. И вообще я спорить могу, что он хотя бы одного из моих зомби может сегодня взять на себя.
      - Поднять пять за одну ночь?
      - Я же поднимаю.
      - Да, но Джон - это не ты.
      Почти комплимент.
      - Берт, у тебя два выхода. Либо измени расписание, либо направь их к кому-нибудь другому.
      - Я твой босс. И могу сказать: "Приходи сегодня, или я тебя уволю".
      Он говорил твердо и по-деловому.
      Я уже устала и замерзла сидеть на кровати в одном белье, и времени у меня не было.
      - Увольняй.
      - Ладно, ты же не всерьез.
      - Слушай, Берт, я уже больше двадцати часов на ногах и если сейчас не посплю, вообще ни на кого работать не смогу.
      Он долго молчал, дыша мне в ухо медленно и размеренно. И, наконец, сказал:
      - Хорошо, на сегодня ты свободна. Но завтра, черт побери, тебе лучше прийти на работу вовремя.
      - Обещать не могу, Берт.
      - Черт тебя побери, Анита, ты очень хочешь быть уволенной?
      - Это был лучший наш год, Берт, и частично из-за статей обо мне в "Пост-Диспетч".
      - Они все насчет прав зомби и того правительственного расследования, в котором ты участвовала. Нашу работу ты там не рекламировала.
      - Но это все равно ведь помогло? Сколько народу звонили и спрашивали именно меня? И сколько из них говорили, что видели мое имя в газете? Сколько слышали обо мне по радио? Может, я там говорила только о правах зомби, но для бизнеса это оказалось чертовски выгодно. Так отпусти слегка мой поводок.
      - Ты ведь не думаешь, что я на самом деле это сделаю?
      Он уже рычал в телефон. Я его достала.
      - Нет, не думаю.
      Он коротко и резко дышал.
      - Или ты появишься завтра на работе, или я проверю твой блеф.
      И он бахнул трубку на рычаги. Детская обидчивость.
      Я повесила трубку, все еще глядя на телефон. Компания "Воскресение" из Калифорнии пару месяцев назад сделала мне заманчивое предложение. Но мне действительно не хотелось ехать на Западное побережье, да и на Восточное тоже, если на то пошло. Я люблю Сент-Луис. Но пусть тогда Берт сломается и наймет еще работников. Мне такое расписание действительно не потянуть. Конечно, после октября станет проще, но весь этот год я металась от одной чрезвычайной ситуации к другой.
      Я получила удар кинжалом, пулю, удавку и укус вампира всего за четыре месяца. И наступает момент, когда слишком много событий происходит слишком быстро. У меня наступила боевая усталость, как у солдата в окопе.
      Я позвонила моему инструктору по дзюдо и оставила сообщение на автоответчике. Дважды в неделю я ходила на тренировки в четыре часа дня, но сегодня пропущу. Три часа сна - этого будет мало.
      Потом я позвонила в "Запретный плод". Это вампирский стриптизный гадючник. "Чип энд Дейл" с клыками. Владельцем и управляющим там был Жан-Клод. Из трубки раздался его голос, мягкий и шелковый, будто он меня гладил, хотя я и знала, что это запись.
      - Вы позвонили в "Запретный плод". Для нас будет наслаждением воплотить в жизнь ваши самые темные мечты. Оставьте сообщение, и вам обязательно перезвонят.
      Я подождала сигнала.
      - Жан-Клод, это Анита Блейк. Мне нужно увидеться с вами сегодня. Это важно. Перезвоните и сообщите мне место и время. - Я дала номер своего телефона и задумалась, слушая шорох ленты. Поколебавшись, добавила: - Спасибо.
      И повесила трубку. Вот и все.
      Либо он перезвонит, либо нет. Вероятно, да. Вопрос в том, хочу ли я этого? Нет. Не хочу, но ради полиции, ради всех тех бедняг, которым предстоит погибнуть, я должна попробовать. Хотя лично для меня обращение к Мастеру было не лучшим вариантом.
      Жан-Клод уже отметил меня дважды. Еще две метки - и я стану его слугой. Я говорила, что ни одна из этих меток не была добровольной? И его слугой на вечные времена. Мне это не улыбалось. Кажется, он хотел еще и моего тела, но это уже вторично. Если бы все, чего он хотел, сводилось к физиологии, это еще можно было бы вытерпеть, но ему нужна была моя душа. А этого я ему отдавать не собиралась.
      Последние два месяца мне удавалось его избегать. Теперь я добровольно шла к нему опять. Глупо. Но я не могла забыть волосы этого неизвестного, мягкие, смешавшиеся с травой еще не пожелтевшего газона. Отметины клыков на бумажно-белой коже, хрупкость покрытого росой обнаженного тела. И еще на много тел придется смотреть, если не поторопиться. А поторопиться - значило пойти к Жан-Клоду.
      Перед глазами танцевали видения жертв вампиров. И каждая из них была на моей совести, потому что я из-за дурацкой щекотливости не пошла к Мастеру. Если я могу остановить убийства сейчас, пока есть только одна жертва, я буду рисковать душой ежедневно. Вина - отличный мотив действия.
      4
      Я плыла в черной воде, продвигаясь плавными сильными движениями. Огромная луна сияла над озером, отбрасывая на воду серебряную дорожку. И черная бахрома деревьев вокруг. А вода теплая, теплая, как кровь. И я поняла, почему она черная. Это и была кровь. Я плыла в озере свежей теплой крови.
      Тут же я проснулась, ловя ртом воздух. Глаза обшаривали тьму, ища... чего?
      Перед самым пробуждением что-то погладило меня по ноге. Что-то, живущее во тьме и крови.
      Заверещал телефон, и я подавила вскрик. Обычно я так не нервничаю. Это был всего лишь проклятый кошмар. Сон.
      Нащупав трубку, я смогла выдавить из себя:
      - Да?
      - Анита?
      Голос прозвучал неуверенно, будто его обладатель был готов повесить трубку.
      - Кто это?
      - Это Вилли, Вилли Мак-Кой.
      В тот момент, когда он назвал имя, я узнала ритм голоса. В телефоне он звучал отдаленно и с электрическим шипением, но я его узнала.
      - А, Вилли, как жизнь?
      И я тут же обругала себя за этот вопрос. Вилли теперь вампир, а какая может быть жизнь у мертвеца?
      - Все отлично.
      В его голосе звучало неподдельное удовольствие. Ему было приятно, что я спросила.
      Я вздохнула. Честно говоря, Вилли мне нравился. А мне не полагаюсь хорошо относиться к вампирам. Ни к одному вампиру, пусть я даже знала его при жизни.
      - А ты сама как?
      - О'кей. В чем дело?
      - Жан-Клод получил твое послание. Он велел сказать, что встреча в "Цирке проклятых" сегодня в восемь вечера.
      - В "Цирке"? А что он там делает?
      - Он теперь его владелец. Ты не знала?
      Я покачала головой, сообразила, что он этого не видит, и ответила:
      - Впервые слышу.
      - Он предлагает встретиться с ним на представлении, которое начинается в восемь.
      - Что за представление?
      - Он сказал, ты должна знать.
      - Загадками говоришь, - сказала я.
      - Ну, Анита, что мне велели, то я и говорю. Ты же понимаешь.
      Я понимала. Вилли принадлежал Жан-Клоду со всеми потрохами, не говоря уже о душе.
      - Ладно, Вилли, все нормально. Это не твоя вина.
      - Спасибо тебе, Анита.
      Голос у него был радостный, как у щенка, который ожидал пинка ногой, а его вместо этого погладили.
      И чего я стала его утешать? Какое мне дело до задетых чувств вампира? Ответ: я не думала о нем как о мертвом. Он был все тот же Вилли Мак-Кой с его пристрастием к кричащим костюмам, невозможным галстукам и с теми же беспокойными руками. Смерть его мало изменила. А жаль.
      - Скажи Жан-Клоду, что я буду.
      - Скажу обязательно. - Он секунду помолчал, тихо дыша в трубку. Поосторожнее сегодня, Анита.
      - Ты знаешь что-то такое, что мне следует знать?
      - Нет, но... ну, в общем, просто...
      - В чем дело Вилли?
      - Ни в чем, ни в чем. - Он говорил теперь голосом высоким и испуганным.
      - Я иду в западню, Вилли?
      - Нет, ничего такого. - Я почти видела, как мелькают в воздухе его ручки. - Клянусь, Анита, никто за тобой не охотится.
      Я оставила это без внимания. Никто, о ком он знает и может поклясться.
      - Так чего же ты боишься, Вилли?
      - Да просто здесь вампиров больше обычного. И кое-кому из них наплевать, кто от них пострадает. И больше ничего.
      - А почему их больше обычного, Вилли? Откуда они появились?
      - Не знаю и не хочу знать, понимаешь? Ладно, Анита, мне пора.
      И он повесил трубку прежде, чем я могла задать очередной вопрос. И в голосе его сквозил настоящий страх. За себя или за меня? Может быть, и то, и другое.
      Я посмотрела на радиочасы над кроватью: 6.35. Если хочу успеть на эту встречу, надо поспешить. Одеяла на ногах были теплыми, как свежий хлеб. Чего мне на самом деле хотелось - это свернуться в клубочек под одеялами и желательно с привычным игрушечным пингвином. Да, это было бы чудесно.
      Откинув одеяла, я пошла в ванную. Щелкнула выключателем, и помещение залил сияющий белый свет. Волосы у меня торчали кудряшками во всех мыслимых направлениях. Пора бы запомнить, что не надо спать с мокрой головой. Я провела по ним щеткой, и они слегка вытянулись, образовав волнистую массу. А поверх ее торчали кудри, и ни черта мне было с ними не сделать, если не намочить и не начать все снова. На что не было времени.
