Стоя перед иллюминатором, Диана Трой смотрела на звёзды. Они были совершенно неподвижные – холодные светящиеся точки, лишённые атмосферы, которая заставила бы их мигать. Трой искала уединения этого коридора, где можно стоять и смотреть на звёзды. Ей необходимы были несколько минут покоя, чтобы собраться с мыслями, прежде чем идти на мостик.
      Корабль находился на орбите планеты Ориана. Война, длившаяся на протяжении нескольких поколений, почти уничтожила планету и её население. Трой хотела взять с собой на мостик ощущение безмятежного спокойствия звёзд. Советнику надлежит быть спокойным, собранным, готовым ко всему.
      – Куда Вы смотрите, советница?
      Подскочив от неожиданности, Трой обернулась.
      – Ворф, как Вы меня напугали.
      Клингон нахмурился, что придало ему особенно грозный вид.
      – Я не хотел.
      – Я знаю, – улыбнулась Трой.
      Он нахмурился ещё сильнее, отчего на высоком лбу обозначились кости. Затем он кивнул.
      Его эмоции, как всегда, лежали на поверхности его мыслей. Он не имел привычки их скрывать. В отличие от землян, зачастую лгавшим даже себе, клингон думал то, что думал, и его не заботило, что она об этом знает. Постоянное присутствие эмпата не стесняло его, как стесняло многих членов экипажа. Секретов у Ворфа не было, ибо секреты подразумевали стыд. Трой ценила его открытость.
      – Вы спрашиваете, куда я смотрю. – Улыбнувшись, она жестом предложила ему подойти ближе к иллюминатору.
      Заложив руки за спину, Ворф стал позади неё, заслоняя иллюминатор широкими плечами. Трой знала, что она не высока ростом, но рядом с Ворфом чувствовала себя просто крошечной.
      – Ну, разве они не красивы? – спросила она.
      Ворф переступил с ноги на ногу. Трой чувствовала его замешательство.
      – Не понимаю.
      Землянин мог бы солгать, но этот клингон, по крайней мере, говорил то, что чувствовал.
      – Я глядела на звёзды и думала, какие они красивые.
      Ворф уставился в чёрную пустоту, где блестели звёзды, подобно льдинкам на бархате. Наконец, он произнёс:
      – Я вижу звёзды.
      – Но разве Вам не кажется, что они красивы? – Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть то же самое нахмуренное выражение.
      – Это звёзды. Думаю, они могут показаться… красивыми.
      – Мне они кажутся красивыми, – улыбнулась Трой.
      Он кивнул.
      Трой подавила подступавший к горлу смех. Не следует смеяться над друзьями, особенно, когда те изо всех сил стараются быть вежливыми.
      Из пустоты раздался голос капитана Пикарда.
      – Советница Трой, пройдите на мостик.
      Трой коснулась своего передатчика.
      – Иду, капитан.
      – Говорит Ворф, капитан. Требуется моё присутствие?
      – Оно весьма желательно, лейтенант.
      По голосу Трой чувствовала, что капитан улыбается.
      – Мы идём, капитан, – сказал Ворф.
      Он шагнул к ближайшему турболифту. Трой пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать.
      – Планировалось связаться с орианианами только через час, – сказала она. – Что могло случиться?
      – Не знаю. – Они очутились внутри турболифта, и Ворф произнёс: – Мостик.
      Лифт вздрогнул и начал движение.
      Трой чувствовала возбуждение капитана. Его что-то встревожило. Она не стала делиться своими впечатлениями с Ворфом. Трой чувствовала эмоции каждого, кто находился на корабле. Рассказывать об этом другим не позволяла простая вежливость. Это было бы всё равно, что разглашать подслушанный секрет.
      Двери турболифта с шипением открылись. Перед ними был мостик, с его плавными кривыми и неброского цвета покрытием пола. Он скорее походил на комнату для собраний, чем на капитанский мостик звездолёта. Место для переговоров, а не конфронтаций.
      На главном экране был виден человек. У него была бледно-золотистая кожа. На лице с высокими скулами выделялись большие карие глаза. Это лицо и эти глаза делали бы его похожим на ребёнка, если бы не низкий голос и не ранения.
      Ибо вся правая сторона его лица представляла собой сплошной кровоподтёк. Одну руку он прижал к боку. Его боль буквально ударила Трой. Она пошатнулась. Ворф подхватил её руку.
      – С Вами всё в порядке, советница? – спросил он.
      Трой кивнула. Она уже поняла, что дело тут не только в физической боли. Кроме неё, была ещё ярость. Он был в бешенстве оттого, что с ним сделали.
      Рука Ворфа была надёжной опорой. Трой сделала глубокий вдох и отодвинулась на шаг.
      – Всё в порядке. – Теперь, оправившись от неожиданности, она могла совладать и с этой болью, и с этой яростью. Внимание всех остальных было сосредоточено на экране, и никто, кроме Ворфа, не видел её минутной слабости. Трой была рада этому. Недопустимо позволять чужим эмоциям брать над собой верх. Взяв себя в руки, она заняла своё место слева от капитана Пикарда. Человек на экране заговорил.
      – Я оказал вам наивысшую честь, позволив видеть своё лицо. Я надеялся, что это вас убедит. Наши враги, вентурийцы, намерены не допустить проведения мирных переговоров. Прошу Вас, капитан Пикард, подумайте. Это слишком опасно, чтобы рисковать жизнью посла Федерации. Вы видите, что они сделали со мной. – Здоровой рукой он указал на своё изуродованное лицо. – Если бы не мои телохранители, я бы не говорил сейчас с вами.
      – Уверяю Вас, генерал Баша, что приму все меры для обеспечения своей безопасности. Я не собираюсь позволить террористом сорвать эти переговоры прежде, чем они начнутся, – осторожно заговорил капитан Пикард.
      – Капитан, я хочу, чтобы эти переговоры состоялись, как условлено. Наши учёные говорят, что осталось самое большее десять лет, прежде чем жизнь на нашей планете станет невозможна. Эта война уничтожает нашу землю вместе с нашими людьми. Но я не могу просить Вас отдать жизнь в нашей войне.
      – Это похвально, генерал, но…
      – По крайней мере, обещайте, что возьмёте с собой охрану, – сказал генерал.
      – Если Вы считаете, что это необходимо, – вздохнул капитан Пикард.
      Генерал Баша взглянул на Пикарда, и карие его глаза как-то сразу сделались усталыми.
      – Вчера вечером был убит мой помощник, капитан Пикард. Если Вы решили непременно спуститься, обязательно возьмите охрану.
      – Я сожалею о Вашей потере, – кивнул капитан Пикард.
      – Это случается, капитан, – здоровой рукой Баша сделал отстраняющий жест. – Война длится уже более двухсот лет, и такие вещи случаются. Я встречусь с Вами, как только мне окажут необходимую медицинскую помощь.
      – Может быть, прислать врача с корабля? – спросил Пикард.
      – Благодарю, но в этом нет необходимости, наша медицмна достаточно хороша. От всей души желаю, чтобы вам не пришлось узнать, насколько хороша. – Вслед за этими словами экран погас.
      – Ну, – сказал Пикард, – что Вы об этом думаете, номер первый?
      Круглое бородатое лицо Вильяма Райкера нахмурилось.
      – Прошу разрешить мне быть послом на Ориану.
      – Почему, номер первый, пытаетесь вызвать огонь на себя? – произнёс Пикард с лёгкой улыбкой.
      – Капитан, два покушения за двадцать четыре часа, одна смерть. Это слишком опасно, чтобы рисковать Вашей жизнью.
      – Возражаю. Эта планета умирает, Вилл. Если война не прекратится, оранианцы вымрут поголовно. Меня просили быть послом, и именно я им и буду.
      – И все же, капитан, – сказал Райкер, – это слишком опасно.
      – Я согласен с коммандером Райкером, – Ворф перегнулся через свой пульт, нависая над капитанским креслом.
      – Ценю вашу заботу, но меня не запугать.
      – Тогда хотя бы возьмите охрану, – сказал Райкер.
      – Именно так я и намерен поступить, Вилл. У меня нет ни малейшего желания стать жертвой очередного покушения.
      – И всё же это слишком опасно, капитан, – сказал Ворф.
      Развернувшись вместе с креслом, Пикард очутился лицом к лицу с начальником службы безопасности.
      – Вы хотите сказать, лейтенант Ворф, что Ваши люди не могут обеспечить мою безопасность?
      – Я этого не говорил, – выпрямился Ворф.
      – Вот и хорошо, – улыбнулся Пикард. – Подберите троих людей и ждите меня через час в транспортном отсеке.
      – Хорошо, капитан, – сказал Ворф. Конечно, он не отсалютовал, но Трой слышала салют в его голосе, этакий уважительный рык. Ворф пошёл собирать своих людей.
      – Только троих, капитан? – спросил Райкер.
      – Я не собираюсь брать с собой целую армию. На этой планете и так предостаточно вооружённых лагерей. – Он обернулся к Трой. – Что Вы думаете о генерале Баше, советница?
      – Ему было очень больно, но он хорошо это скрывал. Он очень силён, и физически, и эмоционально. Он скорбит о своём убитом помощнике. Он разъярён, и он лжёт, когда говорит, что хочет проведения мирных переговоров.
      – В каком смысле?
      Трой замялась, подыскивая слова, способные выразить то, что ей было бы гораздо проще дать почувствовать Пикарду, будь он бетазоидом. Всегда так просто ощутить и так сложно сформулировать.
      – В основном он был разгневан из-за атак, но и из-за переговоров тоже.
      Пикард сплёл пальцы, касаясь кончиками подбородка.
      – Он боевой генерал, советница. Без войны он остаётся не у дел.
      – Да, но я почувствовала… – она беспомощно развела руками. – Он что-то скрывает. Тут какой-то обман. Это связано с переговорами.
      – Возможно, его приверженцы собираются отомстить за смерть его помощника, – предположил Райкер.
      – Опять убийства? – взглянул на него Пикард.
      Райкер кивнул.
      – Это возможно, советница? – спросил Пикард.
      Трой попыталась припомнить свои ощущения. Это было всё равно, что пытаться вспомнить сны: что-то проясняется, что-то наоборот, уходит тем дальше, чем сильнее стараешься вспомнить.
      – Возможно.
      – Чем скорее мы начнём переговоры, тем раньше сможем положить конец всей этой чепухе, – кивнул Пикард. – Советница Трой, прошу Вас сопровождать меня на поверхность. Полагаю, Ваши способности будут в этой миссии неоценимыми.
      Улыбнувшись его словам, Трой последовала за ним в турболифт. Последнее, что она почувствовала, прежде чем двери турболифта сомкнулись за ней, была тревога Райкера за её безопасность. Долг и дружба заставляли его тревожиться за капитана, но за неё он переживал сильнее. Любви между ними больше не было, но мысль о том, что её грозит опасность, не давала ему покоя, и она это знала.
      Трой вздохнула. Что прошло, то прошло. Впереди была Ориана с её двумя армиями. Если капитан Пикард не сможет выполнить миссию, погибнет не только целая раса, но и сама планета. Умрёт всё. Каждое животное, каждое растение. Это вопрос нескольких лет. Диана Трой попыталась представить, каково будет ощутить чувства гибнущей расы. Будь она орианианкой, она чувствовала бы страх, непреодолимый страх. Страх и ненависть. Да, если генерал Баша – типичный представитель орианиан, там будет ненависть.
 

 
      Планета Ориана заполнила весь экран. Она выглядела, как светящийся серебристый шар. Сквозь облачный покров то и дело пробивались ядовито-зелёные полосы, словно щупальца какого-то чудовища. Пикард и Трой, не отрываясь, смотрели на маленький экран в транспортном отсеке. Капитан коснулся своего передатчика.
      – Дейта, какова атмосфера Орианы?
      – Атмосфера непригодна для дыхания без фильтра или дыхательного аппарата и не защищает поверхность планеты от солнечной радиации. Пребывание в течение нескольких часов на поверхности может привести к полной потере зрения. Даже короткое пребывание в зоне со столь высоким уровнем радиации неминуемо вызовет рак кожи.
      – Фауна? – спросил Пикард со вздохом.
      – Животный мир на поверхности планеты ограничивается несколькими видами антропоидов, двумя видами хищных рептилий, одним видом крупных млекопитающих хищников. Население – двести тысяч орианианцев.
      – Только двести тысяч, мистер Дейта, Вы уверены?
      – Да, капитан.
      – Благодарю Вас, Дейта. – Пикард обернулся к Трой. – Да, советница, теперь я понимаю, почему генерал Баша дал нам координаты внутри здания. Похоже, планета на краю гибели.
      -Теперь, когда мы находимся на орбите, – кивнула она, – я чувствую много сознаний. Они боятся, капитан.
      Он взглянул на серебристо-серый шар, бывший когда-то планетой класса М.
      – Им есть, чего бояться.
      Послышалось шипение открывающихся дверей, и в отсек шагнул лейтенант Ворф. За ним следовали трое из службы безопасности.
      – Мы готовы, капитан.
      Трое застыли справа и слева от него. Энсин Келли была женщина, почти такого же роста, как клингон. Рядом с ней стоял энсин Коннер, мужчина чуть пониже её; кожа его была настолько черна, что казалась фиолетовой. Широкие плечи переходили в толстую шею, как у тяжелоатлета. Третий, лейтенант Винсент, был высок и худощав, с коротко остриженными волосами.
      Пикард извлёк из пластиковой коробки дыхательную маску. Она была сделана так, чтобы полностью закрыть лицо. Линзы были вшиты в неё, образуя единое защитное приспособление, не особенно удобное на вид. Он спросил, зачем им дыхательные маски, если они транспортируются внутри здания. Ответ был – на всякий случай. Без защитной одежды они ещё смогут продержаться некоторое время, но без масок погибнут мгновенно.
      Пикард надел маску. Она прилегала плотно и слабо пахла лекарством. Доктор Крашер уверила, что это не только совершенно безвредно, но и необходимо. Выслушав доклад Дейта о состоянии планетной атмосферы, Пикард был с ней полностью согласен.
      Остальные также надели маски. Трой стояла слева от Пикарда, как на мостике. Ворф стал позади, также машинально занимая позицию, которую занимал на мостике. Трое его подчинённых застыли по сторонам.
      Глядя на скрытые белыми масками лица, Пикард отметил, что маски… обезличивают. Он вдруг осознал, насколько люди полагаются на выражение лиц окружающих.
      – Транспорт, – кивнул он технику, стоящему за пультом. Раздался обычный тонкий звук, затем появилось ощущение щекотки глубоко во внутренностях. Когда же зрение снова сфокусировалось, Пикард увидел себя во внутреннем дворе, покрытом разноцветным куполом и вымощенном кусочками разноцветного стекла и керимической плиткой, образующими невиданный радужный узор, от которого рябило в глазах.
      Примерно дюжина вооружённых людей окружали дворик. Они были в развевающихся чёрно-золотистых плащах, лица их скрывали дыхательные маски. Своё оружие, напоминающее винтовки, они держали наготове, но на прицел их не взяли.
      Ворф и трое его людей сомкнулись кольцом вокруг Пикарда и Трой, выхватили свои фазеры, но не целились – пока.
      – Кто здесь командир? Мы не собирались транспортироваться прямо в боевой лагерь, – заговорил Пикард.
      Одна из фигур в плаще выступила вперёд.
      Ворф заслонил капитана собой.
      Фигура закинула оружие на плечо. Затянутая в чёрную перчатку рука взметнулась в салюте.
      – Добро пожаловать, капитан Пикард со звездолёта " Интерпрайз", посол Объединённой Федерации Планет. Я полковник Таланни, жена генерала Баши. Что до оружия, оно служит для вашей защиты так же, как и для моей. Мой муж опасался, что Вы не примите достаточных мер предосторожности. Вижу, что он ошибался.
      Пикард посмотрел на женщину. Лицо её было полностью скрыто. Не будь голос столь явно женским, он и не догадался бы, что перед ним женщина.
      – Вольно, лейтенант.
      Ворф неохотно отступил. Его люди последовали его примеру, но фазеров не спрятали. Оранианцы также не опустили оружия.
      – Благодарю за честь, – полковник Таланни. Мы разделяем вашу скорбь в связи с недавними событиями.
      – Благодарю Вас, капитан, – она взмахнула рукой, и фигуры в плащах выстроились в два ряда, по обе стороны от группы.
      Четверо из службы безопасности взяли Пикарда и Трой в защитное кольцо.
      – Спрячьте оружие, лейтенант Ворф.
      – Капитан, я не думаю, что это разумно. Если здесь так просто совершаются убийства, как можно доверять кому бы то ни было?
      Пикард шагнул вплотую к Ворфу. Ростом он едва доходил клингону до груди.
      – Вы не станете оскорблять нашу хозяйку, необосновано обвиняя её в предательстве.
      – Я беспокоюсь не о ней, капитан, – прошептал Ворф, чей голос сделался особенно звучным от усилий говорить как можно тише.
      – Мы не можем начать миротворческую миссию с оружием в руках, лейтенант.
      – Я не чувствую предательства от этих людей, Ворф, – сказала Трой.
      Ворф хмуро посмотрел на неё.
      – Спрячьте оружие, лейтенант Ворф. Это приказ.
      – Да, капитан. – Он убрал фазер в кобуру, и его подчинённые последовали его примеру.
      – Его осторожность похвальна, капитан Пикард, – сказала Таланни. Тем, кто сейчас находится здесь, я доверила бы свою жизнь. Но найти двенадцать человек, которых невозможно подкупить, делается всё труднее.
      Отвернувшись, она направилась к дверям. На дверях был нарисован тёмно-красный цветок с жёлтым пестиком и крошечным насекомым на одном из лепестков. Этот цветок совсем не гармонировал с ярким двориком. Что ж, у каждого свой вкус.
      Пикард последовал было за ней, но Ворф двинулся перед ним. Пикард вздохнул, следуя за своим начальником службы безопасности. Трое людей Ворфа заняли позиции справа и слева от Пикарда и Трой. Эта миссия обещала быть достаточно трудной и без того, чтобы Ворф столь ревностно относился к обеспечению его безопасности. Не то, чтобы Пикард недооценивал угрожающую ему опасность, но как же вести мирные переговоры, когда твои же люди проявляют такую явную готовность к боевым действиям? У него мелькнула мысль, уж не перекинулся ли коммандер Райкер прощальным словом с Ворфом. Райкер весьма серьёзно относился к своей обязанности защищать капитана.
      Разумеется, если Пикард будет настаивать на менее строгих мерах и погибнет из-за этого… Ну, тогда он не узнает, чем всё это кончится.
 
      Трой следовала за капитаном. Из-за Ворфа и его людей, сомкнувшихся справа и слева, она почти ничего не видела. Дыхательная маска была неудобна, давила на лицо.
      От орианцев исходили противоречивые эмоции: неприятие, гнев, страх, тревога, надежда. Жена генерала Баши, Таланни, была взволнована, испугана. Это было нормальной реакцией – её муж едва не погиб – но Трой чувствовала, что причина не только в этом. Полковник Таланни боялась их. Они были чужими, неизвестностью. Боятся неизвестного было естественно, и всё же… Трой покачала головой. Она не могла найти подходящих слов или даже определённого чувства. Таланни не желала им ничего плохого, напротив, беспокоилась о безопасности Пикарда, и всё же… Что-то было не так, только что?
      Они вступили в низкий коридор. Стены были выкрашены ярко-жёлтым. Это хотя бы был один сплошной цвет, и глаз отдыхал на нём после радужных красок двора. Ворфу и троим его людям пришлось нагнуться, чтобы пройти в двери. Только теперь Трой заметила, что все орианцы были маленького роста. Все они были ниже капитана, а уж Ворф, Келли, Коннер и Винсент просто возвышались над ними.
      Они возвышались и над Трой, но она к этому привыкла. Теперь же, в тесном пространстве коридора, разница в росте заставляла орианцев заметно нервничать. Трой чувствовала, как они поглядывают на людей с «Энтерпрайза», ожидая подвоха.
      Напряжение Ворфа буквально давило. Трой часто ощущала эмоции тех, кого хорошо знала, сильнее, чем эмоции незнакомцев. Ворф был, в какой-то мере, в привычной обстановке. Воин среди воинов, ожидающий, что вот-вот вспыхнет бой. Но Трой была уверена, что Ворф не станет действовать опрометчиво.
      Раздражение Пикарда по поводу усердия Ворфа вызвало у Трой улыбку. Это будет битва характеров.
      В конце коридора была одна-единственная дверь. Таланни встала сбоку от неё. Перед ней встали двое орианцев. Дверь отворилась, и двое вошли, держа оружие наготове. Они не колебались, не чувствовали никаких сомнений. Они просто вошли, готовые убить или быть убитыми. Смерти они не боялись. Нет, подумала Трой, дело не в этом.
      Она чувствовала сознание солдат, обыскивающих комнату. Верно, они не боялись, но они вообще ничего не чувствовали, кроме своей задачи. Они полностью сосредоточились на том, что делают. Если они так сосредоточены на выполнении своего долга, подумала Трой, у них просто не остаётся времени для страха.
      Остальные ждали, их эмоции застыли, их чувства насторожились… для выполнения долга. Трой подавила дрожь. Она и раньше бывала среди рас воинов, но никогда ещё ей не доводилось видеть таких людей. Они не знали иной жизни. Война поглотила их полностью, так же, как и остальные ресурсы планеты.
      Двое солдат вернулись к дверям.
      – Всё в порядке.
      – Хорошо, – сказала Таланни. – Капитан, добро пожаловать в мой дом. – Она вошла в комнату.
      Пикард шагнул было за ней, но Ворф по-прежнему был впереди.
      – Лейтенант, я доверяю нашей хозяйке и её людям. Я не считаю, что эти чрезмерные предосторожности необходимы.
      Эмоции поочерёдно отразились в сознании Ворфа. Трой чувствовала их, как волны по всему телу: гнев, лояльность, уважение.
      – Как хотите, капитан.
      Пикард глубоко вздохнул и слегка одёрнул куртку.
      – Благодарю, лейтенант.
      Трой вошла вслед за ним. За ней последовали Ворф и его люди. Трое солдат в плащах также вошли в комнату.
      Комната была маленькая, от десятерых в ней сделалось тесно. Все четыре стены были увешаны гобеленами, изображавшими высокие стройные деревья и большие красные цветы, похожие на тот, что был нарисован на наружных дверях. И траву, ярко-жёлтую, как стены коридора. Сцены обрамляли виноградные лозы, увешанные красноватыми листьями и продолговатыми оранжевыми плодами. Краски выглядели свежими, казалось, коснись их – и ощутишь влагу. Они были нереальными, намного ярче, чем настоящие цвета. По крайней мере, Трой так казалось.
      Она не могла себе представить, чтобы в природе существовало столько цветов одновременно и в одном месте. В растениях цвета дополняют друг друга. Природа-мать не допускала дисгармонии.
      Пикард снял маску, команда «Энтерпрайза» последовала его примеру. Трой было приятно снова ощутить на лице воздух.
      – Вы оказываете нам честь, открывая свои лица. Я могу лишь ответить тем же. – Таланни откинула капюшон. Стали видны коротко остриженные тёмные волосы. Привычным движением она сняла маску, открыв лицо. Кожа у неё была золотистая, чуть темнее, чем у Баши, янтарного цвета, но лицо было почти идентичным по своему строению. Не было не меньшей челюсти, ни более узкой формы, которые отличают земные женские лица от мужских. – Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз была в комнате, где было так много людей с открытыми лицами.
      – Это обычай – закрывать лица даже в комнатах, где воздух пригоден для дыхания? – спросил Пикард.
      – Да, капитан. Во время войны следует быть готовым к неожиданностям – например, что бомба разрушит стену, и в комнату проникнет ядовитый воздух.
      Ворф обвёл взглядом комнату.
      – Это часто случается?
      – Этого не случалось более пятидесяти лет, но тогда пострадало слишком много детей. Это одно из наших немногих правил.
      – Значит, в комнатах мы можем находиться без масок, – полувопросительно произнёс Пикард.
      – Да, капитан. Наши люди сочтут это странным и с будут глазеть на вас, но из-за масок вы этого не заметите, и они слишком хорошо вымуштрованы, чтобы обсуждать ваши обычаи.
      Пикард не был уверен, как следует к этому отнестись.
      – Если мы нарушаем священный обычай, мы можем носить маски.
      – Нет, капитан, прошу Вас. Пусть это напоминает моим людям, от чего мы отказались. Довольно об этом, – сказала Таланни. – Я вижу, Вам нравятся наши гобелены.
      – Да, – сказал Пикард. – Они превосходны.
      – Это наш вид искусства. Одна из немногих не призванных уничтожать вещей, которые мы хорошо делаем на этой планете. – В её голосе слышалась нескрываемая горечь. Для Трой её эмоция была чем-то искажённым, болезненным.
      – Гобелены заменяют нам окна. Никому из нас не хочется лишний раз вспоминать, что мы сделали с нашим миром. Видеть это опустошение, смерть… – Таланни покачала головой. – Позвольте мне предложить вам угощение.
      Она шагнула к небольшому столу, на котором стояли графин и пять стаканов. Графин был наполнен тёмно-красной жидкостью.
      – Я велю принести ещё стаканы. Мой муж не был уверен, сколько вас будет.
      Им пришлось потесниться, чтобы разместиться вокруг стола.
      – Не хочу быть невежливым, полковник Таланни, жена Баши, но так ли уж необходимо, чтобы в комнате было так много людей? – спросил Пикард.
      Трое солдат сразу же насторожились, крепче сжав оружие. Заметив это, Ворф потянулся к фазеру.
      – Вольно – подняла руку Таланни. – Прошу прощения, капитан. Ваши слова встревожили моих людей. Согласно нашему обычаю, если одного из командиров сопровождают телохранители, то второго сопровождает столько же телохранителей. Это только разумно.
      – А, – кивнул Пикард, – если у меня три телохранителя – значит, у Вас тоже должны быть три телохранителя.
      – Правильно.
      – Я тоже телохранитель, – сказал Ворф.
      – Но Вы ведь командир, офицер, верно?
      – Да.
      – Мы не можем иметь равное количество офицеров. Здесь будет слишком тесно. – Улыбнувшись, она подняла свой стакан. – Кроме того, когда в одном месте собирается слишком офицеров – это слишком большой соблазн.
      – Вы имеете в виду для убийства? – спросил Пикард.
      – Да, капитан. Мы потеряли пятерых офицеров в результате взрыва бомбы месяца три назад.
      – А вентурийцы тоже вынуждены следить, сколько их офицеров собирается в одном месте?
      – Да, капитан, – с сияющей улыбкой отвечала она.
      – Убийство – недостойный способ для победы над врагом, – сказал Ворф.
      – Лейтенант Ворф, – резко произнёс Пикард.
      – Всё в порядке, капитан. Даже до нас дошли слухи о клингонской чести. – Она обернулась к Ворфу. – Мы готовы на всё, лишь бы закончить войну. На всё, даже на предательство, лишь бы война прекратилась.
      – Вы не хотите победы? – спросил Ворф.
      – Некоторые всё ещё хотят, но большинство просто хочет, чтобы война кончилась. Наша планета умирает. Наши дети умирают. Ни одна из противоборствующих сторон не может победить даже с помощью предательства, поэтому мы должны заключить мир, пока мы все не погибли.
      – Видеть необходимость мира – первый шаг на пути к нему, – сказал Пикард.
      – Надеюсь, это так, капитан Пикард, – улыбнулась Таланни, – очень на это надеюсь.
      Дверь отворилась, и все винтовки немедленно нацелились на неё. Маленький светловолосый мальчик, на вид лет трёх, вбежал в комнату. Черты, придававшие красоту его родителям, придавали ему почти нереальный вид. Он казался изваянным из золотистого алебастра с глазами цвета аквамарина. Он остановился, как вкопанный, глядя на винтовки широко открытыми глазами.
      – Уберите оружие, – сказала Таланни и направилась к мальчику. Двое солдат последовали за ней. – Джерик, где твой телохранитель?
      – Не знаю, мам, – сказал он. Глаза его всё ещё были расширены, жилка билась на тоненькой детской шейке.
      При виде оружия его охватил непреодолимый страх. Трой чувствовала его безнадёжную уверенность, что он сейчас умрёт. Ему едва исполнилось три года, но он уже понимал, что значит умереть. Он знал, на что способно оружие. Это знание укоренилось у него в памяти, окрашивало эмоции. Трой никогда ещё не встречала такого маленького ребёнка с таким взрослым сознанием.
      Мальчик, не отрываясь, смотрел на Ворфа.
      – Джерик, послушай меня. – Таланни опустилась перед ним на колени, нежно коснулась его щеки, заставив смотреть на неё. -Когда исчез твой телохранитель?
      – Исчез? – нахмурился мальчик.
      Трой чувствовала нетерпение женщины. Таланни сдержала его, заговорила спокойным, ровным голосом.
      -Где ты был перед тем, как прибежал сюда?
      – Что-то не так, полковник Таланни? – спросил Пикард.
      – Ещё не знаю, капитан. Телохранитель Джерика должен находится при нём неотлучно.
      – Что это за телохранитель? – спросил Пикард.
      – Личный телохранитель. – Она смотрела в испуганные глаза сына. – Где ты был, прежде чем прийти сюда?
      – В комнате игр.
      – Хорошо. А твой телохранитель был с тобой?
      Мальчик опять нахмурился. Таланни мягко взяла его за руки.
      – Джерик, ты один был в комнате игр?
      Он молча кивнул. Серьёзность матери передалась ему, или может, все дело было в оружии.
      – Где ты был прежде, чем прийти в комнату игр?
      – Выходил из дому.
      – Выходил из дому, – прошептала она, словно это была непристойность. – Тебе запрещено выходить из дому. Кто с тобой был?
      – Бори. Больно, мам, руки.
      – Прости, Джерик. – Она прижала его к груди. – Мама не хотела сделать тебе больно. Куда телохранитель повёл тебя?
      – Мы вышли из дому.
      – Куда?
      – Просто вышли. – Он попытался вырваться от неё. – Мы просто вышли, мам.
      – Ты кого-нибудь там видел?
      Мальчик кивнул.
      – Человека, мам.
      – Ты знаешь этого человека, Джерик?
      Он отрицательно покачал головой.
      – Твой телохранитель или тот человек вернулись с тобой в дом?
      – Нет, мам.
      Таланни теснее прижала к себе сына.
      – Обыщите коридоры. Сообщите всем, что сюда могли проникнуть.
      Двое охранников направились к дверям. Один остановился в нерешительности.
      – А как же пришельцы? – То был мужской голос. Без какого-либо признака все фигуры были нейтральны – солдаты, не мужчины и не женщины.
      – Я доверяю им. Идите, узнайте. что случилось. Позаботьтесь о безопасности моего мужа.
      Охранник всё ещё колебался.
      – Идите, ну же! – Привычным движением она сдернула с плеча винтовку, другой рукой толкнув ребёнка себе за спину. – Вы не можете ослушаться приказа.
      Он склонил голову.
      – Я слышу и подчиняюсь, – и вышел следом за своим товарищем. Дверь закрылась за ним.
      – Я ценю Ваше доверие, полковник Таланни, – сказал Пикард.
      Она стояла, всё ещё бессознательно сжимая в одной руке оружие; за другую её руку уцепился Джерик.
      – Дело не в доверии, капитан. Я знаю, на что способен Ваш корабль. Если бы пожелали напасть на нас, ничто на планете не смогло бы вам помешать. Это одна из причин, по которой мы обратились к Федерации. Что мы, орианцы, уважаем – так это силу.
      – Ваша искренность вселяет надежду, полковник Таланни, но боюсь, я не совсем понимаю, что происходит. Почему исчезновение телохранителя Вашего сына так важно?
      – Дело не только в телохранителе. Джерику запрещено выходить на поверхность планеты. Его безопасность слишком важна. Никто не вывел бы его наружу, меньше всех его собственный телохранитель.
      – Вы думаете, его хотели похитить? – спросил Ворф.
      – Нет, лейтенант, я опасаюсь гораздо худшего.
      Ворф нахмурился.
      – Не думаете же Вы, что… – Он остановился на середине фразы, взглянул на мальчика.
      – Вы нападаете на детей, – тихо сказал он.
      – Ворф, – предостерегающе сказал Пикард.
      – Ничего, капитан Пикард. Нет, лейтенант, мы не нападаем на детей. Но существуют группировки, стремящееся одержать победу больше, чем достичь мира. Они пойдут на всё, чтобы остановить мирные переговоры.
      – Вентурийцы хотят использовать Вашего сына как инструмент давления? – спросил Пикард.
      – Нет, не вентурийцы, – сказала она. – Они не меньше нашего хотят прекратить этот конфликт, но в обоих лагерях есть группировки, считающие мир без победы недостойным.
      Ребёнок переводил взгляд с одного взрослого на другого, пытаясь вникнуть в смысл разговора. Трой чувствовала: он понимает, что разговор имеет отношение к нему; только не понимает, каким образом. Таланни вывела сына на середину комнаты.
      – Видите, как нам необходимо ваше вмешательство, капитан. – Она приласкала мальчика. – Известно ли Вам, что среди нас даже нет единого мнения, из-за чего началась эта война? Двести лет войны, и мы даже не знаем, за что воюем.
      В глазах её блестели слёзы. Печаль мешалась с гневом, яростью оттого, что едва не случилось с её сыном. Не имея определённых фактов, Таланни поступала, как всякая мать, представляя себе самое худшее.
      – Мы здесь для того, чтобы помочь прекратить войну, полковник Таланни. Чтобы ваши дети вырастали не только солдатами, – сказал Пикард.
      – Да, дети, – тихо повторила она, – дети. – Она крепче прижала к себе Джерика. – Вы увидите, что Джерик – исключение из правил, капитан.
      Прежде, чем Пикард успел спросить, что это значит, дверь открылась. Двое оставшихся солдат немедленно направили на неё своё оружие. Ворф вместе с Коннером вышли вперёд. Остальные образовали треугольник вокруг капитана.
      Таланни подтолкнула Джерика к Трой и заняла место рядом с солдатами.
      В комнату шагнула фигура в чёрно-золотом плаще.
      – Это я, полковник.
      – Снимите маску.
      Повинуясь, он откинул капюшон, и стали видны короткие тёмные волосы. Той же рукой он снял маску, открыв бледное лицо с карими глазами. У него были те же тонкие черты, что и у генерала Баши и его сына, но не совсем. Он казался менее совершенным, почти заурядным, хотя и довольно миловидным.
      – Что вы обнаружили? – спросила Таланни.
      – Мы обнаружили телохранителя Джерика мёртвым в саду. Там был ещё один человек, в нашей форме, тоже мёртвый. Мы считаем, что Бори замышлял измену, но не смог осуществить её.
      – Почему вы так думаете?
      – Иначе зачем он бы вывел ребёнка? Мы все знаем Ваш приказ. Ни при каких обстоятельствах ребёнок не должен выходить из дома.
      – Хорошо, – кивнула Таланни. – В здание никто не пробрался?
      – Нет.
      – Утройте посты.
      – Они уже удвоены, полковник.
      – Разве я спрашиваю Ваше мнение? Я отдаю приказ.
      – Да, полковник Таланни. – Он повернулся кругом и вышел из комнаты. Они успели заметить часовых у дверей, по трое с каждой стороны.
      Мальчик тесно прижался к ногам Трой. Она положила руки ему на плечи. Он весь дрожал, Трой чувствовала, как холодна от страха его кожа.
      От Таланни не чувствовалось страха за себя. Тревога за сына и мужа; за себя же – ничего. Трой попыталась ощутить что-нибудь от окружавших её солдат, какую-нибудь нотку страха, но ничего не было. Словно они обладали внутренним выключателем: включил – страх, выключил – солдат. Полковника Таланни переполняли эмоции, и все они были на поверхности, солдаты же казались совершенно лишёнными эмоций.
      Трой знала, что могла бы, сосредоточившись, проникнуть сквозь поверхностные мысли, но это было бы вторжение. Без веской причины она не стала бы проникать сквозь чью-то тщательно выстроенную защиту.
      А если под этой защитой просто ничего нет? Нет, такого не может быть. Наверняка лишённые эмоций охранники являются исключением. Возможно ли, чтобы целая раса уничтожила свой внутренний мир вместе с окружающей средой? Неужели опустошённый, загрязнённый мир отражал опустошённость живущих в нём людей? Если это так, мирные переговоры будут очень трудны. Трой необходимо было знать, таятся ли в глубине их сознания эмоции. Если полковник Таланни – исключение, Пикарду надо будет это знать. Ведь именно к этим глубинным эмоциям он обратится, чтобы достичь мира. Если же орианцы в большинстве своём эмоционально близки вулканцам, Пикарду придётся избрать другую тактику. Трой дожна была знать.
      Выбрав ближайшего солдата, она начала сосредотачиваться на нём. Постепенно, чтобы не насторожить его. Некоторые расы были чувствительны к эмпатии.
      Внезапно ожил передатчик Пикарда. Трой подпрыгнула от неожиданности. Вся её сосредоточенность была нарушена.
      – Райкер Пикарду.
      – Да, номер первый, в чём дело?
      – Мы получили сигнал бедствия от инопланетного корабля. Они называют себя милгиане. У Федерации нет данных о первом контакте. Их двигатели угрожают взорваться. Уже есть погибшие. Даже на максимальной скорости нам понадобится два дня, чтобы добраться до них, и мы – ближайший корабль. – Райкер помолчал. – У них на корабле более четырёхсот человек.
      – Понимаю, – сказал Пикард. Он взглянул на Таланни и её солдат. – Отправляйтесь на помощь, номер первый.
      – С вами всё будет в порядке?
      Трой чувствовала сомнения Пикарда.
      – С нами всё будет в порядке, номер первый. И примите на борт троих из службы безопасности.
      – Повторите, сэр, – сказал Райкер.
      – Капитан, нет, – сказал Ворф.
      Пикард устремил взгляд на начальника службы безопасности.
      – Полковник Таланни делает нам честь своим доверием. Мы можем лишь ответить тем же.
      – Разрешите говорить свободно, капитан, – сказал Ворф.
      – Не разрешаю, лейтенант. Номер первый, примите на борт троих.
      – Капитан, я…
      – Это приказ, коммандер Райкер, – сказал Пикард.
      – Да, сэр.
      Келли, Коннер и Винсент замерцали и исчезли. В комнате стало заметно просторнее.
      – Не знаю, – покачала головой Таланни, – то ли Вы очень храбры, то ли очень глупы, капитан.
      – Мы собираемся говорить о мире, а мир достигается только через доверие.
      – И Вы надеетесь, что другие последуют Вашему примеру, – сказала Таланни. – Если Вы откажетесь от охраны, другие поступят так же.
      – Это может стать началом. – улыбнулся Пикард.
      – Возможно, это подействует. Если посол Федерации чувствует себя в безопасности, не будучи окружён кольцом своих телохранителей, с нашей стороны будет трусостью прятаться за спинами своих.
      – Говорит Райкер, капитан. Трое подняты на борт. Если мы собираемся отправиться на помощь, мы должны стартовать немедленно.
      – Мы будем ждать вашего возвращения, номер первый.
      – Мне это не нравится, капитан.
      – Мне тоже, – сказал Ворф.
      – Ценю вашу заботу, но доверие должно с чего-то начинаться. Думаю, оно должно начаться с нас.
      – Я собирался предложить усилить охрану после случившегося, капитан.
      – Я не могу вести переговоры о мире из-за стены вооружённых охранников. – Пикард покачал головой. – Нет, с нами всё будет в порядке.
      – А что произошло, капитан? – спросил Райкер.
      Пикард ответил не сразу.
      – Убиты ещё двое, и мы слышали какие-то разговоры об измене.
      – Капитан, я настаиваю, чтобы вы немедленно вернулись на корабль. Когда мы окажем помощь кораблю, Вы сможете вернуться и продолжить переговоры.
      – Нет, коммандер, если эти переговоры действуют, только пока у меня за спиной «Энтерпрайз», что произойдёт, когда мы улетим отсюда? – Пикард одёрнул форму. – Возможно, это к лучшему. Возвращайтесь как можно скорее. Конец связи.
      – Капитан, – сказал Райкер.
      – Это приказ, коммандер.
      – Да, капитан. Конец связи. – Голос Вилла был подчёркнуто спокоен, но для Трой его гнев был, как пощёчина. Как может Вилл охранять капитана, если капитан не желает прислушиваться к голосу благоразумия? Вопрос без ответа.
      – Вижу, не только мои приказы подвергаются сомнению, – сказала Таланни.
      – Нет, – улыбнулся Пикард.
      – Не думаю, чтобы Ваш начальник службы безопасности одобрял Ваш отказ от подкрепления, – она кивнула на Ворфа.
      – Я уверен, что лейтенант Ворф меня не одобряет. – сказал Пикард.
      Ворф издал звук, напоминающий фырканье, но Пикард словно не слышал этого.
      – Но если каждого официального представителя, с которым мы встретимся, будет сопровождать одинаковая охрана, здесь сделается тесновато.
      – Это правда, капитан, – сказала Таланни.
      – Вы первая оказали нам доверие, Таланни, – улыбнулся Пикард, – отослав двух своих телохранителей.
      – Может, и так; а может, я думала, что вы чужие и потому у вас нет причин нападать на меня. Я не поступила бы так, будь вы вентурийцами.
      – Мир должен основываться на доверии. Вооружённые лагеря не могут доверять друг другу, – сказал Пикард.
      – Я дам вам одного из моих телохранителей, капитан. Как бы ни был хорош ваш лейтенант Ворф, я не хочу объяснять Федерации, отчего погиб её посол.
      – Я уверен, лейтенант Ворф с радостью примет помощь.
      – В данном случае – да, – кивнул Ворф. В голосе его слышалось рычание.
      Таланни улыбнулась, затем коротко, резко рассмеялась.
      – Вы мне по душе, Пикард. И это хорошо. Вы правы, говоря о недоверии. Воздух насыщен им, как ядом, которым мы вынуждены дышать снаружи.
      Она протянула руку, и Джерик подбежал к ней. У Трой осталось ощущение тепла и худеньких детских плеч в ладонях.
      – Теперь я отправлюсь к своему мужу, капитан. Надеюсь, вам будет в этой комнате удобно. Каждые несколько дней мы будем переводить вас в другую комнату в целях предосторожности.
      – А где разместятся мои люди?
      Таланни нахмурилась.
      – Я полагала, вы захотите находиться все в одной комнате. Прошу меня извинить. У нас принято делить комнату с наиболее доверенными телохранителями. Если вы хотите жить в отдельных комнатах, я могу подыскать их, но для этого потребуется некоторое время.
      – Пожалуйста… – начал было Пикард.
      – Капитан, – сказал Ворф, – возможно, будет лучше всем находиться в одной комнате.
      Пикард собирался возразить, но передумал.
      – Хорошо. Мы принимаем ваши обычаи и ваше гостеприимство. Благодарим Вас.
      – Матрасы свёрнуты у стен под гобеленами, – сказала она. Теперь я оставлю вас устраиваться. Ужин я принесу вам сама.
      – Вы очень любезны.
      – Вовсе нет, капитан, – по её губам скользнула улыбка. – Я просто не хочу прийти завтра утром и обнаружить, что вас всех отравили.
      – Яд, – сказал Ворф, – оружие трусов.
      – Лейтенант Ворф, – ровным голосом сказал Пикард.
      – Всё в порядке, капитан. Лично я с Вами согласна, но далеко не все мои враги обременяют себя подобными тонкостями. Я пришлю к вам Брека в качестве телохранителя. Это тот, чьё лицо вы видели.
      С этими словами она повернулась и вышла. Джерик выбежал следом, оглянувшись, прежде чем дверь закрылась за ним.
      – Ну, – сказал Пикард, – какие будут мнения? Советница?
      – Полковник Таланни хочет, чтобы мирные переговоры прошли успешно. Но солдаты… Я не знаю, чего они хотят.
      – Объясните.
      – На поверхности их сознание лишено эмоций. Как машины. – Трой заколебалась.
      – Продолжайте, советница.
      – Похоже, они способны почти полностью скрывать свои эмоции, как будто они могут функционировать независимо от своих… чувств.
      – Гипотезы?
      – Не знаю, капитан. Никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Это как если бы они были опустошены так же, как их планета.
      – Раса не связана со своей планетой настолько, советница. Судьба планеты не обязательно должна стать судьбой её расы.
      – Знаю, но…
      – Но?
      – Я не нахожу другого объяснения тому, что почувствовала в них, капитан.
      – Лейтенат Ворф?
      – Это воины без всякой чести, капитан. Я никогда не видел расу, где так распространена измена.
      – Мы будем начеку, лейтенант. Поверьте мне, я у меня нет ни малейшего желания окончить тут свои дни.
      – Позвольте заметить, капитан, это не вопрос осторожности.
      – Объясните.
      – Это убийцы без кодекса чести. У них, похоже, нет никаких правил. Если это так, и если они твёрдо решили убить Вас, они Вас убьют.
      – Вы не сможете их остановить? – спросил Пикард.
      – Я отдам жизнь, чтобы остановить их, капитан, но если поставили себе целью Вас убить, и если им всё равно, сколько из них при этом погибнет… их просто больше.
      – Понимаю, – кивнул капитан. – Что ж, будем действовать по обстоятельствам. Насколько известно, на нас пока никто не пытался напасть.
      – Мы пробыли здесь менее часа, капитан. Даже убийцам нужно время для разработки плана действий, – сказал Ворф.
      – Разумеется, Ворф, – сказал капитан с улыбкой.
      Трой чувствовала его юмор – юмор перед лицом опасности. Истинно земная черта. Но она также чувствовала полнейшую серьёзность Ворфа. Он нисколько не сомневался, что нападение на капитана – это всего лишь вопрос времени.
 

