Глава 20

Над долиной, в нескольких сотнях футов над вершиной небоскрёба, прямо в воздухе плясал гигантский ятаган света. Только рука бога могла бы владеть этим колдовским оружием, но изогнутый клинок, казалось, сам по себе наносил сокрушающие удары. Они доставались не только небоскрёбу, но и окружавшим Шаранну скалам.

Периметр города пылал адскими факелами — это врамены наносили ответные удары.

Ятаган света легко уклонялся от них. Третьих людей не было видно среди гор. Они дистанционно управляли своим супероружием, находясь за пределами достижимости оружия враменов.

Титанический город-небоскрёб был расколот пополам могучим ударом и стоял, на треть засыпанный собственными обломками. Огненные факелы, взметавшиеся в небо, становились все слабее и слабее, и наконец ятаган света улучил момент и вновь обрушился на оплот враменов, снеся несколько десятков его этажей.

Воздух задрожал от чудовищного грохота, и чуть позже в небо взметнулось бурлящее облако пыли.

— Боже, останови это! — закричал в ужасе Хаммонд. — Таяна…

Но смертоносный серп света продолжал плясать в небе, нанося удар за ударом. Полуразрушенная цитадель враменов вскоре была окружена огромным валом щебня и сама уменьшилась почти наполовину. Только тогда карающий клинок внезапно исчез, растворившись в медном небе.

Опомнившись, Хаммонд посмотрел на Римера, который с окаменевшим лицом смотрел на разрушенную Шаранну, на рухнувшую цивилизацию враменов.

— Ример, — хрипло пробормотал Хаммонд и потряс лидера враменов за плечо. — Ример, вы слышите меня?

Обернувшись, он увидел, что далеко на юге в небе появился рой чёрных мошек.

— Ример, очнитесь! — заорал он и стал хлестать врамена по щекам, стараясь привести его в чувство. — Они идут!

Ример ответил ему пустым, ничего не выражающим взглядом, но всё же вновь положил руки на штурвал. Застывший в небе флайер плавно опустился на груду крупных обломков, засыпавших космодром.

Хаммонд распахнул дверцу и выпрыгнул наружу. Обернувшись, он увидел, что чёрные мошки уже превратились в эскадрилью флайеров и находятся всего в миле от Шаранны. Оставив застывшего от ужаса Римера в машине, он побежал к остаткам небоскрёба.

Воздух был насыщен запахом гари. Едкий дым щипал глаза, дышать было трудно из-за пыли, пустым облаком висящей над землёй. Хаммонд пробежал по застывшему озеру расплавленного металла — по-видимому, это были остатки одного из звездолётов. У подножия небоскрёба в жутких позах лежали десятки тел враменов.

Таяны среди них не было — по крайней мере, среди тех, кого ещё можно было узнать. Хаммонд стал карабкаться по груде дымящихся обломков к небоскрёбу.

Он не знал, почему делает это, ведь Таяна могла погибнуть и на космодроме, и здесь, погребённая тысячами тонн камней. А за его спиной в воздухе отчётливо нарастал зловещий свист — флайеры Третьих людей шли на посадку.

Задыхаясь от бешеных ударов сердца, Хаммонд пробрался в небоскрёб через одно из разбитых окон и побежал по коридорам.

Как ни странно, здесь царил относительный порядок, словно катастрофы и не было, только стены не светились как обычно.

Около площадки с лифтами высилась груда арматуры и каменных блоков. Хаммонд решил подняться по шахте на следующий этаж, как вдруг увидел Таяну.

Она сидела, прислонившись спиной к искорёженной кабине лифта. На её белом как мел лице не было видно даже царапины. Хаммонд вскрикнул от радости, но затем увидел, что Таяна руками держится за правый окровавленный бок.

— Кирк… — прошептала она, силясь улыбнуться. Вместо этого её лицо исказила гримаса боли.