      От черных волос моя бледная кожа смотрелась мертвенной - а может, это свет такой. Глаза у меня карие, но такие темные, что кажутся черными. Две поблескивающие дыры в меловом лице. И чувствовала я себя точно так же, как выглядела, - прекрасно.
      Так. Что бы надеть на встречу со Старейшим вампиром города? Я выбрала черные джинсы, свитер с геометрическим орнаментом, черные найковские кроссовки с голубой отделкой и синюю с черным спортивную сумку, застегивающуюся вокруг талии. Согласование цветов в лучшем виде.
      Браунинг отправился в наплечную кобуру. В сумку вместе с кредитными картами я сунула запасную обойму, водительские права, деньги и небольшую щетку для волос. Натянула купленный в прошлом году спортивный жакет. Первый из всех, в котором я не слишком похожа на гориллу. Вообще у кожаных жакетов такие длинные рукава, что мне их не надеть. Он был черным, так что Берт не разрешил бы мне носить его на работу.
      Молнию жакета я застегнула только до половины, оставив место, чтобы выхватить пистолет в случае необходимости. Серебряный крест болтался на длинной цепочке - теплая твердая тяжесть между грудей. От креста против вампиров больше пользы, чем от пистолета, даже если пули серебряные.
      У двери я остановилась в сомнении. Я не видела Жан-Клода два месяца. И сейчас тоже не хотела его видеть. Вспомнился мой сон. Что-то, живущее в крови и тьме. Откуда этот кошмар? Опять Жан-Клод влез в мои мысли? Он обещал не вмешиваться в мои сны. Но стоит ли его слово чего-нибудь? Ответ неизвестен.
      Я выключила свет в квартире и закрыла за собой дверь. Подергала, чтобы убедиться, что она заперта, и ничего мне больше не оставалось, как ехать в "Цирк проклятых". Без задержек. Живот свело судорогой почти болезненной. Значит, я боюсь. Ну и что? Все равно надо ехать, и чем быстрее я поеду, тем быстрее вернусь. Если бы я только могла верить, что с Жан-Клодом будет все так просто. С ним никогда ничего просто не бывает. Если я сегодня что-нибудь узнаю про убийства, за это мне придется заплатить. И не деньгами. Этого добра у Жан-Клода навалом. Нет, с ним придется расплачиваться монетой побольнее, поинтимнее, покровавее.
      И это я по доброй воле вызвалась его посетить? Глупо, Анита, очень глупо.
      5
      На вершине "Цирка пронятых" стоял букет прожекторов, и их лучи резали черную ночь, как лезвия мечей. Многоцветные огни сливались в название, которое затмевалось вихрящимся над ними белым светом. В застывшей пантомиме танцевали вокруг вывески демонические клоуны.
      Я прошла мимо больших холщовых плакатов, покрывавших стены. На одном был человек с содранной кожей - "Смотрите Человека без Кожи", призывал он. На другом была киноверсия какой-то вудуистской церемонии. Из открытых могил взлетали зомби. Этот плакат изменился с тех пор, как я последний раз была в "Цирке". Не знаю, к добру это или к худу, может, ни то, ни другое. Плевать мне было, что они тут делают, только... только это неправильно - поднимать мертвых просто для развлечения.
      А кто поднимает для них зомби? Я знала, что кто-то новый, потому что их последний аниматор был убит с моим участием. Он был серийным убийцей и дважды чуть не убил меня - второй раз с помощью нападения гулей, а это мерзкий способ умирать. Конечно, он тоже умер не сахарно, но это не я разодрала ему глотку. Это сделал вампир. Можно сказать, что я облегчила ему страдания. Убийство из милосердия. В этом роде.
      На улице было слишком холодно, чтобы стоять в полурасстегнутом жакете. Но если его застегнуть до горла, мне пистолет вовремя не вынуть. Отморозить задницу или потерять возможность себя защищать? У клоунов на крыше были клыки. Я решила, что не так уж тут, в конце концов, холодно.
      Из двери на меня хлынули тепло и шум. Сотни прижатых друг к другу в тесноте тел. Шум толпы, как океанский шум, бессмысленный бормот. Толпа - вещь стихийная. Одно слово, один взгляд - и толпа становится бешеной. Толпа совсем не то что группа.
      Полно было семей. Мамочка, папочка и детки. У деток к рукам привязаны воздушные шары, а мордашки вымазаны сладкой ватой. И запах, как в странствующем балагане: кукурузные лепешки, коричный запах пирогов, мороженого, пота. Только одного не было: пыли. На летней ярмарке всегда в воздухе пыльно. Сухая, удушающая пыль, поднятая в воздух сотнями ног. И машины ездят по траве без конца, так что она сереет от пыли.
      Здесь не было запаха грязи в воздухе, но было что-то столь же характерное. Запах крови. Такой неуловимый, что, казалось, он тебе померещился, но он был. Сладковатый медный аромат крови, смешанный с запахом готовящихся блюд и острым ароматом мороженого, раскладываемого по коническим стаканчикам. А пыль - кому она нужна?
      Мне хотелось есть, а кукурузные лепешки пахли аппетитно. Сперва поесть или сперва обвинить Старейшего вампира в убийствах? Ох уж эта проблема выбора.
      Но мне не пришлось ее решать. Из толпы выступил человек. Он был лишь чуть повыше меня, и на плечи его спадали кудрявые белокурые волосы. Он был одет в васильковую рубашку с закатанными рукавами, обнажавшую твердые мускулистые руки. Худощавые бедра были обтянуты джинсами, как виноградины кожицей. На ногах у него были ковбойские сапоги с голубым узором. Ярко-синие глаза гармонировали с рубашкой. Он улыбнулся, блеснув мелкими зубами.
      - Вы Анита Блейк, нет?
      Я не знала, что сказать. Не всегда хорошо сознаваться, кто ты такая.
      - Мне Жан-Клод велел вас подождать.
      Голос у него был тихий и неуверенный. Что-то было в нем такое, почти детская привлекательность. А у меня к тому же слабость к красивым глазкам.
      - Как вас зовут? - спросила я. Всегда люблю знать, с кем имею дело.
      Он улыбнулся шире:
      - Стивен я, Стивен меня зовут.
      Он протянул руку, и я ее пожала. Рука была мягкая, но пожатие крепкое - не ручной труд, но что-то вроде поднятия тяжестей. Не очень много - чтобы рука была твердой, но не взрывалась. Мужчины моего роста серьезный вес поднимать не могут. Может, он и хорош в плавках, но в обычной одежде он похож на изуродованного гнома.
      - За мной, прошу вас.
      Он говорил, как официант, но, когда он пошел в толпу, я пошла за ним.
      Он шел к большой синей палатке. Как цирковая палатка старых времен. Я такую видала только на картинках или в кино.
      Человек в полосатой куртке кричал:
      - Люди, представление начинается! Давайте билеты и проходите! Самая большая кобра в мире! Страшную змею укрощает прекрасная заклинательница Шахар! Это будет представление, которого вы никогда не забудете!
      Очередь отдавала билеты молодой женщине на входе. Она рвала их пополам и возвращала корешки.
      Стивен уверенно миновал очередь. На нас бросали мрачные взгляды, но женщина при входе кивнула нам, и мы вошли.
      Вдоль палатки тянулись ярусы скамеек. Много. И почти все места были заняты. Ух ты, "все билеты проданы".
      В середине голубым рельсом был огорожен круг. Цирк с одним рингом.
      Стивен протискивался мимо колен десятков людей на ступенях. Поскольку мы были в самом низу, идти можно было только вверх. И я пошла за Стивеном по бетонным ступеням. Палатка, быть может, и была съемной, но ступени и скамьи стационарными. Мини-колизей.
      У меня плохие колени. То есть я могу бежать по ровной поверхности, но поставьте меня на склон или на лестницу, и они начинают болеть. И потому я не пыталась угнаться за ровным, скользящим шагом Стивена. Я только смотрела, где мелькают его голубые джинсы. И искала, не замечу ли чего подозрительного.
      Кожаный жакет я расстегнула, но снимать не стала. А то пистолет будет виден. По спине тек пот. Еще чуть-чуть - и я расплавлюсь.
      Стивен поглядывал через плечо, проверяя, иду ли я за ним, или просто чтобы меня подбодрить. И улыбаются, просто отодвигая губы от зубов. Почти что скалился.
      Я остановилась на середине лестницы, глядя, кик его гибкая фигура скользит вверх. От Стивена исходила энергия, и воздух будто закипал вокруг него. Оборотень. Некоторые оборотни умеют скрывать свою суть лучше, другие - хуже. Стивен не очень. Или ему было все равно, если я замечу. Может быть.
      Ликантропия - это болезнь, как СПИД. И относиться настороженно к жертвам несчастного случая - предрассудок. Большинство тех, кто стали оборотнями, пережили нападение. Это не был собственный выбор. Так почему же Стивен все равно мне не нравился, когда я поняла, кто он? Предрассудок? У меня?
      Он подождал наверху лестницы, такой же симпатичный, как и прежде, картинка, но его энергия была заключена в слишком малый объем - как если бы двигатель работал на высоких оборотах на холостом ходу. Зачем Жан-Клоду нужен слуга-оборотень? Может быть, представится случай спросить.
      Я поднялась наверх вслед за Стивеном. Что-то, очевидно, было такое в моем лице, потому что он спросил:
      - В чем дело?
      Я покачала головой:
      - Ни в чем.
