Если вы все еще боитесь моих угроз, то забудьте о них. Теперь я превратился в чистый мозг и поэтому не испытываю никаких эмоций: ни любви, ни дружбы, ни амбиций, ни гордыни. Единственная эмоция, сохранившаяся у меня, если ее можно так назвать, это научное любопытство, стремление к познанию, горящее в каждом человеке, как только он взял в руки палку. Это будет единственным желанием, которое останется у человека.

— Мозг, гигантский мозг, — бормотал Даттон в замешательстве. — Здесь, в лаборатории Полларда. Но где же сам Поллард? Он же был здесь.

— Значит, со временем все люди станут такими? — воскликнул я.

— Да, — прозвучал ответ у меня в голове. — Через двести пятьдесят миллионов лет человечество, каким вы его знаете сегодня, прекратит свое существование. Пройдя через все стадии, через которые прошел я сегодня вечером, человеческая раса разовьется в гигантский мозг, который заселит не только Солнечную систему, но и другие миры.

— Так вот каков конец дороги человеческой эволюции?

— Нет, я думаю, что из этого гигантского мозга он разовьется еще в более высокую форму, — ответил мозг. Мозг, который еще три часа назад был Поллардом. — Сейчас я собираюсь выяснить, какой будет эта высшая форма. Я думаю, что это будет самая последняя мутация, вместе с которой я достигну конца человеческой эволюции, последняя и высшая форма, в которую мы все разовьемся. Включайте опять лучи, — скомандовал мозг, — и через пятнадцать минут мы узнаем, какова будет она.

Моя рука легла на переключатель, но Даттон, вцепившись в меня железной хваткой, пытался оторвать меня от пульта управления.

— Нет, Арт, — громко кричал он. — Мы уже достаточно настрадались. Давай не будем смотреть на ужасный конец. Бежим отсюда.

— Я не могу, — воскликнул я. — Я хочу увидеть результат, я должен его увидеть!

— Включайте лучи, — приказал мозг.

— Конец пути, последняя мутация, — бормотал я. — Мы должны увидеть, должны.

Я повернул выключатель. Из рефлектора вновь хлынули лучи, спрятав от нас огромный мозг. Глаза Даттона безумно застыли в одной точке. Он просто повис на моей руке.

Минуты шли. Каждый удар часов отдавался колоколом в моей голове. Я не мог пошевелиться. Стрелка приближалась к роковой отметке. Когда она достигла ее, я внезапно вырвался из оцепенения и в порыве нахлынувшей на меня силы дернул рычаг и рванулся к цилиндру.

Огромный серый мозг исчез. Вместо него на полу лежала бесформенная масса прозрачного желеобразного вещества. Она не шевелилась. Я протянул трясущуюся руку и, открыв дверцу кубической камеры, дотронулся до нее. Из моего горла вырвался душераздирающий крик. Это был крик мученика ада, который не способен издать ни один человек.

Масса внутри цилиндра оказалась простейшей протоплазмой. Так вот каков конец эволюции, высшая форма человеческого развития, последняя мутация! Дорога человеческой эволюции оказалась спиралеобразной, вернувшись к своим первоистокам. На поверхности Земли появились первые простейшие организмы, затем морские, земноводные, млекопитающие и человек. И человек, пройдя в будущем через все формы, которые мы видели сегодня ночью: сверхсущество, бестелесная голова, гигантский мозг, — вновь превратится в протоплазму, из которой возник.

Теперь я точно не могу сказать, что потом произошло. Я помню, что рванулся к этой гротескной массе, отчаянно отчаянно выкрикивая имя Полларда и еще что-то, чего сейчас не могу вспомнить. Я помню только то, что Даттон тоже что-то кричал, перемежая крики припадками безумного смеха. Словно умалишенный, он носился в приступе ярости по лаборатории. И тут я услышал звук разбивающегося стекла и шипение вырвавшихся на свободу газов. Затем вспыхнуло яркое пламя, охватившее своими языками все вокруг.

Наверное, я тоже лишился бы рассудка, не начнись пожар. Придя в себя, я потащил безумно хохочущего Даттона к двери и выволок его на улицу. Я помню, как мы упали на прохладную и мокрую от утренней росы траву. Помню, как взвились в небо языки пламени, охватившие дом Полларда. В тот момент я взглянул в лицо Даттона, извивающегося в безумном хохоте, и понял, что теперь ему суждено смеяться так всю оставшуюся жизнь.

Так заканчивается мое повествование об ужасной судьбе доктора Полларда. Как я сказал в самом начале, теперь только я остаюсь единственным свидетелем происшедшего, так как из Даттона с тех пор нельзя вытянуть ни одного разумного слова. В больнице, где он сейчас находится, считают, что его состояние — это результат шока, полученного во время пожара, в котором погиб Поллард.

Я рассказал эту историю с единственной целью, чтобы разделить с людьми переполняющий мою душу ужас и избавиться от глубокой депрессии. Я снова и снова вспоминаю события, произошедшие в ту ночь в доме Полларда. Своими собственными глазами я наблюдал за процессом человеческой эволюции, за этим бессмысленным прыжком от простейшей протоплазмы через мириады форм бесконечной боли и борьбы, результатом которого стало возвращение к самому началу.

Будет ли этот цикл эволюции повторяться снова и снова в нашем и других мирах бесконечно и так бессмысленно? Является ли этот колоссальный цикл неизбежным и необходимым так же, как и цикл развития Вселенной, создающей из туманностей мириады солнц, из солнц — черные дыры, а из них вновь туманности?

Или же это еще не конец? Возможно, есть еще какая-то форма, которую мы не способны воспринять? Не знаю, что из этого правда. Но если правда то, что я видел своими глазами в ту ночь в доме Полларда, то она будет преследовать меня как кошмарный сон до конца жизни. И если мир поверит в мою историю, то, думаю, уже никто не сможет после этого спокойно уснуть. Но я буду молить Бога, чтобы в нее никто не поверил.