 
      Диана Трой проснулась в темноте и села, вцепившись в одеяло. В ушах у неё отдавалось собственное дыхание. Трой ждала, чтобы кошмар отступил, но тщетно. Она прошептала: "Свет", – но ничего не произошло. Может, компьютер не услышал? Она протянула руку и ощутила плотную ткань, а под ней – твёрдую поверхность. Стена и гобелен. Она на Ориане с миссией мира.
      Страх был как рука, сжимающая ей сердце. Пульс колотился где-то в горле; её сделалось трудно дышать. Это не был ночной кошмар; скорее, чей-то непреодолимый ужас. Он овладел её нервами, проник в мозг, так что её пришлось прижать ладони ко рту, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.
      Она должна была прекратить это. Выбравшись из-под одеяла, она увидела исходивший откуда-то тусклый свет. Без окон было слишком темно, чтобы двигаться, но в тусклом свете она различила очертания спавшего капитана.
      Ворф неподвижно сидел в углу, лицо его было едва различимо. Она скорее почувствовала, чем заметила его взгляд. Ворф бесшумно двинулся к ней.
      Они сошлись у самых дверей. Ворф прислонился рядом с ней, она чувствовала щекой его тёплое дыхание, когда он прошептал:
      – Что случилось, советница?
      Ужас бился в ней, словно второе сердце. Трой не была уверена, что начав говорить, не разразится криками. Она тряхнула головой, пытаясь сообразить, как передать ужас.
      – Вы больны? – прошептал он.
      Да, подумала Трой, да, я больна. Но она смогла лишь кивнуть в ответ.
      – Я разбужу капитана.
      Трой хотела было сказать нет, но потом кивнула. Она не хотела вмешивать капитана в свои проблемы. За дар эмпатии приходилось платить, но это могло быть что-нибудь важное. Пока Трой не узнает, откуда взялся этот ужас. она не может решить, следует ли остальным знать об этом.
      Ворф склонился над капитаном. Пикард проснулся сразу же и схватил Ворфа за руку.
      – Что случилось?
      – Что-то с советницей Трой.
      Капитан вскочил.
      – Что с ней, Ворф?
      – Она больна.
      Трой начало трясти, как от холода. Ужас сковал её. Внезапно рядом очутился капитан.
      – Советница, что с Вами?
      – Я… не знаю. Страх… Дикий страх. – Она покачала головой. – Не могу. Надо остановить… Прекратить!
      – Это может быть атака? – спросил Ворф.
      – Нет, – покачала головой Трой. – Надо найти… Капитан! – Трой прижала руки к лицу. Надо сейчас же что-то сделать, иначе она начнёт кричать. Она не была уверена, что начав кричать, сможет остановиться. Пикард схватил её за руки повыше локтей, сжал сильными пальцами.
      – Советница Трой. – Он легонько тряхнул её. – Советница, чем мы можем помочь?
      Она изо всех сил пыталась сдержать страх, сдержать крики.
      – Найти… и прекратить. Прекратить страх. Найти. Пожалуйста!
      – Ворф, – кивнул Пикард, – скажите часовым, что советнице нехорошо. По возможности ничего не объясняйте. Скажите лишь, что советнице необходима медицинская помощь, и что мы будем сопровождать её.
      – Да, капитан. – кивнул Ворф. Он подошёл к дверям и открыл их. Снаружи стояли двое часовых. Один из них был Брек – тот самый, которого послала к ним Таланни.
      Трой не слышала, о чём они говорили. В мозгу её звучали какие-то далёкие голоса. Не крики, а бормотание, эхо. Страх отступал, менялся. Печаль, глубокая печаль. К горлу подступили рыдания. Был это тот же человек или кто-то другой?
      После пережитого её мозг был, как выжатый лимон. Эмпатические способности были притуплены эмоциональной атакой, но печаль… печаль осталась.
      Пикард мягко взял её за локоть и вывел в коридор. Один из орианских часовых шёл впереди. За ним следовали Ворф, Пикард и Трой. Замыкал шествие Брек.
      – Вам лучше? – мягко спросил Пикард.
      – Страх стал слабее, – кивнула она, – но не прошёл. – Отчего бы он ни был, это очень реально. Я… не могу этого объяснить, но там что-то произошло.
      – Вы можете указать, где это?
      – Да.
      Идущий впереди охранник остановился в нерешительности у входа в узкий коридор. Находясь так близко от него, Трой должна была почувствовать, что заставило его остановиться, но полученные и до сих пор всё ещё сыпавшиеся на неё эмоциональные удары притупили её чувства. Словно её эмпатические способности полностью сконцентрировались на горе того человека.
      – Старайтесь двигаться как можно тише. Сегодня ночью должны быть роды, – сказал часовой. Он произнёс это спокойно, самым обычным голосом, но что-то в том, как он стоял у входа в коридор, словно боясь идти дальше, показалось Трой странным.
      Они вошли в коридор, миновали несколько дверей с нарисованными на них экзотическими яркими цветами. Внезапно Трой споткнулась. Только рука капитана не дала ей упасть. Она приложила ладонь к двери справа.
      – Это здесь, капитан. – Слёзы, которые она так долго сдерживала, наконец-то потекли у неё из глаз. – Это здесь.
      – Это детская, – сказал Брек. – Туда нельзя входить.
      – Что-то случилось, капитан, что-то страшное, – сказала Трой.
      – Советница способна исцелять эмоциональные раны. Она хочет помочь тому, кто находится там.
      – Это запрещено, – покачал головой Брек.
      – Но нельзя же это так оставить, – сказала Трой. – Ей же больно. Они дали её что-то, чтобы она заснула, но этого недостаточно. – Отстранившись от руки Пикарда, она подошла к солдату. – Прошу Вас, я должна помочь ей. Я должна попытаться.
      Солдат взглянул на Трой. Закрывающая лицо маска не позволяла предположить, что он чувствует.
      – Вы правда можете помочь?
      – Прошу Вас, я хочу попытаться.
      Он переглянулся со вторым охранником.
      – Какие были приказы о запретных зонах?
      – Никаких запретных зон. Полковник Таланни велела предоставить послу доступ повсюду.
      Брек глубоко вздохнул.
      – Очень хорошо, если Вы вправду считаете, что сможете помочь. – Он набрал код на панели кнопок возле двери, и дверь с шипением открылась.
      В мозгу Трой зазвучало множество голосов. Они шептали, они отдавались эхом. Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от них, следовать за горем, за слезами. Но призрачные голоса не отступали.
      – Что Вы чувствуете, советница? – тронул её за руку Пикард.
      – Я слышу голоса, только это не голоса. – Она взглянула на капитана. – Как будто я слышу призраки.
      Часовой сделал левой рукой какой-то странный знак – двумя вытянутыми пальцами указал на Трой.
      – Вы можете слышать голоса неживых, да? – с трудом произнёс он.
      Трой могла лишь кивнуть в ответ. В его словах был какой-то смысл.
      – Что это значит – голоса неживых? – спросил Пикард.
      – Когда-то у нас тоже были люди с таким даром, капитан, – покачал головой Брек. – Я им не завидую. Здесь и так хватает призраков без того, чтобы их ещё и слышать.
      Просторное помещение напоминало склад. Но в нём было совершенно пусто. Их шаги отдавались эхом в этой пустоте. Стены были разделены на маленькие прямоугольники. Из каждого такого прямоугольника выходили провода и пластиковые трубки. Слышно было, как по трубкам журчит жидкость. Провода тихонько гудели.
      – Что это такое? – спросил Пикард.
      – Это комната неживых детей, – ответил охранник. Голос его больше не был бесстрастным, в нём явно слышалась печаль.
      Трой двинулась к правой стене. Пикард шёл следом, на случай, если ей нужна будет помощь. Ворф и оба орианца настороженно оглядывали комнату. Один из орианцев сказал:
      – Никто не нападёт на нас здесь. Это место, где любые военные действия запрещены.
      Ворф кивнул, но продолжал держать руку на фазере.
      Трой дотронулась до прохладного металла стены. Жидкость текла по двум трубкам, множество проводов входило в прямоугольную ячейку. Шёпот в её мозгу стал громче. Он не походил на монотонное бесперебойное журчание воды или шелест листьев, но… То был разум, сознание. Не ветер и не вода. В этих стенах были чьи-то мысли. Мысли, похожие на обрывки снов.
      Она приложила к ячейке ладонь. Она сконцентрировалась, и мысли стали сильнее, но всё равно были непонятны.
      – Я не понимаю. Что они говорят?
      – Кто, леди? – спросил один из охранников.
      – Не знаю. Я… – Внезапно Трой поняла, что находится в этих ячейках. Их были сотни, как ящиков на складе. Жидкость текла по входящим и выходящим трубкам. Провода гудели, и воздухе стоял слабый запах озона. Трой попятилась от стены, прижав к животу руки.
      – О Боже, – прошептала она.
      – Что такое, советница? – спросил Пикард.
      -Дети, – она снова обернулась к ячейкам. – Маленькие дети.
      – Это неживые дети, – сказал Брек. – Я говорил вам.
      – Но они не мёртвые, – сказала Трой. Она подошла вплотную к солдату, глянудя ему в лицо. – Они живы там, внутри.
      – Они неживые, – покачал головой он.
      – Нет, я чувствую, как они думают, видят сны. Я знаю, они живы.
      – Вы ошибаетесь, леди, – сказал солдат.
      Трой покачала головой, попятилась от солдата.
      – Капитан.
      – Я здесь, Трой, – шагнул к ней Пикард.
      – Они живые.
      – Я верю Вам, советница, но к чему солдатам лгать?
      – Не знаю. – Она смотрела на ячейки. Это было невозможно. Они поддерживали в них жизнь. По трубкам и проводам поступало питание – почему же они говорят, что дети мертвы? В этом не было смысла.
      – Это то, что разбудило Вас, советница?
      – Нет. – Она двинулась через всю комнату к маленькой двери в дальнем конце. – Это там. – Трой знала, что именно там находится женщина, чей ужас она почувствовала. Женщина теперь спала, но то, что вызвало её ужас и причинило горе, всё ещё оставалось там. Они могли усыпить её, но когда она проснётся, эмоции вернутся, угрожая поглотить её. Может, они опять поглотят и Трой? Советница не знала. Она не помнила, чтобы чужая боль так повлияла на неё.
      Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и они увидели орианку. Она была без маски, с типичными изящными чертами лица и большими лучистыми глазами. На ней было оранжевое хирургическое платье. Может, это была врач?
      В первый момент женщина их не заметила. Опустив глаза, она глядела на то, что несла в руках. Свёрток оранжевого цвета, такого же, как её платье, был таким маленьким, что свободно поместился бы в ладонях Трой. Затем орианка медленно взглянула на них. Её большие бледно-карие глаза были полны невыразимой печалью.
      Трой отвела взгляд от этого измученного лица, но печаль не оставила её. Дело тут было не в зрительном контакте, а в потребности этой женщины. Отчаяние её накрыло Трой, как серое, плотное, душное одеяло. Трой оттолкнула его прочь. Она не могла принять её боли. Во всяком случае, это была не та женщина, чьё горе разбудило её.
      – Солдаты, кто эти люди и как посмели вы привести их сюда? – В этих словах должен был прозвучать гнев, но никакого гнева не осталось. Словно отчаяние поглотило всё остальное.
      Один из солдат опустился перед женщиной на колено.
      – Доктор Зир, это посол Федерации и его люди. – Вот она, – он указал на Трой, – какая-то целительница. Они говорят, что могут помочь.
      – Вы знаете, что никому не позволено входить сюда в ночь рождения.
      Второй солдат, Брек, опустился на колено рядом с первым.
      – Доктор Зир, полковник Таланни приказала предоставить послу полный доступ.
      – Я уверена, она не имела в виду, чтобы вы приводили чужих в наши святые места.
      – Доктор Зир. – шагнул вперёд Пикард, – мы не хотели ничего плохого. Моя советница была разбужена болью одной из Ваших пациенток. Мы хотим только помочь.
      – Помочь? – Доктор Зир горько рассмеялась. – Вы не можете нам помочь. Никто не может помочь нам, посол Федерации. Наши грехи слишком велики. – Она прижала к груди маленький оранжевый свёрток. Он издал короткий протестующий звук, почти крик.
      – Мы здесь для того, чтобы остановить войну, доктор. Без сомнения, это может помочь.
      – Остановите войну, если сможете, но для нас уже слишком поздно.
      – Я не понимаю, доктор, – сказал Пикард.
      – Что Вы за целительница?
      – Меня можно назвать целительницей ума, – сказала Трой.
      – Тогда Вы знаете, что это за комната, – медленно кивнула доктор Зир. – Вы знаете, что наша алчность и ненависть сделали с нашими детьми.
      Трой покачала головой.
      – Солдаты сказали, что дети в ячейках мертвы. – Она посмотрела на Пикарда. – Мы не понимаем.
      – Я думаю, уже слишком поздно, посол. Я думаю, даже если мир настанет завтра, наша раса обречена, но Вы ведь не верите этому, не так ли?
      – Нет, доктор, не верю. Вы увидите, что большинство из нас никогда не оставляет надежды.
      Зир чуть выпрямилась. Лицо её приняло спокойное выражение. Она пришла к какому-то решению, и это помогло ей на краткий миг обрести мир.
      – Что ж, посол, позвольте мне показать Вам, почему я оставила всякую надежду. Смотрите на грехи Орианы.
      – Доктор, это запрещено, – сказал один из солдат.
      – Я врач, мне позволено, а они чужие. Наши законы не распространяются на них.
      – Вы уверены, доктор?
      – Полковник Таланни велела показать им всё. И клянуть увядшим листом, так я и сделаю.
      Оба солдата, всё ещё коленопреклонённые, опустили головы и закрыли затянутыми в перчатки ладонями лица. Зир обошла их и стала вплотную к Пикарду. Ворф хотел было встать между ними, но Пикард удержал его движением руки.
      – Всё в порядке, лейтенант, я верю ей.
      Какой-то миг доктор Зир смотрела на него с ошеломлённым выражением на лице.
      – Вы либо глупец, либо очень мудрый человек, если можете судить, кому стоит верить.
      – Мы пришли, чтобы достичь мира, доктор. Доверие должно с чего-то начинаться.
      – Да, – кивнула она и обратилась к Трой. – Охранник сказал, что Вы целительница. Это правда?
      – Да, я целительница ума.
      Зир рассмеялась всё тем же резким и почти отвратительным смехом.
      – О, нам очень нужны такие целители. Есть столько всего, что я не могу вылечить. Может, Вы сумеете изменить их ум настолько, чтобы им стало всё равно, вылечили их или нет.
      – Я буду рада помочь, чем смогу.
      – Не обещайте ничего, пока не увидите, какая задача предстоит Вам, целительница, – сказала Зир. – Подойдите ближе, Вы и посол Федерации, подойдите и посмотрите, что у меня в руках.
      Трой шагнула вперёд, став плечом к плечу с капитаном. Она чувствовала страх Зир, её отвращение, напряжённое ожидание.
      Доктор Зир положила оранжевый свёрток на локтевой сгиб правой руки. Левой рукой она начала разворачивать ткань. Крошечный кулачок выскочил наружу. Крошечные ножки заболтались в воздухе. Трой наклонилась, дотронулась до гладкой красноватой кожи. Кожа была нежная, почти пушистая, как у всех новорожденных.
      Показалось лицо. Крошечный рот окрылся в высоком, пронзительном крике. Больше ничего на лице не было, только гладкая кожа, словно чистый лист, на который ещё предстоит нанести рисунок. Ни глаз, ни носа – только тонкая красная линия рта.
      Пикард со свистом втянул воздух. Он тут же взял себя в руки, но Трой чувствовала, чего ему это стоило.
      – Это типично?
      – Типично? – переспросила доктор. – И да, и нет. Деформации бывают самые различные. Наш воздух, наша вода, наша земля отравлены. Наша еда, весь наш мир – отрава для нас. И вот что он с нами делает. – Она стала пеленать плачущего младенца.
      Трой погладила крошечный кулачок. В ответ он обхватил её палец.
      – Что с ним будет?
      – Мы поместим его в контейнер, – сказала доктор, – и воссоздадим глаза и лицо. Он будет нормальным.
      – И со многими детьми вам приходится это делать? – спросил Пикард.
      – Вы имеете в виду, воссоздавать недостающие органы?
      – Да.
      – Большинство детей, родившихся за последние десять, лет было невозможно спасти. Деформации были слишком серьёзны. Немногим женщинам вообще удаётся доносить ребёнка до положенного срока. Их тела слишком насыщены ядом.
      – Но мы видели сына полковника Таланни, Джерика. – сказала Трой.
      – Да, Джерик, – доктор покачала головой. – Я не объясняю чудес. Я могу только быть благодарной за них. Это, – она сильнее прижала к себе младенца. – то, что мы получаем в лучшем случае.
      – Охранники назвали это местом неживых детей, – сказала Трой, – но они же не мертвы.
      – Мы можем поддерживать в них жизнь, но не можем сделать так, чтобы они могли жить, – сказала доктор Зир.
      – Не понимаю. – нахмурилась Трой.
      – Наша технология даёт возможность поддерживать в них жизнь, но мы не можем их вылечить. Мы не можем помочь им стать нормальными детьми. Детьми, которые ходят и бегают, смеются и думают. Они живы, но они не живут. Понимаете?
      Трой обвела взглядом комнату с сотнями ячеек.
      – Вы не можете вылечить их? – спросила она.
      – Нет, мы не можем вылечить из, но можем кое-что исправить, – сказала доктор.
      Пикард смотрел на контейнеры, на коленопреклонённых охранников. Размеры комнаты, журчание жидкости по трубкам, чуть слышное гудение проводов наводили на него ужас. Трой чувствовала его симпатию к задёрганной и недоверчивой женщине-доктору, его инстиктивное отвращение к содержимому комнаты.
      – Как только появится возможность, я попрошу у Вас разрешение направить сюда врача с нашего корабля, чтобы она могла осмотреть ваших… детей. Возможно, есть медицинские технологии, способные помочь.
      – Если вы действительно сможете помочь, это будет веский аргумент на мирных переговорах.
      – Понимаю, – кивнул Пикард.
      – Я доктор в мире непрекращающейся войны, смерти и уродств. Докторов здесь немного, большинство из нас занимается совсем другим. – Она стала баюкать плачущего младенца, пока он не умолк. – Понимаете, боль.
      – Я чувствовала Вашу боль; во всяком случае, это была часть того, что я почувствовала, – сказала Трой.
      – Вы почувствовали мою боль? – спросила Зир. – И это разбудило Вас и привело сюда?
      – Вашу и той женщины, что родила этой ночью, – сказала Трой.
      Зир слабо улыбнулась.
      – Вы дали мне надежду, и я проклинаю вас за это. Я думала, что давно оставила эти бесполезные мысли, но вот она, надежда – последнее прибежище безумцев и мечтателей.
      – Вы хотите, чтобы я встретилась с матерью сегодня? – спросила Трой.
      – Она спит. Чем дольше она будет спать, тем лучше. Пройдёт много времени, прежде чем её сын выйдет из этой комнаты. Брек, – она указала на одного из коленопреклонённых солдат, – тоже побывал здесь, и не слишком отличался от этого. Хотя у него результат лучше, чем обычно. Почти все, кто моложе двадцати, пробыли здесь какое-то время. – Она покачала головой. – Идите, идите, я должна уложить его спать.
      – Вы разрешаете мне прислать сюда нашего врача, как только это будет возможно? – спросил Пикард.
      – Врачу всегда найдётся работа на Ориане, посол Федерации, – кивнула доктор Зир. – Теперь уходите, прошу вас. – Она обратилась к коленопреклонённым охранникам. – Встаньте, грех сокрыт.
      Солдаты отняли ладони от лиц и встали, моргая от света.
      – Проводите посла и его людей.
      – Да, доктор Зир. Мы не хотели вторгаться, – сказал первый солдат.
      – Надежда никогда не бывает вторжением, но часто оказывается ложью. – Она улыбнулась и тихонько заговорила с запелёнутым ребёнком. Трой не слышала слов.
      Охранники стали теснить Пикарда и остальных к выходу.
      – Вы слышали, что сказала доктор, мы должны уйти. – Уважение в их голосах мешалось со страхом.
      Что-то говоря ребёнку, доктор Зир нажала кнопку, и из стены видвинулся серебристый ящик.
      Охранники почти толкали их к дверям. Только грозный взгляд Ворфа удержал их.
      Доктор Зир стала тихонько напевать. Трой не слышала слов. Шепчущие отголоски детей, сотен детей, их мысли, обрывки снов отозвались на её песню. Трой чувствовала волну довольства, шёпот их счастья. Доктор Зир пела неживым детям, и они слушали её. Её голос, её… любовь к ним.
      Коридор показался им шире, просторнее. Все они были рады выбраться из той комнаты. Трой не была исключением, но она всё ещё чувствовала, как поёт доктор Зир. Не слова, но чувства – печаль, ужас, боль и за всем этим нечто новое… надежда. Последнее прибежище безумцев и мечтателей.
 

 
      Пикард, Трой и Ворф были у дверей своей комнаты, когда завидели почти бегом приближающегося охранника. Орианцы тут же взяли его на прицел. Он – или она – поднял руки, показывая, что у него нет оружия.
      – Пожалуйста, – голос был мужской, – я Брек, полковник Таланни послала меня найти целительницу из Федерации. Целительницу ума.
      – Что случилось? – спросил Пикард.
      – Сын генерала, Джерик, он… нездоров, – отвечал солдат.
      – Что с ним? – спросила Трой.
      – Я не знаю. Полковник Таланни приказала мне привести целительницу ума с корабля Федерации. Она только сказала, что её сын болен, и ему нужна помощь.
      – Советница? – спросил Пикард.
      – Он говорит правду, капитан. Он беспокоится за мальчика. – Трой, стоявшая между всё ещё настороженными охранниками, шагнула вперёд. – Я… целительница ума. Я пойду с Вами.
      – Нет, – сказал Ворф. – Это может быть ловушка.
      – Он верит тому, что говорит, – сказала Трой.
      – Его тоже могли обмануть.
      – Нет, – сказала Трой.
      – Капитан, это может быть уловка, чтобы разделить нас. Возможно, они хотят использовать советницу, как заложницу.
      – Если я правильно понял это слово, – вмешался Брек, – мы не берём заложников. Прятаться за спиной не воина – трусость.
      – Вы используете покушения и яд, – сказал Ворф.
      – Да, но не заложников. – отвечал Брек. Он явно не усматривал ничего странного в таком кодексе чести. Яд, но не заложники. Интересно.
      – Лейтенант, мы должны верить тем, кто нас сюда позвал, – сказал Пикард.
      По лицу Ворфа ясно читалось, насколько он им верит. Пикард предпочёл не заметить этого.
      – Советница, Вы считаете, что пойти помочь ребёнку не будет опасно?
      – Да, капитан.
      – Если Вы сможете помочь сыну генерала, – кивнул он, – это может помочь переговорам.
      – Понятно, капитан.
      – И всё же не следует посылать Вас одну. Лейтенант Ворф, Вы можете сопровождать советницу Трой.
      – Я согласен, что кто-то должен сопровождать её, капитан, но если я пойду с ней, как же Ваша безопасность?
      – Как-то же я умудрялся оставаться в живых прежде, чем встретил Вас или коммандера Райкера. Думаю, что некоторое время я смогу продержаться. Кроме того, орианские часовые вполне способны отразить все нападения, пока Вы не вернётесь.
      – Ваша безопасность – не тема для шуток, капитан, – нахмурился Ворф.
      – Я не шучу, лейтенант Ворф.
      Часовой, посланный за Трой. переминался с ноги на ногу.
      – Пожалуйста, полковник Таланни очень просила. Вы пойдёте?
      – Да, – сказала Трой, – я иду. Она последовала за часовым по коридору в противоположном направлении от детской. Ворф следовал за ней по пятам, как тень.
 
      Комната мальчика была почти такой же, как та, в которой проснулась Трой – неужели это было всего час назад? – только гобелены были другие. Изображения играющих детей почти в натуральную величину. Красивых орианских детей. Таких, акк Джерик, а не те, что в детской. Здесь не было ни увечий, ни деформаций. Резвящиеся, смеющиеся дети, столь же совершенные, как цветы, которые они рвали.
      Неужели когда-то Ориана была такой? Стройные густые деревья, яркие цветы, покрывающие пологие холмы. Золотокожие дети с яркими лучистыми глазами. Смех, игры, жизнь.
      Трой смотрела на двух охранников, никогда не расстающихся с масками и оружием. Что случилось с этой планетой, с этими людьми, что заставило их уничтожить всё? Ради чего это всеобщее уничтожение?
      Таланни сидела на краю матраса с сыном на руках. Джерик тихонько плакал, вцепившись в её свободную рубашку. Она гладила его шелковистые волосы, шепча: "Всё будет хорошо, Джерик. Вот пришла целительница. Она тебе поможет". – Произнося последние слова, Таланни встретилась взглядом с Трой. Она хотела, чтобы её слова оказались правдой, но боялась, что они были ложью.
      В этот миг Трой захотелось помочь мальчику не только ради него самого, и не ради мирных переговоров, но чтобы из глаз Таланни исчезло это обречённое выражение. Глаз, столько раз видевших, как яркое и прекрасное вянуло и умирало. Трой опустилась на колени рядом с матерью и ребёнком и тихонько заговорила.
      – Джерик, ты можешь посмотреть на меня?
      Малыш взглянул на неё из-под рук матери. Его огромные глаза блестели от слёз. Трой улыбнулась ему.
      – Тебе снился плохой сон?
      Он кивнул.
      – Ты можешь рассказать мне его?
      Он лишь заморгал в ответ.
      – Не бойся, Джерик, – тихонько сказала Таланни. – Расскажи целительнице, что тебе снилось.
      Страх мальчика отступал, сменялся недоумением. Он не понимал, о чём его спрашивают.
      – Джерик, – сказала Трой, – ты видел в голове страшные картинки?
      Он кивнул.
      – Ты можешь рассказать мне, что это за картинки?
      Он снова кивнул. Таланни крепко прижимала его к себе, будто её руки могли укрыть его от страха.
      – Я видел Бори.
      Трой вопросительно взглянула на Таланни. Та пояснила:
      – Это его телохранитель… был его телохранитель.
      Трой кивнула.
      – Что Бори делал?
      – Разговаривал с человеком.
      – Ты слышал, что они говорили? – спросила Трой.
      Джерик покачал головой.
      – Они просто стояли и разговаривали?
      Джерик кивнул.
      – И больше ничего?
      Джерик покачал головой, глаза его казались огромными на мокром от слёз лице. Он говорил правду – настолько, насколько знал её. Но это была не вся правда, а лишь та её часть, которую воспринимало его сознание. Глубже, в подсознании, была другая правда. Там, откуда всплыл этот кошмар, Джерик знал, почему видеть, как разговаривают эти двое, было так страшно. Трой подумала, что Джерик, скорее всего, видел, как его телохранитель погиб, спасая его жизнь. Это было слишком тяжёлое бремя для такого маленького ребёнка.
      Трой погладила мальчика по волосам. Он молча смотрел на неё своими огромными голубыми глазами. На лице его всё ещё отражался испуг, но он не мог вспомнить, почему видеть, как разговаривают между собой два человека, было так страшно.
      – Могу я поговорить с Вами наедине, полковник Таланни? – спросила Трой.
      – Конечно. – Тревога Таланни давила наТрой. Таланни могла быть безукоризненным солдатом, как большинство орианцев, но сейчас она испытывала самый настоящий страх, нормальный страх матери за ребёнка. Если орианцы любили своих детей, мир был возможен.
      Таланни уложила Джерика, провела рукой по его волосам и дала ему игрушечного зверька. Зверёк слегка напоминал лошадку, но был ярко-красного цвета и весь покрыт узорами. Узоры состояли из листьев, цветов и деревьев. Эта игрушка, как и гобелены, говорила об искусстве, красоте, о вещах иных, нежели война. Джерик ухватился за игрушку обеими руками.
      – Спи, сынок. Мне надо поговорить с целительницей. Я сейчас вернусь, – сказала Таланни.
      Мальчик не пытался удержать её. Прижимая к себе игрушку, он спросил:
      – Ты быстро вернёшься, мам?
      – Обещаю, – улыбнулась Таланни. Она нежно поцеловала его в лоб и встала.
      Женщины отошли в дальний конец комнаты. Стоявший вместе с телохранителями у дверей Ворф быстро глянул на Трой и тут же перевёл взгляд на мальчика. Трой не могла прочесть его мысли, но нисколько не сомневалась, что сейчас он думает о своём сыне. Александр более, чем что-либо другое, смягчал природную жёсткость клингона, делал его способным сочувствовать матери, чей ребёнок плакал среди ночи.
      Когда они отошли так, чтобы мальчик не мог их услышать, Трой спросила:
      – Джерик был очень привязан к своему телохранителю?
      – Да. Бори был его личным телохранителем с самого рождения Джерика, – сказала Таланни.
      Трой была удивлена. Перемена в телохранителе оказалась такой внезапной.
      – Это обычно – иметь личного телохранителя?
      – У каждого командира и у каждого из членов его семьи есть по крайней мере один телохранитель. Кто-то, для кого лояльность по отношению к этому человеку превыше какой-либо другой лояльности.
      – Именно поэтому Брек почти всегда с нами? – догадалась Трой. – Всегда с капитаном Пикардом?
      – Да, – улыбнулась Таланни.
      Надо будет сказать капитану, что у них есть свой орианский телохранитель, лояльный прежде всего по отношению к ним, сказала себе Трой.
      – Если телохранитель лоялен по отношению к одному определённому человеку, не значит ли это, что он или она ставит безопасность этого человека превыше блага остальных?
      – Именно так, – кивнула Таланни.
      Трой подумала, не делает ли это дисциплину серьёзной проблемой, но сейчас её больше заботил ребёнок.
      – Значит, Бори должен был быть прежде всего лоялен по отношению к Джерику?
      – Да.
      – Вы узнали, что произошло? Почему он вывел Джерика наружу?
      – Пока нет, – покачала головой Таланни. Затем она вздохнула. – И по правде говоря, целительница, мы, возможно, никогда этого не узнаем, разве что Джерик сам вспомнит. Оба солдата, которые могли бы рассказать об этом, мертвы.
      – Вы считаете, что телохранитель предал Вашего сына?
      – Я не могу представить, зачем ещё было выводить его наружу. Там всё опасно: вохдух, вода, сама земля так загрязнены, что то немногое, что пригодно в пищу, ядовито. Но мы всё равно вынуждены это есть. – Её лицо внезапно постарело, у рта обозначились скорбные морщины. – Мы едим и пьём отраву, убивающую наших детей. Я потеряла троих детей, прежде чем родила Джерика. Ни один даже ни разу не вздохнул. Последний был хуже всех, так искалечен, что врачи не могли спасти его. Я молилась, чтобы он умер.
      Она смотрела на Трой, словно надеялась найти в её глазах ответ.
      – У Вас есть дети?
      – У меня был сын, – сказала Трой.
      – Он умер?
      – Трой кивнула. Боль утраты давала себя знать.
      – Если Вы сами потеряли ребёнка, Вы меня понимаете, – сказала Таланни.
      – Да, – кивнула Трой, – я понимаю.
      Таланни порывисто схватила её руку.
      – Что с моим сыном?
      – Полагаю, он стал свидетелем того, как погиб его телохранитель. Судя по тому, что Вы мне сказали, всё так и произошло. Бори действительно намаревался предать Джерика, но я думаю, что в последний момент он не смог этого сделать. Скорее всего, он погиб, спасая его жизнь. Я уверена, Джерик видел это. Сейчас он этого не помнит, но воспоминание сохранилось в его подсознании. – Она взяла руку Таланни в свои руки. – Боюсь, что кошмары усилятся. Но он должен вспомнить. Это поможет залечить рану. Но не торопите его, пусть он вспомнит, когда придёт время.
      – Мы сказали ему, что Бори умер. Не надо было?
      – Это ничего, но старайтесь говорить при нём об этом как можно меньше. Этот сон – первый шаг к тому, чтобы вспомнить самостоятельно.
      – Как Вы думаете, Джерик сможет рассказать, зачем они выходили? – спросила Таланни.
      – Откровенно говоря, не знаю.
      Таланни кивнула. Чуть сжав руку Трой, она отпустила её.
      – Вы можете чем-нибудь помочь ему?
      – По сути нет. Я хотела бы поговорить с ним завтра. Возможно, я могла бы помочь ему вспомнить с помощью терапии, но сознание – нежная вещь, полковник Таланни. Оно лучше всего исцеляется само по себе.
      – Но он выздоровеет. Он не будет всегда просыпаться вот так, с криком? – Женщина смотрела на Трой, её страстное желание услышать утвердительный ответ Трой ощущала, как вибрирующую струну. И как зачастую бывало в её работе, Трой не могла дать определённого ответа.
      – Полагаю, он выздоровеет. Он ещё ребёнок. Дети часто выздоравливают быстрее взрослых.
      – Но обещать Вы не можете?
      Трой хотелось сказать да, могу, унять страх, заполнить пустоту в душе Таланни. Крошечную оболочку страха и защиты, окружавшую Джерика в сознании его матери. Но лгать Трой не могла.
      – Нет, обещать не могу.
      Таланни кивнула и, закрыв руками лицо, прерывисто вздохнула.
      – Эта проклятая война забирает всё, всё. – Когда она отняла руки, лицо её всё ещё было искажено горем. Держалась она прямо, расправив плечи, но лицо выдавало её смятение.
      Трой смотрела, ожидая, что Таланни попытается взять себя в руки и совладать со своим лицом так же, как контролировала голос, но ничего подобного не случилось. Таланни была совершенно уверена, что никто не может видеть её боль, хотя она ясно отражалась на её лице. И Трой поняла, что ориане никогда не снимали масок. Они не понимали, что чувства отражаются на лицах. Значит, если они не будут закрывать лиц, их эмоции с лёгкостью прочтёт посол Федерации.
      Полковник Таланни была уверена, что лицо её представляет собой маску безразличия. Страх прятался за стеной лжи – лжи, которая не могла обмануть даже её саму.
      – Благодарю Вас, что Вы сразу же пришли, целительница. – Её голос был совершенно спокоен, но прекрасные глаза были полны печали.
      – Я была рада прийти. Если я снова понадоблюсь Вам, я буду здесь.
      – Ещё раз спасибо. – Её лицо было искажено от усилий сдержать слёзы, но голос не выдал её. – Я уложу его спать. Вы увидитесь с моим мужем завтра утром. Я тоже буду присутствовать. Спокойной ночи, целительница.
      – Спокойной ночи, полковник Таланни, – сказала Трой. Она понимала, что её отсылают. Таланни из последних пыталась сохранить достоинство. Было лишь делом нескольких секунд прежде, чем второй по рангу командир торликов разразится рыданиями. Таланни хотела, чтобы они ушли прежде, чем это случится.
 
      Телохранитель открыл дверь в коридор. Трой хотела было выйти, но Ворф остановил её.
      – Я пойду первым и проверю, всё ли в порядке.
      Выходя в коридор, Ворф был рад, что может что-нибудь сделать. От всех этих разговоров о детях и эмоциональных ранах у него делалось тяжело на душе. С самого момента, как они прибыли на Ориану, Ворф чувствовал себя не в своей тарелке. Дипломатия не была его сильной стороной. Ему почти хотелось конфронтации, чего-то реального и действенного, чтобы снять это тягостное чувство. Тревога полковника Таланни за её сына навела его на мысли об Александре.
      Ворф отогнал мысли о детях. Сейчас у него была работа. Осматривая коридор, он не обнаружил ничего, если не считать рисунков. Он уже начал уставать от ярких, кричащих красок.
      – Всё в порядке, – сказал он. Трой вышла следом, и дверь закрылась за ними. Они остались одни в ночной тишине коридора. Ворф напряг слух, чтобы уловить малейший звук, но слышал лишь, как шумит в ушах его кровь.
      – Нам лучше поскорее вернуться к капитану, – сказала Трой.
      – Вы что-нибудь узнали?
      – У каждого лидера есть личный телохранитель, для которого лояльность по отношению к этому лидеру превыше всего.
      – Это должно усложнять дисциплину, – сказал Ворф.
      – Думаю, что да. Брек, тот, что всегда с нами – наш личный телохранитель, или, возможно, личный телохранитель капитана.
      – Значит ли это, что для него лояльность к капитану превыше, чем лояльность к своим? – спросил Ворф.
      – Полагаю, что да. Я также узнала, что орианцы любят своих детей.
      – Это Вас удивляет?
      – Они дорожат своими детьми, Ворф. Думаю, то, что происходит с детьми – одна из причин, по которой они заговорили о мирных переговорах.
      – Капитан это знает?
      – Пока нет.
      – Вы узнали много, – кивнул Ворф.
      – Надеюсь. – Трой оглянулась на закрытую дверь. На лице у неё появилось выражение, будто она прислушивалась к музыке, которую он не слышал. Что она чувствовала? Страх ребёнка? Горе его матери? Не в первый раз Ворф порадовался, что не обладает её даром.
      Они не успели отойти далеко, когда из-за поворота появился человек. Он был невысокий, худощавый, почти как подросток. На нём был простой коричневый плащ, лицо закрывала маска.
      Ворф шагнул вперёд, загораживая Трой собой.
      – Кто Вы? – спросил он.
      Орианец вытянул руки ладонями кверху, показывая, что в них ничего нет. Затем он распахнул плащ, чтобы Трой и Ворф могли убедиться, что у него нет оружия. Не считая доктора Зир, это был первый увиденный ими на Ориане взрослый, который не носил оружия.
      – Меня зовут Аудун.
      – Вы торлик или вентуриец? – спросил Ворф.
      – Ни то, ни другое. – он приближался к ним.
      – Стойте, где стоите, – приказал Ворф. Вытащив фазер, он нацелил его прямо в грудь незнакомцу. Тот казался безоружным, но Ворф знал, что такое впечатление бывает обманчиво.
      – Я не хочу вам ничего плохого.
      – Ворф, – сказала Трой, – я не чувствую от него враждебности. Если уж на то пошло, он боится за свою безопасность.
      – Правильно делает, – сказал Ворф. Однако он прислушался к её словам. Если она говорит, что этот человек не таит враждебности, вероятно, так оно и есть. Но фазер он не опустил.
      – Он не боится Вас, Ворф, но… -Трой вышла из-зи спины клингона и сделала два шага по направлению к незнакомцу. – Вы боитесь, что Вас обнаружат. Почему?
      Ворф с трудом подавил импульс схватить Трой и толкнуть её себе за спину, где она была бы в безопасности. Но охранять членов экипажа можно лишь до определённого предела; у них должна оставаться возможность выполнять свой долг. Он продолжал держать незнакомца на прицеле и позволил Трой рисковать жизнью.
      – Мы слышали, что посла сопровождает целительница ума, – улыбнулся Аудун. Я этому не верил. Прошло много времени с тех пор, как среди нас были такие целители. – Протянув руку, он шагнул к Трой.
      Ворф схватил Трой за плечо и отттащил назад, по-прежнему держа незнакомца на прицеле.
      – Что Вам нужно, Аудун, если это вправду Ваше имя?
      – Вы так подозрительны, – рассмеялся Аудун. – Наши лидеры должны были прийтись Вам по душе. – Я – зелёный. Кто-нибудь говорил вам о нас?
      – Нет, – сказал Ворф.
      – Они думают, что могут скрыть нас, как скрывают наших умирающих детей. – Не нужно было быть эмпатом, чтобы уловить в его голосе горечь.
      – Прошу вас, мне необходимо с вами поговорить, но не здесь. Если меня увидят, то тут же убьют.
      – Вы отведёте нас в какое-нибудь тайное место, – сказал Ворф.
      – Да, туда, где нас никто не увидит.
      – Засада. – Если это и не было ловушкой, то выглядело по меньшей мере подозрительно. Этот человек явно что-то скрывал.
      – Нет, клянусь вам, мы никому не желаем зла, даже нашим врагам. Вы принесли возможность мира. Знаете, как долго мы ждали этого? – Аудун умоляюще протянул руки. – Прошу вас, вы должны меня выслушать.
      – Мы слушаем, – сказал Ворф.
      – Но…
      – Он не желает нам зла, – сказала Трой.
      – Нет, советница, – покачал головой Ворф, – это слишком опасно. – Или он будет говорить здесь и сейчас, или пусть не говорит.
      Трой, по своему обыкновению, была слишком доверчива. Они могли полагаться лишь на слова этого человека и его эмоции. Ворф не доверял ни тому, ни другому.
      – Говорите же, Аудун, – сказала Трой.
      – Вы не понимаете. – он метнул взгляд через плечо и продолжал, понизив голос. – Если станет известно, кто я, меня тут же убьют.
      – А кто Вы? – спросил Ворф.
      – Биоинженер. А если человека заподозрят в генетических манипуляциях, его сразу же убивают. Без суда и следствия.
      – Почему? – спросила Трой.
      Он снова оглянулся.
      – Я был учёным, занимался биотехнологией. Они хотели, чтобы я использовал свои знания для того, чтобы убивать. Я отказался. Нас много. Большинство учёные, врачи, другие, кто считает, что нашу технологию надо использовать для того, чтобы лечить нашу планету, а не уничтожать её.
      – Похвально, – отозвался Ворф с нескрываемым недоверием.
      – Некоторые из членов нашей группы были первыми, кто сказал нашим лидерам, что планета умирает. Почти тридцать лет назад наши люди предсказали, что произойдёт. Многие обвиняют в происходящем нас, потому что мы предсказали это. Они напуганы, и им надо кого-то ненавидеть. Поэтому они ненавидят своих врагов и ещё нас.
      – Всё это очень интересно, но какое это имеет отношение к нам? – спросил Ворф.
      – Ворф! – сказала Трой.
      Он не обратил внимания на её восклицание и по-прежнему не сводил глаз с Аудуна. Она боялась, что он его обидел. Ворфа это не трогало.
      – У нас есть способ очистить воду на планете. Мы хотим предложить его противоборствующим сторонам. Зелёные хотят быть частью нового мира.
      – Вода Орианы безжизнена. Как можно очистить её? – спросила Трой.
      – Мы вывели бактерию, которая поедает ядовитые вещества, но не трогает естественные загрязнители.
      – Я не верю ему, – сказал Ворф.
      – Я верю, – сказала Трой. – Вы можете объяснить этот процесс более подробно?
      – Да, но… – Он снова метнул вокруг себя тот же испуганный взгляд. – Да, путь даже это означает мою смерть, я скажу вам всё.
      – Нет, – сказала Трой. – Мы отведём Вас в безопасное место.
      – Что Вы такое говорите, советница?
      – Он должен поговорить с капитаном.
      – Нет! Это может быть ловушка. – Мысль о том, чтобы отвести к капитану, послу Федерации, человека, которого они совершенно не знают, при том, что повсюду скрываются убийцы, была совершенно недопустима.
      – Будь это ловушка, я бы знала, – твёрдо сказала она.
      Ворф доверял советнице; если она говорила, что здесь нет подвоха, это, скорее всего, так и было, и всё же…
      – Даже позволь я Вам подвергнуть капитана опасности, как мы сможем помешать орианскому телохранителю арестовать этого человека?
      – Телохранители верны прежде всего тем, кого охраняют. Эта верность превыше всех прочих обязательств.
      – То есть, они просто позволят нам разговаривать с их врагами? – спросил Ворф.
      – Да, – сказала она.
      Ворф поочерёдно посмотрел на Трой и орианца. Тот выглядел таким беспомощным, таким хрупким. Ворф не сомневался, что мог бы переломить ему позвоночник об колено, как палку. Но убийце не обязятельно выглядеть атлетом; если уж на то пошло, беспомощный вид давал преимущество.
      – Не думаю, что это хорошая идея.
      – Мы должны поспешить, пока орианцы нас не увидели, – сказала Трой. Прежде, чем Ворф успел остановить её, она подошла к Аудуну. Клингон смотрел, как она стоит совсем рядом с этим незнакомцем, между ним и Ворфом, так что в случае чего и стрелять не сможешь. Ворф стиснул зубы. Вероятно, она права, но из-за этого её так трудно охранять.
      – Вы должны объяснить всё это подробно послу Федерации, – сказала Трой.
      – Правда? – спросил Аудун.
      -Да.
      Аудун крепко схватил её за руку.
      – Я так благодарен Вам за то, что Вы мне поверили.
      – Если вы действительно можете очистить воду на Ориане, благодарной должна быть я.
      – Если мы собираемся сделать подобную глупость, – вмешался Ворф, – надо уходить, пока нас не заметили.
      Он пошёл вперёд, надеясь, что они не встретят по дороге никого из орианцев. Сражение между сопровождающими посла Федерации и орианскими часовыми ни в коей мере не поможет мирным переговорам. Ворф невесело улыбнулся. Он вёл Трой и Аудуна по безлюдным ночным коридорам. Фазер в его руке был настроен на оглушение. Понимает ли Трой, в какое положение она их поставила? Он сомневался в этом. Она всегда прежде всего прислушивалась к голосу сердца. Наверно, все эмпаты такие.
      Ворф не мог допустить, чтобы его чувства повлияли на его действия. Он напряжённо ощупывал глазами коридоры. Трой и незнакомец тихо переговаривались, улыбаясь. Если этот Аудун говорит правду, он может в значительной степени помочь переговорам. Если бы он замышлял убиство, Трой бы это знала. Трой узнала за эту ночь много ценного. Скользя взглядом по коридорам, Ворф чувствовал себя бесполезным. Он надеялся, что этот мир войны окажется для него привычным, но здешний кодекс чести был слишком странным. А война без чести была недостойным занятием для воина.
 

 
      Генерал Баша сидел в кресле из чёрного пластика с высокой спинкой. Спинка была намного выше генерала, с причудливыми завитками по краям, образующими фантастические формы. Это выглядело так, словно трон частично расплавили и дали остыть.
      Перед генералом находился стол из такого же чёрного пластика. Стол был пуст, словно за ним никогда не работали.
      Вся правая сторона лица у генерала была в синяках, особенно резко выделявшихся на золотистой, цвета слоновой кости, коже. Через весь лоб тянулся свежий шов. Несомненно, это не было лучшим результатом орианской медицины? Если врач способен воссоздать деформированное лицо младенца, подумала Трой, то уж залечить ушибы и раны он может намного лучше.
      Таланни стояла рядом со генералом. По обе стороны от них застыли навытяжку телохранители. Двое телохранителей, сопровождавших группу Федерации в эту комнату, заняли позицию прямо перед генералом. Ещё один телохранитель стоял у стены, ближе к Таланни, чем к остальным.
      Брек и второй орианский солдат, прикомандированный к группе Федерации, заняли позицию по обе стороны от Пикарда. Ворф охранял его сзади, но…
      – Капитан, – Ворф подался к Пикарду, словно намереваясь прошептать ему что-то на ухо, но звучный голос клингона не предназначался для шёпота, – у них на одного телохранителя больше, чем у Вас. Это намеренное оскорбление.
      – Мне известен этот орианский обычай, лейтенант, – кивнул Пикард.
      Генерал Баша махнул рукой.
      – Кратин, выйдите. Он говорил левым углом рта, стараясь не потревожить израненную правую половину лица.
      – Генерал Баша, – сказал Пикард, – уверяю Вас, в этом нет необходимости.
      Генерал не стал повторять свой приказ. Он лишь взглянул на телохранителя. Вид у этого некогда красивого лица был пугающий.
      Трой буквально чувствовала силу его личности. Это был феномен, с которым она сталкивалась, находясь рядом с представителями некоторых рас, в том числе и земной. По-настоящему великие лидеры обладали почти телепатической силой.
      Телохранитель не колебался ни секунды. Он отвесил глубокий поклон и вышел из комнаты, не возразив ни словом.
      – Капитан, это… приемлемо? – спросил генерал. Ему приходилось глотать между словами. Боль его была очевидна, хотя и несравнима со вчерашней.
      – Вполне, – отвечал Пикард.
      Трой поняла, что не физическая боль генерала так подействовала на неё накануне, а его ярость. Сегодня он был спокоен. В нём всё ещё бурлил скрытый гнев, но сегодня Баша контролировал себя. Насколько необычным было застигнуть генерала Башу в момент полной потери самоконтроля? Весьма необычным, если то, что чувствовала Трой, было правдой. Почему же этот волевой человек показался послу Федерации окровавленным паникующим? У того, кто сидел сейчас перед ними, были стальная воля и железные нервы. Почему же вчера он так утратил контроль? Позднее Трой поделится своими мыслями с капитаном. А пока она наблюдала, стараясь узнать как можно больше.
      Таланни коснулась плеча Баши. В этом прикосновении ощущалась спокойная нежность. Словно тебе позволили увидеть что-то очень личное. Он кивнул было, но от боли принуждён был остановиться на середине движения.
      – Как Вы сами видите, капитан Пикард, мой муж испытывает боль. Если не возражаете, в большинстве случаев буду говорить я.
      – Разумеется, – сказал Пикард.
      – На сегодняшний вечер назначен приём. На нём будут присутствовать представители вентурийцев.
      – А представители зелёных? – спросил Пикард.
      Порыв гнева Баши был, словно горячий ветер, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Он зоговорил осторожно, с усилием выговаривая каждое слово.
      – У зелёных нет представителей в нашем правительстве.
      – Они также часть вашего народа, генерал Баша. Можно ли достичь прочного мира, если не представлен весь народ? – сказал Пикард.
      – Зелёные не будут частью этого мира, – сказал Баша.
      – Они хотят положить на стол переговоров свою технологию, генерал. Они знают способ очистить воду на этой планете. Несомненно, это ценное предложение.
      – НЕТ! – Ярости, вложенной в это слово, хватило бы, чтобы обжечь.
      – Баша, – сказала Таланни, – если они действительно могут сделать так, чтобы вода на нашей планете снова стала чистой…
      – Нет.
      – Генерал Баша, вы обратились к Федерации, чтобы достичь мира. Вы и другие лидеры поняли, что война убивает не только тех, кто воюет, но саму планету. – Пикард шагнул вперёд, Ворф двинулся следом и поравнялся с ним. Тотчас шагнули вперёд и телохранители Баши.
      – Благодарю за Ваше усердие, но не беспокойтесь обо мне, лейтенант.
      Ворф запротестовал было, но Пикард метнул на него непреклонный взгляд. Он многое сумел выразить этим взглядом. Ворф отступил.
      – Генерал Баша, полковник Таланни, мы видели детскую комнату. Мы видели неживых детей, которые на самом деле живы.
      Таланни застыла, ухватившись за плечо мужа. Того так и передёрнуло от боли, которую она невольно ему причинила, но лицо оставалось бесстрастным.
      – Вход в детскую воспрещён, капитан. Вы не имели права туда входить, – сказал Баша. Он устремил взгляд на телохранителя, сопровождавшего их в дескую. – Отвечайте.
      Телохранитель опустился на одно колено, как тогда перед врачом.
      – Генерал Баша, полковник Таланни приказала предоставить послу Федерации доступ повсюду.
      – Это правда, Таланни?
      – Да, – очень тихо ответила она.
      – Что ж, вы увидели наш позор. Это ничего не меняет.
      – Если технология, разработанная зелёными, способна очистить вашу воду от ядов, возможно, они могут очистить и воздух. Ведь ваша планета убивает ваших детей. Даже если война прекратится сегодня, планета не восстановится за ночь. Это займёт десятилетия. И Вы откажетесь от того, что способно ускорить этот процесс?
      – Я не желаю иметь ничего общего с зелёными, – сказал Баша.
      – Почему? – спросил Пикард.
      – Они в сговоре с демонами, – сказал Баша.
      Пикард лишь моргнул, неуверенность его мурашкой пробежала по коже Трой, которая и сама не была уверена, как следует воспринять услышанное.
      – В сговоре с демонами? – Пикард постарался произнести это так, чтобы его вопрос не показался оскорбительным.
      – Все знают, что они совершают кощунства. Они искажают всё живое, они калечат наших детей, а их дети растут здоровыми!
      Трой чувствовала в своём сознании его ненависть как что-то чёрное, отвратительное. Это случалось нечасто, но порой, когда чья-то ненависть была очень сильна, Трой ощущала буквально физическое отвращение.
      – Представитель зелёных произвёл на меня впечатление интеллигентного, благоразумного человека. Человека науки, не суеверия.
      – Тогда как Вы объясните, что их дети растут здоровыми, а наши умирают? – спросил Баша.
      – У меня нет ответа на этот вопрос, генерал, но я разговаривал с зелёными, и я верю, что они могут помочь этой планете.
      – Вы слышали мой ответ, капитан Пикард, – отрубил генерал; его негромкий голос был исполнен гнева.
      – Вы готовы обратиться за помощью к людям другого мира, но отвергаете помощь людей одного с Вами народа?
      – Зелёные – не мой народ. Я – Торлик. Торлики – мой народ.
      – Если Вы вправду так считаете, генерал, – покачал головой Пикард, – мира не будет.
      Баша нахмурился, и даже это движение заставило его передёрнуться от боли.
      – О чём Вы говорите?
      – Пока вы не считаете себя единым народом, вы не можете сотрудничать. Вы должны оставить старую вражду и работать как единый народ, не как отдельные группы.
      – Я не понимаю, – сказал Баша.
      И снова Трой знала, что он лжёт, но теперь это была ложь из вежливости. Его гнев витал в воздухе, как туча, готовая накрыть капитана.
      – Мы – торлики, они – вентурийцы. Мы не единый народ.
      – Если не считать цвета ваших плащей, вы один и тот же народ. Вы говорите на одном языке, у вас одинаковые обычаи, внешне вы ничем не отличаетесь друг от друга. Что же разделяет вас?
      Генерал с усилием поднялся, опираясь о стол здоровой рукой.
      – Как Вы смеете судить так о нас. Мы два разных народа. Мы хотим мира. Мы не хотим открывать объятия своим врагам. – Гнев Баши обрёл цель и устремился на капитана, подобно молнии. Тот, казалось, даже не заметил. Трой же почувствовала, как её буквально обожгло.
      – Я не прошу вас открыть объятия вашим врагам, генерал Баша, но Вы должны знать, что невозможно установить мир среди ненависти.
      – Наша ненависть друг к другу зиждется на столетиях войны, капитан. Каждый в этой комнате потерял родителей, детей, братьев, сестёр, погибших от рук врагов. Как можем мы простить их, и как могут они простить нас?
      – Это не вопрос прощения, – сказал Пикард, – это вопрос практичности. Ваш мир умирает, ибо ваша технология сеет смерть вместо того, чтобы сохранять жизнь. Если сейчас вы не остановитесь, станет слишком поздно. Я спрашиваю Вас, генерал, стоит ли победа в этой войне смерти всех людей на планете?
      Пикард шагнул вперёд. Тотчас шагнули вперёд телохранители с обеих сторон, настороженно глядя друг на друга.
      – Стоит ли победа в войне смерти не только тех детей, что в детской, но вообще всех детей? Мы видели Вашего сына, Джерика. Это здоровый, сильный ребёнок. Согласитесь ли Вы пожертвовать его жизнью ради того, чтобы утолить свою ненависть?
      – Он прав. – Таланни произнесла это тихо, но отчётливо.
      Баша обернулся, чтобы взглянуть на неё, но движение оказалось слишком быстрым, и он буквально застонал от боли. Таланни шагнула к нему, чтобы помочь. Он взглядом пригвоздил её к месту.
      – Итак, ты говоришь против меня.
      – Нет, муж мой, я говорю за нашего сына и за себя. Война должна прекратиться, или всё будет потеряно. Всё. Джерик смотрит на деревья и цветы на гобеленах и спрашивает, что это такое. Он не верит мне, когда я говорю ему, что десятки играющих друг с другом детей на картинке – не выдумка. Наш сын не верит, что может быть столько здоровых детей.
      Таланни шагнула к мужу, чуть коснулась израненной щеки.
      – Муж мой, мы должны заключить мир, прочный мир.
      Выражение лица Баши смягчилось. Его любовь к жене была, как уютный огонёк в сознании Трой. Его словно отпустило. Гнев утих, и на смену ему пришло чувство, которое Трой начала связывать с орианцами – печаль.
      – Что ты хочешь, чтобы я сделал, жена моя?
      Таланни улыбнулась и отступила на шаг.
      – Послушай посла Федерации и пригласи зелёных на переговоры.
      – НЕТ.
      – Баша, помнишь, твоя бабушка рассказывала нам, как плавают в воде под открытым небом. О воде, такой чистой, что в ней можно плавать, ловить животных, которые в ней живут, и есть их. Джерик или его дети могли бы плавать в такой воде под открытым небом.
      – Ты не знаешь, подействует ли их технология.
      – А ты не можешь знать, что она не подействует.
      Секунду-другую он смотрел на неё, затем снова обернулся к Пикарду.
      – Похоже, у Вас есть адвокат в моём стане. Причём такой, которому я верю. Очень хорошо, пусть зелёные пошлют трёх представителей на сегодняшний банкет.
      – Благодарю Вас, генерал Баша, – сказал Пикард.
      Генерал почти улыбнулся.
      – Не благодарите меня. – Он почти упал в кресло. Таланни кинулась поддержать его.
      – Мой муж устал, – сказала Таланни.
      – Как только вернётся мой корабль, мы будем рады оказать медицинскую помощь, – сказал Пикард.
      – В этом не будет необходимости, капитан, – отвечала Таланни. Это наш обычай – беречь медицинские ресурсы для детей и раненых, чья жизнь в опасности. Воину надлежит терпеть боль без жалоб, но нам нужно, чтобы к началу переговоров к генералу вернулись силы. До начала банкета его вылечат.
      – Рад это слышать, полковник Таланни, – кивнул Пикард.
      – Теперь уходите, прошу вас, чтобы мы могли оказать ему необходимую помощь.
      – Разумеется. – Пикард повернулся к выходу. Тотчас повернулись и телохранители, заняв свои позиции. Трой явственно ощутила раздражение капитана.
      – Надеюсь, переговоры пойдут быстро, – шепнул ей Пикард. – Не знаю, сколько ещё я смогу выдерживать эту свиту.
      – Они всего лишь выполняют свою работу, капитан, – улыбнулась Трой.
      – Полагаю, Вы правы. – Он нахмурился в спину Ворфу. Пикарду приходилось делать шаги меньше обычных, чтобы не наступать клингону на пятки. Ворф был очень осторожен.
      Трой надеялась, что капитан Пикард прав, и эти предосторожности излишни. Но тут перед глазами её встало израненное лицо генерала Баши. Трой подавила дрожь. Возможно, Ворф и впрямь чересчур осторожен, а возможно, и нет.
 