      Не знаю, поверил ли он мне, но он улыбнулся и повел меня к кабине, состоящей в основном из стекла и занавесок, скрывающих то, что было внутри. Больше всего это было похоже на кабину радиовещания.
      Стивен подошел к занавешенной двери и отворил ее. Придержал дверь, жестом приглашая меня пройти.
      - Нет, после вас, - сказала я.
      - Я - джентльмен, а вы - леди.
      - Спасибо, но я вполне способна открыть дверь сама.
      - Феминистка? Ну-ну.
      На самом деле мне просто не хотелось иметь старину Стивена у себя за спиной. Но если он хочет думать, что я - твердокаменная феминистка, пусть его. Это куда ближе к правде, чем многое другое.
      Он вошел в дверь. Я оглянулась на ринг. Отсюда он казался намного меньше. Мускулистые мужчины, одетые в трико, вытащили на арену тележку. В ней было два предмета: огромная плетеная корзина и темнокожая женщина. Одета она была в голливудский вариант наряда танцовщицы. Густые черные волосы падали вниз, как плащ, до самых лодыжек. Изящные руки с маленькими темными кистями чертили в воздухе плавные кривые. Она танцевала перед тележкой. Наряд был фальшивым, но она была настоящей. Она знала, как танцевать - не для соблазна, хотя и это было, но ради власти. Танец когда-то был призывом для какого-нибудь бога; но теперь почти никто об этом не помнит.
      У меня по шее побежали мурашки, поднимая волосы дыбом. Я поежилась. Что там в корзине? Зазывала у входа говорил, что там - гигантская кобра, но ни одной змее в мире такая большая корзина не нужна. Даже анаконде, самой большой змее в мире, не нужен контейнер десяти футов высоты и двадцати футов ширины.
      Что-то коснулось моего плеча. Я вздрогнула и резко обернулась. Стивен стоял почти вплотную и улыбался.
      Я проглотила сердце, которое готово было вырваться из глотки, и полыхнула на него взглядом. Я так не хотела пускать его к себе за спину, а тут дала просто подкрасться. Умница ты, Анита, просто умница. И потому что он меня напугал, я на него обозлилась. Но лучше быть обозленной, чем испуганной.
      - Жан-Клод там, внутри, - сказал он. У него на лице была улыбка, но в глазах очень человеческий проблеск смеха.
      Я набычилась на него, зная, что веду себя по-детски, и плюя на это.
      - После тебя, мохнатолицый.
      Смех пропал. Он посмотрел на меня очень серьезно.
      - Как ты узнала?
      Голос у него был робкий и неуверенный. Многие ликантропы гордятся своим умением сойти за человека.
      - Это было просто.
      Что не было полной правдой, но я хотела его уесть. Ребячески, некрасиво. Но честно.
      У него вдруг сделалось очень юное лицо, а глаза наполнились неуверенностью в себе и болью.
      А, черт!
      - Послушай, я много времени провела среди оборотней. Я просто знаю, что искать, понимаешь?
      И чего я стала его утешать? А того, что я знаю, каково это - быть чужаком. Я поднимаю мертвых, и многие люди из-за этого относят меня к монстрам. И бывают дни, когда я с ними согласна.
      Он все еще таращился на меня, и задетые чувства смотрели из его глаз открытой раной. Все, если он заплачет, я ухожу.
      Он повернулся, не говоря больше ни слова, и вошел в открытую дверь. Я минуту стояла, глядя в проем. В толпе послышались ахи и вскрики. Я повернулась посмотреть. Это была змея, но это не была самая большая в мире кобра. Это была вообще самая большая в мире, мать ее так, змея. Тело ее вилось тусклой серо-черной с желтовато-белым полосой. Чешуя блестела на свету. Голова была в фут длиной и шириной в полфута. Таких больших змей просто не бывает. Она раздула клобук размером со спутниковую антенну. Потом зашипела и высунула язык, как черный бич.
      У меня в колледже был семестровый курс герпетологии. Будь эта змея футов восемь или меньше, я бы сказала, что это египетская ленточная кобра. Латинского названия я не могла бы вспомнить даже ради спасения собственной жизни.
      Женщина упала ниц на землю перед змеей. Символ повиновения змее. Ей богу. О Господи Иисусе!
      Женщина встала и начала танцевать, и кобра наблюдала за ней. Женщина стала живой флейтой, за движениями которой следовала эта близорукая тварь. Мне не хотелось видеть, что случится, если женщина собьется. Яд не успеет ее убить. Клыки были такого размера, что пронижут ее, как копья. Она умрет от шока и кровопотери куда раньше, чем начнет действовать яд.
      Что-то нарастайте на этом ринге. Я спинным хребтом ощутила напряжение магии. Должно ли было это волшебство сдержать змею, или вызвать ее, или это была сама змея? Была ли сила у нее самой? Я даже не хотела знать, что она такое. Она выглядела как кобра, может быть, самая большая в мире, но у меня не было для нее слов. Может быть, подошло бы слово "бог" с маленькой буквы, но это все равно было бы неточно.
      Я потрясла головой и отвернулась. Не хотела я смотреть это представление. Не хотела стоять в потоке мягко и холодно текущей магии. Если змея опасна, Жан-Клод держал бы ее в клетке. Верно? Верно.
      Я отвернулась от заклинательницы змей и самой большой в мире кобры. Я хотела поговорить с Жан-Клодом и свалить отсюда к чертовой матери.
      Дверной проем заполняла тьма. Вампирам свет не нужен. А ликантропам? Я не знала. Господи, сколько еще надо узнать. Жакет я расстегнула до конца, чтобы быстрее выхватить оружие. Хотя, честно говоря, если сегодня мне понадобится выхватывать оружие, да еще и быстро, то я по уши влипла.
      Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Нет смысла тянуть. Я прошла в дверь, в ждущую темноту, и не оглянулась. Не хотела смотреть, что происходит на ринге. Честно говоря, не хотела смотреть и на то, что в темноте. А выбор был? Вряд ли.
      6
      Комната была похожа на шкаф, перегороженный повсюду занавесями. И никого, кроме меня, в занавешенной тьме не было. Куда же девался Стивен? Был бы он вампиром, я бы поверила в исчезновение, но ликантропы не умеют растворяться в воздухе. Значит, здесь должна быть вторая дверь.
      Если бы эту комнату строила я, где бы сделала внутреннюю дверь? Ответ: напротив наружной. Я отвела занавес в сторону. И нашла дверь. Элементарно, дорогой Ватсон.
      Дверь была из тяжелого дерева, и на ней вырезаны какие-то цветущие лианы. Ручка была белая с розовыми цветочками посередине. Очень женственная дверь. Хотя нет правил, запрещающих мужчинам любить цветы. Совсем нет. Ладно, это сексистский комментарий. Простите, что подумала.
      Я не стала вытаскивать оружие. Видите, я еще не совсем впала в паранойю. Повернув ручку, я распахнула дверь. До самой стены. За ней никого не было. Уже хорошо.
      Обои были желтовато-белые с серебряным, золотым и бронзовым орнаментом. Какое-то неопределенно-восточное впечатление. А ковер на полу черный. Никогда не видела ковра такого цвета. Почти половину комнаты занимала кровать с балдахином, укрытая черными просвечивающими занавесками. От них она была трудно различима, туманна, как во сне. И кто-то спал на ней в гнезде из черных одеял и багряных простыней. Линия обнаженной груди выдавала, что это мужчина, но его лицо было, как саваном, покрыто волной каштановых волос. Все это было слегка нереально, будто он ждал, что сейчас вкатится кинокамера на тележке.
      У дальней стены стояла черная кушетка с разбросанными кроваво-красными подушками. И у последней стены - кресло на двоих от того же гарнитура. На кресле свернулся Стивен, на углу кушетки сидел Жан-Клод. Одет он был в черные джинсы, заткнутые в кожаные сапоги до колен, окрашенные густой, почти бархатной чернотой. На рубашке был высокий кружевной воротник, приколотый у шеи рубином размером с большой палец. Черные волосы его были достаточно длинны, чтобы рассыпаться по кружевам. Рукава были свободны и широки, сужаясь к запястьям, и по рукам тоже рассыпались кружева, из которых видны были только кончики пальцев.
      - Где вы берете такие сорочки? - спросила я.
      - Вам нравится? - улыбнулся он. Руки его ласкающе прошлись по груди, пальцы остановились около сосков. Это было приглашение. Я могла коснуться гладкой белой материи и увидеть, так ли мягки эти кружева, как кажутся.
      Я покачала головой. Не надо отвлекаться. Потом взглянула на Жан-Клода. Он глядел на меня своими синими, как небо в полночь, глазами. И ресницы у него тоже были как черное кружево.
      - Она хочет вас, Мастер, - сказал Стивен. - Я ее желание нюхом чую.
      Жан-Клод повернул только голову и посмотрел на Стивена.
      - Я тоже.
      Слова были безобидные, но то, что за ними угадывалось, уж никак. Голос его отдался в комнате, низкий и полный страшного обещания.
      - Я ничего плохого не хотел сказать, Мастер, ничего!
      У Стивена был перепуганный вид, и вряд ли можно его в этом упрекнуть.
      Жан-Клод снова повернулся ко мне как ни в чем не бывало. Лицо его снова стало приятно красивым, внимательным, заинтересованным.
      - Мне не нужна ваша защита.
      - О нет, я думаю, что нужна.
      Резко повернувшись, я обнаружила вампиршу у себя за спиной. Как открывалась дверь, я не слышала.