Хаммонд опустился на колени и поцеловал ей руку, с ужасом глядя на кровавую рану. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — Таяна обречена. Даже странно, что до сих пор она не умерла. Видимо, невероятная жизнеспособность враменов продлила агонию.

— Тебе необходима помощь, — с трудом выдавил он бесполезные слова утешения. — Врач…

Таяна покачала головой и прижалась к нему, дрожа всем телом.

— Мне уже ничто не поможет, — прошептала она слабеющим голосом. — Даже врамены умирают… Я жила долго, очень долго… но видела так малого хорошего… Только ты, Кирк, дал мне глоток счастья… Раньше я презирала женщин-хооменов, но теперь… теперь я завидую им… Пусть судьба отводит им всего несколько десятков лет… это так много, если рядом любимый… Я прожила века… но была счастлива всего несколько дней… Спасибо, милый…

Она замолчала, хрипло дыша, бессильно опустив голову на его плечо. Хаммонд сцепил вокруг неё руки так, словно удерживал остатки жизни. Однако с каждым дыханием силы покидали Таяну.

— Поцелуй… меня… в последний раз… — прошептала она еле слышно.

Хаммонд осторожно повернул её голову, но губы Таяны были уже холодны.

Он ещё долго сидел, вглядываясь в дорогое для него лицо. Как ни странно, сейчас оно было совсем иным, чем прежде, — детским, беззащитным, немного испуганным. Оно не было сейчас красивым, как прежде, но стало милым и трогательным. Казалось, Таяна ненадолго заснула.

Хаммонд поцеловал её ещё раз, а затем закрыл ей глаза.

…Он очнулся от болезненного оцепенения, услышав где-то снаружи звук смеха. Казалось, десятки людей хохотали, увидев там, на обломках цитадели враменов, что-то очень забавное.

Хаммонд осторожно прислонил тело Таяны к груде обломков, а затем, сняв куртку, закрыл её лицо. Неоглядываясь, он пошёл назад по коридору к выбитому окну, чтобы взглянуть, что же смешного нашли Третьи люди в разрушенной Шаранне.

Несколько десятков богоподобных мерзавцев окружали взбешённого Римера, который обрушивал на них потоки проклятий. Старый врамен с развевающимися седыми волосами призывал небо покарать безумцев, убивших своих отцов и матерей, а дети только смеялись в ответ. Они выглядели триумфаторами, одержавшими славную победу над злейшим врагом; победителями, не испытывающими ни тени жалости к поверженному противнику.

Это они убили Таяну.

Хаммонд подобрал в груде обломков стальной прут и начал спускаться по искорёженным обломкам арматуры. Он понимал, что в лучшем случае сумеет убить только одного из этих весельчаков, но и это было кое-что.

Ример обернулся и вдруг замолчал, увидев приближающегося Хаммонда. Третьи люди тоже перестали хохотать. Их лица помрачнели, в глазах появился страх.

Но они испугались не Хаммонда. Обернувшись, он увидел, как из разбитого небоскрёба вслед за ним вышли четверо детей. Нет, нет, это были не дети, это был Клед и трое его товарищей!

Как они оказались в Шаранне, Хаммонд не мог понять. Быть может, прилетели на флайере, который стоит позади небоскрёба? Они могли использовать и более фантастический способ передвижения, скажем, телепортацию или что-нибудь в этом роде — Хаммонда ничего не удивило бы.

Маленькие фигурки встали на край горизонтально лежащей среди обломков плиты и посмотрели сверху вниз на своих родителей. Впервые на Алтаре сошлись четыре вида хомо сапиенс, но это была отнюдь не радостная встреча.

Клед обратился к стоящим внизу людям негромким голосом, в котором ощущалась горечь и недовольство:

— Чему вы так радуетесь — вы, кто когда-то дал нам жизнь? Вы превратили Алтар в поле боя, устлали его окровавленными телами своих отцов и матерей и считаете себя победителями.