 
      Пикард обвёл взглядом кажущуюся тесной от множества собравшихся в ней людей комнату. Лейтенант Ворф и Брек буквально прилепились к нему с обеих сторон. Двое других орианских телохранителей вели себя не менее настороженно. Это… стесняло. Хуже, чем постоянная обеспокоенность Райкера. Только советница Трой, казалось, чувствовала себя спокойно, но Пикард редко мог уловить в её нежных чертах что-либо, кроме спокойствия.
      Помещение, предназначенное для банкета, было ненамного больше, чем комната, отведённая им для ночлега. Как пояснил Брек, "небольшие комнаты легче оборонять".
      Все орианцы были одеты в простые костюмы, окрашенные в цвета своих партий: торлики – в чёрные с золотым кантом, вентурийцы – в малиновые с белыми полосами вдоль рукавов и штанин. Зелёные были одеты в синее. Никаких знаков ранга. Это делалось с целью свести к минимуму возможность покушений. Убийца должен был бы знать свою жертву в лицо. Разве что он стал бы наблюдать за телохранителями. Их внимание по отношению к охраняемым было очевидным. Это лишало сокрытие ранга смысла. Может, то был старый обычай, возникший до появления телохранителей?
      Аудун был одним их трёх представителей зелёных. Прошлой ночью он был весьма красноречив. Пикрду не требовалось помощи Трой, чтобы прочитать его эмоции – столь явно они отражались на его лице. Аудун был человек, посвятивший жизнь спасению не только зелёных, но и всех орианцев. То был первый встреченный Пикардом лидер, не видевший проблему в свете "мы или они". Аудун хотел единения, ибо только тогда можно было бы исцелить планету. Именно такое поведение Пикард намеревался привить торликам и вентурийцам. Он надеялся, что всепрощение зелёных станет примером для остальных.
      Аудун с улыбкой приблизился к Пикарду настолько, насколько позволили телохранители.
      – О, ради всего святого, – сказал Пикард, – не напирайте так на меня, лейтенант.
      – Капитан, я…
      – Это приказ.
      Ворф коротко кивнул и отступил на шаг. Остальные телохранители, уже успевшие убедиться в главенстве клингона, последовали его примеру. Пикард улыбнулся Аудуну.
      – Наша вчерашняя беседа доставила мне удовольствие.
      – И мне тоже, капитан. Могу ли я представить своих коллег зелёных? Марит и Лив. – Марит была невысокая женщина с копной тёмных волос. Лив была высокая, худощавая блондинка. Обе женщины кивнули с улыбкой.
      – Мы очень благодарны Вам, капитан, за предоставленную нам возможность участвовать в мирных переговорах, – сказала Лив.
      – Это я должен быть благодарен. Ваша работа в области биотехнологии способна затмить работы Федерации.
      Лив покраснела и опустила голову.
      – Она не привыкла к незнакомым, – сказал Аудун. – Мы привыкли держаться в своём кругу. Так безопаснее.
      – Были инциденты? – спросил Пикард.
      – Нет, но до сегодняшнего дня мы считались членами опасной подпольной организации. Изменниками. А на войне изменников убивают без суда и следствия. – Он произнёс это с улыбкой, чтобы сгладить впечатление от слов, но…
      – На вас охотились, как на зверей? – спросила Трой.
      – Случалось, целительница, случалось, – сказал Аудун.
      Послышался звук гонга. Все, кто был в комнате, обернулись, чтобы увидеть генерала Башу, стоящего в конце длинного стола. Стол был уставлен едой.
      Генерал Алик, глава фракции вентури, также стоял у стола. Он был шире в плечах и в талии, чем Баша – из всех виденных Пикардом орианцев он был ближе всего к тому, чтобы его можно было назвать грузным. Но то был вес мышц, скрытых за внешней неповоротливостью. Пикард подумал, сколько врагов было обмануто этой кажущейся неповоротливостью медлительного и грузного с виду генерала.
      – Добро пожаловать, – сказал генерал Баша.
      – Сюда, где царит мир, – сказал генерал Алик.
      – Ешьте и пейте без опасений, – сказал Баша.
      – Мы находимся на нейтральной территории, – сказал Алик.
      – А осквернять нейтральную территорию запрещено самыми священными нашими законами, – заключил Баша.
      Пикард знал, что им понадобилось добрых три часа, чтобы прийти к тому компромиссному варианту речи, который он только что услышал. Каждый из генералов желал, чтобы честь открыть мирные переговоры принадлежала именно ему.
      Еда на столе была нарезана небольшими кусочками такого размера, чтобы кусочек можно было взять в рот целиком. Тарелок не было. Салфетками надлежало пользоваться лишь для вытирания рук и рта. Использовать их как тарелки не полагалось. Тарелки можно было спрыснуть ядом. А если вы брали за раз один кусочек и тут же съедали его, никто не мог его отравить.
      Поскольку угощение было разложено для всех присутствующих без различия ранга, и никто не мог знать, кто что возьмёт, всякая возможность отравления исключалась. Разве что кто-то отравил бы какой-нибудь кусочек наугад. Но на Ориане не принято было покушаться наугад. Это считалось беспринципным.
      – Я рад узнать, что у орианских убийц есть какая-то честь, – заметил на это Ворф.
      Пикард не был уверен, говорит ли клингон серьёзно, или же это сарказм. До сих пор он не замечал за Ворфом склонности к сарказму.
      На столе стояли пирамидами стаканчики из похожего на пластик материала. Налив себе, надо было сразу же выпить и выбросить стакан – тоже для того, чтобы уменьшить возможность отравления. Пикард смотрел на эти стаканы и думал, сколько энергии и иссякающих ресурсов ушло на их изготовление. И теперь всё это выбросят.
      Он вздохнул. Не всё сразу. Сначала мир, затем можно будет приступить к спасению планеты.
      – Мы приготовили сюрприз для посла Федерации, – сказал генерал Баша.
      – Этот сюрприз торлики и вентурийцы готовили вместе, – сказал генерал Алик.
      Пикард перевёл взгляд с одного на другого, не уверенный, что это может значить. В любом случае, то, что противоборствующие стороны могли в чём-либо сотрудничать, было чудом.
      Двое телохранителей вкатили небольшую тележку, на которой стояло что-то, напоминавшее старинный самовар. Баша и Алик стали по обе стороны от тележки. Генералы заговорили, словно зараннее отрепетировали сцену:
      – Мы вместе приготовили то, что, как узнали из Вашего досье, Вы любите, – сказал Баша.
      – Работать над этим вместе, – сказал Алик, – оказалось лучше, чем сражаться из-за этого.
      Оба генерала улыбнулись. Пикард подумал, сколько споров было при подготовке даже такой короткой речи. Он вышел вперёд, нетерпеливым взмахом руки приказав телохранителем оставаться на месте.
      – Прошу Вас, посол, возьмите стакан, – сказал Баша.
      Пикард так и сделал, поклявшись мысленно, что не выбросит стакан, использовав его лишь один раз. Он подставил стакан под краник. Алик повернул небольшую рукоятку, и в стакан полилась жидкость, от которой подымался ароматный дымок. Пикард поднял стакан и с наслаждением вдохнул знакомый аромат.
      – Чай "Эрл Грэй", – широко улыбнулся он. – Джентельмены, я поражён вашим знанием моих привычек и вашей готовностью сотрудничать друг с другом.
      Баша и Алик переглянулись. Алик жестом предложил Баше говорить первым. Баша слегка поклонился в знак признательности.
      – Посол Пикард, мы начинаем понимать, что сотрудничество – далеко не самая плохая вещь.
      – Хорошо сказано, – улыбнулся Алик.
      Пикард вдохнул аромат чая и постарался не выдать своего изумления. Генералы были учтивы друг к другу. Этот – был всего лишь прелюдией. Сами мирные переговоры начнутся позднее, когда стемнеет. Таков был обычай орианцев – вести всякие переговоры ночью, когда условия для боевых действий были не самыми благоприятными.
      – Я благодарю вас, – сказал Пикард, – и прошу присоединиться ко мне и выпить со мной чаю. Пусть это станет символическим началом сотрудничества в решении проблем без насилия.
      – Вас не было при том, как мы решали, кому говорить первому, – шепнул Баша. – Вот когда чуть-чуть не дошло до насилия.
      Алик улыбнулся почти застенчиво.
      – Чуть-чуть – уже начало, – сказал Пикард.
      Генералы взяли стаканы, и когда у всех троих оказалось по стакану коричнево-зелёного чая, Пикард поднял свой стакан.
      – У моего народа есть обычай, который называется тост. Он служит для празднования великого или счастливого события. Я предлагаю тост за храбрость генерала Баши и генерала Алика, храбрость всех торликов и вентурийцев. Порой нужно больше храбрости, чтобы заключить мир, чем чтобы сражаться. За мир и процветание этой планеты. – Пикард поклонился главнокомандующим и отпил глоток. После минутного колебания многие в комнате последовали его примеру.
      – Вы должны будете потом рассказать мне подробнее об этом обычае, который называется тост, – сказал Алик. Стоя рядом с капитаном, он улыбался.
      Пикард улыбнулся в ответ, впервые с момента прибытия на Ориану чувствуя оптимизм по поводу своей миссии.
      – Я буду рад ознакомить Вас с нашими обычаями, генерал Алик…
      Внезапно улыбка исчезла с лица Алика. Он заморгал, затряс головой, словно пытался согнать с глаз пелену, схватился рукой за грудь.
      – Посол, мне… Ах! – Он зашарил вокруг себя, как слепой. Стакан с недопитым чаем упал на ковёр. Пикард подхватил генерала. Алик судорожно уцепился рукой за его руку и упал на колени, потянув его за собой.
      – Позовите врача, – закричал Пикард. Он смутно ощущал суету вокруг, слышал топот бегущих ног. В тот миг для него существовал лишь генерал Алик. Сердце генерала билось так громко, что Пикард слышал его, колотилось, будто стремилось вырваться из груди.
      Трой очутилась рядом, пытаясь помочь удержать извивающегося в конвульсиях Алика. Пикард с ужасом взглянул на неё поверх содрогающегося генерала. Алик обеими руками вцепился в Пикарда, словно умолял что-то сделать. Пикард хотел спросить Трой, слышит ли она, как колотится сердце Алика. Оно стучало так громко, громче, чем его собственное сердце.
      Телохранители в красно-белых вентурийских одеждах оттеснили Пикарда и Трой. Они пытались удержать Алика в неподвижности, но его мускулы и конечности содрогались, будто жили собственной жизнью.
      Даже находясь в нескольких футах от генерала, Пикард по-прежнему слышал бешеный стук его сердца. Трой стояла рядом, рука её лежала на его плече. Её тёмные глаза были расширены от ужаса.
      У Пикарда мелькнула дикая мысль: могла ли она чувствовать, как человек умирает? Могла ли?
      В комнату вбежала женщина в оранжевом медицинском халате. К этому времени конвульсии прекратились. Алик затих и лежал неподвижно.
      – Я больше не слышу, как стучит его сердце. – Пикард не сознавал, что произнёс это вслух, пока Трой не ответила ему:
      – Он умер, капитан. Он умер, – тихим, полным ужаса голосом.
      Пикард положил руку поверх её руки, пытаясь её поддержать. Сам он был ещё слишком ошеломлён быстротой случившегося, чтобы поверить в это. Только что Алик говорил с ним и прекрасно себя чувствовал. Что, чёрт возьми, могло случиться?
      Врач отстранила телохранителей и склонилась над неподвижным телом. Она проверила пульс, дыхание, провела над телом небольшим сканером. Затем подняля глаза на замерших в ожидании людей, и в тишине комнаты чётко и ясно прозвучал её голос.
      – У него разорвалось сердце.
      – Что это значит – разорвалось сердце? – спросил Баша.
      – Я проверила жизненно важные функции организма. Его сердце разорвалось на части. Я не могу восстановить его и вернуть этого человека к жизни. Он умер.
      – Только что он был здоров, как я, – сказал Баша.
      – Да, – произнёс чей-то голос, – но теперь он мёртв, а Вы живы. – Это сказал одетый в красно-белое вентуриец.
      – Измена! – вскричал другой голос.
      Пикард заставил себя собраться с мыслями. Его тело так онемело, что он ощущал покалывание в руках. Всё произошло так внезапно. Миссия мира рухнула, не успев даже начаться. Война вспыхнет с новой силой у него на глазах, пока он стоит беспомощный. Нет, он должен найти выход.
      – Генерал Алик хотел мира, верил в мир. Он отдал свою жизнь, потому что кто-то боялся мира брольше, чем войны. Неужели вы опозорите память генерала Алика, когда его ещё не остывшее тело лежит у ваших ног?
      Под взглядом Пикарда вентуриец отвёл глаза.
      – Я не хочу позорить память нашего генерала.
      – Хорошо. Тогда мы должны продолжать переговоры, как того хотел ваш генерал. – Даже произнося эти слова, Пикард не был уверен, что это возможно. Только шок да ещё тот факт, что он, казался единственным, кто сохранил спокойствие, не позволял присутствующим начать обвинять друг друга.
      – Посол прав, – сказал Баша, – но клянусь небом, я не понимаю, что произошло.
      Тут заговорила врач.
      – Мне необходимо поговорить с лидерами без посторонних.
      Генерал Баша посмотрел с удивлением и кивнул.
      Стройная женщина в красно-белом шагнула вперёд.
      – Я заместитель главнокомандующего. Я буду говорить от имени вентурийцев.
      – Хорошо. Посол, пойдёмте с нами.
      Аудун в своей простой голубой одежде шагнул вперёд.
      – Это касается нас всех. Как делегат зелёных, могу я присоединиться к вам?
      Баша явно хотел что-то сказать, но передумал и хмуро взглянул на Пикарда.
      – Да, разумеется, – сказал он наконец.
      Сопровождаемые телохранителями, лидеры последовали за доктором в коридор. Впервые присутствие телохранителей не вызвало у Пикарда раздражения. Наоборот, оно принесло почти облегчение.
      – Дамы и господа, – начала доктор, – генерал Алик был отравлен.
      – Но это невозможно, – сказал Баша.
      – Я знаю, были приняты все меры предосторожности, но тем не менее это был яд.
      – Как давно ему могли подсыпать яд? – спросил Пикард.
      – Несколько минут назад, не больше. Смерть была почти мгновенной.
      – Но мы все были рядом с ним, – запротестовал Баша. – Как?
      – Что он сейчас ел или пил?
      – Чай, – сказала Трой.
      – Кто-нибудь ещё пил чай? – спросила врач.
      – Да, – сказал Баша. – Я и посол.
      – Тогда найдите стакан генерала Алика. Яд должен быть там.
      Гробовое молчание встретило их, когда они вернулись в комнату. Под всеобщими взглядами они опустились на колени над двумя валявшимися на полу стаканами. Один был стакан Пикарда, второй – генерала Алика.
      Доктор достала из кармана увесистый прибор. У него была небольшая рукоятка и квадратный выступ величиной с ладонь на верхней стороне. На выступе имелось множество разноцветных кнопок. Врач нажала одну из них и над стаканами запульсировал бледно-синеватый свет. Она провела прибором над стаканами пять раз, затем вздохнула и встала.
      – Яд был в его стакане.
      – Что за яд? – спросил Баша.
      – Растительный алкалоид. В стакане остались частицы растительных волокон. Это не чайные листья. – Она покачала головой. – Эти волокна содержат в несколько тысяч раз больше алкалоидов, чем любое встречающиеся в природе растение.
      – Вы говорите, – спросил Баша, – что это искусственно выведенное растение?
      – Я говорю, что не могу объяснить высокое содержание алкалоидов в этих волокнах.
      Генерал Баша повернулся к Аудуну.
      – Включает ли ваша биотехнология процесс выращивания этих ядовитых растений?
      Аудун выпрямился в полный рост. Даже так он едва доставал генералу до плеча.
      – На этой планете вполне достаточно отравы, чтобы ещё и создавать её искусственно.
      – Отвечайте на вопрос, – сказал Баша.
      Теперь и новая лидер вентурийцев стала вплотную к Аудуну.
      – Да, зелёный, отвечай.
      Аудун взглянул на Пикарда. Тот мог только кивнуть.
      – Вы должны ответить на вопрос, – сказал Пикард.
      – Я не знаю, что именно обнаружила доктор, но да, мы можем вырастить подобное растение. Но мы не стали бы этого делать. Мы не верим в насилие.
      – Вы сделали это. – Баша шагнул вплотную к маленькому человеку. – Вы и ваша мирная технология. – Он почти прошипел это.
      – Они должны заплатить за это, – сказала новый командир вентурийцев.
      – Согласен, – ответил Баша.
      – Пока что никаких доказательств против них нет, – сказал Пикард.
      – Это был растительный алкалоид, созданный с помощью биоинженерной технологии, – заявил Баша. – Кто ещё мог бы это сделать? Кроме них, никто не манипулировал с генами вот уже более ста лет.
      – Этого я не знаю. Но зачем зелёным убивать генерала Алика? Что они этим выиграют?
      – Людям, которые калечат младенцев в материнской утробе, не нужны причины, чтобы совершить убийство, – заявила командир вентурийцев.
      Абсурд, подумал Пикард. Вслух же он сказал:
      – Вам нужны доказательства, прежде, чем вы можете обвинить их в убийстве.
      Баша как-то странно уставился на Пикарда. Казалось, у него зародилась какая-то мысль.
      Трой подошла к Пикарду сзади, коснулась его руки.
      – Капитан, мне надо поговорить с Вами.
      – Это Вы настояли, чтобы зелёные присутствовали на этом банкете, капитан Пикард. И Вы последний, кто разговаривал с командиром вентурийцев.
      Пикард понял не сразу. Когда же смысл слов генерала дошёл до него, он слишком рассердился, чтобы испугаться.
      – Что Вы хотите сказать?
      – Он стоял рядом с Вами, когда выпил яд. Яд был не в чае, иначе мы оба были бы уже мертвы. Его подсыпали в стакан.
      – Я – посол Федерации. Какой мотив мог у меня быть, чтобы отравить генерала Алика? – Он не счёл нужным скрывать гнев, вызванный этими беспочвенными обвинениями.
      – Не знаю, – сказал Баша, – но мы это узнаем. Если командир вентурийцев не возражает, мы возьмём Пикарда и зелёных под стражу.
      – Согласна, – кивнула вентурийка. – Генерал Алик был очень доволен, что мы вместе работали над подготовкой это встречи. Может, ему удастся заставить нас выполнить ещё одну совместную работу.
      – Это было бы для меня честью, – поклонился Баша.
      – О чём они говорят, капитан? – спросил Ворф.
      – Я не совсем понимаю, – сказал Пикард.
      Трой крепче сжала руку Пикарда.
      – Капитан…
      – Охрана! – закричал Баша.
      Командир вентурийцев тоже закричала:
      – Охрана!
      Комната внезапно наполнилась солдатами.
      – Делегация зелёных и посол Пикард арестованы за убийство генерала Алика.
      Ворф и остальные трое телохранителей окружили Пикарда и Трой. Приставленные к Пикарду орианские телохранители без колебаний навели оружие на своих соотечественников.
      – Погодите! – вскричал Пикард. – Погодите! – Он шагнул из-за широкой спины Ворфа. – Генерал Баша, командир вентурийцев, я не имею к этому никакого отношения. И я не верю, что зелёные имеют.
      – Ничего другого Вы и не стали бы говорить, – сказала командир вентурийцев.
      Пикард опустил глаза, потом быстро поднял их, лихорадочно ища выход из положения. Ситуация была бы гротескной, если бы не труп на полу. Абсурд, что посла Федерации считают соучастником убийства, но хмурые лица орианцев выражали решимость. Они верили в это.
      – Неужели вам не нужно доказательств для того, чтобы арестовать посла Федерации?
      – Если Ваши телохранители сейчас же не уберут оружие. – сказал Баша, – нам не понадобиться ни малейших доказательств для того, чтобы убить вас всех на месте. Это война, капитан, и это, – он указал на труп Алика, – измена.
      – Я не стану оказывать сопротивления, – сказал Пикард.
      – Капитан, я не могу позволить им арестовать Вас, – сказал Ворф.
      – Вы можете, лейтенант, и Вы позволите.
      – Я отвечаю за Вашу безопасность.
      – Я всё ещё Ваш капитан, и Вы обязаны подчиняться моим приказам. Уберите оружие, лейтенант, сейчас же!
      Клингон нахмурился, сжимая и разжимая руку на фазере.
      – Капитан, пожалуйста, – сквозь зубы произнёс он.
      – Нет, Ворф. мы не можем затевать сражение. Мы здесь с миссией мира. Мы пытаемся показать, что насилием ничего не сделаешь. Если мы затеем бой, то не сможем доказать этого. Спрячьте оружие.
      Ворф тяжело вздохнул и убрал фазер. Остальные телохранители последовали его примеру.
      Пикард обернулся к стоящим в ожидании командирам. Пульс его слегка участился. Всё происходило так стремительно и совсем не так, как надо. Он едва успевал осмыслить происходящее.
      – Я готов идти, генерал. Пока что мы не будем сопротивляться этому беззаконию.
      – Весьма разумно с Вашей стороны, капитан. Мне очень не хотелось отвечать перед Федерацией за смерть всей группы. А так лишь Вы будете казнены.
      – Ворф, нет! – резко сказал Пикард.
      Клингон убрал руку с фазера, но взгляд, которым он наградил солдат, заставил их чуть отступить.
      – Я не могу допустить, чтобы Вас послали на казнь, капитан. Это противоречит моему долгу, как Вашего телохранителя.
      Пикард подавил улыбку; впрочем, это оказалось нетрудным.
      – Когда состоится казнь? – Это прозвучало совершенно спокойно. Многолетний опыт.
      – Через три дня, если только не будет найдено доказательство Вашей невиновности.
      – Я – целительница ума, – сказала Трой, – и я умею читать эмоции. Зелёные и капитан Пикард были не меньше остальных удивлены, когда генералу Алику стало плохо.
      – Я понимаю Вашу лояльность по отношению к Вашему лидеру. Тут нечего стыдиться, – сказал Баша.
      – Я не пытаюсь спасти капитана. Разве вы не хотите, чтобы настоящий убийца был найден?
      – У вас три дня, чтобы найти доказательства виновности другого. В противном случае ваш капитан и трое зелёных будут казнены на исходе третьего дня.
      Пикард воспринял новость стоически. Глаза его чуть расширились, но больше он ничем себя не выдал. Что ещё ему оставалось делать?
      – Советница, – обернулся он к Трой, – не волнуйтесь. Вам и Ворфу надо только найти виновного. Когда вы добудете доказательства, казнь отменят.
      – Капитан…
      – Со мной всё будет в порядке. Мы расследуем это без насилия. Разум и мирное расследование победят. – Произнося эти слова, он взглянул на Ворфа. – Вы становитесь ответственным за выполнение миссии мира, лейтенант Ворф. Вы теперь – исполняющий обязанности посла Федерации.
      – Но капитан… – начал Ворф.
      – Помните о своих обязанностях, посол Ворф, и не забывайте, что Вы являетесь представителем Федерации.
      Ворф вытянулся в полный рост.
      – Есть, капитан.
      Глядя в большие тёмные глаза Трой, Пикард сказал:
      – Напоминайте ему время от времени, советница, что это мирная миссия. – Он даже сумел слегка улыбнуться ей.
      Она улыбнулась в ответ, но глаза выдали её.
      – Мы обнаружим правду, капитан.
      – Я верю в вас обоих. – Он обернулся к стоящим в ожидании солдатам. – Я готов идти.
      Трое зелёных уже были окружены солдатами в форме торликов и вентурийцев, объединившихся ради того, чтобы покарать убийц. Возможно, они ещё смогут добиться мира, если удастся найти истинного убийцу. Разумеется, всегда оставался шанс, что это дело рук одной из враждующих партий, и тогда война вспыхнет с новой силой. Не будет ли лучше для миссии мира, если обвинение падёт на Пикарда и зелёных?
      Нет. Зелёные обладают возможностью спасти эту планету, возродить её. Даже если война прекратится, планета по-прежнему умирает. Слишком велик нанесённый ей ущерб, чтобы решение было лёгким. Зелёные должны стать частью будущего мира. А значит, обвинение должно быть снято с них.
      Пикард стоял рядом с Аудуном, позади сплошной стены солдат. Он видел голову Ворфа, заметно возвышающегося над остальными. Клингон яростно смотрел на него тёмными глазами. Пикард попытался представить, что предпримет лейтенант, если ему и советнице не удастся найти доказательств. Он очень сомневался, что клингон вот так, без борьбы, позволит казнить своего капитана. Если «Энтерпрайз» успеет вернуться, у них, возможно, появятся какие-то варианты, но пока что они могли надеяться только на себя. Если корабль не вернётся, всё зависит от того, сумеют ли Трой и Ворф найти настоящего убийцу и доказательства, достаточно убедительные для обеих сторон.
      Он верил в Ворфа, верил в Трой, и всё же всей душой надеялся, что «Энтерпрайз» успеет вовремя.
 

 
      Корабль, повисший в чёрной пустоте, имел грубую овальную форму. Один конец его был вздут, другой мягко закруглён. Размерами он вдвое превышал «Энтерпрайз» – огромный, серебристый овал, большая часть поверхности которого была покрыта матовыми иллюминаторами.
      Командир Вильям Райкер на капитанском мостике «Энтерпрайза» напряжённо всматривался в милгианский корабль. Их сигнал о помощи прервался внезапно около часа назад. Теперь корабль не двигался.
      – Дейта, есть признаки жизни на корабле?
      Андроид сидел на своём посту прямой, как струна. Бледные пальцы пробежали по кнопкам. Он моргнул, затем развернул кресло к Райкеру.
      – Да, коммандер.
      Только теперь, когда его немного отпустило, Райкер осознал, в каком напряжении находился. Преодолеть такой путь и обнаружить корабль мёртвым было бы хуже некуда. Провал спасательной экспедиции всегда один из самых худших провалов.
      – Сколько осталось живых?
      – Более ста, сэр. – Голос андроида едва уловимо повысился в конце фразы, что было у него единственным проявлением чувств.
      Они успели. Очень хорошо. Райкер оглянулся на энсина, заменявшего Ворфа на его посту.
      – Энсин Чи, свяжитесь с ними. Сообщите, что мы прибыли для оказания необходимой помощи.
      – Да, сэр, вызываю корабль на связь, – ответил Чи. – Он скользнул взглядом по панели приборов и почти сразу же сказал, – они отвечают.
      – Включите главный экран, – распорядился Райкер.
      Экран ожил. Сигнал бедствия был звуковым, без изображения. У появившегося на экране кожа была бледно-голубого цвета. Голова была квадратной формы, в центре этого квадрата находился глубокий разрез рта. Глаза были кроваво-красными, резко выделявшимися на бледно-голубой коже.
      Милгианин выглядел, как карикатура на культуриста. Шеи не было, мощные квадратные плечи смыкались прямо под подбородком.
      – Говорит коммандер Вильям Райкер со звездолёта «Энтерпрайз». Мы приняли ваш сигнал о помощи. Что у вас произошло?
      Раздавшийся в ответ голос был болезненно низким, точно милгианин силой вытаскивал его наружу. Речь была медленной, как при замедленном прокручивании плёнки.
      – Говорит Дирик, капитан милгианского звездолёта "Зар". Наши двигатели неисправны и через день неминуемо погибнут.
      – Есть ли возможность отремонтировать их?
      – Нет, мы просим вас принять на борт семьи и гражданских лиц.
      – Охотно. Сколько человек, капитан Дирик?
      – Пятьдесят, среди них есть пострадавшие. В некоторых отсеках корабля произошли взрывы и внутренние пожары. Трое из экипажа погибли.
      – Когда вы собираетесь эвакуировать остальных? – спросил Райкер.
      – Нет, мы не покидаем своих кораблей. Если наш корабль умирает, он умирает не в одиночестве.
      Ракйер моргнул, не будучи уверен, что следует сказать. Сейчас было не время для дискутирований о святости жизни. Позднее он попытается уговорить капитана транспортироваться на борт. Сейчас надо было заняться спасательными работами.
      – С Вашего позволения, я посылаю вам людей. Требуется ли вам медицинская или техническая помощь?
      – Медицинская помощь будет весьма кстати. Я вполне уверен в своём главном инженере, но опять же, мы будем рады любой помощи.
      – Мы свяжемся с вами, как только будем готовы принять ваших людей, – сказал Райкер.
      – Благодарю. Жду ваших людей. – Экран погас.
      – Связь прервалась, коммандер, – сказал энсин Чи.
      Ракйеру очень хотелось самому возглавить команду, которая отправится на милгианский корабль, но сейчас он заменял капитана и потому был не вправе подвергать себя риску. Слишком рьяно он следил за безопасностью Пикарда, чтобы сейчас рисковать самому. Это стало бы плохим примером для капитана, когда тот вернётся.
      – Дейта, возьмите людей и транспортируйтесь на "Зар".
      – Да, коммандер. С Вашего разрешения, пока мы стабилизируем двигатели "Зара", я предлагаю минимальную экспедиционную команду в составе доктора Крашер и Джорди.
      – Согласен, – улыбнулся Райкер.
      Андроид приподнял светлую бровь.
      – Говорит коммандер Дейта. Доктор Крашер и коммандер Ла Форж, ждите меня в транспортном отсеке номер три. Мы транспортируемся на корабль. На корабле неисправны двигатели и среди экипажа есть пострадавшие. Захватите всё необходимое.
      Из скрытых динамиков раздался голос Джорди.
      – Иду, Дейта.
      – Мне нужно десять минут, чтобы собрать всё необходимое, – сообщила Беверли Крашер.
      – Приемлемо, доктор. Конец связи. – С этими словами андроид покинул мостик.
      Райкер стал отдавать приказания, чтобы подготовить корабль к приёму пятидесяти эвакуированных. Он не сомневался, что Крашер оставила приготовления к приёму пятидесяти пострадавших в надёжных руках. Хороший лидер в большинстве случаев – это прежде всего хорошая команда. Райкер доверял своей команде.
      Глядя на экран, он пытался представить, как выглядит милгианский корабль изнутри. Он надеялся, что позднее сможет сам осмотреть корабль, если удастся предотвратить взрыв. Если…
 
      Дейта, Джорди и доктор Крашер материализовались в просторном коридоре. Гладкие стены такого же серебристо-серого цвета, как и внешняя оболочка корабля, поднимались метров на пять и смыкались под углом. Форма коридора соответствовала внешней форме корабля.
      Капитан Дирик уже ждал их, почти загораживая коридор своим квадратным массивным телом. Милгианин выглядел, будто составленный из детских кубиков; его медлительные движения были подстать замедленной речи.
      Джорди попытался представить себе, как звучат их голоса для милгиан. Слишком быстро и тонко? Насколько иные они для этих инопланетян?
      Дейта шагнул вперёд.
      – Я – лейтенант коммандер Дейта со звездолёта «Энтерпрайз». Мы прибыли для оказания помощи.
      – Благодарю, – медленно выговорил Дирик. На миг Джорди захотелось тряхнуть головой, будто это могло бы ускорить слова.
      – Наш медицинский отсек находится там. – Когда Дирик повернулся, стало заметно, что одежда его местами обгорела.
      Доктор Крашер шагнула вперёд, едва не коснувшись милгианина.
      – Вы ранены, капитан?
      – Я ранен легко. – Он повернул голову к доктору Крашер. Немного непериятно было видеть, как поворачивается голова при полном отсутствии шеи.
      – Могу я помочь Вам?
      – Нет, лёгкое ранение ничто в сравнении с тем, что мой корабль умирает.
      – Но ведь Вам больно.
      – Нет, если я допустил, чтобы мой корабль умирал, я должен страдать вместе с ним.
      – Но если я могу вылечить Вас?
      – Нет, благодарю.
      – Но Вы несомненно сможете лучше позаботиться о своём корабле и своём экипаже, если будете здоровы, – мягко сказала Крашер.
      Отличный ход, подумал Джорди, удерживаясь от желания зааплодировать.
      С минуту Дирик размышлял над услышанным, затем развёл лопатоообразными руками.
      – Нет, благодарю, – и двинулся дальше по коридору.
      Дейта последовал за ним.
      Какое-то время Крашер стояла неподвижно.
      – В жизни никогда не встречала… – казалось, ей не хватало слов.
      – Вы пытались, – похлопал её по плечу Джорди.
      – Я только надеюсь, что милгиане не все такие упрямые. Иначе доктор им просто ни к чему.
      – Вы же знаете старый земной обычай, – улыбнулся Ла Форж. – Капитан идёт ко дну вместе со своим кораблём.
      – Я не намерена сидеть сложа руки, в то время как гибнут люди, будь это хоть сто раз их обычай. – Выражение хмурой решимости в её зелёных глазах заставило Джорди порадоваться, что она сердится не на него.
      Они заторопились, нагоняя медленно двигающихся капитана Дирика и Дейта. Те шли в полном молчании. Возможно, милгиане чувствовали не большую потребность в разговорах ради приличия, чем андроид.
      Дирик остановился перед чуть заметно выступающей частью стены. Он провёл перед выступом рукой, и стена открылась, отодвинувшись, словно занавес. Дирик неуклюже шагнул внутрь, и остальные последовали за ним.
      После яркой серебристости коридора комната, в которой они очутились, показалась им тусклой. На полу, укрытые простынями, лежали милгиане – одни крупные, другие поменьше. Джорди думал, что все милгиане такого же голубоватого цвета, как Дирик, но некоторые были бледно-жёлтыми, а некоторые – различных оттенков красного. Словно раскатившиеся по полу цветные мелки.
      Другой милгианин, в отличие от Дирика, жёлтого цвета, передвигался среди раненых. Чуть меньше капитана, но всё же великан в сравнении с землянами.
      – Кто из вас врач? – Голос был таким же медленным, но чуть заметно повышающимся в конце фразы. Женщина? Джорди не мог сказать с уверенностью. Кстати, почему он решил, что капитан Дирик – мужчина?
      – Я врач, – шагнула вперёд Беверли Крашер.
      – Хорошо, а то я единственный врач на корабле. Я рада любой помощи. – Жёлтая милгианка стала опускаться на колени рядом с одним из пациентов, но вместо того, чтобы согнуть колени, она стала как бы плавиться. Под длинными одеждами Джорди не мог ничего видеть, но выглядело это, будто нижняя часть её тела быстро растаяла, а затем, когда она опустилась достаточно, затвердела.
      Крашер и Ла Форж переглянулмсь. Даже Дейта склонил голову набок, будто увидел что-то интересное. Справившись с удивлением, Беверли опустилась на колени рядом с милгианским доктором.
      Обходя комнату, Джорди обнаружил, что тепловое излучение у всех милгиан разное. То, что по его предположению было пострадавшими участками тел, излучало ярким красно-оранжевым светом. Чем прохладнее излучение, тем здоровее милгианин. Интересно, какова их нормальная температура? Она должна быть ниже, чем у землян.
      Крашер провела сканером над первым пациентом. Милгианский врач вновь поднялась на свои внезапно выросшие ноги и двинулась дальше. Джорди приблизился к доктору Крашер.
      – Что с… ней?
      – Обожжено до семидесяти процентов поверхности тела, но у них тип строения клеток, с которым я никогда не сталкивалась. Они словно не находятся в твёрдом состоянии.
      – Как эта врач, когда опускалась на колени. Похоже было, она частично расплавилась.
      – Самое подходящее сравнение, – кивнула Крашер. Температура различна в разных частях тела, как будто части тела независимы друг от друга.
      – Независимы? – переспросил Дейта. – Автономны?
      – Думаю, да. – Она поднялась и шагнула в сторону, знаком подзывая их к себе. – Будь этта пациентка представительницей любой из знакомых мне гуманоидных рас, она была бы уже мёртва. Некоторые её органы практически сожжены, но они словно блокированы, и оставшаяся часть организма не повреждена. Насколько я могу судить, она в состоянии шока.
      – Вы можете помочь милгианам? – спросил Дейта.
      – Думаю, да, но их внутреннее строение мне совершенно незнакомо. Трудно будет определить, что делать.
      – Но Вы можете помочь им?
      – Я транспортируюсь на «Энтерпрайз» с наиболее тяжело ранеными, – кивнула она. – И подготовлю медперсонал к приёму весьма необычных пациентов.
      – Хорошо, доктор. Если у Вас тут всё под контролем, то полагаю, мы с Джорди будем более полезны в инженерной секции.
      – Не знаю, как насчёт контроля, но мы сделаем всё возможное.
      – Я оставляю Вас позаботится о раненых. Пойдём, Джорди. Попросим капитана Дирика проводить нас в инженерный отсек.
      Джорди захотелось отсалютовать, но он удержался, зная, что Дейта не поймёт шутки, хотя и не потому, что не захочет. Мало кто прикладывал столько же усилий, стараясь выработать у себя чувство юмора.
      – Капитан Дирик, с Вашего позволения, мы хотели бы осмотреть ваши двигатели. Возможно, мы сумеем вам помочь.
      – Мой главный инженер Велек весьма компетентен, но долг капитана – заботиться о корабле, и если есть возможность спасти его, тогда разумеется, вы можете осмотреть двигатели. – В голосе его слышалась усталость или, возможно, печаль.
      Джорди обвёл взглядом комнату с более чем двадцатью пострадавшими; некоторые были очень маленькими, возможно, дети. У стены лежали три крупных укрытых тела, никакого излучения от них не было. Когда Джорди видел смерть, он узнавал её. Ему не надо было проверять пульс если тело не излучало тепла.. Теперь он понял, почему голос Дирика так печален.
 
      Инженерный отсек оказался просторным, со множеством серебристо-серых труб и каких-то элегантных конструкций. Впечатление было такое, словно находишься посреди огромного архитектурного макета. Везде лёкгие, летящие линии, арки, сплетения металлических труб, тонких, как кружево. Джорди видел всё это сквозь разноцветную призму структур. Но он ощущал их красоту. Это был один из тех случаев, когда он жалел, что не может просто видеть.
      Как доктор Крашер в жизни никогда не встречала строения организма, подобного милгианскому, Ла Форж в жизни никогда не видел металла, подобного этому. Он даже не был уверен, что это металл. Но это не могло быть ничем другим.
      Джорди осмартивал огромный отсек в поисках двигателей, но не мог уловить никакого излучения. Отсек был холоден, пуст. Пусть не тепловое излучение, но какой-то поток частиц должен же быть. Двигатели должны на чём-то работать. Джорди медленно повернулся. Визор показывал разноцветные сполохи, структуру, точки напряжения в конструкциях. Он видел, как металл извивается вокруг себя, образуя прочные соединения, не имеющие ни малейших дефектов. Но ведь в соединения всегда есть дефекты, даже в самых совершенных, его визор уловливает их безошибочно. Джорди жил в мире, где мог видеть все дефекты, а в этом металле их не было.
      Джорди провёл ладонью по изгибу балки. Поверхность была прохладной и шелковистой. И почти пушистой, чего он не видел через свой визор, но ощущал наощупь. Это не был металл. Что это было, Джорди не имел ни малейшего понятия.
      Из-за особенно толстого сплетения "металла" показался невысокий милгианин. В восприятии Джорди он был переплетением тепловых излучений и странных подвижных аур. У всех рас были подвижные излучения, но у милгиан они постоянно мерцали, переливались – непрекращающийся световой поток, от которого у Ла Форжа едва не кружилась голова.
      Отвернувшись от милгианина, он снова стал разглядывать металлические конструкции. Ни движения, ни тепла – ничего, что было бы ему понятно. Возможно, милгиане вообще лгали, и это место было залом отдыха. Может, так оно и есть. Может, это вовсе не инженерный отсек, и милгиане не знают, что его визор разгадал их обман.
      Он покачал головой. Нет, он просто должен принять факт, что столкнулся с технологией, настолько отличающейся от привычной ему, что он даже не может распознать двигатели. Он вдруг засомневался, сможет ли быть чем-нибудь полезен.
      Милгианин, вышедший им навстречу, был намного ниже капитана. Он был тёмно-синего цвета, как небо перед наступлением ночи. Плотную кожу украшали чёрные полосы.
      – Это главный инженер Велек, – сказал капитан Дирик. – А это – офицеры Федерации, главный инженер Ла Форж и лейтенант коммандер Дейта. Они пришли помочь нашему кораблю.
      Только теперь, когда милгианин стоял вплотную к Ла Форжу, Джорди заметил ярко-красные линии ранений.
      – Вы ранены. Доктор Крашер будет рада помочь Вам.
      Велек чуть развёл руками. Джорди решил, что это милгианский вариант пожатия плеч.
      – Я главный инженер. Если я не способен вылечить свои двигатели, я не могу позволить себе вылечиться самому. Разве вы поступаете не так? – В низком голосе прозвучала слабая вопросительная интонация.
      – Нет, – ответил Джорди. – А Вам не кажется, что Вы сможете лучше выполнять свои обязанности, если будете здоровы?
      – Мои двигатели умирают, и я умру вместе с ними. – В его голосе не слышалось ни упрёка, ни сомнений, ни даже страха. Это был чистой воды фатализм.
      – Если Вы покажете нам ваши двигатели, возможно, мы сумеем помочь вылечить вас обоих, – сказал Дейта.
      – Совершенно верно, лейтенант коммандер, – сказал капитан Дирик. – Велек, покажите им всё, что они захотят увидеть. Я не откажусь ни от какой помощи.
      По голосу капитана явно чувствовалось, что он не верит в то, что эти двое смогут чем-нибудь помочь. Глядя на то, что предположительно было двигателями, Джорди тоже не был в этом уверен. Дейта, однако же, двинулся вперёд без малейших сомнений. Он просто не был запрограммирован для них.
      Джорди глубоко вздохнул. Он знал, что Дейта не способен чувствовать неуверенность, но следуя за уверенно передвигавшимся другом, он почувствовал, что ему стало легче. Если существует способ помочь, они найдут его.
      Самым близким к твёрдому обьекту в комнате было переплетение "металлических" конструкций. Джорди пристально всматривался в них, но не мог разглядеть ни начала, ни конца. Это напоминало ленту Мёбиуса или змею, поедающую собственный хвост.
      Дейта подался вперёд, провел по "металлу" бледной ладонью.
      – Каков принцип работы ваших двигателей?
      Велек уставился на него, помаргивая маленькими глазками.
      – Корабль хочет двигаться, и он движется.
      Джорди и Дейта переглянулись, ожидая дальнейших объяснений, но милгианский инженер замолчал. Казалось, он считал своё объяснение достаточным.
      – Поясните подробнее, пожалуйста, – сказал Дейта.
      – Не понимаю, – отвечал Велек.
      – Вы не дали нам достаточного объяснения принципа работы ваших двигателей.
      – Корабль желает двигаться, и он движется. Других объяснений нет.
      – Позволь мне, Дейта. Велек, – начал Джорди, – что заставляет корабль захотеть двигаться?
      – Мы.
      Если бы Джорди мог, он возвёл бы очи горе.
      – Хорошо, и что вы делаете для того, чтобы корабль захотел двигаться?
      Велек повернул голову к капитану.
      – Я думаю, что не понял вопроса.
      – Я тоже, – сказал капитан Дирик.
      – Позволь мне, Джорди. Капитан Дирик, Вы сказали, что двигатели на грани гибели. Вы не могли бы объяснить нам характер неисправности?
      – Центр наших двигателей не функционирует исправно.
      – Не могли бы Вы уточнить? – спросил Джорди.
      Велек поразмыслил секунду.
      – Если бы я точно знал, в чём проблема, я мог бы всё исправить. Но повреждения слишком велики. Они необратимы.
      – Если Вы не знаете, в чём неисправность, как Вы знаете, что проблема с центром двигателей? – спросил Дейта.
      – Мы не уверены, – сказал Велек, – но если неисправность не будет устранена, двигатель самопоглотится в течение нескольких часов. Двигатели – это сердце нашего корабля, поэтому корабль умрёт.
      Джорди снова провёл ладонью по прохладному металлу. Наощупь металл очень напоминал… кожу.
      – Ваш двигатель живой?
      – Пожалуйста, поясните Ваш вопрос.
      – Есть ли в вашем двигателе биологические компоненты?
      – Структура наших двигателей сходна с живой тканью, да.
      Странное зрелище внезапно обрело смысл. Словно все детали гигантской головоломки встали вдруг на свои места.
      – Значит, это не проблема общения. Ваш двигатель дейсвительно поедает себя живьём.
      – Именно это мы вам сказали, – отвечал Велек.
      Джорди посмотрел на сложную конструкцию и спросил единственное, что проишло ему в голову:
      – Как живой двигатель заставляет корабль дигаться?
      – Мы сказали вам. Он хочет двигаться, и он движется.
      Ла Форж начинал чувствовать, что попал в заколдованный круг.
      – Но…
      – Коммандер Ла Форж просит детального объяснения, как функционитуют ваши двигатели. Живые они или неживые, вопрос остаётся тот же.
      – Как они могут помочь нам, Дирик, если они не понимают простейших основ нашей технологии? – спросил Велек.
      С этим Джорди мог лишь согласиться. Корабль погибнет, и вместе с ним погибнут все, кто находится на борту. А у него нет ни малейшего представления, как он движется, не говоря уже о том, в чём неисправность.
      Он отвёл Дейта в сторону, пока милгиане спорили, разумно ли допускать чужих в двигательный отсек.
      – Дейта, как мы можем ремонтировать что-то, если мы даже не понимаем, как оно работает?
      – Это проблема, но мы должны сделать всё возможное, чтобы не допустить жертв.
      – Ты понимаешь, как работают эти двигатели?
      – Нет, но возможно, доктор сумеет нам помочь?
      – Что ты имеешь в виду, Дейта?
      – Если двигатели и в самом деле живые, возможно, доктор Крашер сможет вылечить их так же, как лечит милгиан.
      – Блестящая идея. – Джорди похлопал Дейта по плечу.
      – В самом деле. – Дейта чуть склонил голову.
      Джорди коснулся передатчика.
      – Доктор Крашер, говорит Ла Форж. У нас тут ещё один пациент для Вас.
 