      Она улыбнулась мне, не показав клыков. Фокус, который умеют исполнять старые вампиры. Она была высока и стройна, кожа черная и волосы длинные, цвета черного дерева, до талии. Одета она была в багряные лайкровые мотоциклетные штаны, настолько тесные, что было видно отсутствие белья. Топ у нее был из красного шелка, и его удерживали тоненькие завязочки. Как верх облегающей пижамы. Туалет завершали красные босоножки на высоких каблуках и тонкая золотая цепь с одиноким бриллиантом. Все это вызывало в памяти слово "экзотика". Она хихикнула и улыбнулась мне.
      - Это угроза? - спросила я.
      Она остановилась передо мной.
      - Пока нет.
      В ее голосе был намек на какой-то другой язык. Что-то темное, с перекатывающимися шипящими согласными.
      - Хватит, - произнес Жан-Клод.
      Смуглая леди резко повернулась, и черные волосы взметнулись, как вуаль.
      - А, по-моему, нет.
      - Ясмин!
      Слово прозвучало низко и мрачно, с предупреждением.
      Ясмин рассмеялась - резким звуком бьющегося стекла. Она стояла прямо передо мной, загораживая от меня Жан-Клода. Она протянула ко мне руку, и я шагнула назад.
      Она улыбнулась достаточно широко, чтобы стали видны клыки, и снова потянулась ко мне. Я отступила, но она вдруг оказалась ко мне вплотную, быстрее, чем я могла моргнуть или вздохнуть. Ее рука вцепилась мне в волосы, отгибая шею назад. Пальцы ее скользнули по коже моей головы, другая рука держала меня за подбородок, и пальцы впились мне в лицо, как живая сталь. Я не могла шевельнуть головой, зажатой у нее в руках. Если не выхватывать пистолет и не стрелять в нее, ничего я сделать не могла. А насколько можно было судить по ее движениям, выхватить пистолет я бы ни за что не успела.
      - Вижу, почему она тебе нравится. Такая хорошенькая, такая деликатесная.
      Она полуобернулась к Жан-Клоду, почти подставив мне спину, но не выпуская моей головы.
      - Никогда не думала, что ты можешь так запасть на человеческую женщину.
      В ее устах это звучало так, будто я щенок с помойки.
      Ясмин повернулась ко мне, и я прижала ствол пистолета к ее груди. Как бы быстра она ни была, ей плохо придется, если я захочу. Я внутренним чувством могла определить, насколько стар вампир. Наполовину это было врожденное, наполовину созданное тренировкой. Ясмин была старой, старше Жан-Клода. Я могла бы ручаться, что она старше пятисот лет. Будь она новоумершей, пуля из современного оружия при выстреле в упор разнесла бы ей сердце, убила бы. Но ей пятьсот и она Мастер вампиров. Пуля может ее и не убить. Но может и убить, как знать.
      Что-то мелькнуло на ее лице: удивление и, быть может, только тень страха. Тело ее застыло, как статуя. Если она и дышала, я этого заметить не могла.
      Голос у меня был полупридушенный, но слова вполне различимы.
      - Очень медленно убери руки от моего лица. Обе руки положи на голову и переплети пальцы.
      - Жан-Клод, отзови свою женщину.
      - Я бы на твоем месте сделал то, что она говорит, Ясмин. - В его голосе явно слышалось удовлетворение. - Сколько вампиров вы убили, Анита?
      - Восемнадцать.
      Глаза Ясмин чуть расширились.
      - Не верю!
      - Ты вот во что поверь, сука: я нажму курок, и можешь прощаться с собственным сердцем.
      - Пули мне вреда не причинят.
      - С серебряной оболочкой - еще как причинят. Отвали от меня, немедленно!
      Она сделала, как я сказала. И стояла передо мной, переплетя длинные пальцы на голове. Я шагнула прочь от нее, не отводя дула от ее груди.
      - И что дальше? - спросила Ясмин. Улыбка все еще кривила ее губы. В темных глазах читался интерес - ситуация ее забавляла. Я не люблю, когда надо мной смеются, но когда свяжешься с Мастером вампиров, приходится кое-что спускать.
      - Можешь опустить руки, - сказала я.
      Ясмин так и сделала, но смотрела на меня по-прежнему так, будто у меня вторая голова выросла.
      - Где ты ее взял, Жан-Клод? У этой киски есть зубки.
      - Скажите Ясмин, как называют вас вампиры, Анита.
      Это подозрительно походило на приказ, но неподходящий был момент, чтобы ставить его на место.
      - Истребительница.
      Глаза Ясмин расширились, потом она улыбнулась, блеснув клыками как следует.
      - Я думала, ты повыше.
      - Меня это тоже иногда огорчает, - сказала я.
      Ясмин закинула голову назад и расхохоталась дико и резко, с истерическим оттенком.
      - А мне она нравится, Жан-Клод. Она опасна. Это как спать со львом.
      Она скользнула ко мне. Я подняла пистолет и направила на нее. Это не замедлило ее движений.
      - Жан-Клод, скажите ей, что я ее застрелю, если она не отстанет.
      - Я обещаю не причинять тебе вреда, Анита, Я буду очень ласковой.
      Она наклонилась ко мне, и я не знала, что делать. Она вела со мной игру, садистскую, но вряд ли смертельную. Можно ли ее застрелить только за то, что она мне докучает? Вряд ли.
      - Я слышу в воздухе жар твоей крови, тепло твоей кожи, как духи.
      Скользящей, раскачивающей бедра походкой она уже приблизилась ко мне вплотную. Я наставила на нее пистолет, и она рассмеялась. Потом прижалась грудью к дулу.
      - Такая мягкая, влажная, но сильная. - Я не знала, о ком она говорит - о себе или обо мне. Ни то, ни другое не было мне приятно. Она терлась маленькими грудями о пистолет, проводя сосками по дулу. - Лакомая и опасная.
      Последнее слово свистящим шепотом обдало мою кожу, как ледяной водой. Впервые я видела Мастера, который владел голосовыми фокусами Жан-Клода.
      Ее соски под тонкой тканью рубашки набухли и затвердели. Фу! Я отвела дуло вниз и отступила назад.
      - О Господи! Это все вампиры старше двухсот лет такие извращенцы?
      - Мне больше двухсот, - сказал Жан-Клод.
      - Аргумент в мою пользу, - сказала я.
      Из уст Ясмин пролилась тоненькая струйка смеха. Она прошла у меня по коже, как теплый ветер. И женщина стала красться ко мне. Я отступала, пока не уперлась спиной в стену. Она положила руки на стену по обе стороны от моих плеч и наклонилась, будто выполняла отжимания.
      - Хотелось бы мне самой ее попробовать.
      Я ткнула пистолет ей в ребра - ниже, чем ей было бы приятно тереться.
      - Ничей клык меня не тронет, - сказала я.
      - Крутая девушка. - Ее лицо наклонилось ко мне, губы коснулись моего лба. - Мне такие нравятся.
      - Жан-Клод, сделайте что-нибудь, или одна из нас будет убита.
      Ясмин оттолкнулась от меня, выпрямив локти, настолько далеко, насколько могла это сделать, не отнимая рук от стены. Язык ее облизал губы, чуть-чуть показав клык, но в основном - влажные губы. Она снова подалась ко мне, полуоткрыв губы, но наклонялась она не к моей шее. Она стремилась ко рту. Она не хотела пробовать меня, как вампир, а просто - попробовать. Стрелять я не могла - она ведь хотела всего лишь меня поцеловать. Будь она мужчиной, я бы ее не стала убивать.
      Ее волосы упали мне на руки, мягкие, как толстый шелк. Все поле зрения заполнило ее лицо. Губы ее парили над моими. Ее теплое дыхание пахло мятой, но под этим современным запахом угадывался более старый: мерзкая сладковатость крови.
      - Ты пахнешь застарелой кровью, - шепнула я прямо ей в рот.
      - Я знаю, - шепнула она в ответ, чуть касаясь губами моих губ.
      Она прижалась ко мне губами в нежном поцелуе. И улыбнулась, не разрывая соприкосновения губ.
      Распахнулась дверь, чуть не прижав нас к стене. Ясмин выпрямилась, но руки со стены около моих плеч не убрала. Мы обе посмотрели на дверь. Женщина с волосами белокурыми почти до полной белизны влетела внутрь и дико оглядела комнату. Ее голубые глаза полезли на лоб, когда она увидела нас. Она завопила бешеным голосом:
      - Уберись от нее!
      Я наморщила лоб и спросила у Ясмин:
      - Она это мне?
      - Да.
      Ясмин явно забавлялась ситуацией.
      Женщина этого чувства не разделяла. Она бросилась к нам, согнув пальцы когтями. Ясмин перехватила ее одним размытым от неимоверной скорости движением. Женщина тряслась и вырывалась, протягивая ко мне руки.
      - Какого черта ей надо? - спросила я.
      - Маргарита - слуга Ясмин, - пояснил Жан-Клод. - Она думает, вы хотите украсть у нее Ясмин.
      - Мне Ясмин не нужна. - Ясмин обернулась ко мне, охваченная гневом. Неужели я задела ее чувства? Хотелось бы. - Послушай, Маргарита, она твоя. Успокойся, ладно?
      Женщина заорала на меня без слов утробным голосом. То, что могло бы быть симпатичным лицом, исказилось звериной гримасой. Никогда я не видала такой моментальной злобы. Можно, было испугаться даже с заряженным пистолетом в руке.
      Ясмин пришлось оторвать эту женщину от пола и держать в воздухе.
      - Боюсь, Жан-Клод, что Маргарита не будет удовлетворена, если ей не ответят на вызов.
      - Какой вызов? - спросила я.