Ему ответил Холл Горман. Оскорбительно расхохотавшись, он воскликнул, указывая пальцем на Четвёртых людей:

— Вы только послушайте, эти сосунки пришли нас поучать! Никчёмные коротышки, изображающие из себя мудрецов выползли из своих нор, чтобы судить, что есть добро, а что — зло. Запомните, ничтожества: это мы породили ваше жалкое племя, и отныне вы будете служить нам, как и положено почтительным сыновьям. На Алтаре с этого дня правят ваши родители. Благодаря глупости ничтожных хооменов у нас есть оружие, с помощью которого мы укоротим руки любым упрямцам. Идите и расскажите об этом вашему муравьиному племени!

— В этом нет никакой необходимости, — спокойно ответил Клед. — Разумы всех наших собратьев всегда тесно связаны, и то, что становится известно одному, через мгновение является достоянием всех. Решение уже принято. Вы — наши отцы, но разума у вас не больше, чем у младенцев. Вы стали опасны не только для враменов и всех хооменов Галактики, но и для нас, потому что волей случая вам в руки попало слишком мощное оружие. Мы должны защищаться, и немедленно.

Тень озабоченности промелькнула на лице Холла Гормана. Он поднял руку и хотел что-то сказать, но не смог.

Даже Хаммонд, стоявший в сторонке, почувствовал мощный удар телепатической волны, которую Четвёртые люди через Кледа и его спутников обрушили на своих растерявшихся родителей. Закрыв лицо руками, он закричал от дикой, невыносимой боли.

Волна прошла так же быстро, как и появилась. Хаммонд открыл глаза и, ещё продолжая дрожать, огляделся.

С Третьими людьми произошла разительная перемена. Наглые улыбки исчезли с их лиц, сейчас они выглядели растерянными и по-детски беззащитными. Некоторые из Третьих людей бесцельно бродили среди флайеров, другие сидели на земле и с глубокомысленным видом играли в камешки; третьи хныкали, испуганно озираясь по сторонам, словно детишки, потерявшие родителей.

— Боже мой, — пробормотал Ример, изумлённо оглядывая жутковатый «детский сад». — Вы сделали из них сущих младенцев!

Клед холодно посмотрел на него, стоя на краю плиты:

— Запомните, достопочтимый дедушка, мы сделали это не ради вас, враменов. Вы — чужие, родители нам куда ближе. По крайней мере, они не так примитивны, их мозг хоть и слаб, но всё-таки способен к простейшим философским размышлениям. Им всегда было не до того, суетная жажда власти съедала их, отравляла разум. Теперь это в прошлом. Наши родители вновь стали младенцами. Отныне забота о них ляжет на наши плечи. Мы воспитаем из них лучших людей чем это сделали некогда вы, врамены.

Получив волей случая бессмертие, вы целиком сосредоточились на себе, на собственных непомерных амбициях и не обращали внимания на своих детей. Именно это, а не испорченный генотип сделал из них чудовищ! Поняв, что дети не будут послушно служить временам, вы изгнали их из Шаранны, а затем изолировали от внешнего мира. Вы объясняли свои жестокие поступки необходимостью защиты Галактики, а на самом деле просто боялись конкуренции со стороны Третьих людей, которые превосходили вас во многих отношениях.

Вы, и только вы, виноваты в том, что благо вечной жизни обернулось кошмаром. Несмотря на ваше высокомерие и огромное самомнение, в душе вы остались теми же, кем и были в молодости — примитивными хооменами со всем набором недостатков. Только чистые души и могучие разумы способны достойно принять груз бессмертия, и где же они среди враменов?

Мы настаиваем, чтобы и вы, и хоомены немедленно покинули Алтар. Вызовите звездолёты, которые охраняют подступы к Трифидам, и улетайте куда хотите. Никогда не возвращайтесь на Алтар.