 
      Ворф стоял лицом к стене в дальнем конце их комнаты. Руки он сцепил за спиной так крепко, что мускулы дрожали. Гнев угрожал вот-вот захлестнуть его. Он был клингон, и природа его грозила прорвать броню сдержанности и вырваться наружу через кулаки. Мышцы его были напряжены, он жаждал яростно наносить удары. Всё шло хорошо и вдруг – хаос. Ситуация вышла из-под контроля. Капитан брошен в тюрьму по обвинению в убийстве и приговорён к смертной казни. Какой офицер безопасности мог допустить подобное?
      Всю дорогу из банкетного зала орианский телохранитель, прикреплённый к капитану, следовал за ними на почтительном расстоянии. Брек явно не торопился приближаться к новому послу. Послу? Посол Ворф. При других обстоятельствах это могло бы быть смешным. Хороший воин знает свои сильные и слабые стороны. Ворф точно знал, что не создан для дипломатии.
      Но сейчас они не могли позволить себе стать в позу оскорблённого достоинства. Ворф знал, что у них нет на это времени, но больше всего на свете ему сейчас хотелось утопить свою беспомощность в яростном бою. Он услышал за спиной шаги Трой, но не обернулся. Он ещё не мог положиться на свою выдержку. Тихонько вздохнув, она встала рядом.
      Он мог видеть её краешком глаза, но сделал вид, что её не замечает. Ворф ещё не доверял своему голосу. Он сосредоточил взгляд на висевшем перед ним гобелене. Гобелен изображал прелестную сцену: дерево с гнущимися под тяжестью крупных розовых плодов ветвями. Крупные насекомые порхали в воздухе, который должен был быть напоен сладким ароматом. Очень красиво, и в нормальном состоянии Ворф на это даже не взглянул бы. Теперь он пытался запечатлеть в памяти каждую мелочь. Он разглядывал сцену, как если бы должен был подробно доложить о ней капитану.
      Он закрыл глаза и проверил свою память. Да, он мог описать эту сцену подробно, как если бы это была комната или место преступления. Ворф открыл глаза. Гнев был обуздан. Он бурлил в глубине, горячий и придающий уверенности, но он был под контролем. Ворф был клингон, а для него это означало, что главный порыв всегда был в глубине, а не на поверхности.
      Теперь, когда гнев был обуздан, пришли сомнения. Ворф знал свои слабые стороны, знал, что дипломатия относится именно к числу последних. И ситуация была не из тех, которые он бы выбрал для первого опыта на дипломатическом поприще.
      – Ворф, – тихо позвала Трой.
      Он искоса глянул на неё.
      – Да. – Против его воли это прозвучало почти как рычание.
      – Ворф, я знаю, что Вы разгневаны и тревожитесь за капитана. Мы все за него беспокоимся, но у нас только три дня для того, чтобы найти настоящего убийцу.
      Он резко обернулся.
      – Вы думаете, я не понимаю? – почти прокричал он, осёкся и перевёл дух. Трой не меньше его переживала за капитана и она была его другом. Не на ней бы ему срывать свой гнев. Он отошёл на шаг. – Капитан не должен был приказывать мне позволить увести его. Я должен был умереть, защищая его. Вместо этого я позволил увести его на смерть. Это неслыхано.
      – И что бы Вы сделали? Сражались бы со всеми?
      – Да!
      – Вы бы погибли, а возможно, вместе с собой погубили бы и нас. Много ли чести – стать причиной смерти своих друзей?
      Он отвернулся.
      – Я не могу позволить, чтобы капитана казнили, пока я стою в стороне и ничего не делаю.
      – Что же Вы могли сделать?
      – Я мог сражаться, – ровным голосом сказал он.
      – И Вас бы убили. Ваша смерть ничем не помогла бы капитану Пикарду. Капитан был прав, Ворф. Мы должны решить эту проблему мирными путями. Мы не можем позволить орианцам спровоцировать нас. На мирной конференции нет места насилию.
      – Генерал Алик не согласился бы с Вами, – сказал Ворф, оборачиваясь к ней. – Его смерть была очень насильственной.
      – Я была там, – сказала Трой. Чувство, которое Ворфу редко доводилось видеть на её выразительном лице – гнев – исказило её черты. Она глотнула. Ворф смотрел, как советница пытается обрести контроль над собой.
      Смятение Трой как ничто другое помогло Ворфу взять себя в руки.
      – Я чувствовала, как он умирает, Ворф. Его ужас, боль… – Голос её прервался. Глаза, блестевшие от слёз, были полны боли.
      – Советница, – произнёс Ворф. Он смотрел на неё, не зная, как выразить, что он её понимает, не показывая при этом, что видел, как она утратила самоконтроль. Самоконтроль они ценили оба. – Я не понимал, что Вы чувствовали его смерть. Я был глуп, думая, что задета только моя честь. С Вами всё в порядке?
      Она улыбнулась и кивнула.
      – Со мной всё в порядке. Теперь Вы – исполняющий обязянности посла, лейтенант Ворф. Какие будут приказания? – Произнося это, она смотрела снизу вверх ему в лицо.
      Гнев по-прежнему бурлил в нём, и Трой будет знать это, но будет знать также и то, что он обуздал его. Клингон среди землян, он был мастером обуздания своего гнева.
      – Благодарю Вас, советница, что Вы напомнили мне о моих обязанностях. Мы должны найти истинного убийцу генерала Алика. Это единственный способ спасти капитана. И мы должны найти способ продолжить мирные переговоры.
      – Согласна, – сказала Трой.
      – Кому выгодна эта смерть, вот в чём вопрос, – сказал Ворф. Он представления не имел, как возобновить мирные переговоры. Первый посол Федерации был арестован по обвинению в убийстве орианского лидера. Не было никаких оснований полагать, что вентурийцы и торлики станут слушать второго посла.
      – Я бы сказала, что торлики, но эта война убивает и их. Неужели они готовы пожертвовать будущим своей расы ради того, чтобы выиграть войну?
      – Расы поступали так много раз, советница. Когда мы спасём капитана, добьёмся прочного мира и вернёмся на корабль, я дам Вам почитать кое-какие книги по военной истории. Думаю, Вы найдёте их… познавательными. – Голос его ничем не выдал его сомнений насчёт мира. Ворф был доволен этим. Если Трой может чувствовать его неуверенность, это одно, но он не хотел, чтобы о его сомнениях знали другие.
      – Хм… спасибо, Ворф. Не сомневаюсь, это будет весьма занимательное чтение.
      – Вы не чувствовали подвоха со стороны торликов?
      – Не знаю.
      – Не знаете?
      – Смерть была такой ошеломляющей, что заслонила всё остальное. Я не могла бы ничего сказать, даже если бы убийца стоял в это время прямо над телом.
      – Но Вы сказали орианам, что чувствуете, что зелёные ничего не знают.
      – От них я чувствоввала только замешательство, но это было слабым.
      – То есть Ваши эмпатические способности были не в лучшей форме?
      – Думаю, что так, – с улыбкой кивнула Трой.
      – Тогда зелёные могут быть виновны, советница. Возможно, они сделали именно то, в чём их обвиняют, а капитан Пикард оказался замешаным случайно.
      – Но к чему зелёным убивать вентурийского лидера? Впервые за более чем двадцать лет зелёные получили шанс воссоединиться с остальными. Помочь в достижении прочного мира. К этому они стремились, ради этого шли на жертвы. Зачем же им теперь губить всё?
      – Вы слышали Аудуна, советница. На них охотились, как на зверей, убивали без суда, как изменников. Ненависть – сильный мотив.
      С этим последним заявлением Трой вынуждена была согласиться.
      – Но если мотивом послужила ненависть, Ворф, то и торлики ненавидят вентурийцев.
      – Да. но это ненависть воинов к воинам. Не понимаю, зачем им прибегать к яду, если они могут убивать друг друга на поле боя.
      – Могу я сказать, лейтенант? – спросил Брек.
      – Можете, – сказал Ворф.
      – Для нас не важно, каким способом убит враг; важно, что он мёртв. Мы более практичные воины, чем клингоны.
      – Вы считаете, что это был кто-то из ваших людей? – спросил Ворф, удивлённый, что орианец по собственной инициативе бросает подозрение на своих собратьев. Орианцы, казалось, были начисто лишены национальной лояльности.
      – У меня нет своего мнения. Я всего лишь телохранитель. Я делаю то, что мне скажут.
      – Почему Вы помогаете нам против своих? – спросил Ворф.
      – Я телохранитель, лейтенант. Если тот, кого я должен охранять, погибнет, я тоже погибну.
      – Я не понимаю, – сказала Трой.
      – Если посол Пикард будет казнён, я вскоре умру. Если я не поступлю, как честный человек, и не покончу с собой, меня, скорее всего убьют. Часовому, не сумевшему исполнить свой долг, никогда больше не будет веры, целительница. В лучшем случае я стану изгоем до конца дней своих. Большинство телохранителей, поставленных перед таким выбором, предпочитают смерть.
      – Значит, Вы помогаете нам не из лояльности к капитану, а из страха за свою жизнь? – спросил Ворф. С этой минуты он почувствовал к Бреку определённое доверие. Опасение за свою жизнь было хотя бы понятно. А эта странная аморфная лояльность была полнейшей загадкой.
      Брек сделал уже знакомый им жест ладонями, заменявший орианцам пожатие плеч.
      – Я соглашусь со всем, что вы скажете.
      Ворф нахмурился его словам.
      – Если Вы нас предадите, я Вас сам убью.
      Глядя на грозную фигуру, Брек расплылся в улыбке.
      – Ничего другого я и не предполагал, посол.
      Ворф коротко кивнул, признавая свой новый титул. Капитан Пикард назначил его послом. Ворф был твёрдо намерен оправдать его ожидания.
      – Эта женщина, которая сейчас стала командующей вентурийцев – Вы её знаете?
      – По слухам, – сказал Брек.
      – Могла бы она убить генерала Алика, чтобы занять его пост?
      Брек поразмыслил с минуту, затем кивнул.
      – Могла бы. Но не только из честолюбия.
      – Что Вы имеете в виду?
      – Некоторые из наших считают, что заключить мир – значит предать тех, кто отдал свою жизнь в этой войне. У нас было много дискуссий. Думаю, среди вентурийцев то же самое.
      – Вы хотите сказать, что она убила его ради чести?
      – Да, вроде того, – сказал Брек.
      – Но, Ворф, – сказала Трой, – если честь диктовала, что мирные переговоры должны быть сорваны, любой, кто там был, мог отравить лидеров.
      – Целительница права, – сказал Брек. – Честь – мотив для каждого.
      – Если мотив был у каждого, мы должны найти, у кого была возможность, – сказал Ворф.
      – Вы имеете в виду, кто мог подсыпать яд в стакан генералу? – спросила Трой.
      Ворф кивнул.
      – Кто-нибудь из вас мог постоянно видеть генерала Алика?
      – Я следил за безопасностью капитана Пикарда, – сказал Брек. – Охранять капитана Алика было обязанностью кого-то другого. Я не заметил ничего.
      – Советница?
      – Не знаю, Ворф. Я была рядом, но не заметила ничего необычного.
      – Но это невозможно, – сказал Ворф. – Мы все были там, а теперь вы говорите, что ни один из вас ничего не видел.
      Трой и Брек переглянулись. У телохранителя хватило такта принять смущённый вид. Трой заговорила первой.
      – Возможно, это кто-то из стоявших поблизости, – предположила она.
      – Возможно, – сказал Ворф. Это уже было что-то понятное. Офицеров службы безопасности учили вести допросы, а Ворф, будучи клингоном, обладал ещё и особым талантом в этой области. – Мы допросим всех, кто находился поблизости.
      Он обернулся к Бреку.
      – Нам понадобится список всех, кто присутствовал на банкете.
      – Но, Ворф, там же было более тридцати человек. У нас только три дня. У нас же всё время уйдёт на допросы, – сказала Трой.
      Ворф коротко глянул на неё. Он снова чувствовал под ногами твёрдую почву, и это было главное. Неуверенность была слишком сродни страху для чести клингона. Он знал, как запугивающе может действовать на тех, кто его не знает. И теперь он этим воспользуется.
      – Я сам допрошу их. Это не займёт много времени.
      – Ворф, что Вы собираетесь делать?
      – Найти настоящего убийцу и спасти капитана.
      – Вы теперь – посол Федерации, Ворф. На Вас возложена миссия мира. Вы не можете запугивать всех этих людей.
      Он выпрямился.
      – Я помню о своём долге, советница. Я не забыл о своей роли посла, но я считаю, что в данный момент мы должны думать о том, как спасти капитана. – Он устремил на неё взгляд. – И я никогда никого не запугиваю.
      – Хорошо, – кивнула Трой, – тогда мне не придётся всё время напоминать Вам об этом.
      Ворф насупился. Трой улыбнулась ему. Фыркнув, он отвернулся. Он понимал свой долг, но не был уверен в приоритетах. Его желанием было сосредоточить все силы на спасении Пикарда, но Ворф подозревал, что капитан хочет, чтобы первостепенное внимание было уделено миссии мира. Ворф всё ещё не представлял, как вернуть доверие орианцев, поэтому пока что он займётся тем, что ему понятно.
      – Вы можете достать список присутствоваших на банкете? – спросил он Брека.
      – Это нетрудно.
      – Так сделайте это.
      Брек поднял было руку в торликском салюте, но остановился, не закончив движения. Вместо этого он неловко поклонился и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Ворф снова обернулся к Трой.
      – Вы ему доверяете?
      – Думаю, что да.
      – Думаете? – он не смог скрыть удивления. Ему редко доводилось видеть, чтобы Трой была так неуверена.
      – Либо орианцы могут блокировать мои способности, либо…
      – Либо, советница?
      – Либо они лишены эмоций.
      – Как вулканцы.
      – Нет, вулканцы обладают эмоциями, но научились контролировать их. Они бывают непроницаемы, но проблески эмоций можно уловить. Я чувствую напряжение, силу их контроля. А с этими людьми… Иногда мне кажется, будто они начисто лишены эмоций. Брек воспринимает, как само собой разумеещееся то, что он заодно с нами против своих.
      – Вам это не кажется странным?
      – Мне – да, я Бреку не кажется. Он действительно считает, что его долг – защищать капитана.
      – Но можем ли мы доверять ему, советница?
      – В большинстве случаев да, но… – она пожала плечами. – Я не могу уловить, о чём он думает. Не знаю, почему.
      – Это наводит Вас на подозрения?
      – Орианцы говорят об эмпатических способностях так, будто когда-то способности эти были широко распространены среди них. Думаю, они обладают огромным резервуаром неразвитых эмпатических, а возможно, и телепатических способностей.
      – Почему неразвитых?
      – Не знаю. Я никогда не встречала расу, которая обладала бы таким огромным потенциалом и не использовала бы его. Как будто что-то не позволяет им использовать их.
      – Я не верю воину, который так легко оборачивается против своих, – покачал головой Ворф. Вы не можете читать его эмоции. Я не верю ему.
      – Но Вы же поручили ему достать список?
      – Тут его легко проверить, советница. Если он намеренно оставит пропустит какое-то имя, у нас будет, с чего начинать.
      – Ворф, да Вы настоящий детектив.
      – Я, может, и не такой любитель детективов, как Дейта или наш капитан, но у клингонцев есть свои версии подобных историй.
      – Когда мы благополучно вернёмся на «Энтерпрайз», – улыбнулась Трой, – Вы должны будете ознакомить меня с клингонской версией Шерлока Холмса.
      Ворф кивнул. Он понимал, что её слова выражали уверенность – не если,а когдаони благополучно вернутся на «Энтерпрайз». Хоть это ничего и не меняло, но ему было легче от сознания, что Трой верит в него.
      – Шерлок Холмс землян слишком холоден для меня. Бетан Ка – вот детектив, обладающий силой духа и эмоциями.
      – И что сказал бы Бетан Ка о нашей загадке?
      – Слишком много подозреваемых и слишком мало времени.
      Найти убийцу обещало быть трудным, но тут, по крайней мере, есть, с чего начинать. А вот мирная миссия… Ворф организует встречу с орианцами и будет надеяться на вдохновение. Может, у Трой появятся какие-то идеи. Ворф знал, что ему придётся действовать быстро на обоих фронтах.
      – Может, нам придётся использовать более непосредственные методы, советница, если мы хотим проработать весь список подозреваемых в отпущенное нам время.
      – Возможно, удастся обнаружить какие-нибудь улики, – сказала она.
      – Клингоны не ищут улик, клингоны добиваются признаний. Это гораздо более эффективная система.
 

 
      Коференц-зал был уставлен столами: два длинных по бокам и третий, покороче, посередине. Столы образовывали три стороны прямоугольника; вентурийцы сидели с одной стороны, торлики с другой. Посол Ворф сидел за маленьким столом, в центре; справа от него сидела Трой, слева – доктор Зир. Брек стоял за их спинами, как надлежит телохранителю. Ворф заметил, что в помещении было так тесно от телохранителей, что яблоку негде было упасть.
      Обводя взглядом организованное им же собрание, Ворф чувствовал, словно выпустил из бутылки джинна, отнюдь не будучи уверенным, что сумеет с ним справиться. Понадобилась вся сила убеждения Трой, чтобы склонить доктора Зир помочь им. У Ворфа не нашлось подходящих слов. Пикарду следовало назначить послом Трой – она больше подходила для этой роли.
      Нет, он справится. Капитан верил в него. Трой верила в него. Это трусость – так беспокоиться. Он был клингонский воин и мог предстать перед смертью с радостью в сердце. Он предстанет перед этой враждебной толпой и обратится к ней с не меньшей отвагой.
      Наклонившись к Трой, он тихо спросил:
      – Что они чувствуют, советница?
      – Баша против этой конференции. Думаю, только вмешательство Таланни заставило торликов явиться. Новый вентурийский лидер, генерал Ханни, не верит в возможность мира, но пришла из уважения к памяти Алика. Она питала к нему глубокое уважение.
      – То есть обе стороны хотят продолжать войну.
      – Оба лидера хотят, – мягко поправила Трой.
      Кивнув, Ворф откинулся на спинку стула. Он настоял на этой встрече с целью убедить орианцев, что даже после убийства мир возможен. Нет, нужен, необходим. Ворф должен был заставить их понять, что прочный мир был их единственным шансом на спасение. Он глубоко вздохнул и поднялся.
      Телохранители разом зашевелились, и по залу прошёл шум, подобный шелесту ветра в колосьях. Руки потянулись к оружию, но никто оружия не вынул. Ворф знал, что Пикард пожелал бы подать пример и оставил бы свой фазер в комнате, но на Ворфе лежала также забота о безопасности Трой. Независимо от его теперешнего титула, он по-прежнему начальник службы безопасности. Кроме того, орианцы уважали силу.
      – Я пригласил вас на эту встречу, чтобы говорить о мире.
      – Мы уже видели, как Федерация говорит о мире, – сказала генерал Ханни с нескрываемым презрением и гневом.
      Ворф обернулся к вентурийскому лидеру.
      – Виновность капитана Пикарда не доказана. И виновность зелёных тоже.
      – Вы витаете в облаках, посол Ворф, если верите, что зелёные невиновны, – сказал Баша.
      Ворф перевёл взгляд на лидера торликов.
      – Я вижу, Вы верите в виновность Пикарда не больше, чем я.
      – Он виновен. Если бы не он, ни один из зелёных не смог бы и близко подойти к генералу Алику, – ответил Баша.
      – Да, – сказала Ханни, – Пикард всё это очень хорошо подстроил.
      Ворф подавил желание повысить голос. Вместо этого он заговорил медленно и спокойно, надеясь, что ничем не выдаёт, каких усилий ему это стоит.
      – Посол Пикард ничего не подстраивал. Он невиновен. Я недостаточно хорошо знаю зелёных, чтобы утверждать их невиновность, но в невиновности капитана Пикарда у меня нет ни малейших сомнений.
      – Ничего другого Вы и не сказали бы. – сказал Баша. – Он ваш командир.
      Ворф набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его. Это был замкнутый круг.
      – Что бы вы ни думали о Пикарде или зелёных, об их виновности или невиновности, причины, по которым вы пригласили посла Федерации, остаются неизменными.
      – Мы приглашали посла Федерации не для того, чтобы он убивал наших лидеров, – сказала Хании. – С этим мы справляемся сами.
      Ворф заставил себя не обращать внимания на её слова. Опёршись руками о стол, он начал снова.
      – Ваша планета по-прежнему умирает. Если ваш мир погибнет, не спасутся ни вентурийцы, ни торлики. Вы стоите на грани вымирания, или же после ареста Пикарда это изменилось? – Ворф обвёл глазами комнату, стараясь встретиться взглядом с как можно большим числом лидеров. Некоторые были в масках, и он не мог видеть выражения их лиц, но это было неважно. Он всё равно смотрел на них.
      – Разве от ареста Пикарда и зелёных ваш вода стала чище? Ваш воздух снова сделался пригодным для дыхания? Разве их арест исправил тот вред, который столетия войны нанесли Ориане? Вернул к жизни ваших детей?
      Генерал Ханни отвела глаза. Баша устремил взгляд прямо на Ворфа, и на его золотистой коже проступила краска гнева. Таланни тоже смотрела на него, но с надеждой, словно умоляла продолжать.
      – Сколько из вас, находящихся в этой комнате, потеряли своих детей; потеряли не на войне, но от болезней, уродств. Яд, который вы выпускали в воздух, в землю, в воду – каждый год он убивает больше из вас, чем война. Каждый год умирает больше детей, чем солдат.
      – Это неправда, – закричал кто-то.
      – Это правда, – прокричал в ответ Ворф, и голос его эхом отдался в комнате. – И я могу доказать это. Доктор Зир. – Он сел, чтобы хрупкая женщина не казалась рядом с ним крошечной.
      Она встала, почти нервно оглядела собравшихся.
      – Вы знаете, кто я. Многие из вас были моими пациентами. Я баюкала вас, когда вы были слишком искалечены, чтобы жить вне контейнеров.
      – Мы знаем и уважаем Вас, доктор Зир, – сказал Баша. – Мы хорошо знаем Вашу работу. Вы спасительница наших детей, и мы благодарны Вам.
      – Если вы действительно благодарны, слушайте его. – Зир указала на Ворфа. Он предлагает вам возможность мира. Шанс, что наша раса не вымрет.
      – Мы не знаем доктора Зир, – сказала Ханни. – Мы уважаем наших врачей, но её имя нечего не значит для нас.
      – Я торлик по рождению, но я также орианка. Если вы сейчас ничего не сделаете, я успею увидеть гибель всей нашей расы. Яд в воздухе не различает, какая на нас форма. Яду всё равно, кто прав, кто виноват. Он убивает однинаково всех. И чаще всего убитыми оказываются дети. – Она обернулась к Ханни, указала на неё. Телохранители беспокойно зашевелились.
      – Сколько нормальных детей родилось у вентурийцев в этом году?
      – Не знаю.
      – В прошлом году?
      – Не…
      – За последние пять лет, последние десять лет, сколько?
      – Я не знаю.
      – Вы знаете; возможно, не точную цифру, но знаете. Мы все знаем. – Ей голос громко звучал в затихшей комнате. – Я думала, мне уже всё равно. Я заботилась о детях, потому что им было больно, но я знала, что это безнадёжно. Наша раса была обречена, мы убивали себя своими руками. А потом я встретила посла Федерации и его целительницу. Они вернули мне что-то, что я потеряла. Нет, что-то, от чего отказалась. Надежду. Они вернули мне надежду. Надежду, что у нашего мира, у нас, есть шанс.
      – Это трогательная речь, – сказала Ханни, – но она ничего не меняет.
      – Это верно, – сказала доктор Зир, – ровным счётом ничего не меняет. Если вы оба не начнёте мирные переговоры здесь и сейчас, ничего не изменится, и через каких-нибудь десять лет не останется ни торликов, ни вентурийцев. Мы все вымрем.
      – Вы преувеличиваете, доктор. – сказал Баша.
      – Нет, генерал Баша, не преувеличиваю. Уродства детей становятся всё хуже. Большинство женщин даже не могут забеременеть. Те, кто могут, либо не донашивают ребёнка до положенного срока, либо рожают чудовищ, о смерти которых я молюсь, потому что спасти их я не могу. Я видела рождение чудовищ, которые до сих пор снятся мне в кошмарах. Мы убиваем своих детей. Без детей мы вымрем как раса, мы все. И не важно будет, кто прав, кто виноват, кто победил, кто проиграл. Лечить будет некого, потому что мы отравили Ориану. Это планета умрёт, и воюющие остатки нашей расы умрут вместе с ней.
      Секунду доктор Зир колебалась, затем добавила:
      – Я уже думала, что мне всё равно. – Она села, и в комнате наступила полная тишина.
      Ворф переждал немного, затем поднялся.
      – Ваша планета умрёт, ваши дети умерли или умирают, пусть же мир спасёт и вашу планету, и ваших детей.
      Генерал Ханни прокашлялась.
      – Вентурийцы согласны вести мирные переговоры, но не сейчас. Если Пикард действовал заодно с зелёными, его смерть смоет пятно с чести Федерации. Если он невиновен, мы будем вести мирные переговоры при посредставе Федерации. Но если Пикард назовёт вас всех как пособников, или же если это заговор Федерации. то не будет ни переговоров, ни мира.
      – Я согласен с генералом Ханни, – сказал Баша. Докажите, что Пикард невиновен, и мы будем вести переговоры, или же пусть он умрёт как предатель-одиночка, и мы будем вести переговоры. Мы понимаем, что Вы не можете нести ответственность за каждого из ваших людей. Амбициозные изменники встречаются в любом лагере.
      Ворфа тянуло встать на защиту капитана, но он сдержался. Капитан невиновен – они докажут это, но криком тут не поможешь.
      – Значит, – сказал Ворф, – если мы докажем невиновность капитана Пикарда, вы начнёте мирные переговоры.
      – Да, или же если он умрёт, не назвав вас, как пособников, мы будем вести переговоры, – сказал Баша.
      Ворф не стал говорить, что на Руре Пент будет жаркий день прежде, прежде чем он допустит, чтобы Пикард погиб, спасая этот мир. Возможно, как посол Федерации, он должен был согласиться пожертвовать своим капитаном, своим другом, ради спасения целой расы. Но Ворф не обманывал себя в своих мотивах или приоритетах – это подобало землянам, но не клингону. Он знал, что его лояльность не имеет никакого отношения к орианам. Она имеет отношение к капитану Жан-Люку Пикарду.
 

 
      Стоя рядом с Трой, Ворф разглядывал лицо доктора Сташи – той самой женищины-врача, что осматривала место преступления сразу же после убийства. Ворф отнюдь не был склонен к метафорам, но в облике доктора было что-то такое, что навело его на мысль о собаке, которой слишком часто перепадали пинки.
      Её черты были мелкими: глаза, рот, нос – всё теснилось к центру. Лицо нельзя было назвать неправильным; всё было симметрично, и всё же оставалось какое-то ощущение тесноты. Это лицо напоминало кусок теста, в середине которого кто-то сделал кулаком вмятину. Всё устремлялось к центру. Большие, сияющие глаза, типичные для орианцев, казались выпученными, словно глазницы не могли вместить их.
      Теперь, после того, как он видел двух "неживых детей", возвращённых к жизни, Ворф узнал признаки. Сколько времени провела доктор Сташа в металлическом контейнере? Ворф не мог представить, как можно провести детство подключённым к машинам, а потом выйти наружу нормальным. Как можно оправиться после такого? Да и можно ли? Не потому ли орианцы так мало уважают честь и жизнь? Не случалось ли с ними что-то, пока они плавали в этих контейнерах? Не утрачивалось ли что-то неуловимое за время этого страшного ожидания?
      – Нам необходимо знать, что Вы обнаружили, доктор, – сказал Ворф. Он хотел задать вопрос. Но это прозвучало, как приказ.
      Доктор Сташа, казалось, ничуть не обидилась. Возможно, она привыкла, что бы ею командовали.
      – Мы произвели генетическое сканирование стакана генерала Алика. Мы обнаружили четыре различных генетических образца и уже определили, кому они принадлежат.
      – Но я стоял там, доктор, – сказал Ворф. – Стакан генерала не передавали друг другу. Его никак не могли держать четыре человека.
      – Я не говорю, что они держали его. Вам известно, что такое пыль, посол?
      Ворф нахмурился, глядя сверху вниз на маленькую женщину.
      – Странный вопрос. Я не понимаю его значения.
      – Я не очень хорошо объясняю, пожалуйста, извините меня. – Глубоко вздохнув, доктор сжала перед собой маленькие руки. Ворф не нуждался в эмпатических способностях Трой, чтобы определить, что орианка нервничает. Из-за случившегося? От страха перед ним? Или же она что-то скрывает? Что ж, Ворф попробует быть не таким грозным, и тогда посмотрим.
      -Пыль состоит из мелких частиц живой ткани, отслаивающихся от организма: высохших чешуек кожи, микрочастиц волос, других клеток. Каждый, находясь поблизости от какого-либо предмета, оставляет на нём микрочастицы. Накапливаясь, они образуют пыль. Таким образом, мы обнаружили генетические образцы четырёх человек на исследуемом стакане.
      – Чьи?
      – Генерала Алика, конечно же; Лив, одной из зелёных; генерала Баши; и посла Пикарда.
      – Как вы это определили?
      Она моргнула и кивнула.
      – Конечно же, вы пожелаете узнать. – Она повернулась к белоснежно-чистому столу, на котором стоял какой-то громоздкий прибор прямоугольной формы с маленькими рукоятками по бокам. Доктор Сташа сняля крышку, и стали видны окуляры.
      – Это прибор для сравнения генетических образцов. Он используется, чтобы определить, кто совершает покушения и устраивает взрывы. Мы пытаемся выслеживать и уничтожать тех, кто непосредственно совершает терракты. Мы не убиваем всех подряд, не разбирая. – Последние слова она произнесла, не глядя на Ворф, но в голосе её прозвучала едва уловимая нотка протеста.
      Глядя в окуляры, Сташа стала вращать рукоятки, настраивая прибор.
      – Слева – образец, взятый с места преступления. Справа – взятый у людей после случившегося, чтобы мы могли произвести сравнение.
      – Прошу Вас, взгляните сами, – продолжала она, подняв голову от прибора. – Образцы полностью совпадают.
      Ворф скрестил руки на груди, удерживясь от желания грозно глянуть на доктора. Полностью совпадают, подумать только.
      – Как мы можем знать, какие образцы взяты из отравленного стакана, а какие – потом?
      – Ворф! – сказала Трой.
      – Что?
      – Извините, доктор, нам с послом надо на минутку поговорить.
      Доктор слегка поклонилась в знак согласия.
      Схватив Ворфа за руку, Трой потянула его в дальний конец комнаты.
      – Ворф, Вы практически обвинили эту женщину в том, что она лжёт.
      – Она явно нервничает. Если она подделала доказательства, то, давая ей знать, что мы её подозреваем, мы можем заставить её признать это. Кроме того, важно предполагать, что каждый лжёт.
      – Почему, во имя неба?
      – Каждый лжёт. Таков пятый принцип расследования Бетан Ка.
      – Но Вы не можете дать ей понять, будто считаете, что она лжёт.
      – Я сделал это намерено, советница – нахмурился Ворф. – Я хочу, чтобы она знала, что я её подозреваю.
      – Почему?
      – Так я заставлю её нервничать, не угрожая ей. Вы не хотели, чтобы я кого-то запугивал.
      Трой неодобрительно сжала губы.
      – Обвинение без доказательства – это форма запугивания. Доктор Сташа очень любезна с нами. Нам не следует восстанавливать её против себя без веских на то причин.
      Несколько секунд Ворф размышлял над её словами. Он не поднял руки и даже не повысил голоса, и всё же Трой говорит, что он слишком резок.
      – Очень хорошо. Будем действовать по-Вашему – на этот раз. – Он вернулся к ожидающей их доктору. Трой следовала за ним, как тень. Советница, казалось, была твёрдо намерена удерживать его в рамках. Ворф начинал понимать, что чувствует Пикард, когда Райкер начинает чересчур осаждать его требованиями быть осторожным.
      – Покажите нам, как работает ваш аппарат, – сказал Ворф. Он стоял вплотную к орианке. Рядом с ним она казалась совсем хрупкой и явно сознавала это. Хорошо.
      – Может, Вы хотите взглянуть первой, целительница, – сказала Сташа. На Ворфа она старалась не смотреть. Её чуть выпученные глаза беспокойно перебегали с предмета на предмет.
      – Я – посол Федерации, и первым посмотрю я, доктор. – Ему хотелось добавить "или Вам есть что скрывать", но он сдержался.
      – Конечно, конечно, я не хотела Вас обидеть. – На неё было больно смотреть. В глазах её метался нескрываемый страх. Ворф не мог понять. Он ведь даже голоса не повысил. Он взглянул на Трой, желая узнать, не улавливает ли она чего-нибудь, но та сосредоточила всё внимание на Сташе. Она даже не встретилась с Ворфом глазами.
      – Эти рукоятки регулируют увеличение, – Сташа указала на две рукоятки по бокам. Верхняя рукоятка приспособит окуляры к Вашему лицу. Нижняя – для фокусировки.
      Ворф взглянул в окуляры. Он увидел два каких-то расплывчатых пятна. Когда он сфокусировал изображение, стали видны чёткие линии. Серые, чёрные, белые полосы возникали у него перед глазами. Множество переплетающихся между собой линий. На вид образцы казались идентичными, и всё же…
      – Чьи это образцы?
      – Зелёной, Лив.
      – Можно ли сблизить образцы, совместить их?
      – Конечно, извините, что я не сказала об этом сразу. – Сташа шагнула ближе. Секунду она колебалась, словно боялась нечаянно коснуться Ворфа, осторожно протянула руку, указывая.
      – Вот этот рычажок передвигает платформы.
      Снова склонившись над прибором, Ворф стал осторожно сближать образцы. Совпадение было почти полным. Мелкие неточности были следствием того, что генетический материал был срезан. Сами образцы, на взгляд Ворфа, были вполне идентичны. Ошибка исключалась. Если верить Сташе, Лив действительно оставила след на отравленном стакане.
      Но можно ли верить Сташе? Ворф нахмурился. Он не доверял ей. Её беспокойство, беспричинный страх перед ним должны чем-то объясняться. Как они могут быть уверены, что орианцы не подделали улики? Как могут доверить жизнь капитана Пикарда чужим людям? Особенно людям, которых так легко напугать и которыми, как подозревал Ворф, легко манипулировать?
      – Они идентичны, советница.
      – Вы хотите, чтобы я показала вам образец посла Пикарда? – голос Сташи почти срывался от волнения.
      Он взглянул на Трой, но она смотрела на Сташу, не отрываясь, будто орианка делала нечто уникальное. Остальной мир словно перестал существовать для неё. Что такого советница чувствовала
      от доктора?
      – Покажите нам образцы посла Пикарда, – сказал Ворф, стараясь, чтобы лицо его не выражало сомнений. Он не верил этим уликам. Беспричинного страха не бывает. Пикард невиновен, никаких доказательств обратного быть не может, если только они не сфабрикованы.
      Сташа поместила на платформы другие слайды.
      – Всё готово, посол. – В её голосе прозвучала нотка надежды, как будто она решила постараться угодить ему. Угодить, и тогда, может быть, то чего она так боится, не случится.
      – Благодарю Вас, Сташа. – Ворф решил откликнуться на этот прилив храбрости. Пусть думает, что сумела обмануть его. Если она пытается оклеветать Пикарда, ей ничто не поможет.
      Трой посмотрела на него, пытаясь что-то передать взглядом. Что именно? Она изо всех сил пыталась что-то выразить, почти предостерегала. Но Ворф был истинным джентельменом. Если доктору есть, что скрывать, и поэтому она так боится, он ничего не может поделать.
      Склонившись над микроскопом, Ворф чувствовал, как Сташа стоит вплотную, буквально дрожа от страха. Вращая рукоятку, он случайно толкнул женщину. Она охнула. Ворф поднял голову и сказал, как можно мягче:
      – Прошу Вас, доктор Сташа, не могли бы Вы немного отодвинуться.
      – О, конечно же. – Сташа сразу же отошла. Теперь она стояла в дальнем конце комнаты, у самого выхода. Может, она думала убежать?
      Ворф снова склонился над микроскопом. Трой позаботится, чтобы доктор не покинула комнату раньше времени. Оба образца были сплошным переплетением линий. Он отрегулировал увеличение, и линии сделались чёткими, симметричными.
      – Где был обнаружен след капитана Пикарда?
      – На внешней поверхности стакана, – напряжённо ответила Сташа.
      Трой взглянула на Ворфа. Ему захотелось пожать плечами, но он удержался. Он же ничего не сделал и совершенно не мог понять этого нарастающего страха. Разве что она подделала доказательства. Это бы всё объяснило.
      – Вы уверены, что след принадлежит послу Пикарду?
      – Это единственный не орианский генетический след, обнаруженный на стакане.
      Ворф мог только кивнуть. Да, определить, кому он принадлежит, было нетрудно. Ткани землянина – редкость на такой планете.
      – Хотите увидеть сами, советница? – спросил Ворф и отойдя от микроскопа, стал ближе к Сташе. Та так и съёжилась. Ворф просто стоял, сплетя перед собой пальцы, пытаясь принять неугрожающий вид, что было труднее, чем кажется; но он, тем не менее, пытался. Никакого облегчения Сташе это не принесло.
      Трой резко вскинула голову от микроскопа, словно ожидала увидеть, что Ворф избивает женщину резинговым шлангом. Что Трой чувствовала от Сташи? Ворфу очень хотелось спросить её, но он удержался. С этим придётся подождать, пока они не окажутся наедине.
      – Похоже, они совпадают, – сказала Трой.
      – Это всего лишь доказывает, что капитан Пикард стоял рядом с генералом Аликом, – сказал Ворф. Он смотрел прямо в лицо Сташе, простая вежливость требовала смотреть в лицо друг другу.
      Сташа глотнула.
      – Совершенно верно. Даже наш генерал оставил след на отравленном стакане.
      – То есть это ровным счётом ничего не доказывает, – сказал Ворф.
      Сташа кивнула слишком энергично, словно марионетка, у которой оборвалась верёвочка.
      – Разумеется, это всего лишь сведение.
      – Любые сведения полезны, – сказал Ворф. Он сделал движение по направлению к ней, даже не шаг, а едва заметное движение. Она шарахнулась от него, ткнулась спиной в стену.
      – Ворф, прошу Вас!
      Оглянувшись на крик, Ворф увидел, что лицо Трой искажено ужасом. Он ничего не сделал доктору, ничего. Она подделала доказательства и именно потому теперь так боится. Это единственно возможное объяснение.
      Ворф решил показать доктору Сташе, что значит настоящая угроза. Без единого слова он пошёл на испуганную женщину. Просто шёл на неё, как по коридору. Лицо его оставалось спокойным, за исключением глаз. Всю ярость, вызванную арестом капитана, он вложил в этот взгляд.
      Ворф остановился перед женщиной. Руки он держал неподвижно. Он лгал её взглядом, только взглядом. Глаза его говорили: я буду мучить тебя, я сломлю тебя, если ты не поможешь мне.
      Доктор Сташа была так мала ростом, что Ворф нависал над ней. Если хочешь кого-то подавить, совершенно необязательно бить его. Лицо Сташи исказилось страхом. Выпученные глаза беспокойно метались, ища путь к бегству.
      – Ворф, не надо!
      Ворф проигнорировал мольбу Трой.
      – Что Вам известно о смерти генерала Алика?
      – Н-ничего, клянусь. – От страха её голос был тонким, почти писклявым, как у маленькой девочки.
      – Она ничего не знает, она ничего не знает! – Кинувшись вперёд, Трой схватила Ворфа за руку. – Вы зря её запугиваете, слышите меня, она ничего не знает!
      Трой буквально вопила, орала на него. Он никогда не видел её в таком состоянии.
      – Советница Трой, с Вами всё в порядке?
      Трой умолкла, на лице её отразилось недоумение. Она стояла молча, чуть бледнее обычного. Затем дотронулась до лба кончиками пальцев.
      – Не знаю.
      Он мягко, но решительно взял её за руку.
      – У Вас нехороший вид.
      Трой посмотрела на орианку. Ворф проследил за ней взглядом. Сташа по-прежнему стояла, съёжившись у стены. но на лице её мелькнуло выражение, весьма далёкое от испуга.
      – Это всё она, – наконец. сказала Трой.
      – О чём Вы, советница?
      – Доктор Сташа – эмпат, способная внушать другим свои эмоции. Она внушала мне свой страх за себя. Поэтому мне захотелось защитить её от Вас.
      – Я ничего не сделала, – запротестовала Сташа. Она была сама невинность и испуг, но никто уже не принимал этого за чистую монету.
      – Я не делал её ничего плохого, – сказал Ворф.
      – Но она думала, что сделаете. – Трой затрясла головой, уцепилась за руку Ворфа. – Голова кружится.
      Он грозно взглянул на Сташу.
      – Она всё ещё делает это?
      Трой немного подумала, пытаясь отделить свои чувства от отголосков чувств орианки.
      – Нет, это остаточный эффект вторжения в моё сознание.
      – И Вы не знали, что она делает?
      – Я не сделала ничего плохого, – сказала Сташа.
      – Тихо! – рявкнул Ворф. Она ещё сильнее вжалась в стену, хоть это и казалось невозможным. Взгляд её метался от Ворфа к Трой в лихорадочной попытке найти между ними союзника.
      – Прекратите это, доктор, – сказала Трой.
      – Что прекратить?
      – Ваша нервозность передаётся моему сознанию. Перестаньте вмешиваться в мои мысли.
      – Я не понимаю, о чём Вы. Я ничего Вам не сделала.
      Чуть отступив от Ворфа, Трой внимательно вгляделась в испуганное лицо орианки.
      – Вы способны читать чужие эмоции?
      – Люди, способные читать чужие эмоции – это сказка, – сказала Сташа. – Такого не бывает.
      Осторожно, точно перед ней был испуганный зверёк, Трой приблизилась к женщине.
      – Вам нечего бояться меня, доктор. Просто ответьте на наши вопросы. Мы не сделаем Вам ничего плохого.
      – Вы лжёте. – Она почти прошептала это.
      – Посол Ворф не сделал Вам ничего плохого.
      – Пока не сделал, – сказал Ворф. Он знал, что от этого Сташе станет только хуже, но он не мог позволить женщине так просто уйти, если она что-то знает. Напугана она или нет, эмпат она или нет, это ничего не меняет.
      – Ворф, – обернулась к нему Трой, – Вы ничем не помогаете.
      – Она не боялась бы так, если бы не знала чего-нибудь о невиновности капитана.
      Трой заговорила спокойным голосом, каким говорят с детьми или пациентами.
      – Таких, как Вы, мой народ называет эмпатами, они способны читать чужие эмоции и внушать свои эмоции другим.
      – Нет, такого не бывает. Это всё легенды, старые солдатские сказки.
      – Да прекратите же! – почти закричала Трой.
      – Я ничего не делаю, – сказала Сташа.
      – Трой, она причиняет Вам боль? – спросил Ворф.
      – Сташа одна из наиболее сильных эмпатов, с которыми я когда-либо сталкивалась, и она совершенно не подозревает о своём даре. Сначала она делала это нарочно, пытаясь заручиться моей поддержкой, но теперь это ненамеренно. Она ненамеренно внушает мне свой страх.
      Трой глубоко вздохнула и отошла на шаг от Сташи.
      – Не понимаю, почему я не могу блокировать от неё своё сознание.
      – С Вами всё в порядке, советница?
      – Нет, но это не её вина. Она не хочет причинить мне вред.
      – Я не делаю Вам ничего плохого, – произнесла Сташа почти со слезами в голосе. – Я в жизни не сделала никому ничего плохого.
      – Мы не сделаем Вам ничего плохого, – произнося эти слова, Трой взглянула на Ворфа. Тот утвердительно кивнул. Трой вознаградила его одной из своих тёплых улыбок.
      Ворф не причинит вреда доктору. У него духу не хватало давить на ту, что и без того чувствовала себя раздавленной. Должен быть другой способ узнать правду.
      В дверях появился Брек.
      – Полковник Таланни со своей охраной. – Его глаза расширились, на лице отразилось удивление. Что-то в комнате оказалось для него полной неожиданностью, но что?
      – Да, – отозвался Ворф. Он взглянул на Трой, ища подтверждения своим наблюдениям. Если он мог заметить это, Трой наверняка что-то почувствовала. Её взгляд подтвердил его догадку.
      Отсалютовав, Брек вернулся к дверям.
      – Пусть войдут.
      – Что это с Бреком? – спросил Ворф тихо, чтобы лишь Трой могла услышать.
      – Не знаю точно. Что-то, что он сейчас здесь увидел, изумило его.
      – Что?
      – Не знаю.
      – Это неудовлетворительный ответ, советница, – сказал Ворф.
      – Лучшего я дать не могу, Ворф.
      В комнату стремительно вошла Таланни в сопровождении четырёх солдат, следующих за ней по пятам. Следом вошёл Брек. Длинная узкая лаборатория внезапно оказалась полной народа.
      – Что здесь происходит? – спросила Таланни. Это было скорее требование, чем вопрос.
      Ворф шагнул вперёд.
      – Мы осматриваем следы, обнаруженные на стакане генерала Алика.
      – Доктор Сташа, с Вами всё в порядке? – на Ворфа Таланни даже не взглянула. Внимание её целиком занимала маленькая женщина за его спиной.
      Сташа поглядела на Ворфа, на Трой, затем, обежав их, буквально кинулась к Таланни. Она спряталась за стеной телохранителей, на лице её было написано явной облегчение, почти самодовольство. Неужели её испуг был притворством?
      Взяв маленькое лицо доктора в ладони, Таланни приподняла ей голову, пристально всмотрелась ей в глаза.
      – Вам ничего не сделали?
      Ворф не был уверен, что Сташа ответит. Он не доверял ей, но то, что она ответила, было правдой.
      – Ещё нет.
      – Хорошо, – кивнула Таланни, – я надеялась, что успею вовремя. Мои телохранители сообщили мне, что вы допрашиваете доктора.
      – Вовремя для чего? – спросила Трой. Она шагнула к телохранителям. Брек встал перед ней.
      – Не так близко, целительница. Все настроены нервно. Лучше быть осторожными.
      – Произошло убийство, – отвечала ему Трой. – Если мы хотим доискаться до правды, мы должны оставить эти тщательные предосторожности.
      Один – или одна – из телохранителей Таланни грубо рассмеялся из-под маски. Под взглядом Таланни смех оборвался.
      – Как Вы сказали, целительница, произошло убийство. А подобных обстоятельствах трудно доверять друг другу.
      – Вы сказали, что пришли вовремя. Вовремя для чего? – повторила Трой.
      – Брек, Вы рассказали им о наших законах, касающихся сбора доказательств?
      – Нет, полковник.
      – Вам разрешается действовать в своих интересах, – кивнула она. – И всё же, Брек, доктор Сташа не заслуживает подобного обращения.
      – Ей не причинили никакого вреда, – сказал Брек.
      – Вижу, – мягко сказала Таланни.
      Ворф шагнул на середину комнаты.
      – Мне надоело, что все разноваривают через мою голову, будто меня здесь нет. Что такого Брек должен был сообщить нам?
      – Вам разрешается ознакомиться со всеми доказательствами, свидетельствующими против вашего капитана. Вам разрешено использовать любые средства, чтобы удостовериться, что доказательства истинны.
      – Именно этим мы и занимаемся, – сказал Ворф.
      – Но даже в случаях, касающихся важных лидеров, никому не разрешается причинять серьёзную травму или убивать тех, кто не является подозреваемыми.
      – Вы хотите сказать, что Сташа думала, будто мы собираемся её убить? – спросила Трой.
      – Причинить её боль, во всяком случае, – сказала Таланни.
      Трой обернулась к Бреку.
      – Поэтому Вы так удивились, когда вошли. Вас удивило, что мы ничего ей не сделали?
      – Поэтому я ждал в коридоре вместе с другими телохранителями. Мы хотели не допустить, чтобы вам помешали, – сказал Брек.
      Какой-то миг Ворф молча смотрел на Брека, слыша, как шумит в ушах кровь, чувствуя, как горячей волной подымается гнев.
      – Вы думали, что я стану избивать гражданское лицо, не воина?
      – Простите меня, посол, но да, так я думал.
      – И Вы пришли, чтобы не дать нам убить доктора? – обернулся Ворф к Таланни.
      – Да.
      Ворф набрал полную грудь воздуха, затем медленно выпустил его.
      – Я клингонский воин и действующий посол Федерации Планет. Я не палач и не убийца ни в чём не повинных свидетелей! – Он позволил себе не скрывать гнева. Ему хотелось кричать на них. Что они думают о клингонской чести? Что они думают о Федерации? Они варвары и варваром считают его.
      Он взглянул на Трой. Лицо её выражало ужас. Эта нелепая ситуация потрясла её не меньше, чем его, возможно, больше. Ворфа привела в ярость не мысль о том, чтобы выбить признание у Сташи, но предположение, что громила клингон не упустит такую возможность.
      – Полковник Таланни, Вы говорите, что нам позволено бить людей потому лишь, что мы думаем, будто им может быть что-нибудь известно об этом преступлении? – спросила Трой.
      – А как же иначе вы можете быть уверены, что они вам не лгут?
      Трой поглядела на Ворфа расширенными глазами. Пятое правило Бетан Ка: все лгут.
      – Но если они все боятся нас так же, как Сташа, как можно что-то у них узнать?
      – Надо заставить их говорить правду, – сказала Таланни.
      – Как? – спросил Ворф.
      – Бить их, пока не будете уверены, что они не лгут. Закон запрещает лишь увечить и убивать допрашиваемых. Это единственный закон в случае убийства кого-либо из лидеров.
      – Вы говорите о пытках, – сказал Ворф. Гнев его пропал, уступив место изумлению.
      – Так вы это называете, – сказала Таланни. Она произнесла это совершенно спокойно, словно это было в порядке вещей. – Вы шокированы, посол. А мне казалось, что клингоны великие специалисты в искусстве причинять боль и добывать информацию.
      – Клингоны применяют пытки в случае необходимости, – спокойно отвечал Ворф, – но пытать не воинов не позволяет честь.
      – Странные вы люди. А может, это жизнь среди землян так изменила Вас.
      Ворф глотнул. Эти люди его просто не слушали. Он заговорил, отчеканивая каждое слово.
      – Уверяю Вас, полковник Таланни, что все клингоны считают позорным пытать гражданских. Пытать разрешается лишь тех, против кого имеются серьёзные подозрения в совершении преступления, и только если это воин. Мы не пытаем гражданских или невиновных.
      – И вы не станете пытать гражданских, которых допрашиваете? – спросила она.
      – Нет. – Мышцы его плеч напряглись от гнева. Но он не сделает ничего такого, что показало бы клингонов теми чудовищами, которыми орианцы их считают. Это орианцы чудовища.
      – Тогда я не вижу, как вы сможете помочь Пикарду. Наши люди не знают другого метода, посол Ворф. Они не станут помогать вам доказывать, что убийца одного из наших лидеров невиновен. Подумайте сами, посол: если Вы докажете невиновность Пикарда, значит, виноват кто-то из нас. Никто из моих людей не станет добровольно помогать вам в этом.
      – Брек помогает нам.
      – Его жизнь в такой же опасности, как жизнь Пикарда. – Обойдя телохранителей, она приблизилась вплотную, едва не касаясь телом высокого клингона. – Вспомните об этом, когда опять станете слишком щепетильны. Никто не станет помогать вам, если вы не причините ему боль. Никто.
      Ворф смотрел на неё сверху вниз, тяжело дыша, сжав кулаки.
      – Я не щепетилен.
      – Щепетильны, – улыбнулась Таланни, – но поскольку вы чужие в нашем мире, и Пикард пришёл помочь нам, я помогу вам – на этот раз. – Глядя прямо в лицо Ворфу, она приказала: – Держите её.
      Двое из телохранителей Таланни схватили доктора. Сташа протестующе вскрикнула.
      – Я сказала правду. Я сказала правду!
      Маленькое личико исказилось ужасом. Ворфу захотелось отвести глаза. Такого страха никто не должен был видеть.
      Трой пошатнулась. Не поддержи её Брек, она упала бы.
      – Целительнице нехорошо, посол Ворф. Могу я увести её в вашу комнату?
      – Трой, с Вами всё в порядке? – Ворф мысленно выругал себя за то, что не сообразил, что страх Сташи вновь ворвётся в сознание Трой. Если тогда это было сильно, теперь будет ещё хуже.
      – Не позволяйте им бить её. Не позволяйте… Не могу дышать.
      Резкий звук пощёчины сзади отвлёк внимание Ворфа от едва не теряющей сознание Трой. Сташа всхлипывала. По щекам Трой текли слёзы.
      – Мы не хотим, чтобы её били, – сказал Ворф. Он шагнул вперёд, готовый, если понадобиться, прорваться сквозь строй солдат и силой освободить доктора.
      Солдаты вытащили оружие. Брек сделал то же, и внезапно в комнате повисла угроза смерти.
      Трой повысила голос, и он сорвался, как у ребёнка.
      – Что мы можем сделать, чтобы убедить вас не трогать её?
      – Она только будет лгать вам, если я прекращу это, – сказала Таланни.
      – Так прекратите это, – сказала Трой.
      – Мы не можем стоять и смотреть, как вы пытаете её, – сказал Ворф.
      – Значит, вы сделаете это сами? – спросила Таланни.
      – Чёрт возьми, можете Вы понять? Её не будут пытать, пока мы можем это остановить! – рыкнул Ворф.
      Таланни взглянула на оружие в руках солдат.
      – Вы готовы рисковть жизнью, чтобы избавить чужого человека от боли? Человека, который мог бы помочь вам оправдать Пикарда?
      Ворф опустил и снова поднял глаза. Ему хотелось врезаться в строй солдат и расшвырять их в разные стороны. Но он лишь смотрел на Таланни, выражая взглядом обуревающую его ярость. Если она и почувствовала страх, то сумела его скрыть.
      – Невиновность Пикарда должна быть доказана честным путём, – сказал он.
      – Странные в Федерации люди. – Таланни чуть заметно улыбнулась. – Отпустите её.
      Солдаты отпустили плачущую женщину. Она стояла в сплошной толпе врагов, напоминая кролика, окружённого сворой охотничьих собак. Кругом враги, и негде скрыться. Наконец, она обратила мокрое от слёз лицо к Трой.
      – Клянусь последним плодом последного дерева, что я показала вам именно то, что обнаружила. Я сказала вам правду, и если вы снова станете спрашивать меня, я опять скажу правду.
      – Благодарим Вас, доктор Сташа, – сказал Ворф. – Полагаю, мы узнали всё, что хотели, полковник. Думаю, нет больше необходимости отрывать доктора от работы.
      Таланни откровенно расхохоталась.
      – Вы предлагаете честность и правду, посол. И ожидаете, что Вам ответят тем же. – Она покачала головой. – Желаю Вам удачи с Вашей честностью и Вашей правдой, потому что Пикарду удача очень понадобится.
      – Я честен не потому, что это может принести мне пользу, полковник Таланни. Я честен не для того, чтобы произвести впечатление на своих врагов. Честь существует ради себя самой. Она остаётся даже тогда, когда все вокруг лишены чести. Единственная честь, о которой я должен заботиться – моя честь.
      – Прекрасная речь, посол Ворф. Будем же надеяться, что капитану Пикарду не придётся расплачиваться дорогой ценой за Ваши… возвышенные идеалы.
 