      - Ты бросила вызов ее праву на меня.
      - Ничего подобного.
      Ясмин улыбнулась. Так мог улыбаться Еве змей: очаровательно, заинтересованно и опасно.
      - Жан-Клод, я пришла сюда не для этого балагана. Я не хочу ни одного вампира, тем более женского пола.
      - Были бы вы моим слугой-человеком, ma petite, вызова бы не было, поскольку связь человека с Мастером вампиров нерушима.
      - Так о чем же тогда волнуется Маргарита?
      - О том, что Ясмин может взять вас в любовницы. Она иногда такое проделывает, чтобы довести Маргариту до бешеной ревности. По причинам, которые мне не понятны, Ясмин это нравится.
      - О да, мне это нравится.
      Ясмин повернулась ко мне, все еще держа в руках эту женщину. Та отбивалась, но Ясмин держала ее легко, без напряжения. Конечно, вампир может поднять на вытянутых руках "тойоту", так что говорить о человеке средних размеров?
      - Короче, что это значит для меня?
      Жан-Клод улыбнулся, но в улыбке его была тень усталости. Была это скука или гнев? Или просто усталость?
      - Вам придется драться с Маргаритой. Если вы победите, Ясмин ваша. Если победит она, Ясмин принадлежит ей.
      - Погодите, - сказала я. - Драться - это как? На рассвете на дуэльных пистолетах?
      - Никакого оружия, - заявила Ясмин. - Моя Маргарита с ним обращаться не умеет. А я не хочу, чтобы она пострадала.
      - Тогда перестань ее мучить, - сказала я.
      Ясмин улыбнулась:
      - Это часть развлечения.
      - Стерва и садистка, - заметила я.
      - Да, я такая.
      О Господи, бывают же такие, которых и оскорбить нельзя!
      - Значит, вы хотите, чтобы мы дрались за Ясмин голыми руками?
      Поверить не могу, что я задала такой вопрос.
      - Да, ma petite.
      Я посмотрела на пистолет у себя в руке, на вопящую женщину и спрятала пистолет в кобуру.
      - Есть какой-нибудь выход из этого, кроме драки с ней?
      - Если вы признаете себя моим слугой, драки не будет. Она станет ненужной.
      Жан-Клод смотрел на меня, изучая мое лицо, и глаза его были совершенно неподвижны.
      - То есть это все подстроено, - заключила я. И у меня изнутри стала подниматься первая теплая волна злости.
      - Подстроено, ma petite? Я понятия не имел, что Ясмин найдет вас такой заманчивой.
      - Чепуха!
      - Признайте себя моим слугой, и все на этом кончится.
      - А если нет?
      - Вам придется драться с Маргаритой.
      - Отлично, - сказала я. - Давайте к делу.
      - Почему вы не хотите признать то, что и без того правда, Анита? - спросил Жан-Клод.
      - Я вам не слуга. И никогда вашим слугой не буду. Лучше бы вы это признали сами и отвалили бы от меня к хренам собачьим.
      - Что за выражения, ma petite! - скривился он.
      - Идите вы на!..
      Тут он улыбнулся.
      - Как вам угодно, ma petite. - И он сел на край кушетки - может быть, чтобы лучше видеть. - Ясмин, как только будешь готова...
      - Погодите! - сказала я, сняла жакет и стала смотреть, куда его положить.
      Мужчина, спавший в кровати под черным балдахином, протянул руку сквозь черные шторы.
      - Я его подержу, - сказал он.
      Я задержала на нем взгляд на минуту. Он был обнажен до пояса. Руки, грудь, живот выдавали следы тренировки с поднятием тяжестей - сколько надо, не слишком много. Либо у него был превосходный загар, либо натуральная смуглость кожи. Волосы рассыпались по плечам густой волной. Глаза у него были карие и очень человеческие. Приятно такое видеть.
      Я отдала ему жакет. Он улыбнулся, сверкнув зубами и прогоняя с лица остатки сна. Потом сел, держа жакет в одной руке и обхватив колени, спрятанные под черными одеялами, прижался щекой к колену и принял веселый вид.
      - Вы уже вполне готовы, ma petite? - В голосе Жан-Клода звучал интерес и оттенок смеха, не имеющего отношения к юмору. Это был смех издевательский. Но издевался он над собой или надо мной - непонятно.
      - Готова, думаю, - ответила я.
      - Поставь ее на пол, Ясмин. Посмотрим, что будет.
      - Двадцать на Маргариту, - послышался голос Стивена.
      - Нечестно, - ответила Ясмин. - Я не могу ставить против своей слуги.
      - Двадцать против каждого из вас на победу мисс Блейк.
      Это сказал человек на кровати. У меня была секунда, чтобы обернуться на него и увидеть его улыбку, потом налетела Маргарита.
      Она размахнулась, целясь мне в лицо, и я блокировала удар предплечьем. Она дралась по-девчоночьи - открытыми ладонями и ногтями. Но она была быстра быстрее человека. Может быть, это было оттого, что она была слугой, - не знаю. Ее ногти пропахали на моем лице резкую болезненную борозду. Все, хватит. Больше не нежничаю.
      Одной рукой я удерживала ее на расстоянии, и она вцепилась в эту руку зубами. Правым кулаком я ударила ее изо всех сил, вложив в удар вес своего тела. Отличный был удар в солнечное сплетение.
      Маргарита выпустила мою руку и согнулась пополам, ловя ртом воздух. Отлично.
      У меня на левой руке остался окровавленный отпечаток ее зубов. Коснувшись левой щеки, я отняла еще больше вымазанную кровью руку. Больно, черт возьми!
      Маргарита стояла на коленях, снова обучаясь дышать. Но она глядела на меня, и по взгляду голубых глаз было ясно, что бой не окончен. Как только к ней вернется дыхание, она полезет снова.
      - Не вставай, Маргарита, а то будет больно.
      Она затрясла головой.
      - Она не может перестать, ma petite. Иначе вы выиграете тело Ясмин, если уж не сердце.
      - Не нужно мне ее тело! Ничье тело мне не нужно!
      - А это уже просто неправда, ma petite, - заметил Жан-Клод.
      - Перестаньте называть меня ma petite!
      - У вас две мои метки, Анита. Вы на полпути к тому, чтобы стать моим слугой. Признайте это, и никто больше сегодня не будет страдать.
      - Ага, разбежалась, - ответила я.
      Маргарита поднималась на ноги. Я этого не хотела. И потому придвинулась раньше, чем она успела встать, и сделала ей подсечку. Одновременно с этим схватив ее за плечи, я повалила ее назад и села сверху. Правую руку ее я взяла в захват. Она попыталась встать. Я усилила давление, и она снова повалилась на пол.
      - Перестань драться.
      - Нет!
      Это было второе членораздельное слово, которое я от нее услышала.
      - Я тебе руку сломаю.
      - Ломай, ломай! Мне плевать.
      На лице ее была дикая, безумная злоба. Господи Боже мой. Ее не урезонить. Ладно.
      Используя зажатую руку как рычаг, я перевернула ее на живот, увеличив давление почти до перелома, но не ломая. Сломанная рука не заставит ее прекратить бой, а я хотела положить конец этой дурости.
      Держа захват одной ногой и рукой, я встала коленями ей на спину, прижав к полу. Захватив горсть желтых волос, я запрокинула ей голову назад, обнажив шею. Тут я выпустила ее руку, захватила ее шею правой рукой так, что локоть пришелся против адамова яблока, и сдавила артерии по сторонам шеи. Ухватив себя за запястье, я нажала сильнее.
      Она пыталась вцепиться ногтями мне в лицо, но я уткнулась в ее спину, и она не доставала. При этом она издавала тихие беспомощные звуки, потому что на громкие не хватало воздуха.
      Она стала царапать мою руку, но свитер был толст. Она вздернула мой рукав вверх, обнажив руку, и стала драть ее ногтями. Я сильнее прижалась лицом к ее спине и сдавила горло так, что у меня руки затряслись от напряжения и зубы заскрипели. Все, что было у меня, я вложила в эту правую руку, сжимающую хрупкое горло.
      Она перестала царапаться. Ее руки заколотились о мой правый локоть, как умирающие бабочки.
      Придушить кого-нибудь до бессознательного состояния - работа долгая. В кино это выглядит легко, быстро и чисто. Это не легко, это не быстро и уж точно, черт побери, не чисто. Жертва отбивается куда сильнее, чем это бывает в кино. И если надо кого-то придушить до смерти, лучше подержать подольше после того, как этот кто-то перестанет шевелиться.
      Маргарита постепенно обмякала, одна часть тела за другой. Когда она лежала в моих руках мертвым грузом, я ее медленно отпустила. Она лежала неподвижно. И дыхания не было заметно. Не слишком ли долго я давила?
      Коснувшись ее шеи, я ощутила сильный и ровный пульс сонной артерии. Отключилась, но не умерла. Отлично.
      Я встала и отошла к кровати.
      Ясмин упала на колени возле неподвижной Маргариты.
      - Любовь моя, единственная, она сделала тебе больно?
      - Она просто без сознания, - сказала я. - Через несколько минут очнется.
      - Если ты ее убила, я тебе глотку перерву!
      Я покачала головой:
      - Давай не будем начинать снова. Я сегодня уже столько поработала на публику, что больше не могу.
      - У вас кровь идет, - сказал человек в кровати.
      У меня с правого предплечья капала кровь. Маргарита не в состоянии была нанести мне серьезные повреждения, но царапины были достаточно глубоки, чтобы некоторые оставили шрамы. Класс. У меня с внутренней стороны этой руки уже есть длинный тонкий шрам от ножа. И даже с этими царапинами на правой руке у меня меньше шрамов, чем на левой. Производственные травмы.