Ример хотел что-то возразить, но Клед только отмахнулся от него своей маленькой ручкой. Неуклюже спустившись вниз, он подошёл к одному из людей, игравшему камешками, и прикоснулся к его щеке. В этом жесте чувствовалась и нежность, и одновременно жестокая насмешка.

Затем он сурово взглянул на Римера, и тот, смирившись, опустил голову.

— Хорошо, мы улетаем с Алтара.

Клед улыбнулся и, сощурившись, посмотрел на радужный шар солнца, сияющий в медном небе.

— Это дьявольская звезда, — прошептал он. — Люди дважды её находили и когда-нибудь вновь попытаются сделать это. Легенда о чудесной Звезде Жизни будет существовать так же долго, сколько будет существовать человечество, и с этим ничего нельзя поделать. Но что-нибудь придумаем. Мы перестроим гравитационное поле этого солнца так, чтобы оно собрало всю пыль из его окрестностей. Пылевое облако погасит большую часть излучения, изменит спектр, и Звезда Жизни станет заурядным светилом, каких миллиарды в нашей Галактике. И тогда на Алтаре воцарится мир и спокойствие.

Клед протянул руку человеку, сидящему рядом в пыли.

— Пойдём, отец. Время возвращаться домой.

Четверо коротышек зашагали в сторону гор, и за ними, зявшись за руки, нетвёрдой походкой последовали родители, отныне ставшие детьми.

Хаммонд не стал смотреть им вслед.

Опустошённый и усталый донельзя, он сел на горячий песок, прислонившись спиной к каменной глыбе, и погрузился в полусон-полуявь. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем к нему подошли какие-то люди и заговорили с ним. Кажется, это были врамены, вернувшиеся из патрульного полёта. Потом прошли ещё долгие часы — или дни? — и к нему подошли Ива, Куобба и Тол Орр, рассказали возбуждёнными голосами про то, как Вонн в мгновение ока стал напоминать детский сад, в котором в качестве воспитателей заправляют коротышки, похожие на младенцев. Коротышки приказали всем хооменам лететь в Шаранну, а затем и прочь из Трифид, и никто, даже Дон Вильсон, не смог с ними спорить.

Хаммонд отрешённо выслушал это, кивнул и заснул, уже по-настоящему.

…Когда дурман вновь рассеялся, Хаммонд увидел, что сидит в кресле салона звездолёта.

Рядом, в иллюминаторе, сияла Звезда Жизни. Она была окружена триумфальным опаловым ореолом, через который прорывались снопы золотистых, оранжевых, зелёных лучей — тех, что обладали чудесными свойствами дарить бессмертие. Крошечный шарик Алтара купался в радужном водопаде, словно ребёнок, избалованный щедрой лаской матери.

«Скоро этому придёт конец», — подумал Хаммонд. Клед и его сородичи не бросают слов попусту. Пройдут годы, а может быть только месяцы, и это божественное сияние потускнеет. Звезда Жизни станет тёмным, холодным солнцем, и её чары навсегда рассеются. Галактика осиротеет от такой потери, но человечество, напротив, многое выиграет.

Будет положен конец вражде между враменами и хооменами, и Трифиды перестанут притягивать к себе взгляды миллиардов людей, мечтающих о вечной жизни и даже не задумывающихся о том, заслужили ли они это, готовы ли они нести такой груз.

И тогда Алтар оставят в покое, и никто не побеспокоит Таяну в её вечном сне.

«Да, всем нам богом дарована вечность, — думал Хаммонд. — Вечность небытия… Не так уж это мало, ведь мы далеко не боги. И если за те считанные годы, которые нам отпустит судьба, мы сможем быть счастливы хоть несколько дней, то жизнь наша прошла не зря. Не важно, где это случится, в каком времени и на какой планете — главное всегда стремиться. Хотя бы только ради одного этого человечеству стоило выйти в космос. Так или иначе, люди сделали свой выбор, когда впервые подняли головы к небу и увидели звезды. А чего больше принесёт „завоевание космоса“ — Добра или Зла, зависит только от них самих».