 
      Стоя в инженерном отсеке звездолёта " Зар", докотр Крашер разглядывала причудливо переплетающиеся конструкции, являющиеся, по уверениям Джорди, ничем иным, как двигателем корабля. Абсолютно гладкий металл, никакого движения, ничего, что можно было бы назвать механизмом. Доктор обернулась к Джорди и милгианскому инженеру.
      – Вы говорите, что это… двигатель, и он живой? – ей удалось не выразить недоверия на лице, но голос выдал её.
      Джорди улыбнулся почти виновато.
      – Я знаю, это звучит странно, но если мой визор показывает правильно, то строение этого двигателя больше напоминает биологическую ткань, чем металл.
      – Я верю Вам, но я… – Покачав головой, доктор Крашер взглянула на Велека. – Мы с Джорди можем поговорить несколько минут наедине?
      Инженер глянул на Джорди, затем молча повернулся и отошёл, не сказав ни слова.
      Когда он удалился на достаточное расстояние, доктор Крашер снова обернулась к Джорди.
      – У меня достаточно проблем с пониманием клеточной структуры самих милгиан без того, чтобы попробовать себя в амплуа инженера.
      – Вы знаете, как их лечить?
      – Да, теперь, когда я разобралась, как нужно изменить кое-что из нашего оборудования, но я могу проводить лишь поверхностное лечение. Хирургическое вмешательство… я боюсь их оперировать. Похоже, их организм блокирует все повреждённые органы. В случае большой потери крови такой орган блокируется наглухо, им жертвуют ради спасения организма в целом. Я совершенно не представляю, как прореагирует их защитный механизм в случае хирургической операции.
      – Вы думаете, с двигателем будут те же проблемы?
      – Я просто не знаю.
      – Что ж, если я прав, возможно, объединёнными усилиями мы сумеем отремонтировать двигатель.
      – Почему Вы думаете, что мы сумеем сделать то, чего не могут они?
      – Во всяком случае, попробовать стоит.
      – Согласна, – кивнула Крашер. – Сколько у нас времени?
      Обернувшись, Джорди обнаружил, что Велек неподвижно стоит у противоположной стены. Он совершенно ничего не делал. На его месте Джорди работал бы, пока не взорвался бы двигатель. Казалось, каждый из милгианской команды отказался от борьбы. Фатализм фатализмом, но это уж слишком.
      – Велек, – позвал он.
      Милгианин повернул голову, не поворачивая туловища. Странно было видеть, как голова вращается независимо от тела, точно у совы. И снова появилась горячая полоса под головой, будто при повороте головы выделилась энергия.
      – Велек, сколько времени, прежде чем ситуация с двигателями станет критической?
      – Примерно шесть часов.
      – Шесть часов, – повторил Джорди. Он снова обернулся к доктору. – Если ничего не удастся сделать, Вы в любой момент сможете транспортироваться на "Интерпрайз. Ремонт двигателей не входит в круг Ваших обязанностей.
      – Я пыталась убедить команду "Зара" эвакуироваться. Они не желают покидать корабль. Они собираются погибнуть вместе со своим кораблём. – Она покачала головой. – Дейта всё ещё пытается доказать капитану Дирику, что это неразумно. Я так разозлилась, что не могла больше с ним разговаривать.
      – У меня те же проблемы с Велеком, – улыбнулся Джорди. – Похоже, они все здесь уверены, что дальнейшая борьба бесполезна.
      – Фатализм фатализмом, Джорди, но это значит просто сдаться.
      – Что ж, покажем им, что есть одна вещь, которой Федерация никогда не делает: она не сдаётся.
      – Ладно, за дело, – кивнула Крашер. Она достала свой сканер и провела им вдоль металлической конструкции.
      – Что вы делаете? – спросил подошедший сзади Велек. Густой, точно патока, голос, едва уловимо убыстрился. Это была самая быстрая речь, которую Джорди успел от него услышать.
      – Доктор сканирует двигатель.
      – Но почему? Зачем поручать доктору работу инженера?
      – Ваш двигатель живой. Наши двигатели на «Энтерпрайзе» – это всего лишь металл и энергия. Я не знаю, как лечить живую ткань, а доктор знает.
      – Если ваши двигатели не являются частью вас, отчего они хотят работать на вас? – спросил Велек.
      – Они не хотят работать. Мы заставляем их работать.
      – Вы поработили ваш корабль?
      Какой-то миг Джорди смотрел на него, не зная, что ответить.
      – Наш корабль – всего лишь корабль, Велек. У него нет ни чувств, ни эмоций. Это машина.
      – Но ведь ваш лейтенант коммандер Дейта – тоже машина. Вы и его поработили?
      Вопрос был хороший, и Джорди не сразу нашёлся, что ответить.
      – Лейтенант коммандер Дейта – живой. Он мыслит и действует самостоятельно. Наш корабль – это лишь металл и энергия. Это не живое существо.
      Лицо Велека сморщилось и осветилось красным. Джорди пожалел, что не может видеть, что происходит с лицом, но ему показалось, что инженер нахмурился.
      Крашер приблизилась к ним, и Джорди был благодарен ей, что она прервала этот разговор.
      – Вы правы, Джорди. Этот двигатель живой. Весь корабль живой. Его клеточная структура очень похожа на клеточную структуру самих милгиан. – Она обернулась к Велеку. – Ваши строительные материалы содержат биологические клетки?
      – Я не понимаю вопроса, – снова нахмурился инженер.
      – Ваши двигатели сделаны не только из металла. Они содержат живые ткани, верно?
      – Верно. – Голос прозвучал неуверенно, будто он сам отнюдь не был уверен в правильности этого утверждения.
      – Я не могу понять, как они делают это, и что это значит, но весь этот корабль живой.
      – Вы можете определить… травму? – спросил Джорди.
      – Пока нет. Всё, что показывает сканер – это что металл содержит живую ткань. Я ещё даже не знаю, как он работает, не говоря уже о том, в чём проблема.
      – Но это травма?
      – Полагаю, понадобятся как медицинские, так и технические знания, чтобы исправить его.
      – Велек, – сказал Джорди, – обладаете ли Вы, наряду с технической, медицинской квалификацией?
      – Я говорю с двигателями, и они отвечают мне. – Казалось, он считал, что в его словах содержится исчерпывающий ответ.
      – Но какова травма? Что случилось с двигателями?
      – Они взорвутся через несколько часов, – сказал Велек.
      – Это я понял, но почему они должны взорваться?
      – Я не понимаю вопроса.
      Велек выбрал не самый подходящий момент для того, чтобы стать непонятливым.
      – Почему Вы уверены, что двигатели невозможно исправить?
      – Их травма слишком серьёзна.
      Джорди тряхнул головой. Это было всё равно, что говорить к стенке.
      – Вы можете показать нам травмированный участок?
      Несколько секунд Велек размышлял об этом.
      – Могу.
      Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Наконец, Джорди сказал:
      – Не могли бы Вы показать нам это сейчас?
      Велек повернулся и заковылял по коридору, казавшемуся слишком узким для его громоздкой фигуры. Сияющие серебристые выступы на стенах, казалось, уменьшались, когда Велек проходил между ними.
      Перед гладкой серебристой стеной он остановился, провёл по ней ладонью на уровне груди. От его руки к стене словно прошла вспышка. Джорди смотрел, как стена раскаляется всё сильнее и сильнее, пока она словно не начала таять.
      – Беверли, – шепнул он, – как стена выглядит сейчас?
      – Она стала прозрачной, как стекло. За ней приборы и индикаторы.
      – Это выглядело, будто тело Велека на миг стало частью стены, – кивнул Джорди. Температурные полосы были одинаковыми.
      – Я не видела ничего подобного. Он просто провёл ладонью по стене, и она стала прозрачной.
      – Это, – сказал Велек, – наша контрольная панель.
      Джорди смотрел на остывающую на глазах стену, как на экран. Мигание индикаторов, вспышки, температурные полосы – всё было совершенно непонятным.
      – Что Вы думаете, Беверли?
      – Не знаю, что и думать. Это больше похоже на показания медицинских приборов, чем на контрольную панель. – Она указала на пульсирующий свет. – Это ритм работы сердца?
      – Я не понимаю вопроса.
      – Не могли бы Вы объяснить, что означают эти показания?
      – Они означают, что двигатель взорвётся меньше, чем через три часа.
      Джорди вздохнул, закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти.
      – Каким образом показания говорят Вам об этом, Велек? – Ему невольно захотелось произнести вместе с Велеком:
      – Я не понимаю вопроса.
      – Что ж, по крайней мере, не только я говорила сама с собой битый час, – заметила Беверли.
      – Никогда не сталкивался с такими трудностями в общении. – сказал Джорди.
      – Их капитан совершенно точно понимает, что я хочу сказать и чего я от него хочу. Он просто отказывается сделать это. Велек же… – Она не договорила. – Велек, есть ли другие инженера, с которыми мы могли бы поговорить?
      – Большинство из них ранены. Когда мы все согласились, что это безнадёжно, я отправил их помогать пострадавшим. Я остался здесь, чтобы увидеть, насколько я смогу отсрочить неизбежное.
      – Я не верю, что это неизбежно. Должен быть какой-то выход, – сказал Джорди.
      – Я не могу понять вашей странной настойчивости в борьбе против действительности. Меньше, чем через три часа двигатель умрёт. Почему вы отказываетесь принять это?
      Панель запульсировала ярко-красным. Стоявший спиной к ней Велек не заметил этого. Джорди напряжённо вглядывался в контрольную панель. Должна быть какая-то система в этих огоньках и вспышках. Не может не быть. Надо только её определить.
      – Я не верю в безнадёжные сценарии, Велек. Это наша черта.
      – Непонятная черта.
      – Мы можем взглянуть на другие панели?
      – Это главная панель. Я покажу вам то, что вы захотите увидеть.
      – Нам надо увидеть больше, прежде чем мы сможем понять ваши двигатели, – сказал Джорди.
      – Хорошо. – Он двинулся вдоль стены, на которой находилась первая панель, и под его рукой одна за другой стали возникать новые панели. Каждое такое появление сопровождалось тепловой вспышкой, а возможно, и обменом клетками. Джорди казалось, что… на какой-то миг рука сливалась со стеной. Доктор Крашер сказала, что для неё это выглядит иначе. Но вспышки были такими яркими, что ослепляли визор Джорди, и иллюзия слияния руки со стеной была весьма явственной.
      Джорди приблизился ко второй панели. Она находилась примерно на уровне его глаз. Велек возвышался рядом, глядя на него сверху вниз. Джорди не мог ничего прочитать по выражению его лица, но милгианин буквально нависал над ним. Джорди хотелось сказать ему, чтобы он немного подвинулся, но это был его корабль и его двигатели. Джорди на его месте, скорее всего, тоже не позволил бы чужому расхаживать по инженерному отсеку без присмотра.
      Джорди коснулся прозрачной панели. Наощупь она больше всего напоминала металл, но в неё чувствовалось тепло, будто за ней пульсировала кровь. Что служило горючим для милгианского корабля, что было его кровью, его жизнью? В самом ли деле корабль двигался потому, что он так хотел? Велек объяснял именно так, но Джорди не был уверен, что правильно задал вопросы. Но сколько он ни думал, лучших вопросов придумать не мог.
      Никакой температурной полосы при его прикосновении к панели не было. Подражая милгианину, он коснулся пальцами мигающих огоньков, но поверхность оставалась гладкой и прохладной. Ни тепла, ни искр, ни малейшего изменения в непонятной последовательности цветов. Контрольные панели игнорировали его.
      – Как сделать так, чтобы панели работали? – спросил Ла Форж.
      – Надо провести по ним ладонью, и они узнают вас.
      – Вы имеете в виду, узнают отпечатки пальцев или клетки?
      – Клетки, – сказал Велек.
      – Значит, я ничего не могу сделать с двигателями, потому что они меня не знают?
      – Ваша рука для них чужая. В двигателе нет Ваших клеток. Но я буду делать всё, что Вам нужно. Вы только скажите.
      Джорди со вздохом посмотрел на доктора. Доктор Крашер пожала плечами. У неё не было никаких подходящих идей.
      – Хорошо, Велек, покажите мне систему регулирования подачи горючего.
      – Горючего?
      – Как вы определяете, сколько энергии получают двигатели?
      – А, это здесь. – Он подвёл их к четвёртой панели. Она была смешанного красного и ярко-оранжевого цвета. Это была очень горячая ранель.
      – Красный цвет обозначает полный резерв энергии?
      – Да.
      – А какой цвет при малом резерве?
      – Синий.
      Три вопроса, три ясных ответа. Похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки.
      – Какая панель показывает самочувствие двигателя?
      – Здесь. – Последняя панель была мрачного тёмно-фиолетового цвета.
      – Какого цвета должна быть эта пенель? Какой её нормальный цвет?
      – Зелёный.
      Либо ему удалось, наконец, найти подход к Велеку, либо Велек решился на сотрудничество. Джорди не задумывался, что именно. Перед ним был двигатель совершенно неизвестной системы. Он должен был разобраться в нём, найти неисправность и устранить её. И на всё про всё чуть больше двух часов. Джорди чуть заметно улыбнулся. Это было всё равно, что просить о чуде и надеяться, что просьба будет исполнена. Но главному инженеру Ла Форжу уже приходилась совершать такие чудеса. Удастся ли на этот раз?
 

 
      Исполняющий обязанности посла Ворф стоял, глядя сверху вниз на телохранителя покойного генерала Алика. Идея допросить телохранителя принадлежала Бреку. По всем орианским законам телохранитель этот был уже всё равно, что мёртв. Если они хотят узнать у него что-нибудь, они должны поторопиться, пока он не выбрал способ свести счёты с жизнью.
      После сцены с доктором Сташей Ворф был настроен провести этот допрос более гладко. Ему не требовалось напоминаний Трой, чтобы вести себя цивилизованно. Он был клингоном, и его глубоко задело предположение Таланни, что он не побрезгует применить пытку. Он покажет им, что такое клингонская честь, даже если для этого придётся сдерживать свой гнев.
      Трой сидела в углу, наблюдая за телохранителем. Даже для орианца он выглядел тщедушным. Большие, блестящие, как у лани, глаза выглядели неуместно на худом, измождённом лице. Через всё лицо от лба к подбородку тянулся белый шрам. Но не только этот шрам лишал лицо характерной для орианцев красоты. Что-то неправильное было в очертаниях носа, какое-то несоответсвие лицу в искривлении тонкогубого рта. Кел выглядел затурканым и каким-то беспризорным. Весь его облик словно говорил, что жизнь тяжела, и что ничего хорошего ждать не приходится.
      Вглядываясь в это деформированное лицо, Ворф думал, не скрываются ли за масками и защитными очками ещё более страшные уродства. Возможно, это была ещё одна причина, по которой орианцы скрывали лица. Возможно, без масок многие из них выглядели, как Кел. Вылеченные с помощью медицинской технологии, но не исцелённые.
      Скрестив руки на груди, Ворф с высоты своего роста смотрел на Кела. Теперь перед ним был воин, и это облегчало его задачу. С ним не надо было сдерживаться, как с доктором Сташей. Кел – воин, и его не так-то легко будет запугать. Ворф надеялся, что теперь перед ним достойный противник.
      Кел то и дело бросал на Ворфа быстрые, беспокойные взгляды. Руки он сжал на коленях. Ему явно было не по себе. Ворф был удивлён. Может, все орианцы в душе чувствуют себя жертвами?
      Брек сидел в дальнем углу комнаты, поближе к дверям. В другом углу сидела офицер-вентурийка. Она должна была следить, чтобы при допросе соблюдался закон. Верно, телохранитель не исполнил своего долга самым позорным образом, но всё же он был вентурийцем, и закон есть закон.
      Брек и вентурийка игнорировали друг друга. Маски и защитные очки лежали у них на коленях. Светловолосая золотоглазая вентурийка была так же красива, как Алик. По законам этой планеты в комнате, где происходил допрос, никто не имел права закрывать лица.
      После одного быстрого взгляда ни Брек, ни вентурийка не смотрели на Кела. Они смотрели куда угодно, но не на него: на стены, на Ворфа, на Трой, лишь бы не видеть открытого лица своего соотечественника.
      Кел также избегал их взглядом. Он не смотрел ни на безукоризненно красивых орианцев, ни на Трой, но он вынужден был смотреть на Ворфа. Клингон стоял так, что избежать этого Кел не мог.
      Ворф буквально нависал над Келом, сидящим на невысоком стуле. Клингон давно заметил, что его высокий рост заставляет орианских солдат нервничать, и теперь использовал это, чтобы заставить нервничать сидящего перед ним орианца. Ворф стоял так близко, что ноги их почти касались. Немигающим взглядом уставился он в лицо Кела, словно стараясь запечатлеть в памяти каждый его изьян.
      На лбу Кела выступили капли пота, а Ворф всё стоял и смотрел. Если от этого лоб Кела покрывается потом, значит это то, что нужно Ворфу. Раз одного взгляда достаточно, значит, больше ничего не требуется. Телохранитель облизнул тонкие губы, метнул быстрый взгляд вверх и тут же снова опустил глаза. Руками он вцепился в лежавшую на коленях маску, словно это могло защитить его.
      – И Вы ждёте, чтобы я поверил, будто Вам ничего не известно о смерти генерала Алика? – В тишине комнаты низкий голос Ворфа прозвучал особенно громко. Кел подскочил от неожиданности.
      – Я… я ничего не знаю. Я сказал всё, что знал.
      Ворф наклонился над ним, положил руки по бокам спинки стула. Теперь его лицо находилось на расстоянии каких-нибудь нескольких сантиметров от лица Кела.
      – Вы лжёте. Лжёте мне.
      Кел вскочил на ноги, с грохотом повалив стул. Даже стоя во весь рост, он не доходил Ворфу до плеча. Он весь дрожал, кулаки были сжаты, дыхание стало прерывистым.
      – Как Вы смеете так смотреть на меня! – вскричал он. – Я уродлив, но это не моя вина. Лучше бы Вы меня били, чем так унижать!
      Какой-то миг Ворф молча смотрел сверху вниз на тщедушного орианца, стараясь не выдать удивления. Если его взгляд хуже побоев – тем лучше. Он шагнул к Келу, вынуждая его отступить на шаг.
      – Я буду смотреть на Вас столько, сколько захочу. Вы допустили, чтобы вашего командира убили. У Вас нет никаких прав.
      Гнев Кела вмиг угас, и лицо его исказилось от подступивших слёз. Неужели он заплачет? Возможно ли, чтобы воин так сразу сломался? Ворфу трудно было в это поверить, но факт оставался фактом. Он удержался от желания взглянуть на Трой, узнать, чувствует ли она боль Кела. Но Ворф не нуждался в эмпатии, чтобы прочесть боль в искажённых чертах.
      Брек встал с места.
      – Кел один из неживых детей, которых удалось спасти. Иногда бывает невозможно вылечить всё. У нас не принято смотреть на них, когда они без масок.
      – Почему? – спросил Ворф. – Это всего лишь шрамы, залеченные раны. В этом нет стыда, если раны получены достойно.
      – Клингоны смотрят на это по-другому, посол Ворф, – слабо улыбнулся Брек. – А для нас это – знак стыда.
      Кел и вправду плакал. Лицо его было искажено от усилий сдержать слёзы.
      – Закон запрещает мне смотреть на него? – спросил Ворф.
      Брек не смог скрыть удивления. Он переглянулся с вентурийкой. Она казалась не менее удивлённой.
      – Нет, закон этого не запрещает. Но это… – Брек замялся, подыскивая подходящее слово. – Это грубо.
      – Но это не запрещается? – спросил Ворф.
      – Нет, – сказал Брек, – не запрещается.
      – Тогда смотрите на меня, Кел, и скажите мне, что Вы видели. Если это не Вы отравили Алика, Вы знаете, кто это сделал. Человек невиновный так себя не ведёт.
      – Это уж слишком, – поднялась вентурийка. – Вы издеваетесь над ним.
      – Я и пальцем его не тронул, – сказал Ворф.
      – Трогать его Вам никто не запрещает, – заявила офицер. – Мы воины, привычные к физической боли, но никто не даёт Вам права унижать его.
      – То есть бить его я могу, а смотреть в лицо – нет? – откликнулся Ворф.
      – Конечно, – сказала та. – Пытать допрашиваемых, чтобы добиться признаний, разрешено, но такая жестокость выходит за всякие рамки.
      Какой-то миг Ворф молча смотрел на неё. Мысль, возникшая у него, была слишком ужасна, чтобы выразить её словами. И тут заговорила Трой.
      – Вы хотите сказать, что пока мы допрашиваем свидетелей, кто-то допрашивает нашего капитана?
      Офицер развела руками. Она не знала.
      – Мне неизвестно о допросе посла.
      – Вы хотите сказать, что капитана Пикарда подвергают пыткам? – Ворф обернулся к Бреку. – Почему Вы ничего не сказали?
      – Я думал, что Вы знаете, лейтенант.
      – Немедленно отведите нас к капитану! – загремел Ворф.
      Брек отсалютовал и поклонился.
      – Я узнаю, возможно ли это.
      – Это будет возможно, – сказал Ворф. – Мы увидим капитана сейчас же, пусть даже нам придётся пройти через всю орианскую армию!
      Гнев забурлил в нём, но за гневом был страх. Страх перед тем, что они могут увидеть. Страх оттого, что могло случиться с капитаном. Внутри возникло ощущение холодной пустоты. Гнев согревал его, придавал сил, но страх не уходил. Что происходит с капитаном Пикардом, пока они допрашивают свидетелей? И почему они не спросили, как на Ориане обращаются с заключёнными?
      Ворф стремительно вышел из комнаты, буквально вытолкнув перед собой Брека. Трой без возражений последовала за ними. В комнате остались вентурийка и плачущий телохранитель.
      Неожиданный перерыв даст Келу возможность собраться с силами, взять себя в руки. Но причина его поведения была не в том, что он что-либо знал о смерти Алика. Он плакал из-за того, что ему пришлось показать своё уродство, и что на него смотрели. Ворф почти не сомневался, что Кел попросту был слишком застенчив. Ничего важного он не знал. Но если Ворф ошибался, это был единственный миг, когда Кел проявил слабость.
      Удастся ли им позднее добиться от него правды, если он действительно что-нибудь знает? Ответа на этот вопрос не было, но шагая по коридору, Ворф об этом не думал. Внезапно и расследование убийства, и мирные переговоры показались ему совершенно не важными в сравнении с тем, чтобы найти капитана Пикарда живым и невредимым. В противном же случае Ворф отнюдь не был уверен, что пожелает помнить о своём дипломатическом статусе.
 

 
      Двое часовых, охраняющих вход в тюремный блок, были в масках и вооружены. Они отсалютовали приблизившемуся Бреку. Он отсалютовал в ответ.
      – Посол Ворф, посетитель к послу Пикарду.
      – К убийцам не допускаются посетители. Вы знаете это, – сказал один из часовых.
      – Это не просьба, – произнёс Ворф. Он шагнул вперёд, угрожающе нависая над Бреком и часовыми. Те крепче сжали оружие, но не дрогнули.
      Положив Ворфу руку на грудь, Брек мягко, но решительно оттолкнул его назад.
      – Действующий посол желает узнать о здоровье Пикарда. Это разумная просьба.
      Часовые переглянулись.
      – К убийцам не допускают посетителей. Таков закон.
      – Я увижу посла Пикарда, – рыкнул Ворф. Он протолкнулся мимо Брека и снова навис над часовыми, как туча, готовая вот-вот разразиться грозой. – Я увижу его сейчас! – Каждое его слово было резким и отчеканенным. Это был приказ. Чувствуя это, часовые беспокойно зашевелились.
      Трой ощутила их неуверенность. Их приказы явно не учитывали атаки со стороны действующего посла. Осмелятся ли они стрелять в него? Защищаться? Или же нет?
      Ворф пытался обратиться к Таланни или Баше, чтобы получить разрешение увидеться с капитаном. Ни с ней, ни с ним связаться не удалось. Как представителям Федерации, им следовало действовать по официальным каналам, но Трой была согласна с Ворфом. Они должны были увидеться с Пикардом немедленно. Капитан был первым землянином, с которым непосредственно столкнулись орианцы. Пытка могла подействовать на него не так, как на них. Они могли убить его, не желая этого.
      Трой надеялась, что неуверенность часовых будет Ворфу на руку, а не наоборот.
      – Нам не говорили, что посол является исключением, – заявил один из часовых.
      – Вы что, хотите сказать генералу Баше, что не получили его приказа? – Брек лгал, не моргнув глазом. Трой знала, что никакого приказа не было, но беспокойство часовых резко возросло. В конце концов, это не была обычная ситуация.
      – У нас нет никаких приказов, – упрямо сказал второй часовой. – Если генерал Баша хочет разрешить новому послу доступ в тюремный сектор, пусть он нам сам об этом скажет.
      – Вы что, действительно воображаете, что теперь, когда лидер вентурийцев убит, генералу больше нечем заняться, кроме как приходить в тюрьму, чтобы следить за исполнением своих приказов?
      – У нас нет приказов относительно…
      – Довольно! – сказал Ворф. Резко выброшенный кулак ударил первого часового в лицо. То скользнул вдоль стены и застыл на полу. Второй часовой поднял было оружие, но Брек ударил его в живот, а потом коленом в лицо. Часовой тоже свалился и остался лежать без движения рядом с первым.
      Ворф обезоружил обоих и, казалось, нисколько не сомневался относительно дальнейших действий.
      – Откройте двери, Брек.
      – Я повинуюсь приказу. – сказал Брек. Он нажал в определённой последовательности ряд кнопок на пульте у дверей. Кнопки вспыхнули, и двери отворились. – Эти двери открывается только снаружи. Предосторожность на случай, если кто-то вломится в тюрьму.
      – Если мы войдём, то выйти уже не сможем? – спросила Трой.
      – Да.
      – Это не важно. Мы не собираемся устроить капитану побег, мы хотим лишь удостовериться, что он невредим. Потом мы будем ждать, пока нас освободят, – сказал Ворф.
      Брек издал звук, напоминающий смешок.
      – Я только надеюсь, что это будет так просто, посол.
      Ворф не слушал его. Подняв ружьё, он шагнул внутрь. Станет ли он стрелять, если на пути ему встретится охрана? Трой пыталась почувствовать его намерения, но гнев, граничащий с паникой, заслонял всё. Пойдёт ли Ворф на убийство ради того, чтобы спасти капитана? Возможно. Но даже зная это, Трой следовала за ним. Позади с шипением сомкнулись двери, и они остались одни в лабиринте маленьких дверей и тусклых ламп.
      Стены были ослепительно белыми. Смотреть на них после кричащих цветов остальной части орианского комплекса было почти облегчением. Трой почти согласна была попасть в такую тюрьму, где глаз мог отдохнуть от ярких красок. Да это и не походило на тюрьму. Если бы не множество маленьких дверей, это ничем не напоминало бы тюремный блок.
      Узкие коридоры образовывали белый лабиринт без конца и края. От этого начинала кружиться голова. Казалось, белые стены сжимаются вокруг них, как кулак.
      – Куда идти? – спросил Ворф.
      – Мне тоже неизвестно, где находится Пикард, – сказал Брек.
      – Я не Вас спрашиваю. Советница? – Ворф обратил к ней тёмные глаза. Его уверенность, что она поведёт их через этот лабиринт, была явной и непоколебимой.
      Трой желала бы быть так же уверенной в этом. Едва она поняла, что они приближаются к камерам пыток, она тут же начала строить ментальный щит, без которого ей не выжить. Эмоции ориан порой бывали столь сокрушительными, что она не была уверена, сохранит ли она рассудок, если ей придётся столкнуться с настоящим отчаянием.
      – Если я уберу ментальный щит, чтобы найти капитана, я не смогу блокировать эмоции других заключённых.
      – У нас мало времени, – сказал Брек. Он перехватил ружьё поудобнее и терпеливо ждал. Ждал, чтобы она решила, не были ли их усилия напрасны.
      Тишину прорезал пронзительный крик. Невозможно было определить, кто кричит: мужчина или женщина. Боль достигла того уровня, когда все различия в голосе стираются. Крик звучал впереди, и это заставило Трой решиться.
      Они должны найти капитана.
      Ментальный щит был жужжащей оболочкой, состоявшей из её собственных эмоций, подобно тому, как стена состоит из кирпичей. Чтобы разрушить его, было достаточно одного-единственного прикосновения, но Трой поступила по-другому. Наплыв чужих эмоций мог лишить её рассудка. С бетазоидами такое случалось. Помимо очевидных, были и другие причины, по которым бетазоиды избегали камер пыток.
      Жужжание заглушало чужие эмоции. Теперь это жужжание, каждая её эмоция, возвращались назад, в её сознание, пока остался лишь самый последний щит. Пустота, благословенная тишина, необходимая всем эмпатам, как последнее убежище. По другую сторону этой тишины ощущался натиск чужих эмоций. То было почти физическое ощущение, словно чьи-то руки толкали её.
      Она отбросила это спокойствие, словно снимая с себя одежду. Теперь её сознание было беззащитным. Какой-то миг Трой не чувствовала ничего. Затем возник какой-то голос, зовущий её, но звучал он издалека. Единственное, что она смогла "расслышать", был вой ужаса. Пронзительный вопль, багряный звук, впившийся ей в мозг. У боли были цвет и форма, её можно было ощутить наощупь. Чужой ужас овладел ею, и она не сознавала больше, кто она и зачем она здесь.
      Её крепко схватили за руки. Она ощутила боль. Свою боль. Боль своего тела.
      – Трой, Вы меня слышите? Диана!
      Всё правильно. Она Диана Трой, а вся эта боль – чужая. Её трясли всё сильнее. Она обнаружила, что смотрит в хмурое лицо Ворфа. Оказывается, она упала. Это Ворф поднял её, и слабая боль, которую он ей причинил, прогнала сильную боль. Он продолжал трясти её.
      – Ворф, со мной всё в порядке.
      – Диана. – Облегчение, прозвучавшее в его голосе, прошло по ней успокаивающей волной. – Что с Вами было?
      – Некогда объяснять. Помогите мне встать.
      Выпрямившись, Ворф поднял её одним движение, отчего она почувствовала себя маленьким ребёнком в его руках. Ухватившись за его руку, она осторожно попробовала, может ли стоять.
      Боль, ужас, отчаяние оставались, но ощущались издалека. Она снова могла сосредоточиться, к ней вернулась способность думать. Удастся ли ей различить мысли капитана среди всего этого шума? Если бы узники этих камер принадлежали к какой-нибудь другой расе, она не сомневалась бы, но к счастью или к несчастью, каждый орианец представлял собой эмоциональный хаос.
      Но Трой хорошо знала ощущение ума Пикарда, упорядоченную силу его мыслей, холодный контроль его эмоций. Она знала, что Пикард очень замкнутый человек, и хотя он очень ценил Трой, её присутствие его чуть нервировало.
      И теперь Трой искала именно эту нервозность, твёрдую, знакомую сущность Жан-Лука Пикарда. Некоторые бетазоиды говорили, что ощущают людей, как вкус, но для Трой это было более абстрактно; возможно потому, что она была наполовину землянкой. Как бы там ни было, то, что она искала, было не столь конкретно. Если уж на то пошло, во многих языках не было слова для обозначения этого. Это было, словно пробираешься сквозь неумолкаемый шум, рассекая его своим телом; или словно плывёшь; но всё же это было по-другому. Слова не могли охарактеризовать ток чужих мыслей, пробивающийся в твоё собственное сознание.
      Вот – вот оно. Трой застыла на месте, хотя в глазах Ворфа и Брека она до этого не двигалась и поэтому не могла замереть. Трой заставила себя совершенно замереть. Вот оно, как нить, или как мелодия, доносящаяся издалека. Пикард; это чуть неодобрительное спокойствие она узнает везде.
      – Я нашла его. – Она произнесла это очень тихо, казалось, из самой своей глубины. Нелегко было установить контакт с тем, кто не мог отозваться на ментальное прикосновение; нелегко было добраться до источника, двигаясь сквозь пространство, захлёстнутое ужасом.
      Очень осторожно, словно поднимаясь по лестнице с полным стаканом воды в руках Трой двинулась по коридору. Каждое движение надо было обдумывать; обдумывать не только умом, но и телом. Сосредоточенность должна быть полной.
      – Здесь есть ещё охрана? – спросила Трой. Речь её звучала замедлено.
      – Два солдата в камере пыток, и ещё один, который ведёт допрос.
      – Палач? – Это прозвучало как вопрос.
      – Да.
      – Если мы столкнёмся с охраной, я не смогу вам помочь. Я не могу упустить капитана.
      – Ясно, – сказал Ворф. – Ведите нас к капитану. Об остальном позаботимся мы с Бреком.
      Трой шла по коридору мимо дверей. Почти за каждой дверью кто-то был. Жужжание то усиливалось, то затихало по мете того, как она проходила мимо физического источника страха или печали. Сознание Пикарда ощущалось тонкой белой чертой, видимой уголком глаза. Она избегала смотреть прямо на эту линию, глядела в сторону, и линия вела её вперёд.
      Чья-то рука схватила её за плечо. Она споткнулась и едва не упустила нить. Трой не осмелилась оглянуться, чтобы узнать, почему её остановили. Если сейчас она запаникует, то возможно, у неё уже не будет времени восстановить контакт с капитаном. Трой закрыла глаза. Её работа – сохранить сосредоточенность. Она должна позволить Ворфу и Бреку делать свою работу. В случае неудачи… Трой даже не позволила себе додумать эту мысль до конца. Кроме этой тонкой линии, ничто не имело значения. Ничто.
      – Мы находимся перед самой камерой пыток, – чуть слышно прошептал Брек. – Если нам придётся идти через неё, мы будем вынуждены убивать.
      – Советница, капитан близко?
      – Да. – ответила она, не открывая глаз. Из-за усилий не упустить нить голос её прозвучал глухо и медленно.
      Ворф склонился к ней, и она ощутила на лице его дыхание.
      – Нам осталось пройти только по три двери с каждой стороны прежде, чем мы столкнёмся с охраной. Капитан Пикард находится по эту сторону?
      – Не знаю. Он близко, очень близко. – Раздражение Ворфа было слабейшей из мыслей. У неё не оставалось для Ворфа ни сил, ни энергии.
      – Ведите нас, советница, – сказал Ворф.
      Не открывая глаз, Трой двинулась дальше. Ещё несколько шагов – и нить вошла в дверь. Она осторожно вытянула руку. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и прохладное. Она заморгала, пытаясь разглядеть, чего коснулась. То была дверь в камеру.
      – Там, он там, – всё так же медленно произнесла она. Ощущение было такое, словно просыпаешься с тяжестью во всём теле и в голове. Через несколько минут это пройдёт, но пока что Трой чувствовала себя отстранённо.
      – Вы можете открыть эту дверь? – спросил Ворф.
      Не отвечая, Брек мягко отодвинул Трой в сторону, приложил ладонь к едва заметному выступу на двери. На миг вспыхнул свет и дверь с шипением приоткрылась.
      Держа ружьё наготове, Брек отворил дверь.
      – Капитан? – прошептал Ворф.
      Пикард сидел на узкой скамье у дальней стены. Завидев их, он не мог сдержать удивления.
      – Лейтенант Ворф, что Вы здесь делаете? Лучше пусть это будет не то, чем кажется на вид. – Он нахмурился. Гнев не заставит себя ждать.
      Всё ещё с затуманенными глазами Трой шагнула в камеру.
      – Мы тревожились за Вас.
      – Нам стало известно, что орианцы подвергают заключённых пыткам. Они не разрешали нам увидеться с Вами.
      – И вы подумали, что меня подвергли пытке.
      – Да.
      – Что ж, я рад, что вы не пришли освобождать меня, – улыбнулся Пикард. – Увидев, как вы трое прокрались сюда, я уж решил, что вы учинили какую-нибудь глупость. Простите мне мои опасения.
      Ворф взглянул на Трой. Она уже пришла в себя и смогла ощутить его внезапные угрызения совести.
      – По правде сказать, капитан, у нас были трудности с тем, чтобы войти сюда.
      – Какие трудности?
      Дверь распахнулась настежь, ударившись о стену. В камеру ворвались охранники с оружием наготове. Знакомый голос резко произнёс:
      – Не двигаться.
      – Такие трудности, – сказал Ворф.
      – Что здесь происходит? – спросил Пикард всех вместе и никого в отдельности.
      В камеру вошла полковник Таланни, ружьё её было нацелено прямо в грудь Ворфу.
      – Именно это я очень хотела бы узнать, господа послы.
 