      Кровь текла по руке довольно ровно. Но на черном ковре она не была видна. Отличный цвет для комнаты, где вы собираетесь регулярно пускать кровь.
      Ясмин помогала Маргарите встать. Женщина очень быстро оправилась. Почему это? Да, конечно же, потому, что она была слугой.
      Ясмин подошла к кровати, ко мне. Ее прекрасное лицо истончилось так, что показались кости. Глаза горели ярко, почти лихорадочно.
      - Свежая кровь! А я сегодня еще голодна!
      - Ясмин, возьми себя в руки.
      - Ты не научил свою слугу вести себя как следует, Жан-Клод, - сказала Ясмин, глядя на меня очень недоброжелательно.
      - Оставь ее в покое, Ясмин. - Жан-Клод уже стоял.
      - Каждого слугу надо выдрессировать, Жан-Клод. Ты слишком запустил этот процесс.
      Я взглянула на него поверх плеча Ясмин:
      - Выдрессировать?
      - Это, к сожалению, неизбежная стадия процесса, - сказал он. Голос его был нейтрален, будто речь шла о дрессировке лошади.
      - Будьте вы прокляты! - Я выхватила пистолет и держала его двумя руками, как чашку. Сегодня никто меня дрессировать не будет.
      Краем глаза я заметила, что кто-то встал на другом конце кровати. Мужчина все еще лежал под одеялами. А встала стройная женщина цвета кофе со сливками. Черные волосы были острижены очень коротко. Она была обнажена. Черт возьми, откуда она взялась? Ясмин стояла в ярде от меня, водя языком по губам, и клыки поблескивали в свете потолочных ламп.
      - Я тебя убью. Понимаешь? Убью, - сказала я.
      - Попытаешься.
      - Развлечение и игра не стоят того, чтобы за них умирать, - сказала я.
      - После нескольких сотен лет только они и стоят того, чтобы за них умирать.
      - Жан-Клод, если вы не хотите ее потерять, отзовите ее!
      Мой голос звучал выше, чем мне хотелось бы. С испугом.
      На таком расстоянии пуля разворотит ей всю грудь. Если так случится, она не воскреснет как нежить - сердца уже не будет. Конечно, ей больше пятисот лет. Один выстрел может этого и не сделать. К счастью, у меня больше одной пули.
      Уголком глаза я заметила какое-то движение. И уже наполовину туда повернулась, когда что-то бросило меня наземь. Чернокожая сидела на мне сверху. Я наставила пистолет, чтобы выстрелить, не думая, человек она или нет. Но ее рука поймала мои запястья и сдавила. Она готова была раздавить мне кости.
      И она зарычала мне в лицо - сплошные зубы и низкий рык. У такого звука должны быть остроконечные зубы в отороченной мехом пасти. Человеческому лицу так выглядеть не полагается.
      Она выдернула у меня браунинг, будто отобрала конфетку у младенца. Держала она его неправильно, будто не знала, который конец куда.
      Чья-то рука обвила ее талию и стащила с меня. Это был человек с кровати. Женщина обернулась к нему, рыча.
      Ко мне прыгнула Ясмин. Я отползла, прижавшись спиной к стене. Она улыбнулась:
      - Без оружия ты совсем не так крута, да?
      Вдруг она оказалась передо мной на коленях. Я не видела ее приближения, даже размытого движения не заметила. Она появилась как по волшебству.
      Всем телом она навалилась на мои колени, прижав меня к стене. Вцепившись пальцами мне в руки выше локтей, она рванула меня на себя. Сила неимоверная. По сравнению с ней негритянка-оборотень была игрушкой.
      - Нет, Ясмин!
      Наконец-то Жан-Клод пришел мне на помощь. Но он опаздывал. Ясмин обнажила зубы, отвела шею для удара, и я ни черта сделать не могла.
      Она крепко прижимала меня к себе, сомкнув руки у меня за спиной. Еще чуть крепче - и я вылезла бы у нее с другой стороны.
      - Жан-Клод! - завопила я.
      Жар. Что-то горело у меня под свитером, над сердцем. Ясмин остановилась. Я ощутила, как она затряслась всем телом. Что за черт?
      Между нами взвился язык бело-голубого пламени. Я вскрикнула, и Ясмин отозвалась эхом. Мы вместе кричали и горели.
      Она отвалилась от меня. По ее блузке вился бело-голубой язык пламени. Огонь пролизал дыру в моем свитере. Я выскользнула из наплечной кобуры и сорвала с себя горящий свитер.
      Крест все еще горел ярким бело-голубым огнем. Я дернула за цепочку, она порвалась. Крест упал на ковер, задымился и погас.
      У меня над левой грудью, где бьется сердце, был ожог, точно повторяющий форму креста. Он уже покрылся волдырями. Вторая степень.
      Ясмин срывала с себя блузку. На ней был точно такой же ожог, но ниже груди, потому что она выше меня ростом.
      Я поднялась, стоя на коленях в лифчике и в джинсах. По лицу у меня текли слезы. У меня уже есть ожог побольше в виде креста на левом предплечье. Группа людей из вампирского охвостья заклеймила меня, думая, что это очень смешно. Они ржали до той самой минуты, пока я их не убила.
      Ожог - это зверская боль. При тех же размерах он болит куда сильнее любой другой травмы.
      Передо мной стоял Жан-Клод. Крест горел раскаленным светом без пламени, но ведь Жан-Клод его и не трогал. Поглядев вверх, я увидела, что он заслоняет глаза рукой.
      - Уберите это, ma petite. Больше никто вас не тронет. Я обещаю.
      - Почему бы вам не отойти подальше и не дать мне самой решить, что я буду делать?
      Он вздохнул:
      - Ребячеством было с моей стороны дать этому так далеко зайти, Анита. Простите мне мою глупость.
      Трудно было принять это извинение всерьез, когда он стоял, прикрываясь рукой и не смея взглянуть на пылающий крест. Но это было извинение. А для Жан-Клода - просто невероятное раскаяние.
      Я подняла крест за цепочку. Срывая его, я повредила замок. Теперь, чтобы его надеть, понадобится новая цепочка. Другой рукой я подобрала свитер. В нем была дыра больше моего кулака, как раз на груди. Тут уж ничем не поможешь. А где прятать пылающий крест, если на тебе нет рубашки?
      Человек в кровати подал мне мой жакет. Я посмотрела ему в глаза и увидела там заботу и чуть-чуть страха. Его карие глаза были очень близко ко мне и смотрели очень по-человечески. Это было приятно, хотя я и не понимала почему.
      Кобура болталась у меня возле талии, как спущенные подтяжки. Я снова ее надела. Странно было ощущать ее на голой коже.
      Мужчина подал мне мой пистолет рукояткой вперед. Негритянка-оборотень стояла с другой стороны кровати, все еще голая, и смотрела на нас сердито. Мне было все равно, как он отобрал у нее мой пистолет. Я только была рада получить его назад.
      С браунингом в кобуре мне стало спокойнее, хотя я ни когда не пробовала носить наплечную кобуру на голое тело. Наверное, она будет натирать. Нет в мире совершенства. Мужчина подал мне горсть бумажных салфеток. Красные простыни сползли ниже талии, угрожая свалиться совсем.
      - Рука кровоточит, - сказал он.
      Я посмотрела на правую руку. Она слегка кровоточила. Но болела настолько слабее ожога, что я просто про нее забыла.
      Я взяла салфетки, а про себя подумала, что он тут делает. Занимался сексом с этой голой чернокожей, с оборотнем? Ее я в кровати не видела. Может, она пряталась под кроватью?
      Я оттерла руку, как смогла, - не хотела, чтобы слишком много крови попало на жакет. Его я надела и сунула все еще светящийся крест в карман. Когда он будет спрятан, сияние должно прекратиться. Почему мы с Ясмин пострадали только потому, что свитер был свободной вязки, а ее топ оставлял много голого тела. Тело вампира, прикоснувшееся к освященному кресту, испаряется быстро.
      Теперь, когда крест был спрятан, Жан-Клод смотрел прямо на меня.
      - Я прошу прощения, ma petite. Я не собирался вас сегодня пугать.
      Он протянул мне руку. Его кожа была белее покрывающих ее кружев.
      Я игнорировала протянутую руку и встала, опираясь на кровать.
      Он медленно опустил руку. Его темно-синие глаза смотрели на меня очень спокойно.
      - С вами у меня никогда не получается так, как я хочу, Анита Блейк. Интересно почему?
      - Может быть, вам пора понять это как намек и оставить меня в покое?
      Он улыбнулся - всего лишь легкое движение губ.
      - Боюсь, что для этого слишком поздно.
      - И что это должно значить?
      Дверь распахнулась толчком, ударилась о стену и пошла обратно. В дверях стоял человек с дикими глазами и покрытым каплями пота лицом.
      - Жан-Клод! Змея!..
      Он тяжело дышал, будто пробежал всю лестницу бегом.
      - Что там со змеей? - спросил Жан-Клод.
      Человек медленно перевел дыхание.
      - Она сошла с ума.
      - Что случилось?
      Человек покачал головой.
      - Не знаю. Она напала на Шахар, укротительницу. Шахар мертва.
      - Она уже в толпе?
      - Еще нет.
      - Нам придется отложить эту дискуссию, ma petite.
      Он двинулся к двери, и остальные вампиры за ним по пятам. Отличная муштра. Стройная негритянка натянула через голову свободное платье - черное с красными цветами. Пара красных туфель на высоких каблуках - и она исчезла в дверях.
      Мужчина выскочил из кровати, голый, и стал натягивать тренировочный костюм. Смущаться времени не было.
      Это не мое дело, но что, если кобра попадет в толпу? Не мое дело. Я застегнула жакет так, чтобы не видно было, что я без рубашки, но не так высоко, чтобы нельзя было вытащить пистолет.
      Из двери в яркий свет палатки я вышла раньше, чем мужчина успел натянуть штаны. Вампиры и оборотни были уже возле ринга, рассыпаясь цепью вокруг змеи. Она заполнила весь ринг черно-белыми извивающимися кольцами. В ее глотке исчезала нижняя половина человека в блестящем трико. Вот что удерживало ее пока от рывка в толпу. Время на кормежку.
      О Боже милосердный!
      Ноги человека конвульсивно дергались. Он не мог быть живым. Не мог. Но ноги дергались. О Боже, пусть это будет просто рефлекс. Не дай ему быть до сих пор живым!
      Эта мысль была хуже любого виденного мною кошмара. А я видала их предостаточно.
      Чудовище на ринге - никак не моя проблема. Мне нет нужды строить из себя героя.
      Люди кричали, бежали, подхватывая на руки детей. Под ногами хрустели пакеты попкорна и сладкой ваты. Я влилась в толпу и стала проталкиваться вниз. У моих ног свалилась женщина с годовалым ребенком, и какой-то мужчина полез через них. Я рывком подняла женщину на ноги, схватив одной рукой ребенка. Мимо нас проталкивались люди. Мы тряслись, пытаясь удержаться на месте. Я ощущала себя скалой в бешеной реке.
      Женщина глядела на меня глазами, слишком большими для ее лица. Я сунула ей ребенка обратно и потащила между сиденьями, потом схватила за руку ближайшего большого мужика (черт с ним, пусть я сексистка!) и рявкнула ему:
      - Помоги им!
      Он вытаращился на меня как на апостола, но выражение бессмысленного страха сползло с его физиономии. Он взял женщину за руку и стал проталкиваться с ней к выходу.
      Не могла я дать змее попасть в толпу. А остановить ее разве я могу? Во блин! Опять я, черт возьми, иду изображать героя. И я стала пробиваться вниз против прилива, прущего вверх. Чей-то локоть въехал мне в рот, и я почувствовала вкус крови. Когда я пробьюсь через эту кашу, все может уже кончиться. О Господи, если бы так оно и было.
      7
      Из толпы я вынырнула, будто отодвинула занавес. Кожа гудела памятью толкающихся тел, но я стояла на последней ступеньке - живая. Надо мной все еще бушевала вопящая толпа, пробивающаяся к выходу. Но здесь, у самого ринга, было тихо. И тишина обернула мне лицо и руки толстыми складками. В спертом воздухе было трудно дышать. Магия. Но магия вампиров или кобры, я не знала.
      Ближе всех ко мне стоял Стивен, голый до пояса, худой и даже в каком-то смысле элегантный. Его голубая рубашка была надета на Ясмин, прикрывая ее обнаженный торс. Она завязала рубашку у пояса, открывая загорелый живот. Рядом с ней стояла Маргарита, а чернокожая женщина - возле Стивена. Она сбросила туфли и твердо стояла на ринге босыми подошвами.
      В дальнем конце цирка стоял Жан-Клод с двумя новыми белокурыми вампирами по сторонам. Он повернулся и издали посмотрел на меня. Я ощутила изнутри его прикосновение там, где ничьим рукам быть не полагается. У меня перехватило горло, по телу потек пот. Ничто в эту минуту не могло бы заставить меня подойти к нему ближе. Он пытался что-то мне сказать. Что-то слишком личное и интимное, чтобы это можно было доверить словам.
      Хриплый выкрик привлек мое внимание к центру ринга. Там, изломанные и окровавленные, лежали двое мужчин. Кобра нависла над ними, как движущаяся башня из мышц и чешуи. И зашипела на нас. Громкий звук отдался эхом.
      Люди лежали возле ее... хвоста? Ног? Один из них пошевелился. Неужели он жив? Я стиснула перила так, что пальцы заболели. Страшно было так, что в горле ощущался вкус желчи. Даже кожа похолодела от страха. Вам случалось видеть сны, когда повсюду змеи так густо, что идти невозможно, не наступая на них? Это почти клаустрофобия. У меня такой сон всегда кончится тем, что я стою под деревьями, а на меня сыплются змеи, а я только и могу, что кричать.
      Жан-Клод вытянул в мою сторону изящную руку. Она вся, кроме кончиков пальцев, была покрыта кружевом. Все остальные смотрели на змею, но Жан-Клод смотрел на меня. Один из раненых пошевелился. Из его уст вырвался тихий стон и отдался эхом по всей палатке. Это иллюзия или действительно эхо? Не важно. Он был жив, и мы должны были сохранить ему жизнь.
      Мы? Какого черта "мы"? Я уставилась в темно-синие глаза Жан-Клода. Лицо у него было абсолютно непроницаемым, очищенным от любых понятных мне эмоций. Глазами он не мог меня загипнотизировать - его собственные метки этого не позволяли. Но ментальные фокусы - если он их пробует - вполне возможны. И он их пробовал.
      Это были не слова, а порыв. Я хотела идти к нему. Бежать к нему. Ощутить гладкое, твердое пожатие его руки. Мягкость его кружев на моей коже. И я прислонилась к перилам - закружилась голова. Пришлось вцепиться в них, чтобы не упасть. Какого черта он затеял эти ментальные игры? У нас ведь теперь другая проблема? Или ему на змею наплевать? Может, это вообще все подстава. Может, это он велел змее взбеситься. Но зачем?
      У меня встали дыбом все волоски на теле, будто по ним прошел невидимый палец. Я затряслась и не могла остановиться.
      Я глядела вниз на пару очень хороших черных ботинок, высоких и мягких. Подняв глаза, я встретила взгляд Жан-Клода. Он обошел ринг, чтобы встать рядом со мной. Все лучше, чем если бы я пошла к нему.
      - Соединитесь со мной, Анита, и у нас хватит сил остановить эту тварь.
      Я покачала головой:
      - Понятия не имею, о чем вы говорите.
      Он провел концами пальцев по моей руке. Даже сквозь кожаный жакет я ощутила эту полосу льда. Или огня?
      - Как у вас получается быть одновременно таким горячим и холодным? спросила я.
      Он улыбнулся - чуть шевельнул губами.
      - Ma petite, перестаньте со мной сражаться, и мы укротим эту тварь. Мы можем спасти этих людей.
      На этом он меня подловил. Момент личной слабости против жизни двух человек. Ничего себе выбор.
      - Если я один раз пущу вас к себе в голову настолько далеко, в следующий раз вам будет легче в нее проникнуть. Свою душу я не отдам ни за чью жизнь.
      Он вздохнул:
      - Что ж, это ваш выбор.
      И он повернулся и пошел прочь. Я схватила его за руку, и она была теплой, твердой и очень, очень настоящей.
      Он повернулся ко мне, и глаза его были большими и глубокими, как дно океана, и столь же смертоносными. Его собственная сила удерживала меня от падения в них; одна я бы погибла.
      Я с таким усилием проглотила слюну, что стало больно, и отняла свою руку. Мне пришлось подавить желание вы тереть ее о штаны, будто я коснулась чего-то скверного. Может быть, так оно и было.
      - Серебряные пули ее ранят?
      Он задумался на секунду:
      - Мне неизвестно.
      - Если вы перестанете пытаться захватить мой разум, я вам помогу.
      - Вам лучше пойти против нее с пистолетом, чем со мной?
      В его голосе звучал истинный интерес.
      - Вы правильно поняли.
      Он отступил назад и сделал мне жест рукой в сторону ринга.
      Я перепрыгнула рельс и встала рядом с Жан-Клодом. Стараясь не обращать на него внимания, я направилась к исполинской твари. Вытащила браунинг. Его гладкая и твердая тяжесть успокаивала.
      - Древние египтяне оказывали ей божеские почести, ma petite. Это была Эдхо, королевская змея. О ней заботились, приносили ей жертвы, обожали.
      - Она не бог, Жан-Клод.
      - Вы так уверены?
      - Не забывайте, я монотеистка. Для меня это просто сверхъестественная ползучая тварь.
      - Как хотите, ma petite.
      Я обернулась:
      - А каким чертом вам удалось ее протащить через карантин?
      Он покачал головой:
      - Разве это важно?
      Я снова обернулась к твари посреди ринга. Сбоку от нее кровавой грудой лежала заклинательница. Змея ее не съела. Знак уважения, преданности или просто везение?
      Кобра задвигалась к нам, сжимая и разжимая чешуйки брюха. Жан-Клод был прав: не важно, как она попала в страну. Она сейчас здесь.
      - Как мы будем ее останавливать?
      Он улыбнулся так широко, что стали видны клыки. Может быть, на слово "мы".
      - Если вы обездвижите ей пасть, я думаю, мы с ней разберемся.
      Туловище змеи было толще телеграфного столба. Я покачала головой:
      - Если вы так говорите...
      - Вы можете ранить ее в пасть?
      Я кивнула:
      - Если серебряные пули подействуют, то да.
      - Маленький мой снайпер, - сказал он.
      - Поберегите свой сарказм до подходящей минуты, - огрызнулась я.
      Он кивнул.
      - Если вы собираетесь в нее стрелять, я бы на вашем месте поспешил, ma petite. Если она навалится на моих сотрудников, будет поздно.
      Лицо его было непроницаемо. Не знаю, хотел он, чтобы я стреляла, или нет.