 
      Пикард никогда раньше не видел настоящей камеры пыток. И теперь, осматриваясь вокруг, он не мог себе представить, что в ней находится. Снежно-белые стены, всё вокруг сверкает чистотой. Столы с яркими серебристыми ремнями и похожие на стулья приспособления непонятного назначения. Но помещение было светлым, просторным. Легко было представить себе лёгкий прохладный ветерок. Разве то, что должно внушать страх, не должно выглядеть страшным? Казалось… непристойным, что такая опрятная комната может быть местом, где причиняют боль.
      – Пожалуйста, послы, целительница, присаживайтесь. Устраивайтесь поудобнее. – Сама Таланни уселась за стол у дальней стены. Сожалею, что здесь больше нет стульев, но вы можете прислониться к чему угодно. Обещаю, здесь ничто не причинит вам вреда.
      Пикард не мог представить, для чего предназначены эти приспособления, не говоря уже о том, какой вред они могут причинить. Он оглядел комнату. Брек занял позицию рядом с ним. Пикард не стал возражать. Тюремное заключение поспособствовало тому, что он начал до некоторой степени понимать здешнюю паранойю. Или может, причиной тому стала случившаяся у него на глазах смерть генерала Алика?
      Таланни положила ноги на стол с видом полнейшей беззаботности, совершенно для неё нехарактерной. Пикард взглянул на Трой. Её глаза чуть расширились. Пикарду очень хотелось поговорить с Трой, не только о внезапной непринуждённости в поведении Таланни, но и о смерти Алика. Ему необходимо было знать, что им удалось обнаружить, и что чувствовала Трой.
      – Могу ли я переговорить со своими людьми наедине? – спросил Пикард.
      – Думаю, нет, – ответила Таланни. – После лихой выходки посла Ворфа не следует упускать Вас из виду.
      Пикард обернулся к Ворфу. Он пытался придумать, как бы сформулировать вопрос, чтобы не смущать Ворфа при посторонних. Он не любил, когда приходилось при посторонних задавать подчинённым щекотливые вопросы.
      – Что было настолько важным, лейтенант, что Вы рискнули вызвать недовольство нашей хозяйки?
      – У нас были основания полагать, что Вас пытали, капитан.
      – Пытали, – повторил Пикард. Он почувствовал, как глаза его от удивления лезут на лоб. – Лейтенант, Вы что, хотите сказать мне, будто думали, что ориане подвергнут пытке посла Федерации? – Пикард уставился на Вофа, ожидая ответа.
      – Да, именно так я и думал, – отвечал Ворф без малейшей неловкости.
      – Трой, Вы также поверили этому?
      Трой неотрывно глядела на Таланни. Она явно что-то чувствовала.
      – Орианские обычаи допускают пытки по отношению к подозреваемым и свидетелям, капитан.
      – О чём вы оба тут говорите? – спросил Пикард. Он пропустил что-то важное, пока находился в камере.
      – Капитан, – Ворф вытянулся по стойке смирно, – мы узнали, что орианцы считают пытки частью своей… – он посмотрел себе под ноги, словно ища подходящее слово на полу, – …культуры.
      – В каком отношении?
      – Когда мы начали допрашивать людей, чтобы найти настоящего убийцу, Таланни сама предложила нам пытать штатских. Доктора, вся вина которой заключалась в том, что она осматривала место преступления и собирала улики.
      Пикард перевёл взгляд на Таланни. Выражение лица было непроницаемо-надменным, почти насмешливым, но глаза выдавали её. Всё же она неплохо владела своим лицом. У орианцев совершенно не было способностей делать хорошую мину при плохой игре, и то, что Таланни вообще могла контролировать выражение лица, означало, что она быстро училась.
      – Это правда, полковник Таланни?
      – То, что мы считаем пытку нормальной частью расследование преступления – да. – Фальшивая насмешка исчезла, лицо стало ничего не выражающим. – Если уж на то пошло, подожди посол Ворф ещё час, он оказался бы прав. – Она невозмутимо смотрела на Пикарда.
      – Прошу прощения, полковник Таланни, – сказал Пикард. – Вы говорите, что собиратесь меня пытать? – Это звучало слишком абсурдно. Несомненно, тут какое-то недоразумение.
      – Вас будут допрашивать так же, как любого другого подозреваемого в убийстве, посол Пикард. Таков наш обычай.
      – Но несомненно, полковник Таланни, для дипломатических миссий существуют исключения.
      – С чего бы это? – нахмурилась Таланни.
      Пикард выдохнул воздух и поглядел на Ворфа.
      – Я говорил Вам, капитан, – сказал тот. – Они варвары.
      Пикард даже не стал поправлять его, настолько он был ошеломлён.
      – Полковник Таланни, я согласился, чтобы меня арестовали, но я не понимал ваших обычаев. Я не знал, что пытки являются у вас частью… протокола.
      – Вы хотите сказать, что знай Вы это, оказали бы сопротивление?
      – Я действительно не знаю.
      – Вас это удивляет, – сказала Таланни. – Почему?
      – Федерация не допускает пытки ни при каких обстоятельствах.
      – Почему?
      – Я снова спрашиваю, могу ли я поговорить со своими людьми наедине?
      – Не думаю. – Таланни резко поднялась, отчего её плащ всколыхнулся. – Несомненно, у нас нет друг от друга секретов. Говорите при нас правду без страха.
      – Как хотите, – кивнул Пикард. – Советница, что Вы улавливаете от полковника Таланни? – На Трой он не смотрел, он следил за Таланни. Он полагался на Трой, однако собственные наблюдение всегда были для него весьма ценны.
      – Она действительно удивлена, капитан. Она не понимает, почему нас так шокирует, что они применяют пытки. Она не испытывает ни сожаления, ни вины. Для неё это обычно, в порядке вещей. Они действительно намерены пытать Вас, капитан, – тихо закончила Трой.
      Таланни в знак уважения к послу была без маски. Теперь Пикард увидел, что с её стороны это была ошибка. Её ограниченный контроль над выражением своего лица пошёл прахом. Все её чувства отразились на красивом лице, так что даже Пикарду не составляло труда прочитать их. Ошеломление, смущение. Слишком долго орианцы носили маски и совершенно разучились сохранять на лице бесстрастное выражение. Всё же Пикард спросил громко – возможно, то была вежливость с обратным знаком:
      – Правильно, полковник Таланни?
      – Да, – неуверенно отозвалась та.
      – И вы собираетесь через час пытать меня? – Пикард никак не мог в это поверить. Этого его дипломатическая выучка не учитывала.
      – Вас должны допрашивать через час, да.
      – Мы не можем допустить этого, капитан, – сказал Ворф.
      Пикарду очень хотелось согласиться, но что тогда будет с миссией? Как им тогда выбраться отсюда живыми? В камере было полно солдат Таланни. В два раза больше, чем их, а «Энтерпрайз» далеко. Даже если им удастся выбраться отсюда, что дальше?
      – В чём заключается пытка? – спросил он.
      – Капитан! – почти прокричал Ворф.
      – Лейтенант, мне необходима информация, прежде чем я смогу принять решение.
      – О чём Вы говорите, капитан, – со страхом произнесла Трой.
      – Полковник Таланни, в чём заключается пытка?
      Таланни наблюдала за ними с откровенным удивлением.
      – Вы спрашиваете, что с Вами будут делать?
      – Да.
      – Я не могу допустить, чтобы Вам причинили вред, капитан, – сказал Ворф.
      – Пока что мне ничего плохого не сделали, лейтенант. Мы собираем информацию, только и всего.
      – Наши законы запрещают калечить заключённых или наносить им неизлечимые травмы. Наши инструменты предназначены, чтобы причинять максимальную боль, но минимальный вред.
      Ворф издал звук, весьма напоминающий рычание. Он прозвучал, как предвещение бури, и солдаты беспокойно зашевелились.
      – Спокойно, лейтенант Ворф.
      Ворф грозно посмотрел на солдат, но кивнул.
      – Есть, капитан.
      – Даю Вам честное слово, что Вам не нанесут травм. Это всего лишь боль, посол. Мы не совсем уж варвары. – Последнее слово она произнесла с горечью.
      – Капитан, могу я сказать? – спросила Трой.
      – Прошу Вас, советница.
      – Капитан Пикард – первый землянин, которого вы будете пытать?
      – Да.
      – Тогда вы можете повредить ему больше, чем думаете. Реакция физиологии землянина может отличаться от орианской.
      – Веский аргумент, – кивнула Таланни. – Мы будем очень осторожны. Я лично буду присутствовать при допросе, если это успокоит ваши страхи.
      – Думаю, я буду чувствовать себя лучше, если Вы объясните мне принцип действия ваших орудий пытки. Возможно, так я лучше пойму процесс.
      – Ну, не знаю, один из принципов пытки – неожиданность. Если допрашиваемый точно знает, чего ждать, вы частично теряете преимущество.
      – Только не в том случае, если пытка настолько страшна, что само её ожидание пугает, – сказал Пикард.
      – Что ж, ладно. Я объясню вам нашу технику боли. Если это поможет.
      – Возможно, и поможет, – сказал Пикард. Он подумал, попытается ли вырваться отсюда силой, если объяснения Таланни ему не понравятся. Это будет означать гибель мирной миссии, а возможно, и их собственную гибель. Пикорд не собирался жертвовать своими людьми ради собственного спасения.
      – Наша техника допроса основана на стимулировании нервов определённой части тела. – Таланни шагнула к небольшому возвышению, на котором стояло нечто, напоминавшее клетку. – Голова узника закрепляется здесь. Стимулируются нервы головы и лица. Из наиболее сильных остаточных эффектов – головокружение и временная потеря памяти.
      Она перешла к белой раме, с которой через определённые расстояния свисали ремни, явно предназначавшиеся для того, чтобы привязывать узника за руки и ноги.
      – Это стимулирует нервные окончания в коже. Боль невыносима, но прекращается немедленно после выключения прибора. Никаких остаточных эффектов.
      – Мы не можем верить ей, капитан, – сказал Ворф.
      Пикарду от всей души хотелось с этим согласиться, но он должен был знать.
      – Советница?
      – Полковник Таланни верит в то, что говорит, капитан.
      – Я не стала бы лгать, целительница, – произнесла Таланни с оскорблённым видом. – Мы не причиним вашему капитану никаких повреждений, пока не казним.
      Фраза была настолько странной, что Пикард спросил:
      – Что Вы имеете в виду?
      – Убийц пытают до смерти.
      – Но Вы сказали, что эти приспособления причиняют боль, но не наносят вреда.
      – Существует уровень боли, который организм не может выдержать, посол. Убивает не травма, убивает боль. Причиной смерти является реакция самого организма.
      – Капитан, – сказал Ворф, – мы должны вытащить Вас отсюда.
      – Нет, Ворф, я верю полковнику. Я согласен на… допрос.
      – Нет! – прогремел Ворф. Солдаты схватились за оружие.
      – Ворф, нет! – Пикард знаком приказал своему офицеру остановиться. Ворф застыл с рукой на фазере.
      – Капитан, прошу Вас…
      Нет, Ворф, я не стану подвергать нас всех риску из-за того, что боюсь боли. – Пикард был рад услышать в своём голосе уверенность, которой не чувствовал. – Вы не станете пытаться освободить меня, лейтенант.
      – Капитан.
      – Это приказ, Ворф.
      Ворф отвёл глаза, посмотрел на солдат, потом опять на Пикарда.
      – Есть, сэр, – это прозвучало, как рычание. – Ещё один вопрос, сэр.
      – Да, лейтенант.
      – Советница, кто-нибудь из присутствующих считает капитана Пикарда врагом?
      Лицо Трой приняло сосредоточенное выражение. Затем она покачала головой.
      – Они выполняют свою работу. Кое-кто из них сомневается, разумно ли пытать его, но никто из них не чувствует гнева. Это их работа.
      – Должны ли мы обсуждать это в присутствии Ваших телохранителей? – спросил Пикард.
      На лице Таланни выразилось сомнение. Сознавала ли она, насколько её лицо выдаёт все её мысли? Вероятно, нет, иначе она ни за что не показалась бы им без маски.
      – Полковник Таланни? – вопросительно произнёс Пикард.
      Она быстро глянула на него и опустила глаза.
      – Не знаю. Наша планета довно уже не видела целительницу ума, обладающую подобной силой. Я слышала о целителях, способных заглянуть в душу, но, – отведя глаза, тихо закончила она, – не верила этому.
      Пикард не стал говорить, что её лицо выдаёт большую часть того, что у неё на душе. Орианцы и без того чувствовали себя неуютно без масок. Он не станет усиливать их неловкость.
      Таланни повернула лицо к ним.
      – Я дам Вам возможность поговорить с Вашими людьми наедине. Часовым у входа следовало допустить посла Ворфа к Вам. Вы по-прежнему посол Федерации, и за Вами сохраняются все соответствующие привилегии.
      – Мы также должны будем переговорить с зелёными, – сказал Ворф.
      Таланни открыла было рот, чтобы возразить, затем улыбнулась.
      – Полагаю, если уж мы собираемся казнить посла Федерации, мы дожны предоставить вам доступ ко всем, кто в этом замешен. – Внезапно она показалась им очень усталой. – Я прикажу оказывать вам всяческое содействие. Больше не будет инцидентов. – При этих словах она взглянула на Ворфа. – Если Вам экстренно что-нибудь понадобиться, лейтенант Ворф, просто обращайтесь ко мне. Я помогу Вам, чтобы Вам больше не пришлось совершать подобных подвигов.
      Она улыбнулась, но улыбка эта не была приятной.
      – Вы сегодня многое о нас узнали, а я узнала, что не всё, что мне довелось услышать о клингонах – правда. – На лице её отразилось неподдельное удивление. – Кто бы мог подумать, что у клингон станет возражать против применения пыток?
      – Честь запрещает причинять вред невиновным.
      – Да, да, теперь я понимаю. Возможно, если всё закончится благополучно, Вы сможете рассказать нашим воинам о клингонском кодексе чести. Похоже, всё, что мы до сих пор о нём слышали – это боль и варварское поведение. Возможно, – тихо добавила она, – ваш кодекс заключается не только в этом.
      – Для меня было бы честью рассказать вашим людям об обычаях клингонов. – Ворф выпрямился во весь рост; его удовольствие и гордость при мысли о возможности посвятить целую расу в свой кодекс чести были очевидны даже Пикарду. Капитан никогда прежде не сознавал, что для клингонов кодекс чести был сродни религии. Как повлияет он на орианцев? От мысли о дуалистичной культуре, основанной на орианских и клингонских обычаях, ему стало не по себе.
      – Вы можете вернуться в камеру посла и переговорить между собой, – сказала Таланни. – А потом вы можете допросить зелёных. Но я буду присутствовать при допросе.
      – Вы очень любезны, полковник Таланни, – сказал Пикард.
      – Любезность тут ни при чём, Пикард, и Вы это прекрасно знаете, – она взглянула на Трой. – Похоже, я не могу Вас обмануть, поэтому я и пытаться не буду. Если через два дня мы Вас казним, Федерация будет очень недовольна. Мы гибнем от своей собственной войны. Мы не можем воевать ещё и с Федерацией. Мой муж не понимает этого – что ж, тем хуже.
      Реакция Таланни на способности Трой приятно удивила Пикарда, точно так же, как и её честность. Честность заслуживала честности.
      – Федерация не воюет с… – он замялся, подыскивая слово, – менее развитыми цивилизациями.
      – Мы слишком ничтожны, чтобы быть достойными противниками? – в голосе её слышался гнев.
      – Я не хотел вас обидеть, – вздохнул Пикард.
      – Может, мы и варвары, посол Пикард, но если Ваши люди не докажут Вашу невиновность, через два дня Вы умрёте. У этой ничтожной, неразвитой планеты будет на счету смерть по крайней мере одного из людей Федерации. – Она надела маску и повернула к ним ставшее непроницаемым лицо. – Не стоит недооценивать нас, посол Пикард. Не играйте с огнём.
      – Солдаты проводят вас назад в камеру, – продолжала она. – Когда закончите разговаривать, скажите им. Они позовут меня, и мы вместе пойдём к зелёным.
      – Благодарю Вас, полковник Таланни, – сказал Пикард.
      – Не благодарите меня, Пикард, не надо. – С этими загадочными словами она повернулась и вышла, двое из солдат последовали за ней. Из коридора донеслись их удаляющиеся шаги.
      Наступившее молчание нарушил Брек.
      – Вы слышали, что сказала полковник Таланни. Отведите нас в камеру посла. – Он произнёс это тоном приказа.
      Солдаты в масках не стали возражать. Разом повернувшись, они сомкнулись вокруг группы Федерации. Брек тоже очутился в этом кольце. Если его это и задело, он ничем этого не выказал.
      Пикард был почти рад снова очутиться в своей камере. Весь день прошёл в ожидании новостей, в ожидании, что что-то произойдёт. Охранники принесли ему еду, но отвечать на его вопросы не стали.
      Случившееся походило на дурной сон. Не только миссия мира была на грани провала, но и он сам, посол Федерации, обвинялся в убийстве. Ему грозит смерть, но не это главное. Крах их миссии означает гибель тысяч людей.
      Теперь, когда в камере был Ворф, она казалась тесной. Рослый клингон едва не задевал головой потолок. Орианские тюрьмы не были расчитаны на узников такого роста. Разумеется, узником был Пикард, а не Ворф.
      – Как продвигается миссия мира, посол Ворф?
      – Я не посол, капитан, – пробасил Ворф. – Вентурийцы и торлики по-прежнему согласны начать переговоры, но лишь после того, как будет смыто пятно с чести Федерации.
      – То есть?
      – Либо мы должны доказать Вашу невиновность, либо Вы должны умереть.
      – Понятно, – тихо сказал Пикард. Значит, мы должны найти настоящего убийцу.
      – Мы пытаемся, капитан.
      – Что вы выяснили, лейтенант, советница? – Пикард сел на койку. Стульев в камере не было, и он знаком предложил им сесть на пол.
      Брек невозмутимо уселся поближе к дверям, привалившись к стене. Трой села рядом с капитаном на край койки. Ворф остался стоять.
      Ворф доложил то немногое, что им удалось узнать.
      – Мы думаем, доктор Сташа говорила правду о том, что Ваши ткани были обнаружены на том стакане.
      – Советница? – вопросительно произнёс Пикард.
      – Я хотела бы, чтобы мне было, что добавить, капитан. Не думаю, что кто-то намеренно солгал нам, за исключением, возможно, телохранителя генерала Алика. Он явно нервничал и был напуган во время разговора с нами. Но для него не имеет смысла быть замешаным в смерти генерала Алика.
      – Почему?
      – Если охраняемый погибает, телохранитель должен покончить с собой, – сказала Трой.
      Пикард взглянул на Брека, как ни в чём не бывало сидевшего у противоположной стены.
      – В случае моей смерти Вы тоже должны будете покончить с собой?
      – Да, Пикард. Наши законы очень суровы по отношению к телохранителям, не сумевшим выполнить свой долг.
      – В данном случае слишком суровы; ведь Вы же ничего не можете сделать, чтобы предотвратить мою смерть, – сказал Пикард.
      – Это не имеет значения, посол Пикард. Телохранители – краеугольный камень нашей системы. Исключения недопустимы. Если хоть один случай останется безнаказанным, за ним последуют другие.
      – И Вас это не злит? – спросил Пикард.
      – Почему это должно меня злить?
      На это Пикард не нашёлся, что ответить.
      – Вы что-нибудь уловили, советница?
      – Да, капитан, но… – Трой поглядела на Брека.
      – Если вы боитесь, что я вас выдам, я могу подождать за дверью, – предложил Брек. Он произнёс это спокойно, без малейшей обиды.
      – Советница? – спросил Пикард.
      Трой покачала головой.
      – Это было бы… несправедливо. Его жизнь в такой же опасности, как и Ваша, капитан. Кроме того, он мог бы ответить на некоторые мои вопросы об орианцах.
      – Лейтенант Ворф, Вы согласны?
      – Да, капитан, – кивнул Ворф.
      – Орианцы обладают очень сильными эмпатическими способностями. Я никогда раньше не сталкивалась с расой, котороя могла бы так легко преодолеть мои эмпатические барьеры.
      – Это то, что произошло в первую ночь, когда мы видели комнату неживых детей?
      – Да и нет. Во время сна мои барьеры иногда бывают недостаточно сильны, и некоторые сильные эмоции пробиваются сквгозь них, но никогда до такой степени. В тот раз боль и страх словно были моими. Самое страшное для бетазоидов – потерять собственную индивидуальность. Быть поглощённым чужими мыслями и чувствами настолько, чтобы забыть, что они не твои.
      На её красивом лице появилось выражение… загнанности. Пикард не мог найти более подходящего слова. Советница нечасто выказывала свои страхи.
      – С Вами всё в порядке? – спросил Пикард.
      – Это проходит, капитан. В прошлом я несколько раз сталкивалась с людьми, способными настолько вторгнуться в моё сознание, но ни разу с таким множеством подобных людей вместе. Самой странное, что они не подозревают, что обладают такими способностями.
      – Объясните, – сказал Пикард.
      – Не знаю, могу ли я это объяснить. Они как будто обладают огромным эмпатическим талантом, но он каким-то образом заторможен или скрыт даже от них самих. – Трой взглянула на Брека. Он сидел у стены совершенно неподвижно, но смотрел на неё, не отрываясь. Она смутно чувствовала его сосредоточенность, но эмоций его уловить не могла.
      – Брек, что говорят ваши легенды о целителях ума? Какими способностями они обладали?
      Он передвинулся, устраиваясь поудобнее. Его небрежные движения странно не соответствовали интенсивной сосредоточенности, которую чувствовала Трой.
      – Среди наших людей не было таких целителей вот уже более ста лет. Пока я не встретил Вас, целительница, я считал всё это сказками для детей. Теперь я уже не уверен. Я чувствую что-то странное, когда нахожусь рядом с Вами, и Вы используете свой дар. Я будто чувствую это. Почему?
      Пикард заметил, как на лице Трой отразилось сомнение. Может, она спорила с собой, стоит ли сказать правду? Если так, Пикард не сомневался в её решении. Трой всегда предпочитала правду.
      – Большинство орианцев пусты для меня, Брек. Я не могу уловить их эмоции, и это очень необычно. Чтобы блокировать эмпата, нужны способности. Вы пусты для меня почти всё время.
      – Выходит по-Вашему, я эмпат или целитель ума?
      – В некотором смысле да.
      Услышав это, он улыбнулся.
      – Целитель ума? Но почему же многие из нас пусты, как Вы это называете?
      – Вы чувствовали смерть генерала Алика?
      – Я не понимаю вопроса, – сказал Брек.
      – Я чувствовала, как он умирал, Брек. Чувствовала его смерть в своём сознании. Это было ужасно. – Трой замолчала, развела руками. – Я не могу объяснить это словами, но это ужасно. Это одна из причин, по которой бетазоиды не идут в службу безопасности.
      – Вы чувствуете все смерти?
      – Не все, но многие.
      – Вы полагаете, что раньше орианцы были эмпатами, но война подавила их талант? – спросил Пикард.
      – Да, капитан.
      – Погодите, – сказал Брек. Он подался вперёд, отбросив напускное безразличие. – Вы хотите сказать, что война убила не только наших людей, но и наш дар?
      – Какими способностями обладали ваши эмпаты? – снова спросила Трой.
      – Они могли исцелять тело и ум, но это было редкостью, только самые одарённые умели это. Ни один правитель не правил без своего целителя или целительницы. Они могли общаться с землёй, с растениями, даже с водой и деревьями.
      – Общаться? Как? – спросил Пикард.
      – Легенды говорят, что они могли извлекать плоды из скал, но я не знаю, что тут миф и что правда. Со смертью целителей легенды обрастали вымыслом.
      – Но их эмпатические способности зачастую были связаны с землёй, с планетой? – спросила Трой.
      – Да. Если в этих легендах есть хотя бы доля правды, наиболее распространённым даром была связь с деревьями и со всем, что растёт.
      – Это Вам что-то даёт, советница? – спросил Пикард.
      – Существует так называемое ощущение места, капитан. Место само по себе может быть ощущением. Некоторые теории считают, что это отпечаток людей, но нередко это сильнее всего там, где людей нет.
      – Вы имеете в виду, что планета может быть эмпатической сама по себе?
      – Эта планета живая. капитан, – сказала Трой. – Всё живое лишается чего-то, что смерть отнимает у него.
      – Но целая планета?
      – Планета, которая умирает, – мягко сказала Трой. – Умирает так же, как её люди и их эмпатический дар.
      – Я не понимаю, – недоверчиво произнёс Ворф.
      – А я понимаю, – тихо сказал Брек. Он рассмеялся, и это был первый непринуждённый поступок, который Трой от него видела. – Мы неразрывно связаны с нашей планетой. Отравляя её, мы отравляем себя; не тем, что вынуждены есть отравленную пищу или пить отравленную воду – отравляем непосредственно. Мы связаны с нашим миром и умираем, потому что он умирает. И прежде всего умерло наше единение с планетой, которую мы убиваем. Наш дар.
      – Я тоже так думаю, – кивнула Трой.
      – Вы можете научить меня использовать мой дар?
      – Думаю, могу.
      Он по-детски восторженно засмеялся.
      – Мы должны спасти Вас, Пикард. Вашей Федерации есть чему научить нас. Слишком многому, и мы не можем позволить, чтобы всё это вот так кончилось. Если мы сможем доказать, что убийства и уничтожение этой планеты лишили нас нашего целительного дара, то все, даже те, кто хотят продолжать войну, должны будут прислушаться.
      – Тогда нам надо поговорить с зелёными, – сказал Ворф.
      – Согласен, лейтенант, – Пикард слабо улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что мне позволят быть с вами.
      – Капитан, я не могу оставить Вас здесь, чтобы Вас подвергли пытке. Я не могу…
      – Можете, Ворф. Поверьте мне, если бы я видел другой выход, я выбрал бы его. Но у нас нет возможности вырваться отсюда силой. Даже пожелай я спасти свою жизнь ценой гибели мирной миссии.
      – Капитан…
      – Найдите истинного убийцу, лейтенат, смойте с меня обвинение. Возможно, сегодняшний неприятный допрос станет единственным.
      Ворф выпрямился во весь рост.
      – Мы не подведём Вас, капитан.
      – Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ворф. – Он тщательно избегал смотреть в сторону Трой. Пикард не хотел видеть её сочувствующий взгляд. Она-то поймёт, что он тревожится. Через два дня ему придётся умереть. Хуже всего, миссия мира, весьма вероятно, умрёт вместе с ним. А менее чем через час его уведут отсюда. чтобы пытать. Идиотская ситуация, и никакого выхода.
      Пикард всегда знал, что офицер Федерации может погибнуть, но быть казнённым по обвинению в убийстве… это было слишком абсурдно.
      Ворф, Трой и Брек направились к выходу. Они переговорят с зелёными. Они разберутся, где правда, где ложь. Пикарду было бы легче, если бы он мог пойти с ними. Не то, чтобы он думал, что может увидеть или услышать что-нибудь, что Ворф и Трой не заметят. Но когда за ними закрылась дверь, Пикарду осталось лишь ждать. Ждать, пока за ним явятся охранники и отведут его в ту чистую белую комнату с её инструментами. А после боли его снова приведут сюда, и он снова должен будет ждать. Ждать и думать. Мучительнее всего была мысль, что в эти свои последние часы он должен быть беспомощным, зависимы, пусть даже от своих надёжных друзей.
      – Довольно, – сказал он пустой камере. – Я Жан-Лук Пикард, капитан звездолёта Федерации «Энтерпрайз». Меня не так-то легко одолеть. – Там, снаружи, был лучший начальник службы безопасности, с которым ему доводилось служить, и единственная советница, которой он мог доверить свои мысли. Они надёжные люди. Они из команды «Энтерпрайза», а это значит, из лучших. Он в хороших руках, в самых лучших. Пикард знал это и всё же… тревожился.
 

 
      Камера зелёных находилась почти в самом центре лабиринта белых коридоров. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные стены с одинаковыми дверями, за которыми находились узники.
      Склонившись к Трой, Ворф спросил громким шёпотом:
      – Во всех камерах есть заключённые?
      – Я изо всех сил стараюсь ничего не чувствовать, Ворф, – также шёпотом ответила Трой.
      Ворф кивнул и выпрямился. Они ждали прихода Таланни. Она ясно дала понять, что разговаривать с зелёными они могут лишь в её присутствии. И теперь они ждали.
      Трой неподвижно стояла в центре коридора. После того, как они нашли капитана, она вновь восстановила свои барьеры. У неё не было другого выхода. Эмоции тех, кто находился за дверями, пробегали по её нервам, как статические разряды. Трой чувствовала себя беззащитной. Хуже того, она чувствовала, что в любой миг может раствориться в чужих эмоциях. Чувства каждого из тех, кто был там, за этими белыми белыми дверями, цеплялись за неё, дёргали. Планета невероятно сильных эмпатов без какой бы то ни было тренировки. Это пугало.
      Не будь капитан брошен в тюрьму и приговорён к смерти, наибольшая опасность угрожала бы Трой. И теперь она стояла в самом центре вихря эмоций множества орианцев и старалась ничего не чувствовать.
      Справа и слева от неё стояли Ворф и Брек. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что новым послом была Трой. Брек поначалу пытался охранять Ворфа, но тот ясно дал понять орианцу, что он думает о его помощи. Так что оба они охраняли Трой.
      Трудность заключалась в том, что от опасности, которая ей урожала, её не мог защитить никакой воин. Лишь один человек мог помочь ей пройти невредимой сквозь боль и отчаяние, переполнявшие орианскую тюрьму, и человеком этим была сама Трой.
      С дальнего конца коридора послышалысь шаги. Охранники разом повернулись в ту сторону. Показалась группа из трёх орианцев в плащах и масках. Чёрно-золотые плащи буквально светились на фоне белоснежных стен. Трой почувствовала, что они приковывают взгляд. Эта сплошная белизна была невыносима для глаз. Возможно, такова была цель тюремщиков. Сами стены должны были напоминать, что находишься в тюрьме такой же опустошённой, как сама планета.
      – Приветствую Вас, посол Ворф, и прошу прощения, что Вам пришлось ждать. Солдат, который должен был сообщить мне, что вы здесь, не сразу нашёл меня. – Голос принадлежал Таланни, но в этот раз она не стала снимать маску и открывать лицо. – Откройте дверь, – произнесла она спокойно, но повелительно.
      Один из телохранителей шагнул вперёд. Он – или она – открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская их внутрь.
      Входите, – сказала Таланни. – Мои телохранители останутся за дверью.
      – Но, полковник Таланни… – запротестовал один из телохранителей.
      – Вы слышали, что я сказала.
      – Посол, – спросил Брек, – мне тоже остаться?
      – Да. – Хотел того Ворф или нет, обычай гласил, что если Таланни оставляет за дверью свою охрану, он должен оставить свою. Если уж на то пошло… – Доверие полковника Таланни – честь для нас.
      – Я пытаюсь вести себя, как подобает цивилизованному лидеру. – Горечь в её голосе могла бы разъесть стекло.
      Трой с облегчением убедилась, что даже стоя рядом с Таланни, ничего не чувствует. Ей удавалось защищать себя от эмоций Таланни. До неё доносилось лишь слабое гудение, точно жужжание насекомых; его нетрудно было игнорировать. Трой восприняла это с большим облегчением, чем готова была признать. Но как же она сможет помочь Ворфу и капитану, если не будет пользоваться своими способностями?
      Пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, Ворф шагнул в камеру. Трой последовала за ним, ибо такова была её работа, но в душе её нарастал страх, её собственный страх. Страх не выполнить своего долга, проявить трусость.
      Ослепительно-белые стены, яркий, резкий свет. Он заполнял камеру, как сверкающая вода заполняет стеклянный шар. Аудун сидел, прислонясь к дальней стене, карие глаза невидяще глядели на дверь. Лив скорчилась на боку спиной к двери. Марит лежала на спине, небрежно отбросив одну руку, и казалось, спала. Но лицо её было слишком бледным для спящей.
      Ворф сразу же склонился над Аудуном. Какой-то миг Трой стояла неподвижно, глядя на Марит. Жужжание в её голове стало громче, точно кто-то усилил звук. Нет,подумала она, нет, я не могу этого чувствовать. Только не снова. Пожалуйста, не надо.
      Таланни вошла следом за ними. Возможно, она поначалу ничего не увидела из-за их спин; возможно, ей понадобился какой-то миг, чтобы понять, что произошло. Или же весь ужас случившегося не сразу дошёл до неё, потому что она просто не хотела этому верить.
      – Аудун, что случилось? – спросил Ворф, щупая пульс Лив. Он не стал тратить времени на Марит. Когда клингон видел смерть, он понимал это. – Аудун, Вы можете говорить?
      Трой медленно приблизилась к ним. Всё было, как в кошмарном сне, когда, что бы ты не делал, слишком поздно, всегда слишком поздно. Если бы только они раньше узнали, как орианцы относятся к пыткам. Если бы только…два самых мучительных слова. Слова, никогда не пользоваться которыми советовала Трой своим пациентам. Если бы только –слова, которыми пытают себя.
      Жужжание в её голове переросло в вопль, от которого все её барьеры рассыпались, как хрупкое стекло. Из горла Трой вырвался крик. Стремительно обернувшись, она очутилась лицом к лицу с Таланни. У неё вырвался новый крик. Таланни молчала. За неё кричала Трой.
      Эмоции Таланни захлестнули Трой и смели её прочь. Ужас при виде безжизненного лица Марит. Ужас при мысли о свершившемся, а затем – гнев. Гнев всё нарастал, пока не перерос в ярость. Ярость захлестнула Трой, наполнила желанием причинить кому-нибудь боль. Впервые она поняла, что именно чувствовал Ворф, когда крушил что-нибудь, всё равно что, лишь бы излить ярость.
      Жгучая ненависть обратилась на себя, стала ненавистью к себе. Сознание своей вины, острое, как меч, наносящее Таланни кровоточащие раны. Гнев питался виной, как зверь, грызущий свою лапу, чтобы вырваться из капкана. Трой задохнулась от слёз, ярости, ненависти. Ноги её подкосились, и она, разразившись рыданиями, упала.
      Камера внезапно наполнилась охранниками с оружием наготове. Таланни не двигалась. С лицом, скрытым под маской, она казалось совершенно спокойной. Лишь Трой знала, что происходит в её душе, и лишь теперь Трой почувствовала, насколько силён её эмпатический дар. Лидер орианцев обладала способностью передавать свои сильные эмоции другим эмпатам. Таким путём она могла избавляться от самых болезненных эмоций, как от балласта. И теперь эти эмоции переполняли Трой, пока она уже не перестала сознавать, где кончается Таланни и начинается та, кого называют Трой.
 
      – Трой! – Кто-то бережно подхватил её. – Трой, Вы меня слышите?
      – Кто проводил допрос зелёных? – ровным спокойным голосом спросила Таланни.
      Губы Трой задвигались беззвучно, повторяя её слова.
      – Советница! – Ворф встряхнул её, заставив смотреть на него, а не на Таланни. – Диана, Вы меня слышите?
      – Кто это сделал? – теперь это было гневное шипение. Трой эхом повторила слова. Она смотрела на Ворфа, но не видела его.
      Один из охранников опустился перед Таланни на одно колено.
      – Полковник Таланни, мы не знали, что зелёная так хрупка.
      – Вы смеете оправдываться! – она ударила его по лицу, и он упал ниц.
      – Пощады!
      – Будет Вам пощада, – тихо сказала она. Трой произнесла её слова вместе с ней. – Пощада, которую Вы дали той женщине. – Она повернулась спиной к скорчившемуся на полу солдату. – Уведите его в камеру боли.
      Ворф осторожно хлопнул Трой по щеке. Она никак не реагировала, но глаза её следили за Таланни. Ворф подхватил её на руки и встал.
      – Я должен увести советницу отсюда. Брек, Вы остаётесь с зелёными. Позаботьтесь, чтобы с ними ничего не случилось.
      – Будет исполнено. – С этими словами Брек загородил собою узников, направив оружие на охранников.
      Держа на руках обмякшую Трой, Ворф протолкался сквозь строй солдат. Перед Таланни он остановился.
      – Я должен унести её отсюда. Она больна. Я возлагаю на Вас ответственность за безопасность этих людей. Я оставляю Брека позаботиться, чтобы с ними ничего больше не случилось. Относитесь к нему, как к члену Федерации, и не подвергайте его пытке.
      – Я позабочусь о том, чтобы ничего больше не случилось. Даю слово чести.
      Трой повторила её слова. Она словно ничего вокруг не замечала. Ворф сильнее прижал её к себе, словно этим мог ей помочь.
      – Ваше слово чести ничего не значит для меня, Таланни, – буквально прорычал Ворф прямо в закрытое маской лицо. Трой передёрнуло, как от боли. Ворф шагнул в коридор.
      – Идите с ними, покажите им, как побыстрее выбраться отсюда, – прошептала Трой. В следующую секунду их нагнал охранник.
      – Полковник Таланни приказала мне проводить вас.
      Ворф глотнул. Как Трой могла знать это? Как?
      – Тогда ведите нас.
      Отсалютовав, охранник в развевающемся чёрно-золотом плаще зашагал по коридору. Не отрывая глаз от лица Трой, Ворф последовал за ним. Глаза Трой были широко открыты, но смотрели невидяще. Она даже не мигала.
      – Трой, – шепнул он. Это он приказал ей найти капитана. Он привёл её сюда, зная, как это может на неё подействовать. Приказы отдавал он, но расплачиваться за них, возможно, придётся ей.
      Каждый командир, посылая своих людей в бой, знает, что, возможно, вернутся не все. Но Трой была особенной. Ворф не мог думать о ней, как о воине. Такое мнение, исходящее от клингона, должно было быть оскорбительным. Но оскорбительным оно не было. Ворф не мог этого объянить, но Трой единственная из его друзей не была воином, и несмотря на это, он уважал её. Он никогда не видел, чтобы она держала фазер. Она шла в бой безоружной и, хотя она не стала бы убивать, никогда не отступала перед лицом опасности.
      У Трой было сердце воина, но душа её была нежнее. Ворф не понимал её, но он её ценил. Для клингонов было честью умереть при исполнении долга. Почему же ему так ненавистна была мысль, что Трой может умереть здесь и сейчас?
 

 
      Ворф склонился над Трой в их комнате. Она лежала на матрасе, бледная, неподвижная, с закрытыми глазами. Можно было подумать, что она спит, но, подняв её руку, Ворф почувствовал, как она холодна и неподвижна.
      Ворф накрыл её всеми одеялами, какие только были, завернул в них, как в кокон, её холодное тело.
      – Трой, Диана, Вы меня слышите?
      Он снова приложил пальцы к её шее, щупая пульс, и с облегчением убедился. что сердце её бьётся размеренно и ровно. Должен ли он отнести её к кому-нибудь из орианских врачей? Смогут ли они ей помочь? Или же её станет только хуже? Нет. Он не может доверить её этим мясникам.
      Скрипнув зубами, Ворф сжал кулаки. Из горла у него вырвалось сдавленное рычание. Он не знал, что делать. Тут не поможет ни фазер, ни ярость. Глядя на бледное лицо Трой, он чувствовал ту же беспомощность, которую нередко ощущал рядом со своим сыном, Александром. Почему мир не может быть простым, как битва?
      Если бы только вернулся «Энтерпрайз». Если бы можно было поручить Трой заботам доктора Крашер. Но доверить её этим лишёным чести воинам – нет, это Ворфу не по душе. Как можно доверять таким людям?
      Перед глазами встало мёртвое лицо Марит. Они запытали её до смерти – случайно. Случайно! Ворф тщетно пытался сдержать гнев. Трой больна. Пикард в тюрьме. Женщина мертва – возможно, невиновная женщина. Планета гибнет. Миссия мира потерпела крах.
      Поднявшись, он направился к ближайшей стене. Он смотрел на яркие, красивые картины, а видел лишь мёртвое лицо. Он ударил по стене кулаками, сначала одним, потом другим, словно по боксёрской груше. Он бил по стене снова и снова. Гнев подымался из живота горячей волной, вливался в плечи, в руки, в кулаки. Гнев изливался в ударах, и от этого становилось легче.
      – Свершенно незачем ломать стену, Ворф.
      Он резко обернулся. Опираясь на локоть, Трой улыбалась ему. Ворф кинулся к ней, сгрёб в медвежьи обьятия.
      – Диана, слава Хаккерку!
      – Ворф! – Лицо Дианы было прижато к груди Ворфа, и ответ получился сдавленным.
      Он тотчас отстранился, поправил перевязь. Контроль его вернулся на место, как ладно пригнанная перчатка.
      – Я очень рад, что Вам лучше, – сказал он.
      Трой улыбнулась ему. Он знал, что она ощущает его радость, но знал также, что не было нужды смущать её такими бурными проявлениями этой радости – она и без того понимала его. Это… успокаивало. Она была единственным "гуманоидом", который – он был уверен в этом – не истолкует превратно его клингонских манер.
      – С Вами всё в порядке?
      – Небольшая слабость, но это пройдёт, – отвечала Трой. Она шевельнулась, устраиваясь поудобнее и плотнее закутываясь в одеяла.
      – Вы знаете, что с Вами было?
      – Да, – мягко сказала Трой. – Полковник Таланни – одна из самых сильных эмпатов-внушателей, с которыми я когда-либо сталкивалась.
      – Эмпат-внушатель? Что это значит?
      – Все чистокровные бетазоиды способны передавать свои мысли другим, но внушатели эмоций встречаются гораздо реже. Вместо того, чтобы ощущать эмоции других, они посылают им свои собственные эмоции. В случае Таланни – только другим эмпатам. Если бетазоид с подобным талантом не научится контролировать его, он станет слишком опасным, чтобы это можно было объяснить на словах.
      – Каким образом?
      – Представьте, что эмпат разгневался в разгар мирных переговоров. Он может заразить своим гневом остальных участников.
      – Надо ли отстранить полковника Таланни от участия в переговорах?
      – Пока не знаю. Это зависит от того, способна ли она научиться контролировать свой талант. Она, как и все орианцы, не подозревает о своих способностях.
      – Вы полагаете, что она может использовать свои способности для достижения мира?
      – Да, – сказала Трой.
      – Не будет ли это… мошеничеством, советница?
      – Ворф, все орианцы постоянно влияют друг на друга. Их способности совершенно не тренированы. Я только предлагаю использовать эти способности. Как я использую свои, когда капитан ведёт переговоры. Вы ведь не считаете это мошеничеством?
      – Я никогда не задумывался об этом, – сказал Ворф. – Но знать, что чувствует противоположная сторона – это не то, что заставить их поверить в то, во что они не верят. Такой мир продержится лишь, пока Таланни сможет удерживать их. – Он покачал головой. – Нет, нам нужен настоящий мир.
      – Вы правы. Но мы должны найти способ контролировать их способности. Иначе я не выдержу.
      – Что случилось, Трой?
      – Таланни поглотила меня. Я чувствовала её гнев, её ярость из-за смерти Марит. И за всем этим скрывалось чувство вины. – Трой взглянула на него снизу вверх. – Чувство вины, Ворф, словно тьма, пожирающая душу.
      – Она чувствует свою ответственность, как всякий хороший командир, – сказал Ворф.
      – Нет, – покачала головой Трой, – это было личное. Чувство вины из-за чего-то, совершённого лично ею.
      – Чего же?
      – Не могу сказать точно, но она что-то знает. Что-то о зелёных. Нам необходимо поговорить с ней.
      – Думаете, полковник Таланни имеет какое-то отношение к убийству?
      – Не знаю. Возможно. Но что бы это ни было, оно достаточно важно, чтобы она чувствовала себя в долгу перед зелёными. Это личная вина. – Трой обхватила колени, прижав их к груди. – На несколько минут я стала Таланни, но её чувства настолько поглотили всё, что я не могла уловить её мысли. Вина, ужас, и всё это имело отношение к зелёным. Не к Марит, но к зелёным.
      – Я поговорю с ней, Диана. – Ворф встал. – Вы отдыхайте.
      – Нет, я должна быть при этом.
      Ворф нахмурился, глядя на неё сверху вниз.
      – Вы едва не погибли. Я не стану снова подвергать Вас риску.
      – Смертельной опасности не было.
      – Вы были тяжело ранены, – упрямо сказал Ворф. Он не знал подходящих слов для травм сознания. Трой могла быть искалечена от невидимых ран.
      – Самое страшное для бетазоида – потерять себя. Быть настолько поглощённым кем-то другим, чтобы стать им, утратить собственную индивидуальность. На некоторое время я стала Таланни. – Она опустила глаза, избегая его взгляда.
      – Тогда Вам нельзя приближаться к ней. Это слишком опасно.
      Трой посмотрела на него. В чёрных её глазах сверкнуло нечто среднее между упрямством и гневом. Она выглядела такой маленькой в этом гнезде из одеял, с прижатыми к груди коленями, и всё же… Ничего хрупкого не было в упрямом выражении лица. Но если она думает, что сумеет переупрямить его – у клингона много талантов.
      – Второй день почти на исходе, Ворф. Завтра с наступлением темноты капитан будет казнён за убийство. Я должна присутствовать при Вашем разговоре с Таланни. Теперь, когда я знаю, на что она способна, я сумею защитить себя лучше.
      – Нет, советница, – непоколебимо сказал Ворф.
      Трой поднялась, и одеяла соскользнули на пол.
      – Ворф, Таланни знает что-то важное. Она единственная из всех, с кем мы говорили, кто на самом деле что-то знает, я уверена в этом. У нас осталось меньше сорока часов, чтобы доказать невиновность капитана Пикарда. Если меня при этом не будет, Таланни будет самой лучшей лгуньей, какую Вы только видели.
      – Что Вы имеете в виду, советница?
      Трой сделала два шага к нему, задрав голову, потому что хотела смотреть ему в глаза.
      – Таланни – эмпат-внушатель. Она способна внушать свои эмоции другим. Для меня и других орианцев это особенно опасно, но и Вы не защищены от этого. – Трой сцепила руки на животе. – Иными словами, Ворф, если я не буду там и не скажу Вам, что она внушает Вам свои эмоции, Таланни будет Вам лгать, и Вы ей поверите, потому что она заставит Вас поверить.
      – Клингоны невосприимчивы к эмпатии, – сказал Ворф.
      – Верно, – сказала Трой. – Но клингоны никогда не сталкивались с расой эмпатов, наделённой столь сильными способностями.
      – Нам приходилось иметь дело с бетазоидами.
      – Вам приходилось иметь дело со мной, Ворф, а я только наполовину бетазоид. На моей планете есть люди, способные с лёгкостью прочесть Ваши мысли, Ваши эмоции и внушить Вам свои.
      – В самом деле? – спросил он.
      – Разумеется, это незаконно. У нас очень строгие законы, определяющие, что дозволено и что недозволено эмпатам и телепатам. Но без этих законов и без способности обеспечивать их соблюдение… – Трой пожала плечами. – Это был бы крайне опасный мир. Мир, где несколько сильных телепатов контролировали бы остальное население. Орианцы обладают именно таким потенциалом, Ворф.
      – Я понимаю, что мне не обойтись без Вашей помощи, но что может помешать ей снова поглотить Вас?
      – Теперь, когда я знаю, что это, я могу противостоять ей.
      – Но опасность для Вас остаётся?
      – Да, но минимальная.
      – Мне это не нравится, – нахмурился он.
      – Я офицер Федерации, и мой капитан в тюрьме. Вы не станете лишать меня шанса спасти его, не так ли?
      Что мог Ворф ответить на это? Она говорила о своём долге и своей чести.
      – Вы можете присутствовать при разговоре с полковником Таланни, но если Вы почувствуете себя плохо, Вы должны будете уйти.
      – Я так и сделаю, Ворф, поверьте мне. У меня нет ни малейшего желания опять пройти через это. Для бетазоида нет ничего ужаснее, чем потерять себя.
      – Умереть с честью при исполнении своего долга – почётная смерть. Но потерять себя, как Вы это говорите, кажется менее почётным и… страшнее.
      Трой улыбнулась ему.
      – Я согласна с Вами, Ворф. Поверьте, согласна.
      – Я не имею в виду, что это была бы меньшая жертва. Напротив, это большая жертва.
      – Я понимаю Вас.
      Он одарил её одной из своих редких улыбок. Со многими из экипажа, даже с друзьями, Ворф зачастую чувствовал себя не в своей тарелке. Но рядом с этой хрупкой женщиной он знал, что его понимают. Не надо было никаких объяснений. Среди хаоса Трой была островком мира. Во многих отношениях Ворф ценил Трой по тем же причинам, что и Пикард. Хотя ни капитан, ни лейтенант об этом не догадывались.
 

 
      Полковник Таланни сидела в маленькой квадратной комнате, где проводились допросы, с маской на лице, в плаще, скрывавшем фигуру. Даже руки – и те прятались в перчатках. Не было ли это стремлением что-то утаить?
      Трой сидела в дальнем углу комнаты, как можно дальше от Таланни. Таланни спросила её о самочувствии, выразила надежду, что целительнице сегодня лучше. Да, Трой сегодня было лучше. Но в животе ощущался холодок страха. Она с трудом удерживалась, чтобы не сжать руки в кулаки. Но она прошла хорошую выучку. Такова была её работа: что бы ни произошло или ни было сказано во время допроса, она, советница, должна оставаться внешне спокойной. Трой всей душой надеялась, что ей удастся сохранить спокойствие.
      Трой забаррикадировала своё сознание. Когда подростками бетазоиды обретали свой дар, у многих он был, словно диким. Те, кто работал с такими подростками, помогая им тренироваться, должны были уметь блокировать своё сознание от всего, что выходило за пределы ежедневного общения. Но Трой никогда не приходилось работать с детьми. Поскольку она была бетазоидом лишь наполовину, её телепатические блоки были недостаточно сильны для этого. Разумеется, Трой ни словом не обмолвилась об этом Ворфу, опасаясь, что он не позволит её присутствовать при разговоре с Таланни.
      Эта женщина что-то знала, Трой была в этом уверена. Они должны это выяснить, и сегодня же. Время капитана Пикарда истекало.
      Ворф, скрестив руки на груди, стоял у дверей и, не мигая, глядел на Таланни. Он разглядывал её, как будто она была какой-то новой формой жизни, изучению которой он посвятил свою жизнь. Маска была бесполезна перед его взглядом. Таланни бессильна была что-либо от него скрыть. От Ворфа веяло непоколебимой уверенностью.
      Трой уже приходилось видеть, как он это проделывает. Это действовало главным образом потому, что Ворф был уверен в успехе. Причём уверенность эта была непритворной. Неудача не была возможной, пока не случалась. Ворф подготовился к этому допросу, как подготовился бы к битве. В битве нет места сомнениям. Сомнение может убить гораздо быстрее, чем оружие врага. Трой по-своему также подготовилась к битве.
      – Вам известно, почему Вы здесь? – громовым голосом спросил Ворф. Даже когда клингон говорил спокойно, в его голосе слышались нотки нарастающего гнева.
      – Я знаю, что вы выразили желание допросить меня, – сказала в ответ Таланни. – Я оказала вам большую честь, не взяв с собой на эту встречу телохранителей. Я оказываю вам большое доверие. – Голос её звучал уверенно.
      Но за этой уверенностью прятался страх. Она не взяла с собой телохранителей потому, что не хотела, чтобы они что-то узнали. Трой ощущала сознание Таланни, ей было легко ощущать его – слишком легко.
      Трой удерживалась на опасной грани между блокированием случайных эмоций Таланни и улавливанием того, что она действительно чувствует. Трой установила в своём сознании щит, но в центре этого щита был тоннель, а в конце тоннеля – дверь, которую Трой в случае необходимости готова была мгновенно захлопнуть. Но щит был с изъяном – он должен был быть с изъяном. Пока всё было в порядке.
      – Мы понимаем, какую честь Вы оказываете нам, придя сюда одна, полковник Таланни, – сказал Ворф с ударением на слове "честь".
      Таланни задвигалась на своём стуле, будто он вдруг сделался неудобным. Трой ощутила волну страха. Страха и стыда.
      – Честь тут ни при чём, Ворф, – сказала Трой. Оба, Ворф и Таланни, враз обернулись к ней. – Полковник не хочет, чтобы кто-нибудь узнал её тайну. Вот почему она пришла одна. – Трой вложила в эти слова всю свою уверенность.
      – Почему Вы не хотите, чтобы Ваши телохранители слышли это? – пошёл в атаку Ворф. – Почему нам можно это слышать? Или Вы собираетесь убить нас, как убили Марит?
      Таланни выпрямилась.
      – Я не убивала её. – Голос её чуть заметно дрогнул, и Трой уловила печаль.
      – Вы приказали пытать её. Она умерла от пытки. Это Вы её убили, – сказал Ворф.
      – Нет!
      – Вы сами знаете, что это правда.
      Таланни опустила голову, прижала затянутые в перчатки ладони к закрытому маской лицу.
      – Да, да, это правда. – Внезапно она подняла голову. – Но как вы не понимате, каждый, кого подозревают в преступлении, должен быть подвергнут пытке. – Она переводила взгляд с Ворфа на Трой, закрытое маской лицо не выдавало никаких чувств. – Я должна быда это сделать, как вы не понимаете.
      – Кого Вы пытаетесь убедить, Таланни? Нас или себя? – Трой признесла это мягко, без упрёка, но при этом опустила её титул. Трой чувствовала, как переживает случившееся Таланни. Женщина искренне горевала. Почему? Она не знала Марит. Или же знала? Трой решила рискнуть.
      – Когда Вы впервые встретились с Марит?
      Ворф взглянул на Трой, стараясь не выдать удивления. Таланни уставилась на неё, как будто у неё за спиной выросли крылья.
      – Я не понимаю, о чём Вы говорите.
      Страх, охвативший Таланни, хлынул через тоннель в сознание Трой. От чужого страха учащённо забилось сердце. Нет, только не снова. Трой захлопнула дверь, и щит стал непроницаемым. Она словно отсекла себя от Таланни. Контакт оборвался, и осталось ощущение потери. Потери частицы себя. Трой почти стала частью Таланни, и это было так легко.
      Трой ощутила холодок страха. Выдержит ли щит? Но голос её был спокоен и холоден, как её страх.
      – Когда Вы впервые встретились с Марит?
      – На банкете, разумеется, – ответила Таланни чуть дрожащим голосом.
      – Вы лжёте, – мягко сказала Трой. Это был блеф, потому что, восстановив свой щит, она не могла чувствовать ложь. Но она ощутила её раньше. Правда не может измениться так быстро.
      – Скажите правду, полковник Таланни. – Ворф опустил руки, сделал два шага вперёд. Дыхание его участилось.
      Таланни взглянула на него, затем перевела глаза на Трой.
      – Я сожалею о смерти этой женщины сильнее, чем вы думаете. Я отдала приказ больше никого не пытать. Да и не я приказала пытать зелёных. – Она вновь взглянула на Ворфа. – Генерал Баша распорядился от моего имени.
      Трой заметила, что на этот раз она не назвала его мужем.
      – Почему генерал сделал это? – спросил Ворф.
      – Заключённые в моём ведении. Это часть моих обязанностей, как помощника главнокомандующего. Но мы с Башей полностью понимаем друг друга. Он зачастую отдаёт от моего имени приказы о проведении допросов. Хотя он никогда не приказывает привести в исполнение смертные приговоры. Такой приказ могу отдать только я.
      – Очень удобно, – сказала Трой.
      – Я вовсе не рада отдавать приказы о казни своих людей. В отличие от Баши, я считаю их всех своими. – Встав, она шагнула к Трой. – Даже зелёных.
      Говорила ли она искренне? Трой не могла этого сказать.
      – Вы встретились с зелёными без ведома Баши. – Трой произнесла эти слова утвердительно, хотя отнюдь не была в этом уверена. Сейчас было не время для осторожности.
      Ворф сумел сохранить спокойствие. Да и почему бы ему не оставаться спокойным? Он думал, что Трой улавливает это, а не предполагает.
      – Я не предавала своего мужа, – сказала Таланни.
      – Я не говорю, что Вы предали его, Таланни. Я говорю, что Вы встретились с зелёными без его ведома. Я целительница ума, Таланни. Вы знаете, что это означает. В ваших легендах говорится о людях, подобных мне. Вы не можете обмануть целительницу ума. – Это не было правдой в строгом смысле этого слова, но большинство орианцев, похоже, этому верило.
      – Нет! Я не предавала своего мужа. Я не предала бы своих. Я не нарушала законов. – Она обернулась к Ворфу, протянув руки, словно в мольбе. – Я сама помогала установить эти законы. Зачем же мне нарушать их?
      – Потому что зелёных Вы тоже считаете своими, – сказал Ворф.
      Она отшатнулась, как от удара.
      – Вы обращаете против меня мои собственные слова.
      – Вы нарушили свои законы, предали свой народ. У Вас нет чести, – сказал Ворф.
      – А теперь Вы помогли убить одну из тех, с кем тайно встречались, – сказала Трой. – Вы предали всех, Таланни. Сначала своих, а теперь зелёных.
      Таланни сорвала маску и отшвырнула её. Ударившись об стену, маска шлёпнулась на пол. Из больших блестящих глаз орианки текли слёзы.
      – Ради чего Вы предали всех, Таланни, ради чего? – спросила Трой.
      – Джерик, Джерик! – дважды выкрикнула Таланни имя сына и разрыдалась.
      Трой и Ворф переглянулись. Ошеломлённое выражение лица Ворфа соответствовало чувствам Трой.
      – Что это значит, Таланни? При чём тут Ваш сын? – спросила Трой.
      – Я думала, Вы всё знаете, – с горечью отвечала та. – Я потеряла троих детей, они были настолько деформированы, что не могли выжить. Трое мёртвых детей. – Она смотрела на Трой большими, золотистыми, блестящими от слёз глазами. – Вы понимаете, что это такое, целительница? Трое детей, которых я выносила. Трижды я чувствовала внутри себя жизнь. И трижды я рожала на свет уродов, которые не могли жить вне моего тела.
      По телу Таланни пробежала заметная дрожь. Трой была рада, что не может этого чувствовать.
      – Вся их жизнь прошла во мне. – Она смотрела на Трой, по лицу её катились слёзы. – Я была их матерью, пока они были во мне. – Она обхватила живот. – Но когда они рождались на свет, я больше не могла быть их матерью. Я не могла их спасти. Я могла лишь смотреть, как они умирают.
      Теперь она говорила тихо, почти шёпотом. Трой пришлось подойти на шаг, чтобы слышать её.
      – Я не могла вынести этого снова. Не могла.
      – И Вы обратились к зелёным за помощью, – сказала Трой.
      – Да, – прошептала она.
      – Расскажите нам, – сказал Ворф. В глубоком, звучном голосе больше не слышалось угрозы. Ворф даже протянул ей руку, словно желая её утешить. Боль, появившаяся на миг в его глазах, яснее ясного показала Трой, что он ощущает боль Таланни. Ворф понимал, что такое утрата. Даже если смерть надлежало праздновать, бывали утраты, причиняющие боль.
      – Расскажите нам, – мягко повторил Ворф.
      Таланни моргнула, глядя на Ворфа, словно осознавая, что он чувствует её боль. Впервые за время разговора Трой подумала, не была ли она права в своих опасениях. Возможно ли, чтобы Таланни внушала свои эмоции Ворфу?
      Трой посмотрела на Ворфа. Ей придётся убрать барьеры, а на это она решиться не могла. Таланни была в состоянии эмоциональной бури.
      – Большинство наших женщин даже не могут забеременеть, – сказала Таланни дрожащим от слёз голосом. – Вы знаете, что бывает с детьми, которым удаётся появиться на свет, – продолжала она, не глядя на них. – Неживые дети. Большинство со временем удаётся спасти, но это уже не дети. Ничто не могло спасти моих детей.
      Она резко повернулась, плотнее закутываясь в плащ.
      – У зелёных женщины беременеют легче, и дети их рождаются здоровыми. – Она покачала головой. – Их и ненавидят главным образом потому, что у них здоровые дети. Слишком горькое напоминание для нас.
      – Но почему бы вам не перенять их знания? – спросила Трой. – Несомненно, они используют какую-то форму биотехнологии, чтобы помочь своим детям.
      – Признать это значило бы признать, что зелёные были правы с самого начала. И что мы сами убиваем своих детей. Признавать это не хотелось никому. Все предпочитали по-прежнему ненавидеть друг друга, а потом возненавидели и зелёных. Мы привыкли ненавидеть. Это легче, чем что-то менять.
      – И Вы обратились к ним, чтобы они помогли Вам родить здорового ребёнка, – сказала Трой.
      – Да. И теперь у меня есть Джерик. И я ничуть не жалею о том, что сделала.
      – Вам помогла Марит?
      Таланни кивнула.
      – А теперь я позволила убить её.
      Что могла ответить на это Трой? По-своему это было правдой.
      – А Баша об этом знает?
      – Нет, он ненавидит зелёных.
      – Аудун – единственный из зелёных, с кем мы общались. Вы можете отвести нас к ним? – спросила Трой.
      – Зачем? – На лице её выразилось нескрываемое подозрение.
      – До казни капитана Пикарда остался только день, – сказал Ворф.
      – Конечно же, – кивнула Таланни, – вы надеетесь, что зелёные смогут вам что-нибудь рассказать о биологически изменённом растении.
      – Да, – сказал Ворф.
      Она перевела взгляд с Ворфа на Трой, словно пытаясь навеки запечатлеть в памяти их лица.
      – Я предала женщину, подарившую мне моего сына. Я не предам зелёных ещё раз. Если вы попытаетесь обмануть меня или их, я убью вас обоих, хоть вы и послы Федерации, – глядя им в глаза, твёрдо произнеслп она.
      – Понятно, – кивнул Ворф.
      – Хорошо, – сказала она. – Хорошо, что вы меня понимаете. Хотела бы я себя понимать. – Она слабо улыбнулась, подняла с пола и надела маску, набросила на голову капюшон. – Я отведу вас в стан зелёных. Возможно, вы найдёте там ответы на свои вопросы, как я нашла на свои.
      – Благодарим Вас, полковник Таланни, – сказала Трой.
      – Не спешите меня благодарить, целительница. Вашему капитану по-прежному угрожает смерть, если вы не найдёте доказательств его невиновности. Вы видели, как я смогла помочь Марит. Я ничем не смогу помочь вам, если вы не найдёте доказательств.
      – Мы найдём доказательства, – сказал Ворф.
      – Как вы можете быть так в этом уверены?
      – Потому что капитан Пикард невиновен.
      – Я знала, что клингоны отличаются буйным нравом и зациклены на каком-то странном кодексе чести, но не знала, что они политически наивны, – с едва уловимой усмешкой в голосе сказала Таланни.
 

 
      Джорди разглядывал гладкие блестящие панели. Они были красивы. Серебристая стена устремлялась вверх, плавно смыкаясь с потолком. Это больше походило на прекрасную скульптуру, нежели на контрольную панель. Джорди восхищался её красотой, но чем дольше он её разглядывал, тем меньше понимал. Он чувствовала, что чем дольше смотрит, тем глупее становится.
      Он хотел открыть панель и заглянуть внутрь. Услышав это, Велек пришёл в ужас. Можно было подумать, что Джорди предложил вскрыть самого главного инженера. "Варварство" было самое вежливое слово из всех, которые употребил Велек.
      До сих пор Джорди не сознавал, в какой степени его работа зиждется на хорошей диагностической компьютерной программе или на технике ручной разборки-сборки. Здешние компьютери напрямую связаны с двигателями и говорить с ним не станут. Он чувствовал себя бесполезным.
      Доктор Крашер стояла в нескольких метрах слева от него. Она исследовала контрольную панель с помощью медицинских тестов, словно это и вправду был пациент. У неё дела шли лучше, чем у Джорди. Поскольку её пациентам не нравилось, чтобы им разрезали кожу для того, чтобы посмотреть, что у них там внутри, у неё были инструменты, позволяющие заглянуть внутрь, не повреждая при этом наружную оболочку. Выключив медицинский трикодер, она взглянула на Джорди. Вокруг её зелёных глаз обозначились линии.
      – Похоже, я обнаружила травму.
      – Что? – Джорди торопливо приблизился к ней. Возможно, это тот самый перелом к лучшему, который им так необходим.
      – Будь это пациент, я бы сказала, что тут проблема с имунной системой. Точно не знаю, в чём тут дело, но как будто что-то проникло в организм и пожирает белые кровяные клетки. С уничтожением имунной системы внутренние органы перестают функционировать. Организм начнёт блокировать поражённые участки, чтобы выжить. Не могу только понять, почему отказ имунной системы приведёт к уничтожению двигателей. Будь это пациент, я бы могла поддерживать жизнь, в стазе при необходимости.
      – Я думаю, что понимаю, – сказал Джорди. Этот двигатель невозможно отключить. Основные системы взаимосвязаны – при необратимом повреждении одной из них всё рухнет, как карточный думик. Именно поэтому Велек и не позволил мне вскрыть ни одну из систем. Повредите хоть одну деталь – и весь двигтель будет повреждён.
      – Значит, если разрушена одно система – разрушено всё? – спросила Крашер.
      – Да.
      Думаю, я могу замедлить разрушение имунной системы, но проблема в том, чтобы восстановить то, что уже повреждено.
      Джорди провёл рукой по светящейся панели. Панель никак не прореагировала – как не реагировала на него всё это время.
      – Прежде, чем разрушение двигателей не станет необратимым.
      – И тогда они взорвутся, – докончила за него доктор Крашер.
      – Вы можете что-нибудь сделать с имунной системой? – спросил Джорди.
      – Я установила диагноз, Джорди, но не знаю, как к этому подступиться.
      – Что Вы имеете в виду?
      – Будь это пациент, я стала бы оперировать. Некоторые из жизненно важных органов двигателя перестают функционировать. Необходим ремонт или замена. Вы не могли бы открыть двигатели? Чтобы я могла до них добраться?
      – Двигатели меня игнорируют, – покачал головой Джорди. Меня для них нет. Когда Велек касается панелей, они оживают, но на меня они не реагируют.
      – Что мы можем предпринять, Джорди?
      Велек, должно быть, услышал своё имя, потому что вышел своей неторопливой походкой из-за переплетения металлических конструкций.
      – Я говорил вам, что вы ничем не можете нам помочь, – сказал он. Даже его медленный голос звучал устало.
      – Не могли бы Вы открыть двигатели, чтобы доктор смогла осмотреть их?
      – Наши двигатели не поймут ни ваших инструментов, ни ваших инструкций. Вы только расстроите их.
      Велек всё время говорил о двигателях так, словно они были самостоятельными живыми существами. Джорди больше не удивлялся этому.
      – Но Вы могли бы говорить с двигателями, объяснять им действия доктора.
      – Это не поможет, – сказал Велек.
      Джорди подумал, есть ли в языке милгиан слово, обозначающее "пессимист", но он не был уверен, что до Велека дойдёт смысл оскорбления. Кроме того, Джорди был офицером Федерации. Ему не подобало оскорблять офицеров других рас. Каждый из команды «Энтерпрайза» был в той или иной степени дипломатом. Он глубоко вздохнул.
      – Велек, у нас осталось мало времени. Не могли бы Вы подыграть мне и сказать двигателям сделать то, о чём мы просим?
      – Подыграть Вам? Не понимаю, при чём тут игры.
      Чувство бессилия сменилось злостью. Джорди уже открыл было рот, чтобы заорать на упрямца, но взял себя в руки. Он проглотил уже готовые сорваться слова и вместо этого негромко рассмеялся.
      – Я не понимаю причины Вашего веселья, – сказал Велек.
      – Думаю, мы все устали, – сказала Крашер.
      – Верно, мы все устали,- кивнул Джорди. Он поглядел на высокую яркую фигуру милгианина с глазами, выражения которых не мог понять. – Иногда, когда земляне подавлены, они смеются. Это снимает напряжение.
      Несколько секунд Велек размышлял над услышанным.
      – Кажется, я понял. Мы делаем бортак, чтобы снять напряжение.
      – Бортак? – переспросил Джорди, переглядываясь с Крашер.
      Он вдруг увидел, как тело Велека засветилось. Жар пульсировал, переходя от одной части тела к другой. Тело пошло рябью, как полурасплавленный… песок. Потом жар прекратился, тело Велека задрожало и, если то, что мог видеть Джорди, было правдой, вновь затвердело.
      – Доктор, Вы видели?
      – Да, – кивнула Крашер.
      – Теперь я чувствую себя лучше, – сказал Велек. – Напряжение уменьшилось.
      – Рад это слышать, Велек, – медленно сказал Джорди.
      Тут в помещение вошёл ещё один милгианин, поменьше Велека, бледно-голубого цвета.
      – Главный инженер, капитан хочет поговорить с Вами.
      – Благодарю Вас, инженер Бебит. Оставайтесь с нашими гостями до моего возвращения.
      – Да, главный инженер. – В сравнении со всеми голосами милгиан, которые Джорди до сих пор слышал, Бебит почти выпалил свой ответ. В его голосе прозвучал почти энтузиазм.
      Дождавшись, когда Велек вышел, Бебит обратился к ним.
      – Чем я могу Вам помочь?
      Что им было терять? Джорди объяснил, что обнаружила доктор, и что они хотят сделать с двигателями.
      – Велек прав. Двигатели не поймут вас. Ни он, ни я не сможем говорить с двигателями за вас.
      Джорди тяжело вздохнул. Чувство тяжести в затылке усилилось. Неужели они ничего не могут сделать? Неужели первый контакт с милгианами будет связан с гибелью одного из их кораблей и десятками жертв?
      – Но вы можете попытаться говорить с двигателями напрямую, – сказал Бебит.
      – Вы хотите сказать, что я могу говорить с двигателями сам? – быстро спросил Джорди.
      – Я не вижу, почему нет, – ответил Бебит. – Правда, до сих пор никто, кроме милгиан, не пытался говорить с ними, но сам принцип не может иметь подобных ограничений.
      – Что я должен для этого сделать?
      – Минутку, Джорди, – вмешалась доктор Крашер. Она шагнула к Бебиту. – Не может ли это быть опасным для лейтенанта Ла Форжа?
      – Опасным? – переспросил Бебит. – Не думаю.
      – Джорди, эти двигатели живые. Это ведь будет не то, что нажать кнопку.
      – Что бы это ни было, доктор, я хочу попытаться. – Джорди обернулся к невысокому милгианину. Впрочем, невысоким Бебит был лишь относительно. По сравнению с двумя землянами он выглядел великаном.
      – Объясните мне, как я могу говорить с двигателями, Бебит.
      Бебит направился в угол, если только плавные закругления этой комнаты можно было назвать углом. Он провёл вдоль стены ладонью, и в стене возникла небольшая ярко-красная панель.
      – Вы должны позволить двигателю попробовать Вас. Тогда он станет Вас узнавать, и Вы сможете с ним говорить.
      – Попробовать меня? – переспросил Джорди. – Я не понимаю, Бебит.
      – Положите… руку вот сюда, и двигатель… попробует Вас. Тогда он сможет узнавать Ваши… – казалось, он подбирал подходящие слова – … клетки.
      – Доктор?
      – Двигатель содержит частицы тканей милгиан. Мне даже удалось обнаружить ДНК Велека.
      – А Ваши клетки тоже содержатся в двигателе, Бебит? – спросил Джорди.
      В лице Бебита произошло какое-то движение, от него пошёл жар. Джорди не сразу сообразил, что милгианин, должно быть, улыбается.
      – Да, совершенно верно. Двигатель содержит частицы всех инженеров. – Он был горд, точно отец, чей сын-тугодум наконец-то усвоил какое-то элементарное понятие.
      Джорди не беспокоило, что милгиане считают его тугодумом. Лишь бы у него получилось.
      – Покажите мне, как дать двигателям попробовать меня.
      – Джорди…
      – Нет, доктор, у нас не остаётся времени.
      – Ладно, – неохотно кивнула она, – но я буду наблюдать за Вами.
      – Рад этому. – Джорди улыбнулся, показывая, что ничуть не сомневается, но, по правде говоря, мысль о том, чтобы позволить чему-то столь чужеродному, как эти двигатели, "попробовать" его, была пугающей и в то же время заманчивой.
      – Просто приложите Вашу ладонь к панели, вот так. – Бебит приложил к панели свою голубоватую ладонь. На миг панель вспыхнула так, что Джорди стало больно на неё смотреть.
      – Джорди, мои приборы показывают, что рука Бебита на миг стала частью панели. Они слились воедино. – Крашер взглянула на него. – Слияние Ваших клеток с этой панелью не будет безболезненным.
      Джорди тряхнул плечами, пытаясь избавиться от чувства тяжести.
      – Я всё же попытаюсь, доктор.
      Крашер чуть склонила голову на бок, скривила губы, как всегда, когда её что-нибудь огорчало.
      – Хорошо, Вы должны попытаться, но я буду сканировать Вас. Если эта штука начнёт причинять Вам вред, я прерву контакт.
      – На то Вы врач.
      – Было бы неплохо, если бы Вы чаще вспоминали об этом.
      Джорди улыбнулся и снова обернулся к панели.
      – Просто приложить ладонь?
      – Да, – сказал Бебит.
      Глубоко вздохнув, Джорди приложил ладонь к панели. Она была такой же гладкой, как сами стены, и поначалу такой же прохладной. Когда он коснулся её, она стала теплее, но поначалу это не было неприятным. Она не стала яркой, как при прикосновении Бебита. Тепло нарастало как-то неуверенно, точно не зная, что делать незнакомым вкусом.
      Прижимая ладонь к тёплой панели, Джорди терпеливо ждал. Поверхность медленно нагревалась, пульсируя всё ярче и ярче. Жар всё усиливался, пока Джорди не стало казаться, что его ладонь поджаривают. Это становилось невыносимым. Стиснув зубы, он сильнее прижал ладонь к панели. Если это единственный способ установить контакт с двигателями, он вытерпит. Должен вытерпеть.
      – Джорди, Ваша рука начинает гореть.
      – Знаю, – сказал он. От боли голос звучал чуть выше обычного. Ощущение было такое, словно машина сдирала ему кожу с ладони и заливала в вены расплавленный металл. В горле нарастал крик.
      Панель становилась всё ярче и ярче, пока не сделалась ослепительно-красной. К горлу подступила тошнота. Он почувствовал, что если сейчас не закричит, то потеряет сознание. Он закричал. Что-то впилось ему в ладонь, как крошечный рот. Что-то прижалось к обожжённому мясу.
      Прижимая руку к груди, Джорди упал на колени. Он с трудом дышал и был весь в поту.
      – Джорди. – Доктор Крашер опустилась на колени рядом с ним; осторожно, но твёрдо взяла его руку в свои. – Дайте мне взглянуть.
      На ладони и пальцах вздулись огромные пузыри. Боль уменьшилась, но не прошла. Словно из его ладони выкачали всю кровь и залили вместо неё расплавленный металл. И теперь этот металл поднимался по руке к плечу.
      – Вы получили ожоги второй степени, и ещё легко отделались. – В голосе её звучал упрёк.
      – Ну что, Бебит, получилось? – спросил Джорди, почувствовав, что может говорить нормально. – Я могу говорить с двигателями?
      – Я спрошу их, – сказал Бебит. Подойдя к одной из контрольных панелей, он провёл над ней рукой. На панели тотчас появились разноцветные блики и побежали за его рукой, словно чувствуя её движение.
      Внезапная резкая боль заставила Джорди охнуть, и на миг он позабыл обо всём, кроме своей руки. Доктор Крашер что-то делала с его рукой, и это что-то причиняло обожённой ладони нестерпимую боль.
      – Я знаю, что это больно, Джорди, но если я дам Вам сейчас обезболевающее, Вас начнёт клонить в сон. – Её большие зелёные глаза серьёзно смотрели на него. – Если станет слишком больно, скажите мне.
      Ему пришлось прикусить губу, чтобы не закричать. Он глотнул, удерживая подступающую к горлу тошноту. Джорди никогда раньше так не обжигался. Для травмы, не угрожающей жизни, боль была невероятной. Он услыхал собственный дрожащий голос:
      – Со мной всё в порядке.
      По лицу доктора Крашер ясно читалось, что она ему не верит. Джорди сейчас было не до этого. Лучшее, что он мог сейчас сделать – солгать, что с ним всё нормально. Он – инженер. Чтобы спасти этот корабль, нужны они оба, если только его можно спасти.
      Бебит обернулся к ним, лицо его всё ещё хранило выражение, означавшее для милгиан улыбку.
      – Двигатели хотят говорить с тобой, Джорди.
      Впервые милгианин обратился к нему по имени. Странно было услышать такое обращение от того, кого впервые увидел лишь несколько минут назад; но они здесь для того, чтобы работать вместе, чтобы установить контакт, если возможно. Это было начало, и Бебит был явно дружелюбнее Велека.
      – Спасибо, Бебит, – сказал Джорди, вставая с помощью доктора Крашер. Боль не прекратилась, но в голове у него прояснилось. – Мне уже лучше, доктор, спасибо.
      Кивнув, Крашер отошла на шаг.
      – Я не думаю, что Вы сможете выдержать ещё один такой ожог.
      В глубине души Джорди был с ней согласен, но у них не оставалось времени.
      – Бебит, мне не повредит говорить с двигателями, как повредило, когда двигатель меня пробовал?
      Лицо Бебита на миг стало ярко-красным – печаль.
      – Мне жаль, что тебе было больно. Мне не больно оттого, что двигатель меня пробует. Двигатели не стали бы причинять тебе боль нарочно, Джорди.
      – Верю, Бебит, но мне не будет больно говорить с двигателями?
      – Тебе не нужно касаться панелей – ты только проводи возле них рукой. От этого тебе не будет больно?
      – Надеюсь, что нет, – сказал Джорди. – Что я должен делать?
      – Проведи рукой вдоль этой панели, вот так, – Бебит растопырил веером свои толстые пальцы, и панель тотчас замерцала огоньками. – Видишь?
      Джорди не понимал, что означают эти разноцветные огоньки, но он мог повторить движение и надеялся, что этого будет достаточно.
      – Я должен провести той рукой, которую пробовал двигатель?
      – Не обязательно.
      Это хорошо, подумал Джорди, поднимая здоровую руку к мягко светящейся панели.
      – Не прикасайтесь к ней! – низкий крик заставил Джорди резко опустить руку и обернуться. Велек показался в дверях и теперь приближался к ним со всей доступной ему скоростью. – Не прикасайтесь к ней!
      – Главный инженер… – заговорил было Бебит.
      – Молчите! Вы едва не погубили корабль.
      – Но, главный инженер…
      – Уходите!
      Бебит не стал больше спорить. Повернувшись, он заковылял прочь. Тело его словно остыло, и визор Джорди больше не улавливал горячих точек. Милгианин показался Джорди удручённым.
      – В чём дело, Велек? – спросил Джорди.
      – Строение ваших клеток для этого корабля чужое. Смешение ваших клеток с клетками корабля может вызвать немедленный взрыв.
      Джорди взглянул на Крашер, та в ответ пожала плечами.
      – Но ведь корабль уже попробовал меня и не взорвался от этого.
      – Этот идиот, Бебит, как он мог так рисковать? – В голосе Велека слышались гнев и паника.
      – Если опасность заключалась в строении моих клеток, то всё обошлось.
      – Но Вы собирались говорить с двигателями. – Велек приближался к ним, и Джорди видел разноцветные тепловые линии его тела, сменяющие друг друга, как в калейдоскопе. У него едва не закружилась голова, пришлось отвернуться. Джорди мог только предполагать, что у милгиан это было признаком чрезвычайного волнения.
      – Мне необходимо говорить с двигателями, чтобы отремонтировать их, – сказал Джорди.
      – Вы не понимаете наших двигателей. Они находятся в состоянии стресса. Если они попытаются говорить с чем-то настолько чуждым, как Вы, то могут взорваться немндленно. Вы понимаете это? – Своей массивной фигурой Велек загородил от землян контрольную панель. Им поневоле пришлось отступить.
      – Через несколько часов корабль всё равно погибнет.
      – Но не сейчас, – сказал Велек.
      – Тогда давайте эвакуируем всех на «Энтерпрайз», и я попробую поговорить с двигателями.
      – Вы станете рисковать своей жизнью ради того, чтобы спасти наш корабль?
      Джорди не нашёлся что ответить. Это звучало чертовски героично, а он не чувствовал себя героем.
      – Мой долг – сделать всё возможное для спасения вашего корабля и людей, поэтому да, я готов рискнуть.
      Несколько секунд Велек смотрел на Джорди. Тепловые лини остыли, и Джорди многое дал бы за возможность видеть выражение лица главного инженера. Хотя, как и в большинстве случаев при первом контакте с незнакомыми расами, выражение лица могло бы ничего не объяснить.
      – Я не могу позволить Вам, чужому, рисковать собой ради моего корабля. Я главный инженер, и я умру вместе с моими двигателями.
      – Тогда оставайтесь со мной. Мне понадобится помощь, – сказал Джорди.
      – Прежде чем вы начнёте, мы отведём «Энтерпрайз» на безопасное расстояние, – сказала Крашер.
      – Верно. И попытайтесь убедить как можно больше милгиан эвакуироваться.
      – Попробую, – кивнула Крашер,- но это нелепое стремление пойти ко дну вместе со своим кораблём… Не знаю, как через это пробиться.
      – Это не нелепо, – сказал Велек. Это наш обычай.
      – Любой обычай, ведущий к напрасным жертвам, для меня отвратителен, главный инженер Велек. Я доктор; я спасаю жизни. И для меня это важнее, чем любой обычай.
      – Я не покину свой корабль, когда ему угрожает опасность, – сказал Велек.
      – Пойду, попытаюсь уговорить остальных офицеров перебраться на «Энтерпрайз», – сказала Крашер. – Я вернусь, когда уговорю столько милгиан, сколько смогу.
      – Минутку, доктор. Вы тоже транспортируетесь на «Энтерпрайз».
      – Если эти двигатели не взорвутся, и Вы сможете говорить с ними, я Вам понадоблюсь. Эти двигатели живые, Джорди. Тут нужны и инженер, и доктор.
      Джорди хотел было возразить, но рот её упрямо сжался, и в зелёных глазах появился жёсткий блеск. По-своему Крашер была не менее упряма, чем милгиане.
      – Хорошо, Доктор. Вы займитесь эвакуацией, а я тем временем попробую пройти ускоренный курс механики милгианских двигателей.
 
      Двумя часами позднее Джорди вновь стоял перед светящимися панелями. Слева и справа от него стояли Велек и доктор Крашер. Им не удалось уговорить больше ни одного из милгиан покинуть корабль. «Энтерпрайз» вместе с немногими эвакуированными отошёл на безопасное расстояние.
      Велек пытался объяснить, что значит "говорить" с двигателями, но объяснение не поддавалось переводу. Джорди подумал, что это один из тех случаев, когда не поймёшь, пока не испытаешь. Либо Джорди поймёт это, вступив в контакт с двигателями, либо нет. Либо они взорвутся, либо нет. Хорошо, когда выбор так прост.
      – Все готовы? – спросил Джорди.
      – Милгианин всегда готов отдать жизнь за свой корабль, – сказал Велек.
      – Извините, что спросил. Доктор Крашер?
      – Я с Вами, Джорди.
      – Что ж, поехали. – Он поднял руку и медленно поднёс её к панели. Когда его ладонь почти коснулась панели, он почувствовал, словно по руке прошёл ток, и она онемела, как от удара по электрической косточке.
      Двигательный отсек исчез, и Джорди затянуло в длинный узкий тоннель. Пееред глазами вспыхивали и плясали разноцветные огни. Он зажмурился. но огни не исчезли. Он ничего не понимал, лишь чувствовал, как его поглощает водоворот цветов – красного, белого, жёлтого, розового, оранжевого. А затем всё внезапно стало понятным. Эти цвета были двигателями, и они говорили с ним.
      У них не было ни голосов, ни органов слуха, и цвета, которые он видел, были лишь внешней оболочкой, как его кожа. Разговор происходил глубже, где нельзя было видеть, только чувствовать.
      Двигатель, ибо он был единым существом, очень заинтересовался Джорди. Он никогда ещё не встречал не-милгианиа. Он мог воспринимать его сознание – не было необходимости в словах и даже в конкретных мыслях. Двигатель впитывал информацию непосредственно из его сознания.
      Двигатель светился и пульсировал, и Джорди чувствовал его. Его сознание устремилось по электрическим цепям и проводящим трубкам. Он и двигатель были одно целое. Это было ошеломляюще и чудесно, и он знал, что так будет всегда…
      – Джорди, Вы меня слышите? – Голос доктора Крашер прорвался сквозь разноцветные вспышки. Странно было услышать обычную речь.
      – Слышу, доктор. – Собственный голос показался ему далёким и чужим.
      – С Вами всё в порядке?
      – Да. А что?
      – Вы стоите неподвижно уже больше двадцати минут и не реагируете, когда я говорю с Вами. Велек хотел прервать контакт, но я боялась, что Вам это повредит. Если показания моих приборов правильны, двигатель подключился к Вашей нервной системе.
      – Это плохо?
      – Нет, если это Вам не вредит. – Тревога в её глосе была, как тёмно-фиолетовый цвет среди цветов двигателя.
      – Со мной всё в порядке, доктор. Я понравился двигателю. Он хочет учиться у меня. Мне нужно время, чтобы разобраться, что он мне говорит, но, по-моему, мы поладили. Свяжитесь с «Энтерпрайзом», передайте, что с нами всё в порядке, и мы приступим к операции, как только наш пациент сообщит мне, в чём проблема.
      – Он скажет Вам, в чём проблема?
      – Да, его имя – две длинные жёлтые вспышки и затем одна короткая синяя. Жёлтый-Жёлтый-Синий. – Когда Джорди подумал об имени двигателя, цвета заплясали быстрее, закружились вокруг него, затянули в свой водоворот. Джорди не пытался сопротивляться. Он хотел узнать, как работает двигатель, и теперь двигатель мог показать это ему.
 

 
      В плаще было жарко. И хотя дыхательные маски предназначались для того, чтобы помочь дышать, Трой хватала ртом воздух. Дышалось с трудом, по лбу катились капли пота. Она подняла руку, чтобы ветереть их, но рука наткнулась на маску. Вздохнув, Трой заставила себя опустить руку. Она должна была выглядеть, как орианка, а ориане не пытались отереть закрытые масками лица и не одёргивали плащей.
      Стоявший рядом Ворф выглядел ещё более неловко. Он просто не походил на орианца. Даже плащ и маска не могли этого скрыть. Плащ был слишком коротким и едва доходил до колен. Перчаток, подходящих ему по размеру, вообще не нашлось, так что он был вынужден прятать руки под плащом. Маску ему выдали ещё на корабле; она подходила, но голову ему приходилось прикрывать капюшоном, иначе он выглядел, как… клингон, нарядившийся для хэлоуина.
      Таланни вела их по пустым коридорам. Ей не больше, чем им, хотелось, чтобы их схватили; возможно, меньше. Брек был допущен к участию в этой экспедиции только потому, что Таланни теперь считала его членом группы Федерации. Трой и Ворфу до сих пор было не по себе оттого, как легко Таланни и Брек свыклись с новой лояльностью последнего. Сами же орианцы, насколько чувствовала Трой, не усматривали в этом ничего странного.
      Коридоры сменились прорубленными в скале тоннелями. Ворфу пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Клинкон не жаловался, но в тишине то и дело раздавалось его напряжённое пыхтение.
      Трой было несколько высоковата для орианки. И хотя одежда подходила ей по размеру, всё же было очень жарко. И чем дальше уходили они по сужающемуся тоннелю, тем жарче становилось. Воздух был сухим и застоявшимся; им словно приходилось пробираться сквозь одеяло.
      Фонарь Таланни бросал круги света на сужающиеся стены. Каменный пол был отполирован почти до гладкости множеством ног.
      – Для чего прорубили эти тоннели? – спросила Трой. Голос её отдался эхом, так что ей самой показалось, что он слышится откуда-то издалека. Трой глотнула и взглянула вверх, на тёмный потолок. Если заблудиться здесь без фонаря, то даже звук не поможет. Неверное эхо обманет не хуже темноты.
      – Этого никто не знает. – Таланни произнесла ответ шёпотом, но звук её голоса заструился, как вода в скалах.
      Брек издал звук, похожий на смешок.
      – Вы хотите что-то добавить, Брек? – спросил Ворф.
      – Всего лишь старые солдатские сказки, посол. – Голос его прозвучал совсем рядом с Трой, словно в этой давящей темноте ему тоже было не себе. – Говорят, что это тоннели демонов, уничтоженных нашими предками в незапамятные времена.
      – Сказки для того, чтобы пугать детей, Брек, но не воинов, – сказала Таланни. В её голосе слышалось презрение.
      Брек ничего не ответил на эту насмешку. Происходящее, казалось, слегка забавляло его. И всё же ему было не по себе. Неужели он в самом деле боялся демонов? Трой не верила этому, но она впервые ощутила его обеспокоенность.
      – Брек, – спросила Трой, полуобернувшись к нему, – Вы боитесь темноты? – Она хотела произнести это тихо, но предательское эхо понесло её голос по всему тоннелю.
      – Я воин-торлик. Я не боюсь ничего, что ходит по земле или летает в воздухе.
      – Но демонов боитесь? – поддразнила Таланни.
      – Я ничего не боюсь, – твёрдо ответил он.
      Трой пожалела, что завела этот разговор. Брек боялся – боялся темноты и сужающихся каменных стен. Он был клаустрофобиком, но только в темноте. Трой уже доводилось сталкиваться с подобными своеобразными фобиями. Люди, боящиеся высоты – но лишь на искусственных сооружениях. В этом не было ничего необычного, но фобия делала Брека… понятнее. Он казался, за неименеем лучшего слова, более человечным.
      – Нам осталось совсем немного пройти по тоннелю, – сказала Таланни, – и мы выйдем на поверхность. Посол, целительница, держитесь за мной, не задерживайтесь на поверхности. Самое опасное для нас – блуждающие массы отравленного воздуха. Если мы столкнёмся с такой массой, мало что сможет нас спасти.
      – Тогда почему нет более лёгкого пути к зелёным?- с едва заметным напряжением в голосе спросил Ворф.
      – Немногие из нас рискнут выйти на поверхность в тех районах, которые не используются для регулярных маршрутов. За участками, которые используются для маршрутов, мы следим, чтобы там не было ядов и других опасностей. Этот смертельно опасный участок – лучшая защита для зелёных.
      Каменная стена перед Таланни казалась сплошной, но тут они увидели просвет. Тени словно отступили, и стал виден узкий сводчатый тоннель – заметно уже того, через который они прошли.
      – Как думаете, лейтенант Ворф? Сможете пройти?
      Ворф опустился на одно колено, чтобы выпрямить спину, взглянул в тёмный тоннель.
      – Дальше он ещё сужается?
      – Нет, больше он не сужается.
      Опустившись на четвереньки, он двинулся вперёд, ощупал края отверстия руками.
      – Я пролезу, но… с трудом.
      – Тогда я пойду вперёд. – Согнувшись чуть ли не вдвое, Таланни двинулась в тоннель. Свет от её фонаря заметался по скале, как живое существо.
      – Теперь Вы, советница, – сказал Ворф.
      – Думаю, лучше будет, если Вы пойдёте передо мной, – сказала Трой.
      – Если я… застряну, Вы очутитесь в ловушке.
      – Если Вы застрянете, я буду толкать Вас сзади, а Таланни – тянуть спереди.
      – Надеюсь, это не понадобится, – сказал Ворф. Его смущение при мысли о подобной неловкости вызвало у Трой улыбку. Она была рада, что Ворф не может этого видеть. Ворф очень не любил, когда над ним смеются.
      Ворф вполз в тоннель на четвереньках. Плечи его заскребли по стене с неприятным звуком, говорившем о коже, расцарапанной камнями.
      Тоннель словно заткнули затычкой. Видно было лишь слабое сияние вокруг головы Ворфа от фонаря Таланни. Трой и Брек остались в сплошной темноте. Дыхание Брека сразу же сделалось шумным и прерывистым.
      – Почему Вы не идёте следом? – спросила Трой.
      – Нет, я телохранитель. Я буду охранять вас сзади. – Голос его был неуверенным, полным страха. – Пожалуйста, целительница, позвольте мне выполнять мою работу.
      Трой не стала настаивать. Брек боялся, но он сумеет преодолеть свой страх, как надлежит воину.
      Согнувшись, Трой шагнула в тоннель, не отрывая глаз от тёмной массы – фигуры Ворфа и слабого свечения вокруг его головы. Неподвижный воздух был словно рука, сжимающая горло, мешающая дышать. Ей показалось, что стены сжимаются вокруг неё, она покрылась потом. В состоянии стресса Брек также был телепатом-внушателем. Она находилась на планете, где почти каждый обладал эмпатическим талантом, совершенно при этом нетренированным. Неподходящее место для эмпата. А тоннель – неподходящее место для страдающего клаустрофобией.
      Ворф остановился. Трой попыталась выглянуть из-за него, но слабый свет не позволял ничего разглядеть.
      – Почему мы остановились? – спросил Брек. От панических ноток в его голосе у Трой сжалось горло.
      – Не знаю.
      В темноте слышался шум ветра. Поначалу Трой решила, что её это кажется, но в тоннеле действительно шумел ветер, и вокруг тела Ворфа просачивался тусклый жёлтый свет. Клингон снова пополз вперёд, а затем исчез в слепящем свете. От этого света Трой моргнула. Она не видела ничего, кроме сияния, точно глаза её настолько привыкли к темноте, что свет ошеломил их.
      – Пожалуйста, целительница, идите вперёд, к свету. – Голос Брека заставил Трой очнуться, и она двинулась прямо в слепящий свет.
      Сильные руки схватили её, подняли на ноги. Рядом с собой она увидела Ворфа, а чуть поодаль Таланни. Брек выбрался из тоннеля и прислонился к скале, словно переводя дыхание. Его радость очутиться снова на открытом пространстве не могла омрачить даже картина царившего вокруг опустошения.
      Трой видела данные сканирования. Факты, цифры, проценты, количества, но эта сухая информация на самом деле ничего не значила для неё. Узнать, что планета гибнет, ужасно, но в такой ужас невозможно поверить. Его не возмёшь в руку, не почувствуешь. А теперь Трой смотрела и верила.
      Небо было жёлтого цвета, как сера. Густые облака клубились, словно их размешивала гигантская рука. Сильный ветер трепал тяжелые плащи. От жары было трудно дышать, но при этом воздух был совершенно сухой. Жара в тоннеле была более влажной. Здесь, под отравленным небом, не было ничего, кроме воздуха и пыли.
      Ветер взметнул тонкую пыль, закрутил в миниатюрные смерчи, пляшущие неровным кругом. У Трой возникло неприятное ощущение, что за ними следят. Глядя на танцующие пылевые смерчи, Ворф потянулся за фазером.
      – Они настоящие? – ему приходилось кричать, чтобы перекрыть вой ветра.
      – Это всего лишь ветер и пыль, – прокричала в ответ Таланни.
      – Они следят за нами, – крикнул Ворф.
      Значит, это чувствовала не только Трой. Ворф тоже. Только тут до Трой дошло, что она не чувствует ничего, кроме этого слежения. Злобно, полное безнадёжности слежение. Резко обернувшись, она стала разглядывать возвышающиеся позади скалы. Никого. Она знала это, но знала и то, что что-то там есть.
      Ветер задул с другой стороны, швырнул в них пылью. Трой пыталась заслониться руками, но покалывание песка ощущалось даже сквозь плотную защитную одежду. Внезапно ветер прекратился, словно кто-то повернул выключатель. От тишины зазвенело в ушах.
      – Что-то не так, – сказал Ворф. В наступившей тишине его голос прозвучал неожиданно громко.
      – Да, клингон, нашу планету уносит ветром у нас на глазах. Почва, дающая жизнь растениям, исчезает с каждым порывом ветра.
      Трой осторожно шагнула от холма на открытую местность, медленно передвигаясь, сделала маленький круг. Никаких живых существ, кроме двух орианцев и Ворфа, поблизости не было, и всё же…
      – Здесь что-то есть, – сказала она. Даже для неё самой это прозвучало неопределённо, но у неё не нашлось слов для этого ощущения. Трой часто приходилось использовать слова, которые не могли точно передать то, что она чувствует.
      – Пойдёмте, целительница, нам нельзя долго задерживаться на поверхности, – сказав это, Таланни направилась к соседнему холму. Этот холм покрывали остатки деревьев, словно кости какого-то уродливого зверя.
      Ворф всё ещё держал наготове фазер, ощупывая взглядом небольшое открытое пространство. Брек шагнул ближе к Трой. Руки его нервно теребили ружьё. Он никуда определённо не целился, но держал оружие наготове.
      – Это плохое место, целительница, – сказал Ворф. – То, что Вы чувствуете – глаза нашего мира.
      – Что значит глаза мира?
      – Говорят, наша планета смотрит, как мы убиваем её. Её гнев можно почувствовать.
      – Вы чувствуете гнев? – Трой не пыталась скрыть изумления. Брек либо не заметил этого, либо не обратил внимания.
      – Всегда, – сказал он.
      – А гнев других людей Вы когда-нибудь чувствуете?
      – Нет. Почему я должен чувствовать гнев других?
      Брек не мог чувствовать чужих эмоций, но он ощущал это,ощущал его тяжесть. Было ли это глазами планеты? А если нет, то что?
      – Трой. – Голос Ворфа заставил её вспомнить о бледной, раскалённой земле.
      – Надо спешить, целительница, – сказала Таланни. – Я вижу приближение ядовитой бури. Здешние ветра непредсказуемы. Буря может начаться в любой момент. – Они с Ворфом стояли у двери, которой – Трой готова была в этом поклясться – не было, когда она смотрела туда.
      Взяв её за руку, Брек повёл её к остальным. Трой не стала протестовать, потому что успела увидеть, как надвигается ядовитая буря. На горизонте клубились тучи, они были чёрные и изумрудно-зелёные. С облаков лился завесой золотистый свет. Даже с расстояния в несколько миль Трой видела, как от земли поднимается густой пар.
      – Отчего это? – спросила она.
      – Дождь – почти чистая кислота, – сказал Брек. – Там, где льётся, кипит земля. – Он подтолкнул её к двери вслед за Таланни и Ворфом.
      Фонарь Таланни тускло светился, как далёкий маяк в конце довольно широкого коридора. Но в самом коридоре царила темнота, такая же непроглядная, как в пещере. Трой больше не ощущала страха от Брека. Она лишь чувствовала, что за ними следят.
      Таланни и Ворф ждали их в конце коридора, заканчивавшегося, как показалось Трой, глухой стеной. Таланни провела рукой над определённым участком стены, и часть стены отошла. В сухой жар повеяло свежим воздухом. Этот воздух был влажным.
      Таланни шагнула в тёмный вход, и свет от её фонаря тут же пропал. Ворф последовал за ней; чтобы пройти, ему пришлось низко пригнуться.
      – Целительница, идите пожалуйста, – сказал Брек. Он почти втолкнул Трой в проход. Голос его выдал мгновенный страх перед темнотой, но Трой его не чувствовала.
      Таланни ждала с той стороны прохода. Рукой, державшей фонарь, она сделала знак, приглашая их следовать за собой в темноту. Фигура Ворфа на миг стала видна в свете и тут же пропала. Только шуршание его плаща говорило, что он не исчез вместе со светом.
      Брек стоял позади Трой. Его рука коснулась его плеча, и по нервам её словно прошёл ток. Его страх был в его коже. Трой охнула. Он сильнее сжал её плечо.
      – С Вами всё в порядке, целительница? – Шёпот его, раздавшийся у самой её головы, был полон страха. Ощущение, что за ними следят, исчезло, когда Таланни закрыла дверь, и Трой была рада наступившей темноте.
      – Со мной всё в порядке, Брек. – Она чуть подвинулась от него ближе к Ворфу. Пальцы телохранителя неохотно отпустили её плечо. Бреку хотелось коснуться кого-то, чувствовать, что он не один. Но Трой требовалось эмоциональное пространство. Слишком многое произошло за последний день, слишком много было эмоций, и её эмпатические способности были на пределе.
      Сознание подобно телу; у него тоже есть предел выносливости, и Трой была опасно близко к этому пределу. Слишком много негативного; слишком много уничтожения. Смерть, страх, ненависть, гнев. Положительной эмоцией была только любовь Таланни к своему сыну, и ещё любовь доктора Зир к неживым детям.
      Трой покачала головой. Ей требовались положительные эмоции, чтобы смыть отрицательные, как телу требцется окунуться в прохладную воду, чтобы смыть пот и грязь. Трой необходимо было переодеть своё сознание во что-нибудь чистое и приятное.
      – Мы находимся возле первого форпоста, – сказала Таланни. – Теперь надо быть осторожными.
      – Вы говорили, что зелёные не верят в насилие, – сказал Ворф.
      Она взглянула на него. Её очки блеснули в сете фонаря, делая её похожей на какое-то гигантское насекомое.
      – Они не верят в насилие, но они защищают себя. Если что-то не смертельно, это ещё не значит, что оно приятно.
      – Вы говорите загадками, – сказал Ворф.
      – Я не хотела. Они не отнимают жизнь, но они могут держать вас в плену до тех пор, пока не перенесут свой лагерь в другое место. К тому времени ваш капитан будет давно уже мёртв.
      С этими словами она направилась дальше в тоннель. Остальным ничего не оставалось, как последовать за ней. Становилось всё прохладнее. Даже сквозь плотную защитную одежду Трой ощущала влажность. Ворф провёл пальцами по ближайшей стене.
      – Камни влажные.
      Трой тоже прикоснулась к камню рукой в перчатке и ощутила прохладу сквозь плотную ткань.
      – Это непохоже на другие пещеры, – сказала она. – Воздух здесь свежее, это чувствуется даже через маску.
      – Да, – сказал Ворф.
      Брек почти упирался Трой в спину, но страх его уменьшился. Дыхание его стало спокойнее, почти нормальным, он уже не хватал судорожно ртом воздух.
      – Чувствуете запах?
      – Какой запах?
      – Не знаю, – сказал он. – Как будто запах воды. Только это не может быть вода.
      – Почему? – спросил Ворф.
      – Потому что он чистый. – В голосе его слышалось удивление.
      В тоннель проникал слабый свет. Глаза Трой, уставшие от долгой темноты, были рады и этому. Она едва различала очертания своих спутников. Подняв голову, она увидела слабое свечение. Неверный дрожащий белый свет среди тьмы казался волшебным. В этом свечении смутно вырисовывалась фигура Таланни. Орианка оглядывалась на них, направляя фонарь на каждого по очереди, словно желая убедиться, что они по-прежнему с ней.
      – Оставайтесь здесь. Я скоро вернусь. – Она зашагала по направлению к свету. Теперь её было видно лучше. Её движения, цвета её плаща – всё стало ясным и чётким. На миг очертания Таланни сделались такими чёткими, что Трой показалось, что она вот-вот растворится в свете, оставив их в темноте.
      Брек вышел вперёд, словно собираясь последовать за ней. Хотя возможно, он боялся, что Таланни оставит их тут – Трой не была уверена, что двигало им. Орианцы с такой лёгкостью проникали в её сознание. Нерпиятное чувство, но она начинала привыкать к этому. Они делали это ненамеренно, и не желали ей никакого зла.
      Так стояли они втроём, радуясь свету, а в спину им давила тьма. Трой хотелось подойти ближе к свету, но она боялась, что это страх Брека, а не её желание. Как может эмпат тренировать свой дар на планете, где слияние сознаний происходит так легко и беспрепятственно?
      В свете вновь возникла Таланни. За ней следовали двое орианцев без масок. Они были в простых синих комбинезонах, какие носили зелёные. Карманы их заметно оттопыривались. На поясах у них вмсели какие-то незнакомые Трой предметы. Это вполне могло быть оружие.
      Под просторным плащом Ворф незаметно вынул фазер. Трой всей кожей ощущала его напряжённую готовность. Он не начнёт конфронтации, он вовсе не желает, чтбы миссия провалилась, но тело его было настроено на действие, на насилие. Для клингона будет разочарованием, если его готовность пропадёт зря. Отмена боевой готовности была психилогически трудна для клингонов.
      – Они знают, что вы друзья, – сказала Таланни. – Остальные зелёные знают о вашем появлении. Они могут забеспокоиться, если мы заставим их ждать.
      – Почему? – спросил Ворф.
      – Будь вы орианцами, посол Ворф, для вас было бы логичным винить зелёных за то, что ваш капитан в опасности.
      – Но мы не орианцы, – тихо сказал клингон.
      – Нет, вы не орианцы. – В её голосе слышалось что-то, напоминающее сожаление. Возможно, сожаление, что даже клингон может быть более благоразумным, чем орианцы?
      зелёные попытались встать позади них, чтобы сопровождать их, как предположила Трой.
      – Идите впереди, мы пойдём за вами, – сказал Ворф.
      Зелёные переглянулись.
      – Мы всегда проверяем, не идёт ли кто следом.
      – Не сочтите за обиду, – сказал Ворф, – но мне не нравится, когда воины стоят у меня за спиной.
      Зелёные опять переглянулись, недоумённо нахмурились.
      – Но мы не воины.
      – Мне говорили, что каждый орианец воин.
      Один из орианцев расплылся в улыбке.
      – Вы увидите, что мы сильно отличаемся от остальных орианцев. – Он похлопал клингона по плечу, точно закадычного друга.
      Трой не надо было видеть лицо Ворфа, чтобы знать, что он грозно хмурится.
      – Я с нетерпением жду встречи с вашими лидерами, – сказал он. В голосе его слышались нотки гнева, но орианец воспринял его слова как дипломатическую речь, которой, по замыслу Ворфа, они и должны были быть.
      – Наши лидеры с нетерпением ждут встречи с послом Федерации.
      – Те лидеры, которые остались, – сказал другой зелёный. Его мягкие черты выражали гнев, тонкие губы были сжаты, отчего лицо выглядело напряжённым.
      – Не их в том вина, что Аудуна и остальных арестовали, – сказал первый зелёный.
      – Кто-то убил Алика, и это были не мы. – Он произнёс это, как вердикт.
      – Именно это мы и хотим выяснить, – сказал Ворф. – Каждая секунда, которую мы пустые разговоры – это уходящее время наших лидеров.
      Второй зелёный слегка покраснел и выпрямился.
      – Что ж, посол, пойдёмте.
      Первый зелёный улыбнулся Ворфу и пожал плечами.
      – Морей немного горяч.
      – Нет ничего предоссудительного в верности своим лидерам, – сказал Ворф.
      – Хорошо сказано. – зелёный опять с улыбкой похлопал его по плечу.
      У Ворфа вырвалось глухое рычание. Зелёный либо не расслышал, либо не понял. Всё ещё улыбаясь, он двинулся вперёд. Второй зелёный проскользнул за их спины и пошёл назад, в темноту.
      – Я проверю, нет ли кого сзади. – В его словах содержалась угроза, но Трой не чувствовала от него гнева. Он не хотел им ничего плохого. Он просто им не доверял. Зная, каким преследованиям подвергались зелёные со стороны обеих враждующих партий, Трой не могла его винить. Кроме того, Ворф тоже не доверял зелёным.
      А Трой? Доверяла ли она им? Она доверяла тем, кого встретила – а пока что она встретила пятерых из них; не слишком-то много. Возможно, большинство из них думает также, как этот недоверчивый зелёный, и винят Федерацию в аресте Аудуна. Знают ли зелёные о смерти Марит? Нет. Пока нет ни печали. ни того инстиктивного гнева, который часто предшествует печали. Они пока не знают.
      Внезапно Трой стало не по себе от мысли, что она сейчас окажется в лагере зелёных. Что они сделают, когда узнают о смерти Марит? О смерти под пыткой. Имея на то причину, окажутся ли они так же склонны к насилию, как и остальные орианцы?
      Таланни уверенно шагала рядом с оставшимся зелёным. Никакого страха от неё Трой не чувствовала. Она, по крайней мере, не ждала от зелёных подвоха. Брек просто чувствовал облегчение оттого, что выбрался из темноты.
      Тоннель заканчивался огромной круглой пещерой. Каменная платформа, достаточно просторная, чтобы на ней мог поместиться шаттлкрафт, служила верхней площадкой лестницы с широкими ступенями. Всё было вырублено из камня и отполировано множеством ног.
      Таланни сняла маску, и Трой услышала, как она глубоко вдохнула воздух. Советница не нуждалась в дополнительном приглашении, чтобы снять влажную от пота маску. Она сорвала её, чувствуя, как прилипают к лицу влажные пряди волос. Прохладный влажный воздух ласково коснулся её лица. Это было совсем не то, что сухой жар на поверхности или даже воздух в других тоннелях.
      Запах, о котором говорил Брек, не был запахом воды. То был запах плодородной, здоровой земли. Запах зелени. Запах жизни. Словно ароматное облако окутало их.
      – Что это? – спросил Брек. Он стоял на несколько ступеней ниже остальных. Его маска выскользнула из рук, но он этого не заметил. Брек стал медленно спускаться, глядя на что-то, чего они не могли видеть.
      – Это то, чем когда-то был наш мир, – сказала Таланни.
      Растительность, зелень, насколько хватало глаз. Густая растительнось, уходящая корнями в чёрную, жирную почву. Капли воды скатывались с широких листьев. Потолок пещеры был настолько высок, что создавал иллюзию каменного неба. На этом высоком каменном потолке светились ряды белых панелей, излучая тепло и жизнь.
      Таланни подобрала обронённую Бреком маску.
      – Я чувствовала то же самое, когда впервые увидела это, – сказала она, ни к кому не обращаясь.
      Высокие деревья с ярко-красными плодами, бывшие основным мотивом всех гобеленов, прямые и стройные, окаймляли заросли. Стволы их были серебристо-серые, бледнее, чем на гобеленах.
      Трой стояла на ступенях, охваченная не изумлением Брека, а своим собственным. И дело тут было не в деревьях, не в живой зелени – просто эта земля, само это место было живым.
      – Здесь очень приятный воздух, – сказал Ворф. Его голос заставил её вернуться к реальности.
      – Здесь всё живое. – Она произнесла это шёпотом.
      – Конечно, – сказал Ворф. – Это же деревья.
      – Нет, Ворф, они живые, как Вы, как я.
      – Эти деревья обладают разумом?
      – Нет, не разумом, но сознанием. – Она подыскивала слова, которые дали бы ему возможность почувствовать то, что переполняло её. – Сознанием благополучия, счастья, которого не может быть у растений. Они не думают, ка мы, но они живые. Они осознают.
      Брек упал на колени среди густой зелени, опустился на четвереньки, погрузив руки в сплошной ковёр маленьких круглых листьев. Трой спустилась по ступеням, приблизилась к нему.
      – Брек?
      Он плакал. Прикосновение ног к пружинистой земле было подобно для неё электрическому шоку. Она охнула.
      – Вы тоже чувствуете, да? – спросил Брек. Он смотрел на неё снизу вверх, и по лицу его катились слёзы.
      Трой могла лишь кивнуть в ответ. Говорить она не решалась, боясь, что голос подведёт её. Теплота жизни переполняла её тело, пока её не стало казаться, что теплота эта вот-вот вырвется наружу. Ощущение это было настолько сильным, что она взглянула на свои руки, ожидая увидеть, как тепло изливается из пальцев.
      Она могла лишь чувствовать, что кожу её покалывает. Ничего такого, что можно было бы увидеть, показать Ворфу. Она смотрела в лицо Бреку, и знала, что он понимает. Одна-единственная вспышка между ними значила больше, чем могли выразить слова. Это было то самое общее чувствование, которое было у неё с другими бетазоидами. То самое понимание, на которое неспособен был никто из её друзей-землян или клингонов, как бы они не старались.
      В этот миг Трой поняла то, чего не понимала раньше. Брек был эмпатом, но талант его был связан с этой плодородной, живой землёй. Не именно с этим местом, а с поверхностью планеты. Брек был тем самым целителем земли, о которых говорили легенды. Его талант не проявлялся, потому что планета была мертва, но теперь Трой чувствовала, как его сознание распахивается. Все защитные барьеры, которые ему пришлось построить, всё, что делало эмпата способным убивать других, ничего при этом не чувствуя, рушилось. Его эмоции, его сознание оголялись этой пульсирующей, ошеломляющей силой жизни.
      – Когда-то вся планета была такой, – сказал оставшийся зелёный. В голосе его слышалась грусть, непонятная для Трой. Эта земля, это место было переполнено радостью – радостью существования. Жизнью для того, чтобы жить. Как можно здесь быть грустным?
      Зелёный спустился по ступеням и остановился рядом с Трой. Она плакала, не замечая этого. Радость может выражаться в слезах, как в смехе. Зелёный тронул её за плечо.
      – Вы чувствуете нашу землю?
      Его печаль волной прошла по её руке, проникла в тело. Потеря, огромная потеря. Внезапно она поняла, что когда-то вся планета была такой. Живой настолько, чтобы нашёптывать сознанию, успокаивать душу. Орианцы не просто погубили флору и фауну – они убили землю. Землю, которая была их сердцем.
      Брек приблизился неверными шагами.
      – Зелёные ухаживают за всем этим. Они это создали. Земля знает их. Она заботится о них. – Трой понимала, что это не совсем верно. Брек был вынужден объяснять словами то, чего слова выразить не могли.
      – Они верят в жизнь, целительница. Те, кто создал это, не могли создать яд, убивший Алика. – В его голосе ощущалась непоколебимая уверенность. Земля сказала ему, а земля не лжёт.
      – Я предпочёл бы поговорить с лидерами зелёных, если никто не возражает, – сказал Ворф.
      Обернувшись, Трой снизу вверх смотрела на стоявшего на ступенях клингона. В лице его не было не изумления, ни изматывающей радости, которую выражали их лица. Не было и той грусти, которую Таланни чувствовала от зелёного. Он стоял один на ступенях над ними. Будь на месте Ворфа Пикард или Райкер, это ничего бы не изменило. Они не могли бы понять. Трой протянула руку, и Брек взял её.
      Радость бытия, счастье – всё это удвоилось. Она жаждала чувствовать! Глядя в залитое слезами лицо Брека, Трой радовалась, что может с кем-то это разделить. Её было жалко Ворфа, неспособного понять, почему они плачут среди зарослей. Некоторые вещи Трой никогда даже не пыталась объяснить.
      Ворф стоял на ступенях, подозрительно глядя в густые заросли. Трой откинула голову и рассмеялась. Звук её смеха слился со смехом Брека и поднимался всё выше и выше, подобно птице.
 

 
      Джорди провёл ладонью над панелью, и пульструющие огни побежали по её поверхность, следуя за его пальцами. Но это были не только огни. Сознание двигателя следовало за движениями Джорди, словно собака, принюхивающаяся к нему, или кошка, трущаяся об его ноги. Двигатель живо заинтересовался им. Он изучал Джорди с таким же вниманием, как Джорди изучал его.
      Джорди в жизни не испытывал ничего подобного. Словно его руки обрели способность проникать сквозь металлическую оболочку внутрь. Его мысли проникали по трубопроводам. Если он хотел изменить направление, ему стоило только пожелать этого. Двигатель принял его, впустил. Джорди чувствовал его энергию, проникающую в его разум. Не это ли чувствовала Трой, когда проникала в чужое сознание?
      Это было чудесно. Двигатель объяснил, как он устроен, но Джорди не мог полностью его понять. Технология сочетания живой ткани с механизмами не была ни кибернетикой, ни роботехникой. Соединение было полным. То был единый организм, а не соединённые между собой детали.
      То было единое целое, как его собственное тело. Изолировать одну из его систем было не более возможно, чем извлечь его собственную дыхательную систему, не повредив при этом остального.
      – Вы что-нибудь обнаружили?
      Услышав голос доктора Крашер, он подскочил. Сердце заколотилось у самого горла.
      – Беверли, я забыл, что Вы здесь. Я обо всём забыл, кроме двигателя.
      – Я это заметила, – печально улыбнулась она.
      – Извините, – улыбнулся он в ответ, – просто я инженер, и я в жизни не чувствовал ничего подобного. Словно мой ум – это инструмент, и мне ничего не надо делать. Двигатель даже хочет мне помочь. Это просто невероятно.
      – Я понимаю Ваш энтузиазм, Джорди, но у нас остаётся мало времени. Вы определили, в чём проблема?
      – Пока нет. Двигателю неизвестно ни о каких критических ошибках или поломках, но он верит мне, когда я говорю, что что-то не так. Он помогает мне искать причину.
      – Он готов помочь, – сказала Крашер.
      – Он не просто готов помочь; он любознателен. Не рассказывайте Дейта, но двигатель чем-то напоминает его. Этот отвлечённый интерес ко всему необычному. Двигатель не боится; ему просто любопытно.
      Крашер чуть склонила голову на бок.
      – И правда, похоже на Дейту.
      Не то, чтобы он обладал разумом. В основном его умственные способности ограничены возможностью понимать приказы, но он может обдумывать их и задавать вопросы.
      – А ответы его чему-нибудь учат?
      – Не уверен.
      – А я могу говорить с ним через Вас? Когда Вы найдёте, в чём проблема, понадобимся мы оба, чтобы устранить её.
      Джорди обернулся к Велеку, всё это время стоявшему, подобно синей статуе. Милгианин не двигался, не произносил ни слова. Но от него исходили сильные тепловые флуктуации. Будь он землянином, Джорди сказал бы, что он находится в состоянии стресса.
      – Как Вы думаете, Велек, доктор Крашер может говорить с двигателями?
      Милгианин пошевелился.
      – Они должны будут попробовать её, а это причиняет повреждения вашей внешней оболочке. К тому же, остаётся возможность, что двигатели плохо воспримут её и взорвуться. Мы не пойдём сейчас на такой риск.
      Джорди попытался придумать, как бы подипломатичнее сказать то, что он хотел сказать.
      – У двигателя нет никаких возражений против контакта с доктором Крашер.
      – Они недостаточно разумны, чтобы понять, насколько это опасно, – сказал Велек.
      Джорди начал подозревать, что Велек просто боится новых идей. А может, ревнует к ним свои двигатели. В любом случае, у Джорди оставалось слишком мало времени, чтобы быть учтивым.
      – Можно ли сделать так, чтобы доктор могла общаться с двигателями через меня?
      Велек ответил не сразу.
      – Есть устройство, которым мы пользовались в прошлом. Оно применялось только между милгианами, и никогда с инопланетянами.
      – Тогда давайте попробуем, – сказал Джорди.
      – Доктор готова риснуть?
      – Рискнуть? – спросила Крашер.
      – Это может повредить, как когда двигатель пробует.
      Джорди и Крашер переглянулись. Она подняла бровь.
      – Если вы берётесь, я с Вами.
      – Давайте ваше устройство, – сказал Джорди.
 
      Часом позже Джорди и Беверли стояли перед светящейся панелью. Велек объяснил, что устройство состоит из микропроцессора в сочетании с микроорганизмами. И то, и другое было необходимо, чтобы они могли говорить с двигателем. С виду же устройство представляло собой тонкий провод. Самой большой проблемой было, что конец этого провода надо было ввести под кожу головы Джорди, как иглу. Но это была игла, расчитанная на то, чтобы проколоть куда более плотную кожу милгиан. Трудность заключалась в том, чтобы ввести её с минимумом дискмфорта для Джорди и не проколоть ему череп.
      Игла находилась под самой кожей. Двигаясь, он чувствовал её. Неприятное ощущение, но не боль. Доктор Крашер сделала ему местное обезболевание.
      Провод был очень длинный, он тянулся от головы Джорди к лицу Крашер и скрывался в её густых рыжих волосах.
      – Готовы, Беверли?
      Её зелёные глаза были чуть расширены, но она кивнула.
      – Начали. – Он провёл ладонью над поверхностью контрольной панели. Чувство свободного падения было в этот раз вдвое сильнее. Словно он падал не только вперёд, внутрь панели, но и назад, внутрь головы Крашер.
      Беверли охнула, и по проводу прошла вибрация.
      – Джорди, что это?
      – Вы видите, как функционирует двигатель.
      – Нет, это кровеносные сосуды. Он дышит. – Она произнесла это благоговейным шёпотом.
      Внезапно двигатель предстал перед Джорди как один гигантский организм. Джорди видел его не как мыслящую машину, а как единое живое существо с дополнительными механическими органами. Он понял, что воспринимает его так, как воспринимает его доктор Крашер. Все системы стали частью системы жизнеобеспечения. То, что он принимал за генератор, оказалось сердцем. Всё было то же самое, и в то же время другое; соединение механического с живым; и то, и другое одновременно.
      Джорди не нуждался в глазах, чтобы видеть это. Это было в его сознании, там, куда передавались зрительные образы. Он заговорил тихо, боясь потревожить соединяющее их звено:
      – Что Вы думаете, доктор?
      – Удивительно, – так же тихо ответила она. Звено казалось очень хрупким. Было ли оно таким на самом деле, Джорди сказать не мог.
      – Вы в контакте? – Голос Велека буквально резанул слух. Джорди и Крашер разом обернулись.
      – Да, – ответил Джорди. – Мы оба внутри двигателя.
      – Хорошо. Я буду рядом, чтобы удостовериться, нет ли нежелательных эффектов. Если почувствуете дискомфорт, обязятельно скажите, и я отсоединю звено. Оно не расчитано на инопланетян.
      – Да, мы знаем, Велек. Спасибо за заботу, – сказал Джорди.
      Милгианин пожал массивными плечами, и его тело пыхнуло жаром.
      – Я просто не хочу, чтобы вы рисковали собой в безнадёжной попытке.
      – Если есть возможность спасти всех, кто находится на борту, мы не считаем попытку безнадёжной, – сказала Крашер.
      – Как хотите, – сказал Велек.
      Крашер фыркнула. Джорди вполне разделял её чувства. Пессимизм милгианина действовал ему на нервы. Ему хотелось доказать, что Велек не прав, даже если такое желание не слишком дипломатично.
      Он снова повернулся к контрольной панели. Краем глаза он видел массивную фигуру стоящего слева Велека, но Джорди не составило труда от него отключиться. Контакт с доктором Крашер и компьютером поглотил его без остатка. Окружающий мир сузился до размера пульсирующих энергетических полей. Охлаждающая жидкость струилась по искусственным артериям и венам. Разноцветные огни становились то ярче, то темнее, по мере того, как двигатель вдыхал и выдыхал.
      – Вот оно, – чуть слышный голос доктора Крашер раздался в его мозгу – или так ему показалось.
      – Что? – спросил он.
      – Здесь. – Краем глаза он уловил движение её руки. Всё его внимание было поглощено двигателем, он лишь смутно видел фигуру доктора Крашер. Ей рука, казалось, двигалась сквозь пульсирующую ткань к более тёмному участку. Цвета здесь были темнее, густо-фиолетовый, окаймлённый чёрным. Артерия вздулась. На их глазах из неё стала каплями сочиться жидкость. Тёмные бусинки капель летали внутри двигателя, будто там отсутствовала гравитация.
      – Что это?
      – Инородное тело. Оно находится внутри артерии. Это и есть причина повреждения имунной системы.
      – Вы можете его убрать?
      – Думаю, что да.
      Джорди смотрел на затемнённый участок.
      – Двигатель, откуда взялась эта ткань?
      Двигатель не говорил словами, как компьютер на «Энтерпрайзе», но в мозгу Джорди возникли образы. Лицо Велека, его желание поставить эксперимент с целью определения предела перегрузок. Компьютер откликнулся на его предложение с детским энтузиазмом. Велек заверил, что устранит повреждение, прежде чем оно станет необратимым.
      – Он обманул его, – прошептал Джорди. Оторвавшись от пульсирующего мира двигателя, он обернулся к Велеку. – Вы повредили двигатель. Вы погубили своих людей.
      – Да. – Глубокий голос Велека был подобен отдалённому эху грома. Милгианин прижал ладонь к блтжайшей панели. Боль метнулась по проводу, вонзилась в голову Джорди; ему показалось, что череп его разрывается на части. Он услышал, как пронзительно закричала доктор Крашер.
      – С вами произошёл несчастный случай, – сказал Велек.
      Боль разъедала лицо. Джорди казалось, что у него сожжена вся кожа. Он упал на контрольную панель, и цвета ослепительно вспыхнули и закружились. Мир наполнился горящей болью и безумным калейдоскопом.
      Двигатель забеспокоился о нём. С ним всё в порядке?
      – Нет, позови на помощь, позови капитана!
      – Нет, нет! – Велек оттолкнул Джорди, и тот упал на пол. Едва милгианин отнял руку от панели, боль мгновенно прекратилась. Джорди и Крашер лежали на полу, судорожно хватая ртом воздух.
      На пороге появился Бебит.
      – Меня вызвал двигатель. – Его взгляд упал на двух землян, лежащих на полу. – Джорди, доктор Крашер, с вами всё в порядке?
      Джорди поглядел на молодого милгианина, потом на Велека.
      – Теперь в порядке.
      – Двигатель не отвечает мне, – прошептал Велек. Он провёл ладонью вдоль панели, и ничего не произошло. – Он меня не узнаёт. – В тихом голосе звучал ужас.
      Бебит шагнул в комнату, посмотрел на всё ещё лежавших на полу землян, на главного инженера.
      – Что тут произошло?
      – Он предал нас всех, вот что произошло. – С этими словами в комнату вошёл капитан Дирик. За ним следовали двое милгиан. Джорди мог только предполагать, что это офицеры службы безопасности.
      – Двигатель рассказал мне о Вашем предательстве, Велек. Арестуйте его.
      Двое милгиан стали по обе стороны Велека. Он не протестовал.
      – Я не допустил бы гибели корабля, капитан. Вы должны мне верить.
      – Двигатель говорит, что Вы пытались его убить.
      – Нет, я никогда бы этого не сделал.
      – Вы отрицаете, что повредили его?
      – Нет, но я починил бы его вовремя, если бы они не вмешались.
      Он указал на Джорди и Крашер. Они тем временем поднялись, цепляясь за кружевные металлоконструкции. У Джорди всё ещё звенело в голове. Остатки боли медлили в его теле, как остатки ночного кошмара.
      – Трое из наших людей погибли, Велек, многие ранены, – сказал Дирик. – Почему?
      – Нет, двигатель должен был верить мне. Я не допустил бы, чтобы он умер. Я не изменил бы своему долгу инженера, не до такой степени. – Казалось, он не слышал, что говорит капитан.
      – Бебит, – обернулся он к младшему инженеру, – скажите двигателю, что я не дал бы ему умереть. Пожалуйста, он должен мне верить.
      – Двигатель Вас отвергает, – сказал Дирик. – Он обвиняет Вас в том, что Вы пытались его убить. Думаю, он больше не поверит ни единому Вашему слову.
      – Нет, – твердил Велек, – нет, я…
      До Джорди постепенно доходило, что Велека не трогает ни гибель троих его товарищей, ни тот факт, что он совершил предательство. Единственное, что волновало его – что двигатель отверг его и не признаёт его больше.
      – Вы изменили своему долгу не только по отношению к этому кораблю, но как инженер – по отношению к двигателю, который помогли сконструировать. Он содержит Ваши клетки, Велек, он плоть от Вашей плоти, и он не желает больше признавать Вас. – Дирик шагнул вплотную к главному инженеру. – Ни один двигатель никогда больше не подпустит Вас к себе. Информация о том, что Вы сделали, будет передаваться с корабля на корабль. Она будет заложена в программу каждого двигателя отныне и навеки. Вам никогда больше не быть инженером.
      Термоизлучение Велека потускнело, словно он был ранен и находился в шоке.
      – Искупите свою вину насколько возможно, Велек, скажите мне, ради чего Вы сделали это.
      – Я никогда не думал…Я не предал бы двигатель. Если бы они не вмешались, я бы всё исправил.
      – Скажите, зачем Вы это сделали, Велек, это Ваш последний долг, как моего старшего инженера. Зачем?
      Он заговорил в пустоту, ни на кого не глядя.
      – За то, что я отвлеку их корабль далеко от места назначения, мне обещали инопланетный генетический материал. – Термоизлучение сделалось холодно-голубым.
      – Вы убили троих ради своей выгоды? – яростно спросил Дирик.
      – Да, капитан. – Ответ прозвучал словно издалека.
      – Можно, я задам ему вопрос? – спросил Джорди.
      – Он едва не убил вас обоих, можно.
      – Кто и зачем хотел отвлечь «Энтерпрайз»?
      – Лидер с планеты Ориана, – отвечал Велек.
      – Какой лидер?
      – Не знаю. Мы приложили все усилия для сохранения инкогнито, чтобы ни один из нас не мог выдать другого.
      – Почему было так важно, чтобы корабль находился здесь, а не на орбите вокруг планеты? – спросила Крашер.
      – Я не спрашивал. Я не хотел этого знать.
      Этому Джорди поверить не мог. Неужели они отклонились от курса, бросив экспедиционную группу на произвол судьбы? Он коснулся передатчика.
      – Ла Форж вызывает коммандера Райкера.
      – Райкер слушает.
      Джорди коротко передал то, что услышал от Велека.
      – Думаете, капитану и остальным угрожает опасность? – спросил Райкер.
      – Не знаю, коммандер, но боюсь, что да.
      – Я тоже, возвращайтесь на корабль. Мы возвращаемся на Ориану.
      – Двигатель "Зара" всё ещё неисправен, коммандер.
      – Нет, – сказал Велек, – я могу исправить его.
      – Двигатель Вам больше не верит, – сказал Бебит. – Он не станет Вас слушать.
      – Знаю. Я предал всё, что ценил, ради корысти. Я даже собирался снабдить орианцев нашим оружием, чтбы они могли закончить свою войну. – Велек, не отрываясь, смотрел на контрольные панели. – Но я никогда не думал, что мой двигатель отвергнет меня. Инженер без двигателя – не инженер. – Он поглядел на Джорди и Крашер. – Я могу объяснить Бебиту, что надо делать. Я не допущу, чтобы двигатель погиб. Отправляйтесь на помощь своим. Я сделаю это последнее благородное дело, а потом покорюсь своей судьбе.
      Джорди посмотрел на капитана Дирика.
      – Вам решать, капитан. Если мы Вам нужны, мы остаёмся. Максимум " Интерпрайз" вернётся на Ориану без нас.
      – Мы позволим Велеку частично искупить свою вину. Он не может вернуть к жизни погибших, но это маленькое дело он может сделать. Потом его ждёт тюремное заключение на очень долгий срок.
      Джорди взглянул на Велека, но тот никак не прореагировал на эти последние слова. Джорди уже успел заметить, что он слишком легко сдаётся.
      – Что ж, благодарю Вас, капитан. Знакомство с вашим двигателем было во всех отношениях уникальным.
      – Ещё каким, – тихонько шепнула Крашер.
      – Ла Форж вызывает транспортный отсек. Примите на борт двоих.
      Последнее, что чувствовал Джорди, была тёплая волна – с ним прощался двигатель.
 

 
      Ворф сидел в окружении золотистокожих детей. Их большие сияющие глаза восхищённо смотрели на него. Маленькие детские ручки щупали его лоб. Он грозно посмотрел на них, но это никак не подействовало. Он издал низкое рычание, но они лишь захихикали в ответ.
      Ворф находился в маленькой хижине, непохожей ни на одно из жилищ, какие ему когда-либо доводилось видеть. Стены и куполообразная крыша сплошь состояли из растений; лианы, молоденькие деревца, даже то, что казалось ему цветами – всё преплеталось в одну сплошную массу. И все они были живыми. Ворфу доводилось видеть деревья, которым специально придавали необычную форму – японские миниатюры, или решётки, увитые растениями, но в дендрарии «Энтерпрайза» не было ничего подобного.
      Ворф был не из тех, кто восхищается растениями, но эти производили впечатление. Гребень стены был увенчан цветами. Усеянная крупными белыми цветами лиана карабкалась по дальней стене. Хижина совершенно терялась в густой растительности, которую они видели в пещере. От такой маскировки у любого воина учащалось биение сердца.
      Всего в густых зарослях пряталось двадцать хижин. Но даже стоя вплотную к некоторым из них, Ворф с трудом их заметил. Это было просто идеальное место для засады.
      Маленькая девочка на вид не старше четырёх лет проворно вскарабкалась Ворфу еа колени. Клингон просто растерялся. Он привык, что дети на «Энтерпрайзе» побаиваются его. Не то, чтобы боятся, но им явно не по себе в его присутствии. И уж конечно, никто из них не забрался бы к нему на колени, прислонился к его груди и задремал. Два мальчика, почти такого же возраста, как Александр, привалились к нему справа и не отрывая от него глаз, явно прислушивались к разговору.
      Напротив него сидел лидер зелёных, Портун. Его также окружали дети. На руках у него спал младенец. Портун, как узнал Ворф, был воспитатель, он присматривал за детьми, пока их родители работали.
      Малыш лет двух заковылял от Портуна к Ворфу, вскарабкался к нему на колени и уселся рядом с девочкой. Ворфу поневоле пришлось устроить его поудобнее. Все дети были такими. Уверенными, что любой взрослый, орианин или инопланетянин, будет рад им.
      – А у Вас есть подход к детям, посол Ворф, – улыбнулся Портун.
      – Благодарю Вас, лидер Портун, – ответил Ворф. Он отнюдь не был уверен, что его сын Александр согласился бы с этим утверждением. Он знал, что это не так, но поправлять собеседника было бы невежливо.
      – Вы хотели поговорить о несчастном случае, который произошёл с лидером вентурийцев Аликом, не так ли?
      – Это не был несчастный случай, лидер Портун. Это было убийство. – Ворф взглянул на заинтересованые лица детей. Двое старших мальчиков были достаточно большими, чтобы понять, о чём они говорят. Земляне, как правило, старались не вести при детях подобных разговоров. – Вы хотите говорить об этом при детях?
      – А что?
      – На это Ворф не нашёлся, что ответить. Будучи клингоном, он не видел, почему бы и нет. – Я спросил… из вежливости.
      – Вы поступили вежливо.
      Ворф кивком поблагодарил за комплимент.
      – Я хочу поговорить об убийстве генерала Алика.
      Портун нахмурился, покрепче прижал к себе младенца.
      – Я очень встревожился, услышав об этом. Мы надеялись, что эти переговоры станут началом мира. Мы, зелёные, вовсе не хотим остаться последними представителями нашей расы.
      – Неужели Вы не чувствуете гнева из-за того, что ваши люди в тюрьме… – Ворф бросил взгляд на детей и договорил тише, – и приговорены к смерти?
      – Гнева – нет, – сказал Портун. – Разочарование – да.
      – Почему разочарование?
      – Это должно было стать началом установления контактов с внешним миром. Мы должны были стать частью достигнутого мира, получить возможность использовать то, что мы узнали и научились создавать, восстановить и заново заселить нашу планету. Исцелить её. То, что всё это не сбудется, очень печально.
      – Ваши люди погибнут. Их обвиняют в убийстве. Неужели Вы не переживаете за них?
      Портун перестал улыбаться, лицо его сделалось грустным.
      – Это мои люди, посол. Я переживаю за каждого из них. Нам будет их не доставать.
      – И вы не собираетесь их защищать? – спросил Ворф.
      – Каким образом?
      Ворф обвёл взглядом живые стены, словно ища у них подсказки, как достучаться до этого человека. Его непоколебимое спокойствие выводило Ворфа из себя.
      – Лидер Портун, Вы сами верите, что ваши люди виновны? Вы поэтому не собираетесь ничего предпринимать?
      – Нет, посол, мои люди никого не убивали. Мы не верим в насилие. Мы считаем отвратительным любое убийство. Жизнь нельзя отнимать ни у кого.
      Дети так уютно устроились у него на коленях. Сама комната была пронизана теплом, уютом, так что даже ему передалось приятное спокойствие.
      – Даже у того, кто захочет отнять жизнь ваших детей?
      Портун посмотрел на детей и грустно улыбнулся.
      – Если бы выбор зависел от меня, наши принципы подверглись бы суровому испытанию. Свою жизнь я отдал бы без борьбы, но… – Он вздохнул. – К счастью, мне никогда не приходилось стоять перед подобным выбором.
      Его ответ понравился Ворфу. Большинство из тех, кто проповедовал ненасилие, проповедовали его слепо и, как правило, никогда не оказывались перед выбором: жизнь или ненасилие. Портун же подумал об этом, и у него хватило ума признаться, что он не знает, что сделал бы, и не узнает, пока ему не придётся выбирать.
      – Ответ, достойный восхищения, лидер, – сказал Ворф.
      – Всего лишь честный ответ, посол Ворф.
      – Вы знаете, что Алик был отравлен?
      – Нет. – Портун чуть подался вперёд. – Нам только известно, что он был убит, и что в убийстве обвиняются наши люди и первый посол Федерации.
      Ворф впился глазами в лицо Портуна, чтобы не упустить реакцию на то, что собирался сейчас сказать. Он предпочёл бы, чтобы Трой была рядом, но она ушла с Бреком учиться говорить с планетой – что бы это не означало. Но в конце концов, он посол Федерации. Если придётся, он справится один.
      – Он был отравлен растительным алкаллоидом. Добытым из генетически изменённого растения.
      На лице Портуна выразилось нескрываемое удивление.
      – Этого не может быть.
      – Я сам видел результаты экспертизы.
      – Но Вы не понимаете. Вот уже более ста лет, как генная инженерия объявлена вне закона. Она считается преступлением, нарушителю грозит смертная казнь. Никто, кроме нас, зелёных, не занимается ею. Только мы могли бы создать такое растение.
      – Верю, – сказал Ворф.
      – Вы пришли сюда, уверенные в том, что мы изготовили этот яд.
      – Вы сами только что сказали, что никто другой не мог этого сделать.
      – Но… – Портун не договорил. На лице его застыло удивление. Младенец у него на руках захныкал и заворочался. Портун рассеянно приласкал его.
      Если Портун разыгрывал удивление, он был отличным актёром. Ворф верил, что лидеру зелёных ничего не известно, но это ещё не означало, что другие зелёные не замешаны в этом.
      – Кто у вас лучшие генные инженеры?
      – Нет, это не может быть никто из моих людей.
      – Я не говорю, что ваши люди убили генерала Алика, я только говорю, что яд убийца получил от кого-то из них.
      – Нет.
      – Могу я поговорить с вашими учёными?
      Портун взглянул Ворфу в глаза.
      – Не знаю, что и сказать. Похоже, Вы правы, и мы действительно создали растение, предназначенное только для смерти. Но это также противоречит нашим принципам. Это не может быть кто-то там, наверху?
      – Именно это я и пытаюсь выяснить, лидер Портун. Помогите мне доказать невиновность ваших людей. Если это не кто-то из них, я буду искать в другом месте. У нас почти не остаётся времени, чтобы спасти наших людей.
      – Вы правы, посол. Мы должны знать правду. Можете говорить с моими людьми. Я не верю, что насилие может спасти наших друзей, но если правда может спасти их… Я верю в правду.
      – Без правды нет чести.
      Портун обвёл взглядом детей. Большинство из них внимательно прислушивались к разговору.
      – Я мало знаю о чести воина, посол, но знаю кое-что о чести по отношению к земле и её дарам. Создать такое растение означает изменить этой чести.
      – Я выясню правду, лидер Портун. Можете быть уверены в этом.
      Портун улыбнулся, но глаза его оставались печальными.
      – Я совершенно уверен в Вас, посол. А вот в своих людях я теперь не чувствую уверенности. – Он посмотрел в глаза Ворфу. – Разве это не странно?
      Ворф промолчал, не зная, что ответить. "Молчание – одна из дорог чести", – гласила клингонская пословица. А в данном случае это была самая милосердная дорога.
 

 
      Таланни вывела их на поверхность, где слабый солнечный свет успел смениться сумерками. Густые облака пылали алым и фиолетовым. То был самый красивый закат, который Трой доводилось видеть, но это зрелище наполнило её сердце ужасом. Она схватила Ворфа за руку.
      – Казнь назначена с наступлением темноты.
      – Знаю, советница, знаю.
      – Надо спешить.
      – Нам ничего не удалость узнать, кроме того, что яд не мог изготовить никто, кроме зелёных, – сказал Ворф.
      – И никто из тех зелёных, с которыми мы говорили, не замешан, – сказала Трой.
      – Я поговорю с Башей, – сказала Таланни. – Постараюсь убедить его отложить казнь на несколько часов.
      Ворф кивнул.
      – А мы допросим единственных зелёных, с которыми ещё не разговаривали.
      – Вы думаете, это кто-нибудь из арестованных? – спросил Брек.
      – Больше некому, – сказал Ворф.
      Таланни вышла на открытое пространство, и остальные последовали за ней. Тотчас возникло неприятное чувство, что за ними кто-то следит, но теперь Трой знала, что это.
      Все планеты были живыми, но Ориана была чем-то большим. Она была поистине живой, разумной, хотя большинство рас не сочли бы это разумом. Даже сами орианцы не понимали, насколько жива их планета, пока не стало слишком поздно.
      Зелёные, сочетая науку и веру, воссоздали оазисы того, чем когда-то была планета. Среди них было трое целителей земли, эмпатов, более связанных с землёй и растениями, чем с другими людьми. Брек был поражён, когда узнал, что он тоже целитель земли. Он не подозревал о своём даре, потому что никогда до сих пор не видел земли, которую мог бы чувствовать.
      Зловещее, гневное слежение было остатками сознания планеты, от которого не осталось ничего, кроме ярости за причинённую боль.
      Если зелёные, хотя бы один из них замешан в убийстве, как смогут они убедить торликов и вентурийцев, что зелёные не исчадие ада? Это только укрепит существующее предубеждение. А без зелёных удастся ли спасти планету и её людей? Трой сомневалась в этом. В её сознании оставалось воспоминание о силе жизни – слабое, но несомненное и невыразимо приятное.
      У входа в тоннель Брек споткнулся, но не от страха. Он просто не замечал ничего вокруг. Тронув Ворфа за плечо, Трой шепнула:
      – Брек совершенно поражён случившимся. Не знаю, сможет ли он сражаться.
      – Я прослежу за ним, – кивнул Ворф.
      Трой опустила руку и последовала за Ворфом вглубь тоннеля. Сколько остаётся времени до наступления темноты? Сколько времени остаётся капитану? За Аудуна и Лив она тоже беспокоилась, но в конце концов, она их не знала. Мысль о том, что они подвели капитана… Нет, они не должны подвести его. Они не могут подвести его.
 
      Едва они очутились в главном тоннеле с ярко расписаными стенами, Ворф припустил бегом. Остальные с трудом поспевали за ним.
      У входа в тюрьму стояли двое часовых. Таланни остановилась перед ними и сделала знак остальным последовать её примеру.
      – Что случилось, полковник Таланни? – спросил один из часовых.
      – Казнь уже началась?
      – Да, полковник, как было назначено.
      Ворф шагнул вперёд.
      – У нас есть новые сведения, доказывающие невиновность посла Пикарда. – Это была чистой воды ложь. Никаких новых доказательств у них не было. Ворфу хотелось расшвырять часовых, но лучше было действовать хитростью. Лучше и быстрее. Если им придётся силой прокладывать себе дорогу отсюда к центру тюремного лабиринта, то к тому веремени, когда они достигнут цели, может быть слишком поздно.
      Таланни поддержала его ложь.
      – Да, у нас есть новые доказательства. Не станете же вы задерживать нас снаружи, пока там убивают невиновного человека?
      – Нет, полковник, конечно же, нет.
      – Проводите посла Ворфа и его спутников к месту казни. Подчиняйтесь его приказам, как моим.
      – Да, полковник, – отсалютовал часовой.
      Таланни тронула Ворфа за руку.
      – Я разыщу моего мужа, поскольку только он обладает правом отсрочить казнь. Сделайте всё, чтобы они остались живы, пока я не вернусь. Удачи.
      – И Вам тоже, – коротко кивнул Ворф.
      Она побежала назад по коридору, а Ворф обернулся к часовому. Ему хотелось орать, но он заставил себя говорить спокойно.
      – Немедленно проводите нас к месту казни.
      – Слушаюсь, посол. Но во время казни никто не должен быть вооружён. У нас уже были инциденты в прошлом. Пожалуйста, отдайте своё оружие.
      Ворф бросил взгляд на Трой.
      – Ворф, у нас не остаётся времени.
      Клингон отдал фазер одному из солдат.
      – Теперь я безоружен. Ведите нас.
      Отсалютовав, солдат открыл дверь. Они последовали за ним в коридор с ослепительно-белыми стенами. Второй часовой остался у входа.
      – Ворф, надо спешить. Я чувствую… – Трой пошатнулась, Ворфу пришлось схватить её за руку. – Ворф, это капитан!
      – Ведите нас, бегом! – он произнёс это тоном приказа, и солдат послушно припустил рысью. Ворф мог бы бежать быстрее, но вынужден был держаться позади. Слишком сложным был лабиринт этих коридоров. Они не могли позволить себе заблудиться. Клингон тихонько выругался, чувствуя, как внутри всё сжимается.
      Внезапно тишину прорезал вопль. Кричал мужской голос, и голос этот был знакомым.
      – Капитан! – Ворф помчался со всех ног. Оставив остальных позади, он один ворвался в централный зал. Охранники разом обернулсь, выстроились сплошной стеной, не подпуская его к капитану. Ворф замер на месте, тяжело дыша, не в силах отвести глаз от увиденного.
      Пикард был привязан за руки и за ноги к раме цвета слоновой кости, которую они уже видели раньше. Блестящие провода обвивали верёвки, не позволяющие ему двигаться. Голубое пламя лизало эти провода, бежало по его коже, сочилось из его глаз и рта. Казалось, капитан объят холодным огнём. Огонь этот не обжигал, но боль причинял невыносимую.
      В этот момент подоспели остальные.
      – Перестаньте, перестаньте же! – закричала Трой.
      Голубое пламя погасло, и Пикард в полубессознательном состоянии повис на верёвках, прерывисто дыша, словно ему не хватало воздуха.
      Челове в маске, сидя за столом, внимательно наблюдал за происходящим, но нажимавший кнопки был генерал Баша. Он стоял у небольшой ниши в белой стене. Внутри были кнопки, рычажки. Внимание генерала было сосредоточено не подававшем признаков жизни Аудуне. При их появлении Баша не обернулся. Возможно, он не услышал, как они вбежали; возможно, он вообще ничего не слышал, кроме воплей того, кто был привязан к раме цвета слоновой кости.
      Кисти Лив были зажаты в какой-то серебристый ящик, намертво привинченный к полу. Рот её был завязан. Она повернула голову к Ворфу и Трой, большие её глаза казались огромными на смертельно бледном, блестящем от пота лице.
      Аудун стоял на коленях, голова его была заключена во что-то наподобие клетки. Ему не завязали рта. Это было ни к чему. Когда Ворф видел смерть, он узнавал её.
      Ворф двинулся было вперёд, но солдаты преградили ему путь. Он не мог прорываться к капитану силой – Баша стоял у контрольного пульта. Клингон не знал, сколько нужно времени, чтобы с помощью этих приспособлений убить человека. Может, достаточно будет ещё одного нажатия кнопки или пререключения рычажка, чтобы убить капитана. Он не мог рисковать. Необходимо было срочно что-то придумать. Восприятие его замедлилось; ему казалось, что в его распоряжении неограниченно долгое время. Надо было завести разговор, протянуть время до прихода Таланни. Ибо теперь Ворф знал, кто убийца. Он только не мог этого доказать.
      Наблюдатель за столом встал по стойке смирно.
      – Посол Федерации оказывает нам честь своим присутствием.
      При этих словах Баша обернулся к ним. Он был в маске, но Ворфу не надо было видеть его лица, чтобы узнать его.
      – Я не знал, что генералы сами выполняют работу палачей, – сказал Ворф. Его голос звучал ужасающе спокойно. Трой встала рядом, коснулась его руки.
      – Говорите свободно, советница, мы среди друзей, – сказал Ворф. Он не мог не почувствовать иронии собственных слов.
      Трой вопросительно взглянула на него, затем кивнула. Она поняла: они тянут время. Они не могут приказать солдатам сложить оружие. Таланни может. Если удасться продержаться до её прихода.
      Пикард висел на удерживающих его верёвках неподвижный, восково-бледный. Лишь прерывистое дыхание свидетельсвовало, что он ещё жив.
      – Я чувствую страх, панический страх, я спешу, очень спешу что-то сделать. Мне могут помешать. Не пытки, не казнь – что? Я не знаю.
      – Что Вы там бормочете, целительница, – сказал Баша. – Я не хочу, чтобы Вы смотрели, как умирает ваш капитан. Это было бы жестоко, а мы не жестоки.
      – Что Вы скрываете, Баша? – негромко спросила Трой, делая шаг к нему. Она намеренно назвала его просто по имени, без титула. – Чего Вы боитесь?
      Ворф не задавался вопросом, что она делает. Он просто шагнул следом, выжидая. Часовые расступились, пропуская их. Может, дело было в словах Трой, может, в уважении к её дару. А может, в том, что они не предпринимали никаких враждебных действий. Ворф положился на Трой.
      – Не понимаю, о чём это Вы, целительница. Я ничего не боюсь. Я воин. – Но внимание его было отвлечено. Повернув голову, он взглянул на Лив.
      – Это ваша последняя возможность выяснить, являются ли они единственными заговорщиками, или у них есть сообщники. Насколько я понимаю, именно для этого вы и подвергаете заключённых пыткам, чтобы они выдали сообщников. Зачем же ей заткнули рот? – спросила Трой.
      – Чтобы она не могла подбадривать остальных.
      Лив издала невнятный звук, отчаянно пытаясь высвободить руки. По руке её текла струйка крови.
      – Думаю, она готова заговорить, генерал, – сказала Трой. – Ваша тактика сработала. Она достаточно напугана. – Повернувшись к Баше спиной, Трой направилась к связанной женщине. Она медленно протянула руку, чтобы развязать её рот.
      – Нет! – крик.
      – Но она готова рассказать правду, Баша.
      – Нет! – Он бросился вперёд, прямо на Трой. Ворф с размаху ударил его кулаком в лицо. Схватившись за лицо руками, генерал пошатнулся, сделал шаг назад. Баша сорвал маску. Из носа текла струйка крови.
      – Убейте их, убейте их всех!
      Солдаты разом двинулись вперёд. Они не сомневались в приказах. Ворф почувствовал, как вскипают гнев, отчаяние, беспомощность. Горячая волна поднялясь из живота в грудь, хлынула в плечи, в руки. Он издал крик, на миг приковавший солдат к месту. А потом Ворф врезался в них.
      Схватив в охапку одного из солдат, он швырнул его в остальных, расчистив пространство перед собою. Он ударил кулаками в два закрытых масками лица, и оба солдата пропали из поля зрения. Солдат вцепился ему в руку, и Ворф поднял его в воздух. Что-то сильно ударило его сзади по голове. Он стремительно обернулся, взмахнув всё ещё висящим на руке солдатом. Другой солдат стоял у одного из орудий пытки, держа в руках оторванный от него обломок.
      Ворф выхватил этот обломок у него или у неё из рук, и обрушил на солдат. Раздавая удары налево и направо, он прокладывал себе путь к капитану.
      Вопль перекрыл шум борьбы. Пикард снова был обьят голубым пламенем. Баша стоял за пультом, предоставив своим людям сражаться без него.
      Ворф удвоил усилия, расшвыривая солдат, сокрушая всё, что вставало на пути. Пикард, привязанный к раме, дёргался и извивался, как сломанная марионетка.
      Громыхнул выстрел. Из пульта посыпались искры. Баша отдёрнул руку, словно словно её обожгло.
      – Прекратите!
      Сражающиеся разом обернулись ко входу и увидели вооружённых солдат во главе с Таланни.
      – Прекратить. Это приказ.
      Орианцы готовы были повиноваться, но тут Баша закричал:
      – Нет, они пришли, чтобы спасти своего капитана. Вы должны остановить их!
      – Муж мой, эти люди – посол Федерации и его советница. Ты не можешь так просто напасть на них. Мы уже имели дерзость вынести смертный приговор первому послу Федерации. Не совершай ещё большей ошибки.
      – Я не позволю, чтобы меня допрашивали, в особенности, чтобы допрашивала моя жена.
      – Если не я, то кто же, Баша? – Сопровождаемая солдатами Таланнни вошла в зал.
      – Ты не понимаешь.
      – Думаю, что понимаю, – устало произнесла она. – Ты убил Алика.
      – Что ты говоришь, Таланни?
      Трой развязала рот Лив. Женщина всхлипнула.
      – Я же не знала, что он воспользуется этим, чтобы сорвать мирные переговоры. Я же не знала!
      – Вы не знали, что посол Федерации использует вашу подлую технологию, чтобы совершить убийство! – сказал Баша.
      – Нет, не он. Это Вы убили!
      – Лгунья, подлая лгунья! – С искажённым от гнева лицом он кинулся к ней.
      – Она говорит правду, – сказала Трой.
      – Вы скажете что угодно ради того, чтобы спасти своего капитана.
      – Почему ты лично совершаешь казнь, муж мой? – спросила Таланни.
      – Это важные преступники.
      – Почему, Баша?
      – Я просто не хотел никаких ошибок при их допросе. Посол сказал, что и его лейтенант, и целительница знали о его намерении убить Алика.
      – Кто-нибудь ещё слышал это? – спросила Таланни. – Олон, Вы телохранитель моего мужа и находитесь при нём неотлучно. Посол назвал кого-нибудь?
      Один из солдат шагнул вперёд, отделившись от остальных. Руку он держал прижатой к груди. Торчащее под неестественным углом запястье казалось сломаным. Солдат заговорил, и лишь тогда стало ясно, что это женщина.
      – Я буду защищать Вас в любых обстоятельствах, но я не могу предать своих. Я не слышала ничего, кроме криков боли.
      – Вы лжёте!
      – Даже твой телохранитель не поможет тебе теперь, Баша. Ты убил генерала Алика в тот самый миг, когда предлагал ему мир и дружбу.
      – Полковник Таланни, – сказал Ворф, – мы можем подойти к капитану?
      – Разумеется.
      Ворф прошёл сквозь строй раненых солдат. Трой заторопилась за ним, и они вместе подошли к Пикарду.
      Он был совершенно неподвижен. Кожа его была даже не бледной, а серой от боли, и весь он был в поту. Ворф коснулся его щеки. Она была холодной.
      – Капитан, капитан, Вы слышите меня? Это я, Ворф.
      Трой тихонько плакала.
      – Капитан, Жан-Люк, пожалуйста, откройте глаза!
      Веки его дрогнули. Губы задвинулись, но слов не было слышно. Ворфу пришлось приложить ухо почти к самым его губам, чтобы разобрать слова.
      – Лейтенант Ворф, советница, я рад, что вы пришли.
      Трой глубоко, со всхлипом вздохнула. Она была на грани истерики.
      – Довольно, – сказал Баша. – Эти люди – преступники. Не знаю, чем они смогли подкупить моего телохранителя, но они подкупили её.
      – Муж мой, телохранители неподкупны. Это ты предал всех нас. Ты убил лидера вентурийцев в то самое время, когда он пытался заключить с нами мир.
      – Это была единственная возможность добраться до Алика. Крупицу яда я спрятал в рукаве. Я открыл краник самовара и бросил в стакан яд на глазах у всех. Я даже не думал, что это будет так просто. – Он явно гордился тем, что сделал.
      – Мы сможем победить, Таланни. Сможем! – Он протянул к ней руки. – Будь со мною.
      – Нет, – сказала Таланни, – мы не можем победить. Двести лет войны доказали это.
      – У вентурийцев больше нет лидера, мы можем победить.
      – Нет, Баша, не можем.
      – Можем, я заключил соглашение с инопланетной расой. Они дадут нам своё оружие, чтобы мы могли закончить войну. Уничтожить вентурийцев. – Сжав руки в кулаки, он шагнул к ней.
      – С кем Вы заключили соглашение? – спросила Трой.
      – С милгианами, расой, намного превосходящей и нас, и Федерацию. Они сумели отвлечь ваш прекрасный корабль.
      Ворф шагнул к Баше.
      – Значит, это была ловушка!
      – Вашему кораблю ничего не грозит. Мы не воюем с детьми, а на вашем корабле есть семьи. Мы не стали бы вступать в союз ни с кем, кто способен на такую подлость. Милгиане не связаны политикой невмешательства.
      – Видимо, нет, – сказал Ворф. – Что Вы предложили им за такое оружие?
      Баша обвёл их взглядом, выражавшим непреклонную решимость. Решимость не быть неправым.
      – Им нужна была технология зелёных. Они хотели получить наш генетический материал.
      – Как ты мог обещать им это? – спросила Таланни. – Как ты смог связаться с зелёными?
      – Она, – указал он на Лив. – Мы поймали её. Чтобы спасти свою жизнь. она дала нам то, что нам было нужно.
      – Нужно для того, чтобы убить Алика и свалить вину на зелёных, – сказала Трой.
      – Да! – он стремительно обернулся к Трой. – Зелёные могли помочь мне победить в этой войне, но они не захотели. И тогда я решил, что они всё равно помогут мне победить, хотят они этого или нет. Если бы все поверили, что это зелёные убили генерала, – он улыбнулся весьма неприятной улыбкой, – мы смогли бы разделаться с ними, стерев их с лица земли. Ни один человек за них бы не вступился.
      – Муж мой, муж мой.
      – Почему ты не понимаешь меня? – Баша медленно повернулся к Таланни. – Почему?
      – Ты никогда не задумывался, почему наш Джерик такой здоровый, нормальный?
      – О чём ты? – нахмурился он. – Нам просто повезло.
      – Нет, муж мой, это была биоинженерия. Это зелёные дали нам нашего сына, здорового, красивого.
      – Это ложь.
      – Нет, Баша, я не стала бы лгать о нашем сыне, ты знаешь это.
      Обернувшись, он взглянул на мёртвого Аудуна, на мокрое от слёз лицо Лив.
      – Нет, они преступники. Она слаба и потому дала мне средство, чтобы уничтожить своих людей.
      Она слаба, но они не преступники. Они дали нам Джерика.
      – Нет, нет. – Он затряс головой. – Я не верю тебе. Я не могу тебе поверить. Они преступники. – Он шагнул к ней. – Зачем ты лжёшь о Джерике? Так отвратительно лжёшь.
      – Я клянусь тебе всем, что для нас свято, что Джерик родился на свет здоровым в результате биоинженерии зелёных, – сказала Таланни.
      – Нет, нет, – медленно покачал головой Баша. – Наш сын – продукт биотехнологии зелёных? – Он произнёс это шёпотом, словно сама мысль об этом была слишком страшна, чтобы высказать её в полный голос.
      – Да, наш прекрасный сын.
      – Наш сын – один из этих. – Он всзглянул на Лив. – Наш сын – зелёный. Ты это допустила! Ты это допустила! – Он что-то выхватил из-за спины.
      – Не надо, генерал! – вскричал Брек. – Не вынуждайте нас убивать Вас.
      Этот поступок Баши, когда он выхватил оружие и прицелился в Таланни, положил конец колебаниям солдат. В следующий миг всё оружие, которой было в комнате, оказалось направленным на Башу.
      Генерал часто задышал, лицо его исказилось от ярости и ужаса. Ворф мог с лёгкостью прочитать обуревавшие его чувства. Стоит ли убийство его жены – защитницы зелёных – его собственной жизни? Мгновение казалось бесконечно долгим, а затем Баша швырнул оружие на пол. Солдаты кинулись на него, прижали к стене, их руки торопливо обыскали его в поисках другого оружия. Затем он был связан и окружён плотным кольцом охранников. Его красивые глаза были устремлены на Таланни, и не требовалось дара эмпата, чтобы прочесть в них ненависть.
      Она была заодно с зелёными. Она украла у него сына, ибо теперь Баша чувствовал, что у него больше нет сына. В единый миг вся его любовь превратилась в ненависть. Ворф не мог этого понять. Он знал, что ничто не в состоянии изменить его чувств к Александру. Но взгляд Баши не оставлял сомнений. Зелёные были злом, все, кто с ними заодно, были злом – Таланни и Джерик отныне были злом.
      Таланни обернулась к ближайшему солдату.
      – Объявите, что назначенная на сегодня казнь не состоится. Свяжитесь с вентурийцами. Сообщите им, что нам известно, кто убил их лидера. – Она оглянулась на мужа. – Сообщите, что мы выдадим виновных, как только это можно будет организовать.
      – Будет исполнено, генерал Таланни, – отсалютовал солдат.
      Она кивнула, казалось, не заметив нового титула. У торликов появился новый лидер. Ворф готов был ручаться, что этот лидер сумеет достичь прочного мира. Если это только возможно, Таланни добьётся этого.
      Таланни смотрела на мужа. Он отвечал её взглядом, полным ненависти. Лица Таланни Ворф не мог видеть и был рад этому. Такое горе было не для посторонних глаз.
 

 
      Пикард, Трой и Ворф стояли в крытом дворике – том самом, где они материализовались, прибыв на Ориану. Тут же находились Таланни и Брек, сопровождаемые несколькими солдатами. Она пришли попрощаться с ними.
      – Вы уверены, что не хотите остаться у нас, посол Ворф? Я думаю, Вы многому могли бы научить наших воинов там, где дело касается чести.
      Ворф бросил взгляд на капитана, но того, казалось, забавляло, что орианцы продолжают упорно называть их обоих послами.
      – Для меня честь, что Вы считаете меня достойным учителем, генерал Таланни, но мир – неподходящее время, чтобы обучать воинов. Вашим людям предстоит узнать другие пути чести.
      – Да, – кивнула она. Её ответ прозвучал почти печально. – Это будет трудно для нас – после стольких лет войны. Зачем нужны воины в мирное время.
      – Думаю, Вы справитесь, генерал Таланни, – сказал Пикард. – Спасение планеты – достаточно трудная задача, чтобы занять любого воина.
      – Портун присоединится к нам, как только мы сможем обеспечить его безопасность. Он и другие целители земли покажут нам, как начать исцелять нашу планету.
      – Вы уже сделали первый шаг, отменив запрет на биоинженерию, – сказал Пикард.
      – Да, и зелёные готовы помочь также и милгианам. Группа милгиан, вступивших в заговор с моим мужем, должно быть, состояла их тех, кто вконец отчаялся. Экология их планеты, по-видимому, так же разрушена, как и наша. Зелёные настаивают на чётком соглашении, гарантирующем, что их технология не будет использоваться в военных целях. – Таланни улыбнулась им. – Нам понадобится дипломат для ведения переговоров. Вы уверены, что никто из вас не хочет остаться?
      – Федерация намерена послать вам постоянного советника, генерал. У «Энтерпрайза» и его команды, боюсь, есть другие обязанности.
      – Что ж, счастливого пути, посол Пикард, посол Ворф. – Она протянула руку Трой, и Трой взяла её, хотя и знала, что прикосновение это будет вторжением в её сознание. Счастье, печаль, но сильнее всего – надежда.
      – У нас снова будут свои целители. Надеюсь, скоро.
      – Знаю, что будут, – улыбнулась Трой. – А Бетазед пошлёт вам в помощь своих целителей.
      Отпустив её руку, Таланни шагнула назад, к солдатам. Пикард коснулся своего передатчика.
      – Поднимите троих на борт. – Подавшись к Ворфу, он тихонько сказал, – Вы уверены, что не хотите остаться, лейтенант? Нам будет не хватать Вас на «Энтерпрайзе», но Вы сможете начать карьеру дипломата. – Глаза его озорно блеснули.
      – Нет, капитан, меня устраивает моя должность начальника службы безопасности.
      – Раз уж Вы настолько в этом уверены, – сказала Трой.
      Ворф хмуро посмотрел на них.
      – Не думаю, что у меня есть необходимые способности, чтобы стать хорошим дипломатом.
      Трой с трудом сдержала улыбку. Глаза её ярко блестели.
      Пикард прокашлялся. Лишь начавшаяся транспортация не позволила им обоим разразиться неудержимым смехом.