      Я повернулась и пошла через ринг. Кобра остановила свое продвижение. Она ждала, как качающаяся башня. Стояла, если существо без ног может стоять, и ждала меня, пробуя воздух похожим на бич языком. Пробуя меня.
      Вдруг Жан-Клод оказался рядом со мной. Я не слышала, не ощутила его приближения. Еще один ментальный фокус. Ладно, сейчас мне не до этого.
      Он быстро и тихо - наверное, я одна слышала, - сказал:
      - Я сделаю все, чтобы защитить вас, ma petite.
      - У вас это отлично вышло в вашем кабинете.
      Он остановился, я - нет.
      - Я знаю, что вы ее боитесь, Анита. Ваш страх ползет по моему животу, позвал он тихо и неразборчиво, как шум ветра.
      - Отгребитесь вы от моего сознания!
      Кобра глядела на меня. Я держала браунинг двумя руками, направив ей в голову. Я считала, что я вне расстояния ее броска, но не была уверена. Какое расстояние безопасно от змеи, которая больше грузовика? За два или за три штата от нее? Я уже могла разглядеть глаза змеи, пустые, как у куклы.
      Слова Жан-Клода пролетели сквозь мое сознание, как гонимые ветром лепестки. Раньше в его голосе никогда не было оттенков аромата.
      - Заставьте ее идти за вами и подставьте нам ее спину перед выстрелом.
      Пульс на шее у меня бился так сильно, что мешал дышать. Во рту так пересохло, что глотка заболела. Я медленно, очень медленно стала отодвигаться от вампиров и оборотней. Голова змеи поворачивалась за мной, как поворачивалась за заклинательницей. Если она пойдет вперед в броске, я выстрелю, но если она будет просто следить за мной, я дам Жан-Клоду шанс напасть на нее сзади.
      Конечно, есть возможность, что серебряные пули ее не ранят. И вообще тварь такого размера пули из моего браунинга могут только разозлить. Я будто попала в фильм с чудовищами, где какой-нибудь скользкий монстр ползет и ползет вперед, как в него ни стреляй. Я только надеялась, что это всего лишь голливудская выдумка.
      Если пули ей не повредят, мне придется умереть. В мозгу вспыхнул образ дергающихся человеческих ног, торчащих из змеиной пасти. На теле змеи было еще заметно утолщение, будто она съела огромную крысу.
      Язык хлестнул вперед, и я ахнула, подавив вопль. Анита, держи себя в руках! Это всего лишь змея. Гигантская змея, кобра-людоед, но всего лишь змея. Да-да.
      У меня каждый волосок на теле встал по стойке "смирно". Та мощь, которую вызывала заклинательница змей, вышла наружу. Мало того, что эта тварь ядовитая и с такими зубами, что могла прокусить меня насквозь. Ей еще надо быть с волшебной силой. Прекрасно, просто прекрасно.
      Запах цветов стал гуще и ближе. Это вовсе и не Жан-Клод был. Кобра заполняла воздух ароматом. Змеи не пахнут цветами. Они пахнут затхлостью, и однажды услышав этот запах, ты его уже не забудешь. Ни одно животное с мехом так не пахнет. Запах вампирьего гроба слегка напоминает запах змеи.
      Кобра повернула ко мне огромную голову.
      - Давай, еще чуть-чуть, - приговаривала я, обращаясь к змее. Что очень глупо само по себе, потому что змеи глухи. Сладкий и густой, плыл запах цветов. Я двигалась по краю ринга приставным шагом, и змея плыла за мной тенью. Может, это у нее привычка такая. Я была маленькой и волосы у меня были длинные и темные, хотя и близко не той длины, что у заклинательницы. Может быть, этой бестии нужен был кто-то, за кем следовать?
      - Давай, деточка, иди к мамочке, - шептала я едва шевелящимися губами. Была только я, змея и мой голос. Я не решалась глядеть через ринг на Жан-Клода. Остались только мои ноги, идущие по рингу, движения змеи, пистолет у меня в руках. Как в танце.
      Кобра приоткрыла пасть, мелькнув языком и показав клыки размером с косу. У кобр клыки закрепленные, они не убираются, как у гремучих змей. Приятно, что я еще помню что-то по герпетологии. Хотя спорить могу, что д-р Гринберг ничего подобного никогда не видел.
      На меня накатил неудержимый порыв захихикать. Вместо этого я направила руку на пасть этой твари. Запах цветов стал так силен, что был почти осязаем. Я спустила курок. Голова змеи дернулась назад, расплескивая кровь по полу. Я стреляла еще и еще. Челюсти разлетелись клочками плоти и костей. Кобра зашипела, разинув разбитые челюсти. Наверное, это был вопль.
      Туловище толщиной с телеграфный столб заколотило по полу. Неужели я ее убила? Неужели простые пули смог ли ее убить? Я сделала еще три выстрела в голову. Тело завернулось огромным узлом, закипели белые и черные чешуйки, забрызганные кровью. Петля этого тела вдруг выхлестнула наружу и сбила меня с ног. Я упала на колени и одну руку, в другой держа пистолет, готовая его нацелить. Меня ударило еще одним кольцом. Как будто кит стукнул. Полуоглушенная, я оказалась под несколькими сотнями фунтов змеиного тела. Полосатое кольцо прижимало меня к земле. Тварь нависла надо мной, из разбитых челюстей капали кровь и яд. Если он коснется моей кожи, это меня убьет. Слишком его много.
      Я лежала на спине под вставшей на дыбы змеей и стреляла в нее. Просто давила на курок, а голова летела ко мне.
      В змею что-то ударило. Что-то мохнатое вонзило зубы и когти в шею змеи. Это был вервольф с покрытыми шерстью человеческими руками. Кобра попятилась, прижимая меня своей тяжестью. Гладкие чешуйки брюха скользнули по моему почти обнаженному торсу, сдавливая. Она меня не съест, она меня просто задавит насмерть.
      Я завопила и выстрелила в тело змеи. Щелкнула пустая обойма. Блин!
      Надо мной появился Жан-Клод. Его бледные, покрытые кружевами руки подняли с меня кольцо змеи, будто это и не была тысяча фунтов мышц. Я отползла назад на четвереньках и ползла, как краб, до края ринга, где выщелкнула пустую обойму и вставила новую из сумки. Не помню, когда я расстреляла все тринадцать патронов, но так оно было. Я дослала патрон в патронник и была готова к новому танцу.
      Руки Жан-Клода ушли в змею по локоть. Он выхватил из нее кусок поблескивающего позвоночника, раздирая ее на части.
      Ясмин впилась в гигантскую рептилию, как ребенок в пирожное. Лицо и торс ее были облиты кровью. Вытащив из змеи длинную кишку, она рассмеялась.
      Я еще никогда не видала, как вампиры используют всю свою нечеловеческую силу. Присев на краю ринга с заряженным пистолетом, я только смотрела.
      Негритянка-оборотень сохраняла обличье человека. Достав откуда-то нож, она с удовольствием полосовала змею.
      Кобра ударила головой по земле, и вервольф покатился кубарем. Змея встала на дыбы и снова ударила. Раздробленные челюсти впились в плечо негритянки. Та вскрикнула, и сзади из платья у нее показался клык. С него стекал яд, расплескиваясь по земле. Вся спина платья пропиталась ядом и кровью.
      Я подалась вперед с пистолетом наготове, но остановилась в нерешительности. Кобра мотала головой, пытаясь стряхнуть женщину. Но слишком глубоко вошел клык и слишком сильно была повреждена пасть. Кобра оказалась в капкане, но и женщина тоже.
      Я не знала, смогу ли попасть в голову змеи, не задев негритянку. Женщина вопила и визжала. Ее руки беспомощно впивались в тело змеи. Нож она где-то обронила.
      Белокурая вампирка схватила негритянку. Змея вскинулась, подняв негритянку в разбитых челюстях и тряся, как пес игрушку. Женщина завизжала.
      Вервольф прыгнул змее на шею, как укротитель на необъезженную лошадь. Теперь уже нельзя было стрелять, чтобы кого-нибудь не задеть. Черт побери! Оставалось только стоять и смотреть.
      На ринг выбежал человек, который был на кровати. Это он так долго надевал штаны и куртку? Куртка с расстегнутой молнией хлопала полами, открыв почти целиком загорелую грудь. Насколько я могла понять, он не был вооружен. Так что он собирается делать, черт его возьми?
      Он присел около тех двоих, которые в начале заварухи еще были живы, и потащил одного из них подальше от схватки. Хорошая мысль.
      Жан-Клод схватил женщину. Ухватившись рукой за торчащий из нее клык, он с хрустом его обломал. Треск был как от винтовочного выстрела. Рука женщины оторвалась от тела, обнажив кости и связки. Женщина вскрикнула последний раз и обмякла. Он отнес ее ко мне и положил на землю. Правая рука женщины болталась на пучках мышц. Он освободил ее от змеи, но чуть не оторвал ей руку.
      - Помогите ей, ma petite.
      Он положил ее к моим ногам, окровавленную и без сознания. Кое-что в первой помощи я понимала, но Господи ты Боже мой, куда же тут накладывать жгут? Или шину на руку? Она же не сломана, она вырвана из сустава!
      По палатке дохнуло ветром. Меня толкнуло воздухом. Я ахнула и отвернулась от умирающей девушки. Жан-Клод стоял возле змеи. Все вампиры терзали ее тело, и все же она еще жила. Ветер трепал кружевной воротник, развевал волосы. Он шептал мне в лицо, сердце подкатывалось к горлу. Единственный звук, который был мне слышен, - это звук шумящей в ушах